Последний шанс(41-76)

— Почему Вы так думаете?

— Дело в том, что Турция наверняка в первую очередь полезет на юг, пытаясь двигаться навстречу африканской армии немцев. Если им удастся захватить с двух сторон Суэцкий канал, то это сразу же отрежет Англию от ее колоний. Вокруг Африки много подкреплений не пошлешь. Пока они доплывут, все будет уже закончено. А потому наверняка первая их цель именно там. Вторая цель будет на востоке. Но там опять же будут англичане, которые наверняка попытаются, как и в моей истории, захватить Ирак. Так что с нами им драться будет сначала не резон. А вот для нас союз Германии и Турции в конечном итоге будет великолепным поводом для захвата черноморских проливов. Англия будет слаба и ничем помешать не сможет. Правда, для всего этого будет необходимо победить Германию. В моем времени это заняло четыре жестоких года. Сейчас, я уверен, мы будем готовы в разы лучше, но легкой победы все равно не жду.

— И правильно делаете, что не ждете, товарищ Алексей. Ждать ее не надо, но готовить ее, это наша святая обязанность.

Глава 51. Предвоенные преобразования.

Скорость, с которой после Мюнхенского сговора Германия, Венгрия и Польша набросились на оставшуюся беззащитной Чехословакию, Сталина потрясла. Всего за два месяца, октябрь и ноябрь 1938 года от некогда вполне самостоятельного государства остались рожки да ножки. Тем более, что с моих слов и показаний на карте Сталин достаточно хорошо представлял себе, что произойдет к марту 39-го. Довольно сильное впечатление на него произвело и поведение поляков, решившихся, даже несмотря на недвусмысленное предупреждение СССР о разрыве договора о взаимном ненападении при таком развитии ситуации, на то, чтобы урвать и себе кусок чужой территории.

Впрочем, территория Тешинской Силезии была давним предметом споров между Польшей и Чехословакией. Этот район еще со времен Австро-венгерской империи был в ней наиболее индустриально развитым. Особую его привлекательность создавали богатые залежи бурого угля. Еще в 1920-м году при развале Австро-Венгрии вокруг принадлежности этой территории между Польшей и Чехословакией вспыхнул вооруженный конфликт. Тогда Чехословакия пригрозила вступить в польско-советский конфликт, если Тешин не достанется ей. Поляки в тот момент уступили, но обиду затаили. Еще в самом начале развития чешско-немецкого конфликта вокруг Судет Польша на переговорах с Германией однозначно выразила свой интерес к этой территории. И нашла у Гитлера понимание. Как нашла его и в отношении польского интереса к советской Украине.

Никаких особых иллюзий по поводу поляков Сталин не испытывал. Он прекрасно понимал, что Польша, как страна с недосостоявшейся государственностью, очень похожа на человека, обуреваемого комплексами неполноценности, а потому постоянно стремящегося доказать самому себе свою состоятельность. При этом особую зависть у таких и людей, и стран вызывают вполне себе сложившиеся государства-соседи. Прекрасно осведомлен был Сталин и о череде переговоров между Польшей и Германией, начиная с подписания в 1934-м договора о взаимном ненападении. Он нисколько не сомневался, что Польша с гораздо большей охотой при конфликте Германии и СССР присоединится именно к Германии. Что ее сдерживает лишь позиция Англии, мечтающей использовать Польшу, как предлог к собственному вступлению в войну, а также яростное стремление Польши к полному суверенитету, который в случае антисоветского альянса мгновенно оказался бы под угрозой. Самое интересное, что и Гитлер не шибко стремился к практической реализации более тесных отношений с поляками. C одной стороны, в свое время стала широко известной его фраза о том, что "каждая польская дивизия под Москвой — это одной немецкой дивизией меньше". С другой, независимая и нейтральная, но враждебно настроенная по отношению к СССР Польша была Гитлеру гораздо выгоднее, нежели столь ненадежный союзник. Ведь оставаясь самостоятельной, Польша являлась для Германии отличным восточным щитом, развязывая Гитлеру руки для разборок на Западе. А любая агрессия СССР против Польши мгновенно обернулась бы войной и с Германией, и с Англией, выступавшей гарантом польского суверенитета.

Все это было достаточно очевидно, политические шаги на ближайшее время практически всех сторон предсказуемыми, но, тем не менее, Сталин не мог заставить себя спокойно реагировать на столь стремительные изменения государственных границ в непосредственной близости от границ советских. Будучи опытным политиком, он прекрасно отдавал себе отчет в том, что все международные договоры, соглашения и союзы более не стоят ничего. Все будет решать лишь сила и политическая целесообразность. Даже обладая от меня всей полнотой информации и знанием ближайших перспектив, видимо, Сталин в глубине души все же надеялся, что все обойдется. Что война не настолько близка, и у него еще есть время для более тщательной подготовки. И то, что все развивалось практически "по написанному" не могло не вызвать у него тревогу. В этом Сталин мало чем отличался от обычного человека. Нам всем, увы, свойственно гнать в моменты благополучия и спокойствия любые дурные мысли, угрожающие разрушить это благополучие, даже в том случае, когда негативный сценарий и перспективы подтверждаются кучей косвенных данных, логическими выводами и точными расчетами. Надежда умирает последней.

А еще стремительная сдача Чехословакии ее признанными гарантами, в первую очередь Францией, совершенно четко показала Сталину два очевидных момента, о которых он не раз от меня слышал, но в которых откровенно сомневался.

Во-первых, ему окончательно стал ясен глубоко и давно продуманный план погружения Европы в хаос всеобщей войны. Теперь, когда Франция столь легко "умыла руки", отказавшись военным путем защищать независимость Чехословакии, а у СССР руки оказались буквально связанными договором 35-го года, в котором именно чехи настояли на включение пункта о том, что советский Союз может придти на помощь только в том случае, если одновременно это сделает Франция. Тогда в 35-м, если бы не мой рассказ, этот пункт вообще казался малозначащим и защищающим Чехословакию от потенциальной агрессии СССР. И лишь знание последующих событий придавало ему истинный смысл. Но тогда это было все в теории. А сейчас на глазах Сталина стремительно реализовывалась практика.

Второй момент был связан с осознанием того, что ни Франция, ни даже Англия, откровенно провоцирующие новую всеобщую войну, сами совершенно не готовы были совать голову в петлю. Еще после Мировой, или как ее еще называли в Европе, Великой войны Англия поняла, что прямое участие в боевых действий приносит больше убытков, нежели прибыли. От последствий той войны даже с учетом последующего передела мира и получения репараций с побежденной Германии ей пришлось восстанавливаться немало лет. Еще меньше готовности к активным действиям проявляла Франция. Да, она активно готовилась к войне, строила мощнейшую линию Мажино, в спешном порядке наращивала все виды вооружений. Но при детальном рассмотрении она готовилась не к нападению или даже защите собственных сателлитов в Европе. Она готовилась к защите исключительно собственных границ.

Еще в 35-м, впервые услышав от меня ход развития ситуации, приведшей в итоге к 41-му, Сталин никак не мог понять, почему сильнейшие европейские державы Франция и Англия столь поразительно легко отдали Гитлеру практически всю Европу. И ведь не только Чехословакию, не только Польшу, не только допустили бескровный аншлюс Австрии. С не меньшей легкостью они отдали на закланье всех своих союзников и экономических партнеров. Бельгию, Голландию. Данию, Норвегию. То, что англичане, заперевшись на своих островах, периодически бомбили то один, то другой промышленный узел Германии или одной из захваченных ею стран, вряд ли тянуло на полноценное участие в войне. Даже с учетом того, что параллельно Англия всячески оказывала сопротивление немецкой армии на севере Африки, стремясь не допустить захвата Суэцкого канала. Такое развитие событий казалось Сталину невозможным, противным всяческой элементарной логике. Теперь, сопоставляя происходящее с моими давними рассказами, он начинал понимать, что фактически все действия европейских держав на протяжении нескольких лет были направлены только на одно, заставить Гитлера напасть на СССР. И этот план был иезуитски точно выверен. Франция оказалась в нужный момент слаба ровно настолько, чтобы уступить Гитлеру, подписав позорную капитуляцию. Но она же оказалась ровно настолько сильна, чтобы ее танки, самолеты и орудия оказали тому же Гитлеру серьезную помощь в войне против СССР. Англия оказалась слаба ровно настолько, чтобы Гитлер не побоялся, разгромив и подчинив Францию, оставить ее за своей спиной, обратившись на Восток. Но она же оказалась сильна ровно настолько, чтобы не дать Гитлеру возможности захватить Суэц, высадить десант в самой Англии и постоянно иметь возможность тревожить территорию самой Германии налетами дальней авиации. Со всей очевидностью Сталин понял, что все его тайные надежды на то, что войны с Гитлером удастся избежать, что есть шанс договориться и повернуть оружие против зачинщика войны — Англии, оказались напрасными. События предрешены, война будет. Другое дело, что послезнание уже оказало большую помощь. Война не будет такой, какой она случилась в моей истории, она просто обязана быть совершенно иной. Надо найти способ заставить Гитлера воевать не с СССР, а с теми, кто его вырастил и вооружил.

Происходящее Сталина удручало, но в то же время он совершенно не производил вид растерянного человека, как его любили представлять в период начала Великой Отечественной, начиная с шестидесятых годов. Напротив, он резко интенсифицировал подготовку СССР к возможной войне сразу же по всем направлениям.

Во-первых, началась давно подготавливаемая реформа армии. Я даже удивлялся, что мои совершенно непрофессиональные рассказы о структуре армий будущего будут тщательно проанализированы, обработаны штабными теоретиками и во многом признанными целесообразными. Особенно это казалось областей, по которым уже имелись похожие мнения современных военных специалистов. Больше всего меня поразило то, что к очередной годовщине Октября, на пять лет раньше срока в моей истории, было принято решение о переименовании Рабоче-крестьянской Красной армии в Вооруженные Силы СССР, состоящие из советской армии, авиации и флота. Также были введены офицерские звания и погоны. Этому предшествовало публичное разъяснение политики партии и государства в партийных ячейках, на рабочих собраниях и в воинских частях. Специальное обращение Сталина к народу и армии объясняло такое изменение тем, что СССР в настоящее время уже полностью сложился как полноценное социалистическое государство. Что его армия и флот уже давно не представляют собой те самые полудобровольные формирования рабочих и крестьян, которые двадцать лет назад отстояли независимость первого социалистического государства в мировой и гражданской войнах. Сегодня это профессиональные воинские части, надежно стоящие на защите своей страны в интересах всего советского народа. И в этом тезисе я уловил отголосок нашей давней беседы. Когда-то я говорил Сталину, что одно из принципиальных отличий нашей армии от немецкой в начале войны заключалось в том, что все наши бойцы и командиры свою практику проходили в условиях гражданской войны, в которой обе стороны действовали скорее партизанскими, нежели организованными методами. Даже более или менее организованные действия войск велись исключительно вдоль железных дорог, а наскоки на сторону, захватившую полотно, напоминали стремительные броски бандитских ватаг с немедленным отступлением обратно в кусты. В результате ни о каком четком понимании фронта, противостояния армий, планирования операций речи, как правило, не шло. Отдельные тщательно спланированные операции армейского уровня с обходом противника по флангам, прорывом фронта и другими крупными маневрами подобного рода хоть и сыграли в общем ходе Гражданской войны значимую роль, все же остались отдельными проявлениями индивидуального стратегического искусства некоторых полководцев. А вот немцы, в отличие от нас, познавали искусство войны в окопах Мировой. И именно это предопределило наш бардак и их четкий порядок. Нашим войскам пришлось учиться порядку действий, а самое главное, точному и выверенному взаимодействию различных частей и родов войск уже в процессе Великой Отечественной. Видимо, тогда этот тезис запал Сталину в душу и теперь он его творчески использовал.

Но помимо этого Сталин указывал еще и на необходимость преемственности Советский армии и российских армий разных веков.

— Наши воины, — писал он, — на протяжении тысяч лет берегли покой и благополучие России, как бы она не называлась. Именно благодаря их героизму и самоотверженности чуть более двадцати лет назад мы смогли взять власть в руки рабочих и крестьян. Именно они сохранили страну для нас от всех поколений внешних врагов и агрессоров. Возвращение в армию привычных на протяжении веков офицерских званий подчеркивает эту преемственность. Но есть и еще один момент. За двадцать лет советской власти выросло совершенно новое поколение советских командиров. Сегодня мы можем безо всякой опаски назвать их офицерами, не боясь путаницы с царскими офицерами и генералами. Это наши советские офицеры, преданно служащие трудовому народу СССР, плоть от плоти, кровь от крови самого народа.

С погонами было подобрано еще более простое объяснение. В том же давнем разговоре я упомянул Сталину о том, что в начале войны немецкие снайпера прекрасно различали наших командиров по нашивкам и петлицам, видимых в оптический прицел их винтовок. И именно благодаря этому выбивали их в первую очередь, превращая войска в скопище оставшихся без командования солдат. Очевидно, он и это запомнил, и теперь этот тезис широко использовался для обоснования пользы погон.

В первых числах декабря вышел новый Полевой Устав, серьезно менявший всю структуру вооруженных сил, тактику их боевых действий и взаимодействие между различными родами войск. Основу сухопутных войск по-прежнему составляли мотострелковые дивизии. Однако, их структуры претерпели существенные изменения, главным образом в части оснащения.

Танковый батальон был расширен до танкового полка, причем, два батальона укомплектовывались средними танками Т-34, а один тяжелыми танками ПБ. К началу 39-года Т-34 только начинал поставляться в войска, а ПБ все еще оставался секретным изделием, массовое производство которых только начиналось. Вся готовая техника сосредотачивалась пока на специальных закрытых полигонах вблизи Челябинска. А потому в штатах дивизии танки пока шли без маркировки, лишь с кодами Тип-1 и Тип-2. Устаревшей технике, подлежащей замене, присваивался код Тип-0.

В штаты дивизии были добавлены еще два зенитных дивизиона с глубоким перевооружением с подчинением каждого из них полковому командованию. Вместо счетверённой зенитно-пулемётной установки М4 образца 1931 года на базе пулемета Максим в войска стали массово поступать зенитные установки на базе крупнокалиберного пулемета ДШК, в том числе и сдвоенные. Зенитная артиллерия пополнилась скорострельными 85-мм орудиями. В течение года на основе выводимых устаревших танков серии БТ предполагалось создание самоходных зенитных установок, оснащенных 85-мм орудием и спаркой ДШК.