Альтернативная реальность

В господский дом меня проводил молчаливый "дворецкий". Передал с "рук на руки" миловидной служанке. Шагая вслед за ней, я поглядывал по сторонам.

Замок "по закону жанра" был сложен из грубо отесанных камней. Кое-где между ними даже проступал красноватый мох. Сырость, прохлада и полумрак безраздельно царили в коридоре. Масляные светильники экономно горели через один. Тени жались к хмурым стенам, а гулкие шаги отзывались эхом где-то впереди.

Вдруг я услышал чей-то стон. Да, нет! Верно, показалось.

Вместо того чтобы войти в зал, моя проводница свернула на лестницу.

Поднялись на второй этаж. Вначале я увидел гостиную. Пожалуй, если бы не дорогое оружие на стенах, то она показалась бы скромной. Прошли еще пару полупустых и мрачных комнат, прежде чем добрались к "святая-святых" — покоям госпожи.

Из приоткрытой двери сразу пахнуло теплом. Переступив порог, я отыскал глазами горящий камин. И это в конце лета! Каково же здесь зимой? Зябко поежился. В комнате на удивление было светло. В серебряных подсвечниках ярко горели свечи. Их пламя почти не колебалось. Сквозняков нет. Холодный пол устлан высокими, мягкими коврами. На стенах две небольшие гравюры с портретами пожилого мужчины и женщины. В углу большое серебряное распятие и икона Девы Марии.

Мебель резная из красного дерева, стулья обиты зеленым бархатом, стол, с вычурно изогнутыми ножками, сервирован да двоих. Вся посуда, включая высокие бокалы и графинчик — серебряная, украшенная самоцветами. Часть комнаты отгорожена шелковой портьерой. Впрочем, не трудно догадаться, что за ней господское ложе.

Ну что ж! Теперь, по крайней мере, теперь стало ясно как меня собираются "употребить". Пока хозяйки "нет дома", подошел к столу. В нос ударили аппетитные запахи. Я сразу вспомнил, что с самого утра почти ничего не ел. Проглотил мигом собравшуюся во рту слюну.

Слава Богу, долго пытать меня не собирались. В приоткрывшуюся дверь бесшумно, словно привидение, проскользнула "баронесса". Как и я, в простой рубахе, поверх которой наброшена меховая накидка. На ногах мягкие кожаные туфельки. Каштановые волосы, падающие волнами на плечи, чуть сдерживает тонкий золотой обруч, украшенный единственным, зато достаточно крупным сапфиром.

Похоже, со своей старой одеждой Мирослава оставила за дверями высокомерие и дворянский гонор.

Я галантно предложил ей стул, и лишь потом, правда, уже не дожидался приглашения, сел напротив.

В ее голубых глазах, как и в сапфире, отражалось пламя свечей. Алые губы, приоткрывшись, подарили ослепительно-белую улыбку.

— И так, миледи... — приступим, — не то спросил, не то предложил я.

Она одобряюще кивнула, оставляя мне инициативу сделать первый ход в начинающейся игре. Хотя мы оба прекрасно знали, чем она окончится... И тем не менее... Я наполнил бокалы рубиново-красным вином и сосредоточился на предложенных блюдах.

На столе красовались: буженина, запеченный карп, как оказалось позднее, фаршированный дыней, два вида сыра, мягкие белые пампушки, маслины, разломленный пополам синие с розовато-зеленой мякотью сливы. И, конечно же, как на Украине без него, порезанное тонкими ломтиками, с красной прорезью, сало. Последний продукт, несомненно, был приготовлен для меня — дикого казака.

— Я хочу поднять наш первый тост за вашу несравненную красоту, леди Мирослава!

— Благодарю, вы галантный рыцарь...

Весело зазвенело серебро. Вино пилось легко. Чуть кисловатое, но ароматное и к тому же, достаточно крепкое.

Мирослава взяла розовыми пальчиками половинку сливы, немного откусила. Не торопясь, прожевала, проглотила. Я же остановил свой взгляд на маслинах и буженине.

— Андрий, прошу вас, не особо усердствуйте в излишних комплиментах. Не переигрывайте...

— Но вы же действительно хороши, Мирослава. Сейчас, дальше больше чем днем. Простые одежды лишь подчеркивают истинную прелесть. А глубина и блеск глаз безнадежно затмевают бедный сапфир.

Я наколол на вилку кусок буженины, и стал не спеша, резать его ножом на тарелке. После чего, также медленно, отправлял маленькие ломтики в рот.

Глянув в только что так восхваляемые мной глаза, чуть не поперхнулся.

Изумленные, они стали еще больше и голубее. Не ровен час, можно и утонуть. Я даже оглянулся, не стоит ли кто за моей спиной.

— Андрий, ты не тот, за кого себя выдаешь!

— Ну и что из того?

— Если ты не казак Найда, тогда кто?

— Мне кажется, баронесса, для вас это не должно иметь значения... Как верно сказали — тем интересней будет...

Я вновь наполнил бокалы.

— ...Неразгаданные тайны иногда влекут сильнее несбывшихся желаний. Поверьте, милая, для вас я совершенно безопасен. Скорее наоборот, могу оказаться полезен.

— Интересно чем?

— Спектр моих услуг весма широк... Но для начала давайте еще выпьем вина. Да и перекусить не мешают. Здорово проголодался.

Теперь я уже без излишней скромности принялся за еду. И, похоже, своим аппетитом заразил и Мирославу.

Не забывали мы отдавать должное и быстро пустеющему графину.

Румянец на щеках панны становился гуще, а глаза откровеннее.

Уже не задавая лишних вопросов, она от души смеялась моим шуткам.

Поймав же красноречивый взгляд на соблазнительно колыхающейся под рубашкой груди, зовуще приоткрыла алые губы и чуть опустила ресницы.

Без всякой телепатии я слышал ее беззвучный зов. Пришла пора изменить поле битвы. Надеюсь, что и здесь я не разочаровал...

За прошедшие четыреста лет изменилась техника не только фехтования или рукопашного боя... Рубаха скрывала под собой молодое красивое тело. Упругое и трепетное. Лишь на талии слегка наметились складочки, да еще чуть-чуть провисала молочно-белая, с маленькими темными сосками грудь. "Баронесса" вначале и здесь уступила инициативу, желая оценить способности неожиданного партнера... Но подхваченная волной нарастающей страсти, вскоре перешла в наступление. Более того, "теряя голову", оглашая замок гортанными криками, неистово предалась любви.

Никогда не мог подумать, что в столь хрупком теле может скрываться столько силы. То и дело приходилось нежно и сильно удерживать руки, пальцы, грозившие ногтями исполосовать мою кожу.

Вскрикнув еще раз, она обмякла в моих объятиях. До сих пор шумное дыхание понемногу затихло.

— Мирослава! Мирослава!

Да что это с ней? Похоже, обморок. Только этого еще не хватало! Пришлось заглянуть в ее зазеркалье... Не притворяется. Призрачно-воздушным эльфом парит в нирване. И, похоже, возвращаться не торопится...

"Да Бог с ней, пусть полетает!" — решил я и, вынырнув из теплых, мягких объятий перины и пухового одеяла, вернулся к столу.

Окинул его придирчивым взглядом. Остановился (вот уж никогда не догадаетесь) — на сале! Один за другим отправил в рот три ломтика. С удовольствием прислушался как они "тают". Похоже, вхожу во вкус казацкой кухни.

Со стороны портьеры вначале послышалось едва слышное всхлипыванье, сменившееся бурным рыданием. Все, что сдерживалось внутри долгие годы, сегодня неудержимо хлынуло наружу.

— Мирослава, Мирослава! Да успокойся ты! Все хорошо...

— Ты, Андрий, ничего не понимаешь! Если б ты только знал! Думаешь, глупая баба ошалела от счастья?

— Да нет, ничего такого я не думаю.

— Думаешь! Думаешь! А, знаешь ли, как я тут очутилась. Среди варваров... В Богом забытой стране. Я — саксонская баронесса фон Граувиц, предки которой прославились еще в походах за гроб Господен, пировавших по правую руку самого короля...

Ее уже нельзя было остановить. Да я и не пытался.

— Во время чумного мора умерли все! Слышишь, все! Отец, мать, старший брат и две сестренки... Слуги тоже... Кто не отдал Богу душу, в ужасе разбежались. Меня, едва живую, нашел в пустом замке, среди мертвецов, аббат. Добрая душа, он не только пристроил меня к монашкам в монастырь, но и разослал родственникам письма. Но никто, слышишь, никто, кроме самой бедной двоюродной тетки Миранды не откликнулся на зов. Ей и без меня было тяжко, а со мной стало и вовсе невыносимо. Думаю, потому она и дала согласие на брак с Михаем Лещинским и на переезд из Польши. Наследственный шляхтич, родители которого давно осели на Украине и даже успели построить вот этот ненавистный замок. Они мечтали, что их непутевый сын женится на знатной, пусть и бедной девушке, продолжит их род. Так мы оказались в этой каменной клетке...

Мирослава облизала пересохшие, дрожащие губы. Как простая девчонка, шмыгая носом, утерла рукавом заплаканные враз покрасневшие глаза.

Я подал ей бокал с остатками вина, которое она с жадностью, одним махом проглотила.

— Я думаю, что Михай был болен с рождения. А после смерти родителей, окончательно сошел с ума. Напивался до потери чувств, избивал слуг, не щадил и жену.

Первый раз он изнасиловал меня в неполные пятнадцать... Потом избил и пригрозил, если проболтаюсь — убьет. И я молчала... А что я могла сделать? Почти ребенок, в чужой, дикой стране. Это повторялось вновь и вновь... Видишь, Андрий, мелкие рубчики? Нет, это не следы болезни... Шрамы. Однажды тетушка все же узнала и... на следующий день исчезла. Пошел слух, что утопилась в реке. Будто даже нашли тело и похоронили. Через год Михай взял меня в жены. Однако в жизни мало что изменилось. Продолжал пить, насильничать. И только десять лет спустя его настигла Божья кара... В объятиях кухарки...

Я попытался ее приласкать, отвлечь от горьких мыслей, но Мирослава лишь недовольно отмахивалась, словно еж выставила "колючки".

— Ну, все! Все! Успокойся, ведь самое страшное уже позади. А ты еще молода, красива, богата и свободна.

— В том-то и дело, что нет! — горько усмехнулась, уже взявшая себя в руки, баронесса.

Теперь пришла очередь удивляться мне. Однако, не желая торопить события, молча дожидался продолжения.

— Во-первых, мне уже за тридцать; во-вторых, муж ничего мне не оставил кроме своего ненавистного имени: ни бумаг на имение, ни денег, ни драгоценностей; а в-третьих — черти б его побрали до сих пор жив сам! А я по-прежнему в клетке и его раба.

— Но ты же сказала, что Бог его покарал!..

— Да, его хватил удар. Одна сторона усыхает... и рука и нога. Он мычит, плюется и ходит под себя. Вот уже пятый год...

— Неужели за все эти пять лет?.. — я выразительно взглянул в глаза Мирославы.

— Но я не могу... ненавижу себя за это, но не могу... Кроме того, пока он жив, есть хоть какая-то надежда отыскать тайник. Там золото и бумаги... Там моя свобода...

Какое-то время мы молчали.

— И где же обитает твой благоверный?

— Зачем тебе? Зрелище отвратное. Да и ни к чему вовсе.

— Мирослава, где он? Ну же! Говори!

— В комнате под нами... На первом этаже... Где же ему еще быть?

— Так он нас слышал...

— Михась плохо разумеет... А если... Тем лучше! Я хотела бы ему устроить ад на земле...Хотя бы по одной слезинке за тысячу моих...

— Одевайся, милая, и пошли!

— Куда? На дворе уже ночь.

— Проводи меня к нему!

— И не подумаю...

— Говорю, веди! Вдруг я смогу помочь.

— Ты? Мне? И позволь узнать, чем? Он уже и говорить-то не может.

— Мирослава!

Я глянул на нее столь пронзительно, что не пришлось нажимать "нужные кнопки".

— Ну, хорошо! Ты сам напросился... Аппетит пропадет надолго. И не только аппетит...

Не знаю, как насчет моего аппетита, но ее настроение испортилось мигом. В глазах появился злой блеск, губы побелели, сжались в тонкую линию, а в уголках глаз и губ прорезались глубокие морщинки.

Теперь я отчетливо видел ее "за тридцать". Поверх рубахи Мирослава набросила лежавшую в изголовье меховую безрукавку. Взяла подсвечник, зажгла обе свечи.

— Ну что ж, идем! Только тихо!

Ночью в коридоре стало еще холодней. Можно подумать, что за стенами замка поздняя осень, а то и зима.

Мирослава ступала почти беззвучно. Была бледна и непостижимо нереальна. Почти не отбрасывала тени. Если бы не дрожь, с которой ей не удавалось совладать, то я бы, пожалуй, вспомнив о привидениях, перекрестился.

Тонкое белье от холода защищало плохо, может потому и у меня стали поцокивать зубы.

Спустились по лестнице на первый этаж. Прошли две небольшие комнатки. Переступили порог третьей.

Сразу повеяло запахом склепа. Здесь кроме небольшого стола, на котором валялась пара грязных мисок да глиняная кружка — я увидел стул, на котором сидя дремала служанка и кровать.

Сначала не мог понять "что" на ней лежит. Может потому, что на стене тускло коптил лишь один из трех масляных светильников. По мере приближения к кровати в нос ударили вонь мочи, грязи и мертвечины.

Я был готов ко всему, но зрелище действительно оказалось жутким. "Существо", лежавшее на пропитавшихся мочой и подгнивших козлиных шкурах, нельзя было назвать человеком.

Вот тебе и ад на земле!

Длинные грязно-седые волосы узлами спутались с такой же бородой. Лицо, обтянутое ссохшейся и пожелтевшей, словно старый пергамент, кожей, напоминало лицевую часть черепа. Нос, губы и брови казались на нем совершенно неуместными. Выглядывавшие из-под заменявшей одеяло шкуры правая рука и нога мумифицировались. Неимоверно худые пальцы левой руки с длинными загнутыми ногтями, подрагивали. Чуть заметно вздымалась грудь.

Неимоверно! Но он был жив.

Баронесса легонько прикоснулась к моей руке, указала взглядом на служанку.

— Выгнать?

Я скорее прочел по губам, чем услышал. Отрицательно покачал головой.

— Пока мы здесь, она не проснется.

— Почему?

— Потому! — сердито прошипел я, исключая возможность несвоевременной дискуссии.

"Мертвец" приоткрыл левый глаз. Я поймал на себе живой, яростный взгляд. Более того, он знал, зачем мы пришли. Как такое может быть? Михась давным-давно должен быть на том свете!

— Спроси, где тайник, — велел я Мирославе.

Она молчала.

— Ну же! Давай! Слышишь! Спрашивай!

— Михась, где тайник? — ее дрожащий голос тяжело было узнать. Еще немного и она сбежит или свалится в обморок.

— Хе...Хе, — не то смех, не то стон.

Преодолев отвращение и страх, я "заглянул" в его мозг. И.., чуть не пропал. Не захлебнулся океаном ненависти, не заблудился в лабиринтах безумия, не увяз в трясине ада. Он давно уже там. А я — безумец! Хоть бы ноги унести...

Голова шла кругом. Время то ли сжалось, переходя в о-пространство, то ли растянулось вечностью. Что впрочем, едино. Остались лишь знакомые глаза: Жаклин? Улита? Мирослава? Нет! Моя старшая сестренка Аленка! Ну, конечно же, она! Наконец проявились лицо и губы. Что говорит?

— Ну, как же так, неосторожно, братишка? Ступай за мной. Держись! Держись! Знаю, тяжело, больно. Ничего, до свадьбы заживет! Еще шажочек! Вот умница...

— Андрий! Андрий! Что с тобой?

Если бы не Мирослава — наверно грохнулся бы всем девяностокилограммовым весом на пол.

— Все! Все уже хорошо! Погоди немножко, дай отдышусь.

— Ох, как же ты меня напугал! Стал прозрачным, будто тень! И чего только со страху не привидится! Матка Боска! — она неистово перекрестилась.