Нетерпимость

-Да не пойдем дальше, — улыбнулся он, — Опять ревнуешь?

— Как ты обо всем догадываешься? — спросил Славка.

— Я же говорю тебе, чувствую людей. Врачу без этого нельзя.

— Хороший из тебя врач, наверное, получится.

— Разве это плохо — спасать людей?

— Все правильно. Ты молодец. И вообще, я по-хорошему завидую тебе.

-Чему конкретно?

-Вообще... что ты такой. Много знаешь, с родителями ладишь, имеешь цель в жизни. Вроде, самый обычный, живешь среди людей, а не такой, как они...

-Кто — они?

-Да все вокруг... или, почти все.

-Ну, насильно никого счастливее не сделаешь, — пожал плечами Глеб.

Они дошли до кабинки, где несколько дней назад состоялось их знакомство, и переглянувшись, рассмеялись.

— Ты чего? — спросил Глеб.

— А ты?

— Да вспомнил, как мы кувыркались тут на полу под дождем, — наклонившись к Славкиному уху, поскольку вокруг было много народа, сказал Глеб.

— А я — как мы член теткам показывали.

Они оба засмеялись в голос, а Славке вдруг неожиданно захотелось, чтобы опустел пляж, пошел дождь, и все было так, как тогда. Опять откуда-то возникло ощущение, что это никогда не повторится.

Они провалялись на пляже до позднего вечера, только лишь купаясь. Вокруг были люди, и заниматься чем-то еще было нельзя. Правда, разок отошли все-таки в лес за санаторием Дюны, рискнув оставить на берегу вещи, чтобы пофоткать друг друга.

Глеб опять начал резвиться, особенно, когда нашли поваленное дерево, лазая по нему, как обезьяна. Последовал его примеру и Славка. Дело закончилось тем, что, поставив камеру на автоспуск, они запечатлелись вдвоем, сидя в обнимку голышом верхом на дереве, с возбужденными членами.

— Это уже компромат, — заметил Славка.

— А кто увидит-то? — отмахнулся Глеб.

Пляж не опустел до самого заката. Сплавав последний раз, они побрели в лучах заката к Солнечному. Шли, как в прошлый раз — в одних плавках, неся вещи за спиной.

— Ты есть хочешь? — спросил Славка, когда до них донесся запах жареных шашлыков из летнего кафе.

— Не мешало бы, — согласился Глеб.

Они зашли в кафе и уселись на открытой веранде.

В общем зале гремела музыка, шумели нетрезвые люди, а здесь было относительно тихо. Рядом по шоссе проносились машины и автобусы, шли от пляжа запоздалые отдыхающие. Уже совсем стемнело, зажглись фонари, но ночь была по-летнему теплой и безветренной.

— А сколько времени, однако? — спросил Глеб.

Славка взглянул на часы:

— Без четверти двенадцать.

— Ты не помнишь, во сколько последняя электричка?

— Мы на ней и уезжали. Но это было значительно раньше.

— Что будем делать? На такси есть?

— А может, останемся? — предложил Славка, — Ночь совсем теплая. Вернемся на берег, дойдем до нашей сосны...

— Овладеем друг другом... — подхватил Глеб.

— Ну, — мечтательно улыбнулся Славка.

Глеб задумался, а потом полез в сумку за телефоном:

— Я только позвоню маме. Посиди. Я отойду, чтобы музыки не слышно было. Эх... Опять врать, — заключил он со вздохом, поднимаясь.

Глеб ушел, а у Славки возникло запоздалое сожаление:

'А может, и правда, лучше взять такси?'

Он подозвал официанта и расплатился, констатируя факт, что на такси теперь явно не хватает.

'Значит, судьба', — подумал он как-то обреченно, сам себе удивившись при этом.

Еще несколько минут назад он мечтал о ночи на берегу, а теперь вдруг затея показалась сомнительной.

Подошел Глеб, как всегда улыбнулся, но видно было, что он расстроен объяснением с матерью.

— Пошли, я расплатился, — сказал Славка, поднимаясь.

Они побрели обратно к заливу.

Шумели волны, доносились отдаленные всплески музыки и веселья из расположенных вдоль шоссе кафе и ресторанов. Невдалеке за деревьями сидела у костра шумная компания, и их звонкие возгласы разносились по округе. Романтично было брести в темноте, ощущая босыми ногами набегающие волны. Вот и их сосна. Они уселись на нее, как в прошлый раз, когда наблюдали отсюда закат.

— Ну что, поимею я тебя сегодня или нет? — спросил Славка, валя Глеба на траву.

Тот принял игру, и томимые целым днем ожидания, они предались вспыхнувшей страсти. А потом еще плавали голышом по лунной дорожке, и Славка был на седьмом небе, забыв про свои сомнения. Глеб, казалось, тоже пережил неприятность от разговора с матерью и стал таким, каким был всегда. И ни о чем не хотелось больше думать. Они опять были счастливы...

Короткая ночь пролетела совершенно незаметно. Едва посветлело небо, они оделись и направились к станции. Пришли слишком рано, до первой электрички было около часа, но это не огорчило их. Когда бы еще они так романтично встретили рассвет вдвоем на покрытой росой железнодорожной платформе под грохот проносящихся мимо грузовых составов?

Воздух был напоен утренним ароматом, шумели изредка машины, проезжавшие по шоссе, тянувшемуся параллельно железной дороге, да иногда доносились какие-то непонятные шорохи из лесочка, примыкавшего к выборгской платформе. Еще Славке показалось, что оттуда пахнуло запахом потухшего костра.

Если бы он догадался тогда придать этому значение...

Глеб запрыгнул и уселся на парапет платформы, расставив ноги. Плавок на нем не было и Славка, присев, увидел его принадлежности.

-Сфоткать тебя так? — улыбнулся он.

Глеб протянул сумку, Славка достал камеру, сделал несколько снимков, засунул ее обратно и встал между коленок Глеба, прижав его к себе сзади одной рукой, а другой — залезая в штанину. Губы их слились в жарком поцелуе...

Неожиданно из леска напротив, за линией железной дороги, раздался резкий свист.

-Пидоры! — послышался истошный возглас, и через рельсы запрыгали фигуры троих парней, моментально оказавшихся на платформе.

Все произошло так быстро, что Славка с Глебом растерялись. Бежать было поздно, парни окружили их полукольцом, а из леса бежали еще трое. На вид им было лет по двадцать — двадцать пять. Их тупые пьяные лица выражали беспощадную ненависть.

-Пидоров поймали! — заорал опять подбежавший самым первым, и ударил Глеба кулаком в челюсть. Славка успел заслонить собой друга, приняв основную силу удара на себя.

-Ребята, вы что? — спросил Глеб, — Что мы вам сделали?

Все дальнейшее произошло так стремительно, что они не успели опомниться.

-Мочи пидоров! — опять заорал во все горло их, очевидно, лидер, и шестеро остервенелых пьяных парней разом бросились на них.

Славка согнулся от сыпавшихся со всех сторон ударов. Он упал лицом на асфальт, потерял равновесие и Глеб, а удары продолжались. Они методично изо всех сил избивали их ногами, норовя попасть в пах и по голове, приговаривая:

-Пидоры...Суки... Б..ди.. Х..сосы... У...бки...

Сквозь заливающую глаза кровь, Славка видел, что Глебу удалось подняться, и он побежал по платформе. Двое кинулись за ним. Глеб бежал все быстрее, но один из преследователей догнал его и сделал подсечку. Глеб споткнулся, и падая, со всего разбега ударился головой в мачту освещения. Он осел на асфальт, и из-под его головы начала растекаться лужа темной крови.

— Глеб!!! — истошно закричал Славка и каким-то чудом поднялся, но тут же опять был сбит с ног, — Глеб!!!

И еще он увидел, как один из догнавших Глеба, рванул с его неподвижного тела шорты, и подняв валявшуюся рядом суковатую палку, со всего размаха, как в кучу песка, вонзил ему между ягодиц...

— Глеб!!! — опять закричал Славка, и уже не ощущая сыплющихся со всех сторон ударов, встал, снова упал и пополз по направлению к распростертому телу друга.

Он не слышал, как на шоссе взвизгнули тормоза, и избивающие разом куда-то скрылись, он не слышал и не видел прогремевшей в сторону Зеленогорска электрички, он все полз и полз. Потом привстал, припадая на обе ноги от боли, подбежал к Глебу и упал на колени. Лужа крови на глазах увеличивалась в размерах. Славка перевернул тело друга и увидел его глаза... Но сейчас они уже не были лучистыми... Они застыли и не выражали ничего, глядя мимо Славки куда-то в пустоту...

— Глеб... Глеб, милый... Глеб, ну не надо... Ну не надо, Глеб ... — говорил Славка, стоя на коленях над бездыханным телом и машинально тормоша его, — Глеб... Ну, пожалуйста... Ну, не надо, Глеб...

Сквозь слезы, текущие из глаз, он увидел прямо перед собой на асфальте две пары ног в милицейских ботинках. Славка замер на какое-то время, а потом медленно поднял окровавленное лицо.

— Ненавижу!!! — потряс утреннюю тишину исходящий откуда-то из глубины его груди истошный крик, — Ненавижу вас всех!!!

10.

За окном по-летнему светит солнце, а перед Славкиными глазами больничный потолок. Болит голова, ноет от ушибов тело, а на рассеченную бровь наложили швы. Шрам теперь, очевидно, останется на всю жизнь

— Счастливо отделались, молодой человек, — сказал сегодня во время обхода врач, строгий мужчина средних лет, внимательно посмотрев на него, — Судя по ушибам, даже удивительно, что не повреждены внутренние органы. Только сотрясение мозга...

Но еще тяжелее у Славки на душе. Он счастливо отделался, а Глеба больше нет. И все произошло на его глазах. Только несколько минут назад они держали друг друга в объятиях и — все. Как это просто и как непоправимо.

Славка вспоминает улыбку Глеба, его озорные проделки, его голос, его слова, и слезы обиды душат его. За что? Почему погиб этот добрый жизнерадостный парень, не сделавший никому ничего плохого, поставивший себе цель в жизни спасать людей?

В сознании всплывали тупые пьяные нечеловеческие лица, источающие только беспощадную ненависть и злобу. А они будут жить...

У Славки сжимались кулаки, он был преисполнен стремлением так же беспощадно бить всех, кто ненавидит их только за то, что они такие. Бить до смерти. Бить и видеть их страдания...

На второй день пришла мать. Превознемогая тошноту и головокружение, Славка вышел в коридор, чтобы соседи по палате не слышали разговора.

— Ну что, допрыгался? — со слезами в голосе спросила та, протягивая ему пакет с фруктами, — А того, второго, что? Насмерть?

Она, очевидно, уже была в курсе подробностей.

— Да, — ответил Славка, — Не надо об этом.

— Не надо? — всхлипнула мать, — Надо, чтобы и тебя тоже? Не жалко себя, обо мне бы подумал.

Славка приготовился перенести все дальнейшее молча. Что-то доказывать у него не было ни сил, ни желания. Да и зачем? Кому это нужно, если может быть вот так: раз — и человека нет?

— Сынок, — беря его за руку, заговорила мать, — покайся. Брось эту одержимость, этот дурман. Господь поможет тебе...

— Опять ты за свое, — не выдержал Славка, — Сколько раз тебе говорить, что я гей? Что, Он переродит меня заново, твой Господь?

— Нет. Неправда. Не может такого быть! Это бес тебя искушает!

— Тебя он искушает, — вздохнул Славка.

— У всех дети, как дети, — продолжала причитать мать, — У Валентины сын женился, Граня уже дважды бабка, спрашивают, как твой? А что мой? Из армии пришел, думала, за ум возьмется, а он...

Славка поморщился и поднялся:

— Плохо мне. Пойду, лягу. Спасибо, что пришла. Не болтай там ничего лишнего, если спрашивать будут.

Он, пошатываясь, добрел до койки и лег, зарывшись головой в подушку. Жить не хотелось. Впервые в жизни Славка так явственно почувствовал, что ему не хочется жить.

Через день, после утреннего обхода, в палату заглянул высокий мужчина со строгим лицом, в накинутом на плечи халате.

— Мурашев? — спросил он, глядя на Славку.

— Да, — ответил тот.

— Выйти можете? Мне надо побеседовать с вами.

Они уселись на диван в холле возле ординаторской.

— Я следователь, — человек махнул в воздухе корочками и полез в кейс, который лежал у него на коленях, доставая бумаги, — Мне необходимо задать вам несколько вопросов.

— Скажите, их поймали? — спросил Славка.

— Кого?

— Убийц, — спокойно и жестко ответил он.

Следователь пристально взглянул на Славку.

— Пока нет. Электричку, что проходила в момент убийства мимо платформы, проверили в Зеленогорске, но никого не задержали. Очевидно, они сошли раньше. Ищем. Имейте в виду, я не обязан вам этого сообщать. Пока что, спрашивать буду я.

Вопросы следователя, которые он сыпал строгим безучастным голосом, касались внешности нападавших и обстоятельств происшедшего. Славка отвечал скупо. Что он мог сообщить, если не запомнил ни примет, ни деталей? Все произошло так стремительно, что он даже не успел их, как следует, разглядеть.

— На месте показать, как все происходило, сможете? — спросил следователь.

— Наверное.

— Скажите, в каких отношениях вы состояли с погибшим Введенским? — задал вопрос следователь, пристальнее, чем во время всего разговора, посмотрев на Славку.

— Ни в каких, — пожал плечами он, — Просто друзья... Были друзьями.

— Общих друзей назвать можете?

— Мы... Мы недавно познакомились, — ответил Славка, уставившись в пол.

— При каких обстоятельствах?

— На пляже.

— Где именно и как?

— Ну... просто на пляже, в Солнечном.

— Просто лежали на пляже, и ни с того, ни с сего заговорили друг с другом?

— Ну... примерно так. Вы же знаете, как знакомятся на пляжах...

Следователь опять внимательно посмотрел на Славку.

— Так на пляжах знакомятся с девушками. Введенский же ею не был. Он был моложе вас на четыре года, в одном доме с вами не жил, в троллейбусном парке не работал, а вы не учились в институте. Вам не кажется странным такой факт пляжного знакомства?

Славка молчал, не поднимая взгляда.

— В чем выражалась ваша дружба? Общих друзей у вас, как только что выяснилось, не было. Что было общего? Интересы?

— Да.

— Какие?

— Нам просто было интересно друг с другом проводить время.

— Как же вы его проводили?

— Гуляли по городу. Купались.

— И все?

— Я же сказал, мы очень мало были знакомы.

— В тот вечер Введенский сообщил матери по телефону, что остается ночевать у одноклассника на даче, в то время, когда на самом деле был с вами. Как вы объясните это?

— Я не знаю, — в конец смутился Славка, — Мы были на пляже, потом зашли в кафе поесть, опоздали на последнюю электричку. Он отошел позвонить матери. Я разговора не слышал. Потом вернулись на пляж...

— Ночью?

— Да.

— Чем вы занимались на пляже?

— Просто... сидели, ждали рассвета.

— Сидели рядом молча и глядели в темноту? Все шесть часов? Вы это хотите сказать?

Славка молчал, уставившись в пол.

— Кому первому пришла мысль провести ночь на пляже? Вам или Введенскому?

— Нам просто больше было некуда деться. Решили вместе.

— Вы даже не предприняли попытки добраться до города?

— У нас не было денег на такси.

Следователь порылся в кейсе и вытащил фотографию.

— В сумке Введенского была обнаружена фотокамера. Вам знаком этот предмет?

Он показал фотографию Славке.

— Да, — мучительно ответил он.

— Сохранились снимки, выполненные в тот день, где вы запечатлены с Введенским обнаженными и в довольно двусмысленных позах. Как вы можете это объяснить?