Скрамасакс

В принципе, ситуация патовая, викингам отступить не позволит гордость, ну, а мне... — чего отступать?.. Видимо, к такому выводу пришёл не один я, и пауза перетекла в немую сцену...

Разрядил обстановку, нежданно прозвучавший властный бас: "Стоять!" — и, столпившийся люд, дружно повернув головы, уставился на толстенького мужичка в красном кафтане. Два стражника — в кольчугах, луковичных шлемах, да с копьями наперевес, стоя по бокам говорившего, были столь убедительны, что наступила гробовая тишина. Мне показалось — даже курицы в соседнем загоне перестали кудахтать.

— Я жду объяснений, — спокойно произносит коротышка и строго смотрит сначала на меня, затем на норвежцев.

— Торгуемся мы, кони уж больно хорошие, — выдавливаю, понимая, что столкнулся с местным чиновничьим аппаратом, а это во все времена ничего хорошего не сулит.

Пристально меня поизучав, мужик интересуется ценой и секунду пободавшись взглядами приказывает заплатить указанную сумму.

"Здорово!" — назначая цену, я рассчитывал в процессе продажи на тридцати процентное её уменьшение и это — как минимум, а тут, без всякого торга, мне отваливают внушительную сумму.

Из-за спины толстячка, как чёрт из табакерки, выскакивает худенький мужичок в монашеском одеянии, отсчитывает серебро и, сунув мне в руку тугой кожаный кошель, командует стражникам забрать лошадей. Норманов как ветром сдуло. Вслед, сопровождаемый свитой, удалился и чиновник. Я же, стоя с обнажённой катаной и сжимая в ладони вырученную сумму, думал: "Снова попал — иметь во врагах двух норвежских наёмников, это не совсем то, что нам сейчас нужно..." В городе торг был лишь на следующий день.

В трактире — во время обеда, выслушав от деда, насколько я туп и жаден, решил отправиться в ближайший лесок — поупражняться. Аникей попросился со мной, но старик сказав: "Рано тебе, иди на муравьях, вон, тренируйся", — его не пустил.

— Я с ними полгода бьюсь, — со злостью выдавил паренёк и, кивнув на меня, добавил, — А у Романа с первого раза вышло — почему?..

— Сам в недоумении — спроси, может, делаешь, что не верно...

После трапезы я попробовал объяснить пацану своё видение данной технологии:

— Выбери себе одного, желательно пошустрее, мне показалось, вертлявые — более внушаемы, чётко вообрази последующие его действия и передай их посылом энергии — как бы наложи полученную картинку на муравья. Не просто представь, а добейся действительно яркого зрелища, абсолютно без примеси посторонних мыслей. Думаю, всё дело в воображении, тренируй его и у тебя всё получится, — потрепав Анику по белокурой голове, я ретировался.

Пляска стали затянулась до сумерек. Часа два, полностью отдавшись в руки оружия, я двигался на автомате. Затем, вынырнув из транса и параллельно копаясь в кучке дедовых знаний, продолжил уже сам и в переданном ворохе сведений обнаружил одну любопытную теорию, основным персонажем там были эгрегоры. Как я понял, это такие ментально-энергетические образования, вызываемые к жизни — людскими сообществами, вдохновлёнными различными идеями.

В связи с многочисленностью последователей, наиболее сильны — религиозные эгрегоры. Однако бывают достаточно мощные энергетические образования, созданные двумя-тремя индивидуумами, но в этом случае — вера в идею должна быть фанатичной.

"Где двое или трое собраны во имя Мое, там и Я посреди них", — всплыла в голове библейская фраза. Религиозный эгрегор, обладая необычайной энергией, позволяет людям идти за веру на мученичество, и те абсолютно не ощущают боли. Бывало, что данные образования чудесным образом избавляли своих адептов от неминуемой смерти. К примеру, таким образом, спаслись из печи Вавилонской ветхозаветные отроки — сила эгрегора затушила пламень и они вышли из огня невредимыми.

Растёт или ссыхается всякий эгрегор — исключительно благодаря градусу убеждённости в конкретную мысль — конкретного человека, а так же — многочисленностью его единомышленников. Эгрегор, в свою очередь, напитывает сторонников силой и даёт им знания, но это касается только своих, для не разделяющих его идею данный информационно-энергетический сгусток, как бы не существует. Если я правильно разгадал задачку, то в моём времени, эгрегор "золотого тельца" подмял под себя, практически, весь цивилизованный мир.

"Возможно, творящая чудеса личная вера, способная передвигать горы, имеет непосредственное отношение к этим, так называемым эгрегорам. Надо обязательно всё уточнить..."

— Чего-то шарики за ролики заходят... как бы мозги не вывихнуть, — трясу головой, отгоняя высокую философию, и прекращаю копаться в переданных мне дедом, знаниях.

* * *

У Золотых ворот наблюдалось столпотворение. Народ направлялся в город Мономаха — на торжище, для этого надо было пересечь Новый город, пройти через Торговые ворота, затем взять левее и попадёшь на ярмарку. А если идти не сворачивая, то упрёшься в Ивановские ворота, за ними уже Ветчаной город, где раньше, как мне поведал учитель пока мы толкались на въезде, собиралось вече.

Владимир раскинулся меж Лыбедью да Клязьмой, так что с севера, юга и востока он был под надёжной водной защитой. Это в моём времени Клязьма обмелела, а Лыбедь течёт по трубам, здесь же обе реки — полноводные и судоходные.

По вершине опоясавших город высоченных валов струилась пробитая узкими бойницами кирпичная стена, которую поддерживали аккуратные, будто игрушечные, башенки.

Родной город мне всегда был по душе, сейчас же, глядя на прямую, как стрела улицу, он вызвал ещё большее уважение. Замощённая большими дубовыми плашками дорога имела вид прямо сказать — монументальный.

"Может, слово брусчатка образовалось от слова брус?.." — промелькнула мысль, и внимание перепрыгнуло с лингвистики на дома горожан. Те были почти точь в точь старинные постройки из моего будущего, единственное отличие — сплошь деревянные, на контрасте с бревенчатыми стенами, многочисленные белокаменные красавцы — храмы смотрелись ещё великолепней — как не от мира сего.

Медленно двигаясь в веренице телег, сидя верхом на трофейном добре, наша троица въехала в город Мономаха. По правую руку находились стены детинца, из-за них величаво взмывали соборы. Мы, повинуясь людскому потоку, повернули налево и устремились в сторону Серебряных ворот.

Рынок располагался близ городской стены. На встречу, от Юрьев-Польского, так же струился ручеёк повозок, но он был гораздо меньше чем наш. Добравшись до площади, мы осознали что опоздали — наиболее жирные места оказались уже заняты конкурентами, и телегу нам удалось припарковать только на самом краю ярмарки. Народ торговал прямо с колёс, как в лихие девяностые — с капотов машин, определённо, мне всё это действие напомнило первые стихийные рынки, возникшие на развалинах СССР во времена правления Бориса. Чуть в стороне ютились стационарные постройки местных барыг, но основное действие намечалось, как я понял, именно в рядах телег.

Не успели мы толком расставиться, как к нам подошёл вчерашний дьячок. Тот в компании с двумя всё теми же стражниками собирал с торгашей мзду. Взяв плату за место в две медных монеты, он пристально глядя в глаза, жутко заинтриговав, проронил:

— Как закончится рынок — не уходи. Придут люди — пойдёшь с ними в детинец, у воеводы появились вопросы. Уж больно у тебя интересные кони, мил человек...

— Что за дела?.. не поделишься ли информацией?.. — глядя на удаляющуюся троицу, спрашиваю ухмыляющегося деда.

— А ты что же подумал, старик не умеет торговаться и не ведает цен?.. — ворчит Прохор, подразумевая вчерашний инцидент. — Один из коней принадлежал Касиму, лошадка элитная, таких в наших краях если и есть, то крайне мало. Поэтому я и хотел побыстрей её сбагрить — дабы не светиться и не отвечать на вопросы, а ты оказался настолько жаден, что всё испортил.

— Знаешь, какой скандал мне устроила жаба, да и при чём тут какой-то татарин? — не понимая претензий, вступаю в полемику.

— При том... — Касим этот, целым ханством владел, пока наш Аника его не пришил, а Гришка в воеводах у того значился.

— Малец же говорил, что убиенный татарин к Касимовскому хану не имеет ни малейшего отношения... — поражённо выдыхаю, глядя на потупившего взор Аникея.

— Хек... — красноречиво крякает старик и продолжает шишиться в телеге.

— Значит — не показалось, что со вчерашнего за мной следят какие-то мутные типы, выходит — пасут, чтоб не убёг.

— Я тоже заметил, — бурчит в бороду дед, — Надо подумать, что говорить воеводе...

— Да... дела, становится всё интересней и интересней: "То, что мальчишка солгал — это понятно, зная положение Касима, я, скорее всего, воздержался бы от нападения, и отец пацана, остался бы без отмщения. Только, как же теперь отбрехаться? По-любому придётся врать. Да и вопросов прибавилось, например — что хан делал в лесу?.. Его участие в мелких набегах, можно понять, это как охота — развлечение от скуки. А вот, без войска, в глухомани, мягко сказать — интригует..."

Тут, мои думы прервал голос учителя:

— Ну, что стоишь истуканом, иди, погуляй, а то опять всю торговлю испортишь.

Бесцельно побродив по рынку, потолкаясь в сутолоке, выныриваю из гомонящей толпы и направляюсь в детинец — возникло желание поближе рассмотреть знаменитые соборы. Успенский хоть и находился за стенами, однако, проход к нему был свободен, путь же к Дмитриевскому преграждали окованные медью ворота с недремлющими стражниками — простым смертным доступ к нему, как загодя поведал старик, открывают только по определённым дням да большим праздникам.

У Успенского, привычной для меня колокольни — ещё нет. Помогая управляться с большим колоколом своему товарищу Николаю, служившему звонарём при храме, на ней я бывал — и не раз.

Здесь же деревянная звонница возвышалась недалеко от входа, и колокола её раскачивали длинными верёвками — прямо с земли. Снаружи здание собора, неожиданно для меня, оказалось расписано яркими библейскими сюжетами, сверкали белизной лишь барабаны куполов. Не рассчитывая увидеть такой красоты, я долго таращился на дивную работу неизвестных художников.

Зайдя внутрь, был вновь поражён, на этот раз, величием древнего иконостаса кисти Андрея Рублёва, до нашего времени он не сохранился и в двадцать первом веке все видели лишь позднейшую замену его в стиле рококо.

Выйдя из невольного оцепенения, я приложился к мощам святых — Александра Невского ещё не перевезли в Петербург, да и города такого здесь, в общем-то, даже в проекте не было. Поставив свечки, застыл возле списка Пресвятой Богородицы — сама чудотворная уже пребывала в Москве, отдав икону на время, владимирцы её больше не видели. Задумавшись об этом, я незаметно впал в изменённое состояние.

Храм, наполнившись светом, заиграл неземными цветами — от каждого образа шёл мощный поток, видимый мной, как вырывающиеся из глубины написанных ликов протуберанцы сияния: "Вот, оказывается, каков истинный облик намоленных икон".

Шла служба, царские врата распахнулись и блеск, исходящий с престола, вмиг наполнил собор. Я пребывал на небесах — мне ещё никогда не было так хорошо. Душа жадно вбирала неземное сиянье, я точно парил, мне, правда, казалось, что ноги оторвались от поверхности пола. Врата закрылись — наваждение пропало. Внезапно, возникло желание не ждать от воеводы посыльных, а прямо сейчас идти к тому на разговор.

Так я и сделал — подойдя к стражникам, стоящим на воротах в детинец тем заявил, что со мной хотел говорить воевода. Воины недоверчиво покосились на татарские доспехи, мазнули взглядом по необычному оружию, рукоять которого торчала из-за плеча, и неохотно, но всё же решили удовлетворить мою просьбу — один из них скрылся в низкой калитке.

Через десять минут, отобрав катану и не обратив внимания на ножи, меня пропустили за стену. Во дворе княжеского терема десяток дружинников проводили спарринги учебным оружием. На общем фоне, выделялись лишь двое, первый — здоровый богатырь двуручным мечом гонявший сразу троих, второй — худой, юркий татарин, лихо управлявшийся с саблей. Здоровяк, положив наземь последнего противника, воткнул в землю учебное оружие и направился в мою сторону.

Небрежно поклонившись подошедшему, того приветствую:

— Здравствуй воевода — звал меня? — после непонимающего взгляда, поясняю, — По поводу лошадей просили зайти...

Подняв недоумённо брови, богатырь изрекает:

— Однако, нагловат ты — мил человек, чей будешь?.. откуда у нас появился?.. не поделишься ли с честным народом, где раздобыл таких чудесных коней?.. — задаёт он серию вопросов и, хмыкнув в бороду, обводит многозначительным взглядом подошедших дружинников. Люд заинтересованно загомонил, и придвинувшись ближе, окружил нас плотным кольцом.

— Отчего не сказать, охотно, не местный я, обычаев ваших не знаю, уж извини, коль, что не так, — оправдываясь, совершаю низкий поклон, — "От меня не убудет, а местному руководству должно быть приятно".

— Забыли — давай рассказывай, — чуть подобревший воевода, вновь поднимает вопросительно брови.

— Человек я сам свой, пришёл с Матрики, путь держу — на Урал, здесь проездом, коней добыл в честном бою. Напали на меня двое — пришлось защищаться, так и получилось... — заблаговременно покопавшись в дедовых знаниях, выдаю приготовленную версию.

— Тмутаракань? — удивлённо произнёс богатырь, старинное русское название обозначенного мной места, — Далече будет, а что тебе понадобилось на Урале? край там дремучий, да и народец дикий.

— Человека ищу — родственника, — ничуть не краснея, продолжаю врать.

— Знаешь чьи кони? — воевода возвращается к сути.

— Недавно узнал, но вины за собой не вижу — я защищался.

— Опиши ка мне их, может — не те то людишки, что полагаю.

— Похоже, что те — хитрая усатая морда да старый шрам с пол лица — это как я понял — Касим-хан, другой — здоровенный бугай с глазками в кучу, мне сказали, что воевода его — Григорием звали.

— Так, как же ты с ними управился? Извини, но хлипковат ты для этого...

— А, испытай! — рву с места в карьер.

"Мужики суровые, с ними нужно по-ихнему — где наша не пропадала? Справиться должен — лишь бы в соперники не определили шустрого татарина..." — промелькнула мысль, и как сглазил.

В разговор вмешался именно он:

— Воевода, дозволь. Касим приходился всё же мне родственником, — сверкнув глазами, цедит воин сквозь зубы. — И пусть, оружие будет ратным, оно и скажет, что не мог чужак в честном поединке справиться с лучшими бойцами Касимовского ханства.

Вояке на вид — лет тридцать, его поджарое, тренированное тело выгодно контрастирует с моим. Впрочем, за неделю пребывания тут я начал приходить в былую форму — живот спал, мышцы налились силой, однако — до совершенства ещё далеко.

— Добро, — кивнув татарину, воевода задаёт мне вопрос, — Щит будешь брать?

Отрицательно мотнув и повесив за спину ножны, беру скрамасакс и обнажаю катану. Оружие соперника сантиметров на тридцать длиннее, да и видел я, как он двигался во время учебного боя. В связи с этим — решаю не рисковать и быстро ныряю в изменённое состояние, благо, правильное дыхание, стало для меня почти что естественным.