| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Рискну предположить, что закономерно возникают вопросы организации, финансирования и руководства данной организацией — не так ли, господин полковник? — спросил де Маранш, прекрасно понявший ход мыслей своего визави.
— Не могу с Вами не согласиться, господин капитан — сказал де ля Рок, окончательно убедившийся в том, что собеседник использует 'домашнюю заготовку'.
— Хочу предложить Вашему вниманию свои мысли на сей счет — разведчик тщательно готовился к этой встрече, успев согласовать в своем кругу ключевые моменты предлагаемого проекта. — Первое — в начале формирования организации она должна быть подчеркнуто аполитичной, поскольку не следует давать левой прессе повод для нападок. Это просто объединение ветеранов Великой войны, проливавших кровь за Францию, чьи заслуги были удостоены боевых наград — если хотите, клуб фронтовиков (именно такой была организация 'Боевые кресты' в самом начале — имидж аполитичных патриотов очень помог ей развиться и окрепнуть — В.Т.).
Полковник мысленно поаплодировал де Мараншу — этот вариант проходил со стопроцентной надежностью, поскольку в понесшей тяжелейшие потери стране прошедшая война и ее ветераны пользовались уважением, даже с некоторой истеричностью. Такая общественная организация четырьмя пятыми населения Франции, даже очень многими левыми, будет восприниматься как нечто добропорядочное, заведомо заслуживающее уважение. Если в левых газетах попытаются критиковать заведомо аполитичный клуб ветеранов — тем хуже для левых, поскольку их не одобрят даже многие их сторонники, прошедшие войну.
— Второй существенный момент — руководитель этой организации на начальном этапе. По моему мнению, желателен молодой офицер, получивший известность благодаря своему героизму на поле боя. При этом, он не должен иметь репутацию крайнего консерватора — больше подойдет умеренно консервативный патриот. Весьма недурно будет, если он окажется наделен талантом оратора и публициста — продолжил граф де Маранш.
Де ля Рок задумчиво кивнул — куда клонит предусмотрительный разведчик, было очевидно до неприличия: талантливый журналист Морис-Люсьен Ано (это настоящая фамилия, Морис д'Артой — литературный псевдоним — В.Т.) давно пользовался поддержкой того круга влиятельных лиц, в который входил граф де Маранш. Месье Ано и в самом деле хорошо проявил себя на фронте; будучи же ранен, он написал в госпитале автобиографическую книгу 'На фронте: впечатления и воспоминания раненого офицера', изданную в 1916 году (было в РеИ — В.Т.). Книга была весьма и весьма недурна — кроме того, друзья де Маранша приложили все усилия, чтобы сделать ей самую лучшую рекламу. Они же создали 'Почту Парижа', литературную газету ветеранов, каковую месье Ано возглавил после выхода в отставку, в 1919 году (соответствует РеИ — В.Т.).
Собственно, все эти действия были частью комплекса мер, в свое время предпринимавшихся элитой Франции ради достижения одной цели — не дать левым социалистам и коммунистам перетащить на свою сторону большую часть ветеранов прошедшей войны, как это случилось в России. Поэтому организовывались и финансировались разнообразные ассоциации ветеранов самой разной направленности, от ультрамонархических до умеренно центристских, даже откровенно аполитичных — лишь бы не левые!
Все это неплохо работало до сих пор — вот только перспектива войны против Советской России настоятельно требовала внести существенные изменения. Все группировки французской элиты сделали выводы из полученных уроков — более того, все хорошо помнили, насколько краток оказался путь от массовых демонстраций с плакатами 'Руки прочь от Советской России!' до напугавшего очень многих мятежа на эскадре, находившейся в Черном море, поскольку иные представители власть предержащих сочли его 'французским Кронштадтом', прологом коммунистической революции. Теперь требовалось противопоставить единую силу, способную выступить с оружием в руках — а не совокупность разрозненных ветеранских ассоциаций.
Возвращаясь же к проблемам дня сегодняшнего, трудно было не согласиться с тем, что месье Ано, или же лейтенант д'Артой, если угодно, является оптимальной кандидатурой — у него уже была общенациональная известность как талантливого писателя и публициста, сильного оратора, организатора ассоциации кавалеров Ордена Почетного Легиона. При этом его политические взгляды были приемлемы для подавляющего большинства граждан Третьей Республики, поскольку он не был ни крайним монархистом, ни убежденным республиканцем, а выступал защитником традиционных ценностей, близких сердцу каждого истинного француза — одним словом, в политическом отношении он был почти идеальной компромиссной фигурой.
— И, наконец, третья проблема, самая, пожалуй, сложная — финансирование новой организации — продолжил Шарль де Маранш. — Позволю себе заметить, что, по моему мнению, явные следы, ведущие к нашим друзьям, крайне нежелательны.
Франсуа де ля Рок прикрыл глаза, соглашаясь с собеседником — нетрудно было представить, какой вой поднимет левая пресса, если выяснится, что новая ветеранская организация создается на пожертвования де Ванделей, Шнейдеров или Ротшильдов. Нет, конечно, семейство де Вандель без малейших проблем согласится выделить потребные суммы — это полковник услышал из уст главы клана металлургических магнатов, когда вместе с маршалом обедал у них, обсуждая нынешнюю ситуацию и планы на будущее. Условие было одно — ни малейшего шума в прессе, не говоря уже о серьезном политическом скандале!
Полковник ничуть не сомневался в том, что его визави обсуждал эту же тему в особняках оружейных магнатов Шнейдеров и некорованных финансовых королей Ротшильдов — и, ему сказали что-то похожее. Финансировать новую организацию должен был кто-то, не входящий в устоявшиеся кланы. При этом, совсем уж подставное лицо было нежелательно — если буржуа средней руки вдруг начнет жертвовать миллионы франков, вопросов возникнет очень много. Кроме того, благородным меценатом, возможно, придется пожертвовать — конечно, при необходимости. Хладнокровно списывать в потери своих граф де ля Рок умел — но, весьма не любил это делать. Таким образом, выбор патриотически настроенного жертвователя еще более сужался.
— Как Вы отнесетесь к кандидатуре месье Спотюрно, господин полковник? — прервал размышления де ля Рока разведчик.
— Вы считаете, это возможно, господин капитан? — на всякий случай уточнил Франсуа де ля Рок.
— Возможно, Вам доводилось слышать о том, как корсиканский нувориш желает стать полноправным членом высшего общества — и, ради этого, лезет в большую политику? — слегка улыбнулся разведчик.
— Благодарю Вас, мне доводилось слышать об этом казусе — ответил де ля Рок.
В самом деле, потуги весьма дальнего родственника семейства Бонапартов были постоянной темой для обсуждения в аристократических салонах. Происходивший из семьи обнищавших корсиканских землевладельцев (к корсиканцам во Франции, особенно на севере и в центре страны, тогда относились примерно так же, как в России 90-х к чеченцам — В.Т.) Франсуа Спотюрно, чьи претензии на благородное происхождение даже корсиканского образца выглядели сомнительно, не жалел сил и денег для того, чтобы стать представителем высшего общества Франции. Еще на заре своей карьеры, когда положение парфюмерного магната ему могло привидеться в сладких мечтах, он сменил фамилию на Коти. Затем, немного встав на ноги, женился на французской дворянке из обедневшего рода.
Никто не отрицал талантов месье Коти как парфюмера и предпринимателя — безусловно, в профессиональной сфере он был одним из лучших. Если бы он довольствовался при этом своим местом, местом скоробогача, тем более, уроженца Корсики, из вежливости принимаемого в салонах высшего света — все было бы в порядке. В самом деле, ремесло парфюмера исстари считалось во Франции весьма почтенным занятием, хорошие парфюмеры были весьма небедными людьми — но, это не было основанием допускать их, например, в Малые апартаменты короля, когда Его Величество обсуждал государственные дела с приближенными.
Желание же месье Коти стать равным среди бомонда, в изначальном значении этого термина (примерно — 'высшее сословие', английский аналог — 'истэблишмент' — В.Т.), было просто неуместным — как может потомок безвестных корсиканских землевладельцев стать равным с наследниками, скажем, де Ванделей, вассалов и дальних родственников де Монморанси?! Это просто бред воспаленной фантазии нувориша!
Разумеется, это не препятствовало использованию заблуждения месье Коти в интересах истинных хозяев Франции. Ему позволили участвовать в политике, играя роль рупора консервативной элиты, человека, вслух говорящего то, что неудобно говорить Шнейдерам и де Ванделям, Малле и Оттанге. Немаловажно было и то, что месье парфюмерный магнат финансировал свою деятельность из собственных доходов, экономя консервативному истэблишменту Франции немалые средства.
Предложенный же де Мараншем вариант использования парфюмера в качестве 'прислуги для грязной работы', по мнению де ля Рока, отвечал практически всем условиям — Коти был богат, и, щедро платил за то, что считал 'входным билетом' в бомонд; он был широко известен своими правоконсервативными убеждениями — но, при этом, не был членом ни одного из клубов, как выражаются англичане; собственно, за ним никто не стоял — так что не было ни малейших препятствий к использованию магната от парфюмерии в качестве расходного материала.
— Я согласен с Вашими предложениями, господин капитан — сказал полковник — но, как Вы понимаете, это только предварительное согласие, мне надо будет обсудить Ваши предложения с известными Вам персонами.
— Я очень рад тому, что наши с Вами мнения в этом вопросе совпали — улыбнулся разведчик. — Что же до предварительности обсуждения — я буду ждать окончательного ответа.
— Быть может, немного коньяку? — предложил отметить успех непростых переговоров де ля Рок.
— С удовольствием — согласился де Маранш.
По праву хозяина полковник разлил божественный напиток и предложил тост: 'За Францию!'
— За Францию! — эхом отозвался капитан.
Дойчланд, Дойчланд, юбер аллес.
Полковник фон Шлейхер работал, готовясь к серьезному обсуждению возникших проблем. Две, изрядной толщины, стопы документов на его рабочем столе — слева лежали те, которые предстояло изучить, справа высились уже прочитанные и осмысленные — содержали в себе информацию к размышлению.
Ситуация была плоха и для Германии в целом, и для Рейхсвера — так что позволить себе роскошь допустить ошибку Курт фон Шлейхер, доверенное лицо генерала фон Секта, отвечавшее за контакты с политиками, не мог. Британцы снова вели игру, рассчитанную на организацию агрессии против России силами лимитрофов — и, как это было у них в обычае, прилагали все усилия для втягивания в эту игру Германии.
Полковника, как и его шефа, как и их многочисленных единомышленников из числа военных, и, к сожалению, менее многочисленных союзников из среды промышленной и финансовой элиты Веймарской республики, считали русофилом, что решительно не соответствовало истине, если иметь в виду некие идеалистические убеждения. Группировка, руководимая фон Сектом, состояла из убежденных патриотов Великой Германии, желавших возвращения Фатерлянду статуса великой державы, с последующей реализацией концепции 'Срединной Европы' (концепция 'МиттельОйропа' была сформулирована еще во времена Второго Рейха, подразумевала господство Германской Империи в континентальной Европе — В.Т.) и приобретение необходимых колониальных владений.
От пробританской группировки германской элиты их отличал холодный прагматизм. На практике это значило, что сторонники данной линии понимали, что конфронтация с Россией куда менее выгодна Германии — по любому из значимых параметров, от размеров возможной добычи и платы за нее, до возможности выстроить долгосрочное послевоенное сотрудничество — чем противостояние с Великобританией. Проще говоря, масштабная сухопутная война на Востоке гарантировала тяжелейшие потери, при том, что возможная добыча отнюдь не окупала неизбежные расходы на боевые действия — и это в лучшем случае, старая военная элита Рейха прекрасно помнила, чем для Пруссии и Франции обернулись излишняя воинственность Фридриха Великого и Наполеона I. Прочный же мир, даже после самых блистательных военных побед, был невозможен по определению — Железный Канцлер был тысячу раз прав, сказав: 'Русские всегда приходят за своими долгами'.
А противостояние с Британией и Францией, пусть и тяжелое, сулило не в пример более богатые трофеи, в виде колониальных владений. Риск же реванша был намного ниже — французы заметно уступали немцам в сухопутной войне, англичане, нация первоклассных моряков, никогда не была сильна на суше.
Да и экономическая база возможного реванша на Западе была меньше. Там не было бескрайних просторов России, в которых необратимо растягивались коммуникации любой армии вторжения; Альбион же, защищенный от врага лучшим в мире флотом, критически зависел от морского транспорта.
Шлейхер отдавал должное врагам, не просто растоптавшим и унизившим Германию, но и принявшему необходимые меры предосторожности для того, чтобы опаснейший противник стал орудием победителей, их инструментом для решения их проблем в Европе. В самом деле, можно разгромить германскую армию на поле боя, хотя это и неимоверно сложно — но нельзя убить солдата, который живет в душе каждого истинного германца. Фатерлянд сохранил первоклассную промышленность, малочисленную, но прекрасно подготовленную армию — и, стало быть, новые походы германских солдат по Европе становились лишь вопросом времени.
Англосаксы это понимали. Равно они понимали и то, что очень многое зависит от того, чьим союзником станет сбросившая иго Версаля Германия — в конце концов, подписывавшая позорный мир немецкая делегация не считала нужным скрывать то, что делает это, подчиняясь силе, так что не составляло труда понять и то, что Рейх не преминет воспользоваться возможностью для реванша.
Конечно, у победителей был соблазн раздавить Германию так, чтобы они никогда не смогла снова бросить им вызов — технически это было возможно. Вот только такое решение было чревато самыми большими проблемами сразу после его оглашения — немецкие дипломаты не слишком преувеличивали, предупреждая победителей о том, что Германия балансирует на грани красной революции, так что предъявление желаемых французами требований обернется союзом советского Берлина с большевистской Москвой.
Вторым фактором, сыгравшим еще большую роль в том, что побежденная Германия получила пусть малое, но пространство для маневра, возможность выстраивать в определенных пределах самостоятельную стратегию, стало противостояние между Британской Империей и Соединенными Штатами, проявившееся еще во время минувшей войны и окончательно оформившиеся на мирной конференции. Причина была проста — эта планета была слишком мала для ставшей первой в мире экономикой США и спустившейся на второе место, но не желавшей мириться с этим, экономикой Великобритании. Логика экономического соперничества подталкивала пока еще союзников к неявному противостоянию — и, как следствие, и тем, и другим был необходим инструмент для реализации своих интересов в континентальной Европе.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
