Земля и звёзды

Юпитер поднимается все выше. Тени от ледяных столбов укорачиваются. Ледяная равнина, уходящая горбом к скалистому хребту на горизонте, исчерчена рыжими, точно ржавчина, полосами. Небо черное, и на нем множество ярких немигающих звезд. В тени скал шевельнулся и начал медленно разворачиваться решетчатый скелет Большой Антенны. Радиооптики приступили к наблюдениям. Еще один трудовой день землян начался на Европе.

— Почему мы бурим лед таким допотопным способом? — сказал оператор, молодой немец лет двадцати по фамилии Мейтис, с широкими скулами, черными прямыми волосами, с торсом борца. — Это долго и неэффективно. Разве нельзя раздолбать панцирь кварковыми торпедами? Или еще проще — десятком залпов антипротонами и во льду Европы образуется гигантская дыра. И можно будет опускать туда хоть субмарины или батискафы.

— Да, это, конечно, проще. — ответил гляциолог, пожилой мужчина, которого, несмотря на возраст, все почему-то звали просто Костя. — Но мы не имеем права применять ни торпеды, ни залпы пучками антипротонов. Согласно договору между Тагорой, Землей и Леонидой, подписанному в Каген-Ротте, столице Леониды, удары по планетам космическим оружием, причем, с любой целью, хоть с самой благой, строго запрещаются.

— Почему?

— Потому.

— Понятно. А впрочем, есть одна уловочка.

— Какая?

— Европа не является планетой. Это спутник Юпитера. Разве нельзя использовать это дышло, чтобы повернуть телегу закона в нужную нам сторону. Обстреляем Европу, а потом будем оправдываться. Но дело будет сделано.

— Нельзя. Слишком рискованно. Они могут порвать с нами дипломатические отношения. Тагоряне упертые законники, сверхосторожная раса. Если помнишь, когда они узнали, что мы не уничтожили своих подкидышей, как это сделали они, то свернули все отношения с нами аж на 20 лет. Мы с большим трудом восстановили наш союз с ними.

— Но ведь все равно придется лед взрывать на последних сотнях метров. Мы же не хотим утопить атомный бур.

— Подрыв льда и его обстрел — две большие разницы, как говорят у нас в Одессе.

Вдруг на пульте загорелся красный индикатор и затрезвонил звоночек, сигнализируя, что бур встал.

— Donnerwetter! — выругался Мейтис, — чего мы опасались, то и случилось: на пути оказался базальтовый валун.

На мониторе появилось изображение валуна, просвечиваемого ультразвуковым сканером.

— И преогромный! — сказал Костя, стоя за спинкой кресла оператора, глядя на экран.

Работы застопорились. Начались переговоры с инженерами и начальством. Небольшой скандальчик в эфире. Предлагали варианты и отметали как невыполнимые. Если бурить вбок, то как потом опускать батискафы? Прорубь должна быть вертикальной. Трехкилометровый колодец, диаметром двести метров.

Наконец решили поднимать бур на тросах, после чего высокоэнергетическими разрядами расколоть валун на части и освободить пути для бура.

* * *

Через два дня проходка возобновилась. И к концу месяца Прорубь пробили до самой воды. Взрывники подрывали лед, флоги расчищали полынью.

Таким образом, самая трудоемкая часть работ в рамках проекта "Посейдон" была выполнена.

И вот после небольшой торжественной церемонии был спущен под воду первый исследовательский аппарат. Открытия сразу же посыпались, как из рога изобилия. Океан Европы, как и предполагалось, был наполнен жизнью. Можно даже сказать, переполнен жизнью во всем ее многообразии. Подчас весьма экзотическими видами растительного и животного мира. В кромешной тьме проплавали медузообразные существа, светящиеся всеми цветами радуги.

Гигантские рыбы, похожие на акул, пытались прокусить прочные корпуса батискафов. Но земные аппараты оказались им не по зубам.

Вскоре от наблюдений земляне перешли к охоте. Нужно было начать отлов этой живности для лабораторных изучений.

Для этих целей снарядили небольшой трехместный батискаф. Членами экипажа были известные океанографы Олег Борисович Романов, Павел Стасинский и опытный подводник водитель батискафа Сергей Шеметов.

При свете прожекторов аппарат погружался в таинственные бездны. На глубине 15 километров батискаф атаковало существо, напоминающее спрута. Бурое тело имело размеры до двадцати метров без учета щупальцев, которые были еще длиннее и похожи на клубок разъяренных анаконд. Круглые глаза величиной с тарелку заглядывали в иллюминатор. В этих глазах светился холодный неземной разум, который был занят мыслью, как бы расколоть эту железную самодвижущуюся раковину, внутри которой в страхе мечутся несколько червячков, должно быть очень вкусных.

Стальные объятия щупальцев не смогли раздавить скорлупку. Тогда спрут решил утащить свою добычу в глубину, где чудовищное давление воды гарантированно раздавит любой панцирь.

— Превосходный экземпляр! — восхищенно сказал о спруте океанолог Стасинский. Полный, потный, он то и дело вытирал платочком лоб и толстый затылок. При этом он не отрывал от иллюминатора бледных глаз с красноватыми веками и часто моргал.

В свете прожекторов батискафа люди увидели хищный клюв головоногого, которым чудовище пыталось прогрызть обшивку.

— Глубина 20 километров, — доложил Сергей Шеметов.

Стенки батискафа уже потрескивали под давлением.

— Серёжа, ну-ка пугните его, — сказал Романов, который выполнял функции капитана судна, — а то этот разбойник утащит нас в преисподнюю.

Сергей дал на корпус электрический разряд и одновременно включил инфразвуковую сирену. Спрут отскочил от батискафа.

— Сеть! — скомандовал Олег Борисович.

Водитель нажал кнопку на пульте, и в спрута выстрелила прочная нейлоновая сеть, которая быстро раскрылась, окутала и обездвижила монстра. Батискаф начал подъем, таща за собой головоногого, как сейнер тащит трал, полный рыбы.

И тут Павел Стасинский повел себя странно. Он начал часто дышать, словно ему не хватало воздуха, хотя в отсеке воздух был свеж и прохладен. Лицо Стасинского налилось кровью, он вылез из кресла и, шатаясь, направился к верхнему люку.

— Куда вы, пан Стасинский?! — заволновался Олег Борисович. — Что с вами?

Стасинский не отвечал. Он взялся за стальное колесо запорного механизма и попытался его вращать, чтобы открыть люк. Разумеется, люк ему не открыть. Да и никто не сможет это сделать, чудовищное давление воды намертво припечатало люк.

Тогда пан Стасинский отодрал со стенки тяжеленный мезограф и попытался ударить им по иллюминатору. Быстрый и ловкий Сергей успел перехватить руку океанолога, явно спятившего.

— В чем дело, Паша?! — закричал Романов, ринувшись на помощь водителю..

— По-моему, у него приступ клаустрофобии, — сказал Сергей, крепко, сцепив руки кольцом вокруг тела океанолога, сдерживая его и пытаясь усадить в кресло. Вдвоем они усадили и привязали к креслу пана Стасинского, и сделали ему успокаивающий укол.

Сергей вернулся на свое водительское место, включил двигатели на полную мощь и повел батискаф к светлому пятну среди полной темноты. Это свет проникал через Прорубь.

Олег Борисович Романов нарек пойманного спрута мегатойтисом, сверхкальмаром, сказав, что этот экземпляр украсит новый океанариум, который построили в Адель-Гате, в Сахарском водохранилище.

Чтобы перевести мегатойтиса на Землю, пришлось переоборудовать грузовой отсек планетолета. Использовали грузовоз, имевший широкие створки на корпусе. Туда, в громадный отсек, поместили цистерну, заполненную морской водой из океана Европы. По химическому составу и физическим свойствам морская воды шестого спутника Юпитера и морская вода земных океанов были очень близки. И это неудивительно. Солнечная система формировалась из одного материала. Потому и формы жизни в идентичных средах похожи.

Когда спрута загоняли в цистерну, чтобы животное не задохнулось в вакууме, мегатойтис вдруг стал покладистым и сам, довольно охотно залез в ловушку через узкое горло. Беспозвоночные легко просачиваются в узкие щели. И вообще было сыграно на том, что головоногие любят забираться в прочные укрытия.

Бригада водолазов назвала его Покладистым, но быстро имя сократили до Поклада.

Всего было отловлено два экземпляра, один из которых решили подарить тагорянам. Те, как всегда верные своей сверхподозрительности к чему-либо новому, отказались принять подарок. Но потом вдруг передумали и почтительнейше приняли, заявив, что создадут для спрута комфортные условия.

Итак, Поклад отправился на Землю, а его безымянный соплеменник остался у тагорян. Океанологи успели ознакомиться с физиологией мегатойтисов. Оказалось, что они не нуждаются в партнере, чтобы размножаться. Каждый из них является двуполым существом. И размножается самоосеменением. Олег Борисович Романов высказал предположение, что эти спруты обладают зачатками интеллекта. А возможно, они не уступают нам в разумности, или даже превосходят. В этом случае, у нас будут большие проблемы...

В кают-компании грузового планетолета "Выносливый" было тесно: четверо членов экипажа во главе с капитаном и двое пассажиров — океанологи Романов и Стасинский. Стасинский неподвижно сидел, словно в трансе, был безучастен ко всему. Зато его коллега витийствовал, окруженный благодарными слушателями.

— Можно представить этих чудовищ, — с мрачным восторгом живописал Романов, — которые столетиями растут в океанских безднах, накапливая колоссальный опыт в своем непрерывно растущем мозгу, далекие от духовных потрясений, всегда знающие, чего им надо, беспощадные охотники и холодные рационалисты, живущие индивидуально и без социальной организации, без принуждения, никогда не ошибающиеся, руководствующиеся в жизни немногими рациональными принципами. Их не беспокоит тоска по несбыточному, они философски принимают смерть, и они при всем том способны уловить возможную угрозу сверху — все эти подрывы льда, их прочной крыши, наблюдая батискафы... Возможно, они воспротивятся вторжению человека, и будут правы...

Внезапно все почувствовали прилив братской любви к Покладу, томящемуся в баке. И тут же все поклялись не отдавать "большого друга" в океанариум на потеху публики. Команда решила не совершать посадку на африканском космодроме, а приводнится в центре Тихого океана. И там выпустить Большого друга на свободу.

Капитан был категорически против. Он кричал на команду, что они все спятили. И был в какой-то мере прав. Команда превратилась в каких-то странных роботов, словно ими кто-то управлял. Капитана связали, управление космолетом взял на себя второй пилот. Штурман внес коррективы в посадочный курс и сменил позывные и код траспондера. Они прошли хитрой траекторией, в том секторе неба, который не охватывали станций слежения. Однако их пролет все же заметили в телескопы два астронома. Одним из них был сотрудник Пулковской обсерватории Семен Аркадьевич Новак, а второй, вернее вторая, сотрудница новозеландской обсерватории доктор наук Базилда Ричардсон.

Посадка на воду считается нештатной. Корабль обладал каким-то запасом плавучести. Однако, когда команда отворила створки грузового отсека, предварительно открыв горловину бака, где сидел спрут, корабль быстро набрался забортной воды и камнем пошел ко дну. Вместе с экипажем, который даже не пытался спастись. Над тихим океаном царила ночь.

Примерно в это же время питерский астроном Семен Аркадьевич Новак свалился с балюстрады обсерватории и разбился насмерть. А доктора наук Базилду Ричардсон застрелили грабители в ее собственном доме в Новой Зеландии.

23. Битва флотов

Земной флот вынырнул из-под пространства в районе звездной системы Тагоры. Оранжевая звезда, превышавшая размерами Солнце в два раза, освещала "поле боя". И сразу наша объединенная эскадра попала в самую гущу вражеских кораблей. Пространство просто кишело бесчисленным множеством истребителей и штурмовиков. Они роились, словно мошкара над теплым болотом.

Бой начался сразу, сходу, без рекогносцировки, которая в принципе была и невозможной, ввиду полного контроля тагорянами космического пространства своей системы.

Здесь еще кроме Тагоры были три крупных планеты, похожие на наших газовых гигантов. Пять малых планет — необитаемых, с близкими орбитами у горячего солнца — сухих, выжженных. И только Тагора, в полтора раза крупнее Земли, шестая планета от светила, сверкала зеленой каплей, говорящей о том, что она кипит жизнью, украшала этот сумрачный космический пейзаж. И за свой родной дом тагоряне дрались бесстрашно и умело. Космическое пространство распарывали кинжальными ударами лазерные лучи — розовые, зеленые, красные, фиолетовые. Это лазерное шоу можно было назвать красивым, если бы не было столь гибельно для многих людей и кораблей.

Командующий Военно-Космическими Силами землян суперадмирал Гайт Гобзер по прозвищу Архистратиг, стоял на мостике нового флагмана "Принципиум", наблюдая на огромных экранах за ходом сражения. С каждой минутой раздражение и тревога его нарастали. Он готов был разорвать на кусочки так называемых военных аналитиков и генштабистов, планировавших атаку, а пуще всего, разведку, которая дала неверные и явно заниженные данные о боевых возможностях тагорян.

Тагора считалась отсталой планетой, отставая на полшага или на шаг от научно-технических достижений землян. Однако, думал Гобзер, мы не учли их скрытный характер. Их медлительность мы принимали за тугодумство. Осторожность и даже сверхосторожность — за консерватизм. Чуть ли не за маниакальность.

А они тщательно скрывали СВОИ достижения.

— Откуда у них столько техники? — сказал Гобзер, особо ни к кому не обращаясь. — И где базируются все эти армады истребителей?

— На орбитальных космических поселениях, — ответил тангер-офицер Френц. — Модульные астрогорода тагорян образуют вокруг планеты сплошной пояс жизни. 40 миллиардов надо же куда-то расселять...

"Принципиум" содрогнулся. Какой-то незакрепленный предмет с металлическим звяком упал на пол. Экраны по правому борту ослепли на минуту от чудовищной вспышки взорвавшийся кварк-торпеды, но, к счастью, силовая защита выдержала удар. Три звена земных истребителей промелькнули за "окнами" флагмана и исчезли в гуще сражения.

— "Докладывает замком Левого крыла Иващенко! — раздался голос из динамиков, и на экране связи появилось изображение фигуры взъерошенного человека со следами пятен сажи на круглой вспотевшей физиономии. Воротничок его кителя был расстегнут не по уставу. — Наша эскадра несет серьезные потери. Просим Командующего дать приказ на отход и перегруппировку..."

— Иващенко, где комэск Крыла!? — гаркнул Архистратиг.

— "Командир эскадры Левого крыла Синг Свами получил контузию и назначил меня... прошу дать приказ..."

— Доложите о потерях, — потребовал Суперадмирал, хотя количество боевых единиц, класс судна, число потерь — все это отражалось на плоских теледисплеях, прикрепленных кронштейнами к вертикальным штангам, и были перед глазами Командующего. Но он желал человеческого общения с подчиненными. Хотел знать, насколько они владеют ситуацией.

— "Потеряно три "Терминатора"... Впрочем, один из них еще держится и, возможно, мы его спасем, если вы дадите приказ отступить... выровнять линию фронта, перегруппироваться..."