Liberte (Книга 1. Главы 1-10)

— Да чтоб вас, проклятые крохоборы! — раздалось где-то совсем рядом чуть ниже меня. Голос говорящего показался мне знакомым.

— Джордж? — не услышав ответа я позвал ещё громче. — Джордж, это ты?!

— Я, только не ори!

— Что происходит, Джордж? — спросил я, отчётливо понимая очевидную глупость своего вопроса. Задавая его из простого желания услышать живой человеческий голос.

— А сам ты конечно не понимаешь, летун?!

Злоба и раздражение, прозвучавшие в его словах, заставили меня замолчать и вновь погрузиться в собственные размышления.

Во время учёбы в Академии мне неоднократно пришлось заправляться от звёзд класса A, класса B, жёлтых звёзд, голубых, оранжевых и красных. Не один раз я умудрился сгореть заживо, то неверно рассчитав тормозной импульс и попав под корональный выброс, то несвоевременно отреагировав на показания приборов. Я провёл в тренажёрной капсуле прорву времени и дважды пересдавал экзамен из-за полученного перегрева корабля и повреждений корпуса пока не добился зачётного показателя, но как любил приговаривать заведующий кафедрой астродинамики: "Лучше дважды пересдать, чем один раз умереть". Не знаю, как бы я сейчас справился с этой задачей пилотируя настоящий корабль, в одном уверен на все сто процентов, поджилки бы при этом у меня основательно тряслись. Впрочем, это было бы значительно лучше чем беспомощно лежать в тюремной капсуле уповая на милость случая и то что пилот "морозильника" достаточно опытен, чтобы попусту не рисковать своей и чужими жизнями, а также проделывает подобный трюк не в первый раз. В противном случае для всех нас "морозильник" может превратиться в "гриль".

Температура всё поднималась, стало трудно дышать, вентиляция капсулы нагнетала спёртый тяжёлый воздух, который нисколько не освежал моё мокрое и липкое от пота тело. То тут то там всё чаще раздавались приглушённые металлическими стенками капсул голоса заключённых, их стенания и ругательства. Джордж также принялся материться, но больше я на него не реагировал.

Так продолжалось недолго. Опять загудел гипердвигатель, забор топлива ослабел и вскоре прекратился совсем. Температура понемногу, очень медленно начала снижаться, возвращаясь к норме, но радоваться этому было явно преждевременно. На мой взгляд произведённой дозаправки вряд ли должно хватить для окончания нашего перелёта, а, следовательно, орбита была рассчитана неверно и манёвр повторится, сразу после охлаждения корабля.

Воспоследовавший аварийный выход из гиперкрейсерского режима показал, что я в очередной раз оказался не прав. Как всегда, при экстренном выбросе началась безбожная тряска. Корабль резко дёрнуло и закрутило в такой бешеной пляске что от скрипа его переборок заныли зубы. В первые же секунды я успел упереться ладонями в крышку капсулы, амортизируя сотрясения и удары. Хотя это мало бы мне помогло, не будь моё тело вдобавок дополнительно опоясано парой эластичных ремней безопасности. По меньшей мере я бы сломал себе нос, а так лишь несколько синяков добавились к тем что уже и без того имелись у меня в достатке, да тошнота опять подступила к горлу. Мой вестибулярный аппарат отказывается нормально работать пока я то и дело получаю удары по голове.

Как только болтанка прекратилась вокруг повисла напряжённая тишина, замерев все прислушивались к происходящему. Слышно было как из находившейся по всей видимости прямо надо мной капитанской рубки слабо доносятся встревоженные голоса, но разобрать что-либо не представлялось возможным какие бы усилия к этому я не прилагал. Внезапно зловещую тишину разорвал сильный удар сотрясший весь корабль. Затем ещё один и у меня заложило уши. Стало страшно, не оставалось ни малейших сомнений в том, что мы подверглись атаке. Проклиная себя за несообразительность и запоздав с принятием неотложных мер, я открыл рот, а затем зажав нос указательным и большим пальцами несколько раз дунул в него. В ушах щёлкнуло, мне полегчало, и я начал различать звуки. Запоздало надрывался ревун, подавая непрерывный сигнал "Боевая тревога", когда он смолк мне по-прежнему сильно мешал пронзительный писк в ушах, оставалось только надеяться, что он скоро пройдёт. Откуда-то тянуло гарью. Нащупав вентиляционную решётку, я приложил к ней ладонь и не ощутил даже лёгкого дуновения ветерка. Ситуация начала проясняться. То, что я поначалу воспринял за симптом поражения слухового нерва, издавал вышедший из строя генератор защитного поля. Стало быть, силовая установка работает в аварийном режиме, щиты выбиты, но больше по нам не стреляют, а, следовательно, наш корабль пока не хотят уничтожать. Слабая надежда для того, кто может вскорости задохнуться.

Едкий запах горелой изоляции всё сильнее просачивался сквозь вентиляционное отверстие и перехватывал дыхание, под рукой же не было ничего, даже старой ветоши чтобы обмотать ею лицо. Стараясь не поддаваться приступу паники, я принялся пореже дышать и не думать о том насколько может хватить годного для дыхания воздуха. Что творилось в этот момент в капитанской рубке я не мог различить по вине разразившейся в тюремном отсеке жуткой какофонии. Со всех сторон раздавались крики, ругань, мольбы о помощи, кто-то стучал в стенки капсулы в бесплодных попытках высвободиться наружу. Странно, но ниоткуда я не услышал, чтобы хоть кто-нибудь читал молитву, может всё-таки наше время ещё не пришло?

— Дэвид, ты меня слышишь? — донёсся до меня голос Джорджа.

— Да. — односложно подтвердил я стараясь беречь дыхание.

— Что происходит, Дэвид? — в его голосе явственно звучали истерические нотки и сам того, не замечая он в точности повторил чуть раньше сказанную мною фразу. Возникло инфантильное желание ответить ему тем же образом, что и он мне, но было не время для мести из-за мелких обид.

— Нас атаковали. Щитов нет. Силовая повреждена. — я кратко обрисовал ситуацию как она виделась мне из позиции лёжа в кромешной тьме тюремной капсулы.

— А кто? — видимо он изрядно напуган раз не контролирует себя считая такие абсурдные вопросы в норме вещей.

— Не знаю. — после недолгого молчания произнёс я только для того чтобы не оставлять без ответа заданный им вопрос. Действительно ничего я не знаю и это незнание мучает меня ещё сильнее от того что внушает напрасную надежду. Кто мог взять на себя смелость атаковать федеральное служебное судно. Что там утверждает пословица: "Враг моего врага — мой друг"? Как бы не так, грош цена всем этим житейским мудростям и всё же... корабль беззащитен, сопротивление подавлено, чего же они тянут?

Словно читая мои мысли раздался скрежет металла и слабый толчок в корпус оповестил о принудительной стыковке. "Абордаж", — вихрем пронеслось у меня в голове и в ответ на эту мысль лихорадочно забилось сердце.

Сверху донеслись крики, грянул одиночный взрыв, затем редкая пальба и всё так же быстро стихло, как и началось. Ещё один толчок в корпус уже с другой стороны корабля. Странно они что не могли согласовать синхронность своих действий для начала атаки? Нет, опять я спешу с выводами. Первая волна нападающих может выполнять роль приманки, осуществляя отвлекающий манёвр и вовлекая в бой основные силы обороняющихся. Вторая группа, воспользовавшись эффектом неожиданности атакует с тыла, уничтожает резервные боевые посты и деморализует противника, подавляя его волю к сопротивлению. Чёрт, о чём я только думаю, ведь это обычное тюремное судно, а не боевой корабль. О каком бое с конвойщиками вообще может идти речь? Скорее всего оказываемое ими сопротивление уже закончилось, так толком и не успев начаться. Будто в подтверждение моей критической оценки боевых качеств сотрудников конвойной службы, зажужжали сервомоторы переборки, ведущей в наш отсек и грохоча по полу тяжёлыми ботинками в сторону стеллажа с моей капсулой направились несколько человек. Между собой вошедшие общались на унилингве, голоса у обоих были раздражённые. Начало их беседы осталось вне предела моей слышимости, предоставив мне возможность самостоятельно строить догадки о предмете их разговора:

— Мне известно не больше твоего.

— Тогда как мы будем его здесь искать?

— Предлагаю выдёргивать их по одному и сверять.

— По мне так они все на одно лицо!

— А по мне так заткнул бы ты свой рот.

Ожидаемой ссоры не последовало, вместо этого запорный механизм моего ящика щёлкнул, откинулась дверца и льющийся в отверстие свет на время ослепил меня заставив невольно зажмурить глаза. Меня схватили за лодыжки и с силой потянули (из /недр/ капсулы наружу) на себя. Я и не думал сопротивляться. Крепкие руки подхватили меня и поставили на ноги. Чья-то ладонь в жёсткой перчатке повернула моё лицо в свою сторону:

— Открой глаза.

Надо же оказывается они умеют говорить не только на унилингве. Через силу как можно шире я открыл слезящиеся глаза, непрерывно моргая при этом. Секундная пауза.

— Не он. — резко с досадой отрывисто бросил говорящий вновь, переходя на уни.

— Какая неожиданность. — в притворном удивлении протянул его собеседник даже не пытаясь скрывать язвительных интонаций.

Меня впихнули в другие руки и не успел я прийти в себя как уже оказался лежащим на холодной палубе отсека лицом вниз. Немногим погодя рядом со мной бухнули ещё одно тело, подвергнутое процедуре опознания. Аварийное освещение уже не так слепило меня, и я смог различить невдалеке слева от своего лица грязные пятки своего соседа. Я слегка приподнял голову и посмотрел прямо перед собой. Никто не одёрнул меня, но я не принялся активно вертеть головой оглядываясь по сторонам, предпочитая не напрашиваться на неприятности. Разрушения вокруг по факту оказались не так страшны, как мнилось мне будучи запертым внутри капсулы. Переборки не деформированы, налицо загазованность и задымление помещения, значительно превышена ПДК (предельно-допустимая концентрация) и до сих пор где-то тлеют перегоревшие кабели, но в целом обстановка не критична. Впрочем, не состояние отсека сейчас занимало мой интерес, а три бойца облачённые в стандартные боевые костюмы без знаков различия. Окончив осмотр очередного заключённого, двое из них двинулись к следующей стойке с капсулами, а третий загородив мне обзор повёл в нашу сторону жмурящегося зэка. Положив его рядом с моим соседом, он ушёл обратно к парочке, сравнивающей внешность следующего извлечённого на свет с изображением на запястном коммуникаторе. Опять отрицательный результат и в нашей компании стало на одного больше, только на этот раз отбракованного положили поверх нас и поперёк. Чужое обнажённое тело мерзко уткнулось коленями мне в лопатки (придавив своей тяжестью меня к палубе).

Абордажники работали чётко и слаженно, без лишней суеты, быстро, но никакой особой спешки в их действиях не наблюдалось. Справлялись они с порученным им заданием исправно, отчего поверх меня громоздилось уже два ряда из шести человеческих тел и все мои вопросы относительно принадлежности бойцов и проводимых ими поисков перешли в категорию праздных. Из насущных и жизненно важных остался всего один: в отсеке несколько сотен заключённых, они что так и будут таскать их по одному по-прежнему укладывая всех им негодных поверх нас.

Не ладность происходящего почувствовал не я один, те же соображения посетили голову и одного из парочки занятых процессом опознания.

— Слышь, Джеро, может просто позвать его, а?

— Давай, зови! — с вызовом ответил на его предложение напарник.

Оба замерли, буравя друг друга глазами.

— Так может ты тогда назовёшь мне его имя?

— Я уже тебе говорил, что мне известно не больше твоего. — медленно выцеживая из себя каждое слово ответил Джеро: — Хочешь узнать его имя, спроси Лемке.

— Кто у нас в группе старший? Ты и спроси! — не выдержав заорал ему в ответ первый.

Бойцы обменялись тяжёлыми взглядами, после чего Джеро поднёс к губам коммуникатор и принялся что-то в него негромко бормотать. После недолгих переговоров, он объявил, обращаясь ко всей команде:

— Ждём!

Жужжание открывающейся двери известило о прибытии в наш отсек новых лиц. Их было двое: оба невысокого роста и немолоды, но на этом их сходство оканчивалось. Одним из пришедших оказался тот, кого бойцы между собой называли Лемке. Рассмотреть его толком мне не удалось, но судя мощной фигуре с демонстративно выпирающей гипертрофированной мускулатурой его можно было отнести либо к выходцам потомственных жителей планет с повышенной гравитацией, либо к тем, кто не чурается модернизации своего тела имплантами и в ущерб своему здоровью накачивается различного рода стимуляторами. Добиться такого изменения своей мышечной массы и ширины плеч путём усиленных повседневных тренировок в естественных условиях нереально. Второй мужчина ничего особенного из себя не представлял. Сухопарый с жёлтым морщинистым лицом внешне смахивающий на уроженца миров Старой Империи или же планет под контролем Корпорации "Сириус". По правде сказать, ни тех ни других вживую я никогда не видел, а по тому с лёгкостью мог ошибаться, принимая на веру стереотипы, навязанные мне просмотром головизионных передач.

Войдя Лемке ограничился всего одним словом:

— Ну?

Джеро тут же принялся сбивчиво излагать суть проблемы, постигшей его группу. Когда он закончил свой путанный доклад, не преминув озвучить контрпредложение по упрощению поисков, первым как ни странно заговорил сухопарый. Его "мяукающий" язык был мне не знаком до такой степени, что для меня так и осталась загадкой его принадлежность к Сириусу, Старой Империи или бог весть знает к кому ещё. Бойцы также в непонимании уставились на него. Так как разъяснений не поступало Джеро был вынужден обратиться к Лемке.

— Чего он сказал?

— Он сказал, — невозмутимо произнёс Лемке, — Что к своему великому удовольствию должен констатировать тот неоспоримый факт, что ты обыкновенный идиот, но просит тебя не расстраиваться по этому поводу, так как для представителя твоей расы это совершенно нормальное состояние.

Желваки заходили на скулах Джеро, в то время как тёмно-коричневое лицо его напарника озаряла злорадная ухмылка и то что именно его предложение было сочтено идиотским, отнюдь не мешало ему радоваться нечаянной неудаче своего товарища.

В отсек вошёл ещё один человек. Остальные абордажники на его фоне смотрелись подростками. В противоположность Лемке он был очень высок и невероятно худ. От подогнанного под его тощую фигуру силового бронекостюма при каждом движении раздавалось слабое жужжание и потрескивание как от старого несмазанного робота. По тому как с его приходом изменилось выражение лиц у всех присутствующих, кроме желтолицего, можно было понять, что он выше их не только по росту.

— Техники демонтируют всё ценное и отчаливают. — неожиданно высоким голосом заговорил он, — На месте "морозильник" ремонту не подлежит, бортовой журнал эти стервецы пожгли и список выудить не удастся. Лемке, ускорь поиски для нашего дорогого гостя. — он уважительно кивнул в сторону сухопарого. — И организуй погрузку "мяса". На всё у тебя. — он обвёл взглядом ряды стеллажей, — Пятьдесят минут. Гони их в грузовой шлюз, "Тукан" идёт на стыковку. В помощь дам ещё двух человек.