"Сердце России" (Время и магия. Часть 1)

До рассвета Ира и Митрохин решили укрыться в городском саду, который начинался сразу за главным храмом Кашина и располагался на месте крепостных построек Духовой горы. Если площадь перед Воскресенским собором и вход в сад были освещены газовыми фонарями, излучавшими свет за счет нагревания металлической сетки газовой горелкой, то внутри сада, на аллеях укрытых кронами деревьев, царил полумрак. Прежде чем войти в сад, Юра остановился у тумбы, обклеенной афишами и объявлениями. Одно из них гласило: "Дамы и господа! Приглашаем Вас 8 мая 1908 года на Песочную набережную на открытие лодочной станции. Для первых пяти желающих прокат лодок бесплатный".

"Ириша, посмотри, куда нас занесло" — подозвал Митрохин девушку. Ира подошла и посмотрела на объявление, но ничего не сказала и направилась вглубь сада. После предательства Пеенджиила девушка чувствовала внутри себя опустошение.

Путешественники расположились на одинокой скамье в конце одной из боковых аллей. Отсюда открывался чудесный вид на лежащий под ногами город. Однако ни замысловатые изгибы реки, ни парящие, словно птицы над скрытым тьмой городом купола тридцати трех церквей не привлекали их взгляды. Больше всего на свете их сейчас тревожила собственная судьба.

"Вот мы попали и все из-за меня — клял себя Юрий, пока Ира перевязывала ему руку своим разорванным на полоски головным платком — Документов для этого времени нет, денег нет. Каким надо было быть идиотом, чтобы отправиться в прошлое почти без подготовки".

"Это состояние эйфории виновато. Когда у тебя в руках машина времени ты себя чувствуешь почти богом и на всякие мелочи внимания уже не обращаешь. Мне это ощущение тоже знакомо. И потом Пеенджиил — это ведь моя ошибка. Он мне казался, может быть глуповатым, но преданным и верным. Ведь я ему помогла, у себя приютила. До слез обидно" — возможно, Ира хотела успокоить Митрохина, но в голосе у нее сквозила полная безысходность и слова ее больше навевали смертную тоску, чем покой.

"Сколько волка не корми, он все в лес..." — ляпнул первое пришедшее в голову Юра, но договорить не смог. Ира слишком крепко затянула узел на его запястье, и Митрохин замолк, поморщившись от боли. Некоторое время путешественники молчали, бездумно глядя вдаль.

"А мы гроб открытым оставили" — вспомнила Ира.

"Ничего страшного не произошло. Стрельцы должны были сразу это обнаружить и доложить куда следует. Кстати, теперь понятно, как появился слух про неправильно сложенные персты Анны Кашинской".

"Какие персты? О чем ты? Ума не приложу, что нам теперь делать".

"Найдем Пеенджиила и вернем "Сокровище Мерлина" и рубин".

"Ты со мной как с маленькой разговариваешь? Как мы его теперь найдем?".

"Попросим Анну Кашинскую, и она нам поможет" — Митрохин хотел пошутить, в надежде вывести Иру из состояния безнадежной апатии, но эффект получился немного не тот, на который он рассчитывал. Девушка разозлилась и вскочила со скамьи.

"Как тебе не стыдно? Как мы ее попросим? — выпалила Ира, а затем упала на колени в траву и молитвенно сложила ладошки — Святая благоверная княгиня Анна, простите нас за кражу вашей драгоценности и помогите нам. Так? Ой, Юра, смотри?".

Прямо перед ней под кустом ракитника что-то призывно сияло, отражая лунный свет.

" Ничего не вижу".

"Под кустом. Наклонись и сразу увидишь".

Митрохин последовал совету девушки и тоже заметил непонятный блеск. Подойдя ближе, он увидел источник сияния. Блестела серебряная застежка солидного кожаного портмоне. Внутри бумажника находилась приличная сумма денег и паспортная книжка на имя Юрия Ивановича Вяземского, доктора Бурашевской колонии для умалишенных.

"Ириша, идем. У меня появилась идея" — Митрохин потянул девушку к выходу из сада. Вновь оказавшись на Соборной площади, Юрий стал растерянно озираться по сторонам, но, заметив на краю площади будку городового, решительно двинулся к ней.

"Милейший — обратился Митрохин к полицейскому — Я доктор Вяземский. Преследую опасного больного сбежавшего из Бурашевской колонии. Мне необходимо срочно встретиться с господином полицмейстером. По моим данным психопат скрывается в вашем городе".

— 15.2 —

Потомственный дворянин Николай Иванович Петропавловский, полицмейстер уездного города Кашина стоял около большого арочного окна второго этажа здания городской думы и с тоской смотрел на красное кирпичное здание Гостиного двора. К самому зданию Николай Иванович не имел никаких претензий, а настроение ему портило событие, которое должно было начаться с минуты на минуту. Причем, само по себе событие это было скорее радостным и заключалось в составление петиции к государю императору по поводу открытия мощей святой благоверной княгини Анны Кашинской и утверждение состава депутации в Санкт-Петербург, но господин полицмейстер подозревал, что событие это повлечет неприятный разговор с градоначальником Кашина.

За спиной Николая Ивановича по двусветному залу заседаний разносился бас купца Терликова, заработавшего миллионы на продаже поддельных виноградных вин "заграничных" сортов: "Вы господа как знаете, а мне так обязательно необходимо в составе депутации состоять".

"В чем же суть этой необходимости, Николай Васильевич?" — без особого интереса спросил господин Кисловский, пожилой человек с раздвоенной бородой, состоящий на должности мирового судьи.

"Хочу у государя разрешение испросить на позолоченную крышу для дома своего. Больно мне нравится, как солнце на позолоченных церковных куполах играет. Я уже и губернатору прошение подавал, да только они изволили ответить "сам царь, не мне дураку чета, и то под железной крышей живет", и прошение мое не уважил".

"Побойтесь бога, любезный Николай Васильевич. И так про вина ваши с легкой руки Салтыкова-Щедрина дурная слава по всей России идет, а вы еще такое удумали" — вступил в разговор крупнейший уездный землевладелец Лихачев, мужчина небольшого роста без бороды, но с пышными усами.

"Легко ему было в книге меня позорить, а чтобы он на моем месте стал делать? Виноград в нашем уезде не растет. Чего под руку попадется из того вина и делаем. Однако кашинские рейнвейны, особенно если с золотым ярлыком любой стол украсят. Да и губернаторский обед не испортят. И перед Господом Богом грехи свои исправно замаливаю. Двести пятьдесят тысяч на постройку колокольни дал, и куранты новые для города на Лейпцигской ярмарке купил" — обиделся купец.

Двери зала распахнулись, и вошел городской голова Алексей Петрович Дорогутин: "Господа, все в сборе?".

"Отца Иоанна еще нет, Алексей Петрович" — ответил Кисловский.

"Подождем. Раз свободная минутка выдалась, хочу с вами, Николай Иванович поговорить. Нехорошие вещи мне докладывают. Два убийства за два дня — виданное ли дело для нашего тихого города. Куда же наша доблестная полиция смотрит?".

"Так и знал, без неприятностей не обойдется" — подумал полицмейстер и недовольно сморщился.

"Объяснитесь, Николай Иванович? Вид у вас словно вы лимон надкусили".

"Безумец у нас объявился, господин градоначальник. Из колонии для умалишенных сбежал. Его проделки. Ищем".

"Плохо ищите. Депутацию к государю императору отправляем, а тут такое творится. Представляете, если до Санкт-Петербурга слухи об убийствах дойдут? Извольте безумца своего в ближайшие дни отыскать".

"Право слово, вы уж постарайтесь, любезный Николай Иванович — вставил свое слово Терликов — Нам в городе порядок нужен".

"Не извольте беспокоиться, Алексей Петрович. И вы господа не волнуйтесь. Поймаем. К нам и доктор прибыл из Бурашево. Дело свое знает. Поймаем".

"Это тот, который с полицейскими по городу разъезжает? И девица еще с ним, наверное, сестра милосердия? Мне они, Николай Иванович показались очень странными. Странно одеваются, да и ведут себя странно. Будет ли толк от такого доктора?" — засомневался Лихачев.

"Так это-то и хорошо. Точно дело свое знают. Странные — значит, опытные. Кто бы странным не стал, если бы много лет среди умалишенных провел" — усмехаясь, выразил свое мнение Терликов.

В это время в зале появился настоятель Воскресенского собора протоиерей Иоанн Аменитский: "Прошу простить меня за опоздание, господа. С прихожанами разговаривал. Паства волнуется. Безобразия у нас в городе твориться начали, прости Господи".

Городской голова бросил напоследок испепеляющий взгляд на полицмейстера и перешел к решению более приятных вопросов.

— 15.3 —

Присланные за Митрохиным дрожки нещадно трясло на булыжной мостовой. Помимо Юрия в экипаже сидели городовой и бледная Ира. Девушке приходилось нелегко. То, что она видела за последние дни, выезжая на места преступлений Пеенджиила, могло довести до обморока и мужчину, но и оставить Иру в гостинице Митрохин тоже не мог. Он боялся расстаться с девушкой даже на секунду. Ему почему-то казалось, в этом случае он уже никогда ее не увидит, а в одиночку не сможет вернуться в свое время. Иру, похоже, тоже тревожили подобные мысли и поэтому она и сама не испытывала большого желания оставаться одной.

Постепенно экипаж удалялся от центра города, и вскоре булыжное покрытие улиц закончилось, но легче от этого не стало. Теперь он начал скакать по ухабам улиц размытых пролившимися за последние три дня дождями.

Рождественская улица, на которой было совершено преступление, представляла собой огромную лужу между двумя рядами домов. По левую сторону от лужи и располагалось место противоправных действий. Представляло оно собой одноэтажный дом, украшенный полюбившимися Ире полукруглыми резными филенками. Перед воротами, ведущими в дом, Митрохина встретил следователь сыскного отдела Корней Петрович Жуковский.

"Господин Вяземский, похоже, опять ваш клиент балует" — ехидно заметил следователь.

"Посмотрим, Корней Петрович" — Юра вошел во двор и увидел чуть ли не пополам разорванное тело собаки. Митрохин сразу посмотрел, как на это среагировала Ира. К его радости девушка держалась очень стойко.

"Расскажите подробности" — попросил Митрохин следователя, с которым у него успели сложиться отношения взаимной неприязни.

Подробности, по словам господина Жуковского, были вполне обыденными. Мещанка Жданова отправила мужа на службу и прилегла отдохнуть. Разбудил ее вой дворовой собаки. Не слишком вдаваясь в причины, госпожа Жданова выскочила на улицу, дабы привлечь пса к заслуженному наказанию за то, что мешает хозяйки спать, но как только вышла на крыльцо, ей попытались отсечь голову. Спасибо собаке, которая из последних сил вцепилась в руку убийцы. Это и спасло госпожу Жданову. Она успела вернуться в дом и запереть за собой дверь. Убийца бросился следом и начал ломать дверь, но к счастью в этот момент вернулся муж, забывший бумажник. Он поднял крик, поднявший на ноги всю улицу, и спугнул преступника.

"Клиент наш, сомнений нет — признал Митрохин — Я предупреждал, что он очень коварен, жесток и мастер маскировки. Вы проверяли места в городе, где он мог бы найти приют?".

"Проверяли. Толку никакого".

"Мы опаздываем. Он опережает нас, а нам необходимо придумать, как опередить его".

"У нас город тихий, господин доктор. Ну, мужики на ярмарке спьяна подерутся или пропойца какой-нибудь воровство учинит, а такое — извините-с. В расследовании подобных дел опыта у нас нет. Думайте сами, господин Вяземский, думайте".

В это время Пеенджиил сидел по пояс в воде близлежащего пруда и наблюдал за действиями полицейской бригады. То, что сейчас происходило в жизни гоблина, кроме как воплощением всех возможных желаний и назвать было нельзя. Перед ним лежал мир жалких и беспомощных людей. Он мог уничтожить их за одну секунду, вернувшись в прошлое и изменив последовательность событий, а мог медленно убивать друг за другом, заглядывая в глаза и наслаждаясь их мучениями. Первое было важней, второе приятней. Пеенджиил не мог отказать себе в удовольствии и выбрал второе. Ненадолго, как он сказал себе, еще несколько дней и вперед к великим свершениям, или вернее назад, но чувство собственной власти затягивало. Люди оказались такими глупыми, такими несовершенными, что в какой-то момент гоблину показалось, он и без "Сокровища Мерлина" смог бы их победить. Особенно если убрать с дороги тех, кто слишком много о нем знает. Пеенджиил еще раз взглянул на Иру с Митрохиным и злобно зарычал.

— 15.4 —

Центром Кашина являлась Соборная площадь, на которой располагались Успенский и Воскресенский храмы. Справа от площади, если смотреть со стороны реки, находился городской сад, а влево отходила Думская улица, на которой находились учреждения городского управления и наиболее шикарные, с точки зрения местных жителей, магазины. Улица эта упиралась в Кашинку, но перед этим пересекала перпендикулярную к ней Московскую улицу, главную магистраль города. Магистраль была продолжением Московской дороги, пересекала весь город, с двух сторон огибая часовню, построенную в честь героев войны 1812 года на Торговой площади, и убегала дальше на север к маленькому городку с названием Кесова Гора. Недалеко от пересечения Думской и Московской улиц и находился доходный дом купчихи Зазыкиной, в котором Ира и Митрохин снимали меблированные комнаты по 45 копеек в сутки. Комнаты были не слишком просторными, с минимумом мебели, но имели все удобства и выглядели уютней, чем "люкс для новобрачных" в гостинице "Русь".

Путешественники во времени возвращались с места преступления Пеенджиила и уже почти доехали до места своего проживания, когда Ира вдруг дернула извозчика за белый холстинный балахон, подпоясанный желтым кушаком, и закричала: "Стой! Стой!". Юра удивленно взглянул на девушку и даже испугался. И без того бледная Ира теперь окончательно позеленела и вжалась в сиденье, пытаясь забиться за спину Митрохина.

"Ириша, что случилось?".

"Там, около дома, видишь?".

Около входа в доходный дом стоял высокий бледный мужчина с тремя детьми, двумя девочками, светленькой и черненькой, и белобрысым мальчиком.

"Вижу кого?".

"Черненькая девочка. Это не девочка. Это фея. У нее я украла "Сокровище Мерлина". Она пришла за мной — Иру даже начало трясти от страха — Я знала, когда-нибудь придет. Это хуже, чем Пеенджиил".

"Чем хуже?".

"Это магия, Юра. Против магии нет приема. Это хуже, чем нож. Перед ней ты бессилен. Спаси меня. Спаси нас. Надо только дойти до моей комнаты. Там пакетик и пузырек. В пакетике засушенные и измельченные цветы терновника, а в пузырьке настойка его плодов. Сделай это".

"Что, сделать-то?" — Юрий не понимал сбивчивую речь Иры.

"Высыпи на нее цветочную пыль или напои настойкой, иначе мы погибли".

"Это поможет?" — усомнился Митрохин.

"Поможет — уверенно ответила Ира — Только быстрей Юрочка, быстрей".

Терновник или колючая слива — неприхотливый кустарник, растущий в оврагах, около рек и на лесных опушках, обладал удивительным свойством. Он блокировал магическую энергию. Стоило феи лишь соприкоснуться с этим растением, и она уже не могла творить волшебство. После пребывания в Стране Фей, Ира была прекрасно осведомлена об этом свойстве терновника. Во дворце Королевы Фей даже существовала специальная тюрьма для провинившихся подданных, стены которой были оплетены колючими ветвями кустарника. Справедливо опасаясь возмездия за кражу зеркальца, девушка заранее подготовилась к возможному визиту фей, а сделать это было совсем не сложно. Сухие цветы терновника можно было купить в любой аптеке, так как настой на них рекомендовалась пить при заболевании почек или нарушении обмена веществ. Точно также обстояло дело и с соком плодов кустарника, имевшим слабый запах горького миндаля. Его применяли при пищевых отравлениях.