— Вот твое барахло, переодевайся.
Ивик раскрыла пакет. Форма ей понравилась. Белоснежная рубашка с горловиной, переходящей в широкую ленту, лента завязывалась красивым пышным узлом. Черные узкие брюки с удобными карманами, черный жилет. Полукруглый металлически блестящий бейджик с ее именем — в виде брошки на жилете. Столько хлопот, подумала Ивик. Подбирать одежду, печатать бейджик. А вдруг я не справлюсь с работой? Придется выгонять, а это все — куда?
Должна справиться, выругала она себя. Эти-то старались — ладно, а вот подвести отдел обеспечения — серьезный минус.
— Самое главное запомни: живые не должны встречаться с мертвыми.
Для утилизации мертвых тел — одна половина, для живых — другая. Есть коридор, где они могут встретиться, чисто теоретически, но этого не следует допускать. На мертвой половине работать легче, поняла Ивик. Но там и дежурит только один человек. Сейчас здесь было пусто — поток клиентов еще не начался. Дежурила девушка стандартного "молодого возраста" — то ли 18, то ли 45; волосы пострижены в каре, рыжеватый отлив, холодное красивое лицо, на приветствие Ивик почему-то не ответила. В руках электронный блокнотик. Смотрела только на Санну и говорила с ней.
— Ты не слышала, мы теперь должны еще вносить в Большой Регистр?... кто сегодня ночью дежурил? Опять панель не протерта. Я сообщила Види, пусть они как хотят...
Девушка, которую звали Тайс, Ивик резко не понравилась. Эти чувства, похоже, были взаимными — хотя скорее, Тайс просто не заметила Ивик. Как пустое место.
Дейтре стало неуютно: похоже, Тайс вообще не считала нужным заводить с ней знакомство, зачем, скорее всего, ее уволят через пару дней. Может, так здесь всегда бывает? Неприятно было бы...
С мертвыми телами поступали просто. Снять бирку, сгрузить — с помощью техники, конечно — на одноразовые носилки и отправить по движущейся ленте в высокотемпературную печь. 10 минут — и от тела остается легкий голубоватый пепел. Ивик прикинула затраты энергии — ничего себе. Пепел ссыпается в урну. Для богатых — заказную, красивую и недешевую, для бедных — в экологичную бумажную упаковку; а то и вовсе в общую пепельную корзину. Затем мертвец заносится в компьютерную базу данных, данные пересылаются в городскую Регистратуру.
Работа на живой половине оказалась куда сложнее. Здесь сидели специалисты — медсестры, психолог, юрист. В обязанности неквалифицированного персонала входило сопровождение клиента.
Пожилая дама уже входила в белоснежный коридор, осиянный почти неземным ярким светом. Как будто в преддверие некоего загробного счастья. Ивик вспомнила очередной раз, что дарайцы, энергично отвергая христианство, массово верят в "жизнь после смерти". У них даже есть вполне развитая мифология на эту тему — вроде ты попадаешь в некий туннель, за которым — слепящий свет, а дальше — в меру фантазии, каждый сочинял что-то свое. Эта мифология даже якобы подтверждалась какими-то научными исследованиями и свидетельствами "оттуда". Некоторые, впрочем, верили в перевоплощение.
Санна поспешила к клиентке. Что-то щебетала, направляя ее в кабинет. Это правильно, подумала Ивик, что мы здесь работаем. Было бы ужасно идти на смерть, испытывая бюрократические муки, бегая по кабинетам самостоятельно, не зная, куда ткнуться. Хотя может быть, наоборот — это отвлекло бы. Пообщаешься с бюрократами — смерть покажется облегчением.
В кабинете медсестра в блестящем голубоватом костюме провела медицинское освидетельствование — сверилась с документами дамы. Все было в порядке. Дама неизлечимо больна, врачи обещали не больше полугода жизни. Санна с Ивик тем временем заполнили ведомость, сидя у соседнего монитора.
— Сообщения родственникам рассылаются автоматически, — негромко поясняла Санна, — если, конечно, клиент не выразит другие пожелания...
Медсестра сделала даме внутривенную инъекцию. Подготовительная, сказала она успокаивающе, чтобы расслабиться. Это еще не вредно, не беспокойтесь.
Почему-то Ивик поняла, что это и есть ТОТ САМЫЙ укол.
Они вывели даму в коридор, и вскоре оказались в небольшой уютной комнатке с телеэкраном во всю стену, с мягким креслом, в которое дама улеглась, и сразу же поднялась подставка для ног. Санна накрыла умирающую шерстяным пледом.
— Вы посидите здесь, скоро подойдет очередь. Может быть, вам захочется спать, вы получили седативное средство. Можете спокойно засыпать, ничего страшного...
Вранье, подумала Ивик. Сцепила пальцы, чтобы не дрожали. Санна суетилась вокруг клиентки, спрашивала, чего бы ей хотелось поесть или выпить. Подкатила столик с фруктами, пирожным, крейсом и соком. Попутно объяснила Ивик, где и что здесь лежит. Вранье, думала Ивик. Это нечестно. Она заснет — и не проснется больше. Умирать надо в ясном сознании. Молиться, подводить итоги жизни. Готовиться к встрече — ну или, допустим, к небытию.
Хотя, наверное, женщина подготовилась дома.
К тому же ей некому молиться, и итоги подводить не с чего, ничего значительного, скорее всего, в ее жизни и не происходило. Работницы оставили клиентку в мягком удобном кресле, у столика с лакомствами, у экрана, полыхающего нереальными красками: по одному из сотни каналов шел очередной сериал. Вышли в коридор.
— Это была смертельная инъекция? — спросила Ивик шепотом. Санна кивнула.
— [Author ID1: at Mon Nov 1 12:18:00 2010 ]— Они отходят в таких отдельных комнатках. Мы их называем гробы. Видишь ли, если в общей, да они будут видеть соседей... Что, страшно? — с сочувствием спросила она, видя лицо Ивик, — ничего, привыкнешь.
Ивик сказала бы "о Господи", но в дарайском языке это было давно отмершее выражение.
Второй клиент оказался сиббом. Таких больше всего, пояснила Санна. Кстати, вангалы никогда сюда не приходят. Они вообще не живут больше 30-40 лет, так запрограммирован геном. Но обычно вангалов забирают в армию, для того же они и созданы.
Простые сиббы доживают до 60 лет, а там — конец пособия. Кто-то идет в бомжи, но в этой среде непривычному человеку не уцелеть. Кроме того, бродяжничество полулегально — миротворцы ловят, и в атрайд, а там скорее всего — все равно эвтаназия. Многие в 60 просто самостоятельно идут в Колыбель.
— Слушай, — не удержалась Ивик, — у нас же богатое общество. Неужели мы не могли бы кормить таких и дальше?
Санна пожала плечами.
— Это не наше дело, правда? Все мы можем оказаться на их месте. Надо думать, чтобы самому в 60 лет сюда не попасть.
Сибб боялся. У него дрожали руки — то ли от страха, то ли от алкоголизма. Но устроившись в кресле и залпом выпив стакан настойки, клиент успокоился. Еще больше его порадовала выставленная на столик батарея бутылок — коньяк, вино, маленькие водочные утешалочки, закуска на широкой тарелке: ветчина, копчености, сыр.
— С такими проще всего, — в коридоре пояснила Санна, — ну иногда правда начинают беситься... но тут главное — пообещать бутылку. С хайсозависимыми тоже легко. Они вообще идут потоком ежедневно. Прикинь, если в 60 лет перестать выдавать хайс... ломка... тут побежишь куда угодно. Отдают жизнь ради последней затяжки.
После работы, переодевшись, Ивик поехала на встречу со своим резидентом. Очередной дежурный контакт. В ее кармане с утра лежал дешевенький мобильник, где вместо карты была вставлена флешка с информацией. Таких предметов у Ивик дома было навалено — целый потайной ящик: брелки, сигареты, неработающие мобилки и фотоаппараты, шоколадки, визитки, авторучки... внутри — носитель информации, снаружи — безобидная вещица, которую можно открыто, на глазах у всех передать, не вызывая подозрений.
Ивик вцепилась в поручень, прижалась носом к стеклу. Внутри автобус комфортабельный, современный, но сесть уже некуда, все занято. Смотреть на людей было страшно: в каждом из них Ивик видела будущего клиента Колыбели. Скорее всего, так оно и будет: неудачники, которые ездят в автобусах, кончают жизнь соответственно.
И ведь свобода, ничего не скажешь. Под конвоем никто в Колыбель не ведет. Хочешь — иди побираться или воровать в 60 лет. А точнее, надо раньше думать и не быть лузером. Кто виноват? Никто, только ты сам...
Будущие клиенты, ни о чем таком не подозревая, весело галдели, вися на поручнях. Обсуждали распродажу в крупном торговом центре "Эллан", парни справа — матч по файболу между сборными Лас-Маана и Тианга, женщины слева делились рецептами к Дню Возрождения.
Как они живут — с таким? Мужественные люди...
Глупости, оборвала себя Ивик. Все живут, зная о смерти. Мы же все умрем, правда? И все стараемся не думать об этом. Какая разница, как умереть? И уж лучше с комфортом, под усыпляющий сериальчик и крейс с орешками, чем после боя, от ран, корчась от боли и истекая кровью. Ничего, все мы как-то живем.
Надо привыкнуть. Санна права, надо просто привыкнуть к этому. Они же с этим живут — и я смогу.
Доехав до Центра, Ивик уже почти забылась и успокоилась. Кельм ждал ее на условленном месте — стоял напротив фонтана у книжного магазина, листал выложенные на лотки книги. Повернулся к ней. Взгляд — обжигает, улыбка — возносит ввысь.
— Привет, Ивик.
Он говорил теперь по-дарайски. Она неловко кивнула. (Нужна? Она ему — правда — нужна?)
— Пойдем, — Кельм взял ее под руку.
— Знаешь, у меня мобильник сломался... ты не посмотришь?
Вложила девайс с флешкой в его руку. Кельм кивнул, убрал в карман.
— Посмотрю. Ивик... я понимаю, что это немного преждевременно. Но — давай сегодня поедем ко мне?
Сердце Ивик стукнуло где-то у горла.
— Давай.
— Страшно?
— Да. Ты даже не представляешь... Я не понимаю этого. Ведь я убивала, — сказала она шепотом, хотя здесь, на улице их никто не мог слышать, — ведь я всю жизнь хожу рядом со смертью. Все мы... Но здесь...
— Понимаю. Ну а что ты хочешь, это же дорши.
Ивик показалось, что он говорит слишком громко, она нервно вздрогнула.
Кельм распахнул перед ней дверцу машины — роскошной, как показалось Ивик, "Лендиры" с дымчато-фиолетовым низом. Верх до того тщательно вымыт, что стекла будто нет, словно в кабриолете. Не стекло, конечно, вспомнила Ивик, а прозрачный оргпласт. У нас такой применяется только в военной технике, дорог в производстве. Зато наш лучше и еще прочнее, чем здешний. Кельм вырулил со стоянки. В машине зазвучала музыка. Явно дейтрийский оркестр. Композиция была Ивик незнакома, но отличие от любой дарайской музыки она улавливала с ходу — это как различие между натуральной тканью и синтетикой — последняя может быть прочнее, ярче, красивее, но только коснись пальцем — ненастоящее.
— Наше? — она кивнула на встроенный плейер. Кельм кивнул.
— "Ладони лета". Из Лоры. Мне нравится.
— Мне тоже, — согласилась Ивик. Она слышала об этом ансамбле. Из Лоры — там могла бы и Дана играть. Если бы продолжила заниматься музыкой.
Они летели вперед под пронзительную чистую мелодию. Какой контраст — трястись на автобусе или ехать в машине! Куплю машину, пообещала себе Ивик. Мимо неслась автострада, поднятая над городом дугой, временами ныряющая в туннели. Трехрядная лента пестрых авто тянулась потоком. Ивик снова окунулась в приятную часть дарайской жизни. Комфортное сиденье, над головой — чистое небо, вокруг — прекрасная техника и вылизанная автострада, музыка волнами омывает душу, на Кельма за рулем смотреть — одно наслаждение. Его правая рука лежит на угловатой рогатине руля, а левая, с покалеченными пальцами, лишь изредка касается управления, когда правой нужно переключить передачу. И какие же у него красивые руки. И как он сам прекрасен, когда ведет вот так машину, внимательно глядя вперед, небрежно касаясь рычагов — будто пилот космического корабля. Поворачивает к Ивик лицо, и улыбается.
— Я так ждал, когда мы опять увидимся. Это безумие какое-то! Ну не бывает так, правда? Я по тебе так соскучился.
— Я тоже... очень ждала... — Ивик трудно говорить, просто дыхание спирает. Музыка волной смывает чувства.
На очередном съезде Кельм свернул вниз. Он жил в приличном тивеле — не то, что Ивик. Зарабатывал хорошо — как и сулили в атрайде пленным, уговаривая совершить предательство.
В тивеле неудачников и дейтрийских эмигрантов — что почти одно и то же — где поселилась Ивик, высятся неопрятные многоэтажки, земля закована в асфальт, немногочисленные дворники силятся разгрести груды окурков, мусора, битого стекла. Здесь же, в тивеле, где живут приличные люди — даже не подумаешь, что ты в большом городе. Особняки по два-три этажа, редко одноэтажные бунгало; витые символические ограды, живые изгороди, сады, сады, цветники, искусно выложенные каменные композиции и бордюры. Асфальтовая полоса для машин, мощеный тротуар — совершенно пуст. Очень редко у домов попадались играющие дети — по одному, по двое-трое, зато обязательно с яркими дорогими игрушками, на автомобильчиках, велосипедах. Поселок окутывала умиротворяющая тишина, здесь было хорошо, как в раю. Так спокойно, так легко и приятно...
Кельм въехал в ворота подземного гаража, автоматически раскрывшиеся. Ивик успела бросить взгляд на его дом — двухэтажный, облицованный серым с мерцающими блестками. Кельм снимал половину дома, в другой половине жила семья с ребенком.
В доме у Кельма все было уютно, все так просто и естественно, как могут себе позволить только богатые люди
— Господи, какая тут у тебя красота! Все сам делал, да?
— Что значит делал? Купил да поставил, — усмехнулся Кельм. Но видно было, что ему приятно. Весь первый этаж занимала гостиная — длиннющая, просторная, как зал, с помощью диванов, шторок и широких дверных проемов разгороженная на полуотсеки. Вся гостиная — в бежево-белых тонах. Белоснежные легкие шторы, рельефная штукатурка стен, мягкий светлый ковролин под ногами. Ничего синтетического. Все дорогое и добротное. Коричневые диваны, кресла, пуфики — замша, натуральная кожа. Мебель из темного дерева, под старину. Деревянные журнальные столики, белые светильники у стен. Встроенный в стенку громадный экран, подсвеченный изнутри бар.
— Идем на кухню?
В этой кухне, по ее размеру, могла бы спокойно поселиться обычная дейтрийская семья. И здесь тоже все сверкало, как на выставке. Ни единого лишнего предмета на вылизанных мраморных поверхностях рабочей платы. Шкафчики натурального светлого дерева. Черная керамическая электроплита на шесть конфорок, незнакомые приборы, колоссальный холодильник за теми же светло-деревянными панелями. Пол выложен бежевой каменной плиткой, в тон рабочей плате, в тон просторному, на толстой металлической ножке овальному столу.
— Присаживайся. Давай тут посидим? На кухне все равно как-то уютнее.
Стулья тоже в тон кухни по цвету, деревянные, прочные.
Кельм выложил на стол "сломанный" мобильник. Вытряхнул карту. Вставил собственную.
— Ну вот, починил, держи, — засмеялся, протягивая Ивик мобильник. Она кивнула и убрала девайс в нагрудный карман.
— Расскажи, как прошел сеанс связи? Не бойся, машину я сегодня не чистил, а дом проверил как следует. Можно говорить.
