Венец Эпикоридов (1-14)

Гриф поднялся в воздух и тяжело полетел на северо-восток, крыс вприпрыжку побежал за своим более быстрым товарищем.

— Но мне нужно в Бристоль! Погодите, сначала мне нужно в Бристоль! Я должен похоронить мать! — закричал Крайз.

Гриф и крыс даже не оглянулись.

Вариантов не было. Не оставаться же одному в незнакомом месте, в глухом и опасном лису! Крайз кинул череп в мешок, туда же полетели остатки грудинки и сыра. Получилось не очень аппетитно. Череп, да ещё свежеобглоданный, — плохое соседство для съестных припасов. Но что поделать?

Чтобы легче было бежать, Крайз вынул из-за пояса свиток и его тоже отправил в мешок.

Мешок — на плечо, и — бегом за птицей и крысой.

Дорога, в самом деле, заняла немного времени. Но не потому, что нужное место находилось неподалеку, а потому что гриф и крыс не давали Крайзу передышки. Гриф опустился на ветку, только когда впереди показалась усадьба, — большой деревянный дом в двенадцать окон, сараи, поленицы дров.

Из дома доносился стук молота. У коновязи висела на гвоздике подкова. Крайз подумал о придорожной кузнице, да только никакой дороги поблизости не было видно.

— Спросишь Арвилу, — сказал Капитан. — Ну и, про чашу скажешь.

— А если заартачится, скажи два словечка, "Аверс Авригат", — проговорил Лысый Ус, борясь с одышкой. Гриф задал хорошую гонку и своему приятелю.

Крайз, смахивая пот со лба, направился к широкому проходу в изгороди.

Это всё-таки была кузница. В горне горело яркое синеватое пламя, а за наковальней трудился невысокий, крепкий старик с широченными плечами и жирной морщинистой лысиной. На Крайза он посмотрел с недобрым недоумением.

— Мне Арвила нужен. Это ты? — спросил Крайз.

— Арвила? Какое тебе дело до Арвилы, малец? — спокойно спросил кузнец, без особой беготни и шума загораживая выход.

Старик был куда сильнее Крайза, в руках — молоток и чекан.

Самое время сказать два волшебных слова, подсказанных Лысым Усом.

— Аверс Авригат прислал меня, — сказал Крайз, совершенно не желая, чтобы какой-то из чеканов пробил его череп навылет. — Вы должны помочь мне с чашей. Чашу сделать надо. Вот, из этого, — и он извлек из мешка череп.

Кузнец долго смотрел на него, изучал, а на череп едва взглянул. Немного успокоился, сказал:

— Ступай за мной, малец. Нет, погоди. (Крайз сделал всего несколько шагов). Что там ещё в твоем мешке? Ещё черепа?

Крайз вывалил содержимое мешка, — грудинка, сыр, письмо, — и пустой мешковиной потряс, для пущего доверия.

— Прибери, — буркнул кузнец.

Он вернул содержимое в мешок, после чего кузнец молча забрал мешок у него из рук.

Крепкий дядька вынес мешок за порог и поставил там. Сказал:

— Здесь подождёт тебя. Не бойся, не сопрут.

Крайзу не хотелось оставлять мешок без присмотра, но в гостях приходилось слушаться. И без того кузнец смотрел на него бирюком.

— Иди за мной, — сказал кузнец спокойно, но без признаков дружелюбия.

За корзинами с древесным углем оказалась маленькая дверца, за ней — солнечная галерея, заросшая вьюнками. Они прошли через всю галерею, прошли комнату с высокими шкафами и очутились перед сводчатой дверью, обитой медным листом. На позеленевшей меди проступал рельеф: птица с голой длинной шеей клевала сердце, лежавшее на ладони с тонкими женскими пальцами.

Кузнец отодвинул засов. Из глубины комнаты донесся хриплый крик:

— Жрать! Гемон, ненавижу, жрать!

— Гемон — это я, — сказал кузнец Крайзу. — А Арвила, вон она, беснуется. Сделает она тебе чашу, только пообещай накормить. А сам, смотри, ни крошки не давай.

Крайз переступил порог.

В комнате было светло. В двух больших окнах, заделанных решеткой, виднелось заболоченное озерцо. Три длинных стола стояли в комнате, — столешница из жести, каменные ножки. На столах в беспорядке были нагромождены черные графитовые тигли, паяльные трубки, лежали стальные палочки для чеканки, молоточки и молотки.

А перед столами бесновалась и рвалась с цепи женщина, очень бледная, с копной неопрятных светло-русых волос. Она была настолько худа и костлява, что непонятно, откуда брала силы для порывистых движений.

Так вот она, Арвила, подумал Крайз, не ожидая от безумицы ничего хорошего.

— Жрать! Гемон, Гемон... — уже не бранилась, а умоляла Арвила протяжным воющим голосом.

— Тут к тебе гость. От Аверса Авригата, — сказал кузнец.

Арвила моментально замолчала и уставилась на Крайза.

— Мне нужно сделать чашу, вот из этого, — он протянул на ладони череп.

Арвила кинулась к нему, но на полпути с грохотом упала. Быстро вскочила, запрыгала на одной ноге. Другую не пускала цепь.

Крайз оглянулся на кузнеца.

— Можешь подойти к ней, — сказал Гемон. — Не укусит. Цепь крепкая, её собственного изготовления... Разве плюнуть может.

Крайз приблизился к женщине, прикидывая безопасное расстояние. Протянул череп. Она схватила его, впилась ладонями в ушные дырки, всмотрелась в чёрные глазницы. Блеснула глазами:

— Так я и знала. Так и знала!

Она поднесла череп вплотную к лицу, но целовать не стала, посмотрела на Крайза:

— Для этого черепа у меня давно готова оправа... — Она хихикнула. — Тебе не придется долго дожидаться, мальчик! Но... — Ее взгляд стал беспокойным. — Я не помогу тебе даром. Ты дашь мне еды?

— Нет у него еды, чего без толку спрашивать, — сказал Гемон.

— Убирайся! Ты слышишь, убирайся! — в кузнеца полетели маленькие щипцы, два тигля, пригоршня металлических кусочков. — Убирайся! Убирайся! Убирайся!

Пленница кидалась и бесновалась до тех пор, пока кузнец не ушел.

Когда звук шагов стих, она обратилась к Крайзу с мольбой:

— Мальчик, посмотри на меня... Страшная, да? И старая... А ведь я была первой красавицей в Олифии. Патриции и князья... — Жрать! Жрать! — вдруг закричала она дурным голосом.

— У меня есть грудинка и сыр...

Арвила моментально замолчала. Она быстро обшарила его глазами:

— Врешь. А ты знаешь, что я делаю с лгунишками? Даже он... даже он боялся меня!

Блеск ее глаз Крайзу совсем не понравился. Возникшая было симпатия к узнице значительно поубавилась.

— Припасы в мешке, здесь недалеко, — сказал Крайз. — Я отдам тебе всё, что у меня есть, только сделай чашу побыстрее. Сколько тебе нужно времени?

— Мальчик, славный мальчик... — умильно протянула Арвила, заглядывая ему в глаза, и вдруг рыкнула: — Клянись! Клянись жизнью своей матери, что накормишь меня, как только получишь чашу!

— Моя мать умерла.

— Тогда поклянись жизнью своей возлюбленной!

— У меня нет возлюбленной.

— Нет, так будет. Поклянись ее жизнью, что накормишь меня, как только получишь чашу!

— Клянусь, — сказал Крайз. Да он и без всякой клятвы накормил бы. Невелика плата, кусок грудинки и сыр за мастерство золотых дел.

— Хорошо же, — прошептала Арвила. — Помни.

С черепом она вернулась к своим столам.

Из-за нагромождения тиглей она извлекла заготовку, — бронзовая ножка на круглом основании, бронзовый верх в виде пятипалой суставчатой лапы. Она поставила череп и заготовку на стол, стала примеривать их, сопоставлять друг с дружкой на глаз. В руках появилась блестящая пила. Она стала пилить череп, вжик-вжик... Посыпались костные опилки.

Крайз с отвращением отвёл глаза.

Он сел на пороге, стал разглядывать трещинки в полу. А ведь в этой комнате пол был каменный, из серых гранитных плит, а не деревянный, как во всём доме...

Вдруг Арвила заругалась грубым голосом алкоголички, которую никто не хотел угостить. Он бросил взгляд в ее сторону. Из паяльной трубки вылетала со свистом струя зеленого пламени... Он опять принялся рассматривать трещинки в полу, но тут безумица заорала, завыла, с такой звериной болью, что у него похолодело между лопатками.

Лучше выждать время где-нибудь подальше.

Он переместился за порог, сел на дощатый пол коридора. Арвила затараторила, да так, что ни единого слова не разобрать. Может, она обращается к нему? Он собрался вернуться, но тут из комнаты донесся голос, отличный от голоса Арвилы, — какой-то смех, покашливание...

Крайз осторожно заглянул за дверной косяк.

В окна бил яркий дневной свет, но отчего-то тени приступали к месту, где трудилась Арвила. На краткий миг одна из теней приняла форму обезьяны или безобразного человека — сутулого, с длинными руками.

Над Арвилой зияло отверстие в крыше с рваными краями. В отверстии — черное небо, звёзды. В окнах — солнечный свет.

Нет, лучше на такие небезопасные вещи не смотреть.

Крайз отдалился от комнаты Арвилы ещё дальше, в комнату со шкафами. Здесь было поспокойнее. От нечего делать, он стал рассматривать комнату. Два шкафа оказались заперты, два — пусты, в одном он увидел чучела змей. Долго разглядывать не стал, вспомнив, что некоторые чучела умеют оживать.

В самом маленьком шкафу он увидел медвежью шкуру, аккуратно сложенную в несколько раз и перевязанную бичевой. Вместо звериных лап у шкуры были высушенные человеческие стопы.

— Мальчик! Ма-альчик!

Он вернулся в комнату безумицы.

— Готово, — Арвила держала перед собой чашу-череп. — Лучше мне не приходилось делать! — И она рассмеялась резким смехом.

Надо отдать должное, пленница мастерски совместила череп с заготовкой. Пять бронзовых пальцев плотно обхватывали основание черепа, сам череп был срезан на уровне надбровий, срез украшался бронзовым обручем с рельефным рисунком из сплетающихся змей. В глазницах — крупные розовые жемчужины. Пальцы руки-подставки оканчивались когтями из слоновой кости, чешуи на пальцах выполнены золотым травлением.

Мастерица пояснила:

— Чёрные жемчужины смотрелись бы в глазницах лучше, но чёрные у меня закончились, пришлось вставить розовые. — Она протянула ему чашу. — Ты помнишь клятву?

— Да. — Он приблизился на шаг, прикидывая в уме, насколько хватит пленнице длины цепи.

Предосторожность оказалась не лишней. Передав чашу, узница схватила его за руку, наклонилась с диким визгом, раскрывая рот, норовя укусить. Он с силой рванулся. Благодаря его стремительности, она не смогла взять правильную хватку и осталась ни с чем, кроме кусочков мальчишечьей кожи под ногтями.

Звякнула, натянувшись, цепь.

— Я слишком давно не ела, — виновато сказала Арвила, тяжело дыша.

Крайз кивнул. А сердце вырывалось из груди.

Вдруг он заметил на столе прежнюю заготовку, бронзовую когтистую руку. Не понятно. Он думал, что заготовка пошла на изготовление его чаши. Или у Арвилы были две одинаковые заготовки?

Но зачем ей две одинаковые заготовки?

Он поднес чашу-череп к глазам, и тут он увидел то, чего не заметил сразу. Под когтями, которые он принял за слоновую кость, просвечивало розоватое мясо.

Так вот зачем Арвила прятала левую руку за спину.

Она внимательно следила за ним и поняла, что он догадался. Хохотнув, она протянула к нему левую руку. Кисть была отрублена вместе с запястьем, обрубок стягивала стальная проволока, во избежание кровотечения.

Она сделала подставку для чаши из собственной кисти, подумал Крайз, испытывая дурноту.

— Тебе славно послужит моя чаша, юноша, — она улыбалась ему в лицо. — Великое волшебство сотворишь.

— Но почему... Зачем ты сделала это?

— А разве не этого ты ожидал? Ты правильно рассчитал, мой мальчик, — мне захотелось обнять его в последний раз, покрепче да подольше... Теперь я буду обнимать его вечно, если ты не разобьешь чашу. Верный расчет.

— Я ничего не рассчитывал, — буркнул Крайз. За кого она его принимает?

— Внутри золотая фольга, так что кровь не прольется, — сказала она, будто не услышав его слов. — Под бронзовой краской — цемент и клей, а плоть я пропитала бальзамическим составом. Так что чаша не подведёт, не завоняет.

— С чего ты взяла, что я стану наливать сюда кровь?

Она шутливо погрозила ему пальчиком, будто поймав на хитрости. Он ничего не понимал. Но она не дала времени поразмышлять, ее лицо переменилось:

— Ты не забыл? Не забыл про клятву?

— Сейчас принесу тебе поесть.

Крайз вышел из комнаты. Крики Арвилы "Не забудь!" преследовали его до самой кузни.

Кузнец Гемон бросил единственный взгляд на чашу-череп и тут же вернулся к своему занятию. Он однообразно стучал молотком по тонким железным пластинкам, выковывая лезвие меча.

— Почему ты не кормишь её, старик? — грубо спросил Крайз. — Сам-то гляди, какой утробистый.

— Убирайся, — буркнул кузнец.

Крайз подошел к порогу, заглянул за дверной косяк.

Его мешка как не бывало.

— Где мой мешок? — с загоревшимся лицом он подступил к кузнецу. Тот молча стучал по железу. При каждом ударе молота у здоровилы кузнеца под кожей правого плеча перекатывался мышечный шар величиной с голову Крайза.

Крайз выбежал из кузницы, огляделся.

Его мешок бесследно исчез.

Да не исчез, а нагло украден!

Не жаль грудинку, не жаль сыр. Но ведь исчезло письмо...

Он вспомнил про меч.

Крайз выхватил меч из ножен, и тут увидел в нескольких шагах от двери крупную птицу с длинной голой шеей, сидевшую на еловой ветке.

Под Капитаном лежал его мешок.

Он подбежал к мешку. Письмо колдуна было на месте, а вот съестные припасы исчезли. Куда они делись, сомнений не возникало. Кругом валялись крошки сыра, а Лысый Ус подкреплялся последним кусочком грудинки.

— Вас слишком долго не было, юноша, а мы проголодались, — сказал гриф с достоинством.

— Да ты отсутствовал целую вечность, приятель! — воскликнул крыс. — Ведь ты не голоден, нет? Ты же утром позавтракал, а мы ничего не ели со вчерашнего дня.

— Я пообещал Арвиле, что расплачусь за работу едой! — воскликнул Крайз. — Чем я расплачусь теперь?

— Наверное, плату придется перенести на будущее, — предположил гриф и издал горловой звук. Сделав резкое движение шеей, он отрыгнул кость.

— Честно говоря, я не хотел бы оказаться рядом с Арвилой, когда она утолит голод, — сказал Лысый Ус.

— Мы проводим вас до Бристоля, молодой человек, в уплату за наш обед, — сказал гриф, всем видом давая понять, что тема разговора исчерпана.

— Я должен расплатиться за работу, — упрямо повторил Крайз.

Он зашагал обратно к кузнице. Гриф и крыс что-то закричали ему в спину. Он был слишком разозлён, чтобы вслушиваться.

— Могу я купить у тебя еды? — спросил Крайз у кузнеца. — Сколько дашь за меч?

Он вынул меч из ножен, показал кузнецу. Тот взглянул лениво, буркнул: "Убирайся, парень. Сказано же тебе". И вдруг заинтересовался.

— Дай-ка взглянуть...

Крайз передал меч.

Кузнец прочитал надпись на лезвии, для чего-то сунул лезвие в огонь. Повернулся к Крайзу:

— Так колдун умер?

Крайз насупился, не зная, что отвечать.

— Это — меч Аверса Авригата, — медленно проговорил кузнец. — Если бы он был жив, у тебя не было бы его меча.

— Верно. Это я убил его, — сказал Крайз.

Кузнец скривил губы, но не засмеялся. Отнес меч на дальний стол, вернулся.

— Уходи, мальчик, и больше не показывайся мне на глаза.