Элла оглянулась на Радема, который словно бы и забыл о ее существовании, он сидел на малом троне и увлеченно разглядывал свой безупречно сидевший на нем черный костюм и носки начищенных до блеска ботинок. Зато Кародрон наблюдал эту сцену с напряжением.

— Прокляни!!! — требовали у Эллы родители. — Прокляни его и спаси всех нас! Пусть отправляется во мрак!

Слезы перелились через края ее глаз и заволокли их вновь. Она вдруг вспомнила, как смотрел на нее Раду, с нежностью и обожанием, его прикосновения, что были легче касания крыл, его голос, говоривший ей о любви, и то, что она, Элла Дульдер, ждет от него ребенка... "Прокляни!" — стояло в ее ушах. Она бессознательно оглядела толпу, и вдруг наткнулась на полный боли взгляд, такой знакомый и дорогой. Элла словно бы вернулась к жизни.

— Раду! — крикнула она. — Раду, я нашла тебя!

Все вокруг замолчали. А она кинулась в толпу к существу, скорее напоминавшему мумию, чем человека. На нем почти не было одежды, коричневая кожа была так сильно натянута, что висела лоскутами на локтях и коленях, обнажая желтые кости, волосы тонкими черными прядями спускались ниже плеч, закрывая лицо с провалившимся носом и обнажающим зубы ртом. И только большие серые глаза, казалось, жили в нем своей жизнью. Оно закрыло лицо высохшими руками, повернулось к Элле спиной, на которой не было живого места от шрамов, и заковыляло прочь.

— Раду! — остановила она его. — Раду, ведь это же ты! Я нашла тебя!

Она отняла его руки от лица, поцеловала то, что раньше было губами, и обняла. Он обнял ее в ответ и заплакал.

— Уходи! — прошептал ей Раду. — Он сильнее нас. Прокляни меня и забудь.

— Что ты такое говоришь! — захлебываясь от слез, проговорила Элла. — Я же люблю тебя! Разве ты не видишь, что мне все равно, какой ты! Ты нужен нам!

— Оставь мне сына! — рявкнул вставший с трона Кародрон. — Хочешь обменять его на родителей?

Элла испуганно оглянулась. Малый трон был пуст. Кародрон, ставший огромным, держал в руках ее отца и мать. Девушке показалось, что из нее, живой, вынули сердце и разорвали пополам.

— Прокляни его! — снова требовательно проговорила женщина. — И ты спасешь нас! Зачем он нужен тебе?! Ты посмотри, что от него осталось!

Элла, не выпуская руки Раду, подошла ближе и настороженно вгляделась в лица родителей. Маленький серый медальончик незаметно выскользнул у нее из-под одежды, словно живой, вдруг стал ярче и больше и, наконец, засиял ярко-красным.

— Убери его! — внезапно закричала женщина. Ее волосы стали пепельно-серыми, глаза мутно-белесыми, нос заострился, а кожа обтянула череп. — Ты не говорил, что она носит амулет! Почему с нее не сняли его?!

— Ты не моя мать, — твердо сказала Элла. — Ты не моя мать, моя мама не стала бы требовать смерти, чьей бы то ни было.

Кародрон отшвырнул от себя женщину и костлявого человека, представлявшихся родителями Эллы, и сорвал с девушки медальон.

— Почему у меня нет власти просто уничтожить тебя? — прохрипел он. — Почему я должен торговаться с тобой?! Оставь его! Ты ничего не изменишь!

Раду обнял Эллу и загородил ее собой.

— Я могу изменить! — отстранившись от Раду, громко сказала Элла. — И у меня для этого достаточно сил. Он пойдет с нами, потому что я ношу под сердцем его дитя, нашего сына.

— Ты лжешь!!! — взревел Кародрон. — Бессмертный не оставляет потомства!

Он выхватил плеть и замахнулся на Эллу, но Раду вновь загородил ее собой, и удар пришелся ему в спину. В нем почти ничего не осталось от того Раду, которого знала Элла; обессиленный, выгнувшись от боли, он осел на пол и потянул девушку за собой. Она, плача, прижала его к себе, как малое дитя, пригладила редкие черные пряди и поцеловала коричневый лоб.

— Ты отец моего ребенка, Раду, — прошептала она и добавила в полный голос: — И пусть поразит меня Хранитель, если я лгу!

— Она не лжет! — раздался громовой голос, и в зале стало гораздо светлее.

Полуистлевшие люди разбежались по углам не хуже Чистильщиков, и даже Безликие расступились. Посреди огромного зала осталось лишь трое: Кародрон, с зажатой в руках плетью (он стал меньше, обмяк и съежился) и Элла с Раду, сидевшие на полу в объятьях друг друга. Впереди, у трона, стоял Кто-то, облаченный в сияние. Не было видно ни его лица, ни даже силуэта, он весь был как бы живой свет, мягкий как лунный и слепящий как солнечный, полупрозрачный как рассвет и густой как огненный шар. Элла посмотрела на Раду: его тело словно наполнилось этим светом как живительной влагой, и он вновь стал таким, каким она его увидела впервые, только совсем слабым, как после болезни.

— Она не лжет, сын лжи! — повторил голос. — Две ветви рода истинных Правителей Дэммерунга соединились, чтобы дать королевству Медариона, законного наследника престола.

— Но как смертная смогла зачать от того, кого смерть обошла стороной?! — не унимался Кародрон. — Как семя проклятого осталось живо? Этот ублюдок не будет жить!

И он кинулся на Эллу, но был остановлен пучком света, опутавшим его, словно паутиной, своими лучами. Кародрон захрипел и сник совсем.

— Здесь я решаю, кому жить, а кому — нет, — невозмутимо продолжил голос. — Я — Хранитель Равновесия, а ты — самозванный правитель и самозванный вершитель людских судеб — отправишься туда, куда не проникают лучи солнца, туда, где давно тебя ждет твой господин, ибо его власть подчинена моей, — под Кародроном разверзся каменный пол, и лучи, державшие его на весу, швырнули его вниз. — А вы — безмолвные подчиненные своего властелина — обретете покой и свой облик, — по толпе Безликих пронесся облегченный вздох, и через секунду все они словно бы растворились в воздухе. — Ты — Элла МизИр — и твое дитя свободны. Ты вольна уйти отсюда и вернуться в свой мир. Габриель примет тебя. А ты — Радем МизИр — понесешь наказание за все свои поступки. Наступил конец твоего странствия, отныне и навсегда ты будешь обитать во мраке, искупая свое преступление. Я закончил.

— Нет! — закричала Элла, вцепясь в Раду что было сил. — Я не отдам его! Разве недостаточно он страдал эти две тысячи лет?! Разве этого было мало, чтобы искупить свою вину? И какую вину? Он виноват в том, что защищал свою жизнь? Виновен в том, что остановил зло?

— Он остановил зло, совершив преступление, — ответил Хранитель. — И он нарушил Равновесие, вступив в мир живых.

— Преступление?! — переспросила Элла. — А что есть преступление? Разве Тойфель не совершал преступлений? Почему он не был наказан сразу же? Почему он не был проклят? А Эдда Габель? Разве она совершила преступление, когда была наказана? В чем ее вина? И разве я не нарушаю Равновесие, задавая тебе эти вопросы?!

— Если ты задаешь вопросы, значит тебе это позволено, — невозмутимо сказал Хранитель. — Эдда Райн не жалеет о том, что умерла, потому что теперь она свободна. А Тойфель и ему подобные — это Чистильщики. Они нужны Дэммерунгу, чтобы сохранять Равновесие. Разве ты его не узнала здесь? А он тебя узнал, хоть и испугался Света Избранных.

— Я хочу разделить участь Радема, — сказала Элла. — Если он обречен на мрак и страдания, я буду страдать рядом с ним. Наша вина — равна. Мы оба нарушили Равновесие, полюбив друг друга.

— Ты должна думать о Медарионе, — ответил Хранитель.

— Элла, уходи, — хрипло прошептал Раду, словно бы очнувшись. — Прости меня и забудь.

— Я не уйду, — твердо ответила она. — Моя мать осталась с отцом до конца, я видела это. И я не оставлю Раду никогда.

— Тогда готовьтесь к вечной ночи, — промолвил Хранитель.

Свет погас, все вокруг захлестнула тьма, стены исчезли и подул колючий пронизывающий ветер. Элла закрыла глаза и прижалась к Раду. Он молча обнял ее и тяжело вздохнул. Вдруг они начали падать вниз, в глубокую тьму, все быстрее, быстрее, быстрее...

* * *

Элла с криком открыла глаза и села. Ее сердце колотилось так, будто пыталось разбить грудную клетку. Она огляделась и протерла глаза: она сидела на собственной постели в своем маленьком домике, за окном брезжил рассвет и стояла предутренняя тишина, так что было слышно, как морские волны потихоньку накатывают на берег. Девушка всхлипнула и закрыла лицо руками.

— Элла, Элла, родная моя, что с тобой? — из-под одеяла и подушек выбрался Раду и тревожно посмотрел на нее. — Тебе приснился страшный сон?

— Раду! — вне себя воскликнула Элла. — Раду, ты здесь!

Она крепко обняла его и прижалась мокрым от слез лицом.

— Здесь я, конечно, здесь, мое маленькое чудо, — он успокаивающе погладил ее по спине и поцеловал в ушко. — Я никуда от тебя не денусь, не бойся, все хорошо. Это всего лишь сон, страшный сон. Забудь его поскорее...

— Раду, рассвет, — плача, прошептала она.

— Я вижу, — прошептал он в ответ. — Спи, пока еще не встало солнце. Днем нас ждет много дел...

— Раду, неужели ты ничего не помнишь? — удивленно пробормотала Элла.

— О чем? — улыбнувшись и посмотрев куда-то вглубь себя, спросил он.

— Совсем ничего?.. — продолжила она.

— Конечно, помню, радость моя! — Раду поцеловал ее и нежно погладил по щеке. — Конечно, помню, госпожа Дульдер, что вы являетесь моей законной и, главное, любимой женой. И конечно же, помню, что ты сказала мне вчера. Я безумно счастлив от того, что у нас будет ребенок. Ты спрашивала меня про имя. Я хотел сказать тебе, когда ты проснешься, но раз ты уже проснулась, скажу сейчас: если будет мальчик, давай, назовем его Медарион. Правда, красиво?