Зверь лютый. Книга 22. Стриптиз

Третье желание парень озвучил — поработаем в образе премудрой селёдки.

* * *

Я уселся напротив и принялся размышлять вслух:

— Твои обидчики — кош Куджи, его "волчата". Они ходят в орде Башкорда. Можно потребовать от хана их выдачи.

Мои собеседники напряжённо переглянулись между собой.

— Не, воевода, худо ты придумал. Ежели требовать от хана выдачи его человека — нужно объяснять. Доказывать да показывать.

Мы с Самородом внимательно посмотрели на выпирающую кверху заднюю часть Вечкензы. У медведя — самая вкусная часть, отделяется на угощение женщинам. А как оно кипчакам?

* * *

— И шо ви хочите мне предъявить? Какие ваши доказательства?

— А вот.

И объективная улика отработано спускает штаны.

"Лёгким движением руки брюки превращаются в..." — в неопровержимое, процессуально корректное, свидетельство.

* * *

Вечкенза представил картинку... судопроизводства. Резко смутился. И снова уставился на меня с ещё более сильной надеждой. Тем временем, озвучиваемые предложения Саморода — им же самим и опровергались:

— А ежели, к примеру, самим туды слазить... И всех тех поганых порезать... Ведь учуют же, собаки шелудивые! Ведь углядят-то! Хан следом явится, воевать зачнёт...

— Забавно. Ему (кивок в сторону Вечкензы) — нужна месть. А какая ж месть, если кыпчаки сами, войском сильным да многолюдным, в Эрзянь Мастор придут? Это уже не радость отмщения, а горечь разгрома будет.

— Мы будем биться! Мы не сдадимся! Эрзя умрут, но не отступят!

Мда... тянет на нац.героя.

— Самород, где у тебя корчажка с маслицем? Дай нашему... полудевку. Давай, Вечкенза, спусти штанишки да смажь дырочку. Ты так жарко, так страстно рассуждаешь о геройской гибели твоего народа. "И как один умрут в борьбе за это". Ты своё "это" — смажь и растяни чуток. Для большей приятности. И постоянной готовности.

Вечкенза, оборванный мною в момент высокого духовного подъёма, пафосности и патриотизма, в процессе представления единовременной массовой геройской смерти своих соплеменников во имя спасания нац.чести, несколько растерялся от конкретизации выражающей эту "честь" анатомической подробности.

Губы его задрожали от едва сдерживаемых слёз. Он умоляюще уставился на своего старшего товарища, любовника и защитника — на Саморода. Тот кивнул, подтверждая обязательность исполнения приказа хозяина, парнишка послушно развернулся к стене и приступил к стадии подготовки. А то вдруг сегодня господин снизойдёт... попробовать. Надо ж соответствовать! Ублажнуть по высшему разряду!

Но Самород, хоть и сунул маслёнку парню, упорно гнул свою линию:

— А как же-то? Ежели тех, ну... вырезать. А другие узнают да прискочут... Кыпчаки-то конные, быстрые. А мордва-то пешая, шагом ходит. В чистом поле им-то и вовсе смерть. Строя не держат, щитов больших не носят, сильных луков не знают. Степняки-то поганые... наших-то поганых... издалека стрелами истыкают, а как толпа-то смерти не выдержит, да побежит — рубить с коней зачнут. Аки зайцев степных. Смертоубийство одно, бестолку.

Он прав: степная триада. Прореживание пешего противника — стрелами, пробивание строя — копьями, рубка бегущих — саблями. Классика. "Это ж все знают".

Только... я бы не стал начинать разговор, если бы не имел чего-то, чего не "все знают".

Забавно: Самород пытается отвлечь моё внимание. Это — ревность собственника, или сочувствие защитника? Зря нервничают ребята — здесь закручиваются дела куда как более важные. Чем жирно поблескивающая свежим маслом дырка "для их наслаждений" даже и "наследного принца Мордовии".

— Я и говорю: думаешь ты, да не додумываешь. Смотри: сказать хану — нельзя. Вырезать один кош — нельзя. Значит — воевать с ордой целиком. Воевать в поле — нельзя. Ну? И чего делать?

Здесь три подряд "нельзя". И — наплевать.

"Если нельзя, но очень хочется, то можно" — базовый русский принцип.

Другое дело, что надо ещё нейрончиками с аскончиками пошевелить. И придумать — "как".

Самород — толковый мужик. Но думает... линейно. А брать надо — интегрально. Рассматривая субъект — совокупно. Например:

— Чтобы сохранить власть отца, чтобы укрепить свою — тебе, Вечкенза, придётся воевать. Иначе... твой отец занял у очень многих. Отдавать — тебе. Но — нечем. Нет войны — инязора Вечкензу порвут в клочья. Свои же азоры. Тебе нужна добыча. Много добычи. Никто из соседей тебе столько не даст. Мурома, мари, черемисы, суваши, буртасы... Никто. Если только храбрые эрзя не отправятся штурмовать города Рязани или Булгара.

— С чего это? Они мордвины, а не идиоты.

— Правильно, Самород. Поэтому единственная возможная цель — кыпчаки. Точнее — орда Башкорда. В которой ходит кош Куджи, твои мучители.

— Х-ха!

— А ты как думал? Сразу в одну точку сходится и месть, и возврат долгов, и прибыль, и слава, и власть... Всё в одном месте — в победе над кипчаками Башкорда.

— Дык... Воевода, я ж те толкую: не выстоит мордва против кыпчаков! Кыпчаки-то конные! А мордва-то пешая! А в чистом поле им-то и вовсе смерть...

— Я пойду! Я всё равно пойду! Я их всех убью!

— Замолчь! Поставили раком — так и стой! Тишком! Пока цел ещё! Эта... Мордва в лесу хороша биться. Да ведь в лес кыпчаки-то не пойдут.

— Ой ли?! Так ли уж степняки в лес не ходят?

Под перекрестием двух пар изумлённых глаз я стал излагать... ещё не план военной кампании — просто мысли по поводу.

* * *

Времена сплошного кругогодичного таборного кочевания для половцев давно прошли. Каждая орда ходит в своей области — 80-100 тыс.кв.км.

Башкорд, задвинутый в угол Волжско-Донского водораздела, ежегодно кочевал в три шага.

Весной вся орда дружно выкатывалась с зимних становищ на высокие места — на водоразделы левых притоков Дона.

Это большой праздник, это недели, когда люди в орде встречаются, общаются, держатся рядом. Таких площадок несколько. На них формируются курени. Близкородственные, дружественные роды ежегодным общением подтверждают своё согласие, общность.

Потом, ближе к середине лета, когда трава выгорает, курени распадается на коши — большие семьи, они спускаются к речкам. На многочисленные, относительно малые, разбросанные площадки. Отары, табуны и стада пасутся там. На подпитываемой речной влагой лугах.

Пошли дожди, становится холодно, начинается обратная откочёвка. Коши снова сливаются в курени. К зиме степняки прижимаются к лесу. К огромному непроходимому лесу, который здесь называют мокшанским. Дальше к западу он идёт к Пронску и называется Чёрным, дальше... брянским, Росью...

Вот к этому лесу в его восточной части и прижимается с юга орда Башкорда.

Зимой в лесу прокормиться легче, чем в голой степи. И человеку, и скотине. Кони копытят лесную подстилку, люди охотятся или орехи у белок отбирают. Медведи, кабаны, лоси, олени, зайцы... Но главное — топливо. Огонь в юрте горит непрерывно. Юрта — не изба, очаг — не печь. Греть надо сильнее. Иначе — смерть. На юге можно обойтись лепёшками из кизяка. Здесь, в континентальном климате, на севере... охапки хвороста каждый день — условие выживания.

Еды мало, и курени, после откочёвки к лесу, снова рассыпаются на коши, становятся длинной редкой цепочкой по опушке. Из года в год. Там оборудованы зимние кочевья, места присмотрены и натоптаны.

Часть кошей остаётся южнее — у малых рек. Там тоже есть леса — пойменные. Когда голодной зимой из Степи идут волки — они их первыми и встречают.

* * *

— Как ты сказал: они — мордва, а не — идиоты? Вот и не будем идиотизмом заниматься. Если кипчаки в Эрзянь Мастор прорвутся — мало не покажется, тамошняя степь им — любо-дорого. Бить их надо в лесу. Так ведь они сами же к лесу и придут! По опушке мокшанского леса встанут. У Башкорда орда слабая, половинная. 60-70 кошей. Все — не полнокровные. Половина становится южнее — по речушкам. Остальные — избушкой Бабы-Яги перед русским богатырём — к степи передом, к лесу — задом. К зимнему, заметённому лесу. Непроходимому. Это ж все знают.

Я внимательно оглядел собеседников. Судя по открытому рту Вечкензы и напряженному лицу Саморода — я прав. Общая уверенность в непроходимости зимнего леса — устойчива.

— Мордва — лесовики. Которые по такому лесу ходить умеют. Снегоступы, лыжи... У степняков — ни таких приспособ, ни навыка. Я пошлю купцов — они высмотрят места зимних стойбищ. Снег ляжет, метель всё заметёт. Ты, Вечкенза, ведёшь свои отряды через лес. Они бьют кипчаков. В их дому, в юртах, внезапно, в спину. Как вы и умеете. Конного боя — нет. Снег в лесу глубокий, конный — пешему на лыжах — не помеха.

— А хабар? Его ж по лесу не потянешь!

— О! Уже и добычи захотел?

У ребёнка — рефлекс глотательный, у "племенника" — воина племени — рефлекс хватательный.

— И это правильно. Выйти в нужное место, подобраться — через лес. А уходить — степью. С хабаром, скотом и полоном.

— Дык! Они ж прискочат! Они ж-то с других кошей прилетят! Всю-то степь снегом коню по брюхо — не завалит!

Не дошло. Я говорю о нескольких отрядах, Самород пока представляет только один — против коша обидчиков.

— Экий ты, Самород, быстрый. Тебя бы не Самородом, а Скорородом звать. Бить их надо сразу. В один день. Точнее — в одну ночь. Здесь, под лесом — 30-40 зимовий. Их надо вырезать одновременно. Всех.

Я внимательно оглядел заворожённых слушателей. Медленно провёл над коленом рукой с растопыренными пальцами. И резко сжал кулак. Они вздрогнули. Образ тихо раздельно идущих через чащобы отрядов, их внезапное, синхронное нападение, объединение, победа... И захваченная, зажатая в кулаке добыча... Запомнилось.

— Сможем — ответки не будет. Их останется мало. Мстить — не посмеют. По другим ордам разбегутся. Думайте.

Я оставил их, ошалело переглядывающихся. С всхлипом от полноты чувств вздохнувшего — Вечкензу, почёсывавшего затылок — Саморода.

На следующий день, когда они уже немного освоились с кругом предложенных идей, повторили уже спокойнее. С кучей вопросов:

— А как сказать людям?

— Никак. Пока глубокие снега в Степи не легли, всякая новость идёт со скоростью скачущего коня. Обеспечение секретности — безусловно.

— А сколько надо воинов?

— В орде — 30 тысяч голов, 70 кошей. Половина — встаёт у леса. В коше — сотни четыре. Но мужчин мало. Пацанва. Не 70-80, как должно быть, а 50-60 бойцов. Значит в отряде, нападающем из засады, должна быть... сотня. Иначе кипчаки мордву... замордуют. Потом батыры-победители сядут на коней и поедут выручать соседей. И это уже катастрофа. Потому что лесовики в степи против конницы...

Так, про это мы уже...

— Итого, с учётом маразмов и несуразностей... нужно тысяч пять. Осилите?

Напомню: эрзя может выставить, при тотальной мобилизации, восемь-десять тысяч боеспособных людей. Отцы ешей, бобыли, юноши.

Поговорили о проводниках из мокши и шокши. Лес этот, и вправду, непроходим. Даже для эрзя. Но если с проводниками из местных... Мои новые тамошние "завязки", дружественное влияние Живчика, мои товары и богатые подарки...

Привлечение воинов из других племён, снаряжение и припасы, пути подхода и отхода, условные знаки и проверка готовности...

И снова: как обеспечить секретность, синхронность, внезапность... и как "вытащить кулак из кувшина с кашей".

— А уходить как? С южных-то кошей прискочут следом.

— Вот именно — "следом". По следу отрядов. Возвращаться — через лес. В одном удобном месте. "Удобном" — чтобы степняки туда вошли, "удобном" — чтобы их там положить. Чтобы их — "не было".

Не надо иллюзий — это авантюра. Орда разворачивает кочевья на триста-четыреста вёрст вдоль леса. Обеспечить секретность и синхронность... при здешних средствах коммуникаций...

Есть "смягчающие обстоятельства": у племенных командиров свои преимущества — они не "хрены с бугра толпами". Они понимают друг друга лучше, чем командиры регулярной армии. Взаимодействие более обеспечивается не текущим, сиюминутным общением:

— Ландыш, Ландыш, ответьте Первому

а общностью предыдущего опыта совместной, сходной жизни.

— А куда это он пошёл? А я знаю — куда!

Командиры племенных ополчений очень хорошо знают своих людей. А привлечение мокши — даст уникальное знание местности, будущего ТВД во всех, вплоть до мельчайших, подробностях.

Ещё: задачи ведения согласованных боевых действий на таком пространстве — в племенах не ставятся. Такого не бывало! В мордве. Но ведь и у кыпчаков — тоже! "Наши поганые" не умеют так нападать. Можно попытаться научить. "Ихние поганые" — не умеют так оборонятся и контратаковать. И учиться им придётся самим, в ходе боевых действий.

Ещё: племенное мышление. "Мы люди — они нет". Перебежчики в такой ситуации — редкость. "Разговорчивый язык" — аналогично. Какой смысл выдавать свои секреты вожаку волчьей стаи? Всё равно сожрут — волки же. А просто болью... Для "белого индейца" исполнить "песню победителя" у пыточного столба среди врагов — редкая честь.

Вернувшийся после смерти отца в родной Пичаев городок, уничтожив мачеху, её детей и сторонников, что обеспечило минимальное прокормление "своих", Вечкенза надувал щёки, делал загадочное лицо и звал всех на войну. Неизвестно с кем.

— Так не делается! Я не пойду неизвестно куда!

— Ты не веришь инязору? — Твоя забота. Мы все — вольные люди. Не ходи. Но когда мы будем делить добычу... Конечно, ты получишь свой долг. Если останется.

Слухи ходили...! Мне 8 раз донесли, что эрзя вот-вот, вот буквально в это воскресенье — явятся к Всеволжску с многотысячным войском. Князь Юрий Владимирович Муромский (Живчик) присылал человека: не слыхал ли я — с чего это мордва и мурома в поход на Муром собралась? Даже в Булгаре интересовались:

— Эти придурки-язычника так на нас обиделись, что воевать собрались? Мир с ними со всеми.

Пичай не потянул бы такого похода. Но Вечкенза не знал, что это невозможно! У него не было другого выхода, и он делал. Не только потому, что страстно желал. Он не мог остановиться — его бы съели сразу.

"Кто скачет верхом на тигре — очень боится с него слезть" — китайская зоологическая мудрость.

Вечкенза — не китаец, но тоже — не слезал.

Ему оставалось только обещать светлое будущее:

"Я набью ваши рты — мясом. Я оберну ваши животы — шёлком".

Готовьтесь и терпите. Осталось чуть-чуть.

Его невозвращаемый долг подталкивал азоров их жадностью — к соучастию. Его молодость и неопытность — будила надежды. На возможное занятие его места. Мало ли чего в походе может случиться.

"Кредит доверия" нарастал. Переходя в "ажиотажный спрос".

Скоро Вечкенза перестал уговаривать. Уговаривать стали его:

— Э... почтенный инязор. У меня в кудо есть несколько юношей... не возьмёшь ли ты их в свой поход?

— Присылай, добрый человек. Если они хорошие воины — почему нет?

— Э... а куда направит свои стопы храбрый сын мудрого Пичая?

— Туда. Где есть достойная добыча. Посмотри на стены, посмотри по сторонам, почтенный. Батюшка не одобрил бы. Он был скромный человек, но избегал бедности.