Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Увы, я так не могу. Хотя кое-какой опыт есть. Из 21 века.
При разработке пользовательского интерфейса приходится предвидеть и реакции нормального юзера — "разумного агента", и взбрыки "психа бешеного". Который на "клаве", как на рояле: Ба-ба-ба-бам!
"Подумай за другого", "войди в образ", "работа под прикрытием", имперсонализация, "с правами админа...", многоуровневые корпоративные сети, серверные приложения...
* * *
Тактика Радила должна дать двойной результат. Для меня — убийство Акима городецкими. Для Боголюбского — неспровоцированное нападение на "честнОй государев город".
"И невинность соблюсти, и капитал приобрести".
Это отсекало кучу вариантов. Нельзя убить посла в Городце: "закон гостеприимства" — хозяин отвечает за безопасность гостя. Нельзя рубить посольских Городецкой дружиной — звон будет. Не сразу — так потом. Сдохнуть у Манохи в застенке от раскалённого железа...
Вот почему я принял предполагаемый сценарий Урюпы. Узола — волость Городецкая, для — меня основание для обвинения. Но самый её край:
— Виноват, княже, шиши на рубеж набежали, вышибить не успели. Но как только — так сразу! Всех порубили.
Основание для оправдания.
Боголюбский будет недоволен. Но пограничье пограничья... там всегда что-нибудь... А возмездие над татями — уже свершилось.
Городец я штурмовать не буду. Ну не гнать же моих ребят на те заострённые колья во рву под снегом! Могу разорить сельскую округу. Ход мыслей Боголюбского будет очевиден. "Правильному", хоть и нерасторопному, своему воеводе — помочь. "Неправильного", взбесившегося "Зверя Лютого" — придавить.
От многовариантности, от неопределённости — мои мозги кипели, шипели и плавились. Временами появлялось желание на всё плюнуть, повернуть дружину, вырваться из паутины этих... полупониманий. Прогресснуть бы чего-нибудь такого... паражоплевого. Для успокоения души. Но мысль о моих ребятах, которые сидят в Городце в застенке — заставляла ругаться, плеваться. И — ехать дальше.
От Балахны до устья Узолы пара-тройка вёрст. Выдвинуть наблюдательный пост к Балахне — Буйные Суздальцы должны были сообразить. Пришлось ждать верстах в четырёх ниже Балахны, пока с вышки не сообщили:
— Посол — пошёл.
Три версты до Узолы резвым тройкам — четверть часа. Шагом...? — Нельзя, это не купеческий обоз. Надо догонять. Дружина пошла ходкой рысью. На глаза наворачивались слёзы от холодного ветра. А на душе скребли кошки. От ожидания... неизвестности.
Урюпа, неуклюже подскакивавший в седле рядом со мной, вдруг засуетился, стащил с головы шапку со шлемом и, покрутив головой, встревоженно сообщил:
— Крики вроде, клинки звенят...
— М-мать... В гало-оп! Марш!
Едва мы выскочили из-под прикрытия высокого берега, как перед нами открылась картинка. Неожиданно многолюдная.
Я только успел заорать:
— Салман — атака! Любим — бой!
скинуть в сторону на снег меховой плащ, выдернуть "огрызки", толкнуть Гнедка шенкелями в атаку и... вылетел из седла. Точнее — мы рухнули на снег вместе с Гнедко. А надо мной раздался угрожающий голос Ивашки:
— Я те поскачу!
Верный гридень так дёрнул за недоуздок, что мы, с моим верным тарпаном, воткнулись мордой в снег. Мордами.
Пока я смущённо — обещал же своим в драку без нужды не лезть — выковыривал снег из разных мест, стало ясно, что "нужды" не будет.
Чуть позже я восстановил произошедшее на этом месте. Как часто бывает, двойная провокация с обеих сторон, привела и к ошибкам с тех же сторон.
Обоз выкатился из Балахны, протрёхал до этого места. Здесь колея в снегу прижимается к берегу, имея ответвление в устье Узолы. Чуть выше перекрёстка — стояли впоперёк двое сцепившихся постромками обычных крестьянских дровней.
Наш передний кучер начал орать:
— Посол от воеводы к воеводе! Пшёл с дороги! Мурло сиволапое! Ужо я тебя...!
Раскрутил кнут и вытянул по мужичкам у дровней.
Как это происходит — я уже... Сам во время Черниговского похода нахлебался.
Увы, мужичок под кнутом оказался не из робких, поймал кнут да и дёрнул. Так хорошо, что не ожидавший этого возчик вылетел с облучка и провалился в лошадиную ж... Виноват — под задние копыта коренника своей тройки.
"Попал впросак".
Раздавшийся в это мгновение переливчатый свист вызвал фонтанирование истоптанных сугробов вокруг. Откинув присыпанные снегом пологи, оттуда выскочили два десятка бородатых злобных мужиков. С топорами, копьями, кистенями и дубинами. И ошалели.
Потому что им навстречу, тоже откинув меховые пологи в санях, тоже вывалились здоровые мужики. Без бород, но с палашами и щитами. Да и ездовые наши, скинув тулупы, оказались со сходным вооружением.
Бородачи, замялись, приостановились в своём ажиотажном беге по сугробам. По бородам с кистенями прошелестело:
— Ну них...
Тут кто-то из них заорал:
— Сарынь на кичку!
* * *
Боевой клич в специфически волжско-разбойной форме.
Слава волжских разбойниках идёт с XI века, когда вблизи Стрелки объявились ушкуйники из Великого Новгорода. Сообразили, что здесь собирается торговый люд из разных земель — есть чем поживиться. Ушкуи врезались в торговые караваны, родившийся в те времена разбойный клич: "Сарынь на кичку!" пугал купцов.
Похоже, что к Буйным Суздальцам прибился какой-то новгородец.
Речной разбой новгородцев и "косящих под них" — одна из причин моего появления на Стрелке. Постоянная статья в русско-булгарских договорах и конфликтах.
Будет усмирять ушкуйников Дмитрий Донской. Просить новгородское вече унять ворьё, получит ответ: "ходили те молодцы без нашего слова, по своей охоте, и где гуляли — то нам неведомо".
Ответ — штатный. Вековой. Так отвечали на упрёки Ростовских, Суздальских, Владимирских, Московских... князей. Сходно — в другую сторону: шведам, немцам. "Мы — свободные люди". В смысле: воры без конвоя. Пока Иван Третий на Шелони их не... урезонил.
Набег 1371 года — Ярославль и Кострома, 1375 год — атаманы Прокофий и Смолянин, "пограбившие и пожегшие" Нижний Новгород.
В последний раз Нижнему досталось от ушкуйников в 1409 году. Вслед за разорением этих мест Едигеем.
Нам татар мало? Ещё и свои добавляют.
Наказания для ватажников были жестокими и показательными: подвешивали за рёбра на железные крюки и спускали на плотах до низовий Волги. Павел I отрядил на Волгу полк — 500 уральских казаков, которые несли службу по обоим берегам. 20 июня 1797 г. издал именной императорский указ Адмиралтейской коллегии о боевом патрулировании на Волге. В Казани заказали девять лёгких гребных судов, на которые ставились пушка и несколько фальконетов.
О смысле клича писал Даль. Он предположил, что "сарынь" — это люди, находящиеся во время нападения разбойников на торговом судне, а "кичка" — нос. Разбойнички требовали удалиться в указанное место и не мешать процессу грабежа.
"Сарынь" бухалась на палубу "кичкой" — своим носом на нос судна — и лежала, закрыв глаза, чтобы не видеть лиц бесчинствующих удальцов.
Образ волжского ушкуйника сохранился в народной песне:
"На них шапочки собольи, верхи бархатны, на камке у них кафтаны однорядочны, канаватные (стёганые на вате) бешметы в одну нитку строчены, галуном рубашки шёлковые обложены, сапоги на них, на молодцах, сафьяновы, на них штанишки суконны, по-старинному скроены...".
"Сарынь"... как интересно в русском языке мигрируют гласные и согласные... "На кичку" — "мордой в пол" по-сухопутному?
* * *
На "сарынь" мои люди обиделись, а "кичку" — не поняли. Толпа удальцов навалилась и... отвалилась. Оставив нескольких человек лежать на снегу. Против серьёзных бойцов — разбойнички не годны. Даже при более чем двукратном численном превосходстве и рассыпном построении. Вообще, бой одоспешенного воина против мужичка в ватничке...
Даже типовой удар против щитоносца — по внешней стороне левой голени, который даёт, например, в битве при Висбю, 58% ранений — у нас не проходит: в сапоге шинная защита с кольчужными вставками.
Ещё: доспехов у моих — не видно. Это ж даже не бригандина с рядами заклёпок!
Разбойничек бьёт. И останавливается в удивлении — не пробил! Кафтан же просёк! А... ничего. И валится на снег с продырявленной палашом грудью или взрезанным животом. Следу-у-ующий придурок...
* * *
Мы с Артёмием несколько раз, ещё с Пердуновки, проверяли. Чтобы завалить гридня нужно четыре мужика. Обученных групповой работе, синхронной атаке. Если меньше, если кто-то из атакующих ошибается в одновременности или в направлении удара — гридень положит всех. Если, конечно, сам не ошибётся. Ну, так для того их и учат. Беспощадно.
А двух гридней, правильно вооружённых, обученных, вставших... Человек пятнадцать надо. Причём — обученных работе именно таким составом, именно по такой цели. И готовых, при успешном исходе — потерять половину своих. При не успешном...
* * *
Две группы мужчин тяжело дыша на морозе стояли друг против друга и ругались. Потом начали кидаться снежками.
Мои сдвинули тройки плотнее, передний ездовой вылез из своего просака, грозил кулаком и обещал всех ворогов "насадить на цугундер". Что он имел ввиду — не понять. Но слово звучало хорошо, а жестикуляция наглядно показывала как именно произойдёт это "насадить".
Разбойнички толклись, мялись, все постепенно остывали на морозе от горячки схватки. Фаза переругивания. Может перейти в фазу новой схватки, может — в мирные переговоры.
Тут из устья Узолы выскочила конная... группа. Изготовившихся к бою серьёзных конных воинов. Без стягов и хоругвей, но по оружию и коням — дружина. Человек тридцать: гридни с отроками.
Разбойнички обрадовались гридням как родным, чуть не целоваться собрались. И очень удивились, что гридни их рубят.
Мои тоже обрадовались. Неожиданной подмоге. И тоже удивились. Когда и их начали рубить. Но выучка и предварительная информация: "Будьте настороже" — помогли. Опять же — брони-невидимки и выучка. Ребята сбились к передним саням, сдвинули щиты и принялись отмахиваться от наскакивавших на них дружинников.
Долго бы они не продержались. Там их всех и положили бы. Но нескольких минут, пока основная масса городецких гонялась по снегу за разбегавшимися разбойничками, они выиграли. И свои жизни — тоже.
Едва гридни собрались, наконец, к саням, как из-за края обрыва выскочило моё войско. Появление в этом месте очередного — четвёртого, и самого многочисленного отряда, было для гридней неприятной неожиданностью. Пока они пытались переварить такую новость, турма Салмана ударила в лоб, просто сметая длинными копьями всё "не наше", а стрелки Любима отсекли пути отхода.
Подъезжает такой малолетний драгун на дистанцию выстрела, останавливает коня и, как с табуретки, бормоча:
— Возвышение... ветра нет... пуск... О! Попал...
исполняет свою боевую задачу. Артиллеристы, блин.
Короче, снова пять минут — полное поле битых людей и лошадей. Ивашка держит Гнедка за повод, бурчит под нос, тут Урюпа, поехавший поближе посмотреть, машет рукой.
— Чего нашёл?
— Это вот — воевода Радил.
* * *
Я уже вспоминал гибель черниговского князя Изяслава Давидовича (Изи Давайдовича), разгромленного под Киевом. Вот описание из одной летописи:
"Постигоша бежаща в борок и начаша сещи его по главе саблею, Ивор же Геденевич удари его копием в плече, а другий прободе его копием выше колена, инъже удари его копием в лядвии, бежащу же ему еще, и удариша его ис самострела в мышку. Он же спаде с коня своего".
Тут к месту события подъехал Великий князь Киевский Ростислав Мстиславович (Ростик), сердечно опечалился (по Карамзину), предложил доктора позвать. Но Изя, столь сильно истыканный, пострелянный и порубленный, попросил красного вина и тихо отошёл. В мир иной.
Хорошо видно, что русским гридням убивать русского князя — редкое удовольствие. Каждый с азартом пытается принять участие.
* * *
Радил лежал на снегу. Чей-то мощный удар копьём справа-спереди выбил его из седла. А рубящий сверху — развалил шлем и просёк голову.
Я спрыгнул с коня.
Какая ж нелёгкая принесла тебя сюда, Радил? Ты ведь мог остаться в том Никольском погосте, поджидая возвращения разбойничков с хабаром. И перебить их там, как предполагал Урюпа. Мог закрыться в Городце, поджидая моего приступа. Мог убраться в какое-нибудь тихое место. Поехал, де, в полюдье, а тут "Зверь Лютый"...
Нормальный служака — оборонял бы вверенный ему город, нормальный бюрократ — изобразил бы "дипломатическую болезнь" на фоне "полной занятости" в безопасном месте.
Но ты... такой же как я. Мы оба вкладываем душу в своё дело. Сердце и разум. Оба сунули свои головы в эту рубку. Могли бы не ходить. Но оба пришли.
Мы оба ошиблись. Ты не ожидал, что вместо посла с подарками, я пошлю спрятанных в санях бойцов. С которыми твои Буйные Суздальцы ничего сделать не смогут. Но что-то тебя тревожило. И ты привёл половину своей дружины сюда. Чтобы, в случае победы разбойничков, тут же свершить над ними своё правосудие? Чтобы дать мне явные следы участия городецкой дружины в убиении моего посла? Чтобы, в крайнем случае, добить тех и других, если у разбойничков что-то не получится?
"Если хочешь, чтобы сделалось хорошо — сделай сам".
Ты — попытался. "Хорошо" — не сделалось.
Зависть. Ненависть. Ты всё правильно продумал. Но в последний момент, когда стало ясно, что план не сработал, ярость подсказала тебе плохое решение: ты бросил свою дружину в атаку. Взъярился. Форсировал события, поднял ставки.
Рубка всеволжских городецкими — усиливала риск, дело могло вскрыться. Но тебя жгло. Что я снова оказался чуть предусмотрительнее, умнее тебя. Казалось — ещё один рывок и цель будет достигнута, всё станет хорошо, правильно. Ты почти успел: если бы из моих обозных убили бы не двоих, а всех — дело выглядело бы как случайная стычка. В которой ты спасал обоз от разбойников.
Моим обозным не хватило получаса, чтобы "мирно разойтись" с Буйными Суздальцами, тебе — десяти минут, чтобы убить и тех, и других.
Фактор времени. "Дорога ложка к обеду". А уж подмога на поле боя...
Увы, я тоже не ожидал твоего появления здесь. Но оказался "в нужном месте в нужное время". Будучи чуть быстрее, чуть сильнее, чем ты. Не — умнее, проницательнее...
Просто — ещё одни уровень резервирования.
— Помоги-ка.
Урюпа помог перевернуть Радила на живот, я вытащил у боярина нож из сапога, упёрся в спину коленом, оттянул ему голову и перерезал горло.
Ну вот, пошла родимая, потекла-забулькала... Лежи-лежи, не дёргайся. Сейчас два-три литра вытечет и всё. "Вечный покой". Который "вряд ли обрадует".
Почему его ножиком? Типа: "кто к нам с мечом — того мы ножом"? По горлышку. — Нет, не надо никакого символизма здесь искать. Чисто гигиеничность: свой нож пачкать, кровью марать — не хочется. Люблю, знаете ли, чистоту и порядок.
Перфекционист-горлорез. Извините.
Урюпа смотрел на меня потрясённо. Как-то... курлыкал горлом.
Могу понять: несколько лет Радил был для него — царь, бог и отец родной. Источник средств существования, главная смертельная опасность, хозяин. А тут... Без труб и колоколов, буднично, как барана...
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |