Нам с тобой ...

— Слушай, Семен. Поехали куда-нибудь. Возьмем удочки и на рыбалку, можно еще куда.

— Где же я тебе сейчас удочку то найду, если у кого и завалялась, ни волоса хорошего, ни крючков нет. У Лешего жерлицы и донки есть, так его до темноты и с собаками не сыскать. — Семен задумался, прикидывая как организовать рыбную ловлю, — Хочешь корчаг поставим. Или тут, с пол версты ниже по реке, место рачье есть. Только вода еще холодновата, озябнем.

— Ну, хрен с ней, с этой рыбалкой. — мерзнуть в стылой реке желание отпало мгновенно. — Что еще интересного есть. Поехали на опытное?

— А там что? Грядки как грядки, саженцы, навоз. И нет там никого, воскресенье же. Люди отдыхают. Хочешь, можем шашки взять? Поиграем.

Угу. Давно не брал я в руки шашек. Интересно это он о чем. В красном уголке, на щелбаны, по доске двенадцать пробок переставлять или и правда в арсенале лежат выкованные казацкие шашки. Я, как только-только начинающий кавалерист, однозначно против рубки до первой крови.

— Нет. Шахматы тоже не предлагать. Давай на солеварню может прокатимся?

— К Косте Серову? Нет, пожалуй засветло не успеем. — что-то прикинув и взглянув на солнце он задумался. Идея ему явно понравилась и теперь он сам искал способ как все провернуть. — Хотя если не мешкать и через часик уже выехать. А завтра по утру домой. И хлебушка свежего ему завезем, и еще припаса всякого. Вот только Борисыч будет против.

— Давай так. Я беру на себя руководство, а ты собирай в дорогу что нужно.

Уже минут через сорок мы удалялись от деревни. Председатель с участковым действительно оказались не в восторге от затеянной экскурсии, однако препятствовать не стали. Потребовали соблюдать осторожность. Выдали одну винтовку, пяток патронов и пообещали Семену кучу неприятностей, на случай "ежели чо". Мой провожатый, только философски пожал плечами. Удлинив поводья Рудого и привязав их к седлу своей лошади двинулся вперед.

Большую часть времени ехали молча. После того как миновали колхозные поля и луга, дорога петляла исключительно по лесу. По довольно чистому, ухоженному, без непроходимых кустов, без завалов трухлявого валежника. Хворост, сухостой, сломанные деревья селяне незамедлительно пускали на топливо. Вырубкой же, строевого леса, руководил местный лесник, со слов попутчика, сурово отстаивая каждое дерево в десяти верстах вокруг. Не разбитая, едва наезженная, узенькая дорога резко меняла направление, каждые пару километров, иногда просматриваясь весьма условно. Ехать здесь ночью самоубийство. Но поскольку в обратный путь решено было выдвигаться по утру, а до сумерек Семен божился доставить к месту, особо волноваться не приходилось. Тем более, что мысли занимала совершенно иная проблема. Чертова коняга оказалась на удивление неудобным транспортом. Тысяча чертей! Каналья! Не проехали мы и трети пути, как я горячо пожалел, что организовал эту поездку. Очень хотелось сесть как-то по другому, начала донимать усталостью спина. Седло еще недавно воспринятое как ладно выполненный, колоритный девайс, вдруг стало орудием весьма изощренной пытки. Кони двигались чередуя легкий галоп рысью. Следовало всматриваться вперед, опасаясь низко наклоненных веток. Это испытание казалось просто бесконечным. Лишь как-то отвлекало мысленное конструирование супер-навороченной, эргономичной, антитрясской, пыле-ветко-мухозащищенной кареты с минибаром.

На середине пути лес стал совсем дремучим. Замшелые, кряжистые стволы, оплетенные вьющимся кустарником, скрывали солнечный свет. Взгляд уже через несколько метров терялся в этом мрачном величии вековых деревьев. Нередко попадались красавцы в два, реже в три обхвата. Горделиво стоявшие в особицу, растолкав более хилых собратьев, сучковатыми плечами.

Ближе к концу пути, лес снова изменился. В его бесконечной, плотной стене рваными прорехами, зияли обширные вырубки и ровные ряды молодых посадок. Дорога заметно расширилась, спрямилась, четко проявилась укатанная тяжелыми телегами. Миновали крытую, наполовину истраченную, размером с приличный дом поленницу. Стоявшие в ряд распилочные козлы, припорошенные мелкими опилками. Внезапно лес кончился, открыв низинку поросшую высокой луговой травой. Разогнавшийся вдоль деревьев ветерок принес соленый запах моря. Знакомо. Помню как удивился будучи на рыбалке в Сибири, жарким летом учуяв в ветре соленый морской бриз. Однако все объяснилось наличием поблизости грязевого, соленого озера. Здесь уверен ситуация та же. С пару километров по дороге, виднелся сруб избы, пара хоз.построек и в лучах заходящего солнца блеснул небольшой водоем.

— Эгегей, хозяин! Дома есть кто? — Семен оставил коней у крытой коновязи. Плеснул в корытце из бочки в которую собиралась дождевая вода с крыши. Саданул кулачищем в дверь и еще раз позвал, — Ну где ты, пень старый?

— Сам ты старый! — Голос доносился из за дома, затем из за угла выглянула волчья морда. Зверь сел, поджав хвост, нервно зевнул и не мигая уставился на нас. — Борей, откуси этому болтуну что зазря болтается.

Вышедший следом за псом мужик, щуплый, жилистый, с копной совершенно седых волос и с такой-же снежно-белой окладистой бородкой, опирался на самодельный костыль. Левая нога оканчивалась грубо сделанным, деревянным протезом чуть ниже колена. Прислонив палку к стене дома, он крепко обнялся с Семеном.

— Но, но. Полегче медведь. Что приперся-то, на ночь глядя? Да еще и Туриста с собой прихватил.

— О как. А ты шельма, откуда уже пронюхал про нашего гостя?

— Дык то сороки на хвосте принесли. Все знаю, как вы бездельники живете. — Солевар заухмылялся, довольный нешуточным удивлением Семена.

— Поменьше ты с птицами разговаривай. Ишь общительный какой, богодельню ради тебя одного строить никто не станет. В коровнике огородим закуток и то ладно.

Я так и продолжал стоять слегка в сторонке, подзависнув, разглядывая крепкую, но скособоченную фигуру Кости. Отполированную постоянным использованием деревяху, заменившую часть ноги. Такой же затертый костыль. Палку, с обмотанным кожаными ремнями упором. И этот человек, один живет за добрых тридцать километров от села, более того занимаясь важным делом.

— Да не кисни ты паря. — Серов поймал мой взгляд. — Свезло мне крупно. Именно так. Расчет наш весь накрыло. Кто сразу богу душу отдал, кого еще лечить пытались. Только живой я один остался. Так что свезло.

— Зубы то не заговаривай, колись как прознал, что к нам Дима пришел?

— Ну что ты прицепился. Леший вчера навещал. Роса еще не подсохла, а он тут как тут. Считай до обеда проболтали. Ладно, давай знакомиться турист.

Познакомились. Крепкое рукопожатие, прямой и открытый взгляд, уверенность и жизнерадостность внушали симпатию. Еще сразу было заметно что мой новый знакомый, в отличии от Семена, любит поговорить. Костя сразу уточнил, условия на солеварне довольно спартанские, но чем богаты, то полностью в распоряжении гостей. Пообещал провести меня по вверенному хозяйству и все разъяснить. Представил меня Борею. Своему верному, вот уже полтора десятка лет, компаньону. Действительно имевшему волчьи корни в третьей ступени.

— Сеня! Едят тебя мухи! Ты ошалел совсем? Чем ты лошадей поил? — Оказалось по незнанию с моей стороны и несообразительности со стороны Семена, мы истратили больше половины запаса пресной воды. Что вроде как и мелочь, не посреди океана же, но ехать за водой придется все равно. — Запрягай Галку, а то застоялась кикимора. Мы тебе кадушку сейчас погрузим.

Закрепив в телеге пухлую, литров на сто пятьдесят бочку с удобной крышкой, забросив ковш и ведро, водовоз отправился обратно по дороге. В паре километрах, в лесу протекал ручей, где и набирали воду. А меня, гостеприимный хозяин повел на экскурсию.

Осмотр начался с жилой части. Дом не впечатлил. Он казался каким-то более казенным не в пример виденным избам в селе. Тот же бревенчатый сруб пятистенок, грубый дощатый пол, четырехскатная черепичная крыша, оконный проем и глухие ставни к нему. Внутри лестница на чердак, пара широченных нар, стол, лавки, в подкопченом углу глиняная, масленая лампа. В сенях на полках и вешалках минимум необходимых вещей. В довольно просторной, крепко слаженной, конюшне мирно уживались коза и пожилая лошадка Галка. Еще был сарайчик с каким-никаким инструментом. Все довольно скромно. Налюбовавшись на все это хозяйство перешли непосредственно к солеварне.

— По началу как место это нашли ужас что было. Болотина, лес, комары с пятак. Жужжат как самолеты. Ну думаю вызвался на свою голову, тут мне и кранты. Только глаза бояться, а руки делают. Как с солью получилось все, то шалашик рядышком смастерили и понемногу стали значит участок расчищать. Первые годы то, не хватало людей чтоб пруд выкопать, дом срубить. Но все вышло лучшим образом. Теперь как снег сходит я тут дней по десять в месяц обитаю.

Костя с гордостью показывал нехитрое оборудование. Посмотреть было на что. Поворотный журавль с привязанным на конце ведром, позволял инвалиду не утруждаясь зачерпывать соленую воду из пруда и подносить ее к десятку стоящих в ряд пузатых бочек. Рядом в небольшом очаге грелись камни. Еще немного поодаль большой чан, подвешенный на цепях над другим очагом. Рядом большущая крытая поленница. Пруд метров пятнадцать в диаметре с отсыпанными и утоптанными берегами. Небольшой затон ниже по течению после каменной запруды. Часть затона плотно заросшая рыжеватой травкой, другая часть завалена березовыми поленьями.

Оказалось не живет солевар все лето на выселках. Приблизительно раз в месяц снаряжается всем необходимым, запрягает пенсионерку Галку. Закинув в телегу "дежурную" козу и прихватив верного Борея приезжает к источнику. Здесь он занимается подготовкой к варке. Сгущает в бочках рассол, понемногу испаряя и выветривая воду, доливая из источника свежей. Замачивает березовые чурочки. Отсыпается в прок. Спустя неделю с села приезжают еще три мужика, чья задача в основном сводится к заготовке леса, распилке и подвозу дров. Сам же Костя следующие дня три, практически безотрывно занят на варке. Занятие требует постоянного внимания, контроля температуры, бережливого отношения к инструменту. Если зазеваться то плохонький чан из отвратительного местного железа, вмиг прогорит. За одну такую вахту мужики заготавливают пуд с небольшим соли. Смешивание с пеплом пережженных березовых дров и водорослей добавляет еще около килограмма и ненадолго защищает соль от окаменения. Заканчивают добычу до первых заморозков.

Не отказал себе в удовольствии испытать журавль. Зачерпнув ведерком воды с огромным удовольствием напился. Да водица соленая, кажется с йодом. Но привкус больничных бинтов совсем не портил воду. Еще похоже на то, что вода слегка газирована.

— Здорово! Это, не Ессентуки Московского разлива.

— Ага, водичка у нас вкусная. Но одной водой сыт не будешь. Скоро совсем стемнеет, надо к этому времени картохи испечь, да на стол пособрать что есть. Вон и Сеня возращается.

Солнце уже скатилось за макушки деревьев, окружавшего луг, леса. Поэтому мы споро поделив обязанности принялись за дела. Перетаскали привезенную воду, помыли и прикопали в золе рабочего очага пару десятков картошин, обложив сверху углями. Обиходили всех лошадей и закрыли их в конюшне крепкой воротиной. На стол, гостеприимный хозяин, поставил завернутые в тряпицы кругляш козьего, молодого сыра. Стопку кривобоких, но изумительно пахнущих свежим хлебом, лепешек. Несколько крупных луковиц и пучок сочной, зеленой черемши. Более чем скромный брусок соленого сала, с яркой прослойкой мяса, нарезали полупрозрачными ломтиками. В глиняном горшочке, в мутном рассоле, плавали соленые огурчики. Поздний, вечерний сумрак разгонял дрожащий, скупой свет двух масленых ламп. И главным украшением стола было блюдо с разломленной, парящей жаром, картошечкой, поспевшей в самый последний момент.

Мы расселись на лавках. Опустившаяся непроглядная ночь, полумрак в избе, звуки ночного леса, все это как-то не располагало к беседе. Борей зайдя в хату улегся прямо в дверях на пороге, мордой к лесу. Окружающий колорит давил и действовал угнетающе.

— Ну что, так и будем как дурни сидеть и жевать эту петрушку? — тихий голос Семена разбил повисшую унылость. — Костя, не заставляй меня идти искать самому.

— Да я что, против разве. Сейчас все будет. Сразу бы сказал. Будто мне жалко. — Солевар подхватив костыль и один из масленых светильников вышел на улицу. Отсутствовал он меньше пары минут, а вернувшись и радостно улыбаясь, грохнул на стол глиняную бутыль, а-ля амфора, с плотно забитой горловиной. — Вот она родимая. Слеза. Тут рябина и мед, от всех болезней!