Воин, солдат, убийца (роман)

Полную работоспособность Раф восстановил только через два дня. На третий он получил, наконец, еду. В устраиваемых надзирателями "соревнованиях" он больше не побеждал и в схватках за право обладать женщиной не участвовал. Все три раза живой наградой для победителя становилась четырнадцатая. Та самая, от которой Раф отказался. Теперь-то он понимал, что сорок третий был абсолютно прав: зря он её тогда не оттрахал. Только здоровье из-за этого чуть было не потерял, вместе с жизнью. А с жизнью сорок четвертому расставаться пока не хотелось. Ему ещё требовалось выяснить, кто он такой, почему попал в эту передвижную тюрьму, и — самое главное — как из неё выбраться...

На четвертые сутки по трансляции прозвучала давно ожидаемая команда:

— Всем номерам! Занять места в посадочных ложементах. Готовность — десять минут...

Пластиковая лежанка, на которую улегся сорок четвертый, сразу же принялась подстраиваться под форму лежащего на ней тела, трансформируясь в своего рода "кокон".

Что было дальше, Раф не узнал. В ошейнике включился спящий режим, сознание узника начало угасать, а когда он очнулся, "посадочный ложемент" опять превратился в лежанку.

— Всем номерам! Приготовиться к выходу... — загремело по громкой связи.

Сорок четвертый понял: на этот раз действительно всё, не будет никаких испытаний, никаких поединков. Корабль-тюрьма прибыл в конечную точку.

Он не ошибся.

Бег по длинному коридору грузовой палубой не закончился. Бежать пришлось в полтора раза дольше, через посадочную аппарель, к выходу из ненавистной тюрьмы.

— Быстрее! Быстрее! Не останавливаться, — подгоняли рабов надзиратели.

Раф уже знал, чем грозит невыполнение этих приказов, но когда он, наконец, выскочил из душного корабля, то всё же рискнул и остановился на сходнях. Всего на пару секунд. Ведь это был первый мир, который он видел и ощущал после того, как "проснулся" в камере.

Долгие две секунды сорок четвертый вбирал в себя его звуки и запахи, влажную густоту тропической ночи, звёздное небо без лун, стрекот инопланетных "цикад", посадочные огни космодрома, шелест травы в стыках бетонных плит... И голос. Тихий. Идущий из глубины памяти. "Добро пожаловать на Кариан-3, капрал. Думаю, тебе здесь понравится..."

* * *

— Бей сигнал, вшивый!

От дружного рёва одиннадцати глоток стволовой вздрогнул и вжал голову в плечи.

— Крысожор! Падла! Кастрюлю поправь!

Трос дёрнулся, клеть пошла вверх.

Закончилась ещё одна смена. Сто сорок восьмая по счету — Раф вёл его строго и пока ни разу не сбился...

— Эх! Сейчас бы на Бэлти залезть, — мечтательно выдохнул Крит, когда решетчатая "кабина" поравнялась с отметкой минус четыреста.

Треть ствола была пройдена, напряжение сквирилиевых глубин начало понемногу ослабевать. Одни выдерживали его хорошо, даже несмотря на низкую степень живучести, другие не очень. Поэтому на проходку и в лаву таких не ставили, а отправляли ишачить на забутовку в старые выработки или на ВШивоТу, участок внутри-шахтного транспорта — "высшую школу тунеядцев", как называли его вольнонаемные. Работать там было легче, но средства на выкупной счет поступали в настолько малых количествах, что выйти на волю до конца жизни не стоило и мечтать...

— Да ты и так на ней всю смену катался. Куда ещё-то? — заржали стоящие рядом Слабый и Борода.

— Кататься одно, а воткнуть другое, — хохотнул в ответ сорок второй.

— Да уж! На "тётю Бэлти" как сядешь, так и слезешь. Она сама кому хочешь воткнёт, — не остались в долгу двадцать шестой и семнадцатый, оба здоровые, высоченные, самое то для проходчиков, настоящие "мозолистолапые" — тащить на одном плече двухсотфунтовую крепь и довольно скалиться сумеет не каждый...

Услышав про "тётю Бэлти", Раф мысленно усмехнулся. У ленточного конвейера были и другие названия, но в их бригаде прижилось именно это. Во-первых, по созвучию (от "belt conveyor"), а во-вторых, из-за самого Крита, он же SF-031542, на корабле-тюрьме его камера располагалась сразу за камерой Зара. За все время работы в лаве не было ни одного дня, чтобы он хоть раз прошагал от забоя к стволу исключительно на своих двоих. БОльшую часть пути Крит по традиции проделывал, сидя на ленте конвейера, за что и получил вскорости прозвище "болтожоп". Оно ему, безусловно, не нравилось, но — что прилипло, то прилипло.

Кроме того, сорок второй слыл рьяным "поклонником" другой Бэлти. По странной иронии судьбы, так звали на самом деле четырнадцатую, которую Раф чуть было не изнасиловал на корабле. Сейчас она работала рукоятчицей, точнее, "стволовой поверхности" — принимала и отправляла людей и грузы с рудничных горизонтов на жилой уровень и обратно.

Впрочем, это было её не единственной "специализацией". С завидной регулярностью Бэлти использовали, когда для поощрения отличившихся на добыче сквирилия рабов-мужчин, а когда и просто за деньги, списываемые со счета в пользу компании. Так что, по факту, четырнадцатой приходилось работать в две смены: днём — у клетей, ночью — в койке. Из пятёрки рабынь, прибывших с Радеса в одной партии с Рафом, она оказалась самой "востребованной". Майру, двадцатую, до сих пор держал при себе старший смотрящий, восьмую и тридцать четвертую отправили на другой участок (с женщинами там была напряженка), а Лиртия, последняя из пяти, такая же, как и другие, "спарка", под номером двадцать два, большой популярностью среди мужиков не пользовалась — страшная, злая, плоская как доска и, самое главное, абсолютно фригидная. Этим словечком её "наградил" Ларс, единственный "местный" в бригаде Зара, осужденный на каторгу на сквирилиевом руднике за какие-то не слишком понятные уроженцам Радеса прегрешения. Ему хозяева "Диамант майнинг" присвоили номер SPK-98. Эс пи означало наиболее низкую степень "живучести" (spare parts, иначе "запчасти"), Кей — происхождение (Кариан-3), 98 — реестровый номер...

— Бэл! Крошка! Хочешь мой палец потрогать? — заорал Слабый, едва клеть распахнулась.

— Не, лучше мой! Мой толще, — тут же перебил его Борода.

На площадку они выбрались первыми, поэтому сразу же застолбили лучшие места возле решетчатой перегородки, за которой пряталась Бэлти.

— А ну, отвалили от стопорной, брикетчики хреновы! — рявкнул на "шутников" Зар.

— Во-во! Сквир на-гора не дают, только пыль глотают да брикеты потом в сортире штампуют, как мульку, а всё туда же — горбатые, — поддержал бригадира Крит.

— Все мы тут горбатые проходимцы, — пробурчал ещё один член бригады, насосник Чих-Пых, номер тридцать седьмой, седенький старичок, непонятно как затесавшийся среди молодых, да к тому же "живучих".

— Да какой из тебя проходимец ... — вскинулся было двадцать шестой, но договорить не успел. Едва начавшуюся перепалку остановил Раф.

— Хорош пыхтеть, нишегоны. Нам ещё в лучевой париться...

Возражать ему никто не рискнул. От настроения единственного на весь участок, а то и на весь рудник, номера с индексом R во многом зависела общая выработка, а от неё, соответственно, зависело количество кредов на выкупных счетах каждого из работников.

Забойщики двинулись к выходу. Последним стволовую площадку покидал Раф. Шедший перед ним сорок второй приостановился возле стопорного загончика и весело подмигнул сидящей там женщине:

— Бэл, я на тебя сегодня десятку скину, так что жди.

Четырнадцатая опустила глаза и сделала вид, что не слышит.

Раф мысленно покачал головой.

"Весь дневной заработок. Действительно, болтожоп..."

— Здорово, горбатые!

— И вам не хворать.

— Как стружка?

— Последнюю сняли. Так что завтра уже не горбатые, а упыри.

— Кормильца — нам!

— Штыба вам в ленту, а не кормильца...

"Грязная" раздевалка.

Диалог, давно уже ставший привычным.

Всякий раз, когда одна бригада заканчивала работу в лаве и переключалась на проходку, вторая в шутку предлагала забрать "кормильца" — универсальный очистной комбайн. Никто, естественно, не соглашался, и агрегат временно переходил в ведение щелкодуев и черенков — ремонтников, вентиляторщиков, слесарей. На участке, где трудились бывшие кочевники с Радеса, они были сведены в отдельную третью бригаду — "команду недоразвитых", как отзывались о них представители первых двух. Слегка вызывающе, немного надменно и, конечно же, несправедливо, но — так уж сложилось "исторически". Непосредственные добытчики сквирилиевой руды всегда пользовались бОльшими привилегиями, нежели остальные. Однако и рисковали они тоже больше. И дело даже не в привычных для горных выработок обвалах пород, прорывах воды или взрывах горючих газов — от них "живучие", хоть и страдали, но легко восстанавливались.

Главной проблемой являлся сквирон — инертный газ без цвета и запаха, выделяемый "синим песком" — сквирилием, сопровождающий все его залежи и воздействующий непосредственно на иммунную систему. Для обычных людей его предельно допустимая концентрация составляла десять в минус двенадцатой. Для большинства "живучих" — сотые доли процента. Фильтрующие маски сквирон почти не задерживали, он проникал в организм не только с дыханием, но и сквозь кожу, поэтому поначалу на рудниках работали в полностью изолированных скафандрах. Однако, как выяснилось, и использование скафандров, и применение роботизированных комплексов оказалось не только неэффективным, но и вообще — бессмысленным.

Добытый сквирилий перерабатывали в радужные бриллианты — по уверениям знающих, самое ценное, что было когда-либо найдено или открыто людьми. Выход — микроскопический: на сто тысяч тонн руды — одна, максимум, две застывшие капли, сияющие внутренним светом и переливающиеся всеми цветами радуги. Их называли "слёзы Вселенной". Без них обитаемый космос сузился бы до нескольких расположенных рядом звездных систем, а человечество ни за что не выиграло бы войну с цаплингами. Но — вот незадача — без прямого участия человека бриллианты из сквирилия не получались. Каждый этап — от добычи до синтеза, требовал человеческого генома. Он служил своего рода катализатором реакции превращения "песка" в "сокровище".

И когда это, наконец, поняли, тогда-то и возродилась весьма уважаемая в древности, но после почти исчезнувшая профессия майнеров-рудокопов-шахтёров. Вот только шли в неё чаще всего не по своей воле, а по принуждению — рабами, каторжниками, военнопленными. Вероятность выжить была почти нулевая. Смертность буквально зашкаливала. Даже среди "живучих". Сквирон постепенно подтачивал возможности к регенерации, и рано или поздно иммунные способности попросту исчезали. У одних это происходило в течение года, другие держались чуть дольше.

Единственный шанс заключался в том, чтобы скопить на личном счету нужную сумму и выкупиться из рабского состояния. Официальная, озвучиваемая начальством статистика сообщала, что этого добивается каждый четвертый. Неофициальная уменьшала их число до одного из пятнадцати. В первые несколько месяцев каждый надеялся, что счастливчиком станет именно он. Через полгода надежды начинали истаивать вместе с людьми.

По факту, выживали лишь надзиратели. На нижние горизонты, где концентрация сквирона была самой высокой, они почти не спускались — предпочитали находиться на жилом уровне. И даже к стволу редко когда выходили — боялись выбросов "синей дури", которые, хотя и давно уже не случались, однако считались возможными, поэтому при малейшем намеке на них выработки предписывалось сразу же закрывать на карантин, "до выяснения".

В итоге на руднике складывалась любопытная ситуация. В штреках и просеках порядок поддерживали сами шахтеры, а за дверями лучевой камеры власть снова переходила к охране.

Имелись на шахте и вольнонаемные — инженеры, маркшейдеры, техники. Но, так же как и охранники, под землю они спускались нечасто. Деньги им платили немалые, но лишний раз рисковать здоровьем и жизнью ни у кого из них желания не возникало...

— Встать на круг! Руки в стороны! Не двигаться!

Сорок четвертый закрыл глаза и раскинул руки.

Мнимая свобода закончилась.

Всякий раз, когда Раф заходил в лучевую камеру, ему казалось: он снова на корабле, и сейчас начнётся очередной цикл "испытаний"...

По обнаженному телу били струи воды. Кожу покалывала какая-то "химия". Примерно через минуту "кислотный дождь" сменился мощным воздушным вихрем. Холодно, тепло, жарко... опять холодно, горячо... Болезненно яркий свет проникал даже сквозь плотно закрытые веки. Обычные дезинфекция, дегазация, дезактивация. И так каждую смену. Ни одной синей песчинки не должно попасть в зону, где живут люди, ни одной молекулы смертельно опасного газа, ни одной запрещённой вещи, крамольных мыслей, преступных намерений...

— Всё. Пошёл!

Раскрылась дверь тамбур-шлюза. Раф шагнул внутрь. Дверь за спиной захлопнулась, впереди открылась другая, ведущая в "чистую" раздевалку.

— Номер четыре четыре. Естественные надобности — три минуты. Заказ-наряд — три минуты. Прием пищи — пять минут. Уборка — две минуты. Подготовка к отбою — одна минута. Выполнять!

Естественные потребности Раф, по традиции, справил ещё в "грязной" зоне, поэтому отведенное на них время потратил на то, чтобы без лишней спешки облачиться в привычный оранжевый комбинезон, затем спокойно пройти к очередной двери и приложить палец к специальному сканеру.

В следующем помещении располагались интерактивные мониторы. По ним передавались задания на ближайшие сутки, неделю и месяц. Чтобы их просмотреть, изучить и, если понадобится, задать уточняющие вопросы дежурному ИТР, требовалось опять приложить к экрану указательный палец плюс ввести соответствующий пароль. Трех минут обычно хватало на всё, однако бывали случаи, когда работник просто не успевал прочитать приложенные к нарядам инструкции и получить пояснения — монитор гас, а за его повторное включение приходилось расплачиваться болевым ударом от АПБ.

Тут-то шахтерам и помогали сэкономленные в раздевалке минуты. Многие, кстати, использовали их ещё и на то, чтобы купить себе "развлечение". Чаще всего — Бэлти, реже — Лиртию, еще реже — дополнительную десятиминутку на ужин с настоящими мясом и овощами. Иногда на популярную в мужской среде стволовую претендовали сразу несколько человек, и тогда объявлялся аукцион. Цена за ночь с женщиной могла вырасти в несколько раз, стартуя от четырех кредов и достигая порой сорока.

На сегодняшний день рекорд составлял сорок семь денежных единиц. Их месяц назад заплатил Крит — главный поклонник четырнадцатой. Многие думали, что он к ней и вправду неравнодушен. О любви речь, конечно, не шла, но что-то похожее с его стороны все-таки чувствовалось. Что же касается самой Бэлти... Никто из попавших в рабство не знал, кем она была раньше на Радесе. Но, скорее всего, тоже рабыней. Слишком безропотно она принимала свою судьбу, слишком покорно сносила все унижения, не пытаясь манипулировать окружающими её мужчинами. Хотя даже "страшилка" Лиртия не однажды пробовала это делать.

Сам Раф ни той, ни другой ни разу не пользовался. А хотелось безумно. От желания отвлекала работа. И цель. Накопить на счету стандартную сумму выкупа — пять тысяч кредов, и выйти, наконец, на свободу...