Воин, солдат, убийца (роман)

Воин, солдат, убийца

Рив Алан Блэкхокер. Его всякий раз восстанавливали после тяжелых ранений. Но однажды списали. В пустыню. Без имплантов, без долговременной памяти, но с базовыми навыками и улучшенной регенерацией.

Пролог

Когда-то ца-кри умели летать.

Могучие крылья делали их королями неба, позволяли парить над покрытой цветами степью, над пышущей зноем пустыней, солёным океаном, заснеженной тундрой, густыми лесами умеренных поясов и влажными джунглями тропиков... Только горы оставались непокорёнными — слишком безжизненными были ущелья, слишком горячим воздух, слишком густым пепел, слишком жаркой лава на склонах, не остывающая ни днём, ни ночью, ни зимой и ни летом, питаемая силой огненных рек, испокон веков текущих подземными руслами...

Однако ца-кри и не думали их покорять. Разумным крылатым горы были не интересны. Они не желали их знать, они не хотели в них жить.

А зря.

Случилось так, что однажды горы сами пришли к ца-кри и обрушились на них всей своей мощью.

Огромные ледники двинулись через тундру. Глубочайшие разломы протянулись через пустыни и степи. По океанской глади прокатились разрушительные волны-цунами. В лесных чащах выросли извергающие магму вулканы, а некогда спокойные небеса превратились в кромешный ад, в ревущую ураганами преисподнюю. Жизненное пространство крылатых сжалось в тысячу раз, до нескольких десятков разбросанных по всей планете долин, окруженных враждебной стихией.

Казалось, ничто не могло их спасти.

Ца-кри не умели противостоять мёртвой материи, они работали только с живой. Вдохнуть силу в увядший цветок и отнять её у сорняка; превратить хищного зверя в безвольное травоядное; вырастить дерево, заставить его плодоносить нужное количество лет, а когда жизненный цикл подойдёт к концу, растворить без следа в новых всходах. Это не было волшебством. Это было продуктом биологических технологий крылатых, результатом развития их ментальных способностей, умения подстраивать окружающий мир под свои желания.

Увы, огонь, горы и ветер оказались этим желаниям неподвластны.

А потом стало ещё хуже.

Из подгорных пещер выползли жао-ши. Страшные скользкие змеи. Злые и беспощадные. Тоже разумные, но так же, как и породившие их горы, неподвластные ментальным воздействиям. Рожденные ползать. Искренне ненавидящие всех, кто летает.

Они убивали ца-кри, разрушали их гнёзда, уничтожали ещё не вылупившихся птенцов.

Крылатые не могли защищаться. Они были слишком слабы, а окружающий мир больше не хотел подстраиваться под их нужды.

И тогда ца-кри начали изменять себя.

Крылья уменьшились, на них появились пальцы, когти стали острее, перья жестче, мышцы сильнее, тело массивнее. Вместе с телом менялся и разум. Крылатые всё меньше и меньше пытались влиять на "живую природу" и всё больше и больше воздействовали на "мёртвую". Они научились строить дома, дороги, мосты, обрабатывать металлы и камень, добывать из земли полезные ископаемые и создавать новые, более совершенные орудия труда, предметы, машины, оружие. А ещё они научились, наконец, убивать.

Война с жао-ши продолжалась несколько поколений и закончилась полной победой крылатых. Бывших крылатых. Разрозненные очаги цивилизации снова слились в один. Началась новая эра. Эра машин. А вот летать ца-кри разучились. Потеряли они и ментальные навыки прошлого. Но память осталась. В самом начале войны ученые создали два специальных носителя. На первый они записали генетический код идеального представителя расы, на второй — способ его изменения и возврата, своего рода путь к совершенству. Древние крылатые надеялись, что это поможет потомкам вернуть себя в прежнее состояние, до катаклизма.

Надеялись зря. Потомки не сумели расшифровать запись на первом носителе. Второй же, названный "Камнем Судьбы", был и вовсе потерян. Где, когда — неизвестно...

Часть 1. Кочевник

Выжить. Обязательно выжить. Назло судьбе, назло лейтенанту Уолесу, сержанту Картеру, крысам из штаба Компании, пустынным волкам, песку, который повсюду, жажде, которую невозможно терпеть... Выжить назло всем. А потом отомстить. Страшно! Так, чтобы при упоминании о Риве Блэкхокере даже у самых храбрых и небрезгливых седели волосы и кровь застывала в жилах. А он... Он сможет, он выдержит, и — он вернется...

Рив с трудом передвигал ноги, увязающие в мелком, похожем на пыль песке. Бывший капрал брёл по пустыне вторые сутки.

Страстное желание жить гнало его вперёд, а мысли о мести не давали сойти с ума.

Жаркие дневные часы Рив провёл, зарывшись в песок рядом с зарослями каула — колючего древовидного кустарника, который, по слухам, аборигены использовали наряду с кизяком в качестве топлива. В слабой тени стволов и ветвей то дело сновали юркие ящерицы, изредка шныряли мелкие грызуны, гремели чешуйками змеи — соседство не самое приятное, зато никакие зыбучие пески или блуждающие дюны не подберутся к заснувшему и не утянут его в "мир вечной охоты".

Снова в путь капрал двинулся, лишь когда оранжево-красный Ра основательно зацепился за кромку барханов. Жара спала, духота понемногу ушла, а вместе с ней отступила и жажда. Впрочем, уже через пару часов, когда на небе взошли обе луны, серебристая Ал и голубоватая Ку, она с новой силой навалилась на Рива. Желание пить... нет, даже не пить, а хотя бы просто смочить водой потрескавшиеся губы, стало почти нестерпимым. Однако Рив продолжал идти. Он знал: в движении жизнь. Ведь рано или поздно, если никуда не сворачивать и строго выдерживать направление в ту сторону, где ветки каула длиннее, обязательно выйдешь к оазису. А чтобы не получилось слишком поздно, двигаться надо быстро. Но и бежать не стоит. Потому что когда бежишь, непременно потеешь, а вместе с потом из организма уходят драгоценная влага и не менее драгоценная соль.

Блэкхокеру повезло. К полуночи он наткнулся на "рощу" таратов. По уверениям яйцеголовых умников из научного отдела Компании эти растения, похожие на терранские кактусы, настоящими растениями не являлись. Они были, скорее, грибами, но обладающими способностью к фотосинтезу. Поэтому, с одной стороны, тараты имели плотную зелёную кожу и жёсткие листья-иголки, а с другой — являлись обыкновенными плодовыми телами обширной "грибницы", простирающейся на многие мили. Большую часть "найденных" под землей минеральных веществ и воды грибница передавала тянущимся наружу мясистым "отросткам". Местные кочевники добывали из них воду, а мякоть съедали. Рив, к сожалению, не мог поступить так же. Чтобы разрезать "шкуру" тарата, требовался острый нож, а его у капрала не было. Была только заостренная "палка" — кривоватый шип, выломанный из кауловых зарослей. Длина десять-двенадцать дюймов. Хватит, чтобы проткнуть брюхо врагу, но для разделки "кактусов", увы, не подходит.

Рив не стал ломать своё единственное оружие, пытаясь использовать его вместо ножа. Он поступил проще. Нашел подходящий камень, вбил с его помощью шип в середку одного из "грибов", примерно на половину длины, потом расшатал, вынул и вбил заново, только уже под углом. Секунд через пять по импровизированному "клину" начал стекать "сок".

Вода из сердцевины тарата была горьковатой на вкус. Однако измаявшемуся жаждой капралу она показалась настоящим нектаром. Рив оторвался от "кактуса" лишь минут через десять, когда слизнул с деревянной "заточки" последнюю каплю "грибного сока". Настроение поднялось, идти по пустыне стало чуть-чуть веселее.

Перед самым рассветом Блэкхокер услышал позади "плач". Человек ускорил шаги. К сердцу подступил липкий страх пополам с досадой. Он же почти добрался до цели, и вот на тебе — новая напасть — зорсы. Серебристая Ал к этому времени уже зашла, но света оставшейся Ку вполне хватало, чтобы различить в полумиле к востоку ещё одну "рощу" таратов. К ним Рив и направился. Практически побежал, поскольку терять всё равно было нечего. Имелись бы при себе броня и оружие, он бы и не подумал никуда убегать. Спокойно остановился бы и перестрелял всю стаю. И даже удовольствие получил бы. Зорсы, иначе пустынные волки — существа довольно настырные. Уж если встали на след, будут гнать жертву до тех пор, пока она не превратится в добычу. Стрельба по вёртким живым мишеням могла бы стать интересной, но, увы, так и не стала — стрелять было попросту нечем. И не из чего.

Единственный шанс для себя Рив видел в темнеющей впереди "роще". Если таратов много, он просто нырнёт в заросли и уже там будет держать оборону. Зорсам, привыкшим нападать стаей, придётся в буквальном смысле грызть колючие "кактусы", а затем сражаться с жертвой по очереди, пока та не устанет и не допустит ошибку или пока не кончатся сами зорсы. В любом случае бой завершится ещё до полудня. В полдень Ра встанет в зенит, и пустыню накроет жара, а в это время не то, что драться, даже пальцами шевелить тяжело. Всё живое прячется в тень и притворяется мёртвым. Поэтому и охота на двуногую дичь прекратится сама собой. Зорсы просто уйдут. Уйдут пережидать зной в известных лишь им убежищах и урочищах...

Рив нёсся к спасительным "зарослям". Сердце рвалось из груди. Уставшие ноги тонули в песке, спотыкались о камни, лёгкие вместе ровного шума выдавали какой-то болезненный хрип. А волчий "плач" раздавался всё ближе. Казалось, минута-другая, и хищники настигнут добычу...

Удача вновь улыбнулась капралу. До "рощи" он добежал раньше зорсов. Добежал и... обреченно выругался. "Роща" оказалась "плантацией". Совсем недавно, сутки или двое назад, кто-то аккуратненько, "под гребенку", срезал верхние самые сочные части таратов, оставив после себя лишь высохшие, причудливо скрюченные, истончившиеся без влаги обрубки-стволы. Через пару дней они окончательно превратятся в труху, а на их месте взойдёт из "праха" и, продолжая вечный круговорот жизни, потянется к небу новая зелёная поросль...

"Уау-у-у", — послышалось совсем рядом.

Рив развернулся. Ему ничего больше не оставалось, кроме как продать свою жизнь подороже. Пускай при списании его лишили боевого импланта и всех прилагающихся баз данных, но опыт... Ни один наниматель не мог избавить капрала от опыта сотен боёв. И не учебных, а тех, где на самом деле решалось, кому жить, а кому умереть. Вся жизнь Рива Блэкхокера, насколько он её помнил, состояла из них. Постоянная, закаляющая душу и тело борьба за существование. Ежедневные драки за лишний кусок хлеба в сиротском приюте на Сторции, бесконечные разборки с такими же, как он, отморозками из конкурирующих уличных банд, отстаивание своего права быть личностью, а не мясом, в учебке, самоубийственные рейды космодесанта на захваченные цаплингами планеты, подавление мятежей в отколовшихся от Лиги Свободных Звёзд секторах в составе охранных частей, череда карательных акций и просто диверсий на службе в частной военной компании "Поларснэйк"... Всё это — нет, не давало Блэкхокеру ещё один шанс — оно лишь обещало ему: "Погибнешь, сражаясь. Умрёшь бойцом, а не жертвой..."

Сжав в пальцах "заточку", Рив злобно оскалился.

"Ну что, твари?! Кто первый?!"

Слегка присев и чуть отведя руку с оружием, капрал быстро стрельнул глазами по сторонам. Стая уже должна была окружить добычу, поэтому следовало понять, где вожак. Первый прыжок — его, значит, ему же и первый удар...

Странно. Никакого движения Рив не заметил. По крайней мере, поблизости.

"Ау-у-уа", — внезапно "заплакали" слева.

Человек на мгновение замер и... едва не расхохотался в голос.

В голубоватом свете луны мелькнул обрубок хвоста и плотно прижатые уши.

Двуногую дичь гнал один-единственный зорс. Видимо, такой же изгой, как и Рив. "Списанный" собственной стаей.

Свалявшаяся клочковатая шерсть, проплешины на боках, струйка слюны, стекающая со сломанного клыка. Когда-то это был матёрый и сильный зверь, может быть, даже вожак. Но сейчас... нет, сейчас он тоже опасен. Опаснее многих своих сородичей. Ведь, как и Блэкхокеру, ему терять нечего. Альтернатива простая. Погибнуть бойцом или сдохнуть от голода. Похоже, что этот зорс выбрал первое.

Все оставшиеся силы он вложил в свой последний прыжок.

Рив принял зверя выставленной вперёд левой рукой. Боли от полоснувших по предплечью когтей он почти не почувствовал. Зорс, хоть и выглядел истощенным, но всё равно весил немало, фунтов под сто или больше. Поэтому капрал не стал останавливать бросок пустынного волка. Он его просто продолжил. Резко шатнулся назад и, увернувшись от клацнувших возле горла клыков, швырнул хищника через себя.

На песок они рухнули вместе. Оказавшийся сверху Рив со всего размаха вонзил деревянный шип в шею придавленного к земле зверя. Секунд пять он удерживал сучащего лапами зорса, а когда тот затих, выдернул из звериного тела "заточку" и молча припал губами к багровой струе, хлынувшей из пробитой шипом артерии. Так делали сотни и тысячи поколений охотников. Так поступил и Рив. А потом, напившись вдоволь крови врага, человек вскочил на ноги и, вздев к небесам руки, издал торжествующий то ли рев, то ли клич. Клич победителя. Эту схватку он выиграл. Как выигрывал предыдущие. Как победит и в тех, что ещё не случились...

До оазиса Блэкхокер добрался поздним утром. Ра уже вовсю припекал. Голые плечи капрала горели огнем. Прикрыть их от палящих лучей было нечем. Из одежды имелись только исподнее, форменные штаны с цифровым камуфляжем и такого же цвета майка. Ремень, конечно, отсутствовал. Трое суток перед "списанием" Рив провёл в камере, и этот предмет солдатского гардероба тюремщики отобрали в первый же день. Хорошо хоть ботинки оставили. Крепкие, самозатягивающиеся. Без них Блэкхокер не одолел бы и трети пути. Стёр бы ноги до самых костей, и никакая ускоренная регенерация не помогла бы. Её, кстати, тоже не стали "отнимать" у приговорённого. Только не из соображений гуманности, а исходя из простой экономии. Любая операция по изменению человеческого генома стоила денег. Тратить их на списанного по приговору никому бы и в голову не пришло. Это в начале, когда заключают первый контракт, такие затраты выглядят обоснованными. Чтобы солдат служил, а не просто тянул лямку и "отдыхал" после ранений в госпиталях, он должен сам восстанавливаться от легких и средних травм, ран и увечий. День-два усиленного питания, и боец снова в строю. Заказчику — не важно, государственному или частному — нет смысла думать о разных "глупостях". У него другие заботы. Максимум, что он может себе позволить по отношению к списочному составу подразделений — это выделить наиболее ценных и разрешить им поваляться на койке лишние пару недель, заменив боевой имплант медицинским. Оторванную голову с его помощью, естественно, не пришьёшь, а вот вырастить "потерянную" конечность или, к примеру, какой-нибудь "пришедший в негодность" внутренний орган — почему бы и нет?

Блэкхокера подобным образом восстанавливали пять раз. Правда, это было давно. Во время службы в космодесанте. Тогда 8-я дивизия не выходила из тяжелых боёв несколько месяцев. Цаплинги наступали по всем фронтам, и людям приходилось несладко. Немного полегче стало, когда объединенный флот отвоевал инициативу, и война из мясорубки позиционных сражений постепенно, шаг за шагом, перешла в маневренную фазу. Потери уменьшились, количество побед начало превышать количество поражений, а десантники получили, наконец, долгожданную передышку. Потом были и глубокие рейды в тылы противника, и зачистка освобожденных звёздных систем, и борьба с вражескими пособниками... Рив всё это помнил. Не мог лишь вернуться назад и исправить допущенные когда-то ошибки. Ведь именно с них началось его падение в пропасть, стоившее друзей, карьеры, а, возможно, и самой жизни. Нынешней жизни, в которой остались лишь ненависть и желание отомстить. За сломанную судьбу, за погубленные надежды, за себя, превратившегося в конце концов в настоящего зверя. Убийцу без рода и племени...

Оазис располагался в низине между холмами. Вместо песка окрестности покрывали камни, а окружающие оазис возвышенности состояли только из твердых пород. Видимо, поэтому пустыня и не смогла отвоевать для себя еще один клочок территории. Совсем небольшой, несколько акров "живой" земли, пара десятков пальм, жестколистный кустарник, трава и, самое главное — маленькое озерцо или, скорее, лужа, пересыхающая, по всей видимости, в дневные часы и вновь наполняющаяся водой ночью.

Рив долго следил с вершины холма, что происходит внизу, но ничего подозрительного не обнаружил. Людей в оазисе не было.

Выбравшись из-за камней, капрал сначала с опаской, а потом все меньше и меньше думая об осторожности, пошел, а затем побежал к такому манящему, такому сладостному, такому невообразимому посреди жаркой пустыни зеленому островку. Добежав до воды, он попросту рухнул в неё, больше не в силах сдерживаться, давая волю накатившему вдруг восторгу и желанию немедленно утонуть в этом крохотном озерце, а потом полностью раствориться в окружающей его зелени и прохладе.

В себя Рив пришел через несколько долгих минут, показавшихся ему настоящей вечностью.

Капрал неторопливо поднялся, вышел на берег и глубоко, с наслаждением потянулся. Словно дворовый пёс, раздобывший где-то огромную кость и спрятавший её там, куда никто никогда в жизни не доберётся. Обведя взглядом кустарник и пальмы и удовлетворенно кивнув, человек направился к ближайшему дереву. Ошибки быть не могло. Урожай с пальм еще не снимали. Присев на корточки возле ствола, Рив подобрал из травы несколько упавших сверху плодов и мысленно усмехнулся.

"Лейтенант Уолес — болван. Поленился, говнюк, изучить личное дело. Пусть теперь на себя и пеняет".

Непосредственный начальник Блэкхокера действительно лопухнулся, предложив трибуналу списать своего бывшего подчиненного на планету Радес. Его поддержал и сержант Картер, ещё один недруг Рива. Скорее всего, оба надеялись, что без привычного доступа к базам данных капрал не сумеет выжить на этой планете-пустыне. А способность к ускоренной регенерации только продлит агонию.

Глупцы! Они даже не подозревали о том, что на исходе большой войны на Радес высадился отдельный десантно-штурмовой батальон, в котором служил тогда рядовой первого класса Рив Алан Блэкхокер. За четыре проведенных здесь месяца он в достаточной степени изучил и местную географию, и особенности климата, и фауну-флору, и привычки аборигенов, и даже имена-прозвища наиболее уважаемых племенных вождей умудрился запомнить. Мало того, все эти знания Рив хранил в собственной памяти, а не в электронных "мозгах" боевого импланта. Конечно, за четырнадцать лет многое могло измениться, но уж что-что, а география с климатом наверняка остались теми же самыми. Да и межзвездный маяк, смонтированный на Радесе инженерами флота, плюс небольшой космопорт, скорее всего, сохранились...

Плоды местных пальм кочевники называли кинтами. Мясистые, сочные, по форме и вкусу напоминающие терранские финики, только побольше, они хорошо утоляли голод. Аборигены употребляли их во всех видах: свежем, варёном, жареном, вяленом и сушёном, а кроме того в компотах, настойках, наливках и в качестве главного ингредиента для производства пива и самогона.

Риву, чтобы насытиться, хватило десятка плодов. Запив кинты водой из колодца — тот располагался около "озера", а внутри на вбитом в кладку бронзовом клине висело кожаное ведро — капрал растянулся на травке возле кустов. Раскидистые листья пальм тени давали достаточно, дул ветерок, в траве стрекотали "кузнечики", и вообще — в этом случайном раю, наполненном благостностью и истомой, хотелось просто лежать и лениться, смотреть на проплывающие облака, слушать дыхание ветра и ни о чем, совсем ни о чем не думать.

Однако, как бы ему этого ни хотелось, совсем не думать о будущем Блэкхокер не мог. Задачу "дойти до оазиса" он выполнил, очередной целью стало "добраться до космодрома". Кто там сейчас хозяйничает, капрал не знал, но был уверен, что это не местные. По принятой в Лиге практике объекты двойного назначения, расположенные на отдаленных планетах, находились в ведении частных военных компаний. "Поларснэйк", например, охраняла радары на Цилии, Мисте и Катанаго и поддерживала в рабочем состоянии базу слежения за "туманными" космообразованиями на Дее. По имеющимся у Рива сведениям, планета Радес входила в зону ответственности ЧВК "Чёрные осы". Эта "контора" действовала под крышей транснациональной корпорации "АриКатано" и была прямым конкурентом для "Поларснэйк", опекаемой, в свою очередь, ТНК "R'n'G". Соперничество двух финансово-промышленных групп редко когда доходило до прямых столкновений, но стычки между курируемыми ими ЧВК происходили, можно сказать, регулярно. Особенно на "окраинах".

Нет, Рив не боялся схлестнуться с "осами". В "Поларснэйк" он уже не служил, и этого, по традиции, было достаточно, чтобы не вызывать неприязнь у бывших противников. Наоборот, любой опытный, свободный от обязательств перед прежними работодателями военный специалист сразу оказывался в центре внимания очередных нанимателей. Поэтому в том, что "Чёрные осы" предложат ему новый контракт, капрал нисколько не сомневался. Помешать заключению договора могло только одно обстоятельство: если "осы" узнают, за что Блэкхокера списали из "Поларснэйк". А впрочем, пусть даже и узнают. Главное, чтобы это случилось тогда, когда он уже улетит с этой богом забытой планеты...

Рив закинул руки за голову и, прикрыв глаза, принялся вспоминать детали последней акции.

Его группу забросили на Кариан-3. Операция проходила в обстановке строжайшей секретности. Правящий на планете клан "Торо" через цепочку посредников нанял ЧВК "Поларснэйк", чтобы те устранили верхушку "Мауту" — оппозиционного блока, имеющего неплохие шансы впервые за много лет выиграть планетарные выборы. Рива проинформировали, что "Мауту" поддерживают в "АриКатано". Капрал намёк понял. Акцию надо исполнить так, чтобы комар носа не подточил.

Эту задачу Блэкхокер выполнил. Здание, в котором собрались вожди оппозиции, взлетело на воздух. Сила взрыва была такова, что разрушениям подвергся целый квартал, а в эпицентре не осталось ни одного целого камня. По оценкам властей, погибло почти три тысячи человек. Ни Рива, ни его четверых подчиненных это нисколько не взволновало. Случайные жертвы при таких акциях неизбежны, соответственно, горевать о них нет никакого смысла. Переживать надо исключительно за себя и за результат операции, а она, как известно, завершается положительно лишь с возвращением группы.

С возвращением же, увы, возникли большие проблемы. Обещанный транспорт в точку сбора не прибыл, и через пару часов группу Блэкхокера обложили со всех сторон. Вырваться из кольца смог только Рив, остальные погибли. Спустя ещё час капрал понял, что их просто подставили. Понял, когда обнаружил в подкладке разорванного комбеза специальную метку. Такие ставились на всех изделиях, производимых компанией "Техинжсистемы" из русского сектора. "Поларснэйк" никогда не закупалась у этой фирмы. И вообще, на операцию группа ушла "чистая". Опознавательные знаки "стерли" не только с оружия, средств связи и обмундирования, но и выдали диверсантам спецгель, меняющий цвет кожи и скрывающий татуировки. Словом, ТАК опростоволоситься в ЧВК не могли ни при каких обстоятельствах. Единственное исключение: отвечающие за операцию сделали это специально. Группу Блэкхокера должны были уничтожить, а ответственность за массовое убийство возложить на русских. Зачем это понадобилось руководству "Поларснэйк", Рив догадался сутки спустя, когда "распотрошил" одного из инопланетных советников клана "Торо", захваченного около штаб-квартиры ТНК "R'n'G". Как выяснилось, интересы двух конкурирующих корпораций в кои-то веки совпали. Сферы влияния на Кариане они кое-как поделили, и теперь и той, и другой позарез требовалось выкинуть с рынка "зарвавшихся русских", собирающихся сотрудничать сразу со всеми кланами, включая и "Торо", и оппозиционный "Мауту".

Нет, осуждать своих работодателей Блэкхокер не собирался. На их месте он поступил бы так же. Однако сейчас его в первую очередь беспокоила собственная судьба.

Проблему ухода с планеты капрал решил привычным для себя способом. Он просто организовал второй взрыв. Пока полиция и спецслужбы ловили диверсанта в районе космопорта, Рив заложил заряд в подвале жилого комплекса "Торо-прим". И хотя на сей раз жертв было гораздо меньше, эффект от подрыва превзошёл самые смелые ожидания. Погибли половина руководителей правящего клана, включая президента планеты, и почти все члены их семей. В столице воцарился хаос. Все обвиняли всех, и в конце концов два теракта стали отправной точкой гражданской войны. В итоге через неделю диверсантов уже никто не искал, и Рив, притворившись обычным беженцем, покинул планету.

Единственное, в чем Блэкхокер ошибся, так это в том, что решил: "победителей не судят".

Его осудили свои. Правда, не за убийство, а за срыв планов заказчика. Или даже заказчиков. В условиях начавшейся бойни потери понесли все. И директорат "R'n'G", и их конкуренты-партнёры из "АриКатано", и местные жители. Последние, понятное дело, пострадали больше других. Однако кого и когда волновали проблемы аборигенов? Тем более, когда акции обеих компаний одномоментно — всего за одну биржевую сессию — рухнули сразу на семьдесят пять базисных пунктов...

Со стороны озера послышался негромкий всплеск, и в ту же секунду Рив распахнул глаза. Увы, ничего больше он сделать не смог. Шеи коснулось что-то холодное, и сильный удар тока заставил капрала изогнуться дугой. Потом тело снова тряхнуло, сердце и лёгкие скрутил спазм и... всё закончилось. Сознание Рива заволокла давящая темнота...

Очнулся Блэкхокер, лёжа ничком на камнях, без майки и без ботинок. Руки были туго стянуты за спиной. Полностью повернуть голову мешало надетое на шею "кольцо", какой-то объемный "обруч", по ощущениям неметаллический. "Сидел" он довольно плотно, но всё же не до такой степени, чтобы полностью перекрывать дыхание.

— Очнулся, кутао? — послышалось откуда-то сбоку. — Ну и отлично. Значит, сам до места дойдёшь.

Произнесено это было на довольно чистом "галакто", однако гортанный акцент всё-таки чувствовался. "Кутао" на местном наречии означало "враг".

Пусть и с трудом, но Рив всё же повернулся на голос и несколько раз моргнул. Взгляд сфокусировался.

Прямо перед капралом сидел на корточках человек с загорелым лицом и своеобразной бородкой — от уха до уха, но без усов. Такие, как помнилось Риву, носили кочевники кланов Ал. Их недруги, поклоняющиеся голубой Ку, бороды, наоборот, брили, зато отращивали усы, длинные, похожие на свисающие с крыш сосульки.

Человек был одет в привычное для Радеса одеяние: стеганный грубый халат, кожаные сапоги, пыльный тюрбан. В правой руке абориген держал "шокер-копье", к поясу был приторочен армейский бластер.

— До какого... места? — прокашлявшись, глухо спросил Рив.

— А вот до этого, — кочевник небрежно махнул копьём, указывая направление.

Капрал приподнял голову.

Он лежал на краю оазиса. Там, где зелень уже закончилась, но песок ещё не начался. На полосе "ничейной земли", покрытой трещинами и пробивающимися сквозь глину и камень пучками желтых колючек. Чуть дальше, шагах в тридцати от "границы", двое одетых так же, как и сидящий рядом, деловито намазывали салом вкопанный в землю кол.

— Не бойся, кутао, — ухмыльнулся абориген. — Колышек тонкий. Долго мучиться не придется.

Сказал и расхохотался. Видимо, собственная шутка ему понравилась.

Рив сглотнул.

— Я не кутао, — пробормотал он внезапно осипшим голосом.

Смех оборвался.

Кочевник вскочил, брови его грозно сдвинулись.

— А ну, встал, гадёныш! — проорал он со злостью, подстегнув приказ резким тычком "копья" в поясницу.

Блэкхокера вновь ударило током.

Абориген сплюнул и пнул капрала под дых.

— Вставай, я сказал!

Рив поднялся лишь с третьей попытки. Сильно кружилась голова, болела спина, ноги едва держали.

— У всех кутао есть такой знак, — процедил сквозь зубы кочевник.

"Шокер-копьё" уперлось в тату на левом плече Блэкхокера.

Такая татуировка имелась почти у всех в "Поларснэйк". Двухбуквенный вензель "PS" и обвивающие его четыре змеи.

— Люди со знаком убили многих из Ал... — продолжил местный.

— У них был именно этот знак? — прохрипел Рив.

Кочевник нахмурился.

— Нет. У тех была полосатая муха, — нехотя признался он через пару секунд..

Капрал облегченно выдохнул.

— Это "Чёрные осы". Они и мои враги. А я... — он демонстративно выпятил грудь, где были другие наколки. — Я алтао.

Абориген опустил копьё и внимательно осмотрел "рисунки" на теле Блэкхокера. Потом его лицо опять потемнело:

— Ты врёшь, чужеземец. Змеи — существа подлые и неблагодарные, а зорсы... — он указал на оскаленную собачью морду, "выгравированную" на правой грудине Блэкхокера. — Зорсы — трусливые твари, всегда нападающие стаей на одного. Честные воины никогда не станут им поклоняться.

Рив мысленно выругался. Эту тату он сделал, когда служил в охранных войсках Лиги. Батальон "Рыжие псы", планета Осцион.

— Это не зорс, это собака...

— Без разницы, — отмахнулся кочевник. — Что бы ты ни сказал, я теперь точно знаю, что ты — кутао. Только они выпрашивают себе жизнь. Ты её тоже выпрашиваешь, поэтому ты умрё...

— Паок-ха! — неожиданно послышалось сзади.

Неизвестный голос звучал властно.

Стоящий перед Ривом мгновенно умолк, потом приложил руку к груди и с уважением поклонился.

Блэкхокер оборачиваться не стал.

— Кутао ано. Намен ка хао та, — вышедший из-за спины человек окинул капрала пристальным взглядом, после чего вновь обратился к склонившемуся перед ним кочевнику. — Таак туи ал тао ма. Хао та ка.

Обладатель властного голоса был одет так же, как и другие местные, только халат выглядел побогаче, а тюрбан повыше.

— Великий вождь Тан ТаМак спрашивает, откуда у тебя этот рисунок? — предыдущий "собеседник" Блэкхокера кивнул на эмблему космодесанта, наколотую под левой ключицей. Меч с крыльями и звезда, а вокруг них наполовину выцветший слоган "No one but us".

— Я его заработал, — медленно и раздельно проговорил Рив. — Восьмая дивизия Осциона, отдельный десантно-штурмовой батальон, рота "Весёлые носороги".

Вождь выслушал перевод и, помолчав секунд пять, обронил с важным видом:

— Му тао та ка. Ал мао ри. Лаар!

На последнем слове он вдруг рубанул воздух рукой, словно вбивал гвоздь, потом развернулся и, ничего больше не говоря, направился к виднеющейся невдалеке высохшей пальме. К её стволу, как уже успел заметить капрал, были привязаны четыре верлода. Этих копытных животных радесские племена использовали в качестве вьючных и ездовых.

— Тебе повезло, чужеземец, — сообщил с кривой ухмылкой "толмач". — Твою судьбу решит большой круг племен. Он состоится через три алы. А до этого времени ты будешь "лаар". Раб клана...

Стойбище клана АлТаМак располагалось в большом оазисе, раз в сто обширней того, на который набрёл Рив. Множество пальм, другие плодовые деревья, поющие в их ветвях птицы и настоящее озеро в центре. Возможно, в нем даже водилась рыба.

Однако капралу было не до местных красот и уж тем более не до красоток, каковые здесь тоже имелись. Поглазеть на пойманного воинами чужака собралось едва ли не всё племя.

Перед тем как вести Блэкхокера в "пункт постоянной дислокации", вождь приказал вернуть захваченному ботинки и майку. Потом капралу развязали руки, правда, только затем, чтобы перетянуть их заново, но уже спереди, и прицепить к ним верёвку. Радесцы оседлали верлодов, и кавалькада двинулась в путь. Часов пять или шесть Рив пытался угнаться за верховыми, его попеременно вели трое кочевников. Если капрал падал, ведущий останавливался не сразу. Пленного тащили по песку ещё десяток-другой шагов и лишь затем давали возможность подняться. Или, скорее, заставляли подняться. Что-что, а "заставлять" аборигены умели и делали это не дедовским способом, а применяя "высокие технологии".

Ошейник, который надели на Рива, оказался стандартным АПБ — "адаптивным пенитенциарным браслетом". Его использовали практически во всех тюрьмах Галактики, а также на каторгах, в пунктах фильтрации и в лагерях для военнопленных. Как шутили некоторые "остряки": всего одно нажатие на пульте и АПБ-клиенту предоставляется вся гамма разнообразнейших ощущений. Действительно, с помощью одного или нескольких наручных пультов можно было контролировать поведение десятков и сотен заключенных. Элементарное электрохимическое воздействие, и одному достается кнут, а другому пряник. Обладатель "сторожевого ошейника" мог корчиться в судорогах от невыносимой боли, а мог получить временный прилив сил и даже некоторую эйфорию. Впрочем, первое происходило чаще. Сторожа и охранники гуманизмом, как правило, не страдали, поэтому "кнут" применяли почти не задумываясь, а вот для "пряника" им требовались очень веские основания.

Погонщики верлодов угрызениями совести не заморачивались. Раз тридцать — капрал просто устал считать — они "угощали" пленника электрическими зарядами, и только дважды подстёгивали его прибавкой выносливости. В итоге к концу пути Блэкхокер уже ни о чем больше не думал, кроме "как устоять на ногах". Его шатало как пьяного, пот лился ручьём, многочисленные ссадины и порезы, некоторые довольно глубокие, едва успевали заживать, и если бы не ускоренная регенерация, Рив просто истёк бы кровью.

Когда его привели на хорошо утрамбованную площадку в центре оазиса и приказали встать между двумя столбами, он тупо исполнил приказ, не понимая зачем. И даже когда ему принесли несколько кинтов, капрал больше минуты пялился на плоды, не зная, что с ними делать. Проблем не было только с водой. Рив осушил четыре кружки подряд, а пятую вылил себе на голову...

Лишь после этого он начал что-то соображать.

Вождь выступал перед кланом. Он говорил на радесском, поэтому Рив мало что понимал. Однако постоянно мелькающие в речи слова "лаар", "тао" и "ха" наводили на определенные мысли. Капралу подыскивали "хозяев". В этом он убедился, когда из толпы к нему стали по очереди подходить люди. Все они с интересом разглядывали чужака, некоторые что-то спрашивали. Ответить Блэкхокер не мог — просто не понимал, что им надо. В конце концов вождю надоели эти бесконечные смотрины, он что-то рявкнул в толпу, и через десяток секунд на плошадку вытолкнули трёх человек.

Как только Рив их увидел, его прямо-таки передернуло.

Пацан лет десяти-одиннадцати, сравнительно молодая женщина и прихрамывающий на правую ногу старик.

Глава клана молча указал им на Рива.

Из всех категорий граждан как раз к таким Блэкхокер испытывал если не ненависть, то как минимум стойкую неприязнь. Короче, таких он терпеть не мог и именно их чаще всего винил во всех своих проблемах и бедах.

Первым к капралу подошёл мальчишка. Подошёл и... с размаха пнул под колено.

На лице Рива не дрогнул ни один мускул.

Пацан хмыкнул.

— Как тебя зовут, лаар?

Вопрос был задан на неплохом "галакто".

— Рив.

— Я буду звать тебя Мыньк, — ухмыльнулся мальчишка.

Услышав знакомое слово, стоящие вокруг кочевники глумливо заржали. Мыньком на Радесе называли мелкого грызуна, похожего на распространившуюся по всей Галактике серую крысу.

— Ко мне будешь обращаться "господин Тирик". Понял?

— Да, — глухо ответил Блэкхокер.

Пацан нахмурился.

В ту же секунду капрала ударило током.

— Понял, господин Тирик, — исправил "ошибку" Рив и мысленно пообещал:

"Придёт день и я сверну тебе шею, щенок..."

Следующей капрала осматривала женщина.

Достаточно миловидная, возрастом около тридцати. Одежда почти такая же как у мужчин. Длинный халат, сапоги, штаны-шаровары, только выделка чуть получше, и на голове не тюрбан, а круглая шапочка с опуском, полностью закрывающим волосы и уходящим под ворот халата. На поясе вместо бластера висел свернутый в кольцо кнут.

Она, ничуть не смущаясь, ощупала Рива и сзади, и сбоку, и спереди, особенно тщательно изучив бицепсы и поясницу. Потом по-хозяйски оттянула пальцами губы капрала и проверила наличие и целость зубов.

Закончив осмотр, кочевница отступила на пару шагов и...

Удар кнута оказался хлёстким. Грудь и лицо Блэкхокера горели огнём. Рив чувствовал, как кровь вытекает из рваной раны на лбу, попадает на перебитый нос и капает на песок.

Тяжелее всего было заставить себя не застонать.

Регенерация тканей завершилась примерно через минуту. На коже остался лишь лёгкий шрам, но он — капрал знал абсолютно точно — исчезнет в течение суток.

Женщина наблюдала за процессом восстановления, поджав губы, а когда он закончился, свернула кнут и надменно бросила:

— Будешь называть меня "госпожа Ула", лаар.

Рив опустил глаза.

— Да, госпожа Ула...

"Тебя, тварь, я буду долго насиловать, а после прикончу..."

Последним к Блэкхокеру подошёл старик. Он долго и пристально смотрел на Рива, а потом просто нажал кнопку наручного пульта.

Всё тело капрала превратилось в сплошной комок боли. Она прокатывалась туда и обратно от пяток до головы незримой волной, ломающей волю, сметающей любые преграды...

Казалось, что эта пытка продлится вечно.

Выдержать её до конца Рив не сумел.

Он упал на колени. Из пересохшего горла вырвался наполненный мукой крик.

— Я беру его, Тан, — старик отключил АПБ и обернулся к вождю.

Следующую фразу он произнес на радесском.Толпа разразилась восторженными воплями.

"Старый урод! Я заставлю тебя сожрать собственные кишки. Трухлявый пердун, подонок! Ты сдохнешь в дерьме, а над твоим трупом будут глумиться крысы..."

К стоящему на четвереньках, обессиленному, обливающемуся потом капралу подошёл "толмач":

— Старик Гош сказал: если ты замыслишь недоброе, он отрежет тебе уши, вырвет язык, выколет глаза, переломает все пальцы на руках и ногах, потом сдерет с тебя кожу и бросит на солончак, — кочевник похлопал Блэкхокера по плечу и продолжил. — Мой тебе совет, чужеземец. Не зли старого Гоша и всегда выполняй то, что приказывают его невестка и внук. Может, тогда... — абориген усмехнулся, — ты всё-таки доживёшь до большого круга...

Одиннадцать дней Рив работал как проклятый. Он выполнял самую грязную работу. Чистил отхожие места, собирал навоз и складывал его в кизяки-кирпичи, разносил по окрестностям грузы, как вьючный верлод, и закапывал мусор, причем, в самое пекло, когда бОльшая часть племени пережидала жару в тени и около озера. Самым тяжёлым для Рива было ходить по пустыне в поисках кауловых зарослей. Не потому что эта работа являлась действительно трудной, а потому что "колючее" топливо ему приходилось заготавливать под надзором Тирика.

Сопляк словно задался целью довести капрала до ручки. Шаг влево, шаг вправо карался приступом боли. Любая попытка остановиться хоть на секунду, чтобы не то что передохнуть, а просто вытереть пот, вызывало нажатие АПБ-пульта. Пацан злорадствовал, а Блэкхокер буквально валился с ног от усталости и глухой безнадеги. Порой ему даже казалось, что этой пытке конца и края не будет.

Немного полегче стало на двенадцатый день.

Вождь клана решил перевести "ставку" в новый оазис. В старом осталось примерно полсотни кочевников, остальные, понятное дело, двинулись вслед за вождем. Тысячи верлодов, сотни груженых скарбом повозок, люди... Рив пытался прикинуть, сколько их в караване — получилось два полноценных полка плюс тыловые службы.

Во время этого марша, напоминающего великое переселение народов, "грязной" работы стало существенно меньше, и у Блэкхокера появилось свободное время. Конечно, не в том смысле, что ему позволили заниматься своими делами или бродить, посвистывая и сунув руки в карманы, вдоль длинной вереницы людей и верлодов. Просто на время перехода капрал получил возможность слушать, о чем говорят кочевники, а иногда даже задавать вопросы. Плюс заготовка каула стала не столь актуальной, поэтому и Тирик "доставал" Рива гораздо меньше. Блэкхокер радовался каждой минуте, проведенной не в обществе зловредного пацана. И дело даже не в том, что тот регулярно включал "болевую кнопку". Тяжелее всего было просто смотреть на мальчишку и вспоминать такого же с Центавии-6...

Эту планету двенадцать лет назад называли планетой коллаборационистов. Она долгие годы находилась под властью цаплингов, и в конце концов живущие там люди приняли религиозные и этические догматы яйцекладущих. Кроме того, центавиане массово служили в вооруженных силах Содружества Ца-Кри, поэтому высадку десантников Лиги местные жители восприняли не как освобождение, а как агрессию с последующей оккупацией. В итоге командующий объединенным флотом был вынужден отдать приказ о начале войсковой операции. Зачистку Центавии производил всё тот же космодесант. В операции участвовал и Блэкхокер.

Основные очаги сопротивления были подавлены менее чем за неделю, а потом начался этап "малых войн". Длительная, изматывающая силы и дух "борьба с сепаратистами-пособниками-инсургентами". За три месяца этой "недовойны" рота "Весёлые носороги" потеряла только убитыми четырнадцать человек, двое — из отделения Рива. Обоих он знал еще со времен учебки. Так что сказать, что военные были злы на "повстанцев", значило ничего не сказать...

В тот день Рив с напарником патрулировали одну из улиц недавно зачищенного района. Занятие, не сказать, что тоскливое, просто муторное. Саперы там уже отработали, лояльные Лиге жители потихоньку возвращались в свои дома, и суть патрулирования сводилась к рутинной проверке, заселено или нет то или иное здание, имеются ли у жильцов необходимые документы и разрешения, ну и до кучи — по настоятельной просьбе контрразведчиков АНБ — кто из местных кажется подозрительным, а кто, наоборот, готовым к сотрудничеству.

За час с небольшим Рив и Карел обошли семнадцать домов. В восемнадцатом двери и окна были забиты досками, следы взлома отсутствовали, пыль на крыльце лежала нетронутым слоем. На том, чтобы войти внутрь и всё осмотреть, настоял напарник. Он же и вскрыл замок на входной двери — злые языки поговаривали, что до армии Карел "подрабатывал медвежатником". Так это или нет, Блэкхокер не знал да и, честно сказать, не слишком интересовался. В любом случае умение открывать замки казалось полезным. В подобных домах частенько находили разные ценности, и что еще важнее — мародерством такие действия не считались.

О том, что в доме могут найтись и другие сюрпризы, ни Карел, ни Рив не задумывались — саперы ведь доложили: разминирование проведено, опасности нет. Мысль о том, что саперы, бывает, тоже косячат, бойцам в голову не пришла.

Закреплённый над дверью заряд рванул, едва Карел переступил порог.

Блэкхокеру повезло. На крыльцо он еще не поднялся, стоял за стеной, поэтому отделался лёгкой контузией. И первое, что он увидел, когда очухался — это направленный в него ствол. От дома напротив, с другой стороны дороги.

Вбитые в мозг рефлексы оказались быстрее разума.

Очередь излучателя и импульсная граната под козырек входа. А спустя секунду еще одна — в раскрытый оконный проём. Лишь после этого Рив сообразил, в кого и куда стрелял.

На стене соседнего дома виднелась вывеска "Детский приют", а перед дверью лежал пацан лет десяти-одиннадцати. В правой руке он сжимал... игрушечный бластер. Позже выяснилось: в той комнате, куда влетела вторая граната, находилось девять детей. Возраст — от трёх до двенадцати. Шестеро погибли сразу, трое умерли в госпитале.

За этот инцидент Рива не наказали. Изменились лишь отношения с сослуживцами. Нет, его никто ни в чем не винил, просто... Сначала ему отказали в повышении звания, затем перевели в роту обеспечения, а потом и вовсе — решили не продлевать десантный контракт, сославшись на то, что капрал Блэкхокер не обладает достаточной психологической устойчивостью.

На улице Рив не остался. Ему предложили продолжить службу в охранных частях. Бывший космодесантник отказываться не стал...

Причину неприязни к себе новых хозяев капрал выяснил из случайно подслушанного разговора. Один абориген рассказывал другому о том, как в прошлом году сватался к Уле, но Гош дал ему от ворот поворот. Оказалось, старик имел пятерых сыновей, и все они погибли от рук кутао со звезд, таких же как Рив. Тот, правда, служил в другой ЧВК, однако Гош не видел особой разницы между "чёрными осами" и "полярными змеями". И те, и другие способны к быстрой регенерации, не похожи на людей Ал и украшают свое тело татуировками. Ула была вдовой младшего сына, жёны старших погибли два года назад вместе с детьми и мужьями. Воины племени КуРиХан, поддержанные бронемашинами "Черных ос", напали на малый оазис клана. Из трёх десятков его защитников выжили только Ула и Тирик.

Пока, впрочем, ни сам Гош, ни его злючка-невестка, в отличие от Тирика, прямых издевательств над своим рабом не чинили. Старик вообще — в упор Блэкхокера не замечал, словно его и не было, а Ула ограничивалась в основном тем, что каждый вечер откидывала полог шатра и бросала остатки ужина в стоящую около входа "собачью" миску. Этой едой Рив и питался. Спал он возле загона верлодов, завернувшись в дерюгу, "милостиво" предоставленную ему всё той же "госпожой Улой".

На новом месте тип работы сменился. Теперь, вместо уборки отхожих мест, Рив по пять-шесть часов в день чистил латунные миски и чаны, в большом количестве приносимые кочевниками к шатру Гоша. Казалось бы, что тут сложного, знай — вози себе по металлу грубой тряпицей, натирай мелким песком, а после смывай грязь водой. Однако от такого занятия пальцы стирались в кровь, а спина едва разгибалась. Да ещё "клиенты" потом придирчиво проверяли выполненный "заказ", и если им что-то не нравилось, капрал получал очередной "болевой удар".

Ближе к вечеру Блэкхокера отправляли в пустыню. Как всегда — в сопровождении Тирика. Они опять искали каул, только уже не для топлива. В зарослях пустынных колючек произрастал крадж — особый гриб, обладающий целебными свойствами. Вокруг старого оазиса все грибные колонии уже подчистили, а около нового сбор только начался.

О крадже Рив слышал еще до своего первого появления на Радесе. Это был, наверно, единственный пользующийся всегалактическим спросом "экспортный товар" планеты-пустыни. В первую очередь, потому, что крадж применялся не только в фармакологии и медицине. Из его вытяжки производили "краджиз" — сильный природный наркотик. Собственно, благодаря краджу кочевники имели возможность приобретать копья-шокеры, бластеры и разнообразное высокотехнологичное оборудование вроде "ошейников" АПБ и компактных зарядных устройств. К немалому удивлению Рива, бытовую технику местные не закупали. Не было у них и электронных средств связи. Причина, по всей видимости, заключалась в следующем: торговлю с другими планетами полностью контролировали охраняющие космодром и маяк "Чёрные осы". И, исходя из собственных интересов, они же диктовали ассортимент и стоимость продаваемой туземцам продукции...

По грибы Блэкхокер ходил пешком, Тирик сопровождал его верхом на верлоде. На обратном пути из ездового во вьючное животное не превращалось. Корзину, что пустую, что с урожаем, нёс Рив. На манер рюкзака, закинув за спину и удерживая его за пару кожаных лямок. Для взрослого здорового мужика груз не слишком тяжелый, а вот мальчишке пришлось бы с ним повозиться. Скорее всего, именно поэтому Тирик и брал с собой верлода и пару крепких мешков, которые легко приторочить к седлу. На тот случай, если грибов будет слишком много, а раб не сможет их все унести.

Странно, но после переезда в новый оазис пацан стал чуть поспокойнее. Он уже не наказывал Рива только по собственной прихоти, по поводу и без повода. Возможно, ему это просто надоело, а возможно — перестал видеть в лааре угрозу. И вообще, десять лет — не тот возраст, когда думают только о мести или о том, чтобы кого-то наказывать. Блэкхокер заметил, что Тирик мало играет со сверстниками, они его отчего-то сторонятся. Словом, парню явно не хватало общения, и, видимо, это тоже стало одной из причин, почему мальчишка почти прекратил использовать пульт АПБ и даже начал вести разговоры с рабом. И хотя Рив был плохим собеседником — он пока еще слабо разбирался в местных реалиях, да и о жизни вне Радеса рассказывать старался поменьше — мальчишку это вполне устраивало. Пока капрал, царапаясь о колючки, протискивался между стволов и веток каула, Тирик или лежал на песке и разглядывал плывущие облака, или бродил вокруг зарослей, что-то насвистывая, или усаживался на снятое с верлода седло и ехидно комментировал действия сборщика краджа. Иногда он спрашивал капрала о чем-то, и тот отвечал, чаще всего односложно, иногда разговаривал сам с собой, а иногда хвастался, какой он ловкий и умный и что, когда вырастет, обязательно станет вождем и пойдёт войной на злобных кутао со звезд и их прихвостней — вислоусых куши и кухан, поклоняющихся голубой Ку, а не серебряной Ал...

Рив слушал мальчишку очень внимательно. В принципе, он мог сбежать из оазиса в любой день, но пока не видел необходимости. Во-первых, надо было избавиться от ошейника — всякий имеющий при себе пульт АПБ имел возможность причинить вред и даже убить капрала. А во-вторых, и это гораздо важнее, Блэкхокер хотел без проблем добраться до космодрома и договориться там с "чёрными осами". Но для этого ему требовался проводник из местных. Рив уже понял, что в одиночку до цели он не дойдёт. Обязательно станет или добычей зорсов, или заблудится среди песков, или вновь попадет в плен какому-то клану, причем, не факт, что дело ограничится только пленом. Его могут просто прикончить, как это едва не случилось при первой встрече с воинами АлТаМак.

К концу первой алы, то есть на двадцать четвертые сутки пребывания в рабстве, эти задачи Блэкхокер ещё не решил...

Начало второй алы ознаменовалось двойным полнолунием. Вечером обе луны, голубая и серебристая, светили так, что казалось, день ещё не закончился. По этому поводу Тирик, помимо лишних мешков, навьючил на своего верлода две дополнительные корзины, из чего Рив сделал вывод: сегодня он будет работать дольше и в оазис они, скорее всего, вернутся далеко за полночь. Так и произошло. Распотрошив первые заросли и наполнив только одну корзину, пацан решил поискать новый кустарник. Очередную грибную колонию Тирик и Рив нашли спустя полтора часа. Краджа там оказалось столько, что, наверное, хватило бы не на две, а сразу на пять корзин. Тирик, довольный удачной находкой, отдал Риву обе плетёные "ёмкости" и послал собирать "урожай", а сам принялся распаковывать связанные жгутом мешки.

Первого появившегося на склоне бархана зорса никто не заметил. Ветер дул от каулов к холму, и даже верлод не почуял хищника. А когда к кустам подобралась вся стая, мычать стало поздно. Как и бежать. Полтора десятка пустынных волков окружили Тирика и верлода, отрезав их и от кауловых зарослей, и от тропы. "Сидящего" в колючках Блэкхокера зорсы, вероятней всего, оставили "на закуску".

Именно это стало их главной ошибкой.

Ни с того ни с сего капрала вдруг окатило волной дикой почти запредельной ярости.

Как?! Как смеют эти вшивые твари лишать его законной добычи?! Ведь это же он, Рив Блэкхокер, пообещал, что сам свернет шею щенку. Он, а не какие-то ублюдочные недособаки, должен был насладиться кровью и ужасом жертвы. Её отчаянием, её желанием жить, стремлением вырваться, спрятаться, убежать...

Сжимая в руках два длинных выломанных из кауловых веток шипа, бывший десантник ринулся на окруживших верлода и мальчика зорсов. Прямо через кусты, не чувствуя ни боли, ни страха, не обращая внимания на рвущие одежду и тело колючки. Оглушительный рёв, исторгнутый из человеческой глотки, напоминал рык терранского льва, бросающегося на стаю шакалов.

Всё, что произошло дальше, сложилось для Рива в какой-то кровавый калейдоскоп из мелькающих тут и там зубов, когтей и копыт, бьющих с Тирикова копья молний-разрядов, верложьего ржания, многоголосого похожего на детский плач "волчьего" воя. Последнее, что запомнил капрал перед тем как полностью отключиться — это невыносимый смрад, исходящий из разрываемой им оскаленной пасти...

Сознание возвращалось к Риву толчками. Словно бы кто-то капал прямо на мозг исцеляющее всё и вся суперлекарство.

Застилающая глаза багровая пелена начала понемногу спадать.

Рив попытался вдохнуть, но сразу закашлялся от попавшей в горло воды.

Машинально отвел от лица какой-то бурдюк.

Моргнул пару раз.

Зрение, наконец, прояснилось.

Над капралом склонился Тирик. В его взгляде ощущалась тревога.

— Ты... в порядке?

Блэкхокер снова прикрыл глаза.

— Да.

Пацан молчал секунд десять. Затем внезапно спросил:

— Какое у тебя имя?

— Мыньк, — усмехнулся капрал, глядя в упор на мальчишку.

Тот сморщился, как будто съел что-то кислое, и помотал головой:

— Нет. Я спрашиваю, как твоё настоящее имя?

На этот раз молчал уже Рив. Молчал долго, прислушиваясь, как растекается по венам-артериям свежая кровь, как срастаются кости и сухожилия, затягиваются раны, как мышцы вновь наливаются силой...

— Рив Блэкхокер.

Капрал рывком сел и уставился на пацана.

Тирик не отшатнулся.

— Я буду звать тебя Рив и... ты не кутао...

В оазис они возвратились под утро, принеся с собой не только три корзины и четыре мешка краджа, но и семнадцать "волчьих" хвостов. Именно столько убитых зорсов обнаружили Рив с Тириком на месте ночного боя.

С этого дня для Блэкхокера многое изменилось.

Нет, его не освободили от рабства. И проводника к "Чёрным осам" он пока не нашёл.

Просто в племени АлТаМак практически все перестали смотреть на Рива, как на раба. Исключение из этого "списка" составили вождь Тан ТаМак, старик Гош и Ула, мать Тирика. Впрочем, даже они не могли не признать, что некоторое послабление капрал всё-таки заслужил.

Кормить его стали теперь два раза в день. И не объедками, а "нормальной" пищей. Лепешками, кинтами, молоком, мясом, горячей настойкой тарата. Кроме того, у Рива забрали потрёпанную дерюгу и вместо неё выдали приличный "спальник" — удобный и теплый мешок из верложьих шкур, удивительно мягкий, завязывающийся по всей длине прочными кожаными шнурками. Пусть в шатёр капрала ещё не пускали, но спать он теперь стал с комфортом. Собственно, внутрь Рив и сам не стремился, привык уже проводить ночи на свежем воздухе, смотреть на звёздное небо, любоваться обеими лунами, слушать всхрапы верлодов, стрекот цикад, шум ветра, шорох травы... В приютском детстве, да и потом, во времена службы, он просто не обращал на это внимания. Внешний мир Рив воспринимал лишь как источник опасности. Неизбежное зло, с которым приходится воевать, чтобы оно не проникло в душу, чтобы не сделало человека частью себя, чтобы всегда оставалось вовне, за гранью, там, где можно только существовать, но не жить...

Почти три недели Рив, можно сказать, наслаждался своим новым "социальным положением". По утрам, как и раньше, он чистил "посуду", но уже не голыми руками, а специальной перчаткой. После обеда "толмач" Джаяр обучал его верховой езде. Ближе к вечеру капрал с Тириком седлали верлодов и отправлялись в пустыню на сбор краджа. И хотя ошейник с лаара-раба так и не сняли, за всё время, прошедшее от схватки с зорсами, никто ни разу не "активировал" пульт АПБ. Более того, с Блэкхокером стали здороваться, спрашивать "как дела?", а кое-кто даже приглашал в гости. Бывший десантник за приглашения благодарил, но отказывался, поскольку видел, что его "всё ещё хозяевам" Уле и Гошу категорически не нравится такое отношение к чужеземцу.

"Идиллия" кончилась, когда серебристая Ал начала расти, а более "быстрая" Ку снова вступила в полную фазу. К Риву неожиданно подошёл Гош и впервые за полтора месяца обратился к нему напрямую.

— Ты больше не будешь собирать крадж, — сообщил он капралу. — Теперь ты будешь заниматься таратом.

Что значит "заниматься таратом", Рив выяснил в тот же день.

Сразу после обеда Ула, одетая по-походному, приказала Блэкхокеру:

— Седлай верлода, готовь трёх вьючных. Поедешь сегодня со мной.

Вместе с ними в пустыню поехали ещё две женщины, Лиара и Мина. Обе, насколько было известно Блэкхокеру, такие же вдовы, как и его "хозяйка". Только мужей они потеряли чуть раньше и не в бою, а в результате болезни и несчастного случая на охоте.

Риву, кстати, ездового животного не досталось. Он шёл пешком, ведя в поводу шесть верлодов, навьюченных большими корзинами.

На место небольшой караван прибыл только к утру, отмахав, по прикидкам капрала, не меньше сорока миль. Во время ночного марша все три женщины, как истинные кочевницы, спали прямо на ходу, не слезая с седла, поэтому, в отличие от сопровождающего их мужчины, к концу пути выглядели сравнительно бодрыми. Блэкхокер же буквально валился с ног и чувствовал себя смертельно уставшим.

На отдых ему дали всего полчаса. За это время женщины успели позавтракать, расседлать верлодов и подготовить "рабочие места" и для себя, и для Рива. Как объяснила Ула, тараты, или "радесские кактусы", следует заготавливать днём, пока светит Ра. Под его лучами кожа растений-грибов подсыхает и отделять её от мякоти становится легче. Хотя "легче" не значит легко. В этом капрал убедился достаточно скоро.

Дамы, вооружившись широкими большими ножами, принялись отрезать-отпиливать верхние сочные части таратов, а Рив собирал срезанное, относил к краю "плантации" и, используя нож поменьше, сдирал с "кактусов" колючую шкуру. Сок он сливал в выставленные рядком кувшины, а мякоть делил на куски и складывал в корзины. В принципе, работа несложная, если бы не одно "но". Кожа таратов мало того что имела колючки, при снятии она выделяла какое-то жгучее вещество, от которого не спасали ни одежда, ни плотные рукавицы. Уже через час с небольшим руки, лицо и шея капрала покрылись язвами и нарывами. Благодаря быстрой регенерации они заживали минут за пять-семь, но на их месте тут же образовывались новые. Раны болели, жгли, не давали спокойно работать. Некоторое облегчение наступило после полудня, когда женщины сами решили передохнуть. Ничуть не смущаясь Блэкхокера, они скинули с себя "рабочие" халаты и со смехом принялись обливать друг друга водой из привезённых с собой бурдюков.

Рив отвернулся. На обнаженные женские тела он смотреть не хотел. С некоторых пор они вызывали лишь отвращение и досаду...

Всё началось семь лет назад, на Рангуле. Охранные войска Лиги бросили на подавление вспыхнувшего там мятежа. Бои шли тяжёлые и упорные, но до определенного момента батальону "Рыжие псы" просто везло. Общие потери не превышали пяти процентов и были в основном санитарными.

Количество и соотношение убитых и раненых изменилось не в лучшую сторону, когда "псов" передислоцировали в столицу, в один из самых беспокойных районов. Всего за неделю батальон потерял безвозвратно двадцать шесть человек, больше половины из них — от снайперского огня. А ещё через несколько дней от пуль неведомого и "невидимого" стрелка погибли Родригес и Чако — оба, как и Блэкхокер, служили раньше в космодесанте и были, наверно, единственными во взводе, с кем Рив считался и кого действительно уважал.

Спустя сутки после их гибели, ничего никому не сказав и никого не предупредив, капрал вышел в город на собственную войну. Его целью был снайпер-убийца. Рив чувствовал... нет, точно знал, что тот действует в одиночку. Поэтому и охотиться на ублюдка тоже решил один, без помощников.

Двое суток боец потратил на то, чтобы понять, как мыслит противник, где и как он организует огневые точки, кого выбирает в качестве очередной цели, куда отходит после успешной акции... На третий день Рив наконец вычислил снайпера. Правда, за время охоты тот успел подстрелить ещё двоих из батальона Блэкхокера. Спасти их капрал не сумел. Всё, что он смог — это просто добавить пару нулей в счете, который рано или поздно, но всё-таки будет предъявлен убийце.

Засаду на снайпера Рив устроил на чердаке старого дома. Именно здесь находилась самая первая лёжка противника, и капрал каким-то шестым чувством понял, что тот обязательно сюда вернётся. Вернётся сегодня. Нагло. Нахально. Словно бы говоря этим действием: "Вы все слабаки. Поэтому я и дальше буду безнаказанно вас убивать, а вы никогда меня не поймаете".

Рив не ошибся. Враг и вправду пришёл. Вот только оказался он не снайпером, а снайпершей. Смазливой девицей лет двадцати, вооруженной крупнокалиберным "Тигром-127" с интеллектуальным прицелом и пламегасителем. В другом месте и при других обстоятельствах Блэкхокер, возможно, счёл бы её даже красивой, но здесь, во враждебном городе он видел в ней лишь убийцу своих товарищей, бешеную самку собаки, которую не стоит жалеть и которая обязательно должна заплатить за все свои преступления. Заплатить страшно. Так, чтобы даже смерть казалась ей избавлением.

Пока Рив проверял винтовку — любые сомнения в виновности подозреваемой следовало исключить — привязанная к кровельной балке красотка грязно ругалась, брызгала в капрала слюной, грозила жуткими карами и обзывала его и всех солдат Лиги бессильными злобными импотентами, напрочь лишёнными не только человеческого, но и мужского достоинства. Зачем она это делала — в надежде на лёгкую смерть или просто по глупости, Блэкхокер не знал и узнавать не хотел. А ещё — не собирался делать ей скидку на возраст и ум. Учёл только пол и, исходя из этого, немного подкорректировал тип наказания.

Три с половиной часа он её насиловал и пытал, пытал и насиловал. А когда всё закончилось, почувствовал лишь опустошение и усталость. После свершённой казни ему самому не хотелось жить. Глядя на растерзанную девицу, Блэкхокер вдруг понял, что внешний мир гораздо страшнее, чем думалось, а он, до этого дня обычный солдат, тоже теперь стал его частью, убийцей и зверем, плюющим на ханжеские добродетели, уверенным в своём праве рвать и кромсать любого, кто когда-либо встанет у него на пути.

Труп капрал расчленил и выбросил в протекающую в городе реку. В расположение батальона он возвратился вечером, а в качестве доказательств принес с собой оружие снайперши, её ухо и указательный палец правой руки.

Рива не наказали и не наградили.

Просто сделали вид, что ничего не случилось. Ни "дезертирства", ни "подвига".

А спустя месяц, когда "Рыжих псов" вывели из столицы на отдых и переформирование, Блэкхокер взял увольнительную, пошёл в бордель и нанял там сразу трёх шлюх. Увы, как они ни старались, но так и не смогли пробудить в капрале его мужское естество. Ночь закончилась тем, что Рив просто избил их до полусмерти.

Ещё через пару недель, обойдя все бордели в округе и не найдя "утешения" ни в одном, озлобленный на весь мир капрал снял на улице проститутку и, не получив, как обычно, желаемого, тупо зарезал её десантным ножом.

Если бы Рива судили гражданские, он получил бы пятнадцать лет каторги. Военный суд отнесся к нему снисходительнее. Учёл былые заслуги и приговорил к условному сроку с разрывом контракта и выплатой штрафа.

Оспаривать решение трибунала Блэкхокер не стал.

Месяц он беспробудно пьянствовал, месяц искал работу, а затем к нему обратились вербовщики из ЧВК "Поларснэйк"...

Обратно в оазис возвращались тем же макаром. Женщины верхом на верлодах, Рив — на своих двоих. Урожай оказался неплох, но капрала это совершенно не радовало. Он мечтал просто выспаться.

Последующие одиннадцать дней стали для Блэкхокера сущим кошмаром. Лишь дважды он смог полноценно поспать, всё остальное время или передвигал по песку гудящие ноги, или работал в поте лица, вскрывая ножом жгучую кожу "радесских кактусов". Ещё он узнал от Джаяра, что, как правило, тарат собирают "тройками" — один отрезает, двое разделывают. В "бригаде" же Улы на трёх "резчиц" приходился только один "раздельщик" — лаар Рив. Или Мыньк, как по-прежнему продолжала его называть мать Тирика. Блэкхокер не раз ловил на себе её взгляды, наполненные какой-то мстительной радостью. Как будто она действительно наслаждалась его мучениями с ожогами и бессонницей и получала от этого чуть ли не сексуальное удовлетворение. Хотя, возможно, Риву это просто казалось, и всё, что происходило с ним здесь и сейчас, было всего лишь карой, малой толикой тех страданий, что испытала замученная им снайперша с планеты Рангул.

Пятый рейд за таратами оказался для Рива самым тяжёлым. На этот раз они добирались до "кактусовой" плантации почти сутки, преодолев примерно семьдесят миль. Обширная роща таратов располагалась около горной гряды. За ней, как сказала Ула, шла полоса зыбучих песков, дальше владения клана АлТаМак заканчивались и начинались земли враждебных всем Ал племён Ку.

Добравшись до места, Рив упал на песок и просто-напросто отрубился. Целый час он лежал без движения, не слыша ругань "хозяйки", не обращая внимания на её потуги поднять своего раба. Как ни странно, за этот час Ула так ни разу и не использовала ни пульт АПБ, ни имеющийся у неё кнут.

К несчастью, из-за случившегося ни женщины, ни сам Рив не смогли вовремя обнаружить, что на плантации они не одни. Когда и откуда появились чужие, никто не понял. Капрал осознал это только тогда, когда увидел, как расширяются глаза стоящей перед ним Улы, но сделать, увы, ничего не успел. Сильный удар сзади погрузил мир в темноту.

Очнулся Рив почти так же, как и при первой встрече с аборигенами Радеса — лёжа ничком, с "браслетом" на шее. Только одежду с него на этот раз не снимали и руки не связывали. Почему, капрал догадался спустя пару секунд.

— Лаар гу! Хао та гур ла ши! — кто-то со смехом подхватил его за шиворот и рывком поднял на колени. А потом всё тело накрыла страшная боль.

Второй раз Блэкхокер пришёл в себя точно так же, как в первый. Опять лёжа, опять с ошейником. А потом его снова подняли.

— Лаар гу! — довольно повторил его персональный мучитель.

Это был крепкий мужчина с длинными седыми усами, одетый в бесформенный балахон. В одной руке он держал бластер, в другой — пульт АПБ, отобранный, по всей видимости, у Улы.

Ещё двое похоже одетых людей, тоже с усами и безбородые, расположились чуть дальше.

Один, восхищенно цокая, прохаживался вдоль цепочки беспокойно прядающих ушами верлодов. Другой, поигрывая шокер-копьём, контролировал стоящих на коленях Улу, Лиару и Мину. У них, в отличие от капрала, руки были вывернуты назад и притянуты веревками к шеям, из-за чего казалось, что женщины горделиво вскинули головы перед пленителями.

Шорох чьих-то шагов подсказал Блэкхокеру, что есть и четвертый чужинец.

На песок упали четыре ножа, три "отрезных" и один "разделочный".

Четвертый кутао вышел из-за спины, остановился справа от Рива и что-то сказал седоусому. Тот в ответ засмеялся и кивком указал на женщин. Потом вдруг нахмурился и опять произнес "знакомое":

— Лаар гу.

По проскальзывающим в его голосе властным ноткам капрал сообразил: "Этот — главный. Этого валить в первую очередь". Подумал и мысленно усмехнулся: "Один против четырех? Безоружный?" Потом тихо вздохнул и ответил на свой же вопрос: "Увы. Легче сразу самоубиться..."

Главный бандит тем временем сунул бластер за пояс, подошел к Лиаре, внимательно её осмотрел, потом переключился на Мину, но в конце концов остановился перед замершей, как изваяние, Улой.

— Миата гу. Каре ла ши гиар хао, — проговорил он каким-то скабрезным тоном, затем неожиданно взял женщину за подбородок и придвинулся к ней вплотную.

— Хаар га! Кау ла тао мо!

Даже не знающий языка Рив, понял, что это ругательство, причем, грязное. А после того, как Ула плюнула в рожу бандита, сомнения и вовсе отпали.

Главарь нападавших выпрямился, молча вытер плевок и коротко, без замаха, ударил женщину по лицу. Голова Улы дёрнулась, по губам потекла кровь.

В ту же секунду внутри у капрала словно что-то оборвалось. Или наоборот — вернулось. Как будто ему опять вживили имплант. Боевой. Заставляющий драться с врагом до тех пор, пока руки способны держать оружие. Пока ещё можно жить. Пока можно дышать. Пока ещё целы "зубы" и "когти". Пока есть хоть малейшая, хоть крохотная возможность вцепиться в противника, чтобы давить, ломать, грызть, бить, рвать на части...

Сейчас Рив видел перед собой не Улу и предводителя банды. Он видел стонущую от боли снайпершу с планеты Рангул и себя самого, склонившегося над измученной жертвой.

Рывок. В каждой руке по ножу.

Перекат. Подсечка. Росчерк клинка.

Ближний бандит оседает на землю, хватаясь за горло, ещё не осознавая, что уже умер.

Главарь реагирует быстро. Тянется к бластеру и жмёт кнопку на пульте.

Последнее — самое умное, но и самое бесполезное.

Во время схватки у обладателей боевых имплантов болевые ощущения попросту отключаются.

Нож летит в цель. Противник рушится на песок. Из глазницы торчит лишь потёртая рукоять. Лезвие капрал не видит, но точно знает: острие разделочного ножа "щекочет" бандиту затылок.

Кутао с копьём — глупец. Он жаждет ближнего боя.

Блэкхокеру это только на руку. Тело врага — неплохая защита от выстрелов.

Сразу четыре заряда, предназначенных для капрала, принимает в себя копьеносец.

А теперь в сторону и вперёд, пока ценитель верлодов не догадался перевести бластер на непрерывный огонь.

Влево, вправо, на землю, прыжок, снова направо...

Заряды проходят мимо...

Удар.

Последний противник падает наземь со сломанным кадыком.

Всё. Кончено.

Ощущение импланта уходит. Вместо него наваливается жуткая боль...

Чёрт! Кнопка! Этот подонок просто зажал её...

Прежде, чем Рив снова открыл глаза, он почувствовал какую-то странную "невесомость". Как будто он лежит на волнах, и они качают его, словно младенца в люльке. Тёплый ветерок овевает лицо. Он несёт с собой терпкий, но одновременно чертовски приятный запах...

Сознание прояснилось.

Голова Рива покоилась на коленях у Улы. Женщина осторожно гладила его по волосам.

Её голос показался капралу журчанием горного ручейка:

— Прости. Я была неправа. Ты — не кутао...

К несчастью, последствия болевого шока оказались довольно серьёзными. Внутренние органы получили значительные повреждения, и быстро восстановиться у Рива не получилось. В оазис его везли на "носилках". Закрепили кусок плотной ткани между двумя верлодами и уложили на него капрала. В этом своеобразном "гамаке" он и провёл почти половину пути.

Женщины по очереди дежурили возле него. Ехали рядом и следили, чтобы верлоды шли ровно и "героя" не слишком укачивало. Мать Тирика, кстати, оказывалась "дежурной" чаще других. Она же кормила Рива во время коротких остановок, не допуская до него ни Лиару, ни Мину. Ближе к полуночи Ула скомандовала привал. Рив мысленно поблагодарил её, поскольку чувствовал — чтобы полностью восстановиться, ему надо просто поспать. Часов пять или шесть.

Капрал не ошибся. Наутро он уже мог ходить и даже переносить тяжести, например бурдюки с водой или седла. Впрочем, работать ему всё равно не позволили. Разрешили только продолжить путь уже не в качестве "груза", а верхом на верлоде. Правда, и тут Ула всё время держалась поблизости и с тревогой следила, как Рив управляется с ездовым животным.

В оазис они прибыли во второй половине дня, ближе к вечеру. Пусть и с пустыми корзинами, зато с трофеями: двумя бластерами, тремя копьями-шокерами и длинным кинжалом в украшенных витиеватым орнаментом ножнах — его забрали у главаря банды. Мина сказала, что такие у Ку носят только старейшины.

Прибывших никто не встречал, однако уже через час к шатру Гоша подошли пятеро воинов, возглавляемые Джаяром.

— Чужеземец! — торжественно обратился он к Риву. — Великий вождь Тан ТаМак приглашает тебя на круг.

Капрал, только-только расседлавший верлодов и усевшийся возле горки "посуды", скопившейся за время его отсутствия, удивленно уставился на "толмача". Тот, догадавшись, что смысл сказанного до собеседника пока не дошёл, покачал головой и продолжил:

— Ну, что сидишь? Вождь ждать не любит, — потом вдруг хлопнул Блэкхокера по плечу и заговорщицки подмигнул. — Да ты не волнуйся. Всё будет нормально. Тебе понравится.

Ничего не понимающий Рив встал и в сопровождении воинов прошествовал к центру оазиса.

Там уже собралось почти всё племя.

Блэкхокеру указали на место между столбами, один в один то, где две с лишним алы назад ему "выбирали" хозяев. Джаяр встал за спиной капрала, чтобы переводить.

В центр образованного толпой круга выступил одетый в цветастый халат Тан ТаМак и принялся говорить, и чем дольше он говорил, тем сильнее вытягивалось лицо Рива.

По словам вождя получалось, что капрал в одиночку уничтожил всех зорсов в округе, изловил всех диких верлодов на пять дней пути от оазиса, что сто самых опытных и умелых воинов Ку пали от руки Рива Блэкхокера, а их женщины... Нет, про женщин было гораздо скромнее, но всё равно с реальностью это никак не соотносилось.

Время от времени вождь прерывал рассказ, и тогда окружающие вскидывали вверх копья, тюрбаны и бластеры и громко кричали "Хао!"

Под конец речи оратор явно устал, и в горле у него, по всей видимости, пересохло. Поэтому, приняв из чьих-то заботливых рук чашу с каким-то напитком, вождь осушил её буквально в четыре глотка, после чего вдруг вздел руки над головой и заорал что есть силы:

— Таха лаар! Хао алтао ма!

— Хао алтао ма! — радостно взревела толпа.

Тан ТаМак медленно подошёл к капралу, вынул откуда-то пульт АПБ и не спеша набрал на ём нужную комбинацию клавиш.

Под подбородком Блэкхокера раздался щелчок. Растерявшийся Рив не сразу сообразил, что случилось. Положение спас Джаяр. Он подхватил падающий наземь "ошейник" и с поклоном передал его предводителю племени.

— Таха лаар. Хао алтао ма, — с улыбкой повторил вождь и швырнул ненавистый "браслет" в сложенные горкой сухие ветки каула.

Спустя секунду они запылали ярким трескучим пламенем.

Рив стоял, опустив руки, и молча смотрел на костёр. Глаза у него слезились. Скорее всего, просто от дыма...

Празднество длилось довольно долго. На небе уже взошли звёзды и выкатились обе луны, а люди продолжали танцевать вокруг догорающего костра, пили "таратовое" вино, пели песни. Время от времени кто-нибудь подходил к капралу, сидящему на почётном месте, рядом с вождём, и что-то говорил, тряс за руку, показывал на небо и на огонь. Рив мало что понимал из сказанного, но неизменно, по совету Джаяра, прикладывал ладонь к груди и сердечно благодарил кочевников. Левее Блэкхокера сидел Тирик, чуть дальше Гош. Старик, единственный из присутствующих, не изображал веселье и радость. Скорее, наоборот, он был недоволен тем, что происходило вокруг. Его насупленные кустистые брови словно бы говорили всем: "К чему эти песни и пляски? Зачем? Неужели всё это из-за одного чужака, который просто перестал быть рабом?.."

Ещё Рива немного беспокоило то, что он не видел среди танцующих и веселящихся Улу? Он не спрашивал, куда она подевалась, но на душе было отчего-то тревожно.

Наконец, когда ему стало совсем уж невмоготу, вождь вдруг повернулся к капралу и что-то негромко проговорил.

— Великий вождь сказал, что тебе пора, — перевёл "толмач".

— Что пора? — не понял Блэкхокер.

— Как что? Спать, конечно, — пожал плечами Джаяр. — Ночь у тебя будет трудная.

— Почему трудная? — опять удивился Рив.

— Скоро узнаешь, — усмехнулся приятель.

Он и ещё пара воинов сопроводили капрала к жилищу старого Гоша. Правда, когда Рив уже собирался откланяться, Джаяр неожиданно помотал головой:

— Нет-нет, тебе не сюда. Тебе дальше.

Заинтригованный донельзя Блэкхокер прошёл с воинами ещё полсотни шагов.

Они остановились возле столба с перекладиной. К ней были привязаны два верлода.

— Это твои, — сообщил "толмач".

Пока опешивший Рив переваривал услышанное, Джаяр, довольный произведенным эффектом, поднял руку и... окончательно добил капрала:

— Это теперь тоже твоё.

Рив повернул голову. В десяти шагах от него возвышался шатер. Обычный шатер, не высокий, не низкий, не узкий и не широкий, такой же как у большинства кочевников племени. Тем не менее, при взгляде на него сердце бывшего десантника внезапно дрогнуло. У Рива никогда не было своего дома. Приют, казарма, съемная комната, снова казарма... Даже странно, почему это произошло именно здесь, на этой богом забытой планете?..

— Ну всё, давай. Тебя уже ждут, — Джаяр слегка подтолкнул капрала к шатру.

Что значит "ждут", Рив спросить не успел. "Толмач" и воины словно растворились во тьме, оставив Блэкхокера одного перед входным пологом.

Судорожно сглотнув, Рив откинул верложью шкуру и с замиранием сердца шагнул внутрь. В центре жилища горел огонь. Перед очагом на коленях сидела Ула. Вместо привычного халата на ней была надета сорочка, тонкая, полупрозрачная, почти ничего не скрывающая, а, скорее, наоборот — подчёркивающая. Увидев вошедшего, женщина поднялась и, изящно покачивая бедрами, подошла к застывшему возле входа мужчине. Её глаза подозрительно ярко блестели.

— Я тут подумала, — Ула положила руки на плечи капрала и придвинулась к нему близко-близко. — Я подумала, шатёр воина будет пуст без хозяйки...

От заката до рассвета Ула и Рив не смыкали глаз и не размыкали объятий. Капрал и представить не мог, что с ним снова случится ЭТО.

Он давно уже потерял всякую надежду. За семь долгих лет, прошедших со случая на Рангуле, ему не смогли помочь ни врачи, ни "профессионалки", работающие на улицах с красными фонарями.

И всё-таки чудо произошло. Его сотворила простая кочевница с планеты Радес. Сегодняшней ночью. В шатре своего избранника. Уставшего ждать. Потерявшего веру в себя. Забывшего, что значит "быть мужчиной"...

Ула ушла под утро. После её ухода Рив попросту отрубился. Обессиленный, но счастливый. Невозможно, невообразимо счастливый.

Он продрых почти до обеда. Проснулся, лишь когда оранжевый Ра поднялся над пустыней настолько, что смог проникнуть в шатёр через небольшую отдушину в "потолке" и принялся щекотать спящего своими лучами.

Свежеиспеченный алтао продрал глаза, огляделся и разочарованно выдохнул. Ночной прелестницы в жилище не обнаружилось, и Рива это сильно расстроило. Ему безумно хотелось снова обнять эту женщину, прижать что есть силы к себе, почувствовать сладость губ, крепость объятий, войти в неё, слиться с ней, пронзить её своим естеством, а потом раствориться и умереть в исступлённой всепоглощающей страсти... Увы, ничего этого капрал сделать сейчас не мог, поэтому просто поднялся со шкур, ещё раз вздохнул и вышел на залитый светом двор. Вышел и... удивился.

В десятке шагов от входа сидели на корточках вождь и толмач и, словно дети, играли в "ножички". Судя по довольной физиономии, выигрывал Тан ТаМак. Заметив Рива, он махнул капралу рукой, предлагая присоединиться к компании.

Блэкхокер плюхнулся на песок и, скрестив по-турецки ноги, вопросительно посмотрел на вождя. Тот неожиданно подмигнул воину и что-то спросил.

— Как прошла ночь? — перевёл Джаяр.

Бывший десантник пожал плечами.

— Нормально прошла. Спасибо за подарки.

Он указал на шатёр, потом на верлодов.

Вождь и толмач переглянулись. Затем Тан ТаМак сунул руку за пазуху, вытащил оттуда какой-то листок и молча протянул его Риву.

Капрал взял бумагу, вгляделся. На листке были отпечатаны его фото "фас-профиль". Оба изображения "перечеркивались" надписью "WANTED", ниже шёл пояснительный текст на двух языках:"галакто" и местном. "Разыскивается особо опасный преступник Рив Алан Блэкхокер. Живой или мёртвый. Вознаграждение за голову или поимку — 10 станковых излучателей (дополнительные батареи в комплекте)"

— Десять станковых излучателей — это дорого? — поинтересовался капрал, возвращая листовку.

— У нас таких нет, только ручные, — ответил через переводчика Тан.

Рив хмыкнул. Если бы глава племени захотел, чужака давно бы уже переправили в космопорт для обмена на ценное вооружение. Однако он этого не сделал. Первый вопрос: "Почему?" Второй: "Что ему от меня нужно?"

— Люди Ал никогда не продают своих соплеменников, — вождь словно подслушал мысли капрала. — Пусть по крови ты не принадлежишь клану ТаМак, но после вчерашнего ты наш алтао. Поэтому среди нас ты можешь чувствовать себя в безопасности.

Блэкхокер кивнул. Его всю жизнь учили не доверять "просто словам", но этим он почему-то поверил.

— Однако — я надеюсь, ты это понимаешь — даже если мы дадим тебе провожатых, ты всё равно не сможешь покинуть планету. Тем местом, откуда взлетают большие железные лодки, владеют кутао с полосатыми мухами на плечах. Это они ищут тебя, это они раздают всем такие бумаги.

Тан вынул из кармана разрядник и щёлкнул кнопкой. На "выходе" из прибора замерцал крохотный огонёк. Вождь поднёс к нему листовку с фото Блэкхокера, дождался, когда она превратится в пепел, после чего неторопливо продолжил:

— Хочу спросить тебя, Рив Блэкхокер. Ты действительно хочешь вернуться домой?

Спросил и демонстративно поднял к небу глаза.

Ещё вчера Рив ответил бы на этот вопрос утвердительно. Сейчас же...

Он покачал головой и тяжко вздохнул.

— Хочу ли я вернуться на звёзды? Скажу честно. Не знаю. Знаю только, что там у меня остались кое-какие дела, и я обещал, что разберусь с ними.

— Кому обещал?

Тан вперил тяжёлый взгляд в собеседника.

— Себе, — усмехнулся Блэкхокер.

Секунд пять они играли в гляделки, затем лицо вождя вдруг разгладилось и на нём заиграла улыбка.

— Что ж. Я думаю, ты сможешь выполнить свои обещания, — он резко тряхнул головой. — Да, так и будет. Большой круг расставит всё по местам.

Дождавшись окончания перевода, вождь встал и кивком попрощался с капралом.

Джаяр тоже кивнул приятелю, потом быстро развёл руками, словно хотел извиниться за что-то, и побежал догонять Тана ТаМака.

Рив долго смотрел им вслед.

Он, кажется, понял вождя.

Тот больше не желал иметь дел с "чёрными осами".

Ему нужен был свой человек среди звёзд, и Рива это вполне устраивало...

Оставшиеся до конца третьей алы двенадцать дней Рив с полным правом мог назвать лучшими в своей жизни. Его никто не тревожил по пустякам, никто ничего не приказывал, не требовал, не заставлял, не просил. С утра капрал обходил с "инспекцией" свои невеликие владения. Потом обучался искусству верховой езды и умению владеть копьём у Джаяра и ещё одного воина, которого звали Арсан. После обеда он сам учил их и Тирика стрелять из бластера и, что гораздо важнее, попадать в цель, как неподвижную, так и движущуюся, причем, из любого положения и при любом состоянии стрелка и мишени. Дважды он ездил с вождем охотиться на зорсов, один раз — ловить диких верлодов...

Самое счастливое время наступало вечером, когда в шатёр к воину приходила Ула. Ночью она буквально сводила его с ума, и больше всего Рив жалел, что красавица не может быть с ним постоянно. Увы, ей приходилось жить на два дома. Она не могла оставить Гоша совсем без хозяйки, да и Тирик, по правилам клана, становился в будущем полноправным наследником старика, только если прожил в его шатре до совершеннолетия, а оно здесь наступало в четырнадцать.

Трижды Ула и Рив седлали верлодов и уезжали ночью в пустыню. Формально — чтобы "просто развеяться", а на самом деле — чтобы не слишком смущать стонами-криками, доносящимися из их шатра, своих ближайших соседей. Те несколько раз уже ухмылялись, когда совершенно "случайно" встречали утром капрала и его женщину.

Отъехав от оазиса на несколько миль, Рив с Улой находили среди барханов какое-нибудь "укромное" местечко, бросали на песок привезённые с собой шкуры и, забыв обо всём, просто любили друг друга...

В одну из таких ночей как раз и закончилась третья ала.

Через четыре дня в Синей долине должен был состояться Большой круг племён.

Как выяснил Рив, переход туда из оазиса занимал меньше трёх дней. Сам Большой круг длился примерно неделю, поэтому на всё про всё уходило около половины алы. Не тот срок, чтобы сниматься с места со всеми пожитками. Чаще всего кочевники уходили на Круг "налегке". Клан, отвечающий за празднество (а в этом году за него отвечал клан АлМаГрас), всегда устанавливал в долине множество гостевых шатров, так что брать с собой "собственный дом" не было никакого смысла. Так думали (и делали) практически все. Исключение составляли самые мнительные, самые беспокойные и примкнувшие к ним приверженцы старых традиций.

К последним, к немалой досаде Рива, принадлежал и старик Гош.

Свой-то шатёр капрал оставлял в оазисе, но, конечно, не мог не помочь Уле, Гошу и Тирику аккуратно разобрать на "запчасти" их довольно большое жилище.

Был бы Гош помоложе лет на пятнадцать, Блэкхокер, наверное, смог бы уговорить его поступить так же, как большинство. Но с тем, кто годится в отцы, Рив спорить не собирался. Не потому что привык уважать "мудрых и опытных", а потому что, глядя на старика, опять вспоминал. Вспоминал случившееся два года назад на Октопусе...

Той операцией командовал лейтенант Уолес. Две группы по десять бойцов тайно высадились на планету. Сержант Картер брал под контроль Главный храм, команда Рива направлялась к Обители. Невыполнимых задач заказчик не ставил. "Полярным змеям" не требовалось обязательно уничтожать верхушку секты. Её надо было просто дискредитировать. Главный символ "Искателей неба", он же предмет поклонения миллионов адептов, хранился в одном из двух комплексов. В каком именно, заказчик выяснить не сумел, поэтому и групп было две.

"Память Пламени", небольшую статую из неизвестного материала, давно уже никому не показывали. Поэтому, в соответствии со "сценарием", она должна была "всплыть" через неделю-другую на каком-нибудь известном аукционе. По расчетам заказчика, такую "подлость" рядовые сектанты своим жрецам не простят, в секте начнется раскол, и спустя год или два "Искатели неба" распадутся на множество мелких, мало что значащих религиозных фракций.

Группе Блэкхокера повезло. "Змеи" без шума проникли в Обитель, обезвредили охрану и взяли в плен настоятеля и двух его сыновей — они занимали посты ключника и кастеляна. Старик настоятель почти не упрямился. Под угрозой смерти он сообщил, что "Память Пламени" хранится в горной пещере в тридцати милях от "монастыря". Доступ в пещеру имели лишь сам настоятель и его отпрыски. Способ защиты стандартный: по отпечаткам ладоней и сканам радужных оболочек.

Рив думал недолго. Отправил к пещере ключника и кастеляна в сопровождении пятерки бойцов и принялся ждать. Через двадцать минут командир пятерки доложился по рации: "Вход в хранилище открыт, оба заложника ликвидированы". А спустя ещё две минуты до Обители донёсся грохот сильнейшего взрыва. Бросившийся к окну капрал увидел поднимающийся над горами гигантский столб дыма и пламени.

Настоятель рассмеялся Риву в лицо.

По его словам, "Память Пламени" хранилась в другом месте. Где именно, он не знал, и даже если бы захотел, не смог бы ничего рассказать. А пещера в горах — это просто ловушка и одновременно сигнал всем "искателям": "На Обитель совершено нападение. Готовьтесь сражаться, братья!"

Взбешённый капрал убил старика.

О том, что это была ошибка, он понял, когда на связь вышел лейтенант Уолес.

Оказалось, что нападение на Главный храм прошло по такой же схеме. Захват, заложники, рейд в "хранилище", взрыв. Только, в отличие от Блэкхокера, убивать своего "клиента" сержант Картер не стал, а вдумчиво "расспросил" и выяснил, как отыскать казну секты.

Где она, знал лишь один человек — настоятель Обители.

О том, что именно казна, а не дурацкая статуя, являлась основной целью всей операции, Рив догадался, когда услышал, как ругается лейтенант и что он орёт в микрофон.

"Идиот! Болван! Четыреста камушков! Четыреста радужных бриллиантов! Двести миллиардов кредов! Они могли бы стать нашими, если бы ты не грохнул этого старого пердуна..."

Остатки обеих групп эвакуировали с Октопуса в тот же день. ЧВК "Поларснэйк" потерпела поражение, а главным виновником оглушительного фиаско "назначили" Рива Блэкхокера.

Нет, его не стали формально наказывать, потому что формально он ничего не нарушил.

Однако и лейтенант Уолес, и сержант Картер, и ещё кое-кто из штабных только и ждали подходящего случая, чтобы подставить и утопить дурака-капрала. Ждали долго — целых два года. И в конце концов дождались...

Всё имущество Гоша уместилось на двух повозках и в десяти тюках, навьюченных на пять верлодов. Не так уж и много, но и не мало, если сравнивать с другими кочевниками. Больше всего Рива заинтересовал обитый шкурами ящик, закрытый на два замка. На повозку его пришлось переносить вчетвером, такой он оказался тяжелый. Что внутри, ни Ула, ни Тирик не знали, а спрашивать старика капрал не решился. По словам Улы, Гош никогда не открывал этот сундук и, кроме того, терпеть не мог, когда кто-нибудь интересовался содержимым. Сама она тоже в свое время сгорала от любопытства, но потом как-то... привыкла что ли. Сундук и сундук, главное, чтобы под ноги лишний раз не попадался...

За сутки растянувшийся на несколько миль караван прошёл по пустыне около половины пути. А потом внезапно остановился. Не на привал — привал предполагался ближе к полудню. Ра только-только взошёл и многим было обидно терять прохладные утренние часы на "внеплановую" стоянку.

Общее движение возобновилось лишь через час, но спустя ещё два верлоды опять встали. Вдоль длинной вереницы повозок проскакали несколько воинов, сообщая всем, что вождь приказал оставаться на месте и ждать. Люди не понимали, что, собственно, произошло и что надо ждать, однако нарушить приказ никто пока не пытался. Минут через двадцать к повозкам Гоша примчался на взмыленном верлоде Джаяр и крикнул Риву, что его срочно зовёт вождь. Обеспокоенный капрал последовал за толмачом.

Тан ТаМак находился в голове каравана. Для него уже соорудили походный шатер, внутри, кроме вождя, собрались пять старейшин. Рив оказался шестым. Джаяр пристроился за плечом, чтобы переводить.

Причину, заставившую остановить переход, капрал узнал спустя пару минут. Идущие впереди каравана разведчики наткнулись в пустыне на несколько разрозненных групп из кланов АлЗаУл и АлМаГрас. Все люди были сильно измождены и изранены. Они же и сообщили о том, что случилось вчера вечером в Синей долине. На два племени, прибывшие на Большой круг раньше других, напали воины Ку. Их большими силами поддержали кутао со звёзд. Четыре десятка бронемашин и три летающих лодки. Последние удалось "приземлить", но, увы, людям Ал это не помогло. Отразить нападение они не смогли. Атака была внезапной и велась сразу с трёх направлений. Вырваться из огненного мешка сумели немногие. Два племени Ал фактически перестали существовать. Мало того, когда бойня закончилась, к противнику подошло подкрепление: "Тысяча Ку и пять больших железных коробок, выдувающих из-под себя песок".

"Ховертанки", — мгновенно сообразил Рив.

— А другие летающие лодки у противника не появились? — рискнул он задать самый с его точки зрения насущный вопрос.

Старейшины неодобрительно посмотрели на "выскочку", но одёргивать вслух не стали.

— Нет. Других больших лодок у кутао не появилось, — ответил вождь.

— У них всего три их и было, — встрял один из старейшин. — Мы это точно знаем.

Тан ТаМак недовольно поморщился.

— Да, мы это знаем. Но мы знаем и то, что у кутао есть много маленьких летающих лодок. Беглецы говорили, что над ними одна такая уже пролетала.

— Разведывательные дроны, — пробормотал Блэкхокер.

— Да. Это разведчики, — согласился глава племени. — Рано или поздно они обнаружат и нас.

— Верно. Они обнаружат всех и будут уничтожать по очереди каждое племя, — высказался сидящий слева от вождя воин со шрамом. — Я думаю, нам надо уходить в Сердце Ал.

— Правильно, — поддержал его правый сосед. — В Сердце Ал придут и другие. А вместе мы дадим отпор и кутао с полосатыми мухами, и вислоусым.

Вождю это предложение явно понравилось. Поэтому все дальнейшие разговоры свелись к обсуждению, как и в каком порядке клан будет двигаться к "Сердцу", про которое Рив раньше ни разу не слышал. Ещё его слегка удивило, почему никто не говорит о возможных причинах странного нападения? Ведь всё, что он знал до сих пор о взаимоотношениях "черных ос" с местными племенами, никак не предполагало такого развития ситуации. Да, "осы" могли поддержать какое-то племя, чаще всего Ку, в каких-нибудь мелких разборках, но начинать большую войну Ку и Ал... Зачем? Для чего?..

"Совещание в ставке" закончилось. Старейшины потянулись на выход. Рив тоже поднялся, но не успел сделать и шага, как его внезапно остановил Джаяр:

— Вождь просил, чтобы ты остался.

Просьбу вождя толмач передал шёпотом. Видимо, не хотел, чтобы её слышали остальные.

Шатёр опустел. Внутри остались лишь глава племени и капрал. Даже Джаяр удалился, хотя казалось бы — как им без переводчика-то?

— Садись, Рив Блэкхокер, — на чистом "галакто" произнёс вождь, указывая на кошму напротив себя. — Мне надо тебе кое-что рассказать...

Рассказ вождя длился недолго. Тем не менее Рив узнал много нового. Например, что Сердце Ал — это небольшое горное плато посреди пустыни, взойти на которое можно лишь через "Каменные ворота", и что это место у всех племен Ал считается священным. Другое, более важное — что еще до высадки на Радес космодесантников и строительства маяка, здесь уже не раз появлялись "люди со звёзд", а наиболее значимая для клана ТаМаг "высадка-встреча" состоялась сорок два года назад, когда Тан был еще сопливым юнцом, а племенем правил его дед Шир.

Гости из космоса приземлились на ничейной земле между владениями Ал и Ку. Вислоусые тут же попробовали пришельцев на прочность, но ушли несолоно хлебавши. Орудия малого десантного катера "Валаам" оказались сильнее копий и луков. Потом возле аварийно севшего в зыбучих песках космического корабля появились воины племени АлТаМаг. Они сражаться с чужими не стали. Наоборот — чем могли помогли. Водой, продовольствием, дружеским отношением... Люди со звезд, как сказал Тан ТаМак, называли себя "руски", и у них на одежде имелся такой же рисунок, как тату у Блэкхокера. Меч с крыльями и звезда. Только буквы другие. Тан вывел их палочкой на песке.

"Никто, кроме нас", — прочёл Рив не очень привычную для него кириллицу. У русских десантников — а это были и вправду они (капрал вспомнил, что полвека назад русские вели в этом секторе долгую и кровопролитную войну с многочисленными пиратскими анклавами, тайно поддерживаемыми и Лигой, и Содружеством Ца-Кри) — имелись на борту стандартные лингвопереводчики, поэтому местные и пришельцы могли свободно общаться. Вождь Шир, видимо, решив, что поймал-таки удачу за хвост, попробовал договориться с могущественными алтао о "совместных действиях против зловредных Ку", но увы — те вежливо и в то же время достаточно твёрдо отказались от "заманчивого предложения".

— В своем огороде разбирайтесь сами, — сказали они вождю. — А нас позовёте тогда, когда на Радес припрутся какие-нибудь лиходеи и начнут нагибать всех подряд.

"Лиходеи" на Радес, конечно, припёрлись, но поскольку до настоящего времени всеобщим "нагибанством" не занимались, постольку ни Тан, ни его дед и отец ни разу не пробовали вызвать на помощь таинственных "руски".

Те же, проведя в гостях у клана ТаМак около четверти алы, сумели починить свой корабль (по словам Тана, на его обшивке имелось несколько рваных пробоин) и убыли к звёздам. А чтобы их новые друзья с Радеса не чувствовали себя "одинокими и покинутыми", оставили Ширу ТаМаку специальный прибор. МЗСУ "Зелёный свисток-4".

"Межзвездное сигнальное устройство", — машинально перевёл Рив.

Да, такие действительно находились на вооружении русского флота. Правда, их уже не выпускали лет двадцать, но так как срок службы подобных устройств составлял минимум век, в их работоспособности капрал нисколько не сомневался. Как не сомневался и в том, что, получив сигнал, русские действительно прилетят. С этими ребятами Рив сталкивался во время Большой войны и успел изучить многие их "привычки", как хорошие, так и плохие. Плохие — исключительно с точки зрения их врагов, а вовсе не капрала Блэкхокера или его сослуживцев-десантников...

— Этот прибор мы храним в Сердце Ал, — сообщил Тан ТаМак. — Поэтому иного выхода, кроме как добраться туда, у нас нет.

— Вы надеетесь, что русские вам и вправду помогут? — Рив почесал нос и с интересом посмотрел на вождя.

— Надеялся до недавнего времени, но сейчас...

Капрал приподнял бровь.

— Есть одно обстоятельство, которое меня беспокоит и о котором не знают старейшины, — продолжил Тан.

— Какое? — Рив подался вперёд.

Вождь молчал секунд пять.

— Один из тех, кого нашли в пустыне разведчики — он умер у них на руках — успел рассказать, что за пару часов до нападения к вождю АлМаГрас приходили кутао с мухами на плечах. Они требовали предоставить им свободный доступ в те земли Ал, где есть синий песок.

— Синий песок? — капрал где-то когда-то слышал это название, но пока не мог вспомнить, что оно означает.

— Да. Синий песок. У нас действительно есть земли с таким песком. Особенно много его в Синей долине, но ещё больше — в Сердце Ал. Кутао сказали, что им нужен только этот песок и ничего больше и что они провели какое-то... — Тан наморщил лоб, видимо, вспоминая незнакомые термины, — какое-то... глубинное сканирование, вот. Но Сан МаГрас им, конечно же, отказал. Нельзя пускать чужаков в священные земли.

— Скажи, а ещё какие-нибудь названия тот умерший воин не упоминал? — Рив уже начал догадываться, но хотел уточнить.

Вождь ненадолго задумался.

— Да. Кажется, упоминал. Мне говорили. Как же там было... А! Вот! Сквирилий. Кутао говорили про какой-то сквирилий.

Капрал стиснул зубы и сцепил пальцы в кулак.

Всё встало на свои места. Он понял причину, заставившую "чёрных ос" нарушить привычный "нейтралитет" в противостоянии Ал и Ку. И эта причина ему совершенно не нравилась. Что бы теперь ни случилось, кто бы ни победил, жизнь на планете-пустыне изменится кардинально. И вовсе не факт, что к лучшему.

— Ты знаешь.

Вождь не спрашивал. Вождь утверждал.

— Да. Знаю, — вздохнул Рив.

— Сквирилий, сквирилиевая руда, синий песок, голубое проклятье... У этой дряни много названий, — капрал покачал головой и снова вздохнул. — Хотя нет. Это вовсе не дрянь. Это просто очень большие деньги. Нереально большие. Огромные. За них не то что какое-то племя — всех, кто живёт на планете, можно стереть в порошок.

— Даже так? — усомнился глава клана.

Блэкхокер кивнул.

— Да. Так. Из сквирилиевой руды получают радужные бриллианты. Во всей Галактике это такая редкость, что обладание даже одним обеспечивает безбедную и счастливую жизнь нескольким поколениям ста или больше семей. А здесь, в пустыне... — он обвёл взглядом шатёр и, не найдя искомого, остановился на входном пологе. — В вашей пустыне столько песка, что даже стомиллионная доля сквирилия на выходе даст тысячи, десятки тысяч маленьких радужных камушков.

— Хочешь сказать, бороться бессмысленно? — нахмурился вождь.

Капрал улыбнулся.

— Нет. Я этого не говорил. Наоборот. Считаю, бороться надо всегда. Даже если надежды нет. И даже если нет надежды на надежду.

— Что предлагаешь?

— Предлагаю идти, как решили, в Сердце Ал. Только идти надо быстро. Очень быстро.

Рив остановил взмахом руки вскинувшегося было вождя.

— Нам всем несказанно повезло. У "чёрных ос" нет больше ударных дронов. Они не смогут остановить нас с воздуха. Кроме того, им явно не хватило терпения. Они ведь могли сперва передать на Тентувис данные о результатах сканирования, спокойно дождаться подкрепления и только затем заняться зачисткой. А возможно, они просто пожадничали и сами решили окучить делянку. Это получится, если — а — они нас настигнут на марше, б — если первыми займут Сердце Ал, устроят там базу и, опираясь на неё, начнут одно за другим уничтожать идущие туда племена.

— Мы будем там первыми, — мрачно пообещал Тан ТаМак.

— Это ещё не победа, — охолонил его Рив. — Это лишь половина победы. Когда "осы" поймут, что уничтожить Ал не так просто, они отправят данные в штаб-квартиру. Корабли с Тентувиса прибудут сюда через два дня, а может даже и раньше, если у "ос" или "АриКатано" найдутся свободные части недалеко от Радеса. Тогда нас уже ничто не спасёт...

— А русские?

— Только русские, — закончил капрал. — Ну и... наша отвага и стойкость. От подачи сигнала до появления кораблей пройдет не менее суток. Русский сектор довольно близко, но кто знает, сколько времени им понадобится на сборы. В общем, нам остается одно. Дойти, дать сигнал и — держаться, держаться, держаться...

Вождь молчал. Молчал достаточно долго. Видимо, переваривал услышанное. Потом поднёс ко рту кулак и хрипло прокашлялся.

— Чего я боюсь, так это предательства. Насколько горьким будет лекарство? Не превратится ли оно в яд? Сдержат ли русские обещание? Ведь эти твои... радужные бриллианты... ты сам говорил. Узнав о них, даже самые честные могут стать подлецами.

Блэкхокер пожал плечами.

— Могут. Безусловно, могут. Но всё равно, — он рубанул рукой воздух. — Я бы поставил на русских.

— Почему?

— Потому что они всегда договариваются. Даже с врагом. Плохой мир лучше хорошей войны. Да, они своего не упустят, но будут договариваться. С Ал, с Ку, с чёртом лысым. А драться начнут лишь тогда, когда не драться нельзя. Когда на кону стоит их жизнь и свобода. Жизнь, вождь, а не нажива.

— Хорошо, — Тан встал, давая понять, что "аудиенция" завершилась. — Последний вопрос. Ты умеешь обращаться с этим... "зелёным свистком"?

Рив удивленно посмотрел на вождя.

— Я-то да. А ты разве не умеешь?

— Знаю, но не уверен, что всё сделаю правильно.

— А остальные?

— Только один человек. Из всех, кто общался с теми, на "Валааме", в клане остались двое. — Тан неожиданно улыбнулся. — Я и старик Гош...

За сутки, по оценкам капрала, караван преодолел больше ста миль. Для здешних условий скорость совершенно фантастическая. Люди и верлоды выбивались из сил, но шли. Первые, потому что знали: остановиться значит погибнуть, вторые — потому что их гнали первые.

Пять раз в небе над караваном появлялись разведывательные дроны противника. Три из них удалось сбить. Массированным огнем из бластеров и ручных излучателей. Однако иллюзий никто не питал. Их обнаружили и будут гнать до тех пор, пока не настигнут и не уничтожат. Известен был теперь и маршрут. И конечная цель больше не являлась тайной. "Чёрные осы" не дураки, складывать два и два они, безусловно, умели, поэтому, куда движется племя, наверняка догадались. Вопрос лишь в том, сколько сил они выделили для преследования и уничтожения клана ТаМак? Риву очень хотелось верить, что недостаточно. Но, с другой стороны, лучше готовиться к худшему, тогда и разочаровываться потом не придётся.

По совету Блэкхокера вождь отправил вперёд не только дозор, но и четыре десятка опытных воинов. Тан им поставил задачу как можно быстрее дойти до плато и занять "Каменные ворота". Проход в Сердце Ал был достаточно узок. Ширина — четыре повозки в ряд, слева и справа — горы. Удерживать его можно долго, причем, малыми силами. Поэтому если враг догадается отправить туда мобильную группу — не обязательно бронетехнику, достаточно простой "кавалерии" — клан попадет в ловушку.

Впрочем, одним передовым отрядом Рив с Таном не ограничились. Охранение и разведку вели и на других направлениях. Слева и справа от каравана шли патрули. Они углублялись в пустыню на несколько миль. Время от времени оттуда приносились гонцы с донесениями. Все они пока сводились к стандартному "Противник не обнаружен". В этом не было ничего удивительного. Песок и барханы постепенно сменялись каменными россыпями и расщелинами, с каждым часом местность становилась всё менее "танкодоступной", и в конце концов полоса, где могла действовать бронетехника, сузилась примерно до четверти мили.

По этому поводу капрал предложил вождю отозвать с флангов бОльшую часть людей и организовать из них арьергардный заслон. Танки они, конечно, не остановят, но пересчитать сумеют и хоть кто-нибудь, да доберётся до каравана и доложит, далеко ли противник, с какой он скоростью движется и какими силами располагает.

Вождь предложение принял. Шестнадцать бойцов отправились в "тыл", на три часа верложьего хода.

Рив с болью смотрел, как они уходили. За истекшие сутки он несколько раз проводил с кочевниками "тактические занятия", но, максимум, чего смог добиться — это научить их вести сосредоточенный огонь по команде. Храбрости воинам племени было не занимать, но во всём остальном...

За спиной послышался цокот копыт. Капрал обернулся. На холмик, откуда он наблюдал за уходящим арьергардом, поднималась Ула. Добравшись до вершины, она соскочила с верлода и молча бросилась к Риву. Никого и ничего не стесняясь, женщина буквально налетела на воина, едва не сбив его с ног, обхватила руками, прижалась всем телом, уткнулась носом в плечо...

— Я так боялась, что уже не увижу тебя, — донёсся до капрала сдавленный всхлип.

— Не бойся. Я здесь, я с тобой, я никуда не ушёл, — Рив обнял её и мягко погладил по волосам.

Лишь через пару минут Ула оторвалась от своего мужчины.

— Тан ТаМак приказал детям, женщинам и старикам идти в голове каравана. А всем мужчинам и у кого есть оружие — сзади. Гош тоже пошёл. Я его уговаривала остаться, но он не послушал. Сказал, у него есть бластер и, значит, должен со всеми, — женщина вскинула голову и заглянула капралу в глаза. — Как думаешь, нас догонят? Мы будем сражаться?

Рив улыбнулся.

— Думаю, не догонят. Но сражаться придётся. Будем защищать Сердце Ал.

Ула кивнула и опять прижалась к мужчине.

— Там мы будем сражаться вместе. Там я тебя никуда не отпущу.

— Конечно, вместе. Как же иначе? — пробормотал Рив и сменил тему. — Как Тирик? Справляется? На нем же сейчас всё имущество.

Подруга вздохнула.

— Справляется. Но тоже рвётся сюда, к тебе и другим.

— Он — молодец. Передай ему, что когда станет трудно, я его обязательно позову. И Тана уговорю, чтобы не прогонял.

Женщина рассмеялась.

— Хорошо. Я передам...

Когда нечаянное "свидание" закончилось и Ула уже спустилась с холма, Рив вдруг подумал: он всегда сражался лишь за себя или просто выполнял чьи-то приказы. Бывали, конечно, случаи, когда его вели ненависть или месть, но чтобы идти в смертный бой за своих близких, любимых, друзей, родину, честь, идеалы... нет, такого с ним никогда не случалось. Не случалось до той поры, пока его не списали на эту планету. Туда, где он наконец понял, что значит быть мужчиной, воином... человеком...

Примерно за час до заката на горизонте наконец показались два каменных кряжа, ограждающие проход в Сердце Ал. Люди повеселели. До цели оставалось идти всего пару часов. На горном отроге, куда выводила тропа, караван встретили трое бойцов из передового отряда. Они доложили вождю: "На плато всё спокойно. Караулы расставлены. Завал подготовлен".

В ответ на безмолвный вопрос капрала Тан пояснил:

— Пять поколений Ал носили на "Каменные ворота" камень. Поэтому они так и называются. Когда племя взойдет на плато, воины выбьют подпорки и всё, что носили наверх долгие годы, обвалится вниз. Проход закроется. Попасть в Сердце Ал смогут лишь пешие, да и то... — вождь усмехнулся, — если мы им позволим...

Рив облегченно выдохнул. Похоже, до цели они добрались. Сердце Ал подготовлено к обороне. Осталось только сигнал подать...

Увы, уже через десяток минут выяснилось, что радовался капрал преждевременно.

На дороге, ведущей от гор, появилось облачко пыли, потом оно превратилось в скачущего во весь опор всадника на верлоде, а спустя ещё минут пять на руки охраняющих вождя воинов прямо с седла свалился пропахший потом и гарью гонец.

Рив с трудом узнал в нём одного из бойцов тылового дозора.

— Говори, — сурово произнёс Тан, когда гонец пришёл наконец в себя.

— Двадцать две... малых коробки... четыре больших... — воин дышал тяжело, пошатывался, но говорил более-менее внятно. — Арсан сказал... мне сюда, сообщить. А сам остался... Все остались...

— Когда? — перебил его вождь.

Боец замолчал, посмотрел на багровеющий горизонт, потом оглянулся, пошевелил губами, будто что-то подсчитывал...

— Когда зайдёт Ра, кутао со звёзд будут здесь.

Глава племени дёрнул щекой. Капрал невольно повторил его жест.

Им нужен был час, всего час. Тогда бы они успели.

Вождь неожиданно сгорбился, развернулся и медленно побрёл прочь от дороги.

Рив подал знак растерявшимся воинам, чтобы те оставались на месте, и направился вслед за правителем.

Тан остановился возле большого камня.

— Неплохая позиция для засады, — "небрежно" заметил Рив, делая вид, что осматривается.

Вождь скривился, как от зубной боли.

— Если бы у нас были тяжелые излучатели и десять таких как ты...

— Хватило бы и пяти, — буркнул капрал.

— Но этого у нас нет, — продолжил Тан, словно не слышал, что говорит собеседник. — Поэтому мы положим здесь половину племени. Самых лучших. Самых умелых. Самых...

— Да, позиция неплохая, — неожиданно раздалось позади.

Блэкхокер и вождь обернулись.

Перед ними стоял старик Гош. Он смотрел Тану в глаза. Ниже по склону, шагах в двадцати застыла повозка с "тем самым" обитым шкурами сундуком.

— Я думаю, время пришло, — со значением проговорил старый кочевник.

Лицо вождя посветлело.

— Уверен?

— Да.

Старик спустился к повозке, не спеша отомкнул замки, откинул крышку "секретного" ящика. Когда Рив увидел, что там внутри, его челюсть отвисла от удивления.

Крупнокалиберный станковый рельсотрон КРТС-65, плюс транспортная платформа, плюс две дополнительные батареи, плюс девять сменных боевых блоков, плюс пламегаситель, плюс...

Капрал лихорадочно перебирал в памяти всё, что он знал об этой модели, производимой русскими "Техинжсистемами"...

Калибр — шесть линий, масса вольфрамовой пули — сто пятьдесят грамм, начальная скорость на срезе ствола — одиннадцать Махов, прицельная дальность — четыре мили, толщина пробития гомогенной брони на дальности полторы мили — три с половиной дюйма, боезапас ББ — сорок две единицы...

Гош неторопливо собирал боевой механизм. Собирал так, словно пытался вспомнить. Словно когда-то делал это и знал, но со временем...

Блэкхокер не выдержал. Он шагнул к старику, аккуратно отодвинул его плечом от транспортного контейнера и уверенными отточенными движениями принялся приводить КРТС в походно-боевое положение.

Спустя четыре минуты "карманная артиллерия" русских десантников уже стояла на высокой треноге и хищно поводила стволом влево-вправо. Еще через сорок секунд Рив с помощью трансплатформы переместил рельсотрон в небольшое подготовленное самой природой укрытие среди хаотично "разбросанных" по холму каменных глыб.

— Позиция — лучше не придумаешь, — оскалился всеми зубами капрал и махнул Тану рукой. — Час у вас будет. Я гарантирую.

Он внезапно расхохотался и погладил пальцами воронёную сталь ствола.

— Машина — зверь. Но без ПРАВИЛЬНОГО стрелка она — просто кусок железа.

Вождь несколько секунд смотрел на капрала.

— Ты всё ещё думаешь, что это твоя война?

— Я не думаю. Я знаю, — улыбнулся бывший десантник.

Он проводил взглядом удаляющегося вождя и спешащих за ним воинов, потом спрыгнул с платформы и вновь подошёл к контейнеру. Старик всё ещё стоял возле своей повозки.

— Ну что, отец? Попрощаемся что ли? — протянул ему руку Рив.

Гош поднял глаза на капрала, но руки не подал.

— У каждого в жизни случаются неоплаченные долги, — сказал он со вздохом. — И, пока их все не вернёшь, нет смысла прощаться.

Рив усмехнулся.

— А у тебя они, получается, есть?

Гош ответил похожим смешком. Потом вдруг нахмурился.

— Когда-то я тоже был рабом племени. Последний свой долг я исполнил сегодня.

— А я нет, — резко бросил капрал и, подхватив из контейнера две допбатареи, пошёл-побежал к укрытию. На полдороге он неожиданно притормозил и, чуть повернув голову, произнёс в "пустоту":

— Знаешь, старик... Чего я никогда в жизни не делал, так это: не играл с сыном, не обнимал жену и не говорил с отцом...

* * *

Тан ТаМак стоял на скале и всматривался в сгущающуюся внизу темноту. Грохот далёкого боя отгремел минут двадцать назад. Тогда же в Сердце Ал въехала последняя из повозок.

Вождь ждал. Вождь надеялся. Вождь верил.

На дальней гряде в свете голубой Ку мелькнула угловатая тень, потом другая такая же. Со стороны прохода донёсся рокот моторов.

— Давай! — Тан повернулся к притаившемуся за камнем Джаяру.

— Бей! — передал команду "толмач".

Послышались глухие удары. Один, второй, третий... Шестой утонул во вдруг прокатившейся по склону волне. Словно какой-то сказочный исполин обрушил десяток скал, свалив их в единственную среди горных хребтов расщелину.

Вождь знал. Чувствовал, что жизнь на планете скоро изменится. Изменится, но не исчезнет. И это было самое главное...

* * *

— Дед, скажи. Он ведь вернётся. Да?

Пацан лет десяти дёрнул за рукав старика. Тот напряженно вглядывался в темноту. Рядом стояла женщина. По её лицу текли слёзы, но она их как будто не замечала.

— Понимаешь, Тирик... Воин не волен в своей судьбе. Его всегда ведёт долг... — старик ненадолго задумался. — Но! — он неожиданно поднял вверх указательный палец. — Если воин что-нибудь обещает, он возвращается, чтобы исполнить обещанное.

— У него есть невыполненные обещания? — вскинулся Тирик.

Гош потрепал мальчика по голове, потом посмотрел на невестку и... улыбнулся.

— Целых три, Тирик... Целых три...

Часть 2. Шахтёр

— Эй, Мо! Тут кто-то шевелится, — воин Ку ткнул шокер-копьём в оплавленную, перекрученную узлом груду металла. — Гляди-ка! И вправду живой.

— Ну так добей. Чего мучиться? — отозвался второй вислоусый, роющийся в снятом с убитых хабаре.

— Ага. Добью, а это кто-то из полосатых.

— Да кто узнает-то?

— Да ты же первый и раззвонишь.

— Естественно, раззвоню! — заржал Мо, отрываясь от пахнущего кровью и порохом барахла. — Не ссы, Тру. Полосатые своих уже подобрали. Остались наши да серые, а кто из них кто, хрен разберешь — все подгорелые.

— А может, это живучий? — почесал за ухом Тру. — Полосатые за таких бластер дают, и пять батарей впридачу.

— Живучий? — мародерщик поднялся и, перекинув за спину древний "пороховой" автомат, подошёл поближе. — А ну-ка, дай гляну...

— Смотри, жалко что ли, — пожал плечами напарник.

Через пару минут, закончив "исследовать" найденное товарищем тело, Мо глубокомысленно заявил:

— За этого и два бластера могут дать, зорс его забери. Гляди, какой чистенький, — он указал на участок розовой кожи, выглядывающий из-под отвалившейся корки. — И кости вроде все целые, и не торчат, хотя должны бы...

— Ага. Суток ещё не прошло, а шкура как новенькая.

— Не вся. Только снизу.

— Так снизу-то как раз самое важное, — хохотнул Тру.

— Это точно, — согласился приятель.

— Берём?

— Берём...

Базовый лагерь ЧВК "Чёрные осы" гудел, как растревоженный улей.

Уже через три часа на орбите Радеса должны были появиться русские. Они сами сообщили об этом, сразу, как только вышли из подпространства на удалении стандартных десяти единиц от центра системы. Два эсминца, корвет и — что напрягло командование "ос" сильнее всего — малый десантный корабль. Своих намерений русские не скрывали. Первое — высадиться на планете в точке с координатами Х-Y, второе — обеспечить правовой статус и безопасность находящихся там лиц, третье — в случае противодействия со стороны инопланетных и местных вооруженных формирований воспрепятствовать этому противодействию самым решительным образом.

Что означает последнее, начальник базы знал не понаслышке. За тридцать лет службы, сначала в войсках Лиги, а затем в ЧВК, полковник Робертсон пересекался с русскими неоднократно, поэтому ничего хорошего от них не ждал. Ни для себя, ни для своих нанимателей. Авантюра, задуманная неделю назад, когда появились первые достоверные данные о "синем песке", потерпела оглушительное фиаско.

С самого начала всё пошло наперекосяк. Сперва, во время внезапной атаки на находящиеся в Синей долине племена Ал, "осы" умудрились потерять все ударные дроны. Не ожидавшие нападения кочевники продали свои жизни по максимальной цене.

Затем участвовавшие в бойне воины Ку вместо того, чтобы полностью, как требовал Робертсон, окружить и зачистить долину, занялись привычным для себя грабежом. В результате нескольким Ал удалось вырваться из ловушки и предупредить о засаде направляющихся на Большой круг сородичей. Не всех, конечно, а только три племени, однако, чтобы расстроить замыслы господина полковника, хватило и этого. Робертсону пришлось "распылить" силы.

Два каравана удалось перехватить до того, как они успели скрыться в окаймляющих пустыню горах, с третьим вышла осечка. Племя АлТаМаг не стало уходить из пустыни. Вереница повозок вытянулась в сторону Сердца Ал, небольшого плато, расположенного в трех дневных переходах от Синей долины. Опасность такого маневра Робертсон определил сразу, поэтому преследование и уничтожение племени АлТаМаг он поручил своему наиболее опытному командиру майору Макгиллу. Усиленную бронегруппу сопровождали "союзники" — две с половиной тысячи воинов Ку на верлодах. Наряда сил, по мнению штаба, вполне хватало, чтобы выполнить поставленную задачу. Тем не менее, задача оказалась не выполнена. Мало того, группа Макгилла в нескольких боестолкновениях с Ал понесла неслыханные по местным меркам потери, словно "осам" противостояли не малограмотные дикари, вооруженные в лучшем случае легкими излучателями, а как минимум равный по оснащению и силе противник. Пятьдесят семь убитых бойцов ЧВК, включая самого майора и его заместителя, сто восемнадцать раненых, три сожженных и один заваленный каменным оползнем ховер-танк, четырнадцать уничтоженных бронеходов, а счет погибших "союзников" переваливал за семь сотен, хотя... кто их считал, этих аборигенов...

Занявшие плато кочевники Ал сидели там теперь, как кость в горле, не давая завершить операцию, угрожая вновь открытому месторождению диверсиями и налетами, являясь своего рода символом сопротивления инопланетным захватчикам и примкнувшим к ним племенам Ку.

Полностью блокировать Сердце Ал не представлялось возможным. Горно-лесистая местность вокруг плато позволяла противнику просачиваться малыми группами сквозь любые кордоны. Полковник хорошо понимал, чем это грозит в будущем, поэтому выбить Ал из убежища стало для него первоочередной целью.

Имейся у Робертсона полноценная боевая авиация, он не раздумывал бы ни секунды, а просто отдал приказ: "Разбомбить в хлам это плато вместе с его защитниками". Увы, ни авиации, ни тяжелых артиллерийских систем на Радесе не было. Контракт на обслуживание и охрану межзвездного маяка этого не предусматривал. В итоге полковник был вынужден собирать новую боевую группу, "выдергивая" технику и бойцов едва ли не отовсюду, ослабляя тем самым не только отряды зачистки, но и персонал базы.

А потом прилетели чёртовы русские, и все планы по "освоению территории" провалились в тар-тарары.

"Откуда они узнали?!" — этот вопрос полковник неоднократно задавал сам себе, и ладно бы только сам. Это же спрашивали и хозяева "Чёрных ос" из корпорации "АриКатано" во время доклада Робертсона своему непосредственному начальнику генералу Картрайту.

Ответить не мог никто, хотя полковник, и с ним был согласен Картрайт, подозревал, что без крота дело не обошлось, и сидел он, скорее всего, прямо в штабе компании. Ничем другим столь быструю реакцию русских объяснить было невозможно. А то, что они в курсе случившегося и, кроме того, имеют в кармане "официальное приглашение вождя племени АлТаМаг", лишь укрепляло подозрения господина полковника.

Впрочем, сейчас эта проблема интересовала его постольку-поскольку. Пусть с ней разбираются наверху. Его дело — выполнять новые указания командования: остановить операцию, передать местным "союзникам" уже зачищенную территорию, не препятствовать высадке русского десанта, но выразить им решительный протест и попытаться втянуть их в переговоры о статусе и принадлежности Синей долины и прилегающих к ней "спорных" земель.

Цель очевидная: раз шила в мешке утаить не удалось, необходимо "перенести конфликт в правовую плоскость". Задача начальника базы: не вступая в прямое столкновение с русскими, выиграть время для своих нанимателей из "АриКатано". Чтобы те тоже высадили на Радес десант, но уже не военный, а "дипломатический" — целую свору юристов, экологов, "независимых" журналистов и правозащитников, отстаивающих интересы несчастных куши, изгнанных злыми алтао со своих исконных земель, а теперь просто пытающихся вернуться на родину предков. Гуманитарная миссия в чистом виде и никакой коммерции.

Отдавать туземцам ценный ресурс никто, конечно, не собирался, но этикет следовало соблюсти, тем более что от русского сектора Радес отделяло расстояние в три раза меньшее, чем от ближайшей планеты Лиги. Жаль, правда, что придется делиться с лоббистами из Конгресса, но всё равно — это гораздо выгоднее, чем разрабатывать месторождение на паях с помешанными на межпланетном праве "русскими варварами". В том, что в дипломатической схватке юристы Лиги переиграют последних, полковник нисколько не сомневался. Главное — не допустить военного столкновения, в котором — тут с Робертсоном согласился бы не только Картрайт, но и другие генералы и адмиралы "свободного мира" — шансы противника выглядели предпочтительнее...

Была, кстати, у начальника базы ещё одна веская причина, чтобы не ввязываться в боевые действия против русских. У господина полковника имелся на Радесе собственный бизнес, не связанный ни с экспортом краджа, ни с обслуживанием маяка, ни с продажей аборигенам оружия. До поры до времени командование "Чёрных ос" закрывало на этот бизнес глаза, но в случае кризиса повесило бы на Робертсона всех собак. Ведь речь шла — ни много ни мало — о работорговле, и попадаться на этом было попросту неприлично. А попадаться русским — неприлично вдвойне. Они раздули бы из этой мухи такого слона, что даже правозащитники и экологи не помогли бы владельцам "АриКатано" добиться нужного результата — получить контроль над новым месторождением "радужных бриллиантов".

По странной иронии судьбы, именно из-за них полковник и занялся бизнесом по поставке "живого товара" с Радеса на Кариан-3, на "радужные" рудники, владельцы которых испытывали постоянный дефицит кадров.

Обычные люди выдерживали на проходке и в лаве не больше месяца. Высокие концентрации "синего песка" в горных выработках вызывали "синьку" — трудноизлечимую болезнь, избавиться от которой не помогали даже импланты — только полная пересадка костной ткани, операция столь дорогая, что позволить её мог далеко не каждый богач, о бедных и говорить нечего.

Относительно долго трудиться в шахтах могли лишь некоторые генномодифицированные и те, у кого имелся врожденный иммунитет. Первых "производила" армия, вторых — природа, однако, к великому сожалению хозяев рудников, ни те, ни другие спускаться под землю категорически не желали, а если и соглашались работать, то только на руководящих должностях и за огромные деньги. По этой причине контингент шахтеров состоял, в основном, из приговоренных к высшей мере преступников, свозимых на Кариан-3 с нескольких десятков планет.

"Преступники" с Радеса оказались самыми приспособленными. Они работали на рудниках по году и больше и чрезвычайно ценились владельцами. Полковник Робертсон продавал их по цене от пятнадцати до двадцати тысяч за голову, в зависимости от "качества". Помимо обычных рабочих, он поставлял на Кариан-3 ещё и надсмотрщиков (эти шли чуть подороже — за двадцать пять-тридцать), а кроме того — "объекты для генных исследований" и "ремкомплекты", предназначенные для перепродажи на органы.

Всё дело в том, что среди аборигенов Радеса процент иммунных был чрезвычайно высок — в среднем, по две-три особи на каждую тысячу. Улучшенная регенерация тканей после ранений и травм, здоровое и многочисленное потомство и исключительное долголетие — обладающих этими признаками туземцы называли "живучими". Специально за ними люди полковника не охотились. Их приводили сами аборигены. Точнее, приносили. Стычки и пограничные войны случались часто, и так же часто выживших пленных враждебное племя сдавало "осам", получая за выявленных иммунных разного рода "плюшки и пряники" — когда бластер, когда шокер-копьё, а когда и просто набор безделушек, понравившихся вождю или его женщинам.

После сворачивания операции "Чистый песок", в базовом лагере "Чёрных ос" скопилось до сорока с лишним "живучих" — достаточная партия для отправки на Кариан-3. И отправлять их требовалось быстро, до появления на планете русских десантников. Компромат на самого себя полковнику был нужен сейчас меньше всего...

Доктор Харрис ненавидел пустыню, ненавидел жару, песчаные бури, пиво из кинта, кауловый самогон, вонючих верлодов и не менее вонючих жителей этой поганой планеты. Чёрт дёрнул его три года назад подписать полный пятилетний контракт, а теперь тянуть лямку не там, где хочется, а там, где прикажут.

И всё из-за дуры-жены, жаждущей денег и развлечений. На кой хрен, спрашивается, он пошёл у неё на поводу?.. А впрочем, сам виноват. Ведь свою главную ошибку Джон Харрис совершил, когда женился на этой молоденькой сучке, в равной мере тупой, жадной и похотливой. Сто против одного, она сейчас развлекается с очередным любовником и просаживает заработанные мужем деньги на разную блажь, не думая о последствиях.

А последствия будут. Обязательно будут. Наступят через два года, когда закончится подписанный Джоном контракт. Официально продлевать его он не станет. Есть и другие способы сотрудничать с "Чёрными осами", более выгодные и безопасные, связанные уже не с организацией, а с конкретными людьми в её весьма разветвленной структуре. Например, с такими как полковник Робертсон, начальник базы на Радесе.

Именно он посоветовал Харрису, как развестись с Элизабет так, чтобы ей не только ничего не досталось после развода, но ещё и долги пришлось за мужа выплачивать. Совет пришёлся как нельзя кстати. Доктор тогда едва в алкогольную депрессию не скатился, обдумывая планы мести неверной и жадной супруге.

Всё вышло и вправду великолепно. Джон сделал вид, что ничего не знает об изменах жены и даже наоборот, считает достойнейшей из всех женщин и потому... переписывает на неё свою долю имущества — шикарную виллу на Осционе. Лиззи, понятное дело, отказываться не стала (доктор словно бы наяву видел, как она ржёт, подписывая электронную версию договора), но маленький "затерявшийся" среди остальных пункт о принятии на себя "иных обязательств супруга" она, конечно же, пропустила. А Джон в тот же день, воспользовавшись разницей во времени между отправлением и получением гиперпочты, успел в этот крохотный промежуток не только "заложить" переданную жене недвижимость, но и "перепродать" её несколько раз через цепочку посредников, отсрочив конечный платеж на два года, как раз под завершение собственного контракта и начало процедуры развода.

Процесс обещал быть весёлым. Для Джона, естественно, а не для Лиззи.

Какую сумму ей придется платить, доктор уже подсчитал, и эти цифры его безусловно радовали. Жаль только, что часа расплаты придется ждать целых два года. Или всего два года. Зависит, с какой стороны посмотреть. А пока надо просто работать. Но уже не на "дядю" и на жену, а на себя. Как это делать, подсказал всё тот же полковник...

— Кариджи, мистер Харрис. Как вы просили.

— Картриджи, — машинально поправил Джон и недовольно поморщился.

От кочевника пахло верложьей мочой, потом и мускусом.

Этот запах нельзя было ничем перебить. Особенно здесь, в специальной палате госпиталя, где из шестидесяти четырёх боксов сорок семь занимали туземцы, шестнадцать пока оставались пустыми, а последний использовался доктором для "научных" целей. Он изучал там "сексуальное поведение представительниц кочевых племен Радеса, находящихся под воздействием психотропных препаратов категории В". За три года исследований научного материала набралось, минимум, на пару статей...

— Готово, док.

Еще один "ассистент" из местных передал Харрису заправленный картриджем сканер и распахнул дверь. Этому Джон позволял чуть больше, чем остальным, и даже на фамильярность реагировал благосклонно. Бывший воин-куши, которого звали Фарт (доктор всегда с огромным трудом сдерживал смех, когда вспоминал его имя — на всеобщем оно означало "испускать газы"), имел на запястье "тавро" из стилизованных под молнии букв "SS". Senior Supervisor. Старший Смотрящий. Трое других помощников стояли на ступень ниже — обычные надзиратели, с одной "S".

Надсмотрщиков в отправляемых на Кариан партиях всегда назначали из Ку. Не потому что им доверяли больше, чем Ал, а потому что среди "живучих" соотношение куши и алтао традиционно составляло один к десяти, и если бы надзирателями стали последние, то поддерживать дисциплину стало бы намного труднее. Бывших Ку их "товарищи по несчастью" из Ал просто прикончили бы, а допускать этого было нельзя. По крайней мере, на этапе поставки За каждого иммунного хозяева рудников платили хорошие деньги. Харрис получал пятнадцать процентов и отказываться от нескольких "лишних" тысяч не собирался. Тем более что эти суммы не фигурировали ни в каких ведомостях и налогов с них никто не платил...

— Когда его привезли? — Джон выключил сканер и повернулся к "эсэсовцу".

"Пациент" бокса номер сорок четыре доктора явно заинтересовал, и Фарт это сразу почувствовал.

— Перед обедом, док, — бодро отрапортовал он, "поедая" глазами начальство. — Говорят, он из той мясорубки, что возле плато.

— Ошейник?

— Спящий режим. Всё по инструкции.

Харрис ненадолго задумался.

— Наденьте ещё и наручники...

Когда его приказание выполнили, доктор опять включил сканер и перевел его в сетевой режим.

База разыскиваемых Интерполом открылась не сразу — на данные о "клиенте" Харрис поставил специальный фильтр. В поиске только общие физические параметры и внешнее описание. Последнее — просто "для галочки". На уже регенерировавшей коже "особые приметы" отсутствовали (татуировки, родимые пятна и старые шрамы у "живучих" практически не восстанавливались), а пока не разгладившиеся ожоговые рубцы не позволяли идентифицировать "пациента" по фото. Вероятность "почти наверное" давал лишь генный анализ, но его Харрис из фильтра благоразумно убрал. Любой запрос в Интерпол регистрировался и... кто знает, вдруг из-за нескольких сотен кредов придётся терять те тысячи, что по факту уже в кармане...

В высветившемся на экране списке обнаружилось двенадцать фамилий. Напротив каждой стояла сумма — вознаграждение за информацию. Семь из них доктора совершенно не впечатлили, три показались достаточно любопытными, но по-настоящему заинтересовали лишь две, выражающиеся шестизначными числами.

Почти минуту штатный эскулап "Чёрных ос" боролся с искушением нажать на иконку "полные данные", выбирая между возможностью сорвать куш и безопасностью. Осторожность в конце концов победила.

"Эх, если бы не форс-мажор с русскими..."

Мысленно чертыхнувшись, Джон выключил сеть и поднёс сканер к запястью "живучего".

Рука кочевника дёрнулась. В боксе запахло палёным.

Доктор внимательно осмотрел поставленное "тавро", сравнил с данными на экране и удовлетворенно кивнул.

"RF-031544". Research Form. Объект для исследований. Партия — 3, серия — 15, личный номер — 44. Глубина отторжения — 92. Расчетная стоимость — 86 000 кредов.

Идентификационную метку не могла смыть никакая регенерация. Даже если бы "пациент" потерял руку, "тавро" проявилось бы в другом месте, ведь его копия хранилась прямо в геноме...

"Двенадцать тысяч девятьсот, — быстро подсчитал свою долю Харрис. — А Интерпол идёт к чёрту. Птица в руках важнее, чем десять в небе..."

* * *

Номер сорок четвертый проснулся от боли в шее. Не то чтобы она была невыносимой — скорее, доставляющей дискомфорт, словно что-то давило на позвонки.

Человек приподнял голову.

Давление прекратилось, болеть стало меньше.

Рука потянулась к горлу, пальцы коснулись металла.

"Что за фигня?"

Сорок четвертый сел, свесил ноги с пластиковой лежанки и с недоумением огляделся.

Узкая, напоминающая пенал комната, жесткий топчан с прикрученными к полу ножками, откидной стол, глухая стальная дверь, сливное отверстие, кран-душ, серые стены, пол, потолок, лампа в противоударном плафоне...

"Где я?"

"Малый Войсковой Транспорт, тип Юнити", — неожиданно промелькнуло в мозгу.

Человек замер. Казалось, что мысль была не его.

"А чья?"

Подсознание не отвечало.

"Кто я?"

И вновь без ответа.

Требовалось за что-нибудь "зацепиться", за что-то знакомое, чтобы по ассоциациям попробовать размотать всю "цепочку".

Пальцы опять легли на охватывающее шею кольцо.

"АПБ. Адаптивный Пенитенциарный Браслет. Спецсредство. Используется для управления и контроля", — услужливо подсказал внутренний голос. И в то же мгновение сорок четвертого буквально скрутило болью. Внешний мир просто исчез. Вместо него мелькали какие-то спрессованные в один миг кадры-картинки, ввинчивающиеся в мозг раскаленным сверлом, бьющие по глазам ярчайшими молниями, вспарывающие череп, словно консервную банку, а затем вычищающие её до самого донышка...

Сколько времени длилась пытка, сорок четвертый не знал. Он очнулся на холодном полу, мокрый от пота, дрожащий, скрюченный, с поджатыми к подбородку коленями. Теперь ему было понятно, что это за "браслет", как его применяют и на кого надевают, но облегчения это знание не принесло. Он — узник, и он в тюрьме, а комната — просто камера. Когда-то отсек, бокс, каюта военного корабля, нынче используемого как транспорт для перевозки смертников. Действительно, смертников — ведь только их одевают в ярко-оранжевые комбинезоны и неудобные пластиковые сандалии. Но, как бы то ни было, смертник или не смертник, сорок четвертому жутко хотелось есть.

Поиск еды продолжался недолго.

На одной из стен располагался небольшой рычажок, при повороте которого рядом открылась неглубокая ниша. Внутри обнаружился завернутый в плёнку брикет.

"Высококалорийный пищевой концентрат, — всплыло из глубин памяти. — После использования упаковку вернуть в приемник-утилизатор".

Концентрат оказался невкусным, но сытным. Голод, по крайней мере, он утолил.

Плёнку, как и предписывала инструкция, сорок четвертый засунул обратно в нишу и уже собирался её закрыть, но в этот момент в утилизаторе что-то вдруг зашуршало, словно бы кто-то скребся в стену с другой стороны. А спустя мгновение оттуда раздался чуть приглушенный, искаженный преградой голос:

— Эй! Тебя как зовут? Какой номер?

Узник насторожился. Прозвучавшие из ниши вопросы были понятны, но язык, на котором их задали, родным не казался. Сорок четвертый внимательно осмотрел заднюю стенку утилизатора и заметил на ней тонкую трещину. Голос звучал, скорее всего, оттуда.

— Эй! Ты меня слышишь? Оглох, что ли? — теперь в нем чувствовалась досада.

— Я плохо тебя понимать, — с трудом подобрав правильные слова, ответил сорок четвертый.

За стенкой удивленно присвистнули:

— Ух ты! Ты не из наших?!

— Кто есть наши?

Следующая фраза прозвучала уже на другом наречии.

— Наши — это значит из Ал. Теперь понимаешь?

— Теперь понимаю.

"Всеобщий, или галакто", — припомнилось название "нового" языка.

Он был гораздо понятнее предыдущего.

— Как тебя звать? Какой у тебя номер? — повторил невидимый собеседник.

— Не знаю, — честно признался сорок четвертый.

— Не знаешь своего имени?

— Да.

— А кто ты, откуда?

— Тоже не знаю.

— Тяжелый случай, — резюмировали из-за стены. — Но номер-то свой посмотреть можешь?

— А где его посмотреть?

— Рукав на правой руке закатай.

Сорок четвертый сделал, что попросили. На запястье обнаружилась татуировка. Довольно отчетливая. Две буквы, шесть цифр.

— Эр. Эф. Ноль. Три. Один. Пять. Четыре. Четыре, — медленно прочел он написанное.

— А у меня последняя три. Выходит, нас по порядку распреде... Постой!.. — неожиданно вскинулся "сорок третий". — Как ты сказал? Первая эр? Не эс и не эл, так?

— Да. Первая эр, — подтвердил сорок четвертый.

По непонятной причине собеседник начал его слегка раздражать, но прекратить разговор и, соответственно, отказаться от информации было бы глупо.

— Ты знаешь, что означают буквы?

— Ну, не то чтобы знаю, просто кое-что слышал об этом, — уклонился от прямого ответа сосед. — У меня, например, стоит эс, у сорок второго тоже. Кстати, его зовут Крит, а меня Зар, мы оба из АлМаГрас.

— А куда нас везут, не знаешь?

— Увы. Чего не знаю, того не знаю, — разочарованно выдохнул назвавшийся Заром. — Но, думаю, это ненадолго. Думаю, нам скоро всё объяснят...

Он не ошибся. Им действительно всё объяснили. Скоро и очень доходчиво...

— Внимание! Всем номерам! Приготовиться к выходу! Следовать световым и голосовым сигналам! Невыполнение — наказание! Отклонение от маршрута — наказание! Слабое рвение — наказание! Повторяю. Внимание! Всем номерам!..

Это объявление, сопровождаемое противным режущим слух звуком, повторилось, наверное, раз двадцать, и каждый раз, на слове "наказание", следовал болезненный укол в шею, как бы предупреждающий, что будет происходить с нарушителями. Стиснув зубы, сорок четвертый терпел, надеясь, что рано или поздно трансляция прекратится и мучения кончатся. Так и случилось. Шею перестало колоть, по громкой связи стали передавать другие команды:

— Первый. Бегом. Марш... Второй. Марш... Третий. Марш...

Когда прозвучал его номер, сорок четвертый, не мешкая ни секунды, выскочил через раскрывшуюся дверь в коридор.

Куда бежать, вопросов не возникало. Путь подсвечивался специальными стрелками, скорость передвижения задавалась ими же — от бегущего требовалось, чтобы они выключались не перед носом, а за спиной. В противном случае, АПБ подстегивал недостаточно шустрого "пинком в поясницу".

Судя по внезапно возникшему в голове плану космического корабля, заключенных гнали на грузовую палубу — единственное место, где можно было без особых проблем разместить сотню полностью экипированных бойцов со средствами усиления и толкнуть перед ними прочувственную речь о важности предстоящей миссии и долге перед всем человечеством...

Сорок четвертый помотал головой. Картинка казалась настолько реальной, что он даже приостановился на миг, за что сразу же получил от ошейника хорошую порцию "химии". Стимуляция помогла. Больше он не тормозил и уже через пять-семь секунд очутился там, где и предполагалось — на грузовой палубе. Перед широким, похожим на ринг ("ещё одно непонятное слово") возвышением замерли несколько десятков мужчин в ярко-оранжевых комбинезонах, а чуть в стороне — пять женщин в аналогичных красных.

Своё место в строю помогла отыскать висящая в воздухе голограмма — табличка с номером "44". Как только сорок четвертый коснулся её, цифры исчезли. Стоящий справа тихо, не поворачивая головы, прошептал:

— Я Зар. Сорок третий.

Сорок четвертый едва заметно кивнул: понял, мол, не дурак.

Получать болевой удар просто "за разговорчики" ему не хотелось.

Место слева занял тощий подросток лет четырнадцати-пятнадцати, видимо, "сорок пятый", а спустя ещё полминуты до грузовой палубы добрались последние заключенные — "сорок шестой" и "сорок седьмой", оба довольно тучные, обливающиеся потом, тяжело и прерывисто дышащие...

— Торговцы, — презрительно сплюнул Зар.

Наказание последовало мгновенно. Соседа согнуло дугой, его глаза выпучились, рот застыл в немом крике. Приступ длился всего пару ударов сердца, но даже этого оказалось достаточно, чтобы в помещении повисла мёртвая тишина. Нарушить её никто не решался.

В клубящейся за возвышением темноте хлопнула дверь. На хорошо освещенный "ринг" поднялись четверо. Вислоусые. Одетые в чёрные френчи и синие галифе. На ногах поскрипывали сапоги. Трое были вооружены шокерами, у четвертого на поясе висел бластер.

Последний вышел вперед, упёр руки в бока и по-хозяйски оглядел стоящих полукольцом узников:

— Ну что, серая сыть?! Скучаете, небось, по своей вонючей пустыне?

Он говорил на всеобщем, поэтому сорок четвертый отлично всё понимал.

— Зря скучаете, обратно вы уже не вернетесь, — продолжил владелец бластера. — Вы теперь просто груз. Просто имущество. У вас больше нет имен, а есть номера. Со временем у некоторых появятся клички, но их надо ещё заслужить, чтобы хозяин остался доволен. У всех у вас он один. Компания "Диамант майнинг". Я не знаю, увидите ли вы когда-нибудь её владельцев, мне это не интересно. Для вас эту компанию буду представлять я, старший смотрящий. Я буду ваш хан и бог, а вы будете обращаться ко мне господин Фарт... Всем всё понятно?!.. Не слышу...

— Дааа, — нестройно отозвалась шеренга рабов.

Вислоусый нахмурился.

В его руках появилась коробочка-пульт, и в ту же секунду по пленникам прокатилась настоящая болевая волна.

— А теперь?

— Да, господин Фарт, — на этот раз ответ прозвучал "дружнее" и громче.

— Другое дело, — осклабился "представитель хозяина". — Точно так же вы будете обращаться к моим помощникам. Господин Чау, господин Гай и господин Бро. И, не приведи Ку или Ра, если вы их чем-то рассердите. Наказание будет быстрым, неотвратимым и максимально жестоким. И никакая живучесть вам не поможет.

Он спрыгнул с помоста и неспешно прошелся вдоль "строя".

— Вы все умеете выживать после тяжелых травм. Одни лучше, другие хуже, но все равно — можете. Если бы не эта способность, ваши трупы гнили бы сейчас на Радесе. Однако вам повезло. Несказанно повезло. Благодаря "Диамант майнинг" вас всех решили принять в лоно Великой Галактической Цивилизации — Лигу Свободных Звезд. Вам даже дали знание всеобщего языка, причем, совершенно бесплатно, пока вы валялись полумертвые в госпитале и проедали огромные средства, отпущенные на вас компанией. Эти затраты должны окупиться. Как? Узнаете, когда прибудем на место. Но помните: только труд делает человека свободным. Поэтому, от имени "Диамант майнинг", я обещаю, что если вы будете усердно и честно трудиться, то уже через несколько лет сможете полностью отработать вложенные в вас средства и стать по-настоящему свободными людьми свободного мира. Мало того, если вы будете выполнять все указания и соблюдать правила внутреннего распорядка, то, ещё будучи собственностью компании, сможете получать дополнительные привилегии. Усиленное питание, хорошую должность, право иметь личные вещи и женщину на ночь.

Фарт глумливо оскалился и махнул рукой на стоящих поодаль представительниц слабого пола:

— Их здесь не так уж и много. На всех точно не хватит... Чего тебе?

Он развернулся к начавшему нетерпеливо дергаться и топтаться на месте "сорок седьмому".

— Господин Фарт, можно вопрос? — голос у толстяка оказался заискивающим и писклявым.

— Спрашивай, — кивнул вислоусый.

— На эти, ммм, привилегии могут рассчитывать все или только те, у кого номера начинаются на эс и пи?

Фарт и трое его помощников внезапно заржали, словно услышали какую-то старую известную только им шутку.

— Хороший вопрос, — старший смотрящий закончил смеяться и вновь обвел взглядом шеренгу. — Буквы на номерах отражают степень живучести. Чем она выше, тем выше полезность этого номера для "Диамант майнинг". Но, с другой стороны, высокая степень предусматривает и больше ответственности. Среди таких, как вы, есть спары, лефы и стафы. Чем эти три типа отличаются друг от друга, я объясню позже, а сейчас...

Он остановился напротив сорок четвертого и ткнул в него пальцем:

— Раф три пятнадцать сорок четыре! Три шага вперёд!

Сорок четвертый вышел из строя, как приказали.

— Вот, полюбуйтесь. Четвертый тип. Единственный в вашей партии.

На лице смотрящего появилась ухмылка. Он неторопливо снял с себя пояс с бластером и передал одному из помощников. Кажется, это был Бро.

— Давай! Нападай на меня! — неожиданно приказал Фарт, встав в стойку и выставив вперед кулаки.

Сорок четвертый поднял нерешительно руку. Потом отшагнул чуть в сторону...

— Нападай, я сказал! — в голосе вислоусого прорезались нетерпеливые нотки.

Узник широко размахнулся и...

Ответный хук был силен. Сорок четвертый не успел среагировать. За миг до удара горло скрутило спазмом, а рука замерла на полпути к цели. Скорее всего, кто-то из надзирателей незаметно нажал на пульт. Это было нечестно и подло, но сказать об этом во всеуслышание стало бы ещё большей глупостью, нежели попытаться просто уклониться от схватки.

— Нападай!

Шаг. Замах. Укол в шею... Удар.

Ребра ноют, словно по ним били кувалдой.

Дышать невозможно, легкие отказываются пропускать воздух.

— Нападай!

В голове взрываются тысячи мелких петард.

— Нападай!

Сломанная в колене нога выворачивается набок.

— Нападай!

Прямо в глаза летит подкованый сталью сапог...

Рот наполняется чем-то солёным и липким.

Осколки зубов режут гортань.

Из развороченного горла вырывается хрип.

В груди булькает.

В затылке хрустит.

Сознание гаснет...

Сорок четвертый очнулся на полу собственной камеры. Там же, где в прошлый раз. Всё те же топчан, стол, слив, кран, стены, рычажок приемника-утилизатора. Сколько времени он провёл в полной отключке, узник не знал. Тело болело, шею по прежнему охватывал АПБ, только сейчас причиной боли служил не он. Просто не все ещё кости срослись, не все мышцы успели налиться силой, не все внутренние органы восстановились до прежнего здорового состояния. Сорок четвертый чувствовал себя брошенным на произвол судьбы инвалидом, изо всех сил цепляющимся за жизнь, пусть и ущербную, но свою. А ещё ему снова хотелось есть. Безумно хотелось. Как будто от этого и вправду зависело, выживет он или нет...

С огромным трудом, сжав зубы, чтобы не заорать благим матом, уцепившись сперва за топчан, потом за стол, а дальше просто за стены, пленник все-таки дотянулся до утилизатора, с усилием повернул рукоять и... облегченно выдохнул. В нише лежал знакомый брикет.

Никогда в жизни сорок четвертый не ел ничего вкуснее.

Он смаковал каждую крошку. Словно собака, вылизывал языком упаковку-обёртку.

Ему действительно стало легче. Он даже сумел пройтись на собственных ногах от стола до сливного отверстия в углу камеры. А где-то минут через сорок организм полностью восстановил, казалось бы, навсегда утраченное здоровье.

— Эй, Раф! Ты живой?

Сорок четвертый подошел к всё ещё открытому утилизатору.

— Живой.

За стеной раздался натужный смешок:

— Ну, слава Ал! А я уж думал, что всё. Когда мы тебя несли, ты уж и не дышал совсем...

— Давно?

— Что давно?

— Давно это было?

— Да зорс его знает. Тут не поймешь, когда день, когда ночь. Еду один раз давали. Спал тоже один раз. Значит, не больше суток.

— Понятно, — сорок четвертый задумался. — Слушай, а почему ты меня Рафом назвал?

— Так ты же у нас один, у кого номер на эти буквы. Не помнишь что ли?

— Помню.

— Ну вот. Теперь это у тебя, считай, вместо имени. Так что поздравляю, — хохотнул Зар.

Сорок четвертый мысленно "покатал" слово туда-сюда, попробовал разные интонации...

— Ладно, пусть будет Раф. Своего все равно не помню... Да, кстати. Тот гад говорил, что мой тип четвертый. А что про другие? Сказал что-нибудь?

— Да. Сейчас расска...

Договорить сосед не успел.

В помещении внезапно загрохотала бравурная музыка. Она звучала примерно минуту, а затем резко оборвалась, сменившись на ещё более громкую голосовую трансляцию:

— Внимание! Всем номерам! Выйти на середину камеры, лицом к двери, ноги на ширину плеч...

В течение нескольких последующих часов скучать никому не пришлось.

Узников заставляли маршировать на месте, подпрыгивать, приседать, отжиматься... Перерывы, если и были, то только чтобы передохнули те, кто отдавал команды и следил за их исполнением.

Потом задания начали усложняться, и стало ещё "веселее". Требовалось, например, просидеть неподвижно на корточках столько, сколько прикажут. Или по тем же правилам долго стоять на одной пятке, а после вставать на другую и не дышать, пока не прозвучит "гонг"...

Не выполнивших команду наказывали привычным способом — с помощью АПБ. Разнообразие в пытки вносило лишь некое подобие соревнования между узниками. Каждый раз мучители объявляли по громкой связи о тех, кто не выдержал "испытания", и тех, у кого ещё остаются шансы пройти весь путь до конца без оплошностей, а значит, и без взысканий. "Победителю" было обещано поощрение.

Последнее испытание оказалось и самым сложным. Не в плане физических нагрузок, а в том, чтобы суметь отбросить брезгливость и быстро сообразить, как действовать.

Откуда-то сверху в каждую камеру выплеснулось по ведру липкой дурно пахнущей дряни.

— Всем номерам! Вычистить всё до блеска! В том числе, и себя. Метроном — сто двадцать ударов. Время пошло! — прогремело по трансляционной сети.

Первой мыслью у Рафа (сорок четвертый уже начинал привыкать к новому имени) было схватить душевую лейку и попросту смыть всю грязь в сливное отверстие. Увы, шланг оказался коротким. Требовалась хотя бы тряпка, но они в камере, к несчастью, отсутствовали. Ну, разве что...

Чтобы стянуть с себя комбинезон, понадобилось всего пару секунд. Во время недавнего избиения кровь буквально хлестала и, соответственно, не могла не заляпать одежду, однако та выглядела на удивление чистой, да и потом, что бы ни происходило, не пачкалась и не мялась, и даже пот в неё совершенно не впитывался...

Догадка оказалась верной. Используя комбинезон вместо тряпки, Рафу удалось оттереть всю грязь с топчана, пола и стен, а затем смыть её в слив. Потом, правда, чтобы избавиться от неприятного запаха, пришлось ополоснуть и комбез, но даже и с этим узник сумел уложиться в отведенное время.

Как сообщили по громкой связи, последнее "испытание" выдержали сразу два номера: двадцать шестой и сорок четвертый, но, так как победитель может быть только один, они обязаны разыграть первенство между собой...

— За черту не выходить. Использовать любые приемы. Бой заканчивается, только когда соперник не может подняться. Сдаваться запрещено. Всё. Начали.

Фарт вышел из круга, и бой начался. Хотя настоящим назвать его было трудно. Ни Раф, ни его соперник с номером LF...26, здоровый детина футов под семь ростом, не видели друг в друге врагов, поэтому драться насмерть желанием не горели. Тем более что первый просто не помнил, как это делается, а память, увы, ничего не подсказывала, второй же, судя по уловкам и габаритам, привык бороться вприхватку — кто кого сильнее сожмёт или бросит.

Сама схватка происходила на грузовой палубе. Сюда опять согнали всех пленников и выстроили возле ринга-помоста. Вислоусые надзиратели зорко следили за дисциплиной, наказывая за малейшие нарушения.

Первые пару минут поединок шёл ни шатко, ни валко. Оба номера просто кружили по рингу, двадцать шестой предпринимал вялые попытки схватить противника, Раф кое-как уворачивался.

— Да что вы как самки беременные?! — не выдержал, наконец, старший смотрящий. — А ну, шевелись, верложья отрыжка!

Своё пожелание он подкрепил сигналом на АПБ обоих бойцов.

Раф даже предположить не мог, что тюремный ошейник может вызывать не только боль или страх, но и совершенно необъяснимую эйфорию, смешанную в коктейль из ярости и бесстрашия. Словно какая-то сила швырнула соперников друг на друга. Взревев, как раненый бык, двадцать шестой рванулся вперёд, навстречу ему тут же бросился сорок четвертый. Ненависть застилала глаза, все мысли и чувства были направлены на одно — убить, раздавить, разорвать врага на тысячи мелких кусков, вмять его в пыль, превратить в тлен, чтобы и духа от него не осталось ни здесь, ни в любом другом уголке необъятной Вселенной.

В ход шло всё, что имелось. Кулаки, локти, колени, головы, зубы, пятки. Несколько раз здоровяк обхватывал противника своими лапищами и сжимал, словно бурдюк с кинтами, будто хотел выдавить из него всё, вплоть до скелета. Раф в ответ бодал двадцать шестого в нос, лупил по ушам, впивался зубами, бил пальцами, стараясь попасть в глаза. Смертельные "объятия" размыкались, и всё начиналось по-новой: пинки, увертки, удары. Время от времени кто-то оказывался на "земле", и тогда соперник с радостным воплем обрушивался на упавшего, пытаясь добить, раскатать в блин, переломать кости, превратить тело в кровавое месиво.

А эйфория, идущая от АПБ, всё продолжалась и продолжалась. Противиться ей не было никаких сил. Она занимала все мысли, все чувства, желания. Она не требовала победить. Она приказывала убивать. И Раф убивал. Старался убить. Пытался, как мог, уже понимая, что у него это получается лучше, чем у соперника. Опьяненный "химией" разум злобно нашептывал: ты выше, сильнее, достойнее, любой раф мощнее какого-то вшивого лефа, это известно всем, об этом говорил и смотрящий... В действиях сорок четвертого, словно по мановению волшебной палочки, вдруг появился расчет. Он теперь знал, что наведенная эйфория не только притупляет боль, но и помогает быстрее залечивать полученные в бою повреждения. И чем выше начальная степень "живучести", тем больше шанс одержать верх над тем, у кого эта степень низка. Из памяти даже всплыло очередное слово-понятие: "боевой имплант". Номер сорок четыре не ведал, что оно означает, но чувствовал: он на верном пути...

— Всё! Хватит!

Болезненный укол АПБ заставил его прервать добивание поверженного противника. Последний удар пришелся уже в пустоту. Надзиратели еле успели оттащить переломанного, не подающего признаков жизни двадцать шестого.

— Я сказал, хватит! Ты выиграл, — Фарт повернулся к помощникам. — Проигравшего в камеру. И дайте ему двойную порцию концентрата, а то не очухается.

Раф еле стоял на ногах, но продолжал сжимать кулаки, кипя от негодования. В голове все еще бушевал ураган из ненависти и гнева. У него украли добычу? Значит, ему нужен ещё один бой и новая жертва!

— Молодец, четыре четыре! Ты победил. Ты получишь награду...

Награду? Смысл сказанного с трудом доходил до Рафа. Сейчас ему хотелось лишь рвать и метать. Бить, пытать, мучить. Кого угодно. Главное, чтобы прямо сейчас.

— Давайте её сюда. Вот. Хорошо. И тряпки снимите...

За спиной послышался болезненный вскрик.

Раф развернулся.

"Баба!"

— Это твоя награда, четыре четыре. Хочешь, оприходуй её прямо здесь, хочешь, в камере. Она твоя ровно на час.

Ошейник уже не действовал, но эйфория не уходила. Уровень адреналина в крови буквально зашкаливал. А сейчас к нему добавилась ударная доза тестостерона. Бойца попросту распирало от рвущихся наружу гормонов и лютой почти первобытной ярости, соединенной со зверским желанием.

Ему требовалась не просто женщина, ему нужна была жертва, в которую можно выплеснуть всё, что кипит и клокочет внутри, что жаждет свободы. Абсолютной свободы, ни от кого и ни от чего не зависящей.

Объект вожделения находился от Рафа всего в двух шагах.

Женщина стояла на коленях, опустив голову. Дрожащая от страха. Полностью обнаженная. Лет тридцати. На правом предплечье виднелся номер. SP-031514.

"Спары, лефы и стафы, — снова припомнилось сорок четвертому. — У этой SP. Значит, спарка".

Неспешно намотав длинные волосы четырнадцатой на кулак, Раф резко рванул его вверх.

Женщина закричала.

— Заткнись! — рявкнул сорок четвертый.

Его "награда" не выглядела особенно привлекательной, но Рафа это ничуть не смущало. Ведь всё остальное женское у жертвы имелось, и это было самое главное. А ещё его дико возбуждал её страх, рыдания, плещущийся в глазах ужас, панический, заставляющий тело трястить, как в припадке.

— Заткнись, я сказал!

Раф притянул четырнадцатую к себе и, хищно оскалившись, словно клещами, сжал пальцами её правую грудь. Он не собирался уводить женщину в камеру, он хотел изнасиловать её прямо здесь. Здесь и сейчас.

Глядя на её побелевшее от боли лицо, распяленный рот, зашедшийся в страшном беззвучном крике, он... наслаждался... Перед глазами опять мелькали картинки из "прошлого", которого Раф не знал и не помнил...

Избитая, истерзанная, изнасилованная, привязанная к подкровельной балке... девушка лет двадцати... с вывернутыми руками, кляпом во рту, вытекшим глазом, окровавленными клочками волос, сползающими с головы вместе с кожей... десантный нож, вонзающийся в подключичную впадинку... жуткий, заставляющий леденеть душу смех... его смех... его... прошлого...

Эйфория ушла. Разом. Будто её и не было.

Сорок четвертый разжал пальцы. Женщина судорожно всхлипнула и осела на пол. Её плечи дрожали.

— В чём дело, четыре четыре?

Раф медленно повернулся.

Фарт глядел на него, сдвинув брови.

— Она не в моём вкусе, — пожал плечами боец. Голос его звучал хрипло.

— Ну что ж, нет так нет, — многообещающе усмехнулся старший смотрящий. — Только знай, раб. Никто не имеет права отказываться от награды. Но если уж так случилось...

В то же мгновение голову узника словно бы сжало невидимыми тисками. Сквозь застилающий взгляд кровавый туман сорок четвертый видел какое-то разноцветное мельтешение, понимая происходящее разумом, но не чувствами. Его опять били, опять убивали, а он снова ничего не мог сделать. Последнее, что отпечаталось в почти погасшем сознании, это:

— Еды не давать. Пусть мучается, гадёныш...

Без еды было трудно, почти невозможно. Только сейчас Раф понял, для чего "живучим" еда. Она не просто утоляла голод. Она восстанавливала энергию, затраченную на регенерацию тканей, и если энергии не хватало, регенерация превращалась в пытку. В условиях энергетического дефицита, чтобы излечить одно, организм забирал силы у другого и наоборот. И так постепенно, шаг за шагом, он приходил в норму, а испытываемые телом мучения были всего лишь побочным эффектом, растянутым на всё время восстановления. Особо болезненными являлись этапы сращивания костей и координации работы внутренних органов.

Когда Раф очнулся, он как раз попал на один из этих этапов. Сильное жжение чувствовалось то в левом, то в правом боку. Приведение в порядок селезенки и печени компенсировалось оттоком энергии от суставов, из-за чего любое движение вызывало острейшую боль и желание сдохнуть на месте, лишь бы не переживать это заново. Минут двадцать Раф просто лежал бревном, боясь и пальцем пошевелить. Затем жжение прекратилось и начало свербить в пояснице. Зуд сопровождался трудностями с дыханием. Лёгкие сдавливало так, что казалось — на грудь положили мешок с камнями. Однако, в целом, это было терпимее, чем с суставами, поэтому сорок четвертый всё же рискнул подняться и попробовал доковылять до утилизатора.

Доковылять получилось, открыть тоже. Дальше — увы. Брикета в нише не оказалось.

Узник прислонился к стене. Его колотил озноб.

— Раф, ты как? — донеслось из соседней камеры.

— Хре... ново, — чтобы ответить, пришлось опять собираться с силами.

— Ну и дурак же ты, — продолжил Зар. — Такую возможность профукал. Тебе девку дали, так взял бы и трахнул её, делов-то. От неё бы не убыло, а тебе, какая-никакая, а польза. Зачем, спрашивается, в бутылку полез? Мол, не в моём вкусе она, то-сё... Тоже мне, верховный вождь выискался. Скажи спасибо, что тебе не верлодиху какую-нибудь подсунули, а нормальную бабу. Ух! Был бы я на твоём месте...

— Ты не на... моём... месте.

— Что верно, то верно, — с унынием отозвался сосед. — Ты только не думай, что я со зла. Это я за тебя так переживаю. Жалко всё-таки, если помрёшь.

— Не до... ждётесь, — сорок четвертый закашлялся. — Ты лучше, кх-кха... расскажи... что, кха, обещал... про буквы.

— Это про номера что ли?

— Да.

— Нет проблем. Сейчас расскажу...

На этот раз им повезло. Разговору ничто не мешало. Сорок третий не только успел рассказать всё, что ему было известно о номерах узников, но и поведал о своей прежней жизни на Радесе. Раф слушал его, стараясь не пропустить ни единого слова. Он уже знал, что не является уроженцем этой планеты, но чувствовал — с ней его что-то связывает, что-то предельно важное, от чего нельзя отмахнуться. Иногда в памяти оживали какие-то смутные образы: оазис, пальмы, верлоды, серебряная и голубая луны на небе, жар пустыни, нестерпимая жажда, оскаленная пасть зорса, колючие заросли... Он действительно жил какое-то время среди кочевников. Зачем? Почему? Как? Ответов не было.

К концу разговора боль в легких сменилась на почечные колики, распространившиеся после и на желудок.

А затем по трансляции объявили новую серию "испытаний".

Раф их пройти не сумел.

Никаких скидок ему, конечно, не предоставили. Больной, здоровый, готов, не готов — состояние сорок четвертого надзирателей нисколько не волновало. Скорее, наоборот, они получали огромное удовольствие, глядя как тот корчится в своей камере от непереносимой боли и едва ли на стены не лезет, пытаясь хоть как-то унять её. В результате, когда прозвучала команда "Всем номерам на выход", он только и смог, что вывалиться в открытую дверь и рухнуть на ребристое покрытие коридора. Если бы не бегущий следом за ним сорок пятый, Раф, вероятно, остался бы там навсегда, и никакая регенерация не помогла бы...

Парнишка тащил его на себе до грузовой палубы, а когда они заняли свои места в шеренге, сообщил тихим шёпотом:

— Я — Махир. Клан АлЗаУл.

— Спасибо... Махир, — так же тихо ответил Раф.

К счастью, накопленных сил хватило, чтобы устоять на ногах и не свалиться в самом конце пути.

А потом стало немного полегче. Его перестали терзать через АПБ, и организм начал опять восстанавливаться. Пусть медленно, пусть тяжело, но лучше уж так, чем вообще никак. Ведь сдохнуть от примитивного энергетического дисбаланса — позор для любого "живучего"...

В сегодняшних испытаниях победителей не было. Не было, соответственно, и поединка. Вместо него произошло другое событие.

Надзиратели выволокли на помост парня и девушку. Номера девятнадцать и двадцать, оба SP. С них сорвали комбинезоны и поставили на колени в противоположных концах "ринга".

Раф поначалу подумал, что Фарт заставит их драться, а потом спариваться у всех на виду, но, оказалось, ошибся. Старший смотрящий задумал иное.

— Это Майра и Нур, из нашего клана, — пробормотал Махир. — Они собирались пожениться. А потом в долину пришли кутао со звезд.

Раф сморщился от очередной колики, но все же кивнул. Про бойню в Синей долине он слышал от Зара.

— Значит, так! Всем слушать сюда, — начал тем временем Фарт. — Вот эти двое, — он указал на девятнадцатого и двадцатую, — нарушили установленные хозяином правила. Нарушили трижды. Осознанно. Думая, что это сойдет им с рук. Они возомнили себя не грузом и не имуществом, а полноправными членами общества. Решили, что никому не принадлежат и никому ничего не должны. За это они понесут наказание. Особое наказание.

Смотрящий кивнул помощникам.

Те споро опрокинули Нура на спину и растянули "косым крестом", залепив рот пластырем и зафиксировав руки и ноги в специальных зажимах. АПБ они, к удивлению Рафа, не применяли.

— У каждого "живучего" имеется слабое место, — продолжил Фарт. — Например, мозг. Если его повредить нужным образом, он не сможет восстановиться, и "живучий" умрет. Но мозг, чтобы вы знали, это ещё не всё. Есть и другие места. У спаров, к примеру, это детородные органы, — "представитель хозяина" зло усмехнулся. — Номер один девять думал, что он мужчина. Но он забыл! — главный куши резко возвысил голос. — Забыл, что здесь думает и решает не он. Кем быть рабу, решает его хозяин... — он повернулся к помощникам и рубанул ладонью. — Режьте!

У одного из них в руке появился нож, у второго — устрашающего вида щипцы.

Распятый на полу Нур задергался всем телом, пытаясь освободиться от пут.

Старший смотрящий с довольной ухмылкой следил за тем, как надзиратели склоняются над приговоренным, как прижимают его коленом, чтобы не дрыгался, как сноровисто и деловито готовят "операционное поле"...

— Нет! Нет! Не надо! Оставьте его...

Фарт поднял руку, останавливая экзекуцию.

— Не надо! Господин Фарт, прошу вас! Я сделаю всё, что хотите, только не трогайте Нура, — Майра молила о женихе, распростершись у ног смотрящего и, похоже, не понимая, что тем самым лишь раззадоривает мучителей.

— Здесь нет никаких Нуров, — холодно бросил куши.

— Ой! Простите, простите, господин Фарт! Я ошиблась. Я прошу не за Нура, я прошу за один и девять. Оставьте его, и я сделаю для вас всё что угодно.

— Всё что угодно, говоришь? — прищурился Фарт.

— Да! Да! Да!

— Хм? — старший смотрящий смерил оценивающим взглядом склонившуюся перед ним девушку. Почти как торговец на ярмарке, прикидывающий, сразу отправить её на продажу или какое-то время попользоваться самому, проверить, так сказать, на пригодность...

— Когда-то я был вождём клана. Это был сильный клан, сильнейший на Западном взгорье.— он говорил неторопливо, тщательно подбирая слова, как будто и вправду ещё ничего не решил. — Несколько раз в году мы спускались в долину, где жили алтао. Мы убивали мужчин и брали себе их женщин. Грязные верложьи погонщики падали ниц перед воинами голубой Ку. Я убил сотни алтао-мужчин и взял сотни женщин. А потом я пресытился. Они были все одинаковы. Ни изюминки, ни огонька. Холодные снулые рыбины. И я стал убивать их так же как и мужчин. — Фарт ухватил Майру за волосы и запрокинул её голову лицом вверх, после чего приблизил к себе и прошипел сквозь зубы. — Если ты хочешь спасти своего дружка, ты должна доказать, что ты настоящая женщина. Сделай мне хорошо. Сделай так, чтобы мне понравилось. Ну же! Давай! Покажи, что умеешь! Сделай это своим маленьким ротиком.

Фарт отпустил Майру, неспешно выпрямился и столь же неспешно начал расстегивать пуговицы на ширинке.

— Я жду.

В глазах девушки плескались отчаяние и ужас. Похоже, она только сейчас поняла, что именно ей предстоит, но решиться на этот шаг пока не могла.

— Ну что ж, нет так нет, — смотрящий пожал плечами и вновь повернулся к помощникам. — Продолжайте...

— Нет! Не надо! Я сделаю. Сейчас, сейчас, — двадцатая, не вставая с колен, шатнулась вперёд и обхватила ноги куши.

— Молодец. Молодец. Правильно. А теперь поглубже, с заглотом, — похохатывал Фарт, придерживая Майру за волосы, вжимая её голову себе в пах. — О! Да ты, оказывается, мастерица. Не думал, что среди алтао такие встречаются...

Движения Майры становились всё резче, всё интенсивнее. Руки дрожали, по оголенной спине скатывались капельки пота. Смотрящий довольно взрыкивал.

— Гляди, один девять. Гляди, как ей нравится. Бабы они такие. Всегда чувствуют, кто настоящий мужик, а кто нет...

Левый дальний зажим лопнул с оглушительным треском. Затем отлетел правый.

Один надзиратель пробовал остановить Нура шокером. Второй жал кнопку на пульте, но привычное действие не помогало. Девятнадцатый ничего этого просто не замечал. Его лицо налилось кровью, жилы на шее вздулись. Секунда — и разорвался в клочья третий зажим. Еще миг — и приказал жить четвертый.

Двое надзирателей буквально повисли на Нуре, третий суетливо метался по краю ринга, не зная, что делать — то ли броситься им на помощь, то ли продолжать следить за рабами.

— Зорсова глотка. Зорсар. Оборотень, — пронеслось по шеренге.

— От ты ж, зорсова сыть! — смотрящий отшвырнул Майру и выхватил из-за пояса бластер.

В то же мгновение девятнадцатый стряхнул с себя надзирателей и молча рванулся к Фарту.

Чтобы его остановить, понадобилось шесть выстрелов. Три по ногам, три в корпус.

Нуру не хватило всего пары шагов. Он упал помост прямо перед смотрящим.

Тот отшагнул в сторону, брезгливо поморщился, но уже через миг внезапно переменился в лице и быстро поднёс ладонь к правому уху.

— Да, мастер-сержант. Понял. Есть уничтожить, — донеслось до стоящего внизу Рафа.

Куши опустил руку и направил бластер в лежащего без сознания Нура.

— Это брак. А брак надо уничтожать.

Четыре выстрела в голову не оставили Нуру ни единого шанса.

— В утилизатор его, — скомандовал Фарт очухавшимся помощникам. — А эту, — он указал на сотрясающуюся в рыданиях Майру. — Эту в мою каюту. Я с ней ещё поработаю...

Странное дело, но Раф не испытывал никакой жалости ни к ней, ни к её убитому жениху.

В первую очередь, потому что был занят восстановлением собственного организма, а во-вторых... "Когда задействован боевой имплант, все центры боли блокируются", — эту "случайную" мысль следовало обдумать, и обдумать спокойно, не отвлекаясь на разные "глупости"...

Полную работоспособность Раф восстановил только через два дня. На третий он получил, наконец, еду. В устраиваемых надзирателями "соревнованиях" он больше не побеждал и в схватках за право обладать женщиной не участвовал. Все три раза живой наградой для победителя становилась четырнадцатая. Та самая, от которой Раф отказался. Теперь-то он понимал, что сорок третий был абсолютно прав: зря он её тогда не оттрахал. Только здоровье из-за этого чуть было не потерял, вместе с жизнью. А с жизнью сорок четвертому расставаться пока не хотелось. Ему ещё требовалось выяснить, кто он такой, почему попал в эту передвижную тюрьму, и — самое главное — как из неё выбраться...

На четвертые сутки по трансляции прозвучала давно ожидаемая команда:

— Всем номерам! Занять места в посадочных ложементах. Готовность — десять минут...

Пластиковая лежанка, на которую улегся сорок четвертый, сразу же принялась подстраиваться под форму лежащего на ней тела, трансформируясь в своего рода "кокон".

Что было дальше, Раф не узнал. В ошейнике включился спящий режим, сознание узника начало угасать, а когда он очнулся, "посадочный ложемент" опять превратился в лежанку.

— Всем номерам! Приготовиться к выходу... — загремело по громкой связи.

Сорок четвертый понял: на этот раз действительно всё, не будет никаких испытаний, никаких поединков. Корабль-тюрьма прибыл в конечную точку.

Он не ошибся.

Бег по длинному коридору грузовой палубой не закончился. Бежать пришлось в полтора раза дольше, через посадочную аппарель, к выходу из ненавистной тюрьмы.

— Быстрее! Быстрее! Не останавливаться, — подгоняли рабов надзиратели.

Раф уже знал, чем грозит невыполнение этих приказов, но когда он, наконец, выскочил из душного корабля, то всё же рискнул и остановился на сходнях. Всего на пару секунд. Ведь это был первый мир, который он видел и ощущал после того, как "проснулся" в камере.

Долгие две секунды сорок четвертый вбирал в себя его звуки и запахи, влажную густоту тропической ночи, звёздное небо без лун, стрекот инопланетных "цикад", посадочные огни космодрома, шелест травы в стыках бетонных плит... И голос. Тихий. Идущий из глубины памяти. "Добро пожаловать на Кариан-3, капрал. Думаю, тебе здесь понравится..."

* * *

— Бей сигнал, вшивый!

От дружного рёва одиннадцати глоток стволовой вздрогнул и вжал голову в плечи.

— Крысожор! Падла! Кастрюлю поправь!

Трос дёрнулся, клеть пошла вверх.

Закончилась ещё одна смена. Сто сорок восьмая по счету — Раф вёл его строго и пока ни разу не сбился...

— Эх! Сейчас бы на Бэлти залезть, — мечтательно выдохнул Крит, когда решетчатая "кабина" поравнялась с отметкой минус четыреста.

Треть ствола была пройдена, напряжение сквирилиевых глубин начало понемногу ослабевать. Одни выдерживали его хорошо, даже несмотря на низкую степень живучести, другие не очень. Поэтому на проходку и в лаву таких не ставили, а отправляли ишачить на забутовку в старые выработки или на ВШивоТу, участок внутри-шахтного транспорта — "высшую школу тунеядцев", как называли его вольнонаемные. Работать там было легче, но средства на выкупной счет поступали в настолько малых количествах, что выйти на волю до конца жизни не стоило и мечтать...

— Да ты и так на ней всю смену катался. Куда ещё-то? — заржали стоящие рядом Слабый и Борода.

— Кататься одно, а воткнуть другое, — хохотнул в ответ сорок второй.

— Да уж! На "тётю Бэлти" как сядешь, так и слезешь. Она сама кому хочешь воткнёт, — не остались в долгу двадцать шестой и семнадцатый, оба здоровые, высоченные, самое то для проходчиков, настоящие "мозолистолапые" — тащить на одном плече двухсотфунтовую крепь и довольно скалиться сумеет не каждый...

Услышав про "тётю Бэлти", Раф мысленно усмехнулся. У ленточного конвейера были и другие названия, но в их бригаде прижилось именно это. Во-первых, по созвучию (от "belt conveyor"), а во-вторых, из-за самого Крита, он же SF-031542, на корабле-тюрьме его камера располагалась сразу за камерой Зара. За все время работы в лаве не было ни одного дня, чтобы он хоть раз прошагал от забоя к стволу исключительно на своих двоих. БОльшую часть пути Крит по традиции проделывал, сидя на ленте конвейера, за что и получил вскорости прозвище "болтожоп". Оно ему, безусловно, не нравилось, но — что прилипло, то прилипло.

Кроме того, сорок второй слыл рьяным "поклонником" другой Бэлти. По странной иронии судьбы, так звали на самом деле четырнадцатую, которую Раф чуть было не изнасиловал на корабле. Сейчас она работала рукоятчицей, точнее, "стволовой поверхности" — принимала и отправляла людей и грузы с рудничных горизонтов на жилой уровень и обратно.

Впрочем, это было её не единственной "специализацией". С завидной регулярностью Бэлти использовали, когда для поощрения отличившихся на добыче сквирилия рабов-мужчин, а когда и просто за деньги, списываемые со счета в пользу компании. Так что, по факту, четырнадцатой приходилось работать в две смены: днём — у клетей, ночью — в койке. Из пятёрки рабынь, прибывших с Радеса в одной партии с Рафом, она оказалась самой "востребованной". Майру, двадцатую, до сих пор держал при себе старший смотрящий, восьмую и тридцать четвертую отправили на другой участок (с женщинами там была напряженка), а Лиртия, последняя из пяти, такая же, как и другие, "спарка", под номером двадцать два, большой популярностью среди мужиков не пользовалась — страшная, злая, плоская как доска и, самое главное, абсолютно фригидная. Этим словечком её "наградил" Ларс, единственный "местный" в бригаде Зара, осужденный на каторгу на сквирилиевом руднике за какие-то не слишком понятные уроженцам Радеса прегрешения. Ему хозяева "Диамант майнинг" присвоили номер SPK-98. Эс пи означало наиболее низкую степень "живучести" (spare parts, иначе "запчасти"), Кей — происхождение (Кариан-3), 98 — реестровый номер...

— Бэл! Крошка! Хочешь мой палец потрогать? — заорал Слабый, едва клеть распахнулась.

— Не, лучше мой! Мой толще, — тут же перебил его Борода.

На площадку они выбрались первыми, поэтому сразу же застолбили лучшие места возле решетчатой перегородки, за которой пряталась Бэлти.

— А ну, отвалили от стопорной, брикетчики хреновы! — рявкнул на "шутников" Зар.

— Во-во! Сквир на-гора не дают, только пыль глотают да брикеты потом в сортире штампуют, как мульку, а всё туда же — горбатые, — поддержал бригадира Крит.

— Все мы тут горбатые проходимцы, — пробурчал ещё один член бригады, насосник Чих-Пых, номер тридцать седьмой, седенький старичок, непонятно как затесавшийся среди молодых, да к тому же "живучих".

— Да какой из тебя проходимец ... — вскинулся было двадцать шестой, но договорить не успел. Едва начавшуюся перепалку остановил Раф.

— Хорош пыхтеть, нишегоны. Нам ещё в лучевой париться...

Возражать ему никто не рискнул. От настроения единственного на весь участок, а то и на весь рудник, номера с индексом R во многом зависела общая выработка, а от неё, соответственно, зависело количество кредов на выкупных счетах каждого из работников.

Забойщики двинулись к выходу. Последним стволовую площадку покидал Раф. Шедший перед ним сорок второй приостановился возле стопорного загончика и весело подмигнул сидящей там женщине:

— Бэл, я на тебя сегодня десятку скину, так что жди.

Четырнадцатая опустила глаза и сделала вид, что не слышит.

Раф мысленно покачал головой.

"Весь дневной заработок. Действительно, болтожоп..."

— Здорово, горбатые!

— И вам не хворать.

— Как стружка?

— Последнюю сняли. Так что завтра уже не горбатые, а упыри.

— Кормильца — нам!

— Штыба вам в ленту, а не кормильца...

"Грязная" раздевалка.

Диалог, давно уже ставший привычным.

Всякий раз, когда одна бригада заканчивала работу в лаве и переключалась на проходку, вторая в шутку предлагала забрать "кормильца" — универсальный очистной комбайн. Никто, естественно, не соглашался, и агрегат временно переходил в ведение щелкодуев и черенков — ремонтников, вентиляторщиков, слесарей. На участке, где трудились бывшие кочевники с Радеса, они были сведены в отдельную третью бригаду — "команду недоразвитых", как отзывались о них представители первых двух. Слегка вызывающе, немного надменно и, конечно же, несправедливо, но — так уж сложилось "исторически". Непосредственные добытчики сквирилиевой руды всегда пользовались бОльшими привилегиями, нежели остальные. Однако и рисковали они тоже больше. И дело даже не в привычных для горных выработок обвалах пород, прорывах воды или взрывах горючих газов — от них "живучие", хоть и страдали, но легко восстанавливались.

Главной проблемой являлся сквирон — инертный газ без цвета и запаха, выделяемый "синим песком" — сквирилием, сопровождающий все его залежи и воздействующий непосредственно на иммунную систему. Для обычных людей его предельно допустимая концентрация составляла десять в минус двенадцатой. Для большинства "живучих" — сотые доли процента. Фильтрующие маски сквирон почти не задерживали, он проникал в организм не только с дыханием, но и сквозь кожу, поэтому поначалу на рудниках работали в полностью изолированных скафандрах. Однако, как выяснилось, и использование скафандров, и применение роботизированных комплексов оказалось не только неэффективным, но и вообще — бессмысленным.

Добытый сквирилий перерабатывали в радужные бриллианты — по уверениям знающих, самое ценное, что было когда-либо найдено или открыто людьми. Выход — микроскопический: на сто тысяч тонн руды — одна, максимум, две застывшие капли, сияющие внутренним светом и переливающиеся всеми цветами радуги. Их называли "слёзы Вселенной". Без них обитаемый космос сузился бы до нескольких расположенных рядом звездных систем, а человечество ни за что не выиграло бы войну с цаплингами. Но — вот незадача — без прямого участия человека бриллианты из сквирилия не получались. Каждый этап — от добычи до синтеза, требовал человеческого генома. Он служил своего рода катализатором реакции превращения "песка" в "сокровище".

И когда это, наконец, поняли, тогда-то и возродилась весьма уважаемая в древности, но после почти исчезнувшая профессия майнеров-рудокопов-шахтёров. Вот только шли в неё чаще всего не по своей воле, а по принуждению — рабами, каторжниками, военнопленными. Вероятность выжить была почти нулевая. Смертность буквально зашкаливала. Даже среди "живучих". Сквирон постепенно подтачивал возможности к регенерации, и рано или поздно иммунные способности попросту исчезали. У одних это происходило в течение года, другие держались чуть дольше.

Единственный шанс заключался в том, чтобы скопить на личном счету нужную сумму и выкупиться из рабского состояния. Официальная, озвучиваемая начальством статистика сообщала, что этого добивается каждый четвертый. Неофициальная уменьшала их число до одного из пятнадцати. В первые несколько месяцев каждый надеялся, что счастливчиком станет именно он. Через полгода надежды начинали истаивать вместе с людьми.

По факту, выживали лишь надзиратели. На нижние горизонты, где концентрация сквирона была самой высокой, они почти не спускались — предпочитали находиться на жилом уровне. И даже к стволу редко когда выходили — боялись выбросов "синей дури", которые, хотя и давно уже не случались, однако считались возможными, поэтому при малейшем намеке на них выработки предписывалось сразу же закрывать на карантин, "до выяснения".

В итоге на руднике складывалась любопытная ситуация. В штреках и просеках порядок поддерживали сами шахтеры, а за дверями лучевой камеры власть снова переходила к охране.

Имелись на шахте и вольнонаемные — инженеры, маркшейдеры, техники. Но, так же как и охранники, под землю они спускались нечасто. Деньги им платили немалые, но лишний раз рисковать здоровьем и жизнью ни у кого из них желания не возникало...

— Встать на круг! Руки в стороны! Не двигаться!

Сорок четвертый закрыл глаза и раскинул руки.

Мнимая свобода закончилась.

Всякий раз, когда Раф заходил в лучевую камеру, ему казалось: он снова на корабле, и сейчас начнётся очередной цикл "испытаний"...

По обнаженному телу били струи воды. Кожу покалывала какая-то "химия". Примерно через минуту "кислотный дождь" сменился мощным воздушным вихрем. Холодно, тепло, жарко... опять холодно, горячо... Болезненно яркий свет проникал даже сквозь плотно закрытые веки. Обычные дезинфекция, дегазация, дезактивация. И так каждую смену. Ни одной синей песчинки не должно попасть в зону, где живут люди, ни одной молекулы смертельно опасного газа, ни одной запрещённой вещи, крамольных мыслей, преступных намерений...

— Всё. Пошёл!

Раскрылась дверь тамбур-шлюза. Раф шагнул внутрь. Дверь за спиной захлопнулась, впереди открылась другая, ведущая в "чистую" раздевалку.

— Номер четыре четыре. Естественные надобности — три минуты. Заказ-наряд — три минуты. Прием пищи — пять минут. Уборка — две минуты. Подготовка к отбою — одна минута. Выполнять!

Естественные потребности Раф, по традиции, справил ещё в "грязной" зоне, поэтому отведенное на них время потратил на то, чтобы без лишней спешки облачиться в привычный оранжевый комбинезон, затем спокойно пройти к очередной двери и приложить палец к специальному сканеру.

В следующем помещении располагались интерактивные мониторы. По ним передавались задания на ближайшие сутки, неделю и месяц. Чтобы их просмотреть, изучить и, если понадобится, задать уточняющие вопросы дежурному ИТР, требовалось опять приложить к экрану указательный палец плюс ввести соответствующий пароль. Трех минут обычно хватало на всё, однако бывали случаи, когда работник просто не успевал прочитать приложенные к нарядам инструкции и получить пояснения — монитор гас, а за его повторное включение приходилось расплачиваться болевым ударом от АПБ.

Тут-то шахтерам и помогали сэкономленные в раздевалке минуты. Многие, кстати, использовали их ещё и на то, чтобы купить себе "развлечение". Чаще всего — Бэлти, реже — Лиртию, еще реже — дополнительную десятиминутку на ужин с настоящими мясом и овощами. Иногда на популярную в мужской среде стволовую претендовали сразу несколько человек, и тогда объявлялся аукцион. Цена за ночь с женщиной могла вырасти в несколько раз, стартуя от четырех кредов и достигая порой сорока.

На сегодняшний день рекорд составлял сорок семь денежных единиц. Их месяц назад заплатил Крит — главный поклонник четырнадцатой. Многие думали, что он к ней и вправду неравнодушен. О любви речь, конечно, не шла, но что-то похожее с его стороны все-таки чувствовалось. Что же касается самой Бэлти... Никто из попавших в рабство не знал, кем она была раньше на Радесе. Но, скорее всего, тоже рабыней. Слишком безропотно она принимала свою судьбу, слишком покорно сносила все унижения, не пытаясь манипулировать окружающими её мужчинами. Хотя даже "страшилка" Лиртия не однажды пробовала это делать.

Сам Раф ни той, ни другой ни разу не пользовался. А хотелось безумно. От желания отвлекала работа. И цель. Накопить на счету стандартную сумму выкупа — пять тысяч кредов, и выйти, наконец, на свободу...

Из надзирателей сегодня в "столовой" дежурил Чау, а за мониторами и лучевой, по всей видимости, следил Гай, его обычный напарник. Подлянки они, конечно, подкидывали, и регулярно, но всё же не столько, сколько старший смотрящий Фарт и подражающий ему во всём Бро. Те, бывало, по несколько раз за ночь устраивали внезапные шмоны-проверки, завершающиеся, как правило, публичными наказаниями всех попавшихся под руку.

Раф, безусловно, догадывался, зачем это нужно "эсэсовцам", но совершенно не понимал, почему хозяева шахт смотрят на их забавы сквозь пальцы. Ведь от этого напрямую зависела добыча сквирилия. Из-за чрезмерности наказаний некоторые шахтеры попросту не могли нормально работать, и тогда производительность не росла, а падала, что, в свою очередь, приводило к новым издевательствам над людьми и так до тех пор, пока охранникам не надоедало демонстрировать свою силу и значимость...

Помимо надзирателя в комнате для приема пищи присутствовали ещё двое: Зар и Крит. И если с первым всё было ясно — его номер отличался от номера Рафа на единицу, поэтому бригадир опережал сорок четвертого ровно на три минуты — то с сорок вторым дело обстояло иначе. Крит и сам никуда не спешил, и выгонять его не торопились.

О причине долго догадываться не пришлось. Хватило одного взгляда на стоящую перед "счастливчиком" миску. У Крита сегодня был ужин с "деликатесами". Цена — те же четыре креда, что и ночь с женщиной, если без аукционов. Раф ему даже слегка позавидовал. Мало того, что за Бэлти не торговался (этим вечером других претендентов на неё не нашлось), так еще и поужинал с удовольствием, и денег на всё потратил на два креда меньше, чем собирался. Хотя всё равно дурак. Глупо разменивать своё будущее на всякую ерунду, за которую сам потом будешь корить себя, поняв, что продешевил...

В пять минут Раф уложился — успел выхлебать всю полученную в "раздатке" похлебку, пусть и питательную, но совершенно безвкусную. За это время Зара за столом сменил Махир — по номеру он шел следующим за Рафом, после него в "столовой" должны были появиться Прун и Ларс, сорок шестой и девяносто восьмой. Сорок седьмого Раф не учитывал — он ни в одной бригаде не числился и столовался отдельно, как и второй стволовой. Другие шахтеры их на дух не переносили, поскольку оба служили штатными стукачами и пользовались поблажками от начальства. Отчеты наверх двадцать третий и сорок седьмой строчили по два раза в сутки, и обойтись без них ни надзиратели, ни хозяева не могли. Камеры слежения на нижних уровнях "почему-то" не приживались и, всякий раз, когда их там устанавливали, уже через несколько дней "внезапно" выходили из строя. "Случайно", конечно, а не по злому умыслу...

— Четыре четыре, почему тормозим?

В голосе Чау сквозило неудовольствие, поэтому Раф не стал искушать судьбу и, кое-как запихнув пустую посуду в утилизатор, рванул из "столовой в "казарму". До отбоя оставалось совсем немного, а так называемая "уборка" могла оказаться тем ещё испытанием. По инструкции требовалось всего-навсего протереть пол и стены, но иногда надзиратели "развлекались" тем, что подбрасывали в помещение мусор и разливали какую-нибудь клейкую массу, оттирать которую приходилось втроём-вчетвером и чаще всего — под болевым "стимулятором".

Сегодня, к счастью, ничего подобного не случилось. Или случилось, но раньше, когда сорок четвертый ещё ожидал своей очереди на облучение и помывку.

В итоге "уборка" заняла меньше минуты, и Раф смог спокойно, без суеты подготовить ко сну свой "спальный отсек". Последний представлял собой обычную нишу в стене, из которой при вводе на спецпанели личного номера выезжала лежанка. На эту лежанку требовалось лечь ногами вперед и заново ввести код на панели. "Кровать" перемещалась обратно в стену, ниша перекрывалась прозрачной крышкой, после чего в ошейнике включался "спящий режим".

Именно в этом режиме происходило обучение шахтерской профессии. Сразу же по прибытии на Кариан-3 бывших кочевников запихнули в индивидуальные "спа-отсеки" и в течение нескольких дней загружали в их память ценную информацию. Ещё неделя ушла на закрепление навыков, месяц — на "переваривание" чужого опыта. Долго, конечно, но результат того стоил. Теперь за двенадцатичасовую смену бригада Зара могла выдавать на-гора около пятисот тонн сквирилиевой руды, а если учесть, что на их участке таких бригад было две, а участков на руднике пять, то, в целом, на выходе получалось от пятнадцати до двадцати пяти радужных бриллиантов в год. Сколько за них давали на рынке, Раф, конечно, не знал, но подозревал, что много. Шахтеры вообще почти ничего не ведали о том мире, где очутились. Информация была достаточно скудной. Название планеты, примерная численность населения, политическое устройство и общие данные о географии, климате и экономике. Тем не менее, сорок четвертому временами казалось, что он знает о Кариане-3 гораздо больше, чем им рассказывали. Что когда-то он здесь уже побывал и с этой планетой его, как и с Радесом, что-то связывает. Что-то не слишком хорошее. Или даже ужасное. Хуже, чем боль. Тяжелее, чем страх...

— Ну что? Все готовы? Тогда пошли. Взрывника дожидаться не будем, нам ещё шпуры бурить. — Зар обвел взглядом бригаду, остановился на Рафе. — Останешься?

— Останусь, куда деваться, — пожал тот плечами.

— Ну, вот и ладненько, — сорок третий махнул рукой остальным. — Двинули. Кто отстанет, пойдет на затяжку.

Шахтеры один за другим потянулись на выход из буцегарки.

Сперва, как обычно, стафы, они же SF, "стандартные формы". Тридцатый, семнадцатый, сорок третий, сорок второй, сорок пятый. Сагиш, Борода, Зар, Махир, Крит. Первый — известный молчун, Раф даже вспомнить не мог, когда слышал от него хоть слово. Последний — наоборот, болтун, каких поискать, правда, сегодня он был на удивление неразговорчив и буквально спал на ходу — видимо, ночь в камере для свиданий выдалась слишком бурная.

Следующими шли лефы, Laborer Forms, "рабочие формы". Двадцать шестой, тридцать седьмой и десятый. Забойщик Слабый, насосник Чих-Пых и разнорабочий Щелчок. Десятый "заслужил" своё прозвище, благодаря совершенно невероятной дремучести и редкостному тугодумию. "На щелчок умнее чака", — говаривали про таких вольнонаемные. Чаком они называли ручную лебедку, механизм чрезвычайно простой как в работе, так и в обслуживании. А вот двадцать шестой, наоборот, оказался парнем смышленым и со временем пробился в проходчики. Иногда ему даже доверяли рубить кутки и работать в лаве на концевых уступах. И на Рафа он зла не держал, хотя именно с ним схлестнулся и от него же огрёб в памятном поединке на корабле, когда старший смотрящий выявлял первого кандидата на "поощрение".

Замыкали "колонну" спары. Сорок шестой и девяносто восьмой. Прун и Ларс. Подай-принеси и люковой-расштыбовщик, главной задачей которых было следить, чтобы ленту конвейера не забивало штыбом (мелкими фракциями сквирилия), работала воздуходуйка, не пережимало кабель, не капало с кровли, и чтобы руда шла куда нужно — через люки на главную магистраль, а не куда-нибудь в старые выработки...

Звуки шагов постепенно стихли. Раф остался один.

Подсобка располагалась недалеко от ствола, в верхнем уровне. Сюда вел довольно извилистый ход, тянущийся через всю шахту и перекрываемый по необходимости мощными стальными воротами. Хозяева рудника всерьёз опасались случайных взрывов и выбросов "синей дури" и потому одними лишь датчиками не ограничивались. Логика понятная и простая: сигнал — хорошо, но инженерные заграждения лучше. Один звонок, одно нажатие кнопки, и подозрительный участок шахты сразу же изолируется. Потом можно долго разбираться, ложное это было срабатывание или нет, стоит ли кого-то спасать или пусть подыхают без права на восстановление... Главное, чтобы остальные участки не пострадали, и добыча ценного ископаемого продолжилась прежним порядком...

— Привет гибридам! Как жизнь?

Раф улыбнулся.

— Живем помаленьку, а вы?

— А мы выживаем, — в тон ему усмехнулся вошедший.

Дурк был вольнонаемным, но, в отличие от других, наверху не отсиживался и на рабочие уровни спускался по первому требованию. По имени его редко когда называли, чаще всего — просто Дедом. Наверное, потому что выглядел он старше, чем многие, а сколько ему на самом деле, не знал никто. Слышали только, что на руднике он работает едва ли не со дня основания. Причем, не кем-нибудь, а взрывником, уважаемым не только простыми шахтерами, но и начальством.

— Ваши-то где?

— Буриться пошли. Чего зря время терять?

— Это хорошо, это правильно. Значит, и мы почапаем. Держи вот, — Дед протянул Рафу небольшой ящичек с ручкой. — Только не урони, а то мало ли что.

— А детонаторы? — поинтересовался Раф.

— Детонаторы не отдам, и не проси.

— Даже если на колени упасть?

— На колени не выйдет, — покачал головой взрывник. — Только на задницу, тогда сдетонирует.

Оба расхохотались. Это была их обычная шутка, перед тем как спускаться в забой. Вместе они работали уже не один месяц. Сначала Раф просто смотрел, что и как делает Дурк, а потом вдруг почувствовал, что может так же. Словно когда-то делал нечто похожее: закладывал-заливал в шпуры конфигурируемую взрывчатку, устанавливал шариковые детонаторы, электрохимические и контактные, соединял их в цепь, включал радиосигнал... Только происходило это на памяти Рафа не в шахте, а где-то в горах или среди построек. Впрочем, об этом сорок четвертый никому не рассказывал, в том числе, Деду — просто изображал живой интерес и говорил, что хотелось бы научиться. И Дурк учил, но тоже — не слишком рьяно и не всему. Так что, в определенном смысле, оба они друг друга стоили...

— Слушай, Дед, так как же всё-таки получается, что ты работаешь незнамо сколько, а синьку так и не подхватил?

— Я уже говорил. Хочешь узнать, иди ко мне в подмастерья.

— Не, не могу. У меня тогда счёт обнулится, да и парней бросать было бы это... неправильно, в общем.

— Ну и дурак. А, впрочем, как знаешь. Моё дело предложить...

Привычный уже разговор завершился, едва начавшись.

Раф и Дурк вышли к стволу. Сегодня в загоне дежурила Лиртия. Её смена, как помнилось Рафу, заканчивалась часа через полтора.

— Эй, красавица! Отправишь нас на минус семнадцатый?

"Красавица" посмотрела на скалящегося во весь рот взрывника и презрительно фыркнула:

— Оборудование опущу, тогда и отправлю, — затем отвернулась и буркнула под нос. — Ходют тут всякие...

Дед тихо вздохнул:

— Вот за это, Раф, стволовых раньше и не любили. Сейчас, правда, за другое, но суть та же.

Спорить сорок четвертый не стал, как не стал и ругаться с Лиртией. В забой он не торопился. Вот если обратно, тогда другое дело. Подняться быстро наверх и отдохнуть в раздевалке лишние десять-пятнадцать минут, пока готовится лучевая — это святое.

Тем более что сейчас клеть перевозила элементы крепежных арок для его же бригады...

— Залазьте, — холодно бросила стволовая, когда площадка вернулась наверх.

Шахтеры забрались внутрь. Решетчатые двери закрылись.

— Бей сигнал, крошка! — хохотнул Дед.

— Да пошёл ты... — отозвалась Лиртия, повернув рукоять.

Клеть двинулась вниз...

Новый забой находился достаточно далеко от ствола. Идти минут двадцать, не меньше. Половину этого времени ушло на хорошо освещенные околоствольные штреки, затем Дед с Рафом миновали главный откаточный квершлаг и углубились в темные участковые выработки. Тусклые аварийные фонари света почти не давали, приходилось пользоваться нашлемными. Но, с другой стороны, долгое хождение в темноте само по себе располагало к откровенному разговору.

Взрывник шёл впереди, Раф сзади.

— Знаешь... когда-то я был таким же, как ты.

Раф затаил дыхание. Он ещё ни разу не слышал от Деда подобных признаний.

— Нас было двадцать семь, первые "живучие" на руднике.

— Вы тоже с Радеса? — невольно вырвалось у сорок четвертого.

Дед усмехнулся.

— Нет, не с Радеса. С Сантакара. Но это неважно. Важно, что мы были первопроходцами. Хозяева рудника пробовали на нас разные методы. Кнут, пряник, перемешивание с обычными каторжанами...

Взрывник на какое-то время умолк. Видимо, вспоминал.

Раф старался ступать мягко и не шуршать ботинками по камням, боясь "спугнуть" разговор.

— Сейчас всё не так. Сейчас всё уже устаканилось, — со вздохом продолжил Дед. — Первые полгода вы работаете не за страх, а за совесть. Копите деньги, мечтаете выкупиться, а вот потом... — он вдруг запнулся, почесал за ухом, хмыкнул. — Н-да. Потом вы начинаете грызть друг друга. Не буду объяснять, почему. Скоро сами узнаете...

Он опять замолчал.

— Нас будут стравливать? — попробовал угадать Раф.

Дурк, не сбавляя шага, поднял вверх большой палец.

— Молодец. Быстро соображаешь. Теперь думай дальше. Может, поймешь.

Вдохновленный похвалой "ученик" принялся рассуждать:

— Через месяц-другой кто-то из наших поймает синьку. Так?

"Учитель", не оборачиваясь, кивнул.

— Ага. Самые слабые начнут умирать. Выжившим придется работать больше... Но нормы останутся прежними. Значит... значит, получать мы будем всё меньше и меньше...

Раф непроизвольно напрягся. Собственные мысли начинали пугать его. Он никогда не думал о будущем в подобном ключе. Раньше ему казалось, что хуже, чем есть, быть не может. Всё, что не вписывалось в привычные представления об окружающем мире, он просто отбрасывал. Точнее, не хотел верить, что может быть по-другому, гораздо хуже, чем думалось. А вывод напрашивался сам собой:

— Значит, выходит, что я... что мы... мы никогда не накопим нужную сумму, да?

— Ты прав. Никогда не накопите, — подтвердил Дед. — Но понимание придёт поздно. Сначала вас будут как бы поддерживать. После первых потерь вам разрешат перераспределять доходы внутри бригады. По форме это выглядит справедливым. Те, у кого уровень выше, должны получать больше. Но на деле, получать больше они не будут, в лучшем случае, сохранят то, что имели, за счет остальных. В бригаде начнётся раздрай. Лефы станут работать хуже — зачем рвать жилы, если бОльшая часть заработка уходит стафам? Про спаров и говорить нечего — по факту, эти вообще ничего получать не будут, а будут проедать то, что заработали раньше...

— Постой, постой. Я, кажется, понял, — хлопнул себя по лбу сорок четвертый. — С нас и сейчас снимают по три креда в день за одежду, еду и прочее. Это немного, но когда заработки уменьшатся, мы это сразу почувствуем. Дальше, наверное, начнутся драки за лишнюю порцию концентрата или, например, за новую обувь.

— Молодец. Правильно расписал, — ещё раз похвалил Дед. — Но это не всё. Слабые и голодные будут хуже регенерировать. Иммунитет к синьке ослабнет, и они быстро умрут. Оставшиеся продолжат делить заработанное. Но доходы опять уменьшатся. Появятся новые обиженные и голодные. Они тоже умрут. Заработок снова уменьшится. Потом ещё и ещё, и, в конце концов, в живых останутся один или двое, когда-то самые сильные и здоровые, но — после долгой работы на пределе возможностей и постоянной борьбы за пайку — ставшие слабыми и больными, не способными выдавать на-гора не то что норму, но даже её сотую часть.

— И что тогда будет?

— Что-что... ничего, — пожал плечами взрывник. — В смысле, ничего хорошего. "Инвалидов" отправят бутить старые выработки. Оплата — полкреда в день. Расходы — от трех до пяти. Разница компенсируется из личного выкупного счета. А когда деньги закончатся, закончится и всё остальное — бывших лучших просто перестанут кормить...

Дурк говорил правильно и логично. Раф чувствовал: он не врёт, всё будет именно так, но — зорсово семя! — как же хотелось, чтобы это оказалось неправдой...

— Но ты же ведь выжил!

— Да. Выжил, — спокойно ответил Дед. — И даже освободился.

— Но... как?! Как тебе удалось?

Взрывник усмехнулся.

— Я уже говорил. Пойдешь ко мне в подмастерья — узнаешь. А вообще... — он сделал вид, что задумался. — Вообще, для этого нужно немного. Во-первых, стать незаменимым на руднике. А во-вторых... хм... во-вторых, ты должен понять, как мы получаем "живучесть". И ещё помнить — за всё в жизни надо платить...

На этом разговор завершился. Они дошли, наконец, до устья забоя.

Внутри горел яркий свет. Установленные в просеке вентиляторы с воем заталкивали воздух в матерчатую кишку трубопровода. На склоне уступа висел аппарат связи с диспетчерской.

— Ну что? Сколько будем отпаливать? — старый взрывник выключил нашлемный фонарь и окинул взглядом уходящие в горную глубь стены.

— Шесть по два с половиной. С меня тормозок.

— Договорились...

Дед с Рафом остановились около пересыпа конвейера. До кромки забоя оставалось футов пятнадцать. Рядом гудела скребково-погрузочная машина. Её, по всей видимости, подогнали ещё вчера, силами "недоразвитых". Они же, скорее всего, монтировали и наращивали конвейер. Однако с сегодняшней смены все "вспомогательные" задачи переходили в ведение бригады Зара. Очисткой-погрузкой, как правило, занимались Сагиш с Махиром, конвейером — Крит и Ларс, Чих-Пых отвечал за воду и воздух, Прун и Щелчок носились туда-сюда, помогая по мере необходимости всем и каждому.

— Как успехи?

— Порядок. Контур закончили, бурим вруб.

— А ну-ка, дай посмотрю.

Взрывник отодвинул плечом бригадира, подошел к пласту, включил "прожектор" и принялся осматривать законченные бурением шпуры.

— Борода, Слабый! Притормозили пока! — скомандовал Зар.

Семнадцатый и двадцать шестой выключили сверлильные агрегаты и отошли в сторону, давая Деду возможность проверить вруб.

— Забойник дайте.

Ему протянули длинную деревянную "штангу".

— Добуривайте этот и этот. А этот — туфта. Нужен новый, — сообщил Дурк, закончив с проверкой.

С ним не спорили. Перебурили всё молча.

— Отходим. Мелкое забираем, слабое прячем, — приказал Зар, когда взрывник ещё раз проверил шпуры и продемонстрировал жестом — норма!

Шахтеры быстро собрали инструмент, прикрыли питающий кабель и отошли от забоя. Молчун Сагиш отогнал погрузочную машину. Возле пробуренных скважин остались взрывник и Раф.

— Эй! Маякните кто-нибудь мутнозвону, чтоб линию вырубил, — крикнул ушедшим Дед и, повернувшись к Рафу, добавил. — Вот ведь, мульда зелёная. Каждый раз забывают.

Сигнальная лампа погасла через минуту. Включенным остался только "писюн" — закрепленный на кровле пласта сквироновый датчик. Все внутришахтные газоанализаторы имели взрывобезопасное исполнение, и отключить их мог только полный дурак.

— Ну что, начнем потихоньку...

Дурк крякнул и приступил к работе.

Раф был у него на подхвате. Вынимал из ящика конфигурат-капсулы, формировал взрывчатые жгуты, растягивал и проверял провода. Дед заряжал забой: раскладывал по шпурам заряды, снабжал детонаторами, соединял во взрывную цепь.

— Вроде нормально, — "залепив" последнюю скважину, он вытер со лба трудовой пот и глянул на Рафа. — Прозванивать будешь?

"Ученик" засмеялся. Ещё одна "стандартная" шутка.

— Ну, нет так нет, — ухмыльнулся взрывник. — Тогда собирай и пошли.

Собирать требовалось обрезки провода, опустевшие капсулы, крошки конфигурата... короче, всё, что было принесено с собой, но не попало в работу ... Всё, кроме капсюлей-детонаторов. Их Дед хранил в отдельной шкатулке и никогда никому не доверял...

— Товсь! Палим!

Звук взрыва донесся до ждущих его шахтеров мгновением позже, чем прокатившаяся по сводам волна. Сотрясение хоть и не сильное, но все равно — неприятное. Всякий раз у Рафа складывалось ощущение, что кровля вот-вот обвалится, и миллионотонная масса породы погребет под собой и людей, и технику. Это чувство проходило только со звуком: если прогрохотало, значит, уже не опасно. "Свою пулю ты не услышишь", — именно с этим не слишком понятным воспоминанием ассоциировались у сорок четвертого любые подрывы в выработках.

— Ну что, пойдём глянем? — сам себе предложил Дед минуты через четыре, когда бОльшая часть пыли уже осела и можно было хоть что-нибудь разглядеть.

Следующие пять минут, пока остальные осматривали и обстукивали кровлю на предмет заколотых взрывом, но не упавших кусков, он тщательно обследовал забой и вываленную породу, после чего коротко резюмировал:

— Отказов нет, оторвало нормально, можно включать.

— Щелчок! Дуй к Пыху по-быстрому. Передай, что можно включать, — продублировал команду Зар, а затем повторил её, обращаясь уже не к десятому, а к сорок шестому. — А ты, Прун, проверь, чтобы в диспетчерскую сообщили, а то ведь напутает — зорсова щелка! — я его знаю...

Когда линия опять заработала и пошла напруга на агрегаты, в забое началась выгрузка-погрузка "отпала". Гремели ковшовые лапы, позванивал скребковый конвейер, свистел вырывающийся из стыков пневмопроводов воздух. Всего четверть часа и полутора сотен тонн поблескивающего в фонарном свете сквирилия как не бывало. Гусеничной техникой управлял Сагиш, Махир поддерживал питающий кабель, чтобы его случайно не передавило, Раф с Заром орудовали лопатами — зачищали места, куда не "пролезала" машина, Крит с Ларсом обеспечивали работу ленточной магистрали, Слабый и Борода готовили крепежные арки. Их устанавливали еще полчаса, после того как полностью зачистили почву и своды.

— Ох, тяжелые дуры, — выдохнул под конец Зар.

Остальные с ним мысленно согласились. Рамные элементы весили и вправду немало: верхняк — фунтов под триста, ножки — по двести с гаком.

— А Крит-то куда подевался? — неожиданно вскинулся бригадир.

— Грунт перетягивает, — заржал Борода, указывая на сложенные невдалеке металлоизделия, приготовленные для следующих выпалов.

— Ай, молодца! — поддержал приятеля Слабый. — Везде первый. И с бабой елозить, и на затяжке спать.

Сорок второй действительно спал, а точнее, бессовестно дрых на "затяжке" — толстой листовой полосе, предназначенной для перекрытия между рамами. Шахтёры частенько использовали её, чтобы "ровнять позвоночник", если кого-то внезапно скрючивало от "перегруза", но тупо кемарить на ней, когда другие работают, считалось наглостью.

Крита, конечно, подняли. Пинками, шуточками, матерком. А потом Зар наложил на проштрафившегося взыскание:

— Две смены — бегунец на лопате.

— Как это? — удивился Крит.

— Так это, — передразнил бригадир. — Лопатой будешь махать и бегать, куда горловые прикажут. Понял?

— Понял, — уныло вздохнул сорок второй...

Вторая отпалка прошла так же как первая. Забой продвинулся ещё на два с половиной ярда, маркшейдерские отметки проверили, выпал очистили, свод выровняли и раскрепили...

— Палим дальше или займётесь конвейером? — дежурно поинтересовался Дед, когда погрузочная машина вновь отползла от забоя на безопасное расстояние.

Зар размышлял недолго.

— Палим. Конвейер потом нарастим.

— Палим, так палим, — не стал спорить взрывник...

Минут через сорок шпуры были просверлены, и Дед с Рафом опять занялись подготовкой к подрыву.

— Не нравится мне этот пласт, — неожиданно заявил Дед после шестой скважины. — Чем, не пойму, но вот не нравится, и всё тут.

— Так, может, не будем тогда палить? — предложил Раф. — Звякнем диспетчеру. Вызовем главного, пусть тоже посмотрит.

— Не будет главный смотреть, у него план, а по плану следующий спуск послезавтра. Думать придется самим, такие дела...

Какое-то время в забое было относительно тихо. Дурк думал. Раф ждал.

— Ладно, отпалим ещё разок, а дальше посмотрим, — взрывник качнулся вперед, резко тряхнул головой, словно пытался выбросить из неё ненужные мысли, затем повернулся к Рафу и нарочито весело проговорил. — Не дрейфь, парень! Всё будет тип-топ...

На закладку оставшихся одиннадцати шпуров ушло минут десять.

Закончив работу, сорок четвертый и Дед отошли к ожидающим их шахтерам...

— Товсь! Палим!

Волна. Грохотание. Пыль...

Вторая волна... Третья... Четвертая... Какой-то неясный, но навевающий жуть скрип под только что раскрепленными сводами.

Лицо бригадира недоуменно вытянулось.

— Что за фигня?

Ему никто не ответил.

Со стороны устья донесся протяжный звук, напоминающий стон раненного верлода.

Дед поднял руку.

— Всем тихо. Не двигаться. Сейчас я...

Договорить взрывник не успел.

Прямо над его головой раздался противный писк.

Пищал установленный на своде датчик сквирона.

— Бляха-муха! — выдохнул Борода.

— Влипли, — пробормотал Слабый.

Раф был согласен с обоими.

Но уже через пару мгновений понял, что "влипли" — это ещё мягко сказано.

По штреку прокатились две новых волны, сопровождаемые низким шипением.

Потом шипение прекратилось, а вместе с ним исчезли и прочие звуки. Вырубилась вентиляция, перестал пищать газовый датчик. Выработку накрыла зловещая тишина.

Погасли подвешенные тут и там фонари, однако темнее в забое не стало. Воздух словно наполнился мириадами светящихся огоньков. Слабых в отдельности, но вместе — сливающихся в голубовато-призрачное сияние, проникающее в каждую выемку и каждую нишу, лишающее теней каждый выступ.

Слева и справа сияние сгущалось в туман. Его клубы источали неприятный для глаз синий свет, заставляющий болезненно щуриться или вообще — отворачиваться.

Всеобщее замешательство длилось секунд пятнадцать, пока кто-то, наконец, не решился озвучить:

— Синяя дурь!

Ещё секунда ушла на осознание очевидного.

— Ой, мляяяя...

— Попали...

— Трындец...

О "синей дури" на руднике не слышал только ленивый, но, что она из себя представляет, никто толком не знал. Большинство из тех, кто с ней сталкивался, уже ничего не могли рассказать. А те, кто могли, с шахтерами не общались, но, по слухам, все они умерли в ужасных мучениях. Достоверно известно было одно: "синяя дурь" — самое страшное, что только может случиться в подземных выработках. Она не просто смертельна. Она и есть смерть.

При первых же признаках её появления — сверхвысокой концентрации сквирона и мощном электромагнитном импульсе, горный участок мгновенно перекрывался и обесточивался. Карантин длился месяц. Считалось, что тридцати дней достаточно, чтобы "дурь" полностью выветрилась. Из выработок откачивалась вода, штреки и просеки несколько дней продувались мощными потоками воздуха, затем карантинный участок обследовали специалисты компании. Попавших под прямой выброс, как правило, не находили. Если кто и спасался, то их тела чаще всего обнаруживали на верхних уровнях, вдали от опасных мест, а ген "живучести" в трупах отсутствовал. В первые дни после выброса эти несчастные ещё звонили диспетчеру по проводным аппаратам, используя аварийные аккумуляторы и подключаясь с их помощью к линиям связи, но примерно через неделю звонки прекращались. У "выживших" просто заканчивались энергия, пища и способности к регенерации. Спасти их никто не пытался...

— А ну, тихо, б... ! Я сказал! — Дед вновь поднял руку и сжал кулак, словно кому-то грозил.

Вольно или невольно, его послушалось. Видимо, просто почувствовали: он здесь не только самый опытный, но и самый информированный, и знает о "дури" то, что не знают другие. А может и вовсе — сталкивался с ней когда-то "лицом к лицу".

Восемь пар глаз уставились на взрывника в ожидании если не чуда, то хотя бы определенности.

— Что будем делать, Дед? — выразил общее настроение Раф.

— Что делать, что делать... спасаться, что же ещё? — дернул плечом взрывник. — Сквирона здесь дохрена и больше, но три-четыре часа мы выдержим. У стафов необратимые изменения, насколько я помню, наступают часов через восемь.

— А у лефов? — подал голос двадцать шестой.

Дед поморщился, но всё же ответил:

— Я потому и сказал "три-четыре", что среди нас есть спары и лефы. Теперь, надеюсь, понятно?

Слабый молча кивнул. Ларс нервно прокашлялся.

Лефами и спарами среди попавших под "дурь" были только они. Прун, Чих-Пых и Щелчок, тоже имеющие низкую степень "живучести", в забое отсутствовали, и что с ними произошло в момент выброса, ни Раф, ни другие не знали...

— Короче, стоим, не дёргаемся. Смотрим, куда синюха попрёт, — взрывник указал на туман, колышущийся с обеих сторон, ярдах в пятнадцати от шахтеров. — Главное, не касаться её. Тогда шансы есть.

Напряженное ожидание длилось минуты четыре.

С каждой секундой синий туман колыхался все медленнее, затем стал просто дрожать и, наконец, застыл неподвижно, словно его заморозили. Дорога к забою была перекрыта полностью, проход наружу, к откаточному квершлагу, оставался частично открытым.

— Нам туда, — кивнул Дед на свободную от "синюхи" область вдоль ленточного конвейера. — Идём аккуратно, руками-ногами не дры...

— Зар! Зар! Беда! Обвал! Зар! Беда... — голос Щелчка звучал приглушенно, его силуэт сквозь полупрозрачную толщу тумана едва угадывался.

— Стой! Стой, идиот! Стой, я сказал!

Предупредительный крик не помог. То ли десятый его не услышал, то ли не понял, то ли так быстро бежал, что не сумел вовремя остановиться и на полном ходу влетел в синюю муть.

Туман всколыхнулся так, будто в него ударили огромным воздушным молотом. А через миг он буквально взорвался, и если бы люди стояли чуть ближе, спасать было бы уже некого. Синими кляксами заляпало и стены, и свод, и погрузочную машину, и сложенную поблизости крепь... Больше всего досталось конвейеру — он практически утонул в клочьях растекшегося по штреку тумана. Что же касается бедолаги Щелчка, то он просто исчез — растворился в ярко-синюшном мареве...

Шахтёры потрясенно молчали.

Легенды и слухи оказались правдой. "Синяя дурь" действительно убивала, и убивала бесследно.

— Мир праху, — вздохнул взрывник, когда туман опять превратился в "замёрзшую вату".

— Покоя душе, — тихо продолжил Махир.

— Клеть на уровень ноль, — пробормотал Раф.

На руднике не было горизонта с номером "ноль", только плюс или минус. На нулевом уровне, как считалось, обитали души погибших шахтёров.

Рафу даже показалось на миг, что это не сказки и что туман успокоился не просто так, а лишь когда получил свою жертву.

Капли и кляксы, словно живые, сползли с обрызганных "синюхой" поверхностей и втянулись в полупрозрачный "сугроб", который теперь стал больше, разросшись почти на всю ширину прохода к квершлагу. Свободной оставалась лишь узкая полоса над лентой конвейера. Если и можно пройти, то только на четвереньках, вплотную к стене...

— Хреново дело, — Дед упёр взгляд в тянущуюся под кровлей трубу вентиляции. — Напруга у вас тут имеется?

— Аккумуляторы, основной и резервный, — Зар указал на погрузочную машину.

— Я не про здесь, а про где вентиляторы, — вольнонаёмный махнул рукой в сторону выхода из забоя.

— Один генератор возле ствола, второй на откатке. Откаточный подключить можно, он рядом, — сообщил Раф, уже догадываясь, что хочет сделать взрывник. — Если, конечно, Чих-Пых на месте...

— Боюсь, уже не на месте, — покачал головой старый шахтёр. — А если и да, то наверняка под завалом. Без посторонней помощи оттуда не выбраться. А вентиляторы нам надо включить кровь из носу.

— Хочешь попробовать сдуть эту хрень?

— Хочу. Попытка не пытка. Раньше такое случалось.

Раф с Заром переглянулись.

Подозрения насчет Деда и "синей дури" получили ещё одно подтверждение.

— Думаю... думаю, надо кому-то пойти туда, — несколько неуверенно предложил бригадир секунд через пять, покосившись на взрывника.

Тот стоял, привалившись спиной к стене, зажмурив глаза и лихорадочно ощупывая пальцами каменную поверхность. На предложение он почему-то не отозвался.

Зар подождал еще пять секунд, потом просто пожал плечами и повторил, но уже более твердым голосом:

— Да. Кто-то должен пойти и переключить вентиляторы на резерв.

Сказал и в упор посмотрел на сорок второго.

Крит открыл было рот, чтобы ответить, но его опередил Махир:

— Давайте, я. Я меньше других, я пролезу.

— Пролезть-то пролезешь, а дальше? — усмехнулся выступивший вперёд Борода. — Весу в тебе всего ничего, ста фунтов не наберется, а там тяжести придется таскать. Генератор четыреста с гаком, ты его сутки кантовать будешь, мы трижды подохнуть успеем. Поэтому...

— Поэтому пойду я, — перебил приятеля Слабый.

— Чего это ты? — вскинулся Борода.

Их спор остановил Раф:

— Всё! Хватит бодаться! Вы оба слишком здоровые и в эту щель не пролезете.

— Это точно. У них со щелями всегда проблемы, — захохотал Крит. — А я вот, пожалуй, смогу. Да и потом, меня ж бегунцом назначили, так что деваться некуда — придется бежать.

Он глянул на Зара, потом неожиданно помрачнел, сжал губы и, не дожидаясь ни одобрения, ни поддержки, принялся быстро скидывать с себя "лишнее": каску, ремень, тормозок, робу...

Последним предметом, от которого "избавился" Крит, был выуженный из кармана кристаллик какого-то минерала, совсем небольшой, меньше полногтя, но даже на неискушенный взгляд — довольно красивый и, скорее всего, дорогой.

Сорок второй протянул камушек Рафу:

— Слушай, ты это... ну, в общем ... — Крит внезапно смутился. — Короче, ежели что, отдай его Бэлти. Ага?

Раф кивнул и попытался забрать "подарок", но... сорок второй вдруг резко переменился в лице и отдернул руку.

— Нет. Не надо. Лучше я сам... Сам...

Он развернулся и, покачиваясь, будто пьяный, двинулся к перегораживающей штрек "синей дури".

— Не дойдёт... — вырвалось у кого-то.

— Дойдёт, мля! — злобно выдохнул Зар.

И, словно бы в подтверждение его слов, за три шага до "ватной" преграды Крит перестал раскачиваться, с неимоверной легкостью запрыгнул на ленту конвейера и, не оглядываясь, нырнул в узкий проход.

Остальные следили за его действиями, затаив дыхание.

Все, кроме Деда. Не обращая внимания на окружающих, он продолжал ощупывать стены...

— Молодец. Молодец. Давай. Ну же. Еще немного. Давай. Молоток, — шептал стоящий справа от Рафа Махир.

Сам Раф просто сжимал кулаки на удачу.

Нора в "синюхе" тянулась ярдов на двадцать. Сорок второй прополз половину, но теперь ему предстояло самое сложное. Несколько каменных выступов сильно сужали и без того неширокий проход, и их требовалось обойти буквально впритирку.

Первые два препятствия Крит преодолел играючи. С третьим пришлось чуток повозиться, но парень обогнул и его. Следующим шёл острый штырь, выпирающий не из стены, а из свода, и сорок второй решился не обойти, а поднырнуть под преграду. Он прямо-таки распластался под каменным зубом и принялся потихоньку подтягивать тело вперёд, вместе с конвейерной лентой. Увы, но, по всей вероятности, именно это и стало причиной того, что произошло дальше.

Конвейер внезапно ожил. То ли за счет электромагнитной индукции зарядился какой-нибудь конденсатор, то ли что-то другое, но в итоге приводной механизм провернулся почти на полоборота, и сорок второго попросту протащило спиной по зубцу.

Болезненно просипев, он изогнулся дугой и... коснулся локтем туманной кромки.

Нет, туман не "взорвался". На этот раз всё получилось проще, обыденнее и — страшнее.

От "ваты" к стене вдруг протянулись синие "щупальца". Они обволакивали человека со всех сторон, и чем больше он дергался, пытаясь вырваться из тенет, тем сильнее сжимался синюшный кокон.

Раф видел, как Крит изворачивается, пробуя сбросить с себя липкую дрянь, как один по-змеиному извивающийся отросток залепляет ему лицо, как разжимаются пальцы и из ладони выкатывается кристалл, как "щупальца" начинают пухнуть и человеческое тело под ними почему-то не сдавливается, а, наоборот, раздувается, становясь при этом прозрачным, словно пузырь, а затем... Затем оно просто лопается, забрызгивая все вокруг синими кляксами. Проход исчезает. "Вата" перегораживает штрек на всю ширину...

— Я был не прав. Эту синюху через трубу не возьмёшь. Зря вы его послали туда.

Взрывник, наконец, очнулся и перестал скрести стену. Голос его звучал глухо, словно со стороны. Раф понимал, что, по большому счету, в том, что случилось, Дед не виноват, но ему отчего-то хотелось... очень сильно хотелось врезать этому "провокатору" в челюсть. Ведь если бы не его уверенность, что "синюю дурь" можно сдуть, Крит остался бы жив.

— Говорят, что дурь пожирает души шахтёров, — Дед как будто не чувствовал, что думает Раф, что думают остальные. Похоже, ему было просто плевать. — Да, это так. Я теперь точно знаю.

Он оторвался от камня и медленно подошел к застывшей в проходе "синюхе".

Шахтёры неприязненно следили за ним, но остановить не пытались.

Дед долго стоял перед "ватной" стеной, затем повернулся и коротко сообщил:

— Надо взрывать.

— Взрывать?! Синюю дурь?! — вытаращился на него Борода.

— Нет, не её, — Дед усмехнулся и указал пальцем за спины стоящих. — Отпаливать надо вот эту стену. Дурь появляется только из тех пород, где нет полостей. Здесь, — он обвёл взглядом свободную от "синюхи" часть выработки, — здесь эта гадость не появилась. Поэтому и палить надо тоже здесь.

— А почему именно эту стену, а не напротив? Чем она лучше? — язвительно поинтересовался Зар.

— Потому что изгиб. А на тупой угол и просек короче, и рвать удобнее, — пожал плечами взрывник. — И дыры там есть. Я это чувствую.

Соглашаться с ним не спешили. Хватило погибшего Крита.

Однако и медлить тоже не стоило. Все понимали: чем дольше они здесь находятся, чем дольше дышат сквироном, тем меньше шансов спастись.

Первым не выдержал Раф:

— Там у второй бригады лава была. Так что, возможно, да — есть полости.

Бригадир недовольно поморщился.

— Полагаешь, конюшня в буте?

— Забутовкой у них Лопата и Штырь занимаются, — подал голос двадцать шестой. — Они ленивые. У них это запросто.

Зар почесал за ухом, хмуро взглянул на Деда...

— Ладно. Деваться некуда. Будем палить...

Отпаливать новый забой пришлось трижды.

Сверла работали на снятых с погрузочной машины аккумуляторах. Сама машина служила укрытием — за ней прятались, когда гремел взрыв. Выпалку убирали вручную, только не всю, а ту, которая мешала проходу.

Доверие к Деду потихонечку восстанавливалось. Стену он подрывал мастерски, с минимумом шпуров и на максимум хода. И предупреждение, что на каждом отпале "синяя дурь" будет подбираться всё ближе, было озвучено вовремя — перед тем, как снимали аккумуляторы, а не потом. Иначе машина попала бы под "синюху" уже после первого взрыва, и передвинуть её в нужное место проходчики не смогли бы. На третьем отпале "дурь" колыхалась в десяти футах от погрузочного ковша. Счастье, что четвертого не понадобилось.

— Есть! — победно вскинул кулак взрывник, перебравшись через груду обломков и осмотрев результаты подрыва. — Щёлка три пальца. Добьём без свистка.

Проём между штреком и найденной в горном массиве полостью, похожей на извилистый ход, доделывали кувалдами.

В образовавшийся лаз первым пролез Махир.

— На пару плевков, — донеслось оттуда через минуту.

Следующими, прихватив кувалды, в темноту отправились Слабый и Борода.

На вырубку выхода в соседнюю лаву ушло около трёх минут. Удары кувалд прекратились, а спустя ещё какое-то время из лаза высунулась чумазая, но довольная физиономия сорок пятого.

— Готово, Зар! Можем сматываться.

— Дури там нет, не смотрел?

— Чисто, — оскалился парень.

— Тогда пошли!

Приказ подоспел как нельзя кстати.

"Синюха" опять оттаяла и начала колыхаться в опасной близости от людей.

Рафу даже пришлось уворачиваться и отскакивать, из-за чего он чуть было не брякнулся на пятую точку.

— От, тварь! Пчхи!

Пусть "вата" его не достала, но отряхиваться от пыли всё же пришлось.

— Да мать твою в душу!

Руку что-то кольнуло.

Раф взглянул на ладонь.

В небольшой ранке застрял прозрачный кристаллик, похожий на тот, что был у сорок второго. Вынув его и чуть присмотревшись, Раф с удивлением обнаружил, что он не просто похож, а тот самый и есть. Разбираться сорок четвертый не стал — просто сунул находку в карман и побежал к лазу. Зар, Сагиш и Ларс уже скрылись внутри. В зажатом "дурью" забое оставались лишь Раф и Дед.

— ВэВэ не забудь, — буркнул Дед, указывая на "сундучок" с взрывчаткой. — Там немного, но пригодится. А ещё вот, — он протянул Рафу шкатулочку с детонаторами. — Надеюсь, знаешь, как пользоваться?

— Эмм... да. Знаю.

Сказать, что сорок четвертый был ошарашен, значит ничего не сказать.

— Небось, удивлен, да? — правильно понял его замешательство Дед.

Раф спрятал шкатулку за пазуху и молча кивнул.

Взрывник криво усмехнулся:

— Всё дело в том, что я остаюсь. Да-да, ты не ослышался. Остаюсь. Я так решил.

— Но... почему?! — выдохнул в изумлении "ученик".

— Смотри.

Дед закатал рукава.

Раф вздрогнул.

Кожа на обеих руках от запястья до локтя была ярко-синего цвета и внешне напоминала потёртую губку, пористую и ноздреватую, сочающуюся слизью и сукровицей.

— Что, неприятно?

Вопрос явно был риторическим, и Раф не стал на него отвечать.

Взрывник вернул рукава на место и устало вздохнул:

— Я заражён, парень. Заражён давно, но проявилось это только сегодня. Сам понимаешь, если я пойду с вами, то заражу всех... а, может, не заражу. Заранее не узнаешь, но проверять не хочется. С дурью я встречался два раза. Сейчас третий и, вероятно, последний. Синяя дурь — это голодный зверь. Она питается душами. Чтобы насытиться, их нужно не меньше трёх. Конечно, она может слопать и больше, но после третьей сама искать пищу не будет и просто впадёт в спячку. А после исчезнет. До тех пор, пока снова не проголодается.

Дед перевел дух и указал на лаз:

— Всё. Иди. Мне ты уже не поможешь, а вот себе... Запомни, парень, что я скажу. Не верь прошлому. Не бойся того, что будет. Живи настоящим. И ещё. На уровне минус десять есть небольшой продскладик, пять ящиков концентрата. Захочешь — найдёшь. Всё. Удачи.

Махнув на прощанье рукой, он развернулся и медленно побрёл к наполовину погруженной в "синюху" гусеничной машине.

Раф уже знал, что произойдет дальше, но смотреть на это ему не хотелось.

Спустя полминуты, когда он уже почти добрался до старой лавы, нависающий над ним свод неожиданно вздрогнул, затем сзади раздался негромкий хлопок, и что-то мягко толкнуло в спину.

"Жжаошши, жжаошши..." — мелькнуло на грани сознания.

Избавляясь от наваждения и попавшей в нос пыли, сорок четвертый тряхнул головой, чихнул, выдохнул и быстро двинулся дальше.

"Прощай, Дед. Удачи тебе на уровне ноль..."

На все вопросы о Деде Раф отвечал кратко: "Сказал, чтобы не ждали", а выяснять подробности никто не решался — слишком уж мрачным он выглядел. К тому же, как ни крути, чужаком для бывших кочевников считался каждый вольнонаемный, даже такой как Дед, поэтому его судьба волновала их постольку-поскольку. Сказал "Не ждите", и зорс с ним, других дел хватает: узнать, что случилось с Чих-Пыхом и Пруном, дойти до ствола, подняться на верхние уровни, где концентрация сквирона поменьше, доложить о проблемах в диспетчерскую... Хотя последнее не обязательно. Если там уже знают о "синей дури", звони не звони, результат один — пока тридцать дней не пройдет, из карантинной зоны не выпустят...

До своего забоя, точнее, до его устья, где располагались насосы и вентилятор и где должны были находиться Прун и Чих-Пых, горняки добирались почти полчаса. Старая лава выходила в другой откаточный коридор, поэтому двигаться пришлось "окольным путем". А когда, наконец, дошли, то ничего хорошего не обнаружили. Оборудование и штрек были завалены обрушившейся породой.

Спустя пятнадцать минут нашли каску тридцать седьмого, а чуть позже его самого.

— И-эх... Сколько раз говорил ему, береги голову, и всё зря, — грустно заметил Слабый, глядя на труп товарища.

— Не восстановится, — резюмировал бригадир. — Копаем дальше. Может, и Прун отыщется...

Прун отыскался минут через десять, но так же, как Пых, к регенерации он был не способен. Полученные повреждения оказались слишком тяжелыми. "Стаф" с ними, может, и справился бы, но "спар", при всём желании — нет...

Попрощавшись с погибшими, шахтёры двинулись дальше. С момента выброса прошло три часа и, чтобы не подхватить "синьку", им следовало как можно скорее покинуть минус семнадцатый горизонт. Споров и ругани не было. Все сходились во мнении, что подниматься надо на жилой уровень, на минус семь...

Дорогу к стволу несколько раз преграждали обрушения и завалы. Их обходили по другим галереям, однако завалы встречались и там, и в итоге привычный путь всё больше и больше становился похожим на лабиринт. Имеющийся у Зара газоанализатор показывал десятикратное превышение ПДК сквирона. Это, конечно, лучше, чем почти пятидесятикратное в забое с "дурью", но тоже — не сахар. Хорошо, что она сама нигде больше не встречалась, иначе было бы совсем кисло.

На стволовую площадку они вышли лишь через час, уставшие, увешанные инструментами и имуществом. Из брошенного забоя забирали всё, что могли унести. Даже лопаты с кувалдами. Хотя, возможно, они-то как раз и являлись основной ценностью. Без них расчистка попадающихся на пути вывалов и нагромождений превратилась бы в сущий кошмар.

Кроме взрывчатки и личных вещей, Раф тащил на себе два мотка кабеля, мешок метизов, лом и части пневмонасоса. Общий вес — фунтов сто пятьдесят. Другие нагрузились не меньше. Чего не имелось в запасе, так это продовольствия. Спускаясь на минус семнадцать, каждый взял с собой лишь по стандартному тормозку: фляга с водой и три порции концентрата. Если не шиковать, хватит дня на четыре. О складе на минус десятом уровне, про который упоминал Дед, сорок четвертый никому пока не рассказывал...

— Эй! Недоразвитые! Чего делаем, кого бьём?! — весело бросил семнадцатый, разглядывая возню около стопорного загончика.

Трое мутузили одного. С чувством, с толком, с расстановкой.

Раф знал всех четверых. Маргаш, Комель, Жуст. "Лефы" из третьей бригады. Сороковой, двенадцатый, двадцать девятый. Что же касается избиваемого, то...

— Тю! Так это же стволовой! — Борода радостно потёр руки. — А ну-ка, дайте и мне приложить...

— Хватит трепаться! — остановил его Зар. — Вы тоже, хорош! — он развернулся в сторону драчунов и резко повысил голос. — Всё, я сказал! Хватит!

Ремонтники его словно не слышали и продолжали с упоением пинать "штатного" стукача.

Бригадир раздраженно поморщился.

— Борода! Слабый!

— Чего?

— Успокойте долдонов.

— Это мы мигом, — довольно оскалился двадцать шестой.

Через секунду от стволового отлетел Комель, еще через миг — Маргаш. Жуста пришлось вразумлять тумаками — войдя в раж, он никак не хотел отрываться от "увлекательного" занятия.

Стоящий на карачках сорок седьмой, сообразив, что про него на время забыли, тут же отполз к загончику и спрятался за перегородкой.

— Что происходит? — Зар сбросил поклажу и подошёл ближе. — В чем дело, я спрашиваю? За что вы его?

— За то, что сука, — тяжело дыша, процедил Маргаш.

— Это я и без вас знаю. За что конкретно? И вообще, где остальные?

— Нет остальных. Были да кончились, — со злостью проговорил Жуст, утирая кровь с разбитого носа. — Мы в вашей лаве кормильца на профилактику ставили, а оно как шарахнет. Семерых завалило, хрен вытащишь. Троих кое-как смогли, а толку-то — все нулевые.

— Не восстанавливаются?

— Даже намеков нет.

— Понятненько, — бригадир почесал затылок. — Так. А с этим чего? — он указал на загончик. — Этот в чем провинился? Кроме того, что сука, конечно...

— Этот-то? — Жуст смерил презрительным взглядом съежившегося за перегородкой сорок седьмого. — Этот и поднимать не хочет, и код не даёт. И двери все заблокировал, сволочь.

— Это не я, они сами закрылись, — проскулил "хозяин ствола".

— Что?! — ремонтник сжал кулаки и с самым решительным видом шагнул к "загону".

Зар еле успел остановить его, уже настроившегося на дальнейшее "обучение уму-разуму".

— Он прав. Двери закрылись сами, автоматически.

— Как это? Почему? — опешил двадцать девятый.

— Потому что синяя дурь. Вот почему...

На то, чтобы разъяснить ремонтникам ситуацию, ушло меньше минуты.

Что такое "синяя дурь", они слышали. А о том, какие предпринимаются действия, когда случается выброс, были осведомлены даже лучше проходчиков.

— Вот ведь зараза какая?! — сплюнул с досадой Комель. — Теперь хрен убежишь. Электричество вырубили, барбос перекрыли... И этот тоже. У-у, сволочь! — замахнулся он на стволового. — А ну, говори, какой код на дверях!

Дверь, ведущая на "барбос" (лестничное отделение ствола), действительно запиралась и отпиралась кодом. А еще механически — кремальерой, но она находилась внутри, и ей, по большому счету, никто никогда не пользовался — топать шестьсот футов вниз, а затем вверх, только чтобы заблокировать двери намертво, не стал бы и полный дурак.

— Проблема однако, — пробормотал бригадир, в очередной раз останавливая расправу над стволовым. — Убираться отсюда надо, а как — неизвестно. Ну, разве что как всегда, через задницу.

Со стороны ремонтников донесся натужный смешок.

— Короче, сделаем так. Вы отойдите подальше, а я с ним сам побеседую. Думаю, он мне не откажет, — Зар многозначительно усмехнулся и повернул голову к трясущемуся от страха сорок седьмому. — Ты же ведь не откажешь мне, да?.. Ну, вот и ладненько. Тогда, пожалуй, начнём...

"Беседа" со стволовым продолжалась минуты четыре. Потом в загоне всё стихло, и из него вышел хмурый и чем-то весьма озадаченный Зар.

— Ну, узнал что-нибудь? — спросил Раф.

Бригадир окинул его задумчивым взглядом:

— Сейчас проверим.

Он подошёл к лестничной зоне и принялся набирать код на панели.

В бронированной двери что-то пискнуло, и она медленно отворилась.

Зар проскользнул внутрь, потом развернулся, помахал шахтёрам рукой и буднично произнёс:

— Пока, парни. Удачи вам на уровне ноль.

Дверь с лязгом захлопнулась.

Проскрежетала закрываемая со стороны лестницы кремальера...

— Что это было? — Слабый с недоумением обернулся на остальных.

Судя по вытянувшимся лицам, другие тоже пока не поняли, в чём "прикол".

— Нулевой, — сообщил заглянувший в загон Махир.

— Он что, замочил стволового? — уставился на него Раф.

— Выходит, что так, — пожал плечами парнишка.

— А зачем?

— Видимо, что-то узнал от него.

— Узнал и...

— Смылся.

— Точно, б...

— А может, он, типа, спасти всех решил? Ну, в смысле, один, чтобы другие не пострада...

— Нет!

Все повернулись к Сагишу. И немудрено. На памяти Рафа, это было первое слово, которое тот произнес за всё время работы в шахте.

— Нет, — повторил "молчун". — Кто предал раз, предаст и второй.

Голос его звучал твердо.

— Поясни.

Раф упёрся взглядом в тридцатого.

Сагиш взгляд выдержал.

— Зар отвечал за внешнюю безопасность Синей долины. Он дважды сопровождал послов Ку к вождям кланов. В третий раз кутао со звёзд явились без приглашения. Разведка их проморгала. И я теперь знаю, из-за чего. Зар предал свой клан и всех Ал. А сегодня он предал нас.

— Не понимаю. Зачем ему это? Неужели он думает, что можно спастись в одиночку?

— Я знаю, зачем.

Раф пристально посмотрел на семнадцатого.

— Ну, в смысле, догадываюсь, — чуть стушевавшись, уточнил Борода. — Мне Крит говорил и даже показывал.

— Что он тебе показывал?

— У Крита в кондейке ящик заныкан, от ленточных роликов. Он туда раз или два в неделю брикеты откладывал. Вот.

— Брикеты? Какие брикеты? — не понял Раф.

— Обычные. Которые жрать. У него их там штук, наверное, сорок скопилось. Он ещё хвастался, что это, типа, НЗ. Типа, понадобится кому-то, а у него есть. Удобно и клянчить не надо. Вертухаи-то все равно не дадут, ещё и поизмываются, твари...

— Постой-постой. Брикеты — это пищевой концентрат, что ли?

— Ну да, он самый.

— Ага... ага... — Раф сосредоточенно потер нос. — Значит, ты полагаешь, Зар тоже об этом узнал и...

— Конечно, узнал. Крит ему, наверняка, говорил. Он же всё-таки бригадир... был...

— Он, наверное, поэтому и хотел, чтобы именно Крит пошёл вентилятор включать. Ну, там, в забое, — предположил Слабый. — Думал, что Крит никому больше про жратву не сказал. Хотел, сука, чтобы ему всё досталось. На всех там точно не хватит, а одному на месяц самое то... Эх! Знать бы заранее...

— Знал бы заранее, сам бы тогда предателем стал, гы-гы... — попробовал пошутить Комель.

— Что ты сказал?! А ну, повтори! — развернулся к ремонтнику двадцать шестой.

Раф чувствовал: ещё немного и шахтёры взорвутся. Напряжение последних часов явно сказывалось. Синяя дурь, гибель товарищей, лихорадочные попытки спастись, предательство бригадира... Положение складывалось отчаянное.

Выход из него отыскал Сагиш.

— Отставить!

От грозного командного рыка заложило в ушах.

Все волей-неволей замерли.

— Можешь взорвать её? — тридцатый взглянул на Рафа и указал на дверь.

— Попробую...

Спустя пять минут грохнули заложенные в стены заряды. Площадку заволокло пылью. Раф не стал мудрствовать и подорвал не саму дверь, а участок скалы, в которую её врезали. Решение оказалось верным. Дверь вывалилась из проема вместе с замками и рамой.

— Пошли! — скомандовал Сагиш.

— Догоним, порву гада, — пообещал Слабый, ныряя в еще не осевшую пыль.

— В клочки, — поддержал его Борода...

Предателя догнали даже раньше, чем думалось.

На минус двенадцатом уровне барбос "разрывался". К верхней части лестничного ствола вел небольшой коридор, заканчивающийся широкой площадкой с дверью. Возле двери суетился Зар. По всей видимости, он пробовал подобрать код.

— Что, не выходит? — ёрнически поинтересовался Слабый.

— Наверно, из головы вылетело, когда драпал, — пояснил появившийся следом Жуст.

— Не. Это стволовой циферки перепутал, — хохотнул Комель.

— Мочим урода, — подытожил выбравшийся из коридорчика Борода.

Все четверо рванулись к бывшему бригадиру.

Увы, быстрой расправы не получилось — никто из них просто не смог добежать.

Первым свалился Жуст, потом Комель, затем рухнули Слабый и Борода.

Они корчились на камнях, воя от боли, не в силах подняться.

Зар на них не смотрел. С ухмылочкой на лице он наблюдал за тем, как из коридора появляются остальные. В руке у него был зажат пульт АПБ.

— Ну что, желающих нет? Или ещё кто-нибудь попытается?

Он снова нажал на пульт. Лежащие на полу мгновенно затихли.

"Спящий режим", — сообразил Раф.

— Пожалуй, я попытаюсь, — выступил вперёд Сагиш.

Зар приподнял брови.

— Саг АлЗаУл? Неужели? Вот сюрприз, так сюрприз. Право слово, не ожидал.

— Ты не ошибся. Это действительно я, вождь клана ЗаУл, — тридцатый встряхнул руками и, сделав ещё пару шажков, изготовился к бою. То есть, слегка пригнулся и перенёс вес на опорную ногу. Из этого положения броситься на врага было легче всего.

— Ну что ж, на ловца, как говорится, и зверь бежит. Давненько хотел с тобой поквитаться. Жаль, раньше голос не подавал, ждал бы тогда поменьше.

— Меньше слов, больше дела, — презрительно бросил Сагиш. — Давай. Жми свою хренотень. Но смотри, если не выйдет, не обижайся.

— Я тебя за язык не тянул, — усмехнулся Зар, вдавливая кнопку на пульте.

Первые несколько мгновений ничего не происходило. А затем тридцатый шагнул к противнику. Пусть через "не могу", но — шагнул. Потом ещё. И ещё.

Раф видел, что каждое такое движение даётся Сагишу с огромным трудом, словно его руки и ноги опутаны крепчайшей нитью, и преодолеть эту невидимую паутину можно лишь невероятным усилием воли. Что-то подобное Раф наблюдал только раз, на корабле-тюрьме, когда приговоренный к кастрации Нур сумел разорвать ментальные кандалы и едва не добрался до Фарта.

Тогда его остановил бластер.

Сейчас бластера не было.

Был только пульт, и Зар всё давил и давил на кнопку в надежде остановить бывшего вождя племени АлЗаУл. А тот, в свою очередь, шагал и шагал, продираясь сквозь боль и ненависть.

"Нет, всё-таки сейчас по-другому. На корабле Нур просто не замечал ошейника, а здесь всё не так. Здесь один давит, другой сопротивляется..." — Раф пришёл к этой нехитрой мысли, когда Сагиш вдруг пошатнулся и отступил на полшага.

"Не дойдёт", — отчетливо промелькнуло в мозгу.

Так и случилось.

Ровно на середине пути вождь упал на колени. А ещё через пару секунд "бой" завершился. Сагиш осел на землю, несколько раз дернулся и затих, так же, как остальные.

Зар злорадно оскалился.

— Ещё добровольцы есть? Нет? Превосходно.

Предатель снова нажал на кнопку.

Маргаш, Ларс и Махир рухнули, как подкошенные.

— Гадаешь, небось, почему я тебя не тронул? — Зар, чуть прищурившись, рассматривал единственного оставшегося на ногах шахтёра.

— А что тут гадать? — пожал Раф плечами. — Тебе нужен взрывник. Без него ты эту дверь не откроешь.

— Сообразил. Уважаю, — качнул головой бригадир. — Но это ещё не всё. Ещё я знаю, что ты не с Радеса.

— И что? Что это тебе даёт?

— То, что наши старые дрязги от тебя далеки и, значит, договориться с тобой легче, чем с остальными.

— Ларс тоже не с Радеса. Почему ты не выбрал его?

— Во-первых, он не взрывник, а, во-вторых, слабый. Хозяевам рудника такие не интересны.

— А я, стало быть...

— Ты — другое дело. Из сильных "живучих" получаются отличные вольнонаемные. На руднике таких мало. Не каждая партия может похвастаться даже единственным выжившим.

— Ты хочешь сказать, что...

— Да, именно это, — перебил его Зар. — Выживают на сквирилиевых рудниках единицы, но если уж выживают, их судьба становится похожа на сказку. Им предлагают выгодные контракты, причем, не только на шахте. За каждого "суперживучего" наши хозяева получают хорошие отступные, так что им нет большого резона держать тебя при себе. Ты сможешь, если захочешь, стать высокооплачиваемым бойцом, спасателем, сборщиком космических кораблей, исследователем планет, специалистом по агрессивным средам. И с каждым годом стоимость твоего контракта будет только расти. Ты будешь купаться в роскоши, тебя будут ублажать самые красивые женщины, руководители государств и планет будут выстраиваться в очередь, чтобы только пожать твою руку.

Раф усмехнулся.

— Красивая сказка. Но мне она нравится. Возможно, я и приму твоё предложение.

— Примешь, куда ты денешься? — захохотал Зар. — Другого выхода у тебя нет.

— Выход всегда есть, — философски заметил Раф. — Но это сейчас не главное.

— А что главное? — нахмурился бригадир.

— Главное — я не уверен в том, что нас вообще выпустят из карантина. Даже если мы доживем до его окончания.

Зар самодовольно осклабился.

— Можешь не сомневаться. Выпустят. Ещё как выпустят. Смотри.

Он сунул руку в карман и через пару секунд в его ладони появился слабо светящийся камушек.

— Знаешь, что это?

Раф непроизвольно сглотнул. Он никогда раньше не видел радужных бриллиантов, но догадаться, что это и вправду один из них, было несложно.

— Откуда у тебя... это?

— А разве тебе Дурк не рассказывал? Нет?.. Надо же, как интересно, — по лицу бригадира скользнула насмешка. — Впрочем, не важно. Могу и я рассказать. Рано или поздно, ты всё равно узнал бы... Дело всё в том, что радужные бриллианты добываются не только при переработке руды. Иногда они рождаются сами. Довольно часто в синем песке находят сквируд. Это такой кристаллический минерал, тверже любого металла и прозрачнее хрусталя. Наверху его очень ценят. Тому, кто его обнаружил, на личный счет сразу перечисляют две тысячи кредов. Так что стоит лишь отыскать две-три штуки, и ты, считай, на свободе. Однако сквируд — это ещё не всё. Что стоит свобода без денег? Куда ты без них пойдёшь в чужом мире? Только обратно в шахту. Чтобы реально жить, а не выживать, нужны средства. Нужен, как здесь говорят, стартовый капитал, а его можно получить только одним способом — найти в песке настоящий радужный бриллиант. Его цена — миллионы!

Рассказчик приостановился, чтобы перевести дух, и Раф, словно бы сомневаясь в сказанном, тут же поинтересовался:

— И что это даст нашедшему? Зачем платить, если можно просто отнять?

— Хороший вопрос. Правильный, — кивнул Зар. — У простого шахтёра такой бриллиант и вправду отнимут, и хорошо, если не убьют.

— Простой шахтёр — это кто?

— Тот, кто не знает, как обращаться с сокровищем и как его можно использовать.

— А ты, получается, знаешь?

— Я — да. И это известно не только охране, но и хозяевам рудника, а они-то уж точно не дураки и зря рисковать станут. Со мной им дешевле договориться, а не убить.

— Хорошо. Я понял. Последний вопрос.

— Спрашивай.

— Где ты его нашёл?

Зар засмеялся.

— Ещё один хороший вопрос. Хотя и с подвохом. Бриллианты рождает синяя дурь. Один выброс — один бриллиант. Сегодня мне повезло. Я нашёл его первым.

— Его кто-то ещё искал? — удивился Раф.

— А ты думаешь, я один такой умный?

Раф замер, пораженный внезапной мыслью.

— Дед... Его искал Дед.

— Молодец. Всё верно. Всё так и есть, — похвалил бригадир. — Дурк тоже искал бриллиант. Видимо, только поэтому он и остался в забое. Наверняка ведь наплёл тебе какую-то чушь, чтобы ты его не заподозрил. Так?

— Так, — был вынужден согласиться сорок четвертый.

— О чём и речь. Дурк просто избавился от лишних глаз и ушей и начал искать. Но он не учел одного. Того, что бриллиант уже найден.

Зар ещё раз полюбовался на светящийся камушек, после чего спрятал его в карман и вопросительно посмотрел на шахтёра.

— Ну что, согласен помочь мне?

— Что будет с ними? — Раф указал на распластавшиеся по площадке тела.

— Они умрут, — пожал плечами предатель. — А ты — останешься жить.

Раф молча глядел на бывшего, если не друга, то хотя бы просто товарища по несчастью, и вспоминал. Он вспоминал то, чего не было. Перед глазами, словно в калейдоскопе, проносились картинки из кем-то прожитой жизни.

Двое крепких парней держат за руки третьего, младше их года на три.

— Давай! Бей его! Это он украл твою пайку.

— Нет. Он не мог это сделать. Это мой друг, — слышится хрипловатый голос, ломкий, как у любого подростка.

— Не будешь, значит, обманываешь. Значит, ты сам её слопал.

— Нет. Я не лопал. И он не лопал. Отпустите его. Слышите? Отпустите.

— Может, ты хочешь сказать, что это мы твою пайку сожрали?

— Да, хочу. Я знаю, что это сделали вы, а не он.

— Ах ты, сучонок!

В лицо летит чей-то кулак...

Картинка гаснет.

Появляется новая.

Огонь. Дым. Грохот.

— Капрал! Батарею! Быстро!

Человек в бронескафандре склоняется над лучеметом.

Левая рука отсутствует, на её месте — неряшливый пенный тампон.

На тактическом мониторе то появляются, то исчезают темные коробочки танков.

— Лейтенант! Приказано отходить!

Щелкает, вставая в разъём, последний энергомодуль.

— Лейтенант! Слышишь меня? Лейтенант!

— Слышу, капрал. Слышу. Приказано — отходи. Я остаюсь.

— Нельзя, лейтенант! Приказано — всем!

— Мне можно. Я в списках не значусь.

— Да чтоб тебя через душу наискосок! Я с тобой. Без меня ты не справишься.

— Хорошо! Тогда давай цели, капрал!

— Шесть тридцать на восемь. Дистанция два один. Контур четыре. Подсветка.

— Огонь!

Гулко бухает лучемет. Из ствола вырывается плазменный сгусток.

— Пошла, родимая! — орёт лейтенант.

— Пробитие! — радостно вторит напарник...

Картинка опять исчезает.

Перед глазами следующая.

В каждой руке по ножу.

Рывок. Перекат. Подсечка. Росчерк клинка.

Ближний бандит оседает на землю, хватаясь за горло, ещё не осознавая, что уже умер.

Нож летит в цель. Противник рушится на песок. Из глазницы торчит потёртая рукоять.

Главарь реагирует быстро. Тянется к бластеру и жмёт кнопку на пульте.

Кутао с копьём — глупец. Он жаждет ближнего боя.

Бойцу это только на руку. Тело врага — неплохая защита от выстрелов.

Оно принимает в себя сразу четыре заряда.

А теперь в сторону и вперёд.

Влево, вправо, на землю, прыжок, направо...

Заряды проходят мимо...

Удар.

Последний противник падает наземь со сломанным кадыком.

Всё. Кончено.

Ощущение импланта уходит. Вместо него наваливается жуткая боль...

Чёрт! Кнопка! Этот подонок просто зажал её...

"Боевой имплант! — пронзает Рафа совершенно безумная мысль. — Он есть у любого! Главное — захотеть..."

— Ну, так чего? Согласен? — повторяет предатель.

Ему явно не терпится. Он хочет быстрее убраться отсюда.

— Нет. Не согласен, — качает головой Раф.

Он видит, как Зар жмёт кнопку на пульте. Видит, как вытягивается лицо бывшего бригадира.

Глупец! Он просто не знает, что на обладателя боевого импланта, пусть даже ненастоящего, сигнал АПБ не действует.

Легко, словно на тренировке, словно его обучали этому много лет, Раф преодолевает дистанцию между собой и противником.

Удар ногой с разворота.

Враг отлетает к стене со сломанным носом.

Теперь — добивание! Готово!

Вместо лица — кровавое месиво.

Если и восстановится, то только чудом.

Где пульт?

Пульт валяется неподалеку.

Раф поднимает его и жмет кнопку "cancel".

Вот теперь действительно всё.

Сознание гаснет...

— Ты как, нормально?

Голос казался знакомым.

Раф приоткрыл глаза. Сквозь серую пелену проступал чей-то контур. Что-то округлое с ярко светящейся точкой в верхнем сегменте.

— Чудик! Фонарь убери.

Слепящая "точка" исчезла. В глазах прояснилась.

Над сорок четвертым склонились трое шахтёров. Ларс, Борода и Сагиш.

— Что... с этим? — Раф указал глазами налево и вверх.

Не слишком информативно, но его поняли.

— Трупешник, — пробурчал Борода. — Жаль, что не я его...

— Мы ему голову на всякий случай отрезали, — "радостно" сообщил Ларс.

— Хорошо.

Раф снова прикрыл глаза. Он чувствовал, что сильно устал. Вставать не хотелось. Хотелось просто лежать и лежать, ничего не делая и не шевелясь. Ощущение странное и непривычное. Руки и ноги на месте, в теле какая-то непонятная легкость, голова целая, на шею не давит... Стоп! Почему не давит? Должно же...

Раф рывком оторвал тело от камня. Сел, ощупал пальцами шею.

Мозоль от ошейника есть, сам ошейник отсутствует.

— Ты случайно не это ищешь? — рассмеялся Сагиш, поигрывая АПБ-пультом и кивая на валяющиеся кучей браслеты.

— Это, — улыбнулся Раф, уже догадываясь, кому обязан потерей этого "украшения".

Бывший вождь выудил из кучи один из ошейников и передал Рафу.

— Вот этот — Зара. Смотри.

Он принялся нажимать на разные кнопки. С ошейником ничего не происходило, даже покалывания на его внутренней стороне не чувствовалось.

— Обманка, — резюмировал Сагиш. — Зар водил нас всех за нос почти полгода. Даже не знаю, зачем это понадобилось его хозя...

— Вы его обыскали? — прервал Раф вождя.

— Пока нет.

— Пошарьте в левом кармане.

Сагиш мотнул головой Махиру. Тот бросился исполнять.

— Есть! — послышалось через пару секунду, и сразу за этим. — Ну, ни хрена себе...

Все, кто был на площадке, обернулись на его изумленный возглас.

— Ух ты! Вот это да! Что это?!

Раф усмехнулся.

— Вот из-за этого нам и подсунули Зара. Радужный бриллиант того стоил.

— Насколько я помню, на рынке его цена от трёхсот миллионов и выше, — пробормотал Ларс.

— А как его можно использовать, знаешь? — Раф в упор посмотрел на местного уроженца.

— Увы, — развёл тот руками. — Знаю лишь, что его применяют в космосе, а как, что — понятия не имею. В нашем квартале такими вещами не заморачивались.

— Ты полагаешь, за этот камушек мы можем купить свободу? — вмешался Сагиш.

— Просто купить — вряд ли, — покачал головой Раф. — А вот заставить кого-то пойти на сделку — вполне. Такое и вправду возможно.

Он обвёл взглядом всех, кто был на площадке. Шахтёры молчали.

— Я говорил с Заром. Он сказал, что с теми, кто знает, как использовать бриллианты, хозяевам рудника выгоднее договариваться, а не убивать.

— Что предлагаешь? — деловито поинтересовался Сагиш.

— Я думаю, кому-то из нас надо выбраться на поверхность, и, пока мы здесь в карантине, он должен выяснить об этих камнях всё.

— А дальше?

— Дальше по ситуации. Или этот кто-то вернется, и мы будем действовать вместе, или он, владея и камнем, и информацией, договорится с хозяевами рудника и вытащит остальных.

— А если этот кто-то решит сбежать? — подал голос один из ремонтников. — Ну, а чего? Он на свободе, в кармане триста миллионов, живи да радуйся, зачем ему кого-то спасать?

— Наверх надо идти всем. Тогда и соблазнов не будет, — разрешил ситуацию вождь. — А камень потом продадим и деньги поделим. Возражения есть? Нет? Тогда решено. Давай, Раф, взрывай эту тряхомудину, — указал он на дверь...

Подрыв двери прошел даже удачнее, чем на минус семнадцатом — выбило только замки. Петли и раму не перекосило, створку открыли руками, без лома, кувалды и известной всем матери.

До минус седьмого уровня добирались меньше четверти часа.

Прежде чем пробиваться в жилую зону, шахтёры навестили подсобку и аккуратно сгрузили там "лишние" инструменты и оборудование. Там же оставили личные тормозки. Вместе с запасами Крита количество имеющегося концентрата составило семьдесят два брикета — десятерым на неделю, и то, если экономить и не тратить энергию на движения.

— Поищем у вертухаев, — высказался по этому поводу Сагиш.

Он, хотя и решил уже прорываться наверх всем кагалом, но, как и всякий уважающий себя командир, обязан был предусмотреть вариант Б: если пробиться наверх не удастся, придется опять уходить в выработки, а идти туда без жратвы означало обречь себя на голодную смерть.

На стволовую площадку вышли практически налегке, с собой только легкий ручной инструмент, который можно использовать как оружие. Клеть отсутствовала, в загончике было тихо, поэтому задерживаться возле ствола не стали и сразу направились в "грязную" раздевалку, к тамбуру лучевой камеры.

— Бэлти! Ты что здесь делаешь? — приостановился вдруг Борода, заметив прячущуюся за перегородкой женщину.

Следом за ним притормозили ещё не успевшие войти в раздевалку Комель, Раф и Сагиш.

— Да ты выходи, не бойся, не тронем. Тут все свои.

Стволовая робко выглянула из загончика и, убедившись, что тут действительно "все свои", вышла наружу. Через плечо у неё был перекинут ремень, на ремне висела холщовая сумка.

— Я... я думала, это конец... Я так испугалась. Думала, за мной никто уже не придёт...

Голос у Бэлти дрожал. Она и вправду боялась.

— А мы пришли, и нас много, — хохотнул Комель. — Придётся теперь каждого ублажать, а то ведь мы и уйти можем...

— Заткнись! — рявкнул на ремонтника Сагиш.

Тот несколько удивленно посмотрел на вождя, но всё-таки замолчал.

— Внизу синяя дурь. Участок закрыт, — пояснил Сагиш спавшей с лица женщине. — Ты пойдёшь с нами. Здесь оставаться нельзя.

— Хорошо. Я сейчас, сейчас. Мне надо только взять кое-что... Ой, а где Крит? Он же ведь с вами был. Я тут ему передать хотела ... — Бэлти неловко засуетилась, пытаясь отстегнуть клапан у сумки. — У меня тут четыре порции лишние...

Раф махнул рукой остальным, чтобы уходили, а сам шагнул к стволовой.

— Крит не придёт.

— Как это не придёт? — вскинулась женщина. — Он же мне обещал.

— Он не придет. Не сможет прийти, — повторил Раф. — Вот. Это тебе. От Крита.

Он протянул Бэлти кристаллик сквируда.

— Его можно обменять на деньги. Две тысячи. Криту они уже не понадобятся.

— Не понадобятся?

Сумка с глухим стуком упала на камни. Из неё высыпались пищевые брикеты.

Зажав рот ладошкой, женщина с ужасом смотрела на Рафа.

Тот просто молчал. Да и о чём было говорить? Всё, что требовалось сказать, он сказал. То, о чем его просил Крит, сделал. Оставалось лишь подождать, пока Бэлти придёт, наконец, в себя, и можно будет увести её за остальными. Ведь, как ни крути, она теперь тоже — выжившая, и бросить её на произвол судьбы Раф уже не сумел бы...

Бэлти вышла из ступора секунд через десять.

— Я сейчас... сейчас...

Пошатываясь, словно пьяная, забыв про упавшую сумку, она сделала несколько неровных шагов к стволу и вцепилась в решетчатое ограждение.

Раф ждал.

— Он был хороший. Он был... лучше всех, — донеслось до него через пару ударов сердца. — Зачем? Зачем это всё?

Женщина протянула руку сквозь прутья решетки и разжала пальцы.

Прозрачный кристаллик сверкнул в свете шахтерского фонаря и исчез в бездне.

— Зачем это всё? — мёртвым голосом повторила Бэлти и медленно сдвинула стальную щеколду.

Дверь распахнулась. Выход в ствол оказался открыт. Клети там не было.

— Стой! Погоди! Не надо!

Раф опоздал буквально на доли секунды. Женщина шагнула в проём. Остановить её шахтёр не успел...

В раздевалке известие о гибели стволовой встретили гробовым молчанием.

Каждый, на кого Раф бросал взгляд, опускал глаза, словно чего-то стыдился.

"А ведь они все с ней когда-то... хотя бы раз... — пришло внезапно на ум. — Вот только погибла она не из-за них..."

На душе было откровенно паршиво.

Нет, Раф не корил себя. Просто знал, что именно он не смог её удержать...

Подошёл Сагиш.

Положил на плечо руку. Вздохнул.

Стало немного полегче.

— Где будем рвать? — Раф оглядел стены, остановил взгляд на тамбуре.

— Не здесь, — покачал головой вождь. — Там, — кивнул он на дальний угол, — и там, — указал на другую сторону.

— Там так там, — не стал спорить новоиспеченный взрывник.

Он уже понял, почему Сагиш выбрал именно эти места.

Охранники наверняка знают, что шахтеры задумали прорываться в жилую зону, и, значит, ждут их во всеоружии. Но ждут, скорее всего, в лучевой перед тамбуром — это самый удобный путь для прорыва.

Однако Сагиш решил действовать по-другому. Он решил атаковать противника с двух направлений, первый удар — отвлекающий, по вспомогательной галерее. Её местоположение считалось секретом, но разгадать "тайну" большого труда не составило. Едва ли не каждого третьего водили на правёж к Фарту этой "секретной" дорогой — тому нравилось мучить рабов с "комфортом": в отдельной камере и не по трансляции, а вживую. Теперь пришло время расплачиваться за былые "удобства"...

— Всем приготовиться! Разбиться на двойки! Слева — Комель и Жуст, за ними Слабый и Борода, потом Ларс и Маргаш. Справа — я и Махир, Раф — замыкающий. Охрану мочить намертво! Готовы?.. Давай, Раф.

Слева рвануло. И хорошо рвануло. Рафу даже почудился чей-то болезненный выкрик.

Не дожидаясь, пока развеется пыль, в пролом один за другим нырнули Комель и Жуст.

— Первый готов! — донеслось оттуда через секунду.

А ещё через две в пылевом облаке исчезли и остальные назначенные на левую сторону.

— ... шесть, семь... десять, одиннадцать... двадцать два, двадцать три... — размеренно считал Сагиш.

Внутри галереи раздавались громкие крики, мат, удары кувалд, треск шокеров, жужжание свёрл, грохот осыпающихся камней... Тактика довольно простая, но действенная. Не имея возможности противостоять бластерам (как минимум, двум: Фарта и Чау), шахтёры пытались организовать пылевую завесу и навязать врагу ближний бой. В извилистой галерее это вполне проходило.

Сверлильные аппараты с длинными "штангами" и особые варианты "шарошек" давали такое количество пыли, что образующуюся завесу не пробивал даже шахтерский фонарь. "Эсэсовцам" приходилось стрелять вслепую, а тот, кто пробовал подобраться поближе, рисковал сразу же получить по кумполу ломом или кувалдой. В итоге охранники шаг за шагом отступали по галерее туда, где Раф собирался произвести ещё один взрыв.

— Пора! — закончил считать Сагиш.

Раф повернул рукоять.

Шарахнуло качественно. Пришлось даже головой потрясти, чтобы восстановить слух до прежнего уровня.

— Вперёд! — прорычал вождь и, вскинув над головой лом, бросился в пробитую зарядами брешь...

Атака в тыл удалась.

Когда Раф, прикрыв рукавом лицо и сплёвывая попадающую в рот пыль, вошёл в галерею, бой, по существу, уже завершился.

Махиру и Сагишу оставалось только добить контуженных взрывом охранников, что они и сразу же проделали. Несколько хороших ударов кувалдой, и восстанавливать некого. Три трупа, один из которых старший смотрящий.

— Был Фарт, да весь вышел, — рассмеялся Махир, поддевая ногой валяющийся на полу шеврон с двумя молниями.

— Четвертый у вас? — крикнул Сагиш в глубь галереи.

— У нас. Башку потерял, а найти не может, — послышалось из пыльного облака, а через десяток секунд оттуда показались и сами бойцы.

Как это ни удивительно, потерь практически не было. Маргашу слегка зацепило плечо, Комелю — ногу, а Слабый, хотя и словил заряд в правое легкое, но выглядел более-менее сносно и даже в сознании.

Причины такого везения объяснил Борода:

— Эти придурки хотели нас через ошейники прихватить. Пока разобрались, мы уже одного грохнули. Еле ноги от нас унесли. Дебилы.

— У них ещё и бластер рабочий только один, — добавил Жуст. — Вот, — он протянул оружие Сагишу. — Наверное, камнем попало, когда взрывали.

— Скорее всего, — кивнул вождь, осмотрев трофей. — Починить сможете?

— Попробуем. Но это не меньше суток. Ствол перекошенный. Камера накопителя вдребезги. Спуск сло...

— Узнаю черенков, — захохотал Борода. — Как до ремонта доходит, жалиться — первое дело...

— Ну, так бери и делай, раз такой умный, — обиделся Жуст. — А мы...

— Хорош спорить! Все молодцы! — остановил Сагиш едва начавшуюся перепалку. — А теперь ноги в руки, пошли смотреть, что да как..

Он сунул за пояс второй бластер, исправный, снятый с убитого Фарта, и махнул рукой в сторону выхода из галереи:

— Махир, Ларс! Слабого отведите в столовку и дайте ему что-нибудь сытного. Раф, Борода! За вами блок вертухаев. Проверьте, что там у них. А мы, — вождь развернулся к ремонтникам. — Мы глянем казарму. Задачи ясны?.. Выполнять...

В комнатах Бро, Чау и Гая ничего ценного не обнаружилось. Раф там никогда не бывал, но, если честно, думал, что помещения должны быть намного комфортнее. В реальности же от ниш для рабов они отличались только размерами. Плюс имелись кровати и тумбочки. Шкафов не было, лишних вещей тоже. Только вторые комплекты обмундирования и обуви. Аскетично, если не сказать бедно. И тем разительнее оказался контраст между каморками простых надзирателей и апартаментами их начальника.

Фарт жил на широкую ногу. Для подземной тюрьмы его жилище выглядело даже роскошным. Пусть не дворец, но и не юрта кочевника, и уж тем более не карцер для заключенных.

Кабинет, гостинная, спальня, личный санузел. Всё обустроено, оборудовано техникой и камерами слежения. Правда, последние не работали. Причем, не работали не только здесь, но и по всей жилой зоне минус седьмого уровня. Причину Раф выяснил, когда стал разбираться с охранными мониторами, установленными в кабинете.

Судя по схеме устройств, основной питающий кабель проходил по вспомогательной галерее, и, по всей видимости, его повредило взрывом. Случайность, конечно, но случайность счастливая. Раф только сейчас понял, до какой степени им повезло. Сигнал с камер шёл не только сюда, но и на верхние горизонты, в том числе, и на уровень минус три. Именно этот номер красовался на прикрепленной к столу панели. Световой индикатор мигал над иконкой "вызов". Скорее всего, там, наверху, ожидали отчета от Фарта. А так как отчета не было, то...

— Эй, Раф! Гляди-ка, что я нашёл.

По голосу чувствовалось, что Борода находкой доволен.

Раф оторвался от изучения мониторов и направился в спальню.

Платяной шкаф был открыт.

— Заходи, — подмигнул Рафу семнадцатый.

Внутри шкафа находился проход в ещё одно помещение. На его дальней стене располагалась железная дверь, слева стояла кровать, над кроватью торчало кольцо. Вниз от кольца тянулась стальная цепь. На цепи, словно ручная зверушка, сидела Майра. Одежды на ней практически не было. В обращенном на мужчин взгляде сквозила ненависть.

— Что вам здесь нужно? Где Фарт? Вы что, убили его?

— Да, он убит, не волнуйся, — кивнул Раф. — Сейчас мы тебя о...

— Идиоты! Уроды! Сволочи! Что вы наделали?!

Двадцатая в один миг соскочила с кровати и яростно набросилась на шахтеров. Раф еле успел отшатнуться от нацеленных прямо в глаза ногтей, и, если бы не удерживающая женщину цепь, Майра бы его точно достала.

— Гады! Подонки! Он платил мне двадцатку в день, ещё бы три месяца и я бы освободилась, а вы всё испортили!

— Заткнись, сука! — Борода шагнул к Майре и коротко, без замаха, влепил затрещину.

Женщина отлетела к кровати, но тут же вскочила и попыталась пнуть семнадцатого в коленную чашечку.

Борода увернулся и изготовился ударить её ещё раз, только уже сильнее.

— Не надо! — остановил его Раф. — Сделаем по-другому.

Он быстро вытащил из кармана изъятый у Фарта пульт и нажал на нужную кнопку.

В то же мгновение двадцатая изогнулась дугой и молча рухнула на пол.

— Фух, — Раф вытер выступивший на лбу пот и покачал головой. — Сам бы не видел, ни за что б не поверил.

— Обычная шлюха, — сплюнул с презрением Борода. — Оприходовать её, что ли, пока в отключке?

— Не стоит. Может, у неё везде когти, — пошутил Раф. — И вообще, пускай Сагиш думает, что с ней делать, а мы... — он посмотрел на вызывную панель возле закрытой двери. — Мы её просто допросим...

Чтобы заставить Майру отвечать на вопросы, понадобилось одиннадцать "стимулирующих" импульсов АПБ. Раф с некоторым удивлением отмечал про себя, что, оказывается, умеет неплохо обращаться с браслетом и пультом, словно его когда-то учили этому нехитрому "ремеслу" — развязывать языки у упертых. Двадцатая сопротивлялась минуты две и даже пробовала скатиться в истерику, но после очередного приступа сдалась окончательно. Злоба из глаз ушла, ненависть выветрилась, их заменили апатия и покорность...

— Как открывается дверь?

— Надо набрать код.

— Знаешь его?

— Нет. Фарт не показывал.

— Что там за дверью?

— Меня туда ни разу брали.

Импульс боли.

— Я не спрашиваю, брали или не брали. Я спрашиваю, что там?

— Выход на минус три.

— Какой выход? Лестница, клеть?

— Не знаю, не видела.

Ещё один импульс.

Допрашиваемая дергается.

— Фарт говорил: лифт. Не больше двух человек.

— Что находится на уровне минус три?

— Начальники Фарта.

— Кто они, как их зовут?

— Одного, я слышала, Фарт называл господин Дау, второго — мастер-сержант.

— Как выбраться из минус третьего на поверхность?

— Не знаю.

Импульс.

— Не знаю!

Импульс.

— Не знаю! Не знаю! Не зна...

Спящий режим.

Допрашиваемая отключается...

Дверь в лифтовой холл открыли "привычным" способом — подрывом замка. Правда, на этот раз действовали аккуратнее. Сильный взрыв мог повредить что-нибудь важное, а, по свидетельству Майры, подняться наверх можно было только на лифте.

Вторая причина заключалась в том, что у Рафа почти не осталось взрывчатки — всего две конфиг-капсулы. Их он засунул в карман — чтобы не таскать с собой не слишком удобный ящик. А вот с детонаторами проблем не было. Дед оказался запасливым — его шкатулочки хватило бы ещё на два десятка подрывов. В том числе, по беспроводному каналу и с помощью замедлителя.

Майру допрашивали ещё дважды. Допрос вёл Сагиш. Он, как и Раф, не сразу поверил в то, что бывшая невеста Нура превратилась в расчетливую и циничную шлюху. Вождь помнил её ещё по тем временам, когда клан АлЗаУл был одним из сильнейших на Радесе, и полагал, что — да, после гибели Нура она могла и вправду сломаться, но чтобы до такой степени... Впрочем, как признался сам Сагиш, после предательства Зара удивляться тому, насколько меняются люди в плену или рабстве, было бессмысленно.

Ошейник с Майры снимать не стали. Кроме неё АПБ остался на шеях сменного стволового, Лиртии и трёх шахтёров второй бригады. Им доверяли меньше, чем прочим, а получить удар в спину никому не хотелось.

Всего в "казарме" удалось разбудить четырнадцать человек. Семеро, увы, не проснулись — об этом, по словам Сагиша, "позаботились" надзиратели. Сразу после сигнала о выбросе они попросту уничтожили всех потенциально опасных.

В полный рост вставала проблема с продовольствием. Надежды на запасы пищевых концентратов оказались напрасными. В "столовой" обнаружили девяносто семь порций, в комнатах надзирателей нашли шесть сухпайков неизвестного армейского образца. С учетом оставленного в кондейке и увеличения количества "ртов", еды хватало меньше, чем на неделю.

Итог: выдержать месяц на карантине не представлялось возможным, однако и прорываться наверх всей толпой тоже не получалось — лифт вмещал только двоих. Борода, правда, предложил взорвать его к зорсовой бабушке и подниматься по лифтовому стволу, но эту идею отвергли без рассмотрения, как нереализуемую и дурацкую.

Хочешь не хочешь, пришлось возвращаться к старому плану. Выбираться должен кто-то один. Или двое. Дальше — по обстановке. Получится захватить без шума уровень минус три — наверх поднимутся все. Не получится — двое "счастливчиков" будут пробиваться к поверхности самостоятельно...

— Пойдешь? — Сагиш взглянул на Рафа.

— Пойду. Кто второй?

— Ларс.

— Почему?

— Он местный.

— Согласен.

На этом обсуждение кандидатур завершилось.

— Держи, — вождь протянул Рафу радужный бриллиант. — Надеюсь, у вас получится.

Раф спрятал сокровище в шкатулочку с детонаторами и... неожиданно хлопнул себя по лбу:

— Ммать! Забыл!

— Что?

— Дед говорил, на минус десятом есть продовольственный склад.

— Где? Сколько?

— Примерно там же, где наша подсобка. Пять ящиков концентрата.

— Живём, — довольно оскалился Сагиш...

На то, чтобы переодеться и экипироваться, ушло две минуты.

Раф вооружился бластером, Ларс — шокер-копьём. Вместо шахтерских роб они нацепили на себя форму охранников. Индикатор в кабинете смотрящего продолжал мигать, и это означало, что начальники Фарта ещё не потеряли надежду получить устный отчет, задержка терпима и, по всей вероятности, это случалось не первый раз.

Тем не менее, в лифтовом холле дежурили Комель и Жуст — на случай, если появятся гости.

К счастью, всё обошлось. Гости так и не появились.

В помещении притушили свет, Раф подошёл к лифту, опустил кепи пониже, прикрепил под носом пучок искусственной шерсти, чтобы издали это казалось усами, и нажал сенсор. Спустя мгновение на вызывной панели появилось изображение. Неизвестный мужик в форме на фоне каких-то приборов.

— Здесь Дау. Кто у аппарата?

— Здесь Фарт, — Раф старательно подражал голосу и интонациям покойного надзирателя, и, кажется, у него получалось. Абонент на другом конце провода ничего пока не заподозрил.

— Фарт! Где вы шляетесь? Я двадцать минут не могу до вас дозвониться? Что, чёрт побери, происходит?

— Виноват, господин Дау. У нас неполадки в сети. Небольшие проблемы с кабелем. Пытаемся устранить.

— С кабелем? Каким кабелем? Где?

— На выходе из лучевой, господин Дау. К нам пытались прорваться из карантина. Двое. Они уже изолированы.

— Периметр поврежден? — в голосе собеседника прорезалось беспокойство.

— Никак нет, господин Дау! — молодцевато отрапортовал Раф.

— Отлично! Когда полагаете устранить неполадки?

— В течение часа, господин Дау! Да, и ещё, — Раф понизил голос до "доверительного". — Мы изъяли у нарушителей это, — он вытащил из кармана радужный бриллиант и поднёс к монитору. — Можете не волноваться. Все процедуры соблюдены. Изъятие производилось...

Раф продолжал говорить, но абонент его, похоже, не слышал. Во все глаза, словно завороженный, он пялился на сокровище в руках "фальшивого" надзирателя.

— ...производилось манипулятором через шлюз, внутрь никто не входил...

— Фарт! — Дау, наконец, вышел из ступора.

— Да, господин Дау?

— Немедленно перекройте выход из лифтовой. Из прилегающих помещений всех удалить! Следящие камеры, если они работают, отключить. Я направляю к вам мастер-сержанта Тиллерса. Дальше будете действовать строго по его указаниям. Вам всё понятно?

— Так точно, господин Дау. Всех удалить. Перекрыть выходы. Камеры отключить. Ждать господина сержанта.

— Выполняйте.

Экран погас. Раф облегченно выдохнул.

Первая часть плана сработала. Теперь требовалось просто не налажать...

Мастер-сержант Тиллерс появился спустя пять минут.

Его ждали. Комель и Жуст притаились слева от лифта, Сагиш и Борода — справа. Раф стоял в десяти футах напротив, наклонив голову и убрав за спину правую руку с бластером. Гость ничего не должен был заподозрить.

Звякнула сигнальная лампочка, лифтовые двери раскрылись.

В проеме появилась высокая фигура... в бронескафандре.

Этого не ожидал никто.

Метнувшиеся на сержанта Комель и Борода разлетелись, как кегли. Ещё два хороших удара, и вырубились Сагиш и Жуст.

Раф вдруг отчетливо понял, что все их приготовления — это просто игрушки. Для хорошо подготовленного и экипированного бойца два десятка слабовооруженных противников не представляют проблемы. Для одних хватит усилия экзоскелета, для других достаточно навести оружие на цель и нажать спуск. Единственная возможность спастись — это сдаться...

Сдаваться сорок четвертый не собирался.

Перед глазами опять мелькали картинки из прошлого.

— Итак, перед вами бронезащитный костюм "Прайд", полицейского типа, с экзоскелетом класса "Тарантул", производится корпорацией "АриКатано", — лектор поднял указку и направил её на манекен. - Высокая степень защиты, хорошая гибкость, улучшенная подвижность суставов, скоростной сервопривод, достаточно легкий для такого класса скафандров вес — всего сто семьдесят фунтов. Практически идеальный вариант для спецопераций в условиях плотной застройки. Однако, как и положено идеальному образцу, у него есть свои недостатки. Иногда они бывают критическими.

Преподаватель обвёл взглядом аудиторию.

— Кто желает о них рассказать? Может быть, вы, капрал? Насколько я знаю, ваше подразделение использовало их на Центавии.

— Так точно, сэр. Пользовались.

— И как результаты?

— Из-за проблем с лицевым щитком мы потеряли троих.

— В чем заключалась проблема?

— Для облегчения конструкции бронескафандара устройства ночного видения встроены в тактическую лицевую пластину, а не в щиток, поэтому в случае резкого перехода из света в тень, например, при спуске в подвал, они какое-то время работают в прежнем режиме. Чтобы такое не происходило, мы были вынуждены убирать защиту. Временно, всего на десять секунд, но, к сожалению, этого иногда хватало, чтобы боец получал фатальные повреждения. Тактическая пластина легко пробивалась из пороховой винтовки или из полицейского бластера, поставленного на непрерывный огонь...

Рафу казалось, что самое сложное — это перевести бластер на непрерывный режим. Однако в реальности всё получилось проще, чем думалось, словно бы он проделывал такие движения тысячи раз, доведя их почти до автоматизма.

Рука вверх. Щелчок. Цель в перекрестье. Палец на спусковом крючке.

Поток плазмы пробил лицевой щиток меньше, чем за секунду.

Сочленения лязгнули, сержант повалился на землю.

— Ларс! Быстро за мной, пока не очухались!

Перепрыгнув через упавшее тело, Раф заскочил в кабину. Следом влетел девяносто восьмой. Внутри имелось всего две кнопки. Раф, не раздумывая, нажал на "up". Двери закрылись. Лифт тронулся вверх.

— Твою в душу! — неожиданно чертыхнулся Раф. — Оружие надо было забрать у этого носорога.

— Почему носорога?

— Потому что морда рогатая.

— У кого? — ещё больше удивился Ларс.

— Эмблема на шлеме такая. Смеющийся носорог. Восьмая дивизия Осциона...

Сказал и тут же осёкся.

Память подкинула очередную порцию информации.

Жаль, что обдумать её было некогда — лифт уже останавливался...

Двери раскрылись.

— Руки поднять! Оружие на пол!

— Ложись!

Шахтёры успели первыми. Сказалась привычка действовать сообща.

Вывалившись из кабины, они сразу же рухнули наземь и раскатились в разные стороны.

Запоздалая очередь из скорчера прошла поверху.

Сзади раздался звон осыпающегося стекла, грохнули выбитые из стены камни, жалобно проскрипел металл.

В нос шибануло озоном и пылью.

Три выстрела из лёгкого бластера почти потерялись среди звуков более мощного вооружения, но, как ни странно, оказались эффективнее на порядок. Один из противников упал на колени и медленно завалился на бок. Другой, видимо, еще не сообразив, что происходит, продолжал истерично вопить:

— Поднять руки...

Четвертый выстрел заставил его замолчать навсегда.

— Держи!

Бластер, вращаясь, заскользил в сторону Ларса, а сам Раф метнулся к валяющемуся на полу скорчеру.

Вовремя!

Справа по тому месту, где он только что находился, ударили из кинетического. По полу заиграли каменные фонтанчики. Укрывшись за трупом и ориентируясь только на звук, Раф выпустил туда пару коротких очередей. Ему ответили сразу из двух стволов. Ноги засыпало каменной крошкой.

— Ларс! Прикрой! Ларс!

Напарник, наконец, справился с бластером и, ухватив его обеими руками, принялся поливать плазмой дальнюю сторону зала. Помещение, в котором они очутились, и вправду напоминало зал, предназначенный то ли для танцев, то ли для приёмов высоких гостей. Круглый по форме, футов сто пятьдесят в поперечнике, со сводчатым потолком, уходящим вверх ярдов на двадцать в центре и где-то на пять, на семь по краям.

Укрытий практически не было. Единственное, что имелось поблизости — это лифтовая шахта, выпирающая из стены футов на десять. Именно за неё спрятался Ларс, и именно туда переключили огонь невидимые стрелки. Условно невидимые. Пусть выстрелы из кинетического оружия не такие заметные, как из плазменно-лучевого, но на фоне темной стены отдельные вспышки были вполне различимы. Раф успел и прицелиться, и ударить по ним длинной, на тридцать-сорок зарядов, очередью.

Мгновенно разогревшийся ствол окутался паром от охладителя.

Восстановление теплового баланса длилось секунду, затем индикатор опять загорелся зелёным и Раф снова высунулся из "укрытия".

От стены никто больше не стрелял.

— Ларс, ты их видишь?

— Да. Оба готовы.

— Другие есть?

— Чисто.

Раф облегченно выдохнул.

Враги, похоже, закончились.

Теперь требовалось осмотреть территорию.

Из зала имелось два выхода. Раф, чуть пригнувшись и внимательно поглядывая по сторонам, направился к правому, Ларс, соответственно, пошёл к левому.

Дойти они не успели. Через десяток шагов пол под ногами вдруг задрожал, с потолка посыпались мелкие камни, размещенные под сводами световые панели потухли и вместо них загорелись другие, периодически вспыхивающие и гаснущие, заливающие всё вокруг тусклым кроваво-красным огнём.

— Туда! — Раф указал на неожиданно появившуюся в стене глубокую нишу, отсвечивающую чем-то голубовато-призрачным, выделяющимся на остальном фоне, словно оазис посреди жаркой пустыни.

Шахтёры рванули к спасительному закутку.

Сзади оглушительно громыхнуло. По залу прокатилась мощная звуковая волна. Казалось, что на пол упало что-то невероятно тяжелое, как будто неведомый исполин врезал гигантским билом по столь же огромному колоколу. Больше Раф ничего слышал, но чувствовал, как по щекам из ушей течёт кровь. Он едва не упал, споткнувшись о "вспучившуюся" прямо под ним каменную плиту, но всё-таки выровнялся и через пару секунд добежал, наконец, до ниши в стене. Следом, с секундной задержкой, туда же вломился Ларс.

Слух возвратился примерно через минуту. Организм регенерировал до прежнего состояния.

Локальное землетрясение к этому моменту закончилось. Камнепад прекратился, пыль стала понемногу рассеиваться. Остались лишь вспышки красного, ежесекундно выхватывающие из окружающий тьмы какие-то тени и сполохи.

— Замуровали, мля! — прохрипел Ларс.

Раф присмотрелся.

Действительно. Оба выхода были теперь перекрыты стальными плитами. То же самое произошло и с лифтовой шахтой. Больше всего она напоминала сейчас замурованную наглухо чугунную печь, без дверцы и поддувала.

— Глянь, что там. А я пока тут разберусь, — Раф кивнул в сторону зала и повернулся к светящимся в темноте экранам. Голубое сияние исходило от них. Именно эту заставленную приборами "комнату" Раф видел, когда разговаривал с господином Дау. Сам Дау отсутствовал — скорее всего, свалил отсюда до заварушки.

Ларс выбрался из ниши наружу и, опасливо озираясь, двинулся вдоль стены.

Управляющая беспроводная панель нашлась на полу и, к счастью, оказалась рабочей.

Сорок четвертый поднял её, установил в разъём и занялся мониторами...

Ларс вернулся минут через пять.

— Ничего интересного, только это. Всё остальное — в хлам! — он бросил на стол трофейный бластер и вытащил из кармана пачку цветастых карточек. — Я ещё жмуриков обшмонал, им-то уже ни к чему, а нам пригодится.

— Это что, деньги?

— Ага. Тысяча двести кредов. Эмиссия клана Торо. На других планетах такие не примут, но на Кариане они в ходу.

Раф усмехнулся.

— Надеешься, мы выберемся на поверхность?

— Надеюсь. Иначе зачем огород городить? — совершенно серьезно ответил напарник.

— А я вот уже не очень, — вздохнул Раф и кивнул на ближайший экран. — Узнаёшь?

— Это же... это же наш участок, — пробормотал Ларс, вглядевшись в картинку.

— Верно. Это объёмная карта участка от уровня минус семнадцать до минус три, включая жилую зону, рабочие выработки и этот зал.

— А почему эта часть красная? — Ларс ткнул в экран пальцем и вопросительно глянул на Рафа.

Тот молча подвёл курсор к текстовому блоку.

— Твою мать! — единственное, что смог выдавить из себя девяносто восьмой, когда прочитал, что там написано.

— Вот именно, Ларс. Вот именно. Нам некого больше спасать. Жилая часть взорвана. Вся целиком, от ствола и до лифтовой шахты.

Ларс потрясённо молчал. Раф тоже не хотел ни о чём говорить. Задание, которое им давал Сагиш, потеряло смысл. Из всей партии выжили только они двое.

— Пусть так. Да. Пускай никого не осталось. Но мы всё равно... Да. Я так считаю. Мы всё равно должны выбираться отсюда. Вот, — Ларс, наконец, вышел из ступора и, упрямо набычившись, посмотрел на напарника.

— Так я и не спорю, — пожал тот плечами. — Вопрос, для чего?

— Как это для чего?! — мгновенно вскинулся девяносто восьмой. — Во-первых, мы будем жить...

— Да, это аргумент, — Раф загнул один палец. — Какие ещё?

— Во-вторых, месть. И это самое главное. Мы должны отомстить за наших. Но для этого нам надо выбраться на поверхность.

Раф приподнял бровь.

— Выбраться? По-моему, это не обязательно. Чтобы и впрямь отомстить, никуда уходить не нужно. Оружие у нас есть. Живучесть в достатке. Нам надо просто дождаться, когда откроются двери и врезать всем по полной программе. Разве не так?

— Конечно, не так! Ты просто не понимаешь! У нас с собой триста миллионов. На эти деньги мы можем нанять целую армию, и вот тогда...

— А что если я скажу тебе: у нас этих миллионов нет? — Раф с интересом взглянул на Ларса.

— Как это нет? — опешил тот.

— А вот так. За просто живёшь мы отсюда не выйдем. Двери я взорвать не смогу, не хватит взрывчатки. А если и хватит, то ещё не известно, куда эти двери ведут. Это первое. Второе, если мы будем просто сидеть и ждать, сюда придут люди в бронескафандрах и грохнут нас здесь за милую душу. Вывод: чтобы отсюда выйти, надо использовать радужный бриллиант.

— Откупиться им, что ли? — презрительно оттопырил губу девяносто восьмой.

— А хоть бы и так, — усмехнулся Раф. — Тут, как говорится, на выбор. Или подохнешь здесь, но с деньгами, или уйдёшь, но пустой, — он насмешливо посмотрел на Ларса. — Ну, какой вариант тебе ближе?

Ларс молчал секунд двадцать, а затем, пусть нехотя, но признался:

— Второй.

— Отлично. Работаем второй вариант...

О том, что Раф не собирается ни от кого откупаться, Ларс догадался практически сразу — после того, как напарник вышел из ниши, вытащил из кармана капсулы и принялся с их помощью "рисовать" на стене какой-то узор.

— Это что, магия? Да? — донимал он сорок четвёртого.

— Не мешай, — отмахивался тот и продолжал работу.

Ларс, однако, не успокаивался.

— А вообще, я думаю, мы и без денег не пропадём. Я сам-то из клана. Он хоть и маленький, но своё держал крепко. Целый район был под нами в столице. Сейчас, правда, не знаю, полгода прошло, может, что изменилось, но двое живучих там точно не затеряются. Ух! Какие дела мы можем с тобой завертеть...

Девяносто восьмой говорил, говорил, а Раф "рисовал", слушал и делал вид, что не замечает, как в своих мечтаниях Ларс уже позабыл про месть за погибших товарищей. Впрочем, он чувствовал, что и сам не слишком горит делать из этого смысл жизни. Месть — блюдо хорошее, но подавать его, в любом случае, надо холодным. Тем более что, в первую очередь, Раф хотел сделать другое — выяснить, кто он сам...

— Готово, — взрывник отошёл от стены и внимательно осмотрел выполненный "рисунок".

Взрывчатка легла ровно. Узор в точности повторял тот, который Раф видел в одном из "воспоминаний". Бриллиант, безусловно, жаль, да и способ его применения довольно варварский — когда всё закончится, от этого зала останутся только воспоминания, но — делать нечего — оставлять всё как есть было бы ещё хуже.

— Подойди сюда, — приказал Раф, доставая светящийся камушек.

— Что надо делать? — Ларс остановился в двух шагах от стены и покосился на странного вида ломаные.

— Ближе давай, не укусит, — напарник с размаха воткнул бриллиант в переплетение линий. — А теперь возьмись за него.

Ларс протянул руку и коснулся пальцами гладкой холодноватой поверхности.

— Молодец. А сейчас закрой глаза и мысленно представь место, которое хорошо знаешь и в которое хочешь попасть... Представил?

— Да.

— Отлично. Открывай глаза и жми вот сюда.

Ларс с силой нажал на шариковый детонатор.

— Теперь что?

— А теперь бежим, — ухмыльнулся взрывник. — У нас тридцать секунд...

Никуда они, конечно, не побежали, а просто укрылись за лифтовой шахтой...

— ...семь, шесть, пять... — считал Раф, — ...три, два, один, ноль.

На последней секунде за выступом что-то хлопнуло.

Ларс уже было подумал, что "эксперимент" провалился, но, выглянув из-за шахты, понял, что ошибся. Перед тем местом, где был нарисован узор, прямо в воздухе висело какое-то "зеркало".

— Сработало, — пробормотал сорок четвертый.

— Это портал, да? — попробовал угадать Ларс.

— Сейчас проверим, — Раф двинулся к поблескивающему металлом кругу. Девяносто восьмой поспешил следом.

"Зеркало" ничего не отражало. Его поверхность напоминала серую гладь воды с бегущей по ней рябью. Нырять в неё было страшно, но оставаться в зале — ещё страшнее.

— Ну, была не была, — Раф решительно выдохнул, сделал короткий шажок и... исчез в "зазеркалье".

— Я плавать не умею, — пожаловался в пространство Ларс и, плотно зажмурившись, шагнул за напарником...

Их выбросило посреди тёмного парка.

В небе сверкали звезды, вокруг шумели деревья, в просветах между стволами мелькали огни машин.

— Душновато у вас, — поморщился Раф, поднимаясь с сырой травы и отряхивая колени.

— Зато чисто, — засмеялся напарник.

— Это то место, о котором ты думал?

— Это Анаэра, столица планеты. Район Танга-Тонго, владения клана Латруча...

(продолжение читайте на Целлюлозе)

79