Моего пса зовут "Враг"

— Дождь начинается, наверное, — серьёзно кивнул лесник. — Тебя отец учил охотиться?

— Да, — ответил Сейн. — Он... Вот странность... — Дядя Толя напряжённо ждал, но Сейн заговорил совсем о другом. — Тут карпы — и на Земле карпы. И на Арк-Келане бы... есть похожая рыба. Очень похожая. И вообще на разных планетах много похожего. Как вы думаете, почему?

— Разное пишут, — неспешно ответил лесник, ловко перепрыгивая через лежащую между тремя деревьями гнилую лесину. — Ну никак рук не хватит, сверху не видно, как тут всё замусорено, а вот поди ж ты... Разное. В школах у нас вообще учат про панспермию (1.). И когда я учился, так говорили, и сейчас, насколько я знаю, то же самое, официально признанная и главенствующая теория... да и не удивительно, есть ведь планеты, где растения, например, не то что похожи на земные, а — прямая копия... Но рассказывают там и теорию, что это дело искусственное. Была какая-то раса, у нас её называют Рейнджеры, которая заселяла планеты одинаковыми видами, или переселяла их с планеты на планету, а где материнская — уже не доискаться, наверное. Поэтому эта теория вспомогательная.

1.Теория, по которой, грубо говоря, Вселенная оплодотворена для всех планет одинаковыми "семенами жизни".

— У нас как раз так считают, — возразил Сейн. — Это делала раса Стад'эйр; их вы и называете Рейнджерами. Мы потомки этого народа.

— Не только вы, я думаю, — заметил землянин. Сейн высокомерно фыркнул, но ничего больше об этом говорить не стал...

...Вертолёт стоял на удобной полянке на озёрном берегу. Он не казался тут чужим, скорей походил на какое-то странноватое огромное насекомое и, когда землянин и сторк вышли из леса, то от вертолёта порскнула по траве какая-то мелочь, до того тщательно изучавшая нового лесного обитателя, который ведёт себя непонятно — раньше летел и шумел, а теперь даже живым не кажется!

Тут же раздевшись до трусов, Сейн полез купаться. Вода в озере была ещё тёплой, гораздо теплей, чем в речках, в которые сторк опасался лезть уже неделю, тамошняя вода резко стала холодней, даже обидно — потому что дни всё ещё стояли жаркие. Хотя ночами уже и воздух остывал...

— Вылезешь — штуцер чистить! — окликнул его Дядя Толя, какое-то время молча наблюдавший за тем, как тот куролесит в воде, вскрикивая от удовольствия. — И к ручью не заплывай, рыбу всю распугаешь, слышишь, ты?!

— Слышу! — отозвался Сейн, примерявшийся прыгнуть с коряги над берегом.

— Ну а что делаешь-то?! — рассердился всерьёз лесник. — Какую тебе тут потом рыбу поймаешь?!

— Подумаешь... — Сейн разочарованно тихо сполз с деревяшки в воду, уже без прежнего энтузиазма поплескался ещё и вернулся на берег. Лесник, скрывая усмешку, отвернулся. Сейн, как и все сторки, был очень стеснителен в этом отношении и теперь поспешно выжимал трусы, бросая на землянина опасливые взгляды. — А вы будете купаться?

— А вот пока ты рыбу жарить будешь — я как раз и искупаюсь, — невозмутимо ответил Дядя Толя. — Так, — он повелительно упёр палец в воздух по направлению к Сейну. — Ты понял. Штуцер, палатка, дрова, костёр. А я за рыбой.

Он достал из вертолёта и ловко наладил складную удочку, потом вытащил контейнер с приманкой и непромокаемые сапоги-штаны. Сейн натянул штаны и присел в дверях машины, занялся штуцером. Это оружие он уже хорошо изучил и теперь разбирал его и чистил не задумываясь и не глядя — предпочитал посматривать вокруг.

Землянин стоял в воде по бёдра, совершенно неподвижно, забросив в ручей под берег удочку. Казалось, он уснул стоя, смотреть на него было не интересно. А тут ещё с вертолёта на спину Сейну упал здоровенный клоп-хищнец и, не долго думая, тяпнул мальчишку в шею и спасся прежде, чем сторк его сшиб.

Сейн сердито влез в куртку на голое тело и быстро дочистил штуцер. Потом обулся. Поискал клопа-агрессора, но, конечно, в траве его найти было невозможно, нечего и думать. Окликнул землянина: "Я за дровами!" — но тот даже плечами дёрнуть не соизволил.

Мир был в заговоре против Сейна, несомненно. Тем не менее, за короткий срок хвороста и толстых, хотя и сыроватых, брёвнышек он натаскал, расстаравшись, целую гору. Кроме того, в лесу он нашёл ещё одного хищнеца и тут же казнил его в слабой надежде, что это если не напавший на него, то, по крайней мере, любимый родич.

Землянин стоял по-прежнему неподвижно и на том же самом месте. Сложив костёр, Сейн быстро поставил лёгкую двухместную палатку, про себя со вкусом репетируя, что скажет, когда тот вернётся на берег без улова. Ну и, конечно, это было не слишком смешно — как видно, и правда придётся ужинать НЗ. Ну ничего, зато тут очень хорошо, красиво, тихо...

Сейн разжёг костёр, пользуясь огнивом, распрямился со словами:

— Ну и где... — и его голос упал, — ...рыба...

— А туточки, — сообщил Дядя Толя, каким-то образом оказавшийся уже около костра. — Да ты просто молодец, всё готово? Ну тогда сейчас. Больше я ловить не стал, вон они какие здоровые.

Карпов было два. Но и правда очень крупных, как прикинул Сейн, разглядывая рыб, роота (1.) по полтора. Ему уже очень хотелось есть, и он предвкушал ужин, вспоминая вкус рыбы. Карпы были чудные, со смотрящими вниз ртами-присосками, окружёнными пучками коротких усиков. Спины рыб были окрашена в бурый цвет, бока отливали зеленью, а живот и нижняя сторона головы — почти фосфорно белели. Плавники — серые с тёмными пятнами в основании. Сильный короткий хвост оканчивался широким двухлопастным плавником, на верхней лопасти которого торчали несколько очень длинных и явно гибких лучей, соединённых перепонкой и раскрашенных поперечными чёрными полосами.

1.Роот = 25 см.

— Гррррр, — тихо и яростно прорычал Сейн. — А я сложил целую речь... такую красивую, многозначительную... а вы... вы... вы просто...

— Ладно, тогда в утешение тебе я их сам выпотрошу, — кивнул лесник. — А ты вот что. Ты вырежи два вертела...

— Два чего? — переспросил Сейн удивлённо.

— Бю`окк, — ответил Дядя Толя. — И достань соль. Там есть соль с травами, в банке, на которой написано "шпик". Найдёшь?..

...Они зажарили каждый своего карпа — посоленного снаружи и присыпанного солью изнутри — на толстых прутьях над углями с краю ровно и сильно горящего невысокого костра. Конечно, рыба, пусть и большая — это не кусок свинины, в ней половина, если не больше, несъедобна. И всё-таки Сейн наелся. Сложенные на большой лист кротового цветка остатки он осторожно положил в огонь и, подумав, признался:

— Вкусно.

— Ещё бы, — усмехнулся сидевший напротив — через костёр — лесник. Он уже закончил есть и теперь поднялся: — Так, ну я руки мыть.

— Я тоже, — Сейн встал.

От воды тянуло лёгким ветерком. Стало уже совсем темно, невидимый, отчётливо — днём не было так слышно — журчал ручей. На другой стороне озера в кустах кто-то активно похрустывал, потом — рванулся с топотом, хрюкотом и трескотнёй куда-то подальше от чего-то опасного. Опасное себя никак не проявило.

Землянин, вымыв руки, не стал спешить уходить — молча сел на берегу поудобней и смотрел вроде бы на отблески пламени костра, танцующие в воде. Сейн потоптался рядом, потом тоже присел — сперва не корточки, по-сторкадски, потом — осторожно — просто вытянув ноги и опершись руками за спиной.

Костёр пригас, от него остались только жарко и ровно дышащие алым и синим угли. Сгустилась ещё больше темнота, ещё ярче выступили звёзды, и небольшой зеленовато-алый полный диск Метеора, как называли земляне здешнюю луну, плавно и быстро поднялся над чёрными верхушками деревьев. На его фоне несколько раз метнулись силуэты вылетевших на охоту крупных летучих мышей, потом в озере плеснуло что-то — явно солидное — и опять стало тихо, лишь вёл сам с собой вечный негромкий ночной разговор лес.

— Знаете, вы... — Сейн примолк, старательно сдерживая дыхание. Лесник тоже по-прежнему молчал. Сторк наконец решился: — Вы мне очень нравитесь. Я иногда... я сейчас себя с вами чувствую, как будто...

Нет. Вот этого он не мог, просто не мог сказать вслух, даже в темноте на речном берегу.

— Я понял, не договаривай, — неожиданно мягко ответил лесник и положил руку на плечи мальчика. Сейн тихо вздохнул, как будто всхлипнул. Торопливо сказал, закидывая голову:

— Смотрите, как много звёзд! И такие крупные!

— Скоро осень, — задумчиво сказал землянин.

* * *

ОСЕНЬ

Раньше Сейн никогда не видел наяву того, что на этой планете называется осень. Весной, ранней весной, когда ещё лежал снег, его сюда привезли. Но весна быстро расцвела зеленью. А теперь он вот уже много дней наблюдал, как эту зелень меняют — сперва редкими пятнышками тут и там, потом — охватывая неспешно и неотвратимо всё вокруг — алый и золотистый цвета.

Это тоже было красиво. Но почему-то очень грустно.

А ещё в последнюю неделю похолодало. Как-то незаметно, за каждый день понемногу — но в результате очень ощутимо.

— Зимой, однако, дел меньше, — говорил Дядя Толя. — Только комбикорм развозить по кормушкам, да облетать по временам, сверху смотреть.

Кстати, ремонтник на кордон всё-таки прибыл — лесник, оказывается, не снял заявку. Сейн оскорбился до глубины души, но, когда ремонтник сказал, что работа проведена очень аккуратно и профессионально — приобрёл настолько гордо-неприступный вид, что Дядя Толя вечером лично и крайне торжественно налил ему чаю и положил сахар.

Сейн смутился...

...Вражда земных и сторкадских мальчишек никуда не делась. Но на самом деле приобрела очень упорядоченный и даже несколько азартный характер. Дрались около моста, и посмотреть являлись целые толпы народу с обеих сторон, что придавало дракам вид некоего спортивного соревнования. Кончилось тем, что городской голова с одобрения Думы посёлка как-то выставил в качестве приза четыре больших ящика самых разных консервов из поселкового НЗ.

К ярости землян сторки победили (1.). Причём лавина обвинений и презрительных выкриков буквально обрушилась на головы именно земной "команды". А девчонки составили, как они выразились, "меморандум" (хотя имелся в виду скорей ультиматум), в котором заявляли, что вообще уйдут к сторкам от "таких позорников", и пусть никто не рассчитывает ни на какие встречи и ответы на записочки, пока мальчишки не докажут, что они настоящие земляне.

1.Монетка, честное слово. :-)

Собственно, с этой драки Сейн и возвращался. То, что он продолжает работать у землянина, но при этом с землянами же дерётся, вызывало у сторков с их формальным мышлением даже некоторую робость. Поскольку "недостойного" в поведении Сейна не было, но и объяснить это поведение рационально не представлялось возможным — оно как бы "выпадало" из плоскости обыденных событий и окружало объект — Сейна — чем-то потусторонним. Среди младших мальчишек появилась и быстро распространилась легенда о том, что Сейн кен ло Сейн токк Сейн ап мит Сейн на самом деле хадди-год (1.), получивший свою силу где-то в этом здешнем лесу от Предков или воинов, павших в боях за эту планету, ведь тут сторки сражались и даже несколько лет владели этими землями! Поэтому любые действия и даже взгляды Сейна малышня расценивала, как нечто очень значимое. Не понять было толком, то ли они играют в это, то ли сами поверили в свою невесть откуда взявшуюся выдумку. Более того, Сейн заметил, что даже кое-кто из женщин начинает мимо него проходить, опустив глаза, а это...

1. Хадди — колдун-сторк. Хадди могли быть как злыми, так и добрыми (если первый термин безусловен, "чёрный хадди", "гэзо" направлял все свои умения на удовлетворение своих прихотей и на причинение зла окружающим, зачастую — даже бесцельного по сути зла, то второй термин расплывчат; "белый хадди", "год", мог быть не менее жесток, но его действия всегда имели под собой почву "достижения общественной пользы", скажем так. "Добрых" в понимании земных мифов хадди у сторков просто не было). Сила хадди могла быть как врождённой, так и "выученной"; врождённые хадди были сильней "выученных", но зато не имели выбора — не могли отказаться от того, чтобы стать хадди, такие отказы приводили к трагическим последствиям, в том числе и масштабным. Будущего врождённого хадди можно было легко определить после третьей весны — он становился чем-то очень не похож на остальных детей, каждый раз эти отличия были особыми, но всегда — несомненными. Путём новых и новых инициаций-посвящений (до семи) хадди мог достичь такой силы, что становился способен в одиночку сражаться с целым войском или самыми могучими духами — но подобных хадди за всю легендарную историю Сторкада было семеро: трое годов (сильнейший — Шо Арк-ден Цах), трое гэзо (сильнейший — Маэр'гэзо) и Безымянный. Огромное большинство хадди либо сами удовлетворялись 3-5 ступенями инициации, либо вынужденно "застревали" на них. Навыки обычных хадди были самыми разными — от простого умения лечить травами до умения заговаривать оружие перед боем, мгновенно перемещаться из одного места в другое или читать мысли.

— Ну хоть ты-то не считаешь, что я хадди? — сердито спросил он у матери, выложив перед нею на кровать три консервных банки. Малыши, ставшие за последнее время очень и очень активными, тут же принялись изучать банки, обмениваясь мнениями на своём детском птичьем языке, жизнерадостном и громком. — Пойду я.

— Прости меня, — сказала женщина — и её руки стремительно двинулись в жесте крайней мольбы. Сейн перехватил запястья матери, своим телом поспешно закрыв прикосновение от посторонних взглядов.

— Что ты делаешь и говоришь, женщина?!

— Я заставила тебя прыгнуть в водоворот, зная, что сама останусь стоять на берегу и безразлично смотреть, как ты выплываешь — без разума и без чести заставила...

— Оставь это, — твёрдо сказал Сейн, рывком наклонился и, быстро прижавшись щекой к щеке матери, отпрянул. — Не жалей о сделанном. Да и обо мне не жалей — я выплыл и, возможно, с сокровищем в руках. Но во всяком случае — выплыл поумневшим. Ты услышала, что я сказал, женщина?

— Да, сын, — ответила мать Сейну...

...И теперь он шёл по осеннему лесу. Где-то в чаще послышался скрипучий стук — брачная песня соснового дятелка, безумной птицы, готовящейся к продлению своего рода в начале зимы. Сейн довольно подумал, что эти звуки — и многие другие! — для него больше не лишены смысла. Он знает, как выглядят те, кто их издаёт. А дятелков он впервые увидел, когда огромная их стая — несколько сот мелких ярких птичек! — буквально обсела деревья возле кордона.

Воздух был ясен и прозрачен, таким он никогда не был летом. И вода, подумал Сейн, вода тоже изменилась. Она стала, в отличие от воздуха, темней и словно бы тяжелей на вид. И в речках уже не искупаешься... хотя земные мальчишки всё ещё купаются. Не все, некоторые...

В стороне от дороги он заметил несколько крупных грибов. Дядя Толя говорил, что до прибытия на планету землян тут не было съедобных грибов. Но завезённые для эксперимента... подбериозовикки прижились. То есть, сначала-то они исчезли, и люди думали, что эксперимент сорвался. А на третий, кажется, год грибы буквально посыпались вдоль лесных тропинок. Уже не под берёзами, конечно, берёз тут не было, не росли (жутковатое дерево — берёза, кстати, похоже на вычищенный скелет), а просто так.