Правда, закончилось всё быстро. Отрезвление пришло, чувства начали остывать, на смену безумным ночам пришли долгие вечера с выяснением подробностей — где он был, с кем общался, на кого обратил внимание...
Но он всё равно её любил. Поначалу над ревностью Киры посмеивался, даже удовольствие получал, когда она начинала обижаться или сыпать обвинениями, смеялся, хватал в охапку и вместе с ней валился на кровать. Но вскоре начал раздражаться, удивляясь бурной фантазии любимой, язвить в ответ. Потом начались скандалы. Потом измены. Всё до банального обыденно и скучно.
Но он любил!..
Кричал на неё, даже обижался в ответ, потом завёл первую любовницу, потом вторую. Чтобы не так обидно было после её необоснованных обвинений. Но всё ещё любил её. Начал искать для Киры оправдания. Почему она стала такой, что он не так сделал? А в какой-то момент всё пошло по кругу, нужно было лишь шифроваться лучше, приходить домой по расписанию и уже привычно врать, глядя в некогда любимые глаза. Запутался, заигрался, сам просил прощения и прощал её. Привык к мысли, что этот круговорот лжи и ревности и есть его жизнь и что-то в ней вряд ли поменяется. Давно не чувствовал вины и только иногда вспоминал о том, что любит Киру — как никого не любил, ни одну женщину. Но ради этого готов был держаться за их отношения и умолять о прощении в сотый, тысячный раз. Знал, что она простит, и не волновался, извинительная речь уже давно отлетала от зубов.
А закончилось всё вот так, в ЗАГСе и не с ним. И ему безумно жаль, что закончилось, и что он всё прошляпил и счастье своё упустил. На самом деле жаль. До горького комка в горле и незнакомого ощущения жжения в груди. Словно, кто-то раскалёнными щипцами сердце выдирает. Ведь это была любовь, та самая, настоящая, о которой все говорят. А они с Кирой всё так бездарно испортили.
Жданов залпом выпил виски и поставил пустой бокал на поднос официанта, взял другой. Поймал взгляд Сашки, а Воропаев ещё и кулак ему продемонстрировал, правда, исподтишка. Андрей криво усмехнулся, заглянул в бокал, неизвестно что там на дне высматривая, и вернул его на поднос.
Какой-то негодяй крикнул "Горько!" и снова пришлось отвернуться.
А Минаев-то так и светится!.. чтоб его... Конечно, он счастливый молодожён, и наверняка даже не представляет насколько ему повезло. Или представляет? Он-то, скорее всего, представляет. Минаев ещё тот жук, всё на пять шагов вперёд просчитывает, а вот он не сумел, не просчитал. Точнее, просчитался.
Мать подошла и сунула ему в руку тарелку с закусками.
— Поешь.
— Я сыт.
— Андрей!.. Поешь. Думаешь, никто не замечает, что ты пьёшь?
— Я пью?
— Прекрати со мной пререкаться, — шикнула на него Маргарита. — Я не хочу, чтобы ты опьянел и начал скандалить.
— С чего мне скандалить? Мне ни с кем здесь делить нечего.
Мать подняла на него глаза и посмотрела внимательно, с прищуром.
— Больше не пей.
— Может, мне вообще лучше уйти?!
— Да, лучше уйти.
— Что?
— Андрей, это свадьба Киры. Она сделала свой выбор, приняла решение. И как бы то ни было, она о дне своей свадьбы мечтала много лет, тебе ли не знать? Вот и не порть ей праздник.
Он опустил голову и скорбно поджал губы. И повторил эхом:
— Праздник...
— Да, праздник. И тебе, на самом деле, лучше уйти. Ты едва себя сдерживаешь, я же вижу. Зачем доводить до скандала?
— Я не буду ничего портить... и скандалить не буду. Я же обещал.
— Я тебе верю. Но можешь и не сдержаться. Ты же мой сын, я тебя прекрасно знаю.
Андрей криво усмехнулся.
— Есть будешь?
Он покачал головой.
— Тогда иди, проветрись. — Маргарита кивнула в сторону балкона. — И не пей больше, если собираешься остаться.
— Слушаюсь, мамочка.
Она легко стукнула его по плечу.
На балконе было холодно. Андрей вышел, поёжился и равнодушно осмотрелся. Что здесь может быть интересного зимой? Зато отрезвляло.
— Я хочу, чтобы ты ушёл.
Жданов резко обернулся и увидел Киру. Она тихо прикрыла за собой дверь и обхватила себя за плечи руками.
— Ты зачем вышла? Хочешь простудиться?
— Не надо проявлять заботу, нужно было это раньше делать.
Андрей невольно поморщился с досады, но смолчал. Смотрел на неё, оглядел белоснежное платье, высокую причёску и худые руки, покрывшиеся гусиной кожей. Очень хотелось схватить Киру в охапку и прижать к себе. Только делать это было никак нельзя.
— Я хочу, чтобы ты ушёл, — повторила она, сверля его взгляда и выбивая зубами дробь.
— Почему?
— Потому что я так хочу. Потому что ты мне мешаешь. Могу я выйти замуж так, как я хочу?!
— То есть, мне теперь на семейных встречах не появляться?
— Ты можешь появляться, где захочешь и когда захочешь. Но сейчас я прошу тебя уйти. Андрей... ты хочешь, чтобы я тебя умоляла?
Он молчал. Смотрел себе под ноги и молчал. Кира топнула ногой.
— Я не хочу тебя здесь видеть, не хочу, — заговорила она, сбавив голос до шёпота. — Мне тяжело.
— Тяжело тебе? А тогда зачем всё это?..
— Тебя не касается. Всё кончилось, Андрей! Между нами — всё закончилось. Сегодня... вчера, месяц назад! Мы чужие теперь, всё в прошлом. И поэтому уйди, я не хочу тебя видеть здесь.
От холода передернуло, и Жданов снова посмотрел на Киру, которая тряслась в шёлковом платье и стучала зубами.
— Иди в зал, заболеешь. — Она продолжала стоять, и смотреть на него и Андрей кивнул. — Я уйду сейчас. Не беспокойся.
Она вдруг перестала дрожать, расправила плечи и несколько секунд смотрела на него. В глазах появилось отчаяние, а в следующее мгновение в дверном проёме мелькнула пышная юбка свадебного платья и дверь закрылась. Андрей остался один.
Дома выпить было нечего, он это прекрасно знал. Потому что дней десять назад собственноручно вылил содержимое последней бутылки в раковину, решив отныне вести трезвый образ жизни. Сам поражался своему терпению и силе воли, но стойко держался, а вот сегодня... сейчас выпить было просто необходимо. И даже оправдания не нужно себе искать — всё-таки сегодня самый ужасный день в его жизни. А завтрашний будет ещё хуже, потому что завтра его ещё и похмелье будет мучить.
Заехал в магазин, взял бутылку виски... у кассы задумался, вернулся и взял ещё одну. На душе стало спокойнее.
Заехав во двор, сплюнул с досады. На "его" месте совершенно наглым образом примостилась чужая машина. Жданов чертыхнулся. Пришлось разворачиваться и парковать машину позади детской площадки, в неудобном месте, за кустами сирени. Прихватив с собой пакет из супермаркета, Андрей закрыл машину и, перепрыгнув через кучу снега, оказался на тротуаре.
Как он её заметил? Почему повернул голову и вообще посмотрел в ту сторону? Может, она всхлипнула? Кажется, он ничего не слышал. Просто посмотрел и увидел. На скамейке за всё теми же кустами сирени, сидела девушка. В темноте он её, конечно же, не узнал, но было в ней что-то странное.
Что странное? На улице темно, мороз, снег повалил, а она сидит, как изваяние и чуть раскачивается из стороны в сторону. Есть от чего оторопеть.
Жданов ещё секунду сомневался. Вспомнил про дом, про камин, которого в нынешней жизни не было, про бутылку виски в пакете, а точнее про две, про своё горе и уже почти повернул к подъезду, но что-то удержало, и вот он уже шагнул в снег и пошёл к скамейке. Мысленно кривился при мысли о том, как он сейчас будет успокаивать истерично-настроенную барышню. А когда до девушки осталось шагов пять, вдруг узнал её. Сбился с шага, загребая снег короткими ботинками, задохнулся от плохого предчувствия и подскочил к ней, вздрогнул, когда в пакете тюкнулись друг о дружку бутылки виски. Пакет был отброшен в снег.
Присел перед девушкой на корточки, пытаясь заглянуть ей в глаза и понимая, что с ней стряслось нечто страшное. Катя шарахнулась от него, пытаясь сбросить его руки, и часто заморгала, глядя на него с ужасом и непониманием.
— Катя... Ты почему здесь сидишь? Что случилось?
Она не ответила, только головой помотала, а потом вдруг заплакала. Не заревела, не начала причитать, а именно заплакала — тихо и безнадёжно.
— Катя! — от страха он разозлился. И встряхнул её, надеясь, что это приведёт девушку в чувство.
Она была ледяная. Андрей хватал её за руки, прикоснулся к щеке — всё было ледяное.
— Сколько ты тут сидишь? — спросил он, уже не надеясь, что она слышит и понимает. Катю затрясло, как в ознобе, зубы начали выбивать дробь, и она сцепила руки со страшной силой. Жданов поднялся на ноги и поднял Пушкарёву. Она повисла на нём, и пришлось перехватить её поудобнее. — Пойдём, я тебя домой отведу. С ума сошла совсем, — продолжал ворчать Андрей и от звука своего голоса успокаивался. — Выдумала, сидит здесь... воспаление лёгких хочешь получить?
Что Катерина на самом деле хотела получить — ясно не было. Вот только при слове "дом" оживилась и отчаянно замотала головой, зубы при этом застучали сильнее, а ледяными руками попыталась Жданова оттолкнуть.
— Не пойд-ду... Н-ни за чт-то...
— Ты с родителями поругалась, что ли?
Она откинула голову назад, Андрею даже захотелось голову ей придержать, вдруг испугался, что та отвалиться может. Но обошлось. Катя уставилась в его лицо, а по щекам снова потекли слёзы. Облизала потрескавшиеся губы и повторила:
— Не п-пойду...
Трясло её сильно. Андрей прижимал девушку к себе и чувствовал не просто дрожь, было такое чувство, что к Кате проводки подвели и ток дали.
— Хорошо, хорошо... Домой не хочешь.
Человека нужно было спасать и как можно быстрее. Истерика у неё или припадок, в тот момент это было не столь важно. Катю необходимо было увести с улицы и согреть, иначе закончиться всё может весьма плачевно. Даже нечуткий Жданов это прекрасно понимал.
Он практически тащил её на себе. В последний момент вспомнил о своём пакете, наклонился за ним, потом взвалил на себя Катерину, и потащил её, упирающуюся (у неё ещё сил на упрямство хватало!), по снегу в сторону тротуара.
Когда терпение кончилось, Андрей остановился, снова схватил девушку за плечи и сильно встряхнул. Зло уставился в её лицо и выдохнул:
— Прекрати!
Он прикрикнул, а она тут же обмякла и снова заревела.
— Я не могу домой... Я не могу!.. домой!..
Жданов обнял её одной рукой, Катя уткнулась лицом в его пальто и зарыдала, некрасиво всхлипывая и вздрагивая.
В подъезде она зажимала себе рот рукой. В свете тусклой лампочки на лестничной клетке, Андрей взглянул на неё и на мгновение замер, разглядывая её лицо в чёрных разводах туши. Глаза покраснели от слёз, а вот нос от холода посинел. Губ видно не было, Катя закрывала их рукой, зато волосы лезли из-под капюшона неопрятными прядями. Жданов потаращился на девушку и чертыхнулся про себя. Что с ней могло случиться?
Катя громко всхлипнула, и глаза испуганно расширились, с опаской огляделась.
— Да чтоб тебя!.. — шипел раздражённый до нельзя Жданов, дёргая дверь, которая не хотела открываться. — Заходи, — быстро сказал он, когда всё же оказался в квартире. Втянул Катю внутрь и дверь тут же закрыл. — Ну вот и всё.
Она, наконец, опустила руку, глубоко вздохнула и начала съезжать по стене вниз. Андрей её поймал и отнёс в комнату, усадил на диван. Покачал головой.
— Ох, Катя, Катя... Что же ты творишь-то?
Пушкарёва вцепилась в своё пальто, кутаясь в него, и закрыла глаза. Жданов перепугался и потряс её.
— Э-э... не смей, слышишь? Открой глаза. Катя!
Глаза она открыла и даже холодные щёки потёрла. И снова затряслась.
Что делать дальше Андрей понял в одну секунду. Пока Катерина приходила в себя, он вскочил, отыскал стакан и щедро плеснул в него виски. Труднее было заставить Катю открыть рот. Она мотала головой, а Жданов ухватил её за подбородок и надавил, наверное, больно, потому что Катя застонала, но рот открыла.
— Пей.
Практически силком влил в неё виски, заставил проглотить, гладил по спине, когда она закашлялась и хватала ртом воздух.
— Вот и всё. Лучше?
Катя схватила себя за горло, а на Андрея взглянула обвиняюще. Он улыбнулся.
— Ну слава богу. В себя приходишь?
Пушкарёва осторожно кивнула.
Андрей снял пальто и ушёл в ванную, включил воду. Когда вернулся в комнату, Катя сидела в той же позе, сцепив руки, и дрожала. Никак не могла согреться. Андрей подошёл, и она тут же уставилась на него, довольно испуганно. Он снова улыбнулся, пытаясь тем самым её успокоить.
— Сейчас вода нальётся. Согреешься. Давай...
— Ч-что?
— Пальто давай снимем.
Катя с силой вцепилась в отвороты своего пальто и помотала головой.
— Катя, надо. Ты вся ледяная... И пальто ледяное, его надо снять.
Она с ним боролась, как могла, насколько хватало сил, пыталась оттолкнуть его руки, а потом вдруг сдалась, отвернулась и до боли закусила нижнюю губу. Андрей сам расстегнул пуговицы на пальто, радуясь, что благоразумие победило. У него, если честно, сил на споры тоже не осталось.
Распахнул пальто и замер. Кинул на девушку быстрый взгляд, но взгляд тут же отвёл, а Катя попыталась прикрыться руками и стянуть на груди порванную кофточку. Из глаз снова потекли слёзы, затряслись губы. Пальчики мелко дрожали и всё теребили ткань кофты.
Андрею потребовалось несколько секунд, чтобы прийти в себя и согнать с лица оторопелое выражение. Кровь барабанила в висках, и Жданов не сразу сообразил подняться и помочь Кате встать. Нужно было постараться сохранить спокойствие. Нельзя ничего говорить, и смотреть на неё нельзя. Кто знает, что она в его взгляде увидит, а ещё одну истерику они вместе не переживут.
— Пойдём... Сейчас всё будет хорошо.
Ему пришлось помочь ей раздеться. Ноги Пушкарёву не держали, она никак не могла совладать с руками. Когда осталась в одном нижнем белье, вдруг очнулась, испуганно ахнула и закрыла грудь руками, и тут же попросила:
— Выйди...
Он несколько смущённо кивнул и из ванной вышел, оставив девушку одну. Пометался по квартире, пытаясь уложить в голове происходящее, затем достал из шкафа чистое полотенце, свой халат, налил в бокал ещё виски и пошёл обратно. Коротко постучал и приоткрыл дверь.
— Кать, я не смотрю.
Ему никто не ответил, и Жданов вошёл в ванную, стараясь не смотреть на Пушкареву. Повесил полотенце и халат на крючок, а потом присел на бортик ванны и протянул Кате бокал.
— Выпей.
В ванной было жарко, зеркало запотело, Андрей посмотрел по сторонам, а потом рискнул взглянуть на Катерину. Она сидела в горячей воде, подтянула колени к подбородку и обнимала их руками. И по-прежнему тряслась.
— Согрелась?
Она шмыгнула носом и отвернулась. Хотела сказать ему, чтобы вышел... Если бы не её состояние, она бы его, она бы... Ох и получил бы он у неё за то, что сидит здесь вот так вот запросто, а она ведь перед ним голая! А ему, кажется, всё равно. В общем, сказать ему хотелось многое, но надежды на себя никакой, вдруг голос сорвётся или снова начнёт заикаться?
Жданов протянул ей бокал.
— Выпей, — повторил он.
Катя покачала головой.
