Остров Луга

— Можно ли поточнее?

— Нельзя, — ответил Григорий. — Хозяин классификации не поддается, и хотя наш брат вообще живёт изрядно, однако даже среди нас уже давно нету тех кто знавал прежних Хозяинов.

— Хозяев, — машинально поправил его Ярослав

Домовой только усмехнулся с непередаваемой иронией затаившейся где-то в меху у левого глаза.

— Хозяинов — хозяев... — пробормотал он. — Молод ты еще, Яро. Ой как молод!

— Ты мне лучше скажи, Григорий, — не обращая внимания на насмешки собеседника, продолжал Ярослав, — с ним что — бороться надо?

— Во всяком случае, прежде чем в драку лезть поговори с ним, — посоветовал домовой. — Прикинь, что да как, а то, того и гляди, неприятностей не оберешься.

— Это ты мне говоришь? — взвился уязвленный ведун. — Мне?

— Тебе-тебе, — хладнокровно ответствовал Григорий. — кому ж еще?! Не больно ли ты возгордился своей хваленой Силой? На Силу еще и Умение есть. Делай, как знаешь, только потом не жалься. Дошло до нас, что Хозяин самого Упыря — Кондратия изничтожил. Изничтожил!

— Эка невидаль! — воскликнул оскорбленный подобным сравнением Ярослав, извлекая из подпространства блистающий аметистами клинок. — Видал? Разок полосну — и нет упыря!

Домовой опасливо отодвинулся подальше.

— Знатный меч, — сказал с уважением. — Только Кондратия такими столько полосовали, что и не сочтешь. Взвизгнет — и ходу, неделю отлежится — глядь, а он снова тут как тут. Двух ведунов загрыз... попа из Ечаклы, а на дьячков и церковных старост охотился, аки хорь на курей. И святой водой его брызгали, и осиновые колы в могилу вбивали, и проточными водами окружали — все без толку! Но пришел Хозяин, и настал конец древнему вурдалаку. Вот так! Да убери ты свой кладенец, дурило! Что ты им размахиваешь, будто ножиком кухонным?! Эта штука опаснее атомной бомбы!

— Вот и бойся, нечистая сила! — засмеялся Ярослав.

— Ты-то больно "чистая", — огрызнулся домовой, загораживаясь табуретом. — Один такой же вот махался, да и порезался... А такой клинок, одиножды крови отведав, не успокаивается вовеки. Был ведун — стал колдун, тыщи людей погубил, а как ухайдакали — в упыря обратился,

— Это ты опять про Кондратия? — заинтересовался юноша, развеяв клинок в воздухе.

— Про него. Слыхал, небось, присловье — "кондрашка хватил"? Добаловался парень...

— Ох, какой страшный! Как же люди из тех мест не ушли?

— Потому что умнее нынешних были, — саркастически ответствовал приободрившийся домовой. — Жил в те времена знаменитейший ведун Волх Веноярчич. Батюшка евонный, конечно, вообще равных не имел, но и сам Волх на всю страну славился. Местные за ним и послали. Долго он с Кондратием тягался, однако не преуспел: даже его силы на то не достало. И тогда созвал он людей со всей округи, и в один день выросла вкруг могилы Кондратия осиновая роща. Соображаешь? Ярослав кивнул. Время, прошедшее с его возвращения домой, он использовал для обучения ведовскому ремеслу. За неимением Книги, он попеременно вызывал друзей и подключался к их богатейшей памяти, впитывая знания. И остроумный ход Волха он оценил по достоинству: осиновая роща отнимала, вытягивала на себя сумасшедшую энергию вурдалака, обессиливая его до полной неподвижности.

— Со временем, глядишь, разросшийся лес доконал бы Кондратия, — задумчиво проговорил домовой. — За семьсот лет местные обитатели ни одного дерева не срубили, а первые поколения сухостой за двадцать верст вывозили и сжигали, чтобы Сила в землю не возвращалась. Сметлив был русский народ...

— Так каким же образом эта гадина из заточения выскользнула? — удивился Ярослав.

— Самым обычным, — Григорий был язвителен на заглядение, когда хотел. — Опосля недавней войны с германцем, на расейский престол вскарабкался бывший свинопас Никитка, лысый, как Ведьмина Гора. Ну свиньям, известное дело, первый кайф — корни у дубов подкапывать, пока на башку не сверзнутся. Видать, пастух ихний эту напасть у любимых скотов перенял. Не успел наверх взобраться, стал предрассудки искоренять: последние церкви позакрывали, да много чего...

А Кондратьева чаща, сам понимаешь, наглядный "предрассудок". Спилили на-фиг! Землю перепахали, да так добросовестно, что кондрашкину могилу даже местные лешие отыскать не могли. Дивуйтеся, люди добрые — нету никаких упырей — одни сказки бабкины! А и то верно семь веков осинник из вурдалака Силу сосал — где ж ему с ходу из землицы-матушки выбраться? Лет тридцать отлеживался! Но уж апосля закуролесил по-прежнему. И никто ничего понять не может: в предрассудки верить разучились, а угрозыск в таких делах — не помощник. Как стали дети пропадать, милиция, для отчетности, двух забулдыг посадила, а местные обыватели, на всякий случай, еврея-завмага отметелили.

Ярослав фыркнул, хотя смешного в рассказе Григория было маловато. Домовой засопел сердито:

— Если ты полагаешь, что среди евреев колдунов николи не важивалось, так — зря! Но этот завмаг только одним грехом маялся — доносы строчил в "вышестоящие инстанции", в остальном же был невинен, аки агнец. Короче — забулдыг на казенные харчи спровадили, еврей, оскорбившись, смылся в Палестину, а дети, как пропадали, так и пропадают... Местная газетенка, естественно, разродилась серией зубодробительных статей о застойных явлениях в деятельности правоохранительных органов, обвинив их едва ли не в потворстве садисту-преступнику. Представляешь: советская милиция покровительствует вурдалаку?! — Григорий сплюнул и тут же хозяйственно затер за собой половой тряпкой. — Леший его знает до чего довели бы эти статейки тамошнего начальника розыска, если бы Кондратий не обнаглел до того, что напал на семью участкового. Мужик оказался не из пугливых, а за детей своих дрался, как зверь: сначала влепил в налетчика обойму из "Макарова", а потом пустил в ход топор. Сбежались люди — вся комната в кровище и стрелянных гильзах, а пуль — нетути. Тут уж самые маловерные засомневались в реальности происходящего. Экстрасенсы засуетились, зашныряли... пока Кондратий одному из наиболее шустрых глотку не перекусил. Как отрезало! Журналисты примолкли, экстрасенсы попрятались. Помнишь, я говорил, что Зло не унимается, пока не придет к самоуничтожению? Был бы Кондратий поосторожнее, был бы не столь вызывающ, кто ведает, сколько лет длилось бы черное дело?! А на громкое зло выходит необоримая Сила. Слухи о беде, постигшей Клятвино, достигли Хозяина.

— Что он с ним сделал? — спросил Ярослав, затаив дыхание. До него наконец-то дошло какое Зло укротил человек со странным прозвищем.

— Ничего. Сказал, чтобы сгинул. Кондратий и сгинул— как не бывало!

— Откуда знаешь? Сведения достоверные?

— Наш брат "глухим телефоном" не пользуется: передают из слова в слово, без отсебятины. У Хозяина филин живет. Он видел и слышал. От филина — к лешему, от лешего — к баннику, от банников — к домовым. Говорю тебе — не рыпайся без крайней нужды. А повидать его тебе следует.

Факультет журналистики в составе двухсот пятидесяти семи человек высадился в Клятвино, нафуженный рюкзаками с теплыми вещами и деликатесами домашней кухни.

Палатки, раскладушки и одеяла были обещаны работодателем — колхозом "Имени XX съезда". Ярослав усмехнулся, вспомнив саркастическую тираду Григория, и подумал — не в этих ли местах, случаем, проживал ненасытный Кондрашка.

— Ходили такие слухи, — сказал Валентин — шофер присланного колхозом грузовика. — В пятидесятых, еще при Сталине, километрах в восьми отсюда даже роща была — сплошной осинник. Маманя рассказывала, что грибов там было — видимо-невидимо. Она с подружками раз туда забралась, так за полчаса корзины с верхом наворотили.

— И как себя твоя бабушка повела? — улыбнулся Ярослав, протягивая Валентину открытую пачку. Шофер ловко выцепил сигарету и запалил огонек.

— Известное дело, — отозвался он, щурясь с довольным видом сытого кота, — грибы — в печку, маманю — вожжой по заднице. Так отходила, что маманя этот осинник за семь верст обегала. При Хрущеве рощу срубили, землю перепахали... — Валентин неожиданно пресекся и бросил по сторонам обеспокоенный взгляд.

Все было в полном порядке — студенты и студенточки дружно распевали про то, как "мы подошли из-за углю", руководители препирались по поводу очередности погрузки рабочей силы, а бригадир, приехавший с Валентином, устало моргал слипающимися глазами и, наверное, в душе проклинал и заезжих работничков, и неугомонного председателя колхоза, и щедрый урожай томатов.

— Только я тебе без балды скажу, — понизив голос до шепота, продолжил Валентин, — было-таки что-то нечистое в том осиннике. Батя говорил, что из бревен выдолбили колоды для ясель в конюшне. Старые конюхи, хоть это и накладно, стали лошадей из торбочек кормить, а один дурило — из молодых — подпустил свой косяк к яслям. Взрослые — есть не стали, только двухлетки. Недели не прошло — передохли до единой! Конюхи — к председателю, а он у нас тогда идейный был; до того, как колхоз принял, МТСом заведовал. Короче, на все ихние опаски откликнулся пламенной речугой и обязал кормить животину только из ясель. Не поленился — сам за кормежкой следил. Ладно, что нашлись двое кремней — угнали племенной косяк — это в апреле-то — на дальние пастбища, за разливом не достать. Пока вода спала, все остальные лошади перемерли. Вовремя председателя на пилораму хозяйствовать перевели — мужики собирались уже голову ему проломить! Так что, хочешь верь, а хочешь — нет, но не зря, выходит, бабка маманю вожжами отходила. Ты про Кондратия откуда узнал?

Ярослав улыбнулся:

— От домового.

Они посмеялись. От беспечного хора, перешедшего к исполнению репертуара "Наутилуса", отделилась студенточка в темно-синем финском трико и белых кроссовках.

— Позвольте прикурить, — не то спрашивая разрешения, не то отдавая приказ, обратилась она к собеседникам. Короткая стрижка и несформировавшаяся фигурка делали ее похожей на мальчика, только огромные серые глаза, умело подведенные заморской косметикой, скрашивали первое впечатление.

Ярослав, памятуя о спичечном дефиците, протянул ей тлеющий кончик сигареты, однако Валентин опередил его, галантно щелкнув зажигалкой в форме пистолетика.

— О чем беседуют представители сильного пола? — осведомилась обладательница выдающихся глаз и прически.

— Да так, болтаем... — неопределенно отозвался Валентин, явно кокетничая, и очень охотно повторил свою удивительную историю.

Девушка слушала с вежливым интересом, потом заинтересовалась по-настоящему.

— Конечно все это ерунда, — сказала она, когда польщенный рассказчик умолк. — Но современному читателю мистика — сладкий пирог. Как материал для короткого очерка в рубрике "Это интересно", — просто находка...

— А ты не суетись. Виктория, — Ярослав старался говорить спокойно, хотя его так и подмывало расхохотаться в мрачных тонах и продемонстрировать появление предметов из ничего. — Экая ты деловая, право слово. Во-первых, участок уже застолблен, а во-вторых, Валентин нам расскажет и не такое. Верно?

— Ты это про что?

— Про Хозяина, приятель!

Шофер непроизвольно отшатнулся.

— Ты и про Хозяина знаешь? .— изумленно и с опаской проговорил он.

— Домовые нынче разговорчивые пошли, — Ярослав повернулся к девушке и заговорщицки подмигнул. Виктория улыбнулась и сделала "большие глаза".

— У вас и хозяева водятся? — спросила она с таким выражением, будто всегда ими интересовалась.

Водитель немного успокоился, решив, что их провинциальные проблемы, видимо, известны не только у них, но и в Самаре. Чего собственно и добивался молодой ведун, подключая очаровавшую Валентина девчонку.

— Да есть один, — улыбка шофера стала несколько самодовольной. Еще бы: всяк кулик свое болото хвалит. Ни у кого, представьте, нету, а вот у нас, представьте, есть! Несведущий человек по его тону пожалуй заподозрил бы, что Валентин намеренно преуменьшает количество хозяинов, проживающих в здешних краях, — моя лайба, — тут он похлопал по капоту свой старенький "зилок", — всегда отличалась строптивостью нрава.

Ярослав поневоле усмехнулся, заметив, как изменилась речь простецкого парня. Валентин заметил усмешку и сбавил обороты:

— Вредная была зараза, как теща с похмелья. Главное — домой бежит, как по маслу скользит. А как выезжать, да по делу — тут с ней одна морока. Вся шоферня от нее, будто от дизентерийной палочки шарахалась. Ну, когда я на дембель вышел, мне ее и подсунули! Гадство. Измаялся я с ней едва не до белой горячки. Бывало, утром проснусь, а руки трясутся ровно после месячного запоя. В позапрошлом году сто двадцать восемь раз на ремонт становился!

— А это много? — полюбопытствовала Виктория, игриво скашивая глаза на разошедшегося шофера.

— Да вы сами посчитайте! Десятого мая мы с Хозяином встретились, стало быть — за сто тридцать два дня, минус выходные!

Ярослав присвистнул, причем совершенно искренне: если Валентин не привирал для вящего интереса, перед ними была не машина, а какое-то недоразумение на колесах.

— Хлеб к нам привозят со здешнего завода. Десятого мая все мастера баранки и тормозных колодок лежали вповалку. Наши тоже. А я до ночи со своей лайбой провозюкался, так что дома сил только на стакан и хватило. Закусить не успел — дай Бог до постели добраться. Завгар меня и припахал на утро — езжай. Я туда-сюда...

— Так и знал! -послышался за спиной Валентина голос бригадира. — Опять знакомых нашел, ботало. Поехали!

Первая партия студенческой братии уже набилась в кузов грузовика. Машина тронулась, ровно потикивая отлаженным мотором.

"Скованные одной цепью, связанные одной целью..."— донеслось из-за поворота. Ярослав задумчиво посмотрел на дорогу, похитившую у него ценного очевидца. Придется ждать... впрочем времени достаточно. Совершенно забыв про Викторию, он направился к привокзальному скверу и улегся на пыльный газон, подсунув под голову рюкзак. Однако девушка и не подумала оставить его в одиночестве.

— Подвинься, — сказала она и улеглась рядом. — Что это за хозяин, может объяснишь?

"Приставучка!" — ругнулся про себя начинающий работник ведовского розыска. Нет, он, разумеется, не был противником прекрасного пола, и в иное время охотно пообщался бы с экстравагантной очаровашкой Викторией, на которую "положила глаз" больше половины мужского состава его группы, но сейчас ему хотелось подумать, а возможно и посоветоваться с Патриком, Стойчо или Чаупьей... Не будешь же изображать глухонемого в разговоре, в конце концов!

— Если я скажу тебе, что понятия не имею, ты поверишь? — спросил он не открывая глаз.

— Разумеется — нет, — отозвалась Виктория. — Ты очень странно себя ведешь.

"Вот и поколдуй у них под носом." — Подумал Ярослав, вспомнив Григория.

— Я этого не нахожу.

— Насколько я поняла, ты первым напросился на разговор об осиннике, а когда выспросил у этого простака все, что тебя интересовало, переключил его на новую тему. Они как-то связаны?

— Говорят, что да, -нехотя сказал Ярослав. — Только не пойму, что такого подозрительного в моих расспросах...

— Ты никогда не интересовался мистикой. Это само по себе весьма необычно. А сейчас оказывается, что ты интересуешься ею тайно. Причем не только от сокурсников, но и очевидцев. Кто такой хозяин?