— Тебя Элизой зовут? — осведомился он, подходя вплотную. — Тилос ночью привел? А я Карос, и мне уже почти шестнадцать! Я ночью дежурил и вас в лодке перевозил. Еще я лучше всех в группе занимаюсь, скоро синюю повязку дадут. А ты откуда? А зачем к нам?
Элиза оглядела его с головы до ног. Паренек казался симпатичным, но уж больно говорливым. До кустиков в то же время хотелось все сильнее.
— Почти шестнадцать, говоришь? — осведомилась она. — Да уж, почти старик. Слушай, где тут у вас... ну, отлить можно?..
— Сортир, что ли, нужен? Да вон там! — Карос ткнул рукой в крохотный домик, наглухо обшитый деревом и стоящий на отшибе. — Только дверь плотнее прикрывай, воняет, даже порошок не помогает. Скоро, наверное, придется закапывать и на другое место переносить.
В другое время Элиза не преминула бы поинтересоваться, что же за порошок такой для сортиров, но сейчас она лишь молча кивнула и, соблюдая достоинство, прошествовала в указанном направлении. Паренек, впрочем, не отвязался, а остался ждать снаружи.
— А вон тут — умывальник, — как ни в чем не бывало продолжил он тараторить, когда девочка вышла. — Там мыло есть. Джабраил с Ленарой говорят, что после сортира руки нужно мыть. С мылом, — добавил он, показав на светло-серый кусок, лежащий рядом с мойкой. — Ты, небось, его и в глаза не видела, мыло-то, — добавил он тоном превосходства, глядя, как девушка недоверчиво смотрит на умывальник.
— Чего вдруг я стану руки мыть? — настороженно осведомилась Элиза, подозревая одну из шуточек старожилов над новичком. — Мне и так хорошо.
— Сейчас тебе хорошо, — тоном знатока заявил Карос. — А потом враз поплохеет. Ты мой руки, мой.
Элиза осторожно потрогала мыло пальцем. На ощупь неизвестный состав оказался жирным и склизким.
— Вот недоверчивая! — вздохнул Карос. — Смотри!
Он поддел рукой болтающуюся под умывальником пимпочку, смочил руки вылившейся водой, потом взял мыло в руки и тщательно потер им ладони. Сунув кусок на место, он потер руки одна об другую и смыл склизь с рук.
— Вот и все, — покровительственно сказал он. — Откуда ты такая взялась, что простых вещей не знаешь? Небось, из деревни какой?
— Чирикаете? — сонным голосом спросили сзади.
Мира нетвердой походкой, протирая глаза и отчаянно зевая, подошла к ним и оперлась на умывальник. Она носила только короткое платье до колен и без рукавов.
— Нет чтобы еще поспать... уам-м-м! — снова зевнула она. — Нет, нужно вскочить ни свет не заря, перебудить полбазы... ну, меня как минимум...
— Доброе утро, тетя Мира, — почтительно сказал паренек. — Ты на целых три недели уезжала. По делам, да?
— Да уж по делам, — согласилась та, с фырканьем плеснув водой в лицо. — А сам-то чего просто так разгуливаешь? Ты уже сменился?
— Джабраил послал меня за пробами воды для посева на микрофлору, — потупился Карос. — Я только...
— Ага, ты только, оно и заметно, — усмехнулась Мира, заплетая волосы в тугую косу. — А что, дежурным уже позволяется забывать о приказах и болтать с кем попало? Беги давай! — она отвесила пареньку легкий подзатыльник. Тот, ничуть не обидевшись, широко ухмыльнулся, поклонился и убежал в сторону ручья. Только тут Элиза разглядела у него в руке пучок небольших стекляшек.
— А что такое проба? — поинтересовалась Элиза. — Разве воду пробуют?
— Помнишь, я тебе вчера о микробах рассказывала? Которые болезни вызывают? Вот Джабраил и проверяет, нет ли в реке какой заразы, — пояснила Мира, заканчивая заплетать косу. — Ох, Карос, ох, бездельник! Долго вы тут с ним болтали?
— Да нет, совсем немного. Он мне сказал, что руки надо после сортира мыть. С мылом. А почему народу не видно? Где все?
— Руки мыть — оно правильно, — одобрила Мира, снова зевая во весь рот. — А народ уже по делам разбежался. Женщины огороды проверяют, мужчины кто в патруле, кто на тренировке. По утреннему холодку самое то. Потом опять жара начнется, на солнце не выйдешь. Мы с тобой вообще-то две сони, тут обычно с рассветом встают, а днем под крышей отсиживаются. Пошли позавтракаем — и к Тилосу. Он что-то про тебя говорил, но под самое утро. Я уже на ходу спала, он меня выгнал, и я все забыла.
Еду давали в хижине с пристроенным сзади глухим сараем. На завтрак оказались широкие и плоские хлебные лепешки, вяленое мясо и какие-то незнакомые Элизе, но очень вкусные плоды (Мира назвала их "авокадо"). Запивали пищу кислым и невкусным пивом.
— Чистая вода быстро портится, — пояснила Мира в ответ на кислую, в масть пиву, физиономию Элизы. — А эта дрянь почти без алкоголя и хранится куда дольше. И не вздумай пить сырую воду, с земли или из речки. Мало ли что...
Потом Мира повела Элизу к Тилосу. Тот обнаружился в отдельно стоящем длинном доме — настоящем доме, с мазаными глиной стенами — с рядом пустых коек. На одной койке, занавешенной со всех сторон тканевым пологом, лежал бессознательный Камтон. Сквозь закрывающую его простыню проступали кровавые пятна. Тилос сосредоточенно водил над его животом ладонью.
— Привет! — оглянулся он, слегка улыбнувшись. — Как спалось?
— Замечательно, только маловато, — откликнулась Мира, снова зевая. — Да нашу занозу разве в кровати удержишь...
— А ты веревкой привязывай, — весело посоветовал Тилос. Впрочем, улыбка сразу пропала с его лица. Он остро глянул на Элизу. — Отошла после вчерашнего? Готова к разговору?
— Да, — кивнула Элиза, присаживаясь на ближайшую койку. Вновь проснувшаяся недоверчивость боролась в ней с нестерпимым любопытством.
— Хорошо, — серьезно откликнулся Тилос. — Мира, присаживайся. Поправишь меня, если в чем не прав.
Мира присела рядом с Элизой, настороженно поглядывая на него.
— Поаккуратнее с девочкой, — негромко сказала она. — Не вываливай сразу все, как ты любишь.
— Ты же пережила в свое время? — так же негромко откликнулся Тилос. — Она не слабее тебя, тоже справится.
Элиза перевела недоумевающий взгляд с одного на другую. Сердце вдруг учащенно забилось.
— Вы про маму с папой? — с внезапной надеждой спросила она. — Они живы? Они нашлись?
— Нет, лапочка, — со вздохом пригладила ей волосы Мира. — Мы же не волшебники, людей из шляпы доставать не умеем. Речь совсем о другом.
— Разговор пойдет о тебе, — кивнул Тилос. — Насчет твоих родителей мои ребята в Граше уже получили указание, но на многое не рассчитывай. Найти рабыню, проданную несколько лет назад с аукциона, очень непросто, если вообще возможно. А вот ты у нас штучка интересная. Скажи, с какого возраста ты чувствуешь опасность... ну, вот так, сердцем? С двух лет? С трех?
— Сколько себя помню... — с упавшим сердцем ответила Элиза. Она мысленно выругала себя за дурацкую надежду.
— Понятно. И с самого начала родители скрывали тебя от Храма?
Элиза кивнула.
— Да. Мама все время уговаривала меня, что я не должна показывать дар на людях. А я... а я... из-за меня они бежали, из-за меня погибли!
Она яростно хлюпнула носом.
— Спокойно! — каким-то особым голосом сказал Тилос, и Элиза с изумлением почувствовала, как слезы немедленно высохли. Мгновение Тилос буравил ее взглядом, потом продолжил уже нормальным голосом: — Так выбрали твои родители. Не тебе осуждать себя за то, что они решили подарить тебе жизнь. Тебе, наверное, стоит знать, что до Пробуждения Звезд ты могла стать могущественной колдуньей. Сейчас ты можешь очень немного, но я уже много лет не встречал и таких. А раньше, возможно, ты могла бы даже стать Видящей Правду или связным магом...
— Связным магом? — перебила его Элиза. — Да ведь они только в сказках бывают! Видела я одного такого фокусника в цирке, так он все похвалялся, что умеет далеко разговаривать, а потом не смог даже мысли читать...
— Читать мысли невозможно, — спокойно ответил Тилос. — На такое не способны даже Демиурги.
— Кто? — опять не выдержала Элиза. — А они кто такие?
— Эла, не перебивай, пожалуйста, — Тилос нахмурился. — Всему свое время. Так вот, связные маги действительно существовали. Беда в том, что колдовство, или Сила, как его называли раньше, уходит из мира так же неотвратимо, как утекает вода из разбитого горшка. Еще недавно наш мир окружало... хм, что-то вроде очень большого кокона. Но шесть лет назад, когда пробудились звезды, он лопнул, и мир навсегда изменился. Первой жертвой пала связная магия. Ты еще узнаешь, почему и как, но главное, что ты должна уяснить прямо сейчас — твой талант предсказывать неприятности не вечен. Еще пять или десять лет — и ты не сможешь предвидеть даже падение горы себе на голову. Тебе нужно учиться обходиться без колдовства.
— Я не колдую! — возмутилась девушка.
— Колдуешь, — качнул головой Тилос. — Только неосознанно. Так же, как и ходишь. Ты ведь не думаешь, как ты переставляешь ноги, просто идешь. Но ходить ты не разучишься, а вот чувство опасности пропадет. Поэтому мы научим тебя замечать врага другими средствами и вообще защищать себя.
Элиза недоверчиво сощурила глаза.
— Научишь? Добрый ты, аж подозрительно. Я с вами зависать вообще не хочу. Ты меня в другой город обещал отвезти. Ну и?
— Про Теней забыла? Извини, Эла, но тебе волей-неволей придется остаться с нами. Однако ж все к лучшему. Мы редко принимаем к себе чужаков, но ты девочка храбрая и с хорошими задатками. Ты нам подходишь. Не беспокойся, хуже, чем в уличной подростковой банде, все равно не будет. Так что добро пожаловать в нашу большую и бестолковую семью. Кстати, прости за нескромный вопрос, тебе сколько лет? Точно?
— Ну... — Элиза задумалась. — Не знаю. Тринадцать, наверное. Или четырнадцать. Мы из Тапара три года назад сбежали, а я помню, что мне там десять лет стукнуло. Только не помню, в тот год или раньше.
— Хм. Какие-то события помнишь в год, когда тебе десять исполнилось?
— События?
Улыбки папы и мамы. До невозможности вкусный торт с клубникой. Новое платье с вышивкой — само платье давно забылось, но воспоминание осталось. Ощущение счастья, радости, она любит папу и маму, они любят ее.
— Нет... — она понурилась. — Торт только помню. С фруктами. Папа хотел с шоколадом, но не смог. Сгорело что-то где-то, кажется.
— Большой пожар в Саламире двадцать седьмого года, — быстро подсказала Мира. — Действительно, тогда цены на экзотику резко выросли, потому что склады сгорели. Так выходит, что тебе, милая, уже целых четырнадцать лет. М-да. А выглядишь ты на одиннадцать, максимум на двенадцать.
— А чего ты хотела? — хмыкнул Тилос. — Три года впроголодь да под заборами. Ну, Эла, по крайней мере, откормить мы тебя сможем. И тело укрепить тоже поможем. Сегодня ты отдыхаешь и отсыпаешься, с завтрашнего дня начинаешь тренировки. Мира, — обратился он к женщине, — вторая половина дня — твоя. Программа номер три.
— А? — глупо сказала та. — Третья программа? А в остальное?..
— Программа номер четыре по стандартному графику. Ей придется нагнать основную группу, но, думаю, справится. В конце концов, ее эффектор распадается медленнее, чем у остальных. Почему бы пользу не извлечь, пока хоть как-то работает?
Мира какое-то время смотрела на Тилоса с полуоткрытым ртом.
— Тебе виднее, — наконец сказала она.
Тилос кивнул и снова повернулся к Элизе.
— Если понятнее — утром учишься драться, а после обеда постигаешь разные науки. Мира определит, с кем и когда. Вопросы?
— Драться я и так умею! — обидчиво заявила девушка. — Ты, конечно, крут, но кому другому могу так поднести, что мало не покажется! И науки мне не нужны! От них волосы выпадают и морщины идут.
— Эла, — мягко сказал Тилос. — Поверь мне, ты не умеешь драться. Ты умеешь размахивать руками и ногами, как мелкая уличная шпана, каковой ты сейчас и являешься. Дать в репу толстому купцу, чтобы не рыпался, пока кошель из-за пазухи тянут — твой потолок. Против любого умелого бойца ты — пустое место, неважно, в броне он или голый, с оружием или без. Многие в Чаттаге могут убить тебя раньше, чем ты поймешь, что на тебя нападают. Мира, кстати, тоже свернет тебе шею одним движением.
Элиза с подозрением обернулась к Мире. Та сидела, безразлично рассматривая потолок, и лишь в уголке рта плавал намек на улыбку. Во всяком случае, прямо сейчас она явно не собиралась сворачивать шеи. И все же... Холеная красавица — и драка?
— Что же до морщин, то оглянись, пожалуйста, на Миру еще раз и скажи мне, сколько ей лет. Только честно. Она не обидится.
Элиза покорно повернулась и снова внимательно рассмотрела спутницу. Матово-смуглая кожа, гладкая, словно у змеи, в том числе и на всегда выдающей женщину шее. Ни намека на второй подбородок, вообще на лишний жир. Густые блестящие волосы, затянутые в тугой узел. Лишь в уголках глаз виднелись чуть заметные гусиные лапки морщинок.
— М-м-м... Двадцать один? — рискнула предположить она. — Двадцать три?
Мира звонко расхохоталась.
— Спасибо тебе, котенок! — сквозь смех сказала она. — Но вообще-то мне тридцать шесть лет, через три месяца исполняется тридцать семь. И надеюсь, что еще лет десять, не меньше, останусь в форме.
Нижняя челюсть Элизы отвисла. Тридцать шесть? Она вспомнила сорокалетних городских старух, с морщинистой, спаленной солнцем кожей, седыми волосами, потухшим взором, иногда разжиревших, иногда высохших, еле ковыляющих по базарной площади с небольшими корзинами. Одна такая умерла прямо посреди улицы — просто упала на солнцепеке, выронив мешок с фруктами, и больше не двигалась. Еще недавно девочка клялась себе, что никогда-никогда не станет дожидаться такой старости. Что угодно, но не стать такой. Лучше умереть...
— Не наговаривай на себя, Мирочка, — улыбнулся Тилос. — Ты останешься в форме еще лет пятнадцать, а то и дольше. Так вот, Эла, Мира у нас — один из главных аналитиков. Мудрецов, если по-простому. Мало кто знает об окружающем мире больше ее, и мало кто умеет так замечательно делать выводы. Лучше ее ворочаю мозгами только я, да и то не так часто, как хотелось бы. Вот, например — Мира, как там с гибелью пастбищ в Западном Карастане? Область в южном Сураграше, — пояснил он Элизе, — там тарсаки живут.
— Судя по тому, что я услышала в Граше, — задумчиво сказала женщина, — рост опустыненных площадей по-прежнему экспоненциальный, причем с показателем степени один ноль семь от расчетного...
— Так плохо? — поразился Тилос. — Значит, у нас еще меньше... Кхм. Ладно, потом обсудим. В общем, Эла, начинаем тренировать твои мозги и тело. Во, почти рифма. Пойти, что ли, в менестрели? Чесслово, не хуже большинства из них справлюсь!
— Да уж справишься! — фыркнула Мира. — Кто бы сомневался. Ты похабщину, что под гитару в том кабаке орал, сам придумал или подцепил где?
— Это был отвлекающий маневр! — возмутился Тилос.
— Ага, отвлекающий, значит? — согласно покивала Мира. — Все вы, мужики, одинаковы. Все время почему-то в одну сторону отвлекаетесь...
— Ха! — фыркнул Тилос, но тут же спохватился. — Ладно, назад к нашим баранам. Значит, Эла, в ближайший год-два сидишь здесь сиднем и учишься всему, что попадется под руку. Подрастешь немного, окрепнешь, да и Тени тебя подзабудут, и тогда мы тебя выпустим. Если остаться не захочешь, конечно.
