Сказка - ложь...

С тех пор Ваня следил за его распорядком, не желая беспокоить лишний раз, хотя уже разве что на стенку не лез от непонятной, вынимающей всю душу тоски, ведь они даже трапезничали вместе считаные разы! Как бы он не язвил над собой: мол, а то ты за столько годов не нащупался, не обсмотрел всего, — выходит, все же мало оказалось! Иван, когда Кощея в саду заметил — босого, обнаженного до пояса, лишь витой шнурок поддерживал у того на бедрах черный дзагшин, — неизвестно как на ногах удержался, а совсем уйти уже не смог. Так и стоял, прислонившись к стене, смотрел, не то что с места не тронувшись, — не шевелясь, вбирая глазами каждое движение...

С чем и сравнить-то это не знал! С тех пор на зорях присаживался за балконной балюстрадой и смотрел вниз сквозь балясины: как непослушное сначала тело, неуклонно подчиняется воле, становясь все более пластичным и покорным от кончиков пальцев до подъема стопы, а под кожей принимаются играть гладкие мускулы. Впитывал взглядом, как одно и то же движение может быть вначале тягучим, медленным, словно церемониальный танец, а затем повторяется раз за разом, пока не становится легким и порхающим, будто крыло бабочки, застывая на самом излете резким отрывистым жестом, чтобы в конце концов превзойти по стремительности бросок ядовитой змеи, — и воздух вокруг него словно загустевал, начинал вихриться бурунами...

А потом Кощей расслабленно сидел, подобрав ноги среди цветущих бесконечными приливами анемонов, а Иван сидел наверху, на облюбованном балкончике: теплым ветром исподтишка ласкал его плечи, прямую спину, взглядом воровато перебирал искрами мерцающие в золотом каскаде лучей темные пряди, боязливым солнечным зайчиком целовал сомкнутые недосягаемо губы...

И потому, когда Кощей, видать, все же определил для себя, что сил набрался достаточно, и пригласил своего гостя-спасителя для решающего разговора, — Иван сказал не по-умному, как уж раз сто перебрал, а вырвалось из груди самое сокровенное.

Вообще, как-то решать этот вопрос чародей явно не торопился: толи и правда ждал, пока вернет себе прежнюю форму, хотя теперь запросто мог обойтись без скромной помощи царевича, толи рассчитывал и ожидал, что Иван не выдержит, сам заведя речь, толи вовсе хотел сначала прояснить еще какие-нибудь детали.

Нет, Кощей из замка покуда вроде не отлучался, зато Волк в лучших своих традициях уже объявлялся тут и говорил с ним. Ваня случайно заметил их из окна во дворике и в первый момент не удержался от хмыканья: ну да, ну да, конечно, просто враги лютые. С не-друзьями так не держатся! Они стояли разве что не плечо к плечу, и хмурый Серый, сцепив на груди руки, что-то тихо, но яростно втолковывал, напряженно сверля глазами отрешенно застывшее лицо Кощея. Тот слушал невозмутимо, глядя в сторону невыразительным взглядом, однако по изгибу плотно сжатых губ становилось ясно, что беседа у них не самая приятная для обоих. Наконец чародей соизволил что-то резкое бросить и круто развернувшись, зашагал в замок. Серый с силой потряс головой, запуская пятерню в волосы, и тоже широким шагом скрылся из виду.

Судя по всему, разговор вышел нелегким и не предназначался не только для чужих ушей, но и для посторонних глаз, поэтому Ваня промолчал и Серого догонять или окликать не стал. Лишь на душе тревожно очень сделалось непонятно от чего: Иван понимал, что вряд ли они обсуждали конкретно его персону, однако совсем не затронуть его участие в истории так же не получилось бы.

Не известно правильно ли он угадал, и Кощей решил не растягивать удовольствие дальше, разом покончив со всеми недомолвками, либо попросту отдохнул и созрел для действий, но приглашение на беседу последовало практически незамедлительно после ухода Волка. Сердце екнуло, мысли разбежались, будто их и не было, а к восстановлению душевного равновесия обстановка как-то не располагала.

Можно сказать, что Кощей впервые принял его официально: в парадной зале, сидя на тронном возвышении, по-прежнему без корон и пышных одеяний, но тем не менее полностью одетый и тщательно застегнутый, хотя обычно позволял себе этакую домашнюю небрежность вроде распахнутого ворота сорочки, сброшенного с плеч в сторону дублета или вовсе халата. Не говоря уже о том, что пояс на узкой талии сейчас отяжеляли собой парные клинки, и настроение у чародея ни капли не улучшилось. Иван еле сдержался, чтобы не поежится под пронизывающим насквозь взглядом мужчины. Вскинул голову, вовремя вспомнив, что все-таки царевич и тут же застыдился своего затрапезного вида, сбившись окончательно.

— Что ж, — с долей отстраненно-холодной насмешки тяжело уронил Кощей, прерывая затянувшееся молчание, — буду откровенен! Как правило, мне с твоими тезками и им подобными совсем другие разговоры вести приходится. А вот ты умеешь удивлять по-крупному, основательно... Глупо отрицать, чем я тебе обязан, так что не будем откладывать на завтра то, что и так ясно. Будь по-твоему: признаю Долг! Какую же награду ты, Иван-царевич, от меня пожелаешь?..

Иван аж вздрагивал, каждое слово звучало как пощечина. А потом успокоился, хоть и горько было: а чего ты ждал?! Твое безумие — только твое... Ему своего наверняка хватает, он очнулся-то — месяца не прошло, полной луны не поднялось! Ты для него кто? Тот, кто все про его слабость и унижение видел! Царевич Ваня, с которыми ласково не разговаривают, да вот по недоразумению помогший, родич его мучителя, которому хватило совести исправить содеянное зло... Да ему впрямь поклониться стоит, что Правде следует, взашей не вытолкал, питье из рук брать не брезгует!

Иван понимал все, чувствовал, — а справиться с собой не мог, как не мог глаз отвести от взгляда очей зеленых, сверкающих ледяным крошевом и вихрящихся под ним темными омутами:

— Не гони! — само на язык выскочило. — Не печалился я о наградах, позволь взамен с тобой остаться!!!

Да, как бы не язвил Кощей, тем не менее вряд ли он предполагал, что его сарказм оправдается настолько полно и настолько быстро: самому было странно, что удалось сохранить хотя бы подобие невозмутимости! В то время, пока парень, — должно быть сообразив, что его просьба прозвучала двусмысленно и вызывающе, — путано и торопливо объяснял, что домой ему не можно теперь, а в тридесятом царстве прижился уже, уходить не хочет, и чего-то там Яга унюхала, что дело лекарское ему пришлось по нраву, а библиотека в замке богаче некуда и прочее... Чародей же размышлял.

В каждой шутке есть доля шутки, а юный Иван-царевич действительно умел поставить его в тупик с завидным постоянством! И не то что бы это успокаивало, пусть Кощей совсем не испытывал опасений на счет Вани, подозревая в злоумышлениях.

Во-первых, это было излишним. По пробуждении ему даже старые чары не пришлось менять: если что, то — покушение, конечно, это неприятно, однако он действительно бессмертен, а злоумышленник после того уже не смог бы выйти из замка, в лучшем случае дотянув живым до того момента, когда тело и магия чародея справятся с отравой или раной. Колдовскими силами Иван совсем не обладал, да и пытаться в его собственном жилище совладать с восстановившимся Кощеем чарами было бы попросту идиотизмом: собственная мощь чародея была такова, что без дополнительных ухищрений задавливала собой все остальные в месте, где каждая пылинка ею пропиталась за долгие годы. Разве что тоже пробовать исподтишка, какой подлостью...

Однако возможностей для этого у царевича и раньше было более чем достаточно. Было бы невероятно глупо вытаскивать из застенков, тщательно ухаживать в течение нескольких лет изо дня в день, чтобы потом как-то вредить. Ненавидя кого-то даже самой лютой ненавистью, можно выкрасть из узилища, случается, — чтобы затем запытать своими руками... но не выхаживать же! Поэтому Кощей без всякого внутреннего трепета спокойно пользовался теми средствами, которые подготавливал для него Иван.

Что называется — проверка временем! И Ваня ее сполна прошел, куда уж больше...

Доводы молодого человека, пусть и сбивчиво изложенные, — выглядели вполне логичными, оправданными и даже вызывали некоторое уважение, так как ни намека на стандартный халявный набор из различных материальных ценностей, бочки живой воды, полцарства и руки души-девицы, которые у него якобы тут толпами по подземельям томятся, — в речи не прозвучало.

А вот в первоначальной формулировке слышалось что-то некоторым образом странное!

И ведь он даже не понимает, похоже, что после того, как озвучил свое требование взамен на добровольное предложение уплаты Долга, — то самое, первое, — отказать ему без ущерба для себя должник уже не сможет. Не самого серьезного ущерба, но в играх с судьбой и мелочь способна обернуться катастрофой

— Будь по-твоему, Иван-царевич! — заключил чародей, откидываясь и сжимая руки на подлокотниках трона. — Оставайся до поры в замке моем гостем. Ведь об ученичестве ты все же не просил... Да и я не целитель, а ты не маг. Всем, чем до сих пор пользовался, пользуйся дальше свободно, разрешаю. Об остальном — спрашивай, отвечу, если захочу. Не отвечу — не обессудь! Согласен? Принимаешь ли?..

— Принимаю! — с облегченной готовностью выпалил Иван. В этот момент он заметил лишь то, что почти безмятежно располагавшиеся на подлокотниках пальцы мужчины чуть дрогнули и сжались.

Слегка прищурившись, Кощей продолжал разглядывать его с пристальным интересом: надо же, счастья-то сколько! К чему бы это?

Ну да ладно, разберемся, а бескорыстность — сама по себе награды заслуживает:

— Значит, решим по сему! — определил чародей, предупредил. — Сверх того, дам я тебе свою защиту и поручительство, но только на один раз.

— Справедливо, — легко согласился Иван, у него и без того точно гора с плеч свалилась, так легко на душе стало, ажно петь хотелось.

— Тогда так тому и быть! — завершил чародей, поднимаясь.

И вкрадчиво улыбнулся вслед удалявшейся фигуре: о чем же ты все-таки загадывал, царевич, когда так пылко не гнать просил?..

* * *

Долгого и сколько-нибудь серьезного расследования не получилось. Вся интрига закончилась стоило подловить царевича на подглядывании за тренировками и медитациями, больше ничего подозрительного в его поведении не было. Парень оказался приятно неглуп, во всяком случае поговорить с ним можно было, не подвергая свой рассудок опасности впасть в летаргический сон навечно. Не отличался он и навязчивостью либо бесцеремонностью, поэтому подобный тайный интерес выглядел несколько странно и вряд ли объяснялся одним лишь любопытством. Да, его занятия на неподготовленный вкус могли показаться необычными, однако ничего запретного или секретно-колдовского в этом не было. Всепобеждающих приемов тоже не демонстрировалось, простая разминка для поддержания дисциплины тела и духа, в чем можно было легко убедиться сразу — зачем же тогда продолжать, при том скрывая свою заинтересованность?

Разве что причина выходила не настолько невинной, как можно было бы предположить. На вполне безобидное нейтральное замечание о его увлечении боевым искусствами, Иван покраснел как маков цвет, понимая, что его каким-то образом наконец заметили. Хорошо еще, что ничего непотребного он в такие моменты не творил, просто смотрел, хотя вид имел наверняка самый восторженно дурацкий.

Ваня едва выдавил из себя что-то мало вразумительное и по наивности уже было перевел дух: Кощей отнесся к его проступку снисходительно. Мужчина вполне доброжелательно и подробно объяснял что именно и для чего он делает — дескать, как говорится одними чарами сыт не будешь. Какой толк от самых изощренных колдовских познаний, если ничего тяжелее вилки в руках удержать не способен, да и той через раз промахиваешься, а медитация такое же упражнение, но уже для разума, и она-то как раз чрезвычайно полезна, поскольку учит самоконтролю, помогает восстановлению душевного равновесия, способствует успешному познанию чего бы то ни было... Обрадованный тем, что беседа приняла 'безопасный' оборот, Иван отвлекся, с энтузиазмом включаясь в обсуждение, и не заметил как попал прямиком в заботливо расставленную ловушку.

Наоборот, он даже был уверен, что избежал не только разоблачения, но и еще одного серьезного промаха. Не желая хвастать, или оставлять иллюзию, что в глубине души мечтает о героических подвигах и жаждет все же сойтись с Кощеем в поединке, Ваня честно и не стесняясь признался, что пусть его, само собой, учили владению оружием, однако выдающимися достижениями гордиться не приходится. Зато мастерство чародея впечатляет, как и его коллекция: за разговором они как раз перешли в оружейную палату.

Кощей лишь рассмеялся на похвалу:

— Ваня, во-первых, я все-таки не отбирал каждый клинок в бою у поверженного врага, хотя да, здесь есть и такие! И да, большинство делались специально под мою руку. Но ты забываешь, что несмотря на плен, у меня все же было отнюдь не двадцать лет, чтобы научиться всему, что умею.

— Интересно, наверное! — вырвалось у Ивана.

— Интересно, — согласился мужчина, правда уже тише и без особого веселья, — а еще такую прорву лет приходится на что-то тратить, чтобы не свихнуться...

Внезапно, как всегда без перехода от темы к теме, он окинул Ваню оценивающим взглядом, от которого того невольно бросило в жар, потому как все его желания разом о себе напомнили.

— Например, — добил его Кощей, обворожительно улыбаясь, — я могу потратить их на тебя. К тому же, мне сейчас партнер был бы кстати... а тебе, по твоим словам, не помешает парочка уроков!

— А... ага... — только и смог кивнуть Иван, понимая, что действительно бесповоротно сошел с ума, потому что помстилось ему на мгновение что-то совершенно не то.

Дальше больше! Нет, Кощей действительно говорил содержательно, по делу и не растекаясь мыслею по древу. Однако стоит начать с того, что импровизированное занятие он проводил в своем обычном виде для тренировок — то есть полуобнаженным, поставив и Ваню перед необходимостью принять соответствующий вид. И не нужно забывать, как на Ванечку действовал голос Кощея: он не повторил бы ни одного его слова даже под угрозой смерти, тем более, что лекция о сравнительных особенностях телосложения и соответствующих, исходя из него, самых элементарных стойках и приемах сопровождалась демонстрацией и прикосновениями, которых тот вовсе не чурался... Руки у него казались одновременно обжигающе-горячими и до облегчения прохладными!

Сильными и чуткими. Пальцы крыльями бабочки перепархивали по плечу, чтобы затем жестко зафиксировать запястье, одна ладонь ложилась между лопатками, заставляя буквально выгибаться от остроты ощущений и тут же вторая безжалостно опускалась на пресс... Колено мужчины проехалось по бедру, а волосы мазнули по шее, в то время как Кощей направлял его движение и — Иван попросту сбежал!

Он сидел у холодного источника, обессилено уткнувшись лицом в ладони, сам не понимая, как еще не опозорился окончательно прямо там...

Когда над ухом раздался обманчиво ласковый, обволакивающий собой от макушки до пят, шепот:

— Так вот оно что, Ванечка!..

Иван подскочил, как ужаленный и затравленно вжался в стену: Кощей нежно улыбался с самым доброжелательным видом, вот только при этом зеленые очи буквально мерцали от бушующей в них ледяной ярости.