Казанский поход (Крестоносцы 2)

— Мда, вон оно как — задумчиво протянул воевода — выходит за веру свою ты сударь и пострадал. Видать через то и злоба немалая на басурман — гонителей у тебя накопилась. Оттого и выбрал тебя князь Георгий среди других своих ближних людей для такого дела. Молись Константин Лексеич. Глядишь и не оставит тебя Господь милостью своей, сладиться дело твое.

— Да будет воля его!— Костя вслед за своими собеседниками набожно перекрестился.

— Ну, что ж отдыхайте пока бояре, набирайтесь сил. А, чтобы не замерзли, зимы то у нас лютые бывают, примите подарок.

Отдарился воевода ведерным бочонком неплохого вина и парой роскошных и довольно дорогих даже по здешним меркам шуб из чернобурок. Если к первому, не очень любивший алкоголь Костя отнесся довольно равнодушно, то за второе, едучи в санях по заснеженной зимней дороге, он был очень благодарен князю Ушатому.

Из Вологды выехали только в конце ноября, когда ранняя в здешних краях зима основательно укрыла все вокруг белым покрывалом. Длинный караван из нескольких десятков запряженных крестьянскими лошадками розвальней, сопровождаемый отрядом из трех десятков купеческих охранников, спокойно, без приключений миновал Ярославль.

Щебенкин покинул город двумя днями раньше, решив воспользоваться приглашением Теглева и погостить в его поместье. Поехал налегке, прихватил с собой только слугу и телохранителя, отправив весь свой груз с купцами, под присмотром троих новоросских гвардейцев и братьев — мурманов.

Три дня проведенные в гостях пролетели незаметно и запомнились как одно большое, прерывающееся лишь на сон застолье в шумном окружении многочисленной теглевской родни и понаехавших из ближайших поместий соседей. Но все когда-нибудь заканчивается и вот уже несколько часов Костя, кутаясь в теплый мех княжеского подарка, сидит на заднем сиденье открытого возка запряженного парой лошадей. Сиденье напротив занял одетый в огромный овчинный тулуп и заячий треух и все равно отчаянно мерзнущий Чарли, на облучке, рядом с возницей пристроился не выпускающий из рук заряженного мушкета Карл. Впереди скачет верхами Теглев со своими холопами. Небольшая кавалькада, пользуясь превосходством в скорости, стремиться догнать ушедший вперед основной караван.

Зима еще только вступает в свои права и настоящих морозов пока, что нет. Так, градусов десять-пятнадцать, сущая мелочь для русского человека. Липкий, тяжелый снег, комьями летит в стороны,, скрипит под полозьями саней. Это поскрипывание, мерный топот и пофыркивание вкупе с приятными воспоминаниями ввергли Щебенкина в умиротворенно — дремотное состояние. Дорога верста за верстой ложилась под копыта споро бегущих под веселое побрякивание колокольчика лошадок, приближая нашего героя и его спутников к конечной цели порядком затянувшегося путешествия — Москве.

ГЛАВА 12. В которой Щебенкин опять влез не в свои дела.

Бывший студент и пауэрлифтер, а ныне посол Великого княжества Новоросского в Великом княжестве Московском, Костя Щебенкин восседая на спине крепкого гнедого конька, не спеша ехал по тихим, вечерним замоскворецким улочкам. Вопреки ожиданиям при первой встрече Москва 16-го века не произвела на нашего современника большого впечатления. Этакая большая, даже огромная по здешним меркам, но все-таки деревня. Сплошь деревянная (исключение составляли лишь некоторые храмы), со стиснутыми частоколами оград, щедро унавоженными "конскими яблоками" улицами. С лежащим по обочинам грязно серым от копоти многочисленных печных труб снегом и запахом навоза и парного молока по утрам. В общем, средневековый город, зимой радужных впечатлений не оставлял. Даже Кремль, выглядел каким-то обшарпанным, с невысокими, сложенными из серого камня, а местами и вовсе деревянными стенами и башнями. Ничего общего с тем, что Костя видел, бывая в столице в своем времени.

В очередной прогулке по древней Москве его сопровождали двое попутчиков: один из троих солдат-телохранителей из числа крещеных, служилых индейцев, и Тимоха Скрыня, живой, подвижный мужичонка лет сорока, челядин купеческой вдовы Евфросиньи Обрезовой, в просторной подмосковной усадьбе которой, посольство арендовало жилплощадь, амбары и конюшни. Ничего не поделаешь, до отдельных посольских дворов тогда в Великом Княжестве Московском тогда еще не додумались, да и придворный — посольский церемониал, впервые введенный при покойном родителе нынешнего государя Иване, находился еще в стадии становления.

— Стой! — Костя натянул поводья и поднял вверх ладонь, призывая спутников к вниманию — слышите?

— Кажись, убивают кого? — Тимоха остановил рядом свою невзрачную пегую кобылку и прислушался — на соседней улице. Верно говорю, боярин, как есть убивают.

Третий член небольшой компании, только молча кивнул головой и потянул из ножен тяжелый солдатский палаш.

— А ну, пойдем, глянем — Костя быстро спешился, и обнажив свой клинок, осторожно направился к источнику шума. За ним, бормоча вполголоса молитвы, топал Скрыня, все оружие которого, состояло из тяжелой свинчатки кистеня болтавшейся на кожаном ремешке. Шагов идущего следом гвардейца слышно не было. Потомственный охотник, он и здесь на городских улицах двигался так, словно скрадывал зверя где-нибудь в дебрях диких, американских лесов.

Звон клинков и хриплые вскрики сражающихся были далеко слышны в ранних, морозных сумерках плавно наползающих на притихшие замоскворецкие улицы. Дрались трое. Двое из них, одетые в длинные, стеганные тягиляи старательно орудовали клинками, весьма недвусмысленно пытаясь отправить на тот свет третьего, рослого, мужика в зеленом, богато расшитом, длинном, зимнем кафтане.

Впрочем, их противник, по-видимому, тоже жизнь прожил не в женском монастыре. По крайней мере, он пока весьма успешно отражал атаки оппонентов и даже порой довольно опасно контратаковал, вынуждая их перейти к защите.

Особого желания ввязываться в чужую потасовку у нашего героя не было, да и скорее всего вмешательство бы и не потребовалось, судя по тому, как ловко обороняющийся незнакомец орудовал клинком. Но в дело вмешался его величество случай. Не вовремя появившихся из-за угла путешественников, нападающие, очевидно, приняли за подкрепление, спешащее на помощь врагу, и разделились.

— А, еще воры! — завопил один из них, бросаясь на Костю, замахиваясь для рубящего удара саблей, судя по характерному искривлению клинка и крестообразной рукояти — прообразом знаменитой польской карабеллы.

Слегка ошалевший от подобной встречи Щебенкин тем не менее призвав на помощь все свои фехтовальные навыки, довольно успешно парировал первую атаку. Еще лет пять назад подобный выпад стал бы нашего героя первым и последним. Но эти пять лет были прожиты в мире, где от умения владеть оружием слишком часто зависели его жизнь и свобода, а значит, хочешь, не хочешь, приходится уделять время регулярным тренировкам. Сабля атакующего, отведенная в сторону, звякнув, скользнула по защищенному наручем запястью, и лезвие Костиной скьявоны хищно метнулось вперед, устремившись к неприкрытой полами куяка, голени опорной ноги оппонента. Теперь уже он вынужден был отскочить назад, опасаясь за целостность своих конечностей. Секундная заминка и подошедший на помощь Косте гвардеец уже атакует противника рубящими ударами тяжелого палаша. Пятясь под двойным натиском новороссов, тот еще некоторое время сопротивляется, но упустил момент, когда незнакомец в кафтане, покончив с его напарником, вдруг оказался за спиной. Дальнейшее произошло за доли секунды, резкий взмах, блеск стали и вот он уже лежит на плотно утоптанном, грязном от сажи и конского навоза снегу и вокруг его разрубленной головы неторопливо растекается быстро густеющее на морозе черное пятно.

— Мда, вот тебе и не вмешались — проворчал Костя, все еще тяжело дыша после скоротечной схватки, подрагивающими от избытка адреналина руками не сразу попал клинком в ножны — хотелось бы знать, в какую историю мы опять влипли.

— Влипли, говоришь? — невесело усмехнулся, очевидно отличавшийся хорошим слухом незнакомец — тот и оно, что влипли, это ты кавалер верно подметил. Лучше не скажешь. В скверную ты немчин историю попал.

— Спасибо, утешил — бросив неприязненный взгляд на собеседника, буркнул Щебенкин.

— А ты не девка, чтобы тебя утешать, как есть, так и сказываю — хмыкнул тот, затем посерьезнев, приложил руку к груди и слегка поклонился — но все одно, прими благодарность. Кабы не ты, так несладко бы мне пришлось. Идти надо, а то не ровен час опять княжьи людишки набегут. Тогда точно не отобьемся.

— Княжьи? — ахнул стоящий за спиной Тимоха — ой беда Константин Лексеич, бежать надо. Пропали наши головушки.

— Уймись, не каркай — одернул челядина Щебенкин и обернулся к незнакомцу — а ты мил человек кто такой будешь?

— Уходим. Потом обскажу кавалер, мыслю, мы с тобой еще свидимся — бросил "мил человек" и махнул в сторону остывающих на морозе трупов — коли жизнь тебе дорога, о сем, никому не сказывай, и людишкам своим накажи, чтобы языками не трепали.

Больше ничего не сказав, незнакомец поспешно скрылся, словно растворился в темноте ближайшего переулка. Наш герой, жестом позвав за собой спутников, поспешил последовать его совету. Действительно задерживаться не стоило, с соседней улицы уже раздавались голоса людей, надрывались в лае встревоженные шумом собаки.

Ожидавшие за углом лошади, быстро унесли наших путешественников с места недавней схватки и без всяких приключений доставили их к посольским апартаментам. Там Костя, строго настрого запретив спутникам болтать о недавнем приключении, что впрочем, оказалось совершенно излишним. Махгиканин вести пустопорожние разговоры был не склонен в силу своей природной, присущей представителям его народа сдержанности, а Скрыня же был настолько напуган, что вряд ли бы стал кому либо распространяться о своем пусть и невольном участии в темном деле. Наконец разобравшись с делами наш герой, добрался до заменяющей ему кровать лавке, и отогнав прочь бродящие в голове тревожные мысли и предчувствия завалился спать.

Первые, робкие, солнечный лучики, просочившись сквозь затянутый слюдой оконный переплет, пробежали по лицу. Внизу, в подклети радостно завопил петух, восторженно приветствуя наступление нового дня. Щебенкин открыл глаза, потряс головой, разгоняя остатки сна, рывком сел на зашуршавшем свежим сеном, крытым чистым полотном тюфяке. Сладко потянулся, до хруста в суставах, босые ноги ощутили прохладу свежевыскобленных половиц. Разгоняя кровь по жилам, сделал несколько приседаний и помахал руками. Пригнувшись, чтобы не зацепить головой низковатую для его двухметрового роста притолоку, вышел в просторную горницу. Пожелал доброго утра хлопочущей возле жарко натопленной русской печи Агафье, молодой, лет шестнадцати отроду, хозяйской приживалке, приставленной кормить и обстирывать постояльцев, и кивком головы позвав с собой помогающего девушке Чарли, направился в сени.

За ночь вода в большой деревянной бадье подернулось тонкой коркой льда, слуга ручкой ковша раздолбил ледок, зачерпнул воды. Костя, наскоро поплескался, смывая обжигающе — ледяной водой остатки сна, и юркнул в блаженное тепло терема. У стола в ожидании завтрака уже собралась почти вся его немногочисленная свита.

Не успели они приступить к трапезе как дежуривший у ворот гвардеец, доложил о приезде Теглева.

— Хлеб да соль честному народу! — почти сразу же за докладом в горницу, шумно оббивая в сенях снег с сапог, ввалился Евфстафий. Сдернув с головы колпак, широко перекрестился на поставец с иконами в красном углу. Весело подмигнул, осклабившись, потер руки — ай да я, как раз к столу поспел!

— Не побрезгуй боярин — Агафья с поклоном подала ковш с исходящим ароматным парком сбитнем — отведай, с мороза.

— А и отведаю — гость в несколько глотков выпил горячий, пряный напиток, вернув посудину, попытался облапить уворачивающуюся девицу — хорош сбитенек, да и хозяйка хороша, гладкая да пригожая.

— Здравствуй Евфстафий Юрьич, ты по делу? Или в гости заглянул? — приветствовал боярина Щебенкин.

— Ага, в гости — хитро ухмыльнулся Теглев — но по делу.

— Ну, садись к столу, поешь, а дело подождет.

Боярин не заставил себя долго ждать, присел к столу и, извлекши из чехла на поясе ложку, запустил ее в миску с кашей.

Некоторое время едоки в полной тишине сосредоточенно работали ложками, наконец, когда с нехитрым, но весьма обильным завтраком было покончено, Костя выпроводил из горницы починенных и оставшись один на один с Теглевым, приступил к расспросам.

Долго ходить вокруг да около он не стал и быстренько выложил, зачем собственно явился в такую рань.

Выяснилось, что после полудня новоросского посла желают видеть в Кремле, и не кто-нибудь, а сам великий князь московский Василий Иванович. С одной стороны этого известия Щебенкин ждал уже давно, собственно ради этого в Москву и приехал, но вот с другой стороны... . В свете последних событий от подобной встречи можно было ожидать всего, чего угодно. Паранойя взвыла со страшной силой. Разгулявшееся воображение живо нарисовало, как у кремлевских ворот его хватают княжеские дружинники. Ну а там выбор перспектив достаточно широк от пожизненного содержания в тюрьме (что маловероятно, все-таки не велика птица), до смертной казни. Ну а тут, фантазии есть, где разгуляться. Кто знает чего тут положено для убийц и государственных преступников. Тут тебе и дыба, и четвертование, и сажание на кол, да мало ли еще развлечений предки себе придумать могут, с новоросским послом Константином Щебенкиным в главной роли. Б-р-р. Да простое повешение или отрубание головы по нынешним то временам может оказаться невиданным актом милосердия. И попробуй, докажи, что ты ни в чем не виноват, и всему виной нелепая случайность. О презумпции невиновности местные судьи по простоте душевной даже и не слышали. Давал же себе зарок после английских приключений, не лезть ни в какие передряги, но нет, видно судьба такая, быть в каждой бочке затычкой.

Хотя вроде по виду и поведению Теглева не похоже на ловушку, но с другой стороны, Евфстафия могут использовать и втемную.

Погруженный в эти невеселые мысли Щебенкин собрался, и прихватив с собой пару сопровождающих и полагающиеся в подобном случае подарки направился в путь.

Впрочем, на некоторое время предоставим нашему герою самостоятельно следовать уже знакомым маршрутом, а сами отвлечемся ненадолго, чтобы рассказать любознательному читателю о тогдашнем хозяине кремлевских апартаментов и его эпохе. Великому князю Московскому и всея Руси, князю Новгородскому и Владимирскому шел в ту пору двадцать седьмой год. Московский престол он занял совсем недавно, не прошло и полугода. Не было в нем ни отцовской энергии, ни таланта правителя. От недавно покинувшего этот грешный мир родителя своего Ивана III, унаследовал он лишь весьма жесткий характер, круто замешанный на византийском властолюбии, коварстве и склонности к интригам, коими щедро наградила сына его матушка, племянница последнего византийского императора Софья Палеолог.