Школьные забавы (Декамерон конца нуовоченте. 1)

В этот момент открылась входная дверь. Марина улыбнулась.

— Ты где?

Голос был вовсе не того, которого она ждала, и девушка, уже было собравшая выглянуть, замерла.

В этот момент вверху вновь хлопнула дверь. Видно, кто-то перешёл из одной квартиры в другую.

Марина услышала, как вошедший в подъезд матерно выругался.

Несколько секунд она стояла, затаившись. Ждала, что он или пойдёт наверх, если живёт здесь, или выйдет. Но не шагов по лестнице, не звуков открываемой наружной двери не было. Марина слышала какую-то возню, но не понимала, что там происходит.

Она тихонько перешагнула через одну ступеньку наверх и осторожно, чтобы не обнаружить себя, выглянула.

Вполоборота к ней у стены стоял взрослый мужчина. Марина не сразу поняла, что он делает, но — всего лишь секунду.

Рука мужчины мерно двигалась у ширинки.

Марину поразил размер. Рука мужчины ходила по всего его длине, то почти скрывая головку, то, уходя к животу полностью стягивая с неё — красной и влажной — кожу.

Марина представила себе...

Она чуть присела, расставив ноги, просунула руку под платьем в трусы и, не сводя глаз с руки мужика, в ритм с ним задвигала своей.

Когда мужчина, глухо застонал, её рука задёргалась почти судорожно, а рот раскрылся, давая выход горячему дыханию. А когда — через секунду — он брызнул фонтаном на стену, у которой стоял, она, выгнувшись, чуть не охнула в голос, вовремя зажав себе рот второй рукой.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

На следующий день Рафаэль встретил Марину перед уроком рядом с классом. Она пришла раньше и по какому-то делу выходила в коридор как раз в тот момент, когда он подошёл к дверям. Они столкнулись нос к носу.

Рафаэль всю дорогу в школу думал о том, как встретит его Марина, как среагировала на его вчерашнюю неудачу, когда — он практически не сомневался в этом — она была согласна, а он лопухнулся из-за того мужика. Будет ли она смеяться над ним, будет ли сердиться на него, как ему вести себя с ним... Но когда Рафаэль столкнулся нос к носу с внезапно вышедшей из класса Мариной, он от растерянности в эту секунду не знал ни что сказать, ни что сделать.

Так и стоял, разинув рот и уставясь на девушку.

Марина же опёрлась спиной о стену рядом с дверью, выставив вперёд грудь и как-то неуловимо открыто смотря на него, отчего он весь обмяк тягостно-сладкой слабостью, ощущением что вот — всё она уже решила, протяни только руку...

И не протянул.

То ли от неожиданности, то ли от нерешительности, то ли от боязни. Только выругал сам себя последними словами, когда неуловимая тень разочарования пробежала по лицу Марины и она, всколыхнувшись, оторвалась от стены и ушла, коснувшись его щеки своим дыханием и прядкой волос.

Что касается самой Марины, то она в себе не копалась, не имела такой привычки. Ей было просто обидно, что Рафаэль, которого она выделяла из всех своих знакомых парней, так робок. Она чувствовало тайное любопытство, и хотела удовлетворить его именно с Рафаэлем. Впрочем, если бы кто-нибудь спросил её об этом прямо, она с негодованием бы всё отрицала. Причём, совершенно искренне. Её просто тянуло к Рафаэлю, но не к давно надоевшим его лазаньем ей между ног, ничем не заканчивающимся, а.... Но тут она даже для себя не желала формулировать свои мысли. Просто отдавалась безотчётной неге ожидания.

Свою же обиду по отношению к Рафаэлю Марина выразила в том, что весь день, все шесть уроков, старательно избегала его. А он послушно не надоедал. И это её уже просто бесило.

Последним сегодня была физкультура. Два параллельных класса объединялись.

В раздевалку Марина припозднилась и застала только конец разговора. Причём всплески смеха она услышала ещё в коридоре.

— То-то я смотрю, он-то на ней, всё нормально, а потом думаю, что-то не так, присмотрелась, а она-то не на спине, а на животе... Как это он, думаю, и куда...

Общий смех вновь потряс раздевалку.

Марина, оглядевшись тут же поняла в чём дело. Оля из параллельного класса рассказывала, как она застукала Валю в подвале с парнем.

Валя только отмахивалась, делая вид, что ничего особенного не случилось.

— А что, — заявил кто-то, — можно и так. Тоже хорошо.

Все вновь засмеялись.

— А сама-то ты что там делала? — спросила Марина у Оли. Ей стало жалко Валю, жалко из чувства солидарности. И почему вдруг оно возникло у неё сегодня, ведь до этого ничего подобного не было? Но Марина, по обыкновению, над такими вопросами много не думала и сейчас так же — тут же выбросила это из головы.

— Как что делала? — подхватила одна из девчонок, — Ходила на спине полежать.

Новый взрыв смеха оборвал громкий стук в дверь и голос физрука:

— Ну хватит там уже веселиться! Быстро в зал!

Девчонки, продолжая хохотать, выбежали из раздевалки.

— Самбулаева, — физрук заглянул в опустевшую раздевалку, — Особое приглашение нужно?

Марины вышла из раздевалки.

— Давай, быстрей!

И физрук хлопнул её. Почти по спине. Не по попе, нет — Владимир Васильевич был осторожен и никогда не давал повода к разговорам. Более того, именно он настоял в своё время, чтобы к бывшему военруку, при натягивании костюма радиационной защиты на десятиклассницу попутно облапавшего девичий бюст, были применены самые строгие меры. "Такому явлению не место в советской школе", — гневно заявил он тогда.

Правда, скандал в тот раз случился громкий. Девушка тут же, при всех, дала военруку пощёчину. Более того, нажаловалась директору, а потом — родителям.

Что на неё нашло, никто не знал. Дело-то было на копейку. На такие вещи мало кто обращал внимание. Говорили, что виной всему несчастная любовь. Та десятиклассница, несмотря на выпускной класс, вскоре перевелась в другую школу.

Владимир Васильевич хлопнул аккуратно: чуть-чуть пониже, там где спина, уйдя в углубление, начинала возвращаться назад...

Все значил, что он любил такие касания. Всегда, вроде, по делу, но то хлопнет девушку вот именно по этому месту, то невзначай, показывая движение, коснётся груди, то, поощряя, проведёт рукой по спине, чуть задержавшись там, где почти у всех уже — застёжка лифчика.

Девушки хихикали, отшатывались, все остальные тоже понимающе подхахатывали, Владимир Васильевич делал вид, что ничего не происходит.

Марина же, ощутив его руку, не хохотнула, как обычно, не отскочила. Она, наоборот, внезапно остановилась и даже неуловимо подалась назад, так что рука физрука, вместо того, чтобы соскочить с её спины, задержалась на ней.

Владимир Васильевич быстро стрельнул глазами по короткому коридору, ведущему из раздевалок в физкультурный зал. Он был пуст. Парни, их раздевалка была рядом с девчоночьей, давно уже были в зале, девушки только что пробежали туда.

Физрук медленно, гладящим движением, опустил ладонь чуть ниже, туда, где выпуклость уже раздваивалась ягодицами...

Марина обернулась через плечо и впилась в учителя прямым и долгим взглядом. Потом демонстративно опустила глаза на его тренинги, вздувшиеся бугром под свисающими завязками пояска, и не торопясь, намеренно покачивая бёдрами, пошла в зал.

И прежде, чем войти в него, обернулась, опёршись на косяк дверного проёма и опять глядя прямо в глаза застывшему физруку, произнесла намеренно двусмысленно:

— Ну, что же вы, Владимир Васильевич?

И, чуть откинув волосы за плечи, вошла в зал.

Во время всего урока физрук то и дело смотрел на Марину, и она всегда отвечала ему прямым взглядом, не отводя и не опуская глаз. Ей было смешно наблюдать его озадаченный вид, замечать, что, вопреки обыкновению, он никого из девчонок не погладил, никого специально не касался, он словно постоянно раздумывал, то и дело поглядывая на Марину.

В конце урока Марина вышла из зала последней, не удержавшись и в дверях вновь прямо и долго посмотрев на физрука.

Переодевалась она не спеша. Так как урок был последний, все торопились и раздевалка быстро опустела. Марина через стенку слышала, что и мальчишки уже все ушли.

Она ничего не планировала, просто отдалась чувству, которое крепло с каждой минутой и, когда в коридоре послышались шаги, превратилось в уверенность. Слабое сомнение мельком коснулось её, но тут же было подавлено облегчающим сознанием неизбежности предстоящего. И эта покорность неизбежному, словно успокоила её, сняло необходимость что-то решать. Она просто отдала себя на поток событий.

Когда Самбулаева так демонстративно подставила ему свои ягодицы, физрук испытал такой внезапной силы прилив возбуждения, что только усилием воли не дал себе сразу же завалить сучку чуть ли не тут же в коридоре.

Тем более, что эта Самбулаева давно привлекала его. Для Владимира Васильевича она представляла идеал сексуальности: небольшого роста, чуть пухленькая, подвижная и вся такая ладненькая.

И ещё это её: "...Ну что же вы, Владимир Васильевич". Он вынужден был задержаться, чтобы остыть. Она точно заметила его моментально вздыбившийся бугор, и то, что она его заметила, делало желание ещё нестерпимее. Владимир Васильевич серьезно полминуты рассматривал вариант по-быстрому спустить где-нибудь в закоулке, чтобы прийти в норму. Но, слава богу, удалось взять себя в руки.

Весь урок он мог думать только о Самбулаевой и чем больше наблюдал за ней, тем больше укреплялся в своей уверенности.

Он знал их, этих созревших сучек. Он почти не сомневался, что она задержится в раздевалке позже остальных, раз этот урок у них — последний. Он с усмешкой представлял себе, какой она себе кажется изобретательной и отчаянной. Она не знала, сколько таких ситуаций он уже пережил. И все они чувствовали себя изобретательней других, а поступали как по шаблону.

И когда он, прислушиваясь, дождался, пока из обоих раздевалок все уйдут, осторожно двинулся в том направлении по коридорчику, он уже не сомневался, что увидит в женской раздевалке свет, а заглянув через полуприкрытую дверь, увидит там Самбуалеву.

Она сняла физкультурный костюм, одела кофточку и юбку, но окончательно уходить не спешила — медлила собирать вещи, задумчиво перебирая их.

Физрук зашёл в раздевалку. Самбулаева посмотрела на него без удивления. Владимир Васильевич закрыл дверь. Делал всё медленно, словно в любой момент ждал от неё протеста, всем своим видом показывая, что всё идёт только до тех пор, пока она молчит.

Самблулаева молчала. Когда он запер дверь изнутри. Когда он потушил свет.

Марина почувствовала, как он обнял её, как его руки прошли, помяв, по её груди, расстегнули юбку. Она послушно дала её снять, так же послушно, переступив ногами, позволила снять с себя трусики. Темнота только помогала ей, она не хотела видеть физрука, она хотела чувствовать только мужские руки. Руки, которые знали, что нужно делать.

Они залезли ей между ног, раздвинули... Марина напряглась.

— Не бойся, — шепнул ей физрук, — я по-другому.

И мягко перевернул её к себе задом. "А что, — вспомнила она сегодняшний разговор перед уроком, — можно и так. Тоже хорошо". Сердце забилось сильнее. Физрук мягко нагнул её вперёд, она упёрлась руками в стенку, повинуясь его движению чуть расставила ноги.

Физрук завозился, стягивая свои тренинги. Марину бросило в жар, она почувствовало кожей ягодиц то, что было в них, что тогда, перед уроком, вздыбило эти тренинги. И тут же перед ей глазами встало воспоминанием то, что выглядывало из кулака того мужика, в подъезде. Она закрыла глаза.

Руки физрука раздвинули её ягодицы, она тихонько ойкнула, почувствовав упругое вдавление в задний проход.

— Сейчас, сейчас, — зашептал ей сзади в макушку физрук.

Она почувствовала, как это давление ослабло, потом вернулось, продвинувшись чуть глубже, опять ослабло, почти вышло, и опять внедрилось, и опять чуть глубже.

Она стала тяжело дышать в ритм движений физрука, в ритм его дыхания за её затылком. Перед её закрытыми глазами двигалась рука мужика в подъезде, как она ходит по всей его длине, то почти скрывая головку, то, уходя к животу полностью стягивая с неё — красной и влажной — кожу...

Продолжая опираться одной рукой о стену, другую она просунула себе между ног...

Когда физрук, судорожно усилив темп, застонал, она почувствовала горячую струю, ударившую в неё, и тут же перед её взором белая жидкость в том подъезде брызнула крупными каплями на обшарпанную стену...

Марина несколько раз дёрнула рукой, почувствовала, как она наполняется влагой, шумно втянула воздух и, повинуясь сладостной волне облегчения, ударившей вниз, охнула и обмякла, подхваченная сзади физруком. А то бы упала.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Когда Владимир Васильевич ушёл, Марина опять заперла за ним дверь и включила свет. Тщательно вытерла трусиками между ягодицами. Трусы стали совсем мокрые. Она поднесла их к носу и втянула в себя острый запах.

И вдруг вспомнила о Рафаэле. Ей стало страшно грустно, так что захотелось плакать.

Но она стряхнула навернувшиеся слёзы.

И на минуту, закрыв глаза, представила, что это Рафаэль водит руками по её телу, это он снимает её трусики, разводит руками её ноги. Ей вдруг остро захотелось, чтобы Рафаэль был здесь, чтобы он, наткнувшись у неё на преграду не поступил как физрук, а по-настоящему...

Марина открыла глаза. В раздевалке никого не было. В руках у неё были скомканы испачканные трусики. Она засунула их в карман. "Дома постираю", — подумала она и стала складывать свою физкультурную форму.

Внезапно она вспомнила, что скоро вечер накануне 7 ноября и счастливо улыбнулась.

Сложив форму в мешок, девушка окинула взглядом комнату, не забыла ли чего. Задержавшись на месте у стены, где ещё пять минут назад она стояла, наклонившись вперёд и опершись об неё, она ещё раз улыбнулась, потушила свет и вышла из раздевалки.

Главный праздник страны, день Великой Октябрьской Социалистической Революции, неумолимо приближался. Страна рапортовала об успехах. Заводы и фабрики, транспортные предприятия и всевозможные конторы каждый день, друг за другом, торжественно объявляли о досрочном выполнении планов и взятых на себя по случаю очередной годовщины Великого Октября дополнительных социалистических обязательств.

В коридоре школы трое из пятого "В", снятые по этому случаю с уроков, тщательного вырисовывали большими буквами на длинном куске кумача: "Учиться, учиться и учиться. В.И.Ленин".

Учиться никому не хотелось, поэтому ответственное задание выполнялось с радостью, тщательно и не спеша.

Остальные им завидовали.

Впрочем, в эти подготовительные к празднику дня везло многим. Школы соревновались между собой в праздничном оформлении, и дел было много. Территория тщательно убиралась. Портреты вождей вытирались от пыли, осевшей на них за год, прошедших с предыдущей годовщины. Обновили стенд "Члены Политбюро ЦК КПСС", сам стенд заново покрасили, фотографии заменили свежими. Всюду развешивали флаги и транспаранты, которые перед этим, достав из запасников и шкафов, стирали и выглаживали. В фойе, напротив входа, соорудили красивую композицию из огромного красного государственного флага СССР и пятнадцати флагов союзных республик — поменьше. Сверху лентой шли гербы этих республик, предводительствуемые государственным гербом СССР, тоже раза в полтора большим в диаметре.