Мирон сын Мирона

Она провалилась в неё, уходя в глубину, чувствуя сильнейший удар по ногам, удар по ушам, голове, сильную боль в груди, ожог лёгких. Вода захватила, потащила в глубину, и все попытки вырваться не приводили ни к чему. Тело не слушалось, в голове протяжно звенело, всё болело, особенно сильно болела левая рука. Вода, вода, тёмная холодная вода, она смыкалась толщей, не пропускающей свет, воздух, жизнь. И силы, последние силы, оставляли тело.

Аэлла тихо вскрикнула и проснулась в предрассветной темноте. Лежала она на боку, и левая рука её онемела почти до плеча. Ох! Она закусила губу, пока расправляла руку, хмурилась от боли, сжимая и разжимая пальцы, пыталась восстановить движение крови. Как можно было так? Как она могла заснуть так? Ничего удивительного в том, что ей приснился кошмар. Такая боль!

Она долго лежала, не шевелясь, слушала свою боль, как колет она, пульсирует в каждой клеточке. Вспоминался кошмар, вода, много воды, как льётся она в желудок, в лёгкие. И сразу же начался кашель, а за ним — из желудка поднялась вверх противная тошнота. Что это? Захотелось заесть чем-нибудь кислым. И Аэлла нашарила в тарелке на столе у кровати зелёное яблоко, откусила прямо так, высасывая кислый холодный сок, старалась заглушить тошноту. Она даже не почистила яблоко, не вырезала кости. Плевать! Просто грызла его, откусывая от целого. К чему теперь всё это? Кому оно надо?

Сразу же вспомнился Мирон, Идвар. С ним она впервые попробовала неочищенные яблоки, неразбавленное вино... Да, и поцелуи, и даже больше... Проклятье!

Он не идёт из головы. И хотя она не видела его уже два дня, она всё равно продолжает думать о нём, и будет думать ещё очень долго, и ругать себя, и виноватить, и стыдить при случае. Но ничего, ничего уже не сможет изменить. Что бы она ни говорила, ни себе, ни ему, а сердце своё она никогда не обманет.

Яблоко немного уняло тошноту, и Аэлла попыталась заснуть, пока ещё лучи солнца не заглянули в окно, пока только-только занимался рассвет.

* * *

На следующий день Идвар снова пришёл к ней, пришёл сам, и долго молчал, разглядывая её. Аэлла на этот раз была в платье, распущенные волосы светлой золотой волной лежали на плечах, закрывали спину. А когда княжна поднялась навстречу Мирону, светлые пряди посыпались до колен, притягивая взгляд. И Идвар молчал, безмолвно глядя на них.

— Зачем вы пришли?

Перевёл глаза:

— Как себя чувствуешь?

Она передёрнула плечами небрежно, и волосы на них заискрились.

— Лучше,— перешла в наступление:— Вас это́ сюда привело? Это хотели узнать?

— А разве — мало?— он ответил вопросом на вопрос. Княжна хмыкнула и взяла с тарелки яблоко, осторожно ножом разрезала его на четвертинки и обратно положила в тарелку, теперь каждую дольку освобождала кончиком ножа от сердцевинки с косточками. Нашла себе дело, и Идвар следил за её руками. Наконец, заговорил о том, за чем, собственно, пришёл:

— Я получил письмо от короля из Мирополя.

— Да?— она не сильно-то и удивилась, даже не обернулась, продолжала заниматься яблоком, закончив с одним, принялась за второе.— Что пишут?

— Король хочет видеть тебя.— Идвар видел её профиль, частью закрытый распущенными волосами. Они так долго, так мучительно вдвоём ждали этого письма, ждали решения короля, а теперь она так буднично говорит об этом! Так просто!— Он ждёт тебя в Мирополе. Тебя и меня.

— Он хочет казнить меня там?

— Я не знаю, он вообще ничего не говорит об этом.

— Жалко...

— Что?— Идвар удивился.

— Я хотела бы знать, какие у него планы, на что мне настраиваться.

— Мы поедем дня через три, я думаю, вместе с армией, часть я оставлю здесь, а самые потрёпанные в боях отряды, да и раненые тоже, поедут в Мирополь.

— А из пленных?— она подняла на него глаза, повернув голову, глядела исподлобья, ждала ответа.

— Только ты. Пленные райронцы у нас только раненые с поля боя, я не хочу их брать, да и король ничего не говорит об этом...— помолчал несколько секунд.— Только ты одна будешь представлять Райрон и свои интересы в Мирополе.

Аэлла развернулась вдруг к нему всем телом, всё также глядя исподлобья, в одной руке нож, в другой — яблоко, спросила вдруг, нахмуриваясь:

— А Айрил?

Идвар помедлил с ответом, на миг растерявшись. Она что, ничего не знает? Она же была там! Она должна была слышать! Час от часу нелегче!

— Он не поедет...

— Почему?

— Потому что из всего княжеского рода осталась только ты, ты одна!— он произнёс последние слова с нажимом, через стиснутые зубы.

— Что это значит? Я видела его! Что случилось? Где Айрил?— с каждым сказанным ею вопросом голос её становился громче, требовательнее.— Где мой брат? Что вы с ним сделали? Я же сама, своими глазами...— Идвар перебил её, не дал договорить.

— Я казнил его.

Она опешила, замерла надолго, только губы её медленно распахнулись, выпуская из лёгких выдох боли и неверия.

— Что — сделал?— спросила, наконец.

— Я приказал казнить его.

Аэлла медленно опустилась на постель, руки её лежали у неё на бёдрах, она разжала пальцы, глядя, как катится по складкам платья яблоко, выпадает нож, качала головой туда-сюда, не веря, не желая слушать, принимать такие слова.

— Нет... Этого не может быть... Не могло быть...— шептала чуть слышно.

— Он был наследником!— громко заговорил Идвар, заставив её вскинуть на него глаза.— Он мог бы претендовать на эти земли! Он стал бы центром смуты! Он притягивал бы к себе всех недовольных! Так нельзя! Так нельзя, Аэлла! Это — война! Хочешь — не хочешь, а она заставляет принимать решения! Даже если бы я не хотел по каким-то своим причинам, это сделали бы в любом случае, не сейчас, так потом, не здесь, так там! Он — не просто твой брат, он — потомок древнего рода, сын своего отца! Он так же, как и тот, сам князь, твой отец, бросил вызов, собрал армию, не захотел подчиняться! У меня не было выбора! Это война! Это её правила!

Аэлла молча слушала его, не сводя глаз, и они у неё медленно наполнялись слезами, губы дрожали, к щекам прилил жар, она шепнула:

— Как?.. Когда?.. Господи...— закрыла глаза, и слёзы хлынули вниз, на щёки. Идвар подошёл и вытащил из расслабленных пальцев фруктовый нож, спрятал его у себя за поясом, чтобы унести с собой. Опустился на колено, сжимая пальцы горячей девичьей ладони, не находя слов, не зная, что сказать, как утешить.

Аэлла опустила голову, закрывшись стеной волос, вздрагивала от слёз, почти беззвучных.

— Аэлла, милая моя... Любимая...— он попытался подобраться поближе, скользнул по полу, стараясь прижаться грудью к коленям, быть близко, хотел обнять, но девушка резко вскинулась, вырывая руки. Ожгла таким холодно-пронзительным взглядом ставших вдруг синими глаз, что Идвар отшатнулся. Шепнула холодно:

— Убирайся...

Идвар отвернулся, закрывая глаза, принимая в полной мере всю боль, всю порцию ненависти, исходившую волной, да такой сильной, что чувствовалась она даже кожей. Потом он поднялся и ушёл.

Аэлла даже не шелохнулась, не глянула в его сторону, так и сидела с закрытыми глазами, тихо плакала от боли и горя. Она осталась одна, одна из всей семьи, ни отца, ни брата. Одна!

* * *

Дорога до Мирополя проходила через несколько земель, тоже вассальных земель короля, и была длинной. Уже на третий день Аэлла так устала, что даже постоянно меняющиеся виды из окон кареты не приносили её облегчения. Она удивлялась новым городишкам и городам, сёлам и деревням, но тут же теряла интерес, замыкалась и просто молчала, уходя в себя. Терпеливая Эл тоже молчала, не вызывала пустыми репликами раздражения госпожи, так же смотрела в окно.

Ехали медленно, потому что не все были конными, да и раненых везли с собой. Правда, некоторых из раненых забирали родственники по дороге, несколько немногочисленных отрядов во главе с местными сеньорами Мирон отпустил по домам. В случае войны они всегда придут на помощь.

Колонна растянулась по дороге и продвигалась медленно. Кто-то сказал, что дорога занимает в таком темпе дней двадцать. Аэлла не могла поверить. Как так? Разве это может быть? Двадцать дней — дороги! Дороги к возможной смерти! Она с ума сойдёт.

Мирополь, оказывается, так далеко, как может он давать какие-то указания другим землям, как может король командовать такими далёкими от него территориями? Разве это справедливо? Он держит под контролем графов и герцогов, баронов и рыцарей, у каждого из них свои армии, а они подчиняются. А те, кто не желают, переживают то, что пережил Райрон.

Новые земли, незнакомые места, люди в другой одежде, совсем другая невиданная никогда ранее жизнь.

Вечерами они всей колонной останавливались на ночлег, простые воины разбивали временный лагерь, а тех, кто познатнее, самого Мирона, княжну с их людьми размещали на ближайшем постоялом дворе, в домах местной знати, если ночёвка приходилась на город. В такие вечера Аэлла буквально валилась с ног, боролась с непонятной тошнотой, не спускалась к общему ужину, избегала людей и говорила только с Эл. Но когда она всё же встречала людей, служанок на постоялых дворах, воинов свиты Мирона, она очень часто ловила на себе негативные взгляды, слышала слова проклятий. Конечно, ведь в умах этих людей она являлась причиной этой войны, этих жертв и всего горя, что постоянно преследовал миропольцев по пути.

Быстрее бы уже доехать, добраться, наконец, до этого Мирополя, и будь, что будет. Ей уже было всё равно, как вымотала её эта дорога, эти незнакомые люди и места, для которых она была чужой и во всём виноватой.

* * *

Несмотря на огромную усталость, физическое и моральное опустошение, Аэлла испытала безмерное удивление, когда к обеду двадцатого дня пути, дорога, идущая вверх между поросшими ёлками и дубами горами, сделала крутой поворот и вышла к городу. Мирополь! Чудесный удивительный город! Он располагался этажами, поднимаясь вверх по склонам горы. Улицы, каменные дома с островерхими крышами, сверкающими в лучах солнца черепицей и узорчатыми флюгерами, ступенями поднимались вверх, перемежались с кронами деревьев, длинными острыми макушками сосен и ёлок. Этот лес рос здесь до того, как появились улицы, дома и храмы. Городская стена терялась в величии роскошной громадины города, она медленно вырастала, очерчивалась по мере приближения к ней, а город становился ещё больше, его вид с каждым шагом поражал любого, кто ещё ни разу не видел его.

У Аэллы просто захватило дух. Ничего себе! Райрон, расположенный на реке, на широких равнинах, просто не шёл ни в какое сравнение. Мирополь казался чем-то нереальным, никак не созданием человеческим. Это был город из сна, из мечты. Он был настоящим!

Сразу же вспомнились слова Мирона: "У нас горы и небо близко". Аэлла глядела во все глаза на огромное пространство неба, оно, на самом деле, на фоне близких гор и тёмного леса, бархатом укрывающего склоны, казалось огромным и близким, близким, рукой дотянуться можно. А вершина города, где располагался королевский замок, высокий каменный донжон, вообще скрывался за лёгкими облаками, растянувшимися дымкой от одного склона горы до другого. При ветре их, конечно же, растянет, и город ещё больше превратится в фантастическую декорацию.

Мимо Мирополя дорога шла дальше, поднимаясь всё выше в горы, там, потом, она, преодолев хребет, начинала спуск вниз, в равнинные земли Дарна. И там тоже располагались вассальные территории Мирополя. Столетиями миропольские короли держали в своих руках торговлю по обе стороны гор и скопили баснословные богатства. Горы были богаты рудами и лесом, жители занимались ремёслами и торговлей, а равнинный Мирополь, что Аэлла наблюдала вот уже три дня, богат был плодородными землями — полями и виноградниками, фруктовыми садами и рощами. Богатый край! Богатый и красивый край! Понятна теперь была любовь и гордость всех миропольцев, не любить такой город было невозможно.

В замке и в городе их встречали с поздравлениями победы, с женским плачем по убиенным и раненым. Так встречали их во всех городах, что они проезжали дорогой. Некоторые отряды пошли дальше, их ждала ещё дорога в Дарн.

Княжну Райронскую со служанкой разместили в одной из комнат дворца. Аэлла сразу же выглянула в окно, распахнув высокие створки, убранные витражами. У неё захватило дух. Эта сторона замка на несколько этажей возвышалась над пропастью. Вдалеке угадывались за толщей облаков горы, а слева и справа — городские кварталы. Лучшей тюрьмы нельзя было и придумать!

Она вздохнула, чувствуя, как от высоты закружилась голова, но не отошла, подняла голову, вгляделась в небо. Средь облаков носилась стая птиц, чёрных, быстрых, они рассекали воздух, оглашая окрестности тонким криком, рассыпались и вновь сбивались в стаю. И от их крика в душе родилась тоска, тоска по дому, по тихому маленькому Райрону. Он казался теперь таким далёким, ненастоящим. Она никогда его больше не увидит. Скоро начнёт садиться солнце, и темнота быстрее всего ляжет именно здесь, в этой пропасти, ещё больше отрезав Аэллу от прежнего мира.

В этот день король Эдуор IV принял только двух человек. Первым герцога Вальдена и только потом Мирона. Идвар ждал аудиенции в зале ожидания перед приёмным залом, и то, что первым король пожелал видеть герцога, а не его, просто выводило его из себя. Как будто даже здесь король отводил ему только второе место, и желал слушать только вторым, в дополнение к уже сказанному. Будто не приехал он с победой, не разгромил опальное княжество.

С герцогом король беседовал долго, и лишь в сумерках пригласил Мирона. В дверях Идвар встретился взглядом с тёмными глазами герцога и поджал губы, внутренне готовясь к самому худшему. Зашёл и почтительно склонил голову, шепнув обычное при этом:

— Приветствую вас, мой король, да пребудет мир с вами и богатство.

В широком свободном зале шёпот шёпотом не казался. Король кивнул, принимая приветствие. Идвар коротко доложил о походе, хотя король уже, наверное, всё это знал:

— Армия Райрона разгромлена в двух боях, в одном сражении армией Райрона командовал сам князь, он погиб в бою, во втором — его сын — Айрил Райронский. Он попал в плен, и казнён по моему приказу. В городе оставлен гарнизон в две тысячи воинов, командует им граф Лайден, он же временно исполняет обязанности правителя Райрона. Мной проведены все меры для наведения порядка в городе. Виновные казнены, подозреваемые арестованы и будут преданы суду по миропольским законам. Местная знать приняла присягу...— Идвар перевёл дух и медленно повернулся лицом к лицу короля, нашёл в полумраке зала его глаза.— Княжна Аэлла Райронская была захвачена в плен ещё в первые дни, я не счёл целесообразным казнить её, по вашему приказу она доставлена сюда...

— Я знаю, мне уже доложили об этом...— король Эдуор не сводил внимательного взгляда с лица сына. Идвар с детства боялся подобного взгляда, голос его дрогнул, когда он продолжил:

— Всё остальное изложено мной очень подробно в ежедневных отчётах. Мой король, я считаю поставленную задачу выполненной, за все недостатки готов ответить головой.