Мирон сын Мирона

Под стенами Райрона они стояли недолго, И́двар приказал идти на штурм укреплённого города. Ми́рон не хотел дожидаться, когда сын князя Райронского подведёт резервы и войдёт в тыл армии Мирополя. Самое лучшее — встретить армию в городе, а для этого его надо было сейчас взять, выбить армию старого князя. Да и можно ли те жалкие остатки, бежавшие с поля сражения, собранные впопыхах для обороны столицы, назвать армией? Конечно же, князь Райронский ждал сына, ждал как никогда, и разведка, посланная задолго вперёд, об этом доложила Мирону Идвару. И он выбрал единственно верное решение.

Штурм начался ещё вечером с массированной подготовки, стены бомбардировали с баллист, обстреливали длинными дальнобойными стрелами, мощными луками в человеческий рост. О, миропольские лучники — это отдельное слово военной техники. А вслед за стрелами на стены пошли тяжёлые рыцари и арбалетчики. Несли длинные лестницы, подсвечивали себе факелами. В стороне отдельный отряд пробивал ручным тараном ворота. Ржали лошади, кричали сверху, снизу, трещали костры, и лязгало оружие.

К утру Райрон был взят, лишь отдельные группки воинов сопротивлялись в самых дальних переулках, на окраинах города. А по стенам уже выставлялись новые караулы, с бойниц убирали тела бывших хозяев — защитников крепостных стен. Город перешёл в другие руки и сразу же превратился в новый центр обороны.

Мирон Идвар шёл по коридорам дворца Райронского князя, следом тянулись телохранители, адъютанты, старшие офицеры.

— Разведку выслали? Я хочу знать обо всём, что делается вокруг...

— Господин Мирон, воины устали, бои шли всю ночь...

— Выберите группу из резервов, найдите добровольцев, пообещайте звания и награды. Всё будет,— Офицер качнул головой и отстал, Идвар снова спросил:— Что с воротами? Чинят? Караулы выставили? Пожары?

— Тушат, господин Мирон. Караулы выставили, каменщики из местных восстанавливают стены.

— Хорошо. Князя нашли?

— Мёртвого...

Идвар резко остановился и взглянул на герцога сверху, удивлённо дрогнул бровями, переспросил озадаченно:

— Мёртвого?

— Его убили, господин Мирон, он погиб в бою, пытался остановить солдат, остался сам, почти один... его застрелили из арбалета...

— Да...— Он отвернулся, поглядел вдоль коридора, пошёл вперёд. Все — за ним. У дверей одной из комнат стояла охрана. Идвар остановился.— Кого охраняют здесь?

— Господин Мирон, здесь дочь князя. Мы хотели арестовать её, но подумали, что вы решите сами, может, и не стоит оставлять её в живых, она может стать центром притяжения сопротивления и всех недовольных сил. Это даже опасно. Ваш отец не одобрил бы этого...

Но Идвар толкнул дверь рукой и зашёл в комнату. Его встретил полумрак и тишина. Вдоль стен поднялись девушки-служанки, встали, почтительно опустив лица. Идвар пробежал по ним глазами и вперёд, по ним, в глубь комнаты. У окна он заметил её, она стояла боком и смотрела в окно, где в витраже метались огненные всполохи. Молодая княжна медленно обернулась, обернулась с достоинством, прямая, гордая, с высоко вскинутой головой. Она отличалась от других девушек, хотя и они так же были хороши. Отличалась не одеждой, и не нетронутой своеобразной красотой, что хранило первозданное девичье тело. Отличалась тем, как держала себя перед лицом смертельной опасности, участи, постигшей её, как стояла перед глазами этих опасных чужих людей, принесших в её семью смерть, а в страну — разруху и войну.

Она сама подошла поближе и спросила:

— С кем имею честь?..

Идвар ответил сам:

— Мирон Мирополя Идвар,— двинул подбородком назад,— и моя свита...

— Княжна Райронская Аэлла...— Она чуть склонила голову, и длинные серьги качнулись, касаясь высокого воротника. И только сейчас Идвар заметил, как дрожат её губы и подбородок. Она боится! Как же она боится! Пытается скрыть, а не может...— Скажите мне, Мирон Мирополя, какая участь ждёт меня и моих людей?

Идвар задумался, разглядывая её лицо, таких женщин он не видел ещё ни разу в жизни, она ждала ответа и смотрела только на него.

— До личного приказа короля Мирополя я дарую вам жизнь, княжна. Вы останетесь здесь. А Райрон теперь — мой город.

Она качнула головой и даже не поблагодарила за подаренную жизнь, а, может, сама не ожидала. Идвар развернулся идти.

— Господин Мирон?— она остановила его, не дав уйти, заставила обернуться.— Мои девушки, что ждёт их?

— Вам хватит одной служанки.

— Но вы можете пообещать мне, что ваши солдаты не надругаются над ними? Что они смогут вернуться домой?

— Прослежу лично.

И только тут она склонилась в поклоне и произнесла:

— Спасибо, господин, вы благородный человек...

Он хмыкнул и вышел, подумав вдруг: "Ты ещё не знаешь про своего отца..."

Герцог Вальден прошептал в коридоре:

— Зря...

Но Идвар уже не слушал его.

* * *

В течение нескольких последующих дней он практически не думал о ней, не вспоминал — было очень много работы. Разведка доложила, что молодого князя Райронского в округе нет, собирающейся армии не видно. Скорее всего, он отбыл за резервами куда-нибудь на север, собирал армию из вассалов тамошних князей и рыцарей. Так или иначе, а Райрон теперь не был его городом. Если желает восстановления прав, пусть приходит и попытается отбить, если сможет.

На улицах города быстро навели порядок, влиятельных баронов заставили принять присягу верности новому господину — королю Мирополя, отцу Идвара, Эдуору — королю. Судьба восставшего княжества теперь полностью зависела от его решения. Идвар мог только воплотить в жизнь приказы отца.

Глашатаи устно объявили жителям о переходе Райронского княжества под власть короны, о введении новых законов и новой власти. Появилась полиция и военные отряды, следившие за порядком и подавляющие любые очаги сопротивления в городе. Тех, кто соглашался принять новую власть, приводили к присяге, не желающих — арестовывали и отправляли в тюрьмы. Казнили только тех, кто сопротивлялся с оружием в руках, и подстрекателей. Об участи арестованных в тюрьмах Идвар ждал письменного приказа короля, но связь с Мирополем была нестабильной, на доставку почты, даже королевской, уходило много дней. Каждый приказ, каждое письмо проходили через руки Мирона, он составлял всё сам, каллиграфы лишь переписывали и оформляли. Секретную почту он оформлял сам, лично, и закрывал своей печатью с фамильным гербом.

О молодой княжне он вспомнил несколько раз, но воспоминания эти прошли мельком, лишь короткими обрывочными видениями, то вспоминались её огромные в полумраке глаза, то дрожащие от скрываемого страха губы и голос, голос вспоминался приятным, негромким, но сильным. Может, он и не был таким, может, это память приукрасила его. А когда Идвар сам проверил отправку личных её служанок на родину, переговорил с каждой фрейлиной княжны, он понял вдруг, что снова хочет увидеть её. И когда выдалась минута свободного времени, он пришёл. Охранник у двери пропустил в комнату и захлопнул за спиной без лишнего стука.

Княжна в это время сидела у окна, а служанка расчёсывала её волосы, разбирая длинные до пола пряди.

Идвар зашёл и остановился вдруг, растерявшись, как мальчишка. Девушка, чуть повернув лицо, заметила гостя и отправила служанку в другую, смежную, комнату. Поднялась навстречу, и вся её волна волос колыхнулась следом, доставая почти до колен. Светлые, они отливали медью в свете яркого витража.

Одета она сегодня была попроще, простое платье по типу хитона с заколками на плечах, и открытая шея, руки. Посадка головы её теперь казалась ещё величественнее, чем в первый день, когда он её увидел.

Княжна набросила на плечи бархатный темно-синий плащ, закрывая волосы, плечи, сколола золотой булавкой, руки просунула через прорези плаща, они казались белыми и тонкими на тёмном бархате.

— Извините, господин Мирон...

Она заговорила первой и смотрела прямо в глаза. Нет, с голосом её он не ошибся. Смотрел, не сводя глаз.

— Как вы устроились?— спросил вдруг.

— Хорошо. Это моя комната, всё здесь знакомо...

— К вам ещё не приходили с описью?

— Нет...— Она качнула головой, маленькие серьги сверкнули при движении, привлекая внимание.— Должны придти?

— У вас заберут драгоценности, меха, некоторые ткани... И ничего не прячьте, в комиссии серьёзные люди...

— Вы думаете, я буду что-то прятать?— Она удивилась, несколько раз моргнув.— Зачем?

Идвар пожал плечами:

— Мало ли...

— Может, вы думаете, что я, находясь здесь, в изолированной комнате, на четвёртом этаже, под охраной, начну ковать сопротивление, заговор или найму на свои драгоценности заморскую армию?— Она усмехнулась небрежно, сверкнув полоской белых зубов.— Для этого существуют мужчины...

Идвар согласно кивнул головой. Проклятье! Эта девчонка, дочь опального вассала, вела себя так свободно, что он терялся в её присутствии, забывая о том, кто он, чей сын. Она даже не разрешила и не предложила ему сесть!

— Я не думал об этом, просто по закону всё здесь теперь является собственностью короля...

— Вашего отца...— добавила она, почти перебивая.

— Моего отца,— он согласился.

Она пожала плечами. Идвар смотрел на неё во все глаза. У них, в Мирополе, женщины знатного происхождения никогда не вели себя вот так, нельзя показывать волосы, руки, шею. Он даже сглотнул сухо, в горле всё пересохло.

— И я тоже являюсь теперь собственностью вашего отца — короля?

— И ваша служанка — тоже.

— А что же вы?— Она глянула прямо, с вызовом.

— Что я?

— На что имеете права вы? Райрон захватили вы, я — ваша пленница, мне вы даровали жизнь, отец ваш далеко, кто же вы?

— Я — Мирон! Я всего лишь исполняю приказы своего короля...

— Я знаю, кто такой Мирон,— Она кивала головой согласно, слушая его.— Но мне всегда казалось, что это звание даёт его носителю больше прав, чем оказывается.

— Если умрёт мой старший брат, наследник, я займу его место и перестану быть Мироном, мои права возрастут...— он объяснял ей терпеливо, хотя это была известная истина, это были традиции королевского трона Мирополя.

Княжна усмехнулась:

— Я знаю это, господин Мирон, это бывает очень редко...— она произнесла пословицу, которую знали и в Райроне:— "День не поменяется с ночью, а Мирон не станет Майнором..."

Он долго молчал, глядя на неё. В самом деле, за время правления династии королей Мирополя Майноры заменялись младшими братьями лишь дважды. Всё потому, что с самого рождения наследник находился под жёстким контролем родителей, врачей, охраны, нянек и других лиц. На плечи Миронов ложилось командование армией, участие в походах, Майнор королевства никогда не покидал, он учился у отца управлению страной, учил законы и присутствовал на суде. А с приходом на трон под его командование переходили все гарнизоны королевства, личная Гвардия. Мирон в шестнадцать лет приносил присягу верности отцу и старшему брату, как и любой другой подданный, он обязан был отдать жизнь во имя спасения страны, короля и наследника.

Идвар вздохнул.

— Ваших служанок отправили вчера по домам...

Она приподняла брови удивлённо, шепнула:

— Спасибо, господин Мирон.

Он развернулся уходить, но она остановила его вопросом:

— Вы пришли один, без охраны, вы доверяете мне? А если бы я убила вас? Мне так и так всё равно...

Он медленно обернулся и посмотрел ей в лицо, ответил спокойно:

— У меня растёт младший брат, он меня заменит...— Улыбнулся ей в глаза и вышел.

Когда уже шёл по коридору, ругал себя. Беспечность! Какая беспечность! В самом деле, она могла и убить, что ей стоило? Она потеряла всё... Надо поторопить комиссию, пусть проверят каждый угол.

* * *

Через день к ней явился слуга и задал вопрос:

— Господин Мирон спрашивает вас, не примите ли вы приглашение на ужин?

— Я?— Княжна удивилась, глядя в лицо молодого человека.— Он хочет ужинать со мной?— Кивок соглашения, Аэлла задумалась.— А его свита?

— Обыкновенно он ужинает один.

Она снова подумала.

— Ладно. Я согласна. Когда?

— За вами придут.

Она рассеянно кивнула головой, слуга ушёл.

— Эл?— она крикнула служанку.— Приготовь мне любимое платье, подбери украшения и займись причёской, к вечеру я должна хорошо выглядеть.

— Да, госпожа.

Весь день до вечера она была задумчивой и молчаливой, пока мылась, пока служанка убирала волосы, пока одевалась в чёрное с золотом любимое платье. Почему он приглашает её? Она его пленница, она под арестом, чего это вдруг Мирону Мирополя ужинать с арестанткой, будь она хоть трижды дочерью князя?

Нет, он определённо нравился ей, она даже была рада случаю вновь увидеть его. Он был хорош собой, обладал благородством, был хорошего происхождения, не наглел и выполнял обещания. Она задумчиво закрывала глаза, вспоминая его лицо. Как все горцы Мирополя, он был высоким и подтянутым, таким и должен быть Мирон, с детства готовящийся стать командующим армии, совершать походы, ездить верхом, управляться копьём и мечом. Тёмноволосый, загорелый, он отличался от жителей равнин и рек Райрона, обычно светлоглазых и светловолосых. А как приятно он улыбался, какими внимательными были его тёмные глаза, они так и приковывают, так и притягивают взгляд. И длинные тёмные волосы свободными чуть волнистыми прядями падают до плеч. Что за манера этих горцев носить длинные волосы? Они у них символ свободы. Смотрелось необычно довольно-таки.

Аэлла вздохнула, а служанка подумала, что сделала больно, разбирая длинные волосы, извинилась поспешно, но госпожа её даже не услышала.

С другой стороны, он — враг её государства, он захватил Райрон, ещё не известно, что с отцом и с Айрилом. Как он может ей нравиться, если он враг? Если он захватчик? Причина гибели её страны, её родных, её людей?

Слуга пришёл за ней уже в сумерках, взять служанку с собой запретил ("Не велено!"). Аэлла появилась в столовой в сопровождении чужого слуги, замерла, остановившись у входа в зал. Мирон был уже здесь, повернулся к ней, и глаза их встретились, и полумрак не мешал. Аэлла отвела свои в сторону, воспользовавшись моментом, разглядела нового хозяина замка. Белоснежная рубашка с пышными свободными рукавами и чёрный узкий шарф на шее, чёрные бархатные брюки и высокие сапоги. Просто, но всё это ему здорово шло, подчёркивало рост и молодую гибкость.

— Обыскивать вас не надо?— спросил он первым.

Княжна смутилась, вспомнив об угрозе убить Мирона, улыбнулась, кивнув головой, и длинные серьги качнулись, ожгли горячую шею.

— У меня уже побывала ваша комиссия, у меня забрали почти всё ценное, кроме шпилек и пары колец с цепочками.

— Понимаю. Ваша воля незавидна,— Он тоже рассматривал её в сверкающем свете свечей. Она была в чёрном платье; на этот раз всё так, как любят в Мирополе: глухой высокий воротник, длинные узкие рукава, закрывающие даже полкисти. И волосы аккуратно и плотно собраны на голове, только шпильки сверкают. В чёрном платье угадывались золотые вставки рукодельного полотна, очень дорогое платье. Чёрный и золотой — цвета фамильного герба Райронских князей. Она даже здесь попыталась остаться на своём месте. Смело.

— Проходите,— он пригласил её, и появившийся вдруг слуга приводил её до стула,

усадил за стол. Мирон сел напротив, во главе стола осталось пусто. Аэлла отметила это и удивилась. Он даже здесь только второй, незримая тень старшего брата.

— Знаете,— она завела разговор,— я удивилась, когда получила ваше предложение.— Отпила из кубка глоток сильно разбавленного вина.— Можете поверить мне на слово, мой отец на вашем бы месте приказал вас казнить.

— Это ничего бы не изменило. По закону княжество Райрон всего лишь вассальная земля, и ваш отец — слуга моего отца, так и так, эти земли вернулись бы к хозяину, победил бы я, проиграл, убили бы вы меня или наоборот.

Княжна промолчала, несколько минут слышно было только, как звенели приборы в их руках. Аэлла опять заговорила первой:

— Отец только тридцать дней как отправил письмо в Мирополь, что хочет выйти из-под власти короля, ваша армия появилась так внезапно, вы буквально взяли нас врасплох.

Он поглядел на неё и согласно кивнул, намазывая печёночный паштет на кусочек хлеба.

— Вы же знаете про нашу конницу, она способна на большие дневные переходы, тем более отец не стал откладывать всё в долгий ящик...— Он оторвался от своего занятия и, подняв голову, в упор посмотрел в лицо собеседнице.— Если ваш отец собирался выходить из-под власти короля, он должен был догадаться или, как грамотный человек, предположить, чем всё закончится. Он даже армии не собрал толковой, одна, наспех сколоченная молодёжь, ни опыта, ни знаний, офицеров — ноль! Дисциплина — никакая! Чем вы собирались воевать? Мы только контратаковали, и ваша армия побежала в панике...— Он покачал головой, раздумывая.— Хотя, не могу не отметить мужество вашей Гвардии, она держалась до последнего, но это так и должно быть, она же Гвардия. И ваш отец...— Он дёрнул головой, будто воротник рубашки давил ему шею.— Беспримерный героизм, но это лишь одиночки, были смелые рыцари, не спорю. Но не такими силами объявляют войну...

Она резко перебила его:

— Мой отец не объявлял войну!— Она нервно бросила на столешницу мятую салфетку.— Это вы напали на нас!

— Конечно,— он терпеливо согласился, положил, наконец-то, в рот кусочек хлеба, который давно держал в руке.— Мы только к вашим границам подошли, это уже было видно. Нисколько не укрепились, гарнизонов нет, разведки нет, даже сторожевых отрядов нет — заходи, бери, что хочешь!— Он усмехнулся.— Как дом с распахнутыми настежь дверями, позор хозяину... Мы, в самом деле, взяли вас врасплох, как вы это признали.

Она заговорила поспешно, и сама возненавидела себя за свой тон, будто оправдывалась:

— Отец всё прекрасно понимал, он знал, что вы ответите войной. В последнее время он тяжело болел, и свита давила на него, они давно хотели этой войны, жаждали нажиться...

Он тоже перебил её мягко, просто заговорил, и она вынуждена была замолчать, послушать его:

— Пословицу "короля играет свита" ещё никто не отменял, я всё понимаю,— он принялся за второй кусочек хлеба и его неторопливые действия, его неспешность просто раздражали Аэллу, выводили из себя. Мирон произнёс:— Зато ваша свита, кто живым остался, почти всем составом приняли присягу новому королю, ну, за исключением некоторых и те, согласились после беседы...

Аэлла сжала кулаки, посмотрела на них, на столешнице, на белой яркой скатерти, поглядела на Мирона исподлобья. Зачем он пригласил её на ужин, чтобы издеваться? Чтобы говорить гадости об отце? Доказывать, что вокруг него были и есть одни предатели? Так это и так видно! Что он хочет?

— Зачем вы меня позвали?— он перевёл глаза на неё, и она заговорила в них, бесстрашно, упрямо поджимая губы после каждого сказанного слова:— Чтобы издеваться надо мной? Моим отцом? Моей страной? Чего вы хотите?.. Чтобы я сказала вам всё, что думаю о вас, оскорбила, а вы бы с чистой совестью отправили бы меня на эшафот? Да вы имеете полное право сделать это и так, никто вас не осудит... "Горе побеждённым!" Раз уж вы тут хозяин, то и заводите порядки по-своему, ваше право. У меня была возможность бежать, я не захотела оставлять столицу, так что... А к чему устраивать этот маскарад? Желаете доставить меня до Мирополя и там... в торжественной обстановке... Вам больше славы, но, поверьте мне, меньше чести... И...

Он перебил её тираду:

— Ну, бесчестным меня ещё никто не называл.

— А зачем тогда?— оттолкнула от себя тарелку, и вилка в ней зазвенела.— Зачем этот ужин?

— Устал от одиночества.

Его ответ заставил её замолчать и задуматься. А потом она усмехнулась пренебрежительно:

— Что, у Мирона Мирополя нет друзей?— её насмешка, злая насмешка, заставила его ответить.

— Мирону Мирополя подозрительно заводить друзей, его могут обвинить в подготовке заговора...

— Да?— она приподняла брови с улыбкой.— Незавидная же у вас доля, Мирон. Всегда на вторых ролях, рта не раскрыть, и поплакаться на груди некому...— усмехнулась.— Может, у вас и жена от Майнора достаётся?

Он побледнел и чуть сузил тёмные глаза, но моргнул спокойно, без нервов.

— Невест для сыновей выбирают отцы. Мой брат уже женат.

— Если она его не устроит, то станет вашей?

— Нет!— он повысил голос.

Она отвела глаза, пряча взгляд, но чуть заметную ухмылку в уголках губ спрятать не смогла. Она ему мстила.

— Знаете, уж лучше быть князем в Райроне, чем Мироном у вас, по крайней мере, быть в праве выбирать себе жену, любимую жену,— повторила настойчиво, глядя в его глаза,— и заводить друзей...

— Это наши традиции.

— Незавидные традиции, я бы не хотела родиться у вас. Извините.

— А я — у вас.

Она качнула головой согласно, улыбнулась.

— Ну вот, и обменялись,— она глянула на горевшие в подсвечнике свечи, времени прошло уже достаточно.— Как вам Райрон? Вам нравятся ваши новые земли?

— Райрон испокон веков земля Мирополя.

— Но вы-то здесь впервые?

— Я — да.

— И что, вам нечего сказать о моей родине?

Он помолчал, выдерживая её взгляд, ответил:

— Зелёно, много места, река красивая...

— Да, наша Рейя это гордость княжества. Все города в основном на её берегах и на притоках. У вас таких сильных рек нет.

— У нас горы и небо близко.

— Небо близко?— она с насмешкой переспросила.— Ну и тщеславный же вы народ, вы даже к небу ближе, чем все остальные.

— Это не тщеславие, это — истина.

Она подняла ладони, словно загораживаясь.

— Не буду спорить...— огляделась.— Спасибо за ужин, господин Мирон, было интересно побеседовать. Может, я и не краше одиночества, в другой раз вы подумаете прежде, чем приглашать меня...— усмехнулась. Только дёрнулась подниматься, как из полумрака появился слуга и помог ей отодвинуть стул с высокой спинкой.— Извините.

Их глаза встретились, Идвар тоже стоял напротив, через стол.

— Доброй ночи, княжна.

Она всё же задала ещё один вопрос, который мучил её всё это время:

— Скажите мне всё-таки, господин Мирон, почему вы сохранили мне жизнь? С какой целью?

Он помолчал, и Аэлла разглядывала его лицо в ожидании ответа, готова была принять любой, пусть даже самый безжалостный. Но он произнёс:

— Не знаю, может, и пожалею ещё...

— Может быть,— она опять усмехнулась, прикрывая глаза, отвернулась.— Доброй ночи, господин Мирон.

Ушла в сопровождении слуги. Идвар постоял ещё какое-то время. "Может быть, ещё и пожалею, кто знает..."

Перед сном попытался составить пару приказов, но ничего не шло на ум. Все мысли были заняты одним, точнее, одной... Что ни делал, чем ни занимался, с кем ни говорил, всё она одна из головы не шла. Как вольно вела себя, как насмешничала, сверкая серыми глазами, улыбалась. Нет, таких он ещё не видел. При дворе короля к Мирону относились с почтением не меньшим, чем к наследнику, и все придворные дамы отводили глаза, не то, что слово лишнее сказать или посмеяться. Эта же вела себя вольно, знала, что терять нечего, всё, что было, уже потеряла. А, может, это у неё характер такой? Говорят, мать её умерла рано, воспитывали её отец и брат, мужское воспитание, значит. Манер девочке не привили...

А красивая! До чего ж красивая!

Идвар вздыхал, всеми силами заставляя себя думать не о ней, а о деле, о бумагах, разложенных перед ним. Красивая...

* * *

Через день её пригласили опять на ужин, Аэлла удивилась, но приглашение приняла. Она-то думала, что в последний раз вела себя так, что отбила Мирону всякую охоту общаться, а оказывается. Ну, ладно. На этот раз она оделась попроще и решила держать себя в руках. Сходу сразу же извинилась за прошлое поведение:

— Может, я в прошлый раз довольно резкой была, извините. Так получилось.

— Извиняю...— он кивнул головой, приглашая к столу, протянул руку. Тёмные волосы его качнулись, сверкнули в свете свечей.

Аэлла быстро перекусила, голодной она не была, а вот за яблоко взялась, аккуратно счищая с него кожуру, спросила:

— Прошлый раз разговора у нас не получилось, да и мог ли он у нас получиться?— хмыкнула, убирая с ножа в тарелку узкую полоску яблочной кожуры. Идвар следил за её руками. Она не гнушалась сама себе почистить яблоко, хотя слуга стоял за спинкой стула. И сразу же почему-то вспомнились её слова: "А если бы я убила вас?" Конечно же, ножом, им она обращалась довольно ловко. Вдруг глянула прямо.— А вы не боитесь вот так приглашать меня, довольно часто, если подумать? Обвинят вас в дружбе с врагом, чем оправдываться будете?

— Разве это дружба?

— Как сказать. Со стороны, что хочешь, может показаться. Доложат вашему отцу, а он примет меры. Кстати, какие?— поглядела в упор.

— Вас арестуют.

Она засмеялась в ответ, отворачивая голову к плечу, тонкие завитые прядки волос, спускающиеся с висков, закачались, отбрасывая тени на щёки, шею. На этот раз на княжне было тёмно-синее платье с открытой шеей и широким неглубоким декольте, отделанным ярким красным кружевом ручной работы.

— Ничего нового у вас, до чего же скучно... Терять мне нечего, я уже под арестом...

— Под домашним, а посадят в тюрьму и подвергнут пыткам.

— Да-а?— она улыбалась.— Я сама созна́юсь, что готовлю заговор против короны... Вашим другом в самом деле быть опасно, и я думаю, что и девушки у вас нет, ах, да, я забыла, невест у вас выбирает сыновьям отец,— она разрезала яблоко на четвертинки и аккуратно вырезывала сердцевинку с косточками.— Будете?— она сама протянула ему кусочек яблока, и Идвар, глядя ей в лицо, протянул ладонь через стол. Их пальцы на мгновение встретились, и Аэлла отдёрнула ладонь с поспешностью, будто обожглась. Мирон так и держал руку на скатерти стола, глядел княжне в глаза, спокойно, сдержанно, потом медленно убрал, откусил от яблока кусочек.

— У меня ещё нет невесты. Отец не торопится. Он ждёт, когда у Майнора родится наследник...

— Чтобы вы не обошли его?

— Ну да,— Мирон кивнул головой, он сидел боком, откинувшись на спинку стула, прижавшись к ней затылком, и с закинутой головы смотрел в лицо Райронской княжны.— По закону трон у нас передаётся по горизонтальному принципу, по старшинству в роду. Чтобы его не нарушать, Мирон женится обычно после рождения наследника или незадолго до этого, чтобы трон Мирополя по преимуществу оставался у одной родовой линии... Хотя исключения были, когда Майнором становился сын Мирона...

— Да, у вас есть шанс...— она усмехнулась, откусила кусочек яблока.

— Навряд ли, что касается женщин, мой брат кого хочешь перещеголяет, мне за ним не угнаться, да и жена у него молода и симпатична...

— Наследник будет,— утвердительно проговорила Аэлла, снова откусывая от яблока.

— Будет,— согласился Идвар.

Они помолчали. Чтобы заняться чем-то, Аэлла принялась чистить второе яблоко. Мирон задумчиво следил за её руками. Брат был старше его на четыре года. С самого раннего детства король-отец выделял его, хвалил, не ругал за проступки, часто брал на охоту, он восхищался всем, что делал его наследник. Как он стреляет из лука, как сидит в седле, как красиво пишет, как отдаёт приказы. Идвар не получал и части того, что получал старший брат от отца. Ни ласкового слова, ни похвалы, зато скор был на наказание и расправу. Идвар в полной мере хлебнул законное положение Мирона при дворе, хотя принял это звание только в шестнадцать лет.

Матери своей он не знал, говорят, она умерла буквально после родов, болел и сам Идвар, но выжил вопреки всему. Младший брат, ему только четырнадцать, рождён королём от другой жены, но даже он, по мыслям Идвара, хлебнул в своей жизни меньше боли и унижения от отца, хотя тоже растёт Мироном.

Идвар не любил отца и боялся, и осознал это довольно рано. Он довлел над ним своим королевским положением, своим авторитетом, своей силой и властью решать участь всех и каждого, а его особенно.

А сейчас он догадывался, каким будет ответ на письмо в Мирополь. Он сохранил жизнь княжне, сделал это сам, своей волей, король обязательно сделает наперекор ему, и ещё отругает "за недалёкость, за глупость, за вырождённую кровь..." Он всегда так говорил, когда Идвар делал что-то по-своему...

Он медленно прикрыл глаза, наблюдающие за ней. Как резала она яблоко, как вырезала косточки. Он прикажет казнить её, и не потому, что она опасна, а потому, что Мирон сохранил ей жизнь. Вот и всё...

— Будете?— княжна опять протянула ему яблоко, и Идвар качнулся вперёд, чтобы дотянуться до него. Их пальцы снова встретились, но на этот раз она не отдёрнула руку, глядела прямо в глаза.— Что с вами?

— Что?

— Взгляд у вас какой-то отстранённый. Задумались?

Он улыбнулся одним уголком губ, он часто был таким, кто и когда замечал это? Кто удивлялся отстранённости его взгляда?

Откинулся назад, поднося яблоко к губам:

— Вы знаете, где может быть ваш брат?

— А́йрил? Так вы не знаете, где он?

— Мы предполагаем, что он собирает ополчение где-нибудь на севере княжества, может нагрянуть и сюда...

— Так он жив?— она оживилась, глаза её восторженно засияли, и в них появилась надежда.— Он ещё покажет вам, вот увидите!

— Навряд ли, разведка и сторожевые посты вокруг Райрона на сотни миль, он только появится, мы уже будем знать. Тем более, вы забываете, что у нас есть козырь на руках...— она вопросительно приподняла брови.— Теперь мы за стенами города, и у нас,— он сделал паузу,— есть вы...

— Я?— она резко выпрямилась на стуле.— Вы хотите сказать, что я у вас заложница?..

— Получается так,— он пожал плечами неторопливо.

— И, если будет надо, вы прикажете убить меня?— он опять пожал плечами, и она резко поднялась из-за стола.— Вы это сделаете?

— Если будет такая необходимость.

Она резко дёрнула головой, вздёргивая подбородок, поджимая губы, пальцы её впились в рукоять фруктового ножа.

— Тогда уж лучше мне погибнуть, чем отдать вам мою страну...— прошептала со злостью и уверенностью, глядя сверху вниз. Она резко оттолкнула тяжёлый стул, и слуга отшатнулся от высокой спинки.

— Княжна?— позвал Мирон. Она резко обернулась к нему, сверкнув глазами.— Нож оставьте...

Она с силой воткнула нож в столешницу и ушла без провожатых. Идвар проводил её глазами, поднялся, обошёл вокруг стола и не без усилий вырвал нож. Ничего себе. Вот это да. Бросил нож на скатерть и взял со стола кусочек очищенного княжной яблока.

Как бы она чего не сделала с собой, с неё станется, решимости и силы ей не занимать. Он хорошо помнил опись вещей, что у неё забрали, ей не оставили поясов, правда есть шпильки, но ими вряд ли можно себя зарезать. А если выбросится с окна? Бросится с лестницы?

Нажил себе головную боль. Откусил от яблока и забрал со стола последнюю дольку. Это она их чистила, своими руками.

"Эх, княжна, княжна, ну и характер у вас... Как тебя?.. Аэлла... Странное имя ... Под стать, под стать..." Отвернулся уходить и встретил удивлённые глаза слуги. Она многих удивляет.

* * *

На следующий день он пришёл к ней сам, попросил убрать служанку.

Аэлла глядела на него спокойно, сидела себе за вышивкой и даже занятия своего не оставила, будто к ней каждый день Мироны приходят.

— Вы, как княжна, должны быть знакомы с правилами рыцарской чести... Я хочу взять с вас слово, хочу, чтоб вы пообещали мне...

— Что?

— Что не попытаетесь убить себя,— она хмыкнула в ответ.— Я обещаю вам, что если брат ваш подойдёт к городу, я не убью вас.

— Мало...

Она торговалась с таким спокойным выражением лица, будто не её жизнь была целиком и полностью в его руках!

— Я уберу охрану от двери и разрешу вам свободно ходить по вашему этажу. Этого хватит?— она молчала.— Но я должен быть уверен, что вы не убьёте себя!

Она медленно вытянула иголку с ниткой, пригладила пальцем получившийся стежок. Подняла голову:

— Хорошо, я даю вам слово, что не попытаюсь убить себя.

— Я даю вам слово, что не убью вас, если подойдёт князь к Райрону...

— Не попытаетесь убить.

— Хорошо, я не попытаюсь убить вас. Даю слово.

Она согласно кивнула головой и вернулась к вышивке. Идвар постоял немного и пошёл к двери, княжна так и не оторвалась от работы.

* * *

С этого дня жизнь её стала полегче. Аэлла со служанкой выходила из комнаты, посещала библиотеку, могла расположиться в другой комнате, где было теплее и светлее, подолгу сидела на балконе, уставленном цветами, и смотрела на город и землю своих предков, которые она потеряла. Один раз она столкнулась с Мироном, но он прошёл, лишь поздоровавшись и почтительно склонив голову. На ужин он её больше не звал, ну и ладно, Аэлла не обижалась.

С балкона четвёртого этажа она видела, что город живёт прежней жизнью, торговля идёт как ни в чём не бывало, люди занимались своими делами, как и до прихода миропольцев. Это обижало её и одновременно успокаивало. Значит, люди живут, живут и работают, а что в этом плохого? Кто бы ни управлял Райроном, миропольский король или его ставленник в лице Мирона, Райронские ли князья, люди одинаково платили налоги, продавали товары, спешили на ярмарки, ловили рыбу и пасли скот. Если бы не развалины, так и город бы ничем не изменился. Разве сможет Айрил в таких условиях вернуть власть? Разве найдёт он здесь поддержку? Разве люди встанут на его сторону, если все бароны и рыцари уже поклялись служить королю Мирополя?

Она вздохнула. Служанка ушла в комнаты искать новый моток ниток; за спиной послышались шаги, и Аэлла обернулась, собираясь увидеть лицо Эл. Но рядом стоял Мирон.

— Вы?

— Здравствуйте, княжна, я давно вас не видел.

— Скажите ещё, что соскучились?

— Не хватает за ужином...

Она фыркнула, отворачиваясь. "Ну, признайся, признайся себе, что он нравится тебе, что ты, в самом деле, сама соскучилась по нему. Что вспоминала его лицо, его глаза... Ну же!"

— Вам нравится смотреть на город?— спросил он, и Аэлла повернула к нему голову, глянула вопросительно.— Вы часто приходите сюда,— она нахмурилась: "Откуда?" Мирон указал рукой выше, вверх, на шестой этаж главной башни замка.— Я вот там, часто вижу вас оттуда...

— Следите за мной?

— Почему сразу, слежу? Я верю вашему слову, думаю, отец воспитал вас правильно...

— Только не надо мне про отца!— она перебила поспешно.— В прошлый раз о нём вы отзывались не лестно...

— Я говорил правду, а против неё ничего другого не скажешь.

Она скривила губы:

— Вы такой правдолюб? Вас тоже воспитал таким ваш отец, или постаралась ваша матушка-королева?

Он несколько раз моргнул растерянно, отводя глаза.

— Моя мать умерла... очень рано, я даже не помню её... почти сразу, как родила меня...

— А мне было семь лет... Я свою помню...

— Так что мы с вами сироты,— он улыбнулся без насмешки и поглядел сверху на сидящую Аэллу, потом перевёл глаза на город. За городскими стенами угадывались далёкие холмы, поросшие лесом, вдаль уходила блестящая лента реки. По ней плыли гружёные баржи и лодки, терялись где-то вдали в ярком полуденном солнце.

— Сироты...— Аэлла усмехнулась, и вдруг резко спросила:— Что с моим отцом?— он долго не отвечал ей, княжна поднялась на ноги и глянула в упор.— Вы же любите правду? Скажите мне, что вы сделали с отцом?

— Он погиб, как герой...— глаза её расширились, в них, ставших вдруг в ярком свете голубыми, казалось, плескалось само небо, наполненное солнцем внезапных слёз.— Я приказал похоронить его с почестями в вашем фамильном склепе...

Губы её вдруг скривились, как у всякого перед тем, как заплакать.

— Ненавижу вас...— прошептала она, шагнула навстречу и упёрлась в его грудь, не обойти в узком проходе балкона.— Пустите...

Идвар сжал её локти, глядел в глаза.

— Возьмите себя в руки... Успокойтесь...

— Успокоиться?— она сузила глаза, зло сверкнула ими.— И вы ещё будете говорить мне... Сравнивать нас, как сирот, имея живого, здорового отца? Насмехаетесь?.. Пустите!— толкнула его ладонями в грудь, но Мирон только покачнулся и выстоял.— Ненавижу вас...— прошептала ему, светились глаза, уже наполненные слезами.— Отойдите! И не трогайте меня!— она резко вырвала руки и, наконец, разрыдавшись, оттолкнула Мирона с дороги, и бросилась с балкона в коридор, метнулась к себе, зажимая тыльной стороной ладони дрожащие от слёз губы.

Идвар проводил её глазами, встретил изумлённый взгляд служанки, стоявшей в коридоре. Так и так она узнала бы об этом. Так и так...

* * *

Два дня он не видел её, лишь на третий встретил служанку на лестнице и спросил о госпоже. "Первый день проплакала... Сейчас молчит..."

Идвар только покачал головой, давая понять, что слышал и понял.

Аэлла, в самом деле, проплакала целый день, пока не устала от слёз, пока они не закончились. Второй день пролежала, уткнувшись лицом в подушки, смотрела в пространство. Все эти дни она почти ничего не ела, только пила иногда, и снова ложилась. Засыпала, спала мало, беспокойно, опять начинала плакать.

Отец после смерти матери так и не женился второй раз, воспитанием дочери занимался сам, рукоделию и женским премудростям учили няньки и приставленные наставницы. Следили за манерами, этикетом, учили танцам и всему остальному. Отец всегда лично сам всё контролировал. Он воспитывал её в строгости, ограждал от всего, что могло познакомить с пагубными привычками, в добродетели и строгой морали. Дожив до двадцати лет, она практически не общалась с мужчинами, кроме отца и брата, она не испытала не то что детской любви, но даже привязанности к мальчикам или молодым людям. Всех её друзей, слуг, знакомых отец тщательно отбирал. Хотя характер ей, конечно, достался от него. Смелая, безрассудная, она часто сама спорила с отцом, а он только улыбался ей в глаза спокойно и терпеливо, говоря ей одно: "Ты — дочь моя, ты — княжна, вся страна на тебя смотрит..."

Что уж говорить, что она горевала, узнав о смерти его. Кто теперь позаботится о ней, кто будет сильным и смелым рядом? Где её папочка?.. Как могло это произойти?..

Теперь она стала полной сиротой, ни матери, ни отца, где-то Айрил запропастился, вся страна в руках миропольцев. "Вся страна на тебя смотрит..." А что она может сделать? За ней никого не осталось! Все бароны на сторону короля переметнулись, ни армии, ни денег...

Открылась дверь, Аэлла повернула голову, прижалась щекой к влажной подушке, Эл-то была тут, кто это ещё пришёл? Зашёл слуга, поставил на столик серебряное блюдо с яблоками.

— Что это?— она глянула снизу.

— От господина Мирона.

— Он что, издевается?— она оттолкнулась на руках, села на ложе.— Намеренно?— сомкнула дрожащие губы, чтобы не расплакаться. Слуга только пожал плечами и ушёл. Аэлла долго глядела на яблоки остановившимся взглядом, они сверкали на солнце, светились жёлтым, красным, синим от витража. Мытые, чистые, свежие. Что это? Смотрела и не видела. Поджала губы, чуть прищурила глаза. Упала на ложе на спину, долго лежала, глядя в потолок.

Надо было ей бежать из города, пока осада шла. Она не захотела оставлять Райрон, свой народ, в тылу отца это казалось ей предательством. А его уже тогда, может быть, не было в живых... Айрила рядом нет, может, он так же, как отец... Погиб... Кто похоронил его с почестями?.. Она, быть может, одна осталась из всех князей Райронских. Всем безразлично: люди живут, рыцари и бароны нашли нового господина. Одной ей покоя нет. Нет, и не будет.

Она решительно села, пригляделась к яблокам. Точно! Среди них она заметила блеск фруктового ножа. Он достаточно острый, маленький, но, если постараться, найти хороший момент, она сможет ударить в горло, никакие врачи не помогут, он истечёт кровью, пока кто-нибудь сумеет хоть что-то понять. Её убьют. Пусть. Зато она сделает то, что должна сделать.

— Эл! Моё платье...— она решительно вскинула подбородок.— И собери мне волосы...

— Да, госпожа,— служанка засуетилась.

— Не торопись...— Аэлла поглядела в окно, солнце шло к закату, лучше вечером, меньше будет суеты и любопытных вокруг, ещё помешают.

Она собиралась медленно, так, как положено, будто шла на посольский приём. Любимое платье, чёрное с золотом, причёска, прядка к прядке. Усталость только во всём теле, она так долго не ела, но и сейчас есть не могла, но надеялась, что решимость и мужество помогут ей довести всё до конца. А, что дальше будет — всё равно.

Длинный рукав, пристёгивающийся к пальцам на кольцо, скрыл на запястье нож, когда надо будет, Аэлла легко достанет его. Служанка смотрела огромными глазами. Обычно он ходит без охраны, может, и на этот раз её не будет. Аэлла нервно крутила прядку, завитую у виска. Она выдаст себя, если будет так нервничать. Он ведь тоже далеко не глуп. Чтобы занять руку, взяла одно из яблок, пошла к двери. Ей казалось, что всё она делает и глядит на себя со стороны, будто и не она это. Подозрительная бледность, слабость, огромные глаза с остановившимся взглядом.

Она и не ошиблась, с балкона видно было горящие окна башни на шестом этаже. В этой комнате часто работал отец, когда ещё был жив, когда болезнь позволяла.

Аэлла проскользнула по винтовой лестнице вверх, никого не слушая, не встречая на пути, и от волнения сердце, казалось, разрывало грудь, платье вдруг стало тесным. Всё время чудилось, что кто-то идёт то впереди, то сзади. Наконец, знакомая дверь, толкнулась и вошла тенью.

Мирон сидел за столом, перебирая какие-то бумаги, слуг рядом не было, поднял голову и посмотрел более чем удивлённо.

— Вы?

Аэлла подошла решительно, борясь со сбитым от быстрого шага и волнения дыханием, мягко бросила яблоко на стол, и оно покатилось прямо по бумагам Мирону в руки.

— Вы издеваетесь надо мной?

— Почему?— он поймал яблоко и положил на стол веточкой вверх, чтоб не укатилось. Глядел снизу, и свет горящих свечей играл бликами на его смуглом лице, делал ещё более яркими и тёмными глаза, брови, волосы, прядями спадающие на лоб.— Мне показалось, вы любите яблоки...

— Из ваших рук?— голос её был резким, не терпящим возражений.

— Я же ел — из ваших...

Она скривила губы презрительно. В голове стучало с каждым ударом сердца голосом отца: "Не разговаривай с ним... Не разговаривай... Пришла убивать — убивай!.. Потом не сможешь..."

— Вы будто смеётесь надо мной. Прислали яблоки, будто это может утешить меня, заменить мне отца... Смешно!— она дёрнулась вперёд, стискивая кулаки.

— Никто не собирался заменять вам отца...— он был поразительно спокоен, смотрел снизу, видел её всю от блестящих шпилек до туфель.

— Вы убили моего отца!

— Не я лично!— он поднялся из-за стола и стоял теперь против неё, на вытянутую руку.— Это сделали мои люди... Шёл бой, идёт война, и князь принимал в ней участие. К чему искать виноватых?— он повысил тон голоса.

— У меня больше нет отца!— она закричала ему в лицо и не смогла удержать слёз, пальцы стискивали рукоять ножа, теряясь в складках бархата.

— Что толку, что он есть у меня? Никакой разницы, что он есть, что нету...— он шагнул вперёд, ближе, собираясь взять за плечи, смотрел в глаза с болью, с трогательной жалостью. И она убила в Аэлле последнюю решимость.

— Не прикасайтесь ко мне!— быстро отошла назад, разжимая пальцы, и нож выпал, воткнулся лезвием в деревянный пол, качнулся, разбрызгивая капли света. Идвар глядел на него удивлённо, подняв голову, посмотрел ей в лицо. Княжна резко тряхнула головой влево-вправо, сбрасывая со скул слёзы слабости.

Она не смогла! Не смогла убить его!

— Вы пришли... пришли убить меня?

Она покачала головой, не сводя огромных глаз, будто искала подходящие слова, но не нашла, резко развернулась и бросилась вон. Идвар постоял немного, наклонившись, сел на корточки и вырвал из пола нож, выпрямился и бросил на стол. Секунда, и он метнулся к двери, вылетел в коридор и замер, прислушиваясь. Она не могла уйти так быстро, а каблуков на лестнице не слышно. Идвар медленно пошёл по коридору. За углом, у самой лестницы княжна стояла, прижавшись спиной к стене, тяжело дышала, как от боли или страха. Заметив его, бросила громко:

— Не подходите ко мне!

Но Идвар не слушал. Бежать она не могла, слабость охватила её вдруг — с места не сойти! Упадёт без сознания. А он всё равно находил, глядя в лицо решительно, без той жалости, что была в его глазах вот, только что. Они одни здесь, охраны не видно, да и остановит ли она его? Даже крикнуть сил не хватит, всё ушло куда-то вместе с решимостью.

Она не смогла убить его... Даже за отца — не смогла...

Съехала по стене вниз от слабости, но Мирон поймал, не дал упасть, обхватил за талию, утопая пальцами в бархате, заговорил в лицо:

— Что с вами? Вам плохо? Врача вызвать?— она попыталась оттолкнуть его от себя.— Вы не беременны?

— Что? Вы с ума сошли?— зло шепнула ему в лицо.— Я два дня не ела ничего...

— У меня есть хлеб и холодное мясо...

Она отвернулась, чувствуя, как подкатывает тошнота. Идвар подхватил её на руки, а Аэлла сверкнула глазами.

— Отпустите...

— Вы сразу же упадёте...

— Пусть...

— Будете лежать на полу не как княжна, а как...— он замолчал и многозначительно приподнял тёмные брови. Вернулся в комнату и положил Аэллу в кресло. Она тут же опасливо отстранилась, как от чего-то страшного.

— Зачем?.. Что вы хотите от меня?..

— Я?— он удивился, вернулся к ней, протягивая кусок чёрного хлеба с мясом.— Берите...— он, будто приказывал, и она подчинилась, взяла.

— Вы это едите?— посмотрела на хлеб и мясо в руке.

— Ну, может быть, это и не королевская еда, да и я не король... Вы ешьте, потом будете разговаривать.

Она откусила от бутерброда, стала жевать, а сама глядела прямо на Мирона. Тот тоже бросил в рот кусочек хлеба, жевал неторопливо, собирая бумаги на столе.

— Вы, в самом деле, пришли убить меня?— он обернулся и посмотрел ей в лицо.

— Да...— она смотрела в сторону.

— Почему же не убили?

— Не знаю...

— Вас бы казнили.

— Мне всё равно, вы так и так это сделаете,— она скривила губы решительно.

— А вашему отцу, брату тоже было бы всё равно?

— Какое вам дело?— резко отрезала и стала демонстративно стряхивать крошки хлеба с бархата платья.

— Вино будете?— предложил он вдруг, и, не дожидаясь ответа, налил два кубка. Подошёл к ней, подтянул носком сапога табурет с тремя ножками, сел, один кубок протянул ей.

Аэлла взяла и отхлебнула глоток, тут же закашлялась, ударяя раскрытой ладонью по ручке кресла. Отдышалась.

— Оно неразбавленное...

— Такого не пили?— он удивился. Она отрицательно покачала головой. Мирон поднялся, поставив свой кубок на подлокотник кресла Аэллы, ушёл к столу. Она перевела глаза на его кубок, и он показался ей каким-то родным, близким. От съеденного вернулись силы, а от глотка крепкого вина горячее тепло разливалось по груди, в животе, и та опаска Мирона пропала куда-то. Что это? Вино и еда так опьяняюще действуют на неё?

Идвар вернулся, сел на стул, отрезал принесённым ею сюда ножом пластинку яблока, тоже её, и протянул.

— Попробуйте с вином.

Аэлла взяла, глянула на зелёную кожуру, он даже не почистил его. Отпила вина и откусила от яблока. После вина оно показалось сладким более чем когда-либо, и кожура совсем не мешала, так даже вкуснее. Зачем их вообще чистят? Так учили её ещё с детства...

Мирон забрал свой кубок, отпил тоже, заел яблоком, как и она, но смотрел мимо.

— Что вы говорили про вашего отца?— напомнила она.— Что значат ваши слова? С отцом всё равно, что без отца... Это как?

Мирон долго молчал, она даже подумала, не ответит.

— Вам этого не понять, вы любите своего отца, как видно...

— А вы?— перебила она.

Он перевёл на неё глаза и усмехнулся:

— Мой отец считает меня выродком, я порчу королевскую кровь...

Аэлла долго молчала, глядя ему в лицо. Оно стало вдруг резким, да и движения его вдруг стали быстрее, резче, он резал яблоко пластинками и подавал ей, как не резался ещё от такого?

Разве так бывает? Разве может отец, хоть король, хоть кто, считать своего сына выродком? Этого не может быть... Что там за Мирополь? Что там за порядки? Она не понимала этого. Для своего отца она была украшением, отрадой, ей она дарил любовь и нежность. Айрил был для него гордостью и надеждой. А так... Так — разве может? Разве может быть так?

— Мне не нравится ваша страна!— произнесла она решительно. Идвар приподнял бровь и посмотрел на княжну вопросительно.— Друзей у вас нет, любимой тоже, нет матери, отца, брата, которого бы вы любили... Как вы живёте? Ради чего вы живёте?

Он усмехнулся:

— Я живу не ради, я живу вопреки...— залпом допил вино и поднялся, находу откусывая яблоко.

Аэлла тоже поднялась. Кубок с недопитым вином она поставила на ручку кресла. Спросила вдруг:

— Что вы теперь сделаете со мной?— Идвар повернулся к ней.— Как вы меня накажете?

— Никак...

— Тоже... вопреки?— мягко спросила она.

— Думайте, что хотите...

Она прошептала через минуту:

— Я пойду...

— Я провожу вас...

— Я знаю дорогу, это мой замок.

— Я провожу,— повторил настойчиво.

— Как хотите... Если меня арестуют, сделайте так, чтобы обошлось без пыток, я сама всё признаю...

Они медленно шли по коридору, спускались в темноте по винтовой лестнице. Чтобы не стучать каблуками, Аэлла сняла туфли и несла их в руке.

— Вы боитесь боли?— он резко обернулся, и в темноте Аэлла ударилась в него, уронила туфель, и он загремел по каменной ступеньке.

— Ой...— прошептала Аэлла.

Вместе с Мироном они начали искать туфель, шаря по ступенькам руками. И Аэлла чувствовала близко-близко тепло дыхания Мирона, его тело, и руки их, пальцы сталкивались в темноте. Это всё вино... Это оно виновато...

Наконец, Мирон нашёл злополучный туфель, выпрямился, и они с княжной оказались друг перед другом, только на разных ступеньках, лица оказались напротив.

— Х-х-х...— хрипло выдохнула Аэлла от удивления. Маленький лучик света от окна высоко над головой, наверное, лунный, отражался в огромных зрачках Мирона. Идвар вложил туфель ей в руки и долго не отпускал пальцы ладони, пока она сама не вырвала руку.— Да, я боюсь боли...— вдруг стала выше, поднялась на носочки, удивление скользнуло в глазах Идвара.— Ноги замёрзли от камня...

— Тогда быстрее...— Мирон подхватил её под локоть и потянул вниз, за собой. У самых дверей он вдруг развернул её спиной к стене, поймал за локти изнутри, приблизил лицо. Аэлла не могла оттолкнуть его, в каждой руке туфли, да и сама хотела ли?.. Это всё вино... Только оно...

Идвар нашёл в полумраке её сухие губы, она дышала испуганно, удивлённо. Поцеловал сначала осторожно, будто боялся, а потом ещё раз, уже дольше. Аэлла мотнула головой:

— Вы с ума сошли... Что делаете?

Он улыбался ей в глаза. Шепнул:

— Беги — ноги грей, красавица...

Оставил её и спиной отошёл в темноту. Она несколько секунд глядела в пространство, будто не понимала ничего, не видела, потом скрылась за дверью.

Идвар вернулся к себе. И сразу понял вдруг, какая при свете свечей пустая эта комната. Как сухо и бездушно выглядит мебель. Он допил вино из её кубка, и ему казалось, что оно даже пахнет ею... Он постепенно сходит с ума. Он медленно, неотвратимо влюбляется, влюбляется так, как никого никогда не любил, до боли душевной, до тоски, потому что любил он ту, которую любить ему было нельзя.

В десять лет он влюбился в дочку садовника, в простую девочку с зелёными, необычными для горцев, глазами. Отец узнал и отослал её подальше, а в саду появился новый садовник. Идвар страдал и даже плакал от тоски, но пожалеть его было некому. Отец в это время готовился к свадьбе на княжне Южных земель, с садовником он управился быстро, не задумываясь.

Больше после этого Идвар никого не любил, женщины в его жизни появились довольно поздно, он уже пережил свой первый военный поход, побывал в нескольких карательных экспедициях, но продолжал оставаться невинным. Сначала боялся осуждения отца, брата своего выбора, потом получил порцию насмешек от брата и тираду от разгневанного отца, его больше убедившегося в ущербности Мирона. А потом ему нашли взрослую женщину из дворцовых вельмож, ту, что была раньше в фаворе Майнора. Он и здесь был вторым после брата...

И вот сейчас он влюбился, влюбился по-настоящему, влюбился в ту, которую ни разу не видели ни отец, ни брат. Выбрал сам для себя — своим сердцем. И оно сейчас оглушающе стучало в груди, как тысячи конских копыт миропольской конницы...

* * *

Аэлла долго не могла заснуть, всё тело дрожало от непонятного ей возбуждения, которого она не испытывала ещё ни разу в жизни. Сердце стучало, озноб охватил её всю, аж зубы звенели друг о друга, сердце перехватывало от воспоминаний, пережитых за вечер.

Она осторожно касалась губ кончиками пальцев и не могла поверить, что пережила поцелуй мужчины, настоящий поцелуй того мужчины, который стал для неё вдруг таким близким, таким родным. А ведь она хотела убить его...

И смерть отца, и боль утраты, и даже это покушение на жизнь Мирона — всё ушло куда-то назад, на второй план, вперёд вырвалось последнее — поцелуй, прикосновения его, лёгкие и осторожные, огромные взволнованные глаза. И было стыдно даже, что она думала сейчас именно об этом, хотя эти три дня так страдала.

Душа замирала от внутренних чувств, она испытывала восторг и смятение одновременно. Понимала, что он враг, что он из Мирополя, что он косвенно виновен в гибели отца, но ничего не могла с собой поделать... Может, он и будет думать, что она доступна, что она простодушна, и он легко добьётся её расположения. Тем более, что она никогда никого не любила, не имеет опыта... Она даже не дружила никогда с мужчиной, и, вернее всего, отец бы не одобрил то, что она делает. Но она любит, просто любит... А разве это плохо? Разве она в этом виновата, что сердце её потянулось к первому мужчине, отличному от всех, кого увидела, да, чужого, да, противника, но именно он заставил её думать и дышать по-другому.

Она влюбилась.

* * *

Целых два дня она не видела его, извелась и измучилась вконец, думая об одном и том же: где он, что с ним, почему он не ищет встречи с ней? И когда вечером третьего дня её пригласили на ужин, она не смогла удержать в груди сумасшедшее сердце, бьющееся оглушительно громко. Она готова была бежать тут же, ей было всё равно, что на ней надето, что у неё с волосами, пока служанка не осадила её. Аэлла замерла, осознав вдруг, куда она бежит, как она будет выглядеть в его глазах, важно ли это. То, что было два дня назад, это совсем не то, что сейчас... А, может, всё уже изменилось, может, всё показалось ей в ту ночь? Ничего не было, а эта любовь её — просто ошибка? Она возомнила себе, навоображала невесть что, какая может быть любовь в её положении? Она здесь в плену, она под арестом, участь её ещё не решена, может, по приказу короля её ещё казнят. Она ничего не знает об Айриле, страна её в руках врагов, отца нет в живых. Какая вообще может быть любовь?

В столовую она зашла сдержанной и прямой в глухом тёмно-бордовом платье с золотой отделкой. Мирон по-прежнему в белоснежной рубашке, брюках, сапогах, смотрел сверху такой же, сдержанный и прямой. Будто и не было ничего. Не было того поцелуя, того похода по лестнице в темноте, не было горящих глаз, от которых, казалось, с ума сходишь. А ведь это был её первый поцелуй в жизни! Первый мужчина рядом! Не слуга, не приставленный отцом рыцарь, а чужой молодой человек... О-о-о...

За ужином она заговорила вдруг:

— Вас долго не было видно...

— Два дня,— он ответил не глядя, ломая пальцами печенье, украшенное сверху орешками.— Мы объезжали земли вокруг города, смотрели подступы, мы ждём князя с его войсками...

— Айрила?— она подалась вперёд, сминая салфетку.— Что вы знаете о нём?

Идвар помедлил с ответом.

— Мы думаем, что он где-то на севере княжества, собирает войска...

— На севере?— она переспросила озадаченно.— Князь этих земель давно порывался выйти из-под власти отца, вряд ли он сейчас поддержит Айрила, это будет чудом... Скорее всего, как мне кажется, он где-то на востоке, у местных маркграфов, они охраняют границы... у них постоянно есть войска... Правда, не знаю, сумеют ли они договориться, они постоянно требуют новых земель, да и...— она покачала головой с сомнением, исподлобья посмотрела в лицо Мирона.

Тот усмехнулся и заговорил, двинув подбородком:

— На востоке, значит... Это хорошо... Надо усилить сторожевые посты с востока, послать отряд навстречу...

— Зачем?— она перебила его резко, с вызовом. Мирон пожал плечами:

— Для безопасности.

— Вся страна у вас, сидите в городе укреплённом, войска вон какие, и вы ещё чего-то боитесь? Чего-то боитесь?

— И ваш брат поступил бы точно так же...— он был спокоен, хотя было видно, что слова её не прошли бесследно, под глазами какая-то тень пролегла.

— Я...— она растерялась, несколько раз моргнула, дрожа ресницами.— Я вам просто рассказала, по простодушию, даже не думала, что вы так... что использовать мои слова начнёте...— бросила салфетку на тарелку.— А вы ведь просто убьёте его... Просто — убьёте...— прошептала последние слова.

— Даже, если я его не убью, даже, если в плен возьму... отец его казнит, а он военный, он рыцарь и князь, это его долг, он будет сражаться до последнего...— тряхнул головой, отбрасывая пряди волос со лба, повторил упрямо, настойчиво, через зубы:— И я на его месте поступил бы так же...

— Да что вы заладили? "Так же... Так же..." Надоело!— она резко поднялась из-за стола, громыхнув стулом, сверкнула сверху глазами,— захватили город, спрятались за такими стенами, всю территорию под контролем держите, понаслали отрядов по округе, а ещё боитесь чего-то... Тошно аж!— она повысила голос, кривила губы.— Нашли себе противника! Да ваша армия, те, с кем вы сюда пришли...— усмехнулась.— Нашли себе врага, вы сюда-то пришли... С кем воевать?— она торопилась, заговаривалась, срывалась на шёпот.— Вы убьёте его... Просто убьёте его... А потом... меня...

— Ещё ничего не известно...— он смотрел снизу, стуча подушечками пальцев по столешнице.— Может быть, мы ещё сможем с ним договориться, хотя...— он сделал паузу, пожал плечами.— Я не думаю, что он на это пойдёт...

— А, может, его вообще здесь не будет?— она сузила глаза, сдерживая в себе ярость. Каким уверенным, каким сильным он выглядел здесь, в Райроне, за высокими стенами, с огромной армией за спиной.

— Будет,— и голос такой уверенный, всё-то мы знаем, всё нам известно. И, наверное, он говорил правду, военного опыта у него было достаточно, несмотря на молодость. Миронами у них становятся в шестнадцать лет, у него опыта лет десять... Он может предугадать действия противника, может защитить своё положение, тем более что сейчас оно у него более чем выгодное. А, значит, что бы она ни делала сейчас, что бы ни говорила, её слова ничего не изменят, если Айрил решится прийти сюда, он погибнет, и его армия тоже. И никого, никого из Райронских князей не останется... Одна она, и то, что с ней будет дальше неизвестно...

Она встала боком, отвернулась, опуская голову, чувствуя, как глаза сами собой заполняются слезами, слезами боли, отчаяния, жалости к себе самой, к своим близким, которых она потеряла и никогда больше не увидит. Ярость её, злость выходили сейчас слезами бессилия и тоски, хотя стояла она неподвижно.

Мирон заговорил опять:

— Ну хорошо, ладно, я могу и не посылать отрядов на восток, но это ничего не изменит... Он всё равно будет тут, он соберёт войска, соберёт и придёт сюда.— Идвар ударил кулаком по столу, глядя снизу на отвернувшуюся княжну.— И попытается взять Райрон теми силами, какие у него будут. Что я могу сделать?.. Я дам ему отпор и да, возможно, убью его...— его голос стал выше, звучал теперь на весь зал столовой, и слуга в углу вжал голову в плечи, одна Аэлла не шелохнулась.— Вы потеряли эти земли, пора это уже уяснить. Ваш отец затеял эту войну, это он захотел выйти из вассальной зависимости короля, не имея для этого достаточно сил... Теперь, выходит, это я в этом виноват? Это моя вина, что слуга перестал слушаться господина? Что нашёл в себе силы бросить вызов?.. Это же смешно!— он и в самом деле усмехнулся, дёрнув подбородком с нескрываемым раздражением.— Отец ваш погиб, как герой, и брат ищет того же... Что я-то могу сделать? Я выполняю приказ, я действую в интересах своей страны и своего короля, и ваш брат действует в своих интересах, и я выиграю его, потому что я сильнее, потому что сначала я брал Райрон, а теперь пусть он попробует взять его...— он замер, переводя дух, и поднялся, нахмуриваясь.— Вы... вы что, плачете? Княжна?.. Плачете?

Он пошёл к ней, обходя стол, но Аэлла дёрнула головой, смахивая кулаком слёзы с глаз, резко перебросила взгляд с вызовом:

— Это наша земля, и вы сами на неё пришли, как захватчики...

— Это земля короля...— он был упрямо настойчивым, стоял рядом, глядя сверху.

— Да пошли вы...— прошептала Аэлла, и в бытность дочерью князя она получила бы за это от отца по губам, да и Мирон удивлённо приподнял тёмные брови.

Смело, однако... Спросил мягко:

— Может, опять попробуете убить меня?

Она проглотила все слова, какие были или могли быть, даже слёзы разом высохли. Резко развернулась и быстро пошла к себе. И только в комнате своей, срывая серьги, шпильки, дёргая шнурки платья, дала вновь волю слезам, плакала навзрыд, захлёбываясь слезами и болью. Служанка помогала, боясь сказать хоть слово, хоть о чём-то спросить. Упав на постель, долго плакала в подушку, не могла согреться и чувствовала впервые в жизни такое одиночество, от которого душа, кажется, разрывается на части.

Что с ней станет? Где Айрил? Где ты? Только не приходи сюда... Не приходи, не надо... Ты ничем не можешь мне помочь, ты только себя погубишь... Уходи, прячься, выжди время, копи силы... Не приходи сюда...

* * *

С самого утра над Райроном висели тучи, тяжёлые, низкие, они, казалось, были так близко, что до них можно дотянуться рукой. В любой момент мог пойти дождь, не шквал с порывами ветра и холодом, а долгий спокойный дождь — тяжёлыми каплями. Такой дождь, что идёт всю ночь, или даже ещё и день, такой дождь, что напитывает землю влагой, смывает грязь с улиц и наполняет воздух влажной чистотой. Такой дождь, что под мирный шум его начинаешь думать о вечном, мечтать и скучать о том, что не исполняется никогда, и, может, даже плакать душой всей от тоскливой боли, что скопилось где-то в груди, под самым сердцем.

Аэлла стояла на балконе, где вышивала обычно днём, смотрела вниз на ночной город. На улицах горели огни, где-то зажигались новые, где-то гасли старые. Люди ложились спать, ужинали, укладывали детей. Скоро пойдёт дождь, и сон будет самым крепким, за каменными стенами домов, под крышами, в тёплых постелях всегда спится крепко, когда на улице идёт дождь.

Она тихо ушла из своей комнаты, не разбудив спящую в смежной комнате служанку, просто захотелось побыть одной, подумать и поглядеть на ночной Райрон. Всё было тихо, лишь внизу с четвёртого этажа слышно было, как лаяли собаки, да перекрикивались ночные патрули...

— Не спится?

Аэлла быстро обернулась на неожиданный голос за спиной, аж сердце зашлось, кого ещё... Это был Мирон.

— Вы?..— она растерялась, да и сердце оглушительно стучало в ушах.— Напугали меня...— прошептала, отворачиваясь лицом к городу.

— Вы не боитесь повстречать кого-нибудь из охраны, среди ночи... Это может быть опасным...

— Я подниму шум,— она дёрнула плечом небрежно, даже не повернувшись.

— Это не всегда помогает, тем более что замок практически пуст, слуг очень мало, вряд ли кто-то придёт вам на помощь, вас никто не услышит...

Она медленно обернулась к нему, угадывая лицо Мирона в полумраке балкона, зато Идвар видел её лицо почти всё: свет падал с верхнего этажа башни, освещая её сверху. От шеи вниз всё её тело тонуло в тени, но лицо было видно, и Мирон смотрел в него. Не отводя глаз.

— А что это вы вдруг забеспокоились обо мне?— она хмыкнула.— Вам не всё ли равно?.. Я-то думала, что, кроме раздражение, я ничего у вас не вызываю... То убить вас собиралась, то послала вот, на днях...— опять усмехнулась.— А вы переживаете тут... Что так?

— Значит, переживаю...— он согласно кивнул головой.— Разве это плохо?

— Да.— она тоже согласно кивнула.— Забрали у меня отца, лишили брата, теперь сами решили позаботиться?— скривила губы.— Кого вы желаете мне заменить? Отца? Брата? А, может, жениха?— голос её приобрёл холодные резкие черты, она издевалась над ним, вымещая всё своё раздражение.— Это было бы интересно... Вот бы все удивились, особенно ваш отец...

Идвар качнулся на неё, угрожающе приблизился, взял за локти и прошептал в лицо:

— Вы не в себе.

— За отца обидно?— она скривилась от боли в локтях, как впились его пальцы, но всё равно глядела с вызовом, глаза в глаза.— Вы с подобострастием относитесь к нему, вы его боитесь... Мне вас жаль, что вы никогда не знали любви отца, и никогда не узнаете её...

— Что вы в этом понимаете...— он оттолкнул её от себя одними пальцами, опустил голову, и Аэлла вообще перестала различать его лицо, отвернулась, растирая больные локти. Идвар заметил это и прошептал:— Извините, если я сделал вам больно...

— Да что там, мне пора привыкать к боли, я ведь скоро увижу вашего короля... Пытки у вас в почёте?— Идвар поднял голову и посмотрел на неё в упор.— Лучше сразу меня убейте...— прошептала княжна еле слышно. Смотрела ему в лицо, видя только тёмные глаза в тёмных глазницах, тени вместо губ, носа... Он тогда целовал её, и этот поцелуй теперь казался таким нереально далёким, в другой жизни, может быть, во сне... И после него она поняла тогда, что влюбилась... Влюбилась в Мирона... Шутка?

На щёку капнула первая капля дождя, и Аэлла вздрогнула, как от удара. Вторая ударила по лбу и покатилась вниз, до брови. Девушка тряхнула головой, сбрасывая её на щёку.

Мирон закинул голову, глядя на тучи. Дождь ударил сильнее, забарабанил по листьям цветов, крышам, по ним двоим, не разбирая, заливая одновременно и княжну Райрона и Мирона Мирополя.

Идвар смотрел на неё, моргая, сбрасывая тяжёлые капли с ресниц, щурил глаза. Дождь был громким, и ему пришлось повысить голос, почти закричать:

— Нельзя, вы заболеете!..— попытался взять за плечо, но Аэлла отстранилась, она стояла, обнимая сама себя за плечи, и мокрые, выбившиеся, прядки волос прилипли к щекам.— Пойдёмте!

— Идите!— прокричала она в ответ, давая понять, что не сдвинется с места, упрямо глядела, борясь с дождём.

Идвар обнял её вдруг за плечи и мягко впереди себя втолкнул в помещение, в тепло и свет замка. Крутанулся и снова обнял, прижимая к груди, к мокрой рубашке. Дождь был ночным, холодным, и через момент у них двоих начали стучать зубы.

— Я... Я пр-ровожу вас...— он глядел сверху в её мокрые глаза. Аэлла закачала головой отрицательно.

— Не надо...

— П-почему?..

— Здесь... рядом... комната... А-айрила...— Аэлла дёрнула дрожащим подбородком. Да, это был лучший вариант, там должно быть чисто, есть постель и камин. Она не будет сегодня возвращаться к себе. Но стояла пока, не шелохнувшись, смотрела в его лицо. Мокрые волосы облепили лоб, шею, тяжело лежали на воротнике белой рубашки.

Он был так близко, как в прошлый раз. И на этот раз, как и тогда, он наклонился и поцеловал её в губы, осторожно и нежно, так нежно, как это можно было сделать дрожащими губами.

Всё так же, обнимаясь, они вошли в чужую комнату, зажгли свечи и нашли кровать. Бросив на пол мокрую одежду, долго лежали под одним одеялом, тесно-тесно прижавшись друг к другу. Не говорили ни слова, пока не согрелись. И Аэлла не думала ни о чём, кроме опьяняющего её дурмана нереальности происходящего. Со страхом и непонятным возбуждением чувствовала прикосновение чужой кожи к себе, мужской кожи, горячей, пугающей.

Идвар шептал ей в ухо:

— Я только зашёл, я только увидел... Это было что-то, скажи кому — не поверишь... Как наваждение, как безумие...— Аэлла лежала на его плече, подтянув к груди колени, и Мирон обнимал её второй рукой, прижимая к себе, говорил, говорил в ухо:— Прости меня... Я сделал больно, я был грубым...— она еле заметно повела подбородком, прикрыла глаза.— Я не должен был... Как я вообще мог?..

И стал вдруг целовать её лицо, целовал губы, лоб, виски, глаза, быстро и аккуратно. Аэлла откинулась назад, прижалась лопатками к кровати, чувствуя, как жар разливается по телу. Так и лежала с закрытыми глазами, впитывая даже мимолётное касание мужских губ каждой клеточкой тела. Мокрые волосы холодили спину, всё ещё связывая с реальностью.

— Я люблю тебя... Ты слышишь меня?.. Люблю тебя, Аэлла...— он говорил ей то, в чём сам себе боялся признаться. Ласкал, целовал её шею, грудь, руки, целовал дрожащие тонкие пальцы и шептал.— Люблю... Люблю... Люблю...

Замер, и Аэлла открыла глаза, глядя опьянённым взглядом.

— Ты позволишь?..

Он просил у неё разрешения, спрашивал её желания, глядя в самую душу. Она качнула головой и коснулась пальцами дрожащих губ:

— Почему ты дрожишь?..

Он помедлил с ответом:

— Боюсь...

— Чего?..

— Не поймёшь всё равно...

— Попробую...

Он опять помедлил с ответом, прижался щекой к щеке, шепнул чуть слышно:

— С чужой проще...

А только такие и были у него, чужие, нелюбимые, те, с которыми он был, не задумываясь, с безразличием, и всё получалось так, как надо. А здесь был страх, страх сделать ошибку, сделать больно, вообще не суметь...

— Не бойся...— прошептала Аэлла.— Представь, как боюсь я...

Он улыбнулся с горечью, с пониманием. У неё вообще никого никогда не было, ей не с кем сравнивать, и она отдавала всё, что у неё было. А он брал...

Она задохнулась, кусая губы, аж глаза потемнели, впилась пальцами в мышцы на плечах чуть выше локтей, оттолкнулась, будто пыталась освободиться, выскользнуть из-под него. Идвар обнял её, запуская ладони под спину, прижимая её всю к себе, и её губы коснулись его шеи как раз под ухом, там, где уже успели высохнуть мокрые волосы.

— Потерпи... Потерпи совсем чуть-чуть... Мне тоже больно...— шептал он ей еле слышно.— Любимая моя, я знаю...

Она хрипло выдохнула и уронила голову на подушку, зажмурилась, роняя слёзы боли на виски, улыбнулась с мукой. Идвар не стал ждать, чем быстрее, тем лучше; женщин у него не было давно, и всё закончилось быстрее, чем он мог себе представить, и он не успел оставить её, потому что неожиданная огненная вспышка затмила любые мысли, заставила думать совсем о другом.

Он хрипло дышал ей в плечо, обнимая через грудь, прижимая к себе самое ценное, что было у него в жизни. Любимая... Его любимая...

— Это всегда так больно?— шёпотом спросила Аэлла, и Идвар повернул голову, ответил, щекоча дыханием кожу плеча её:

— Только в первый раз...

— М-м-м...— она качнула головой.

— Прости меня... Я поторопился... Навряд ли ты что-то чувствовала... Это я виноват...— он приподнялся на локте, заглядывая в лицо.— Я люблю тебя...— поцеловал в губы. Лёг на спину, укладывая её голову себе на плечо, обнимая, прижимая к себе.

— Тебе надо расплести волосы... они мокрые... ты заболеешь...

Сам нашёл её косу и стал расплетать, чувствуя, как мокрые пряди зазмеились по горячей коже живота, бёдер...

— Ты, наверное, считаешь, меня плохо воспитали?— спросила вдруг Аэлла, и пальцы Мирона замерли от этого вопроса.— Я не должна была этого делать... Ты подумаешь, я доступная?.. Легкомысленная...

— Что?— он чуть приподнялся, ища её лицо, ловя рассеянный взгляд, склонился и поцеловал в лоб, потому что губы были далеко.— Я люблю тебя... Мне хорошо с тобой и ни о чём таком я не думаю...

Она не ответила, чуть отвернувшись, стала глядеть в окно, за которым всё ещё шумел дождь. Мокрые волосы, разбросанные по телу руками Мирона, обжигали горячую кожу.

Она сделала это. Она отдалась тому, в кого влюбилась до беспамятства, без оглядки. Было больно, но она верила ему. И сейчас просто молчала, хотя хотелось кричать.

Ну почему, почему она обязательно должна думать о своём княжестве? Почему она всегда должна помнить о том, что её отец — князь?.. Помнить всё, что говорили ей наставницы?.. Я не хочу! Не хочу!.. Я хочу быть простой женщиной, просто любить, быть любимой, отдавать ему всё, что у меня есть. Я готова бросить всё, всё оставить, и уйти за ним хоть на край света...

Но всё по-другому. Я — княжна, а он — Мирон, и, когда отец прикажет ему, он выполнит приказ... А я не хочу! Не хочу этого! Я хочу просто быть с ним... И всё... Этого так мало...

* * *

Она проснулась утром одна, Мирона уже не было, долго лежала, глядя перед собой; шевелиться не хотелось, всё тело болело, но боль эта не утомляла, в голове не было ни одной мысли, словно всё смыл ночной дождь. А всё тело горело, как в огне, губы пересохли и никак не хотели смыкаться. Да у неё жар! Ничего себе! Выходит, она, в самом деле, заболела, как он ей говорил, чего он и боялся. Кровь шумела в висках, выдавая скрывшуюся в теле болезнь.

Аэлла сглотнула сухо, хоть горло не болит, зато боль зародилась где-то в висках и начала разливаться по голове, захватывая лоб, глаза, переносицу. Ну вот...

Идвара не было, он ушёл, наверное, очень рано, Аэлла даже не проснулась, когда он уходил. А перед уходом он затопил камин, и угли уже дотлевали за решёткой, рдели ярко, расцвечивая жаром сумеречную комнату. Воздух в комнате прогрелся после холодной дождливой ночи, но вставать Аэлла не хотела.

События прошедшей ночи потихоньку накатывали на сознание, вспоминались ярким сном. А что дальше?.. Что будет дальше?.. Он запишет на свой счёт ещё одну блистательную победу?.. Разгромил Райрон во всех мыслимых и немыслимых отношениях?..

И тут же вспоминались его нежные поцелуи и ласки, его шёпот, его признания в любви... И на губах, несмотря на боль, появилась улыбка. Сама-то она любила, и ругать себя сейчас нет смысла.

Открылась дверь и вошла служанка, быстро отыскала княжну глазами:

— Госпожа...— присела на край кровати.— Я потеряла вас, вы сегодня не ночевали в своей комнате... Я уж подумала, что-то случилось...

— Я попала под дождь на балконе и не захотела возвращаться через весь этаж...— Аэлла лежала на боку, подтянув одеяло к губам, смотрела, скосив глаза, и от этого шевельнулась ещё сильнее боль в голове.— Как ты нашла меня?

Эл замялась на миг с ответом.

— Я, пока вас искала, встретила господина Мирона, он сказал мне, где вы...— служанка озадаченно пожала плечами. Для неё это была загадка. Ну и пусть она остаётся, к чему какие-то оправдания? Эл огляделась, заметила камин с углями.— Здесь тепло... Вы будете вставать, госпожа? Завтрак уже ждёт...

— Нет, Эл, я ещё полежу...

Служанка встревожилась, нахмурив тёмные брови, прищурила серые глаза:

— Что-то случилось?

— Вчерашний дождь... Он вышел мне боком, я промокла и, по-моему, заболела...— прошептала Аэлла последние слова и тяжело прикрыла глаза. Эл потрогала её лоб, поправила одеяло, озадаченно хмурясь.

— У вас жар...

— И голова болит...— добавила княжна.

— Я схожу на кухню и принесу вам отвар мяты с малиной и мёдом. Сейчас надо много пить. А есть вы хотите?— Аэлла отрицательно дёрнула головой.— Может быть, позвать врача, я разыщу Мирона...— стушевалась на миг,— господина Мирона, должны же быть у них врачи, он найдёт вам что-нибудь от головы...

— Ничего не надо, Эл... Только пить... и фруктов... Я высплюсь, согреюсь и всё пройдёт... Поверь мне.

— Как хотите, госпожа,— девушка набросила на больную княжну ещё одно одеяло, лежащее в кресле.— Я постараюсь ещё найти дров, наверное, этой ночью опять будет дождь, тучи так и висят... Хотите, я буду ночевать сегодня с вами, здесь, в этой комнате...

— Не надо, Эл, что ты будешь перебираться?

— Мне совсем нетяжело.

— Будешь здесь — заболеешь от меня...— настояла Аэлла.— И не бойся за меня, всё будет хорошо, просто поднялся жар, это не смертельно... Поверь мне...

— Сейчас я принесу вам попить...

Ушла. Аэлла полежала с закрытыми глазами и не заметила, как заснула, провалившись в больной сон без сновидений. А когда проснулась, был уже вечер, судя по свету из окна, хотя небо всё ещё было затянуто тучами, и время дня было неясно. Эл не было, она не перебралась к Аэлле, но принесла всё, что обещала: целый кувшин медовой воды с мятой, фрукты, и протопила камин.

Но Аэлла попила лишь и снова вернулась в постель. Долго лежала, глядя перед собой, не думала ни о чём совершенно. Открылась дверь, но княжна не перевела глаз, думая, что это служанка пришла проведать её. Но к лицу её приблизилось лицо севшего на пол Мирона, он зашептал ей в глаза с тревогой:

— Что случилось?.. Ты заболела? Милая... Тебе плохо?.. Где болит?..

Глаза его были полны такой тревоги, такого сочувствия, что Аэлла улыбнулась ему, отгоняя все прежние мысли, всю тревогу о прошедшей ночи. Он любил её... А что ещё надо?

— Всё нормально, голова чуть-чуть болит... и жар...

— Я позову врача,— он поднялся стремительно, но Аэлла успела перехватить его, поймала за руку.

— Не надо... Пожалуйста, всё пройдёт к утру...

— А вдруг нет?— он опять опустился к ней, не отпуская пальцев её ладони, пугался их жара, и не знал, чем помочь.— Этот дождь... Он был таким холодным...

— Но ты же не заболел...— прошептала она с улыбкой.

— Ну...— он усмехнулся.— Для меня дождь — пустяк, я ко многому привык...— он положил голову щекой на одеяло, и посыпавшиеся волосы разметались по нему. Идвар с улыбкой и тревогой в глазах одновременно смотрел в лицо девушки.— Чем я могу помочь?

Она двинула подбородком и улыбнулась:

— Я ничего не хочу... честно...

Он помолчал немного.

— Я весь день думал только о тебе, я извёлся весь, измучился... так хотел тебя увидеть... прикоснуться... Душа разрывается...— поднял голову.— Что я говорю...— смутился, боясь показать свои чувства, как человек одинокий, говорящий мало, скрывающий то, что чувствует. Аэлла поняла это и улыбнулась.

— Обними меня, Идвар...

Он лёг рядом с ней прямо поверх одеяла. Аэлла лежала на боку, и он лёг сзади, прижался грудью к её спине, повернув голову на бок, прикоснулся щекой к её затылку, шепнул в ухо:

— Я не мешаю?

Она отрицательно качнула головой. Они так и лежали вместе, просто наслаждаясь присутствием друг друга, не шевелясь, просто слушая дыхание друг друга, и понимая, что большего и желать нельзя.

* * *

На следующий день он опять пришёл к ней вечером. Аэлла встретила его на ногах: она встала попить свежего мятного отвара с мёдом, что недавно принесла Эл с кухни. Аэлла повернулась к нему и улыбнулась устало. Сейчас на ней была только длинная до пола белая рубашка, а по спине и груди до колен рассыпались светлые волосы.

— Как ты?— прошептал Мирон.

Аэлла пожала плечами, разрезая на дольки ярко-красное яблоко:

— Лучше...

— Голова?

— Кружится чуть-чуть... и в ушах шумит...

— Я всё-таки вызову врача!— он решительно дёрнулся к двери всем телом, но Аэлла успела преградить ему путь, воскликнула:

— Не надо, пожалуйста!

— Почему?— Мирон искренне удивился, глядя сверху.

— Я не хочу, чтобы кто-нибудь знал...

— Что ты болеешь?— он перебил её шёпот.

— ...что мы вместе...— она договорила то, что хотела, а он помешал ей. Мирон промолчал, раздумывая, потом добавил негромко:

— Я могу найти твою служанку, и пусть она сама позовёт врача, я могу сам этого и не делать...

— Не надо,— она отрицательно покачала головой, пряди её светлых волос приковывали взгляд, и глаза Мирона охватывали её всю: лицо, волосы, шею, растерянную улыбку-просьбу.— Я не хочу, чтобы кто-то даже догадывался...

— Почему?— он шепнул недоумённо.

— Не хочу и всё...— она настойчиво поджала губы.

Идвар пожал плечами:

— Как хочешь...

Аэлла убрала в вазу нож и разрезанное яблоко, до этого они были у неё в руках, достала лишь одну дольку, откусила неторопливо.

— А лечиться?

— Завтра уже всё будет нормально... Вот увидишь.

— Ты ела что-нибудь, кроме своих яблок?

— Я ничего не хочу...— она опять откусила от яблока.

— Ослабнешь...

— Я всё наверстаю... потом...

Идвар ближе подошёл к ней, осторожно взял пальцами одну из прядок волос, покрутил, навивая на костяшку пальца, смотрел, как сверкает она при свете свечей на изгибах. Прекрасно, до чего же красиво! Он поднял глаза, глядя исподлобья, и встретил взгляд девушки. Смутился. Отпустил, быстро распутывая палец.

— Извини...

— Да нет, почему же, если тебе это интересно, если тебе нравится...— она улыбнулась мягко.

— Я скучал по тебе...— он прошептал ей в глаза, осторожно взял за локти и подтянул к себе, ища губы для поцелуя. Аэлла привстала на цыпочки, подняла лицо навстречу. Он целовал её, целовал губы, лоб, глаза, шептал, щекоча кожу горячим дыханием:— Я скучал... Я так хотел... так хотел обнять тебя... Любимая... Милая моя... Так хотел...

Через тонкую шерстяную рубашку он чувствовал её тело, так близко, такое доступное, горячее, аж голова шла кругом, дыхание перехватывало от одних лишь поцелуев, оттого, что чувствовал ладонями её тело через тонкую ткань. Ему было так мало надо, чтобы возбуждение вскружило голову, чтобы от страсти задрожало всё тело.

Идвар подтолкнул её чуть вперёд, сталкивая в сторону вазу с фруктами. Аэлла отступила, упёрлась в стол, но Мирон чуть подсадил её, не отпуская от себя, ласкал спину, утопая пальцами в волосах. Аэлла вынуждена была раздвинуть бёдра, чтобы позволить ему быть близко, поэтому подол рубашки поднялся вверх, открывая ноги. И Идвар ласкал горячими ладонями её колени, поднимаясь всё выше. Добрался до живота, груди, касался плеч, тонкой светлой кожи на внутренней стороне рук. Она сводила его с ума, завораживала, он уже и думать не мог ни о чём другом, кроме, как о ней, о тех чувствах, что она в нём рождала, о тех наслаждениях, причиной которых была только она...

На этот раз он не торопился, был аккуратным, прижимал её к себе, чувствуя, как пряди волос её скользят по рукам, касаются лица, обнажённой груди, освобождённой от одежды. Разве такое можно терпеть? Разве это в силах человека?..

Аэлла кусала губы, сдерживая хриплый выдох, закрывала глаза, запрокидывая голову, покорно отдавалась его страсти, его напору, дрожала всем телом.

Он утонул лицом в её волосах, прижимаясь щекой к шее под ухом, до скрипа стиснул зубы, зажмуриваясь, молча перетерпел и хрипло выдохнул. Аэлла обнимала его за шею и чувствовала, как стучит под пальцами его сердце. Замерла в ожидании.

— Проклятье...— прошептал Мирон чуть слышно.

— Что?..— она заглядывала ему в лицо, ловила взгляд.

— Опять... не успел...

Она осторожно коснулась пальцами его лба, убрала мокрую прядку волос, ставшую ещё чернее. Шепнула:

— Не убивайся так...

Он хрипло усмехнулся на её замечание, скривил губы:

— А если ребёнок?..— спросил многозначительно, и Аэлла стушевалась, она и не думала об этом, а ведь, в самом деле, всё теперь может обернуться и так. А что она может сделать, если она и о своей будущей жизни-то ничего определённого сказать не может. А ребёнок — это ответственность, тогда ей придётся жить ради него, и заботиться о себе ради него.

Это расстроило её, она отвернулась, закрывая глаза. Идвар отступил назад, не отпуская Аэллы, так и держал её, прижимая к себе, она обнимала его ногами за бёдра. Он опрокинул её на постель на спину, поцеловал в губы, лёг рядом, натянув на двоих тёплое одеяло. Нашёл её ладонь, переплёл пальцы свои и её. Они долго лежали молча, не говоря друг другу ни слова.

Слабость и головокружение не покидали Аэллу, а сейчас даже усилились. Она негромко спросила:

— Можно вопрос?

— М-м-м...— согласно промычал он, чуть стиснув её пальцы в кулаке.

— Твой отец, король... он пришлёт письмо... прикажет казнить меня... Ты это сделаешь?— она перевела глаза и в упор посмотрела в его лицо. Идвар замер, даже дышать перестал, дрогнул бровями, нахмуриваясь. Видно было, растерялся сильно. Сейчас он меньше всего думал об этом.

— Ну...— замялся, дёрнул подбородком, будто что-то душило его.— Я не думаю, что он сделает это...

— Я спросила,— голос её был твёрдым, аж в ушах от него зазвенело,— ты просто ответь мне: "да" или "нет"...

Он опять стушевался, долго молчал, прошептал:

— Я не хочу говорить об этом...

Аэлла приподнялась на локте, поворачиваясь на живот, пристально всмотрелась в лицо любовника, поджала губы:

— Ты прикажешь казнить меня?

— Аэлла, милая...— он потянулся к ней навстречу, но она перебила его:

— Сделаешь это?

— Нет!— он тоже повысил голос, ответил резко.

— Пойдёшь против отца? Он — твой король, как прикажет, так и сделаешь, иначе сам попадёшь в опалу... Ты — военный, приказ старшего для тебя — закон...

— Я смогу переубедить его...— он говорил так, что и сам в это не верил. Аэлла усмехнулась, уткнулась лицом в подушку; плечи, лопатки остро выпирали под одеялом, и Идвару хотелось обнять её, утешить, сказать, что всё будет хорошо, что все её страхи — пустяк, но сам не сдвинулся с места. Вздохнул, чуть стиснул пальцы её ладони в кулаке.

Ему лет двенадцать было, когда отец впервые взял его на охоту. Они тогда загоняли в ловушку волков и лис, и в норе лисят нашли. Они разбежались, а некоторых успели убить — затравили собаками. Одного Идвар тогда успел спасти от собак, забрал себе, спрятал под плащ. Отец тогда только усмехнулся, а старший брат глянул презрительно. Они всё ждали, когда он надоест ему, когда он его бросит, а Идвар ловил ему мышей в амбаре, кормил сыром, всё больше привязываясь. А потом не нашёл его, слуги сказали, выпустили в лес, и только потом он узнал, что отец забрал его в поле для натаскивания молодых собак...

Сказать, что Идвар тогда пережил личную трагедию, ничего не сказать... Он попытался уйти из дома, его поймали на следующий день, и король приказал выпороть сына за гордость и непослушание...

И сейчас... Он осмелится не выполнить приказа?.. Осмелится, потому что влюбился, потому что дороже этой девушки у него никого больше нет...

Идвар приблизился к ней, сгрёб через спину рукой, подтягивая к себе, путая её волосы. Шептал чуть слышно:

— Аэлла, любимая, я не сделаю этого, слышишь меня?.. Не сделаю... никогда не сделаю... Я же обещал тебе, помнишь?..

Она повернула голову на бок и через пряди волос посмотрела ему в лицо, разомкнула сухие губы:

— Он убьёт тебя...

— Не убьёт, А́дорру только четырнадцать, вся армия за мной, он не сменит меня на него... Это рискованно, поднимутся другие земли... Да и графы-вассалы отца...

— Это не имеет значения...— мягко перебила она и отвела глаза в сторону.

— Имеет. Отец не любит... Он боится заговора... Он не станет менять главнокомандующего...

— Хорошо ли ты знаешь своего отца?— спросила вдруг она, опять перебивая, и Идвар заметил румянец на её скулах — у неё опять начался жар! Он смутился, а, в самом деле, хорошо ли он знает своего отца, что бы вот так уверенно говорить?.. Его никто не знает.

Идвар уронил голову ей на плечо, прижался лбом.

— Я всё равно не сделаю, даже, если он прикажет...

Аэлла перевернулась на спину, и голова Мирона оказалась у неё на груди, прямо на одеяле. Аэлла запустила пальцы в волосы Идвара как раз надо лбом, оттянула голову назад, глядя в глаза, мельком заметила полоску белых зубов между губами.

— Мы ничего, ничего не знаем... глупцы... Живём себе пока, и ничего не знаем... Ни ты, ни я...— она покачала головой.— Я боюсь, Идвар...— прошептала вдруг о том, что прятала на душе.— Я не хочу умирать...— голос её сорвался, даже шёпот не стало слышно.

Идвар дёрнулся вперёд, освобождаясь от её руки, хотел поцеловать в губы, но она отвернулась, подставляя щёку, в неё-то он её и поцеловал.

— Не бойся... Пожалуйста... Прошу тебя... Ты не умрёшь, я не позволю, я никому не дам сделать тебе больно... Милая моя... Любимая...— он прижался глазницей к её скуле, не зная, как ещё утешить, что ещё сказать.

Аэлла усмехнулась, снова запуская пальцы в волосы на его голове, улыбнулась:

— Мы ничего, ничего не знаем...— отвернулась, глядя в сторону.— Разве можно сейчас гадать...

И он был согласен с ней, согласен целиком и полностью. Кто ещё знает, что будет завтра?

* * *

И на следующий день он пришёл к ней, и на следующий — тоже. Но в этот день он не сумел найти её, обошёл всю комнату, с самого утра нетопленную, остановился. Не было её. Наверное, ей уже стало лучше, и она вернулась к себе. Он не увидит её сегодня.

Идвар упал на пустую постель лицом вверх, смотрел в тёмный потолок. Вчера только виделись, а он уже скучал, хотел поглядеть в лицо, коснуться, поцеловать. Вздохнул. Вспоминались её страхи, её боязнь, разговоры о смерти, о короле... Он не позволит отцу, и даже, если придёт письмо с приказом, он не сделает этого, он привезёт её в Мирополь, и будет разговаривать с отцом, он переубедит его. Он должен...

И она боялась этого, может, поэтому она и позволила ему? Может, только поэтому и отдавалась? Ищет защитника? Боится смерти и поэтому? Нисколько не любит, ведь ни разу не говорила об этом! Ни разу не признавалась! Только он один постоянно говорит ей об этом! Всё время говорит, твердит, что любит, сам говорит, но не она!..

И эти неожиданные мысли ошеломили его, даже дыхание остановилось. Идвар тяжело моргнул и отвернулся со стоном, будто что-то вдруг заболело у него. Нет, он не мог в это поверить! Он ведь влюбился в неё, как мальчишка, и она тоже что-то должна испытывать в ответ... Ведь не может же она... без любви... Хотя, бывали в его жизни и такие, что могли... Только такие и были... Это не признак...

Идвар повернулся на бок, уткнулся лицом в подушку, и ему казалось, что он улавливает запах её волос.

Если сейчас он будет думать о её чувствах к нему, у него разобьётся сердце.

Она не смогла убить его! А причины были и очень даже веские: он захватил её страну, столицу, убил отца... По сути, она должна ненавидеть его! И она будет права, но... она боится смерти и поэтому... Стоит ли её за это винить?

Он устал от своих подозрений и мыслей, не заметил, как провалился в сон, во сне уже уловил шорох и резко проснулся. Прямо перед ним, лицом к лицу сидела на полу у кровати Аэлла, сидела и рассматривала его лицо, спящего.

— Ты?— Идвар резко отстранился, быстро протёр ладонью сонное лицо, глаза, буркнул недовольно:— Не люблю, когда на меня смотрят... на спящего...

— Почему?— мягко спросила, улыбаясь.

— Не люблю и всё...— он огляделся.— Как ты зашла, я не слышал?

Аэлла пожала плечами, мол, так получилось.

— Мне было жалко будить тебя, а вдруг тебе снится хороший сон... Я не хотела мешать тебе...

Идвар сел на постели по-турецки, посмотрел сверху, резким кивком отбросил волосы со лба.

— Давно ты здесь?

Она пожала плечами неопределённо.

— Я так и думала, что ты здесь, ждала, когда Эл заснёт, думаю, схожу, проверю...

Идвар улыбнулся одной половиной губ, все мысли его вдруг вернулись, все сомнения. Но он не мог заговорить о них, боялся её ответа.

— Не сиди на полу! Он холодный! Давно ли болела?

— Ещё болею...— она улыбнулась ему.

— Вставай!— он настойчиво нахмурился, и Аэлла поднялась, не пряча озорной улыбки, поперёк легла на кровати рядом с Идваром. Тот глядел на неё сверху и сбоку. Она была в одной бархатной накидке, а под ней — тонкая шерстяная рубашка до пят, войлочные тапочки она, брыкнув, сбросила на пол.

— Ты перебралась к себе?

— Эл беспокоится, я не хочу никаких подозрений.

— Как ты себя чувствуешь?

— Сегодня — лучше, чем вчера, а завтра будет лучше, чем сегодня,— она улыбалась, следя за ним через ресницы.

— Если опять не застынешь,— добавил Мирон негромко.

— Ты мне не дашь...— до чего же она была по-детски милой, непосредственной.

"Любишь ли ты меня?.. Любишь ли?.."— мучился он вопросами. А она вдруг спросила:

— Письмо от короля не приходило?

У Идвара аж что-то внутри оборвалось — "нет!", он медленно покачал головой, не сводя глаз с её лица. Почувствовал, как сами собой начали стискиваться кулаки, пальцы стали наливаться тяжестью. Она только для этого пришла, для этого и всё...

Он довольно грубовато положил на её колено тяжёлую ладонь, сжал пальцами, и в глазах Аэллы дрогнуло беспокойство, тревога, но она не попыталась даже помешать ему. Рука пошла вверх по бедру, замерла, вызывая у девушки выдох, она даже инстинктивно, по-женски, сомкнула бёдра.

Шепнула вдруг, не сводя глаз:

— Что ты делаешь, Идвар?

Но он уже навалился сверху, стискивая запястья рук её слева и справа от головы, протолкнул между ног острое колено. Она недоумённо глядела ему в глаза. Идвар, не дав опомниться, стал требовательно сухо целовать горячие губы, впиваясь пальцами в тонкую кожу запястий. Аэлла замотала головой, жмурясь от боли его поцелуев, чувствовала, как от сопротивления всем телом бархатная накидка поднимается вверх, цепляясь за одежду, тащит за собой и рубашку, открывая ноги.

Она зашептала возмущённо:

— Ты с ума сошёл! Идвар, мне больно... Я не хочу так... Не хочу!

Он замер, поглядел в её огромные серые глаза, наполненные страхом, спросил:

— Ты делаешь это, чтобы я не убил тебя по приказу отца?

Она нахмурилась, не понимая вопроса:

— Делаю — что?

— Ты стала моей любовницей, чтобы я не убил тебя, если отец прикажет?

Секунду она молчала, пока вопрос его доходил до сознания, потом громко ответила через зубы:

— Нет!

— Нет?— переспросил Мирон озадаченно.— Как, нет? А зачем, тогда?— он разжал пальцы, отпуская её запястья, отстранился на локте. И Аэлла постаралась выбраться из-под него, но это ей не удалось, приподнялась на обоих локтях.

— Потому что — дура, влюбилась, как маленькая, а теперь терплю...— "Влюбилась... влюбилась... влюбилась..."— стучало в его голове с каждым ударом сердца, он смотрел на неё во все глаза.— Я никого никогда не любила, у меня и мальчиков-то знакомых не было, отец следил... А тебя увидела... чужого... не такого, как все... Влюбилась... У вас там, конечно, всё по-другому... И нравы не те... Но ты не думай, что у нас все девушки такие, как я, доступные дуры... Нет, это я одна такая... Влюбилась в убийцу отца, и сама себе боюсь признаться... Меня все осудят, и наши, и ваши... И отец твой будет прав... Боже, о чём я говорю?— она рухнула на спину между своих локтей, отвернулась, пряча ставшие влажными глаза.

Идвар бросился целовать её, собирал эти слёзы губами, ликуя, ликуя в душе. Она любит, она его любит! Любит! Сердце готово было вырваться из груди, стучало в ушах, в каждом пальце с пульсом.

— Это я, я виноват... Прости меня... Подумал вдруг, что ты не любишь меня, что ты специально... Как я мог?.. Прости меня... Какой я дурак, как мог?.. Прости, прости... Милая... Любимая... Прости меня...

Чтобы загладить свою вину, чтобы выпросить прощение, был необычайно нежным и мягким с ней. Помог ей освободиться от одежды, разделся сам, чтобы чувствовать всё её тело, ласкал, ласкал её всю. Был неторопливым, аккуратным во всём, слушал её тело, угадывал её ощущения, думая в первую очередь только о ней. И добился того, чего хотел: она откинулась, запрокидывая голову, закрыла глаза, стискивая зубы, чтобы не закричать, и Идвар чувствовал, чувствовал каждое её движение, и сорвался сам, уже не думая ни о чём. Её взрыв не дал сдержаться ему, и он опять будет ругать себя потом...

Идвар лежал, уткнувшись лицом в её шею, долго не мог восстановить дыхание, бьющееся в груди сердце успокоить. Приподнялся на локте, перевёл глаза на лицо Аэллы. Она глядела в потолок огромными широкооткрытыми глазами. Идвар толкнулся в её подбородок носом и шёпотом спросил:

— В первый раз?..

— М-м-м...— она согласно кивнула, переводя на него взгляд.— Я и не знала...— он усмехнулся в ответ, аккуратно лёг рядом, на бок, обнял через грудь. Аэлла шепнула:— Холодно...

Идвар натянул одеяло, теснее приблизился к ней, переплетая ноги, стараясь согреть. Аэлла принимала эту заботу, как должное. Улыбнулась:

— Я люблю тебя...

Он так долго ждал этого признания, так ждал, что сейчас не смог удержать улыбки, наслаждался покоем и тишиной, мягкостью женского тела рядом. Они так и заснули вместе, а утром Идвар проснулся один — Аэлла ушла так же тихо, как и пришла.

* * *

В течение нескольких дней они не виделись. Как узнал Идвар у служанки, госпожа снова приболела, держится температура и головная боль, а вдобавок ещё и кашель появился. Всё-таки она застыла в ту, последнюю ночь. Все эти пять дней Идвар жил воспоминаниями, и каждую ночь приходил в комнату их встреч, всё ждал, всё хотел увидеть её. И мысли его мало в это время были заняты чем-то другим, кроме той, что стала для него самой близкой.

Когда к обеду его вызвали из кабинета к общему собранию офицеров, он даже и не осознал полностью всей серьёзности. И лишь вслушиваясь в донесение дальней разведки, он понял вдруг, почему у всех баронов такие взволнованные лица. В двух днях пути от Райрона в восточном направлении обнаружена большая армия, судя по всему, армия молодого князя.

— Каков качественный состав армии?— спросил Мирон после минутного размышления, сразу же включаясь в проблему.

— Ополчение, господин Мирон, но усиленное крупными частями конных рыцарей, есть лучники...— это герцог Вальден, седой, с яркими выразительными глазами. Хороший офицер, в поход на Райрон он привёл большой отряд своих вассалов, давал ценные советы по ходу боёв. Но Идвар подозревал, что отец специально держит его так близко, и через него прекрасно знает обо всех действиях главнокомандующего. Он и княжну оставлять в живых не хотел, очень был против решения Мирона, и, скорее всего, уже доложил об этом королю в Мирополь. А, значит, тот примет решение относительно её... И Мирон догадывался, какое...

— Карту покажите,— приказал коротко, и один из баронов развернул пергаментный свиток на поверхности стола, придавил два уголка пальцами, два других придавил герцог Вальден. Идвар рассматривал её долго, хотя за всё время пребывания в Райроне он буквально выучил её наизусть.

— Они примерно вот тут...— герцог указал ладонью на холмы в излучине реки.— Место выбрано удобно, как бы мы ни подошли, они увидят нас заранее...

Мирон кивнул головой, соглашаясь с замечанием герцога. Надо вынудить их спуститься, принять бой, тем более что внизу хорошая равнина, зажатая с двух сторон рекой и холмом. Здесь можно развернуть конницу, а на вершине холма удачно поставить лучников.

— Соберите два отряда кавалерии из молодых рыцарей, зарекомендовавших себя в предыдущих боях,— перевёл глаза с карты на лицо герцога,— таких, чтоб незадиристые, поспокойнее. Пусть подойдут вот сюда,— положил ладонь на равнину,— на выстрел, на полёт стрелы... В бой пусть не лезут, главное — проверить их подготовку и возможность боя. Как они там сидят, ждут нас или у них какие-то свои планы?.. В бой разрешаю вступать, если только нападут сами, в крайнем случае, их оттуда не провоцировать, пусть постреляют с луков, отправят передовой отряд... Начнут ли дёргаться на своих позициях?..— пожал плечами.— Обстановку докладывайте постоянно, и главное, ещё раз,— самим не нападать... Барон Лард,— посмотрел на молодого офицера,— я поручаю эту задачу вам, думаю, вы достойно справитесь.

Молодой человек улыбнулся тонкими губами, даже бровью не повёл, Идвар прекрасно знал его отца по прошлым походам:

— Хорошо, господин Мирон, мы выйдем через два часа, дня через три ждите первых донесений.

Идвар отвернулся, мельком заметив озадаченное лицо герцога. Может, он и не доволен, но вслух ничего не сказал, а это уже много значит.

* * *

Через три дня, в самом деле, прибыл один из людей с донесением, и вести не радовали. Люди князя Райронского настроены были решительно: заметив вражеские отряды рыцарей рядом, князь выслал на проверку целый рыцарский корпус. Бой развязали они сами, напали внезапно и отступать не собирались. Отряды барона Ларда потеряли четверть состава, и отошли назад, заняв позицию на одном из холмов, выжидали, выслав разведку. Разведка натолкнулась на передовой отряд райронцев и, понеся потери, отступила назад.

Барон Лард ждал следующих указаний. Докладывал, что войско молодого князя большое, хорошо подготовленное и действует уверенно. Мало того, местные жители принимают враждебно, тяжело найти продукты и корм для лошадей.

Мирон отдал другой приказ: вернуться в Райрон. Всё, что хотел он узнать, он узнал: князь Райронский надеется вернуть свои земли, настроен враждебно и решительно, и, возможно, выжидает время, собирает ополчение по округе и ждёт подкрепления из дальних земель.

Но ничего, пусть сам приходит сюда, если желает отбить свои бывшие владения, пусть попробует взять город. Время ему не наруку, скоро наступит осень, месяц-другой, и вся его армия разбредётся по домам — собирать урожай. Вот тут мы и посмотрим, кто сильнее. Да и долго ли местные смогут кормить такую большую армию? Им нужна победа, им нужны решительные действия. А здесь, в Райроне, Мирону удалось приготовиться к длительной осаде, оборона города на должном уровне, а запасы с Мирополя продолжают исправно поступать, тем более что и местные рыцари, и бароны, давшие клятву верности, пока исполняли то, что обещали. Амбары и склады полны хлеба и рыбы, хватает круп и вяленого мяса. Город выдержит осаду до весны, да и Мирополь никогда не оставит этих земель, и на помощь придут новые отряды.

Это война, и в ней выиграет тот, кто к ней лучше подготовится.

* * *

Он общался с офицерами, писал письма, приказы, отдавал распоряжения, принимал описи доставленных в Райрон товаров для складов с земель местных баронов и графов, что-то говорил, а все мысли были заняты одним — какой-то непонятной тревогой за молодую княжну, тем более в свете последних событий. Хотелось увидеть её, понять, что всё по-старому, что ничего не изменилось. Она такая же, как всегда, и он любит её, а она его — тоже. Но все эти дни не удавалось даже увидеться, не то, что сказать хоть слово.

Он знал, что она ещё болеет, отправил к ней врача, и мучился, не знал, что делать. Все ждали нападения на город, шли подготовления к сражению, проверялась система обороны. И только у одного Мирона в голове постоянно не угасала мысль — он брат её, и сражение будет, и будет момент, когда ему придётся шантажировать князя его сестрой. И ещё неизвестно, какой приказ относительно княжны пришлёт король из Мирополя.

И ещё... Он сильно соскучился по ней...

Всё же он улучил момент и сумел сам придти к ней. Зашёл и замер за дверью, встретив взгляд Аэллы. Она сидела в кресле в большом тёплом одеяле, закутанная от ног до шеи, даже рук не видно. Удивилась, вскинув брови:

— Идвар?

— Где твоя Эл?

— Она в город ушла, на рынок...

— Врач приходил к тебе? Я отправлял...

— Да,— она согласно кивнула, утонув подбородком в одеяле, смотрела исподлобья, и видно было по глазам, что улыбается, радуется встрече.— Он указал пить какие-то настои, принимать ванну, глинтвейн, греться, греться и никуда не выходить из комнаты...— её тираду прервал сухой кашель, и Аэлла опять уткнулась лицом в одеяло.

— Ты всё делаешь?

Она кивнула головой, соглашаясь, долго смотрела в его лицо с еле приметной улыбкой. Идвар молчал, а в голове одно лишь так и крутится: скоро война будет, твой брат на пороге... И отец казнит тебя, не простит за брата, за весь род ваш...

— Мне кажется, от меня ты что-то скрываешь? Да и ощущение такое, будто все готовятся к чему-то...— Аэлла нахмурилась, замечая тревогу от её слов в его глазах.— Я вчера весь день у окна просидела, и позавчера... Солдат на улицах стало больше, какая-то суета непонятная... Что это, Идвар?

— Тебе показалось, всё нормально.

Но голос её оставался прежним, тревожным, и сразу же вспомнились её слова: "Я боюсь умирать..."

— Я уже видела такое, когда ваша армия была у ворот... Что случилось?

Идвар скользнул по полу к ней навстречу, упал на колени, нашёл её руку через одеяло, глянул в глаза:

— Всё нормально, милая... Просто ты одна, ты замечаешь то, чего раньше не видела...

— Да? — она вытащила из-под одеяла горячую ладонь, мягко положила Идвару на голову, утопая пальцами в длинных свободных волосах.— А ты? Взгляд у тебя изменился... О чём ты думаешь?

Он повёл головой, ласкаясь о её ладонь, улыбнулся неловко, боясь выдать свои страхи, свои мысли, шепнул:

— О тебе...

Аэлла улыбнулась, уронила руку на одеяло с вздохом, и Идвар поймал её в ладони, зашептал:

— Любимая, я скучал, я умирал без тебя... Я хочу, чтобы ты была рядом... Со мной рядом...— сердце его обливалось кровью, он боялся потерять её, боялся лишиться того, что нашёл, и тоска, предчувствие беды убивали его.— Аэлла, милая моя...— он уронил голову на её одеяло, утонул в нём лицом.

— Я тоже скучала...

Ладони Идвара скользнули по одеялу, нашли, как попасть под него, нашли её тело, горячее... Боже, на ней и одежды-то нет! Идвар рванулся к ней, раскрывая одеяло, нашёл грудь, целовал, лаская языком, чувствуя удары сердца её под губами. Она сводила его с ума, она заставляла его терять рассудок. Но не теряла его сама: твёрдо взяла за голову ладонями и отняла от себя, освобождаясь от его жарких поцелуев, смотрела прямо в огромные глаза.

— Нет, Идвар, нет... Скоро придёт Эл...

— Не скоро...

— Нет!— Её руки приобрели силу, она оттолкнула его настойчивее и поднялась на ноги, запахиваясь в одеяло, отвернулась лицом к окну. Вдруг закашлялась, и от кашля этого покачнулась, чуть не падая, быстро села на кровать. Зашептала:— Я не могу, сейчас не могу... Ноги еле держут...— вскинула голову, глядя снизу вверх.— Прости, Идвар...

Он закачал головой:

— Нет-нет, это я... Извини...— улыбнулся виновато, быстро подошёл к ней, склонившись поцеловал в губы.— Ещё увидимся, правда?

Она согласно кивнула головой. Идвар улыбнулся и ушёл. Аэлла с тоской и болью проводила его глазами. "Ты же не обиделся на меня, правда?.."

* * *

— Они перешли в наступление!— герцог Вальден смотрел в лицо, ожидая ответных реакций, но Мирон молчал, и он продолжил:— Разведка докладывает, они сошли со своих позиций и уже на полпути сюда...

— Так и должно было быть, не будут же они оставаться там вечно?— голос Мирона оставался спокойным, хотя тревога все эти дни не давала покоя.

— Что вы собираетесь предпринять, господин Мирон?— выдержки герцогу было не занимать, он и сам всё прекрасно знает, так и так они в выгодном положении.

— Найдите парламентёра, желательно добровольца.

— Парламентёра?— герцог удивился.

— Выполняйте...

— Хорошо, господин Мирон.

Оставшись один, Идвар написал письмо для передачи парламентёром молодому князю Райронскому. Он призывал его остановить бессмысленную войну, обещал заступиться перед королём, и в случае прощения — новые земли и службу сеньору. О молодой княжне он не упомянул и словом.

Вернулся герцог, с ним молодой рыцарь — парень лет двадцати, склонил голову перед Мироном, свободные тёмные волосы посыпались, закрывая лицо.

— Доброволец?— спросил сухо Идвар.

— Да, я сам, господин Мирон,— глядел исподлобья тёмными по-миропольски глазами.

— Это может быть опасно...

— Я знаю, господин Мирон.

— Кто твой отец?

— Барон Гир...

— Ты тоже барон Гир...

— Нет, господин Мирон, я третий сын...

Идвар покачал головой понимающе, третий сын, это значит ни земель, ни замка, ни титула, поэтому он и рвётся, чтобы доказать себе и всем, что может и добьётся. Похвально. Если бы все были такими...

— Вот это письмо ты передашь князю Айрилу Райронскому лично в руки, только ему и больше никому, ни свите, ни слугам, добивайся личной встречи.

— Хорошо, господин Мирон, что передать на словах?

Идвар подумал немного.

— Передай, что мы готовы, хорошо готовы, можем выдержать длительную осаду, и проведение военных действий губительно для них. Будет лучше, если они сложат оружие и... снова поклянутся служить своему господину — королю Мирополя. Тогда он будет благосклонен к ним.

— Хорошо, господин Мирон,— сын барона Гира согласно кивнул головой.

— В противном случае, я не обещаю ни жизни им, ни защиты...

— А княжна?— это вмешался герцог Вальден, Идвар рывком перебросил на него глаза, их взгляды скрестились, и Мирон чуть прищурился.— Вы забыли, что у нас есть молодая княжна, она сестра его, и мы можем убить её в случае его непокорности. Я прав, господин Мирон?

Идвар молчал, молчал, пока молчание это уже не стало казаться странным, даже молодой парламентёр глядел удивлённо. Мирон разомкнул пересохшие губы:

— Вы правы, герцог,— посмотрел в лицо парламентёра.— И это тоже передайте. У нас есть княжна, и, если он не сложит оружие, она будет казнена...

— Хорошо, господин Мирон.

— Выполняйте,— голос его был безжизненным, да и сам он долго смотрел в одну точку.

* * *

Нет, он всё это время надеялся, что князь Айрил сложит оружие, не будет же он воевать, зная об угрозе жизни своей сестре?.. Если, по её словам, отец их был так хорош, то и сын должен обладать такими качествами, он должен быть благородным, должен любить и жалеть свою сестру. Даже если и так... Перевес на нашей стороне, или он решил действовать по принципу "дома и стены помогают"? Но это же глупо, по меньшей мере!

Он должен сложить оружие, должен сдаться! По-другому и быть не может!

Боже, Аэлла, любимая, я торгую жизнью твоей... И я не хочу этого, я не хочу делать тебе больно, и я обещал тебе, что не буду давить на него тем, что ты в моих руках... Я обещал...

А как бы я поступил на его месте, узнав об этом? Потеряв свои земли, свой Мирополь, имея шанс всё вернуть, иметь за плечами армию, и узнать вдруг — в руках врага сестра родная...

У меня нет сестры, и никогда не было!

Братья?..

Подумал бы только насчёт Адорра, ему всего четырнадцать, он и жизни не видел... Но и он не близкий человек. Когда Идвар ушёл в свой первый поход, младшему брату было пять лет... Они и общались-то редко...

Так, выходит, это не остановило бы его?!

Он аж замер от мыслей своих, боясь ещё раз сам себе в этом признаться. Не остановило бы... Он попытался бы вернуть свои земли любой ценой... Даже ценой жизни братьев...

Но, может быть, князь не такой, он более близок к сестре, любит её, и не станет приносить таких жертв? Ведь она столько раз говорила об отце лестные слова, там и ч сын должен быть не хуже... Это не мой отец, не мой король... Ненавистный злой урод... О, Боже... Что это со мной? Чтобы я... про отца... так? Нет и нет... Никогда...

Но её не отдам, никому не отдам...

* * *

К обеду следующего дня в кабинет влетел герцог Вальден, с порога начал:

— Они идут сюда, настроены на бой... Очень быстро двигаются, наша разведка вернулась, чтобы не столкнуться с ними, остались ближние посты. Если они будут идти такими темпами, они к ночи, максимум, к полуночи будут тут...

— Пойдут на штурм ночью?— удивился Мирон.

— Наша защита — это лучники на стенах, если будет ночь...— герцог пожал плечами, и его седые волосы серебристо блеснули.— Сами понимаете... У нас есть неплохой запас стрел, но всё же... Придётся жечь костры, но это по стенам, если они у себя, внизу, не разожгут огни, наши лучники превратятся в отличные мишени...

— Я понимаю это!— перебил его Идвар с нетерпением.— Что вы предлагаете?

— Надо встретить их самих на подходе к городу, немного отвлечь, а в это время разжечь костры у стен... Ввязываться в серьёзный бой — не стоит...

Идвар покачал головой, заговорил:

— Я тоже думал об этом, тогда мы сможем сами выбрать место и навязать им бой, где нам удобно...— задумался на миг.— Мне нужна карта!

— Пойдёмте! Все уже собрались.

Пока они шли по коридору к месту собрания офицеров, Мирон заметил:

— Я думал, он передумает, всё же княжна в наших руках, да и мы под надёжной защитой стен, может, он не понимает?

— Он действует с силой и скоростью. Нашего парламентёра они убили, кстати...

Идвар аж остановился внезапно от услышанного:

— Как — убили?

— Лошадь привезла его обезглавленное тело. Они не собираются разговаривать с нами и даже не думают сдаваться. Они хотят сражения, господин Мирон.

Он почувствовал, как стиснулись зубы до хруста, но всё же произнёс:

— Они его получат.

Долго смотрел на карту, всё просчитывая, измеряя, взвешивая. Офицеры, стоявшие рядом, ждали, что он скажет. Время неумолимо двигалось вперёд.

— Вот здесь,— он щёлкнул пальцами по карте,— есть неплохое место... Найдите кого-нибудь из местных, кто хорошо знает, что тут...

— Я помогу!— вызвался один из баронов Райрона, бывший вассал князя, а теперь слуга короля Миропольского. Светлый, голубоглазый, как все местные, а в губах какая-то горькая не то улыбка, не то насмешка, будто мстит кому. А, может, и мстит...

— Вот это место,— Идвар ещё раз указал на карте и глянул в лицо барона,— опишите мне его.

— Это небольшая равнина, смотрите, господин Мирон, от Райрона совсем недалеко, всегда можно вовремя отступить...

— Я это вижу!— он перебил его нетерпеливо, чувствуя физически, как уходит время.

— Слева река, берега пологие, она неглубокая, они могут и отойти, если что, если побегут от сильного натиска, но это всё равно дезорганизует их,— барон говорил быстро, не только описывая места, но и высказывая своё мнение. Идвар не мешал ему, чем больше он слушал, тем лучше вспоминались ему эти места, он уже видел их.— Справа холм, получается, по центру вот эта равнина, она длинная и узкая...

— Какова её ширина?

— Ну-у...— барон замялся.

— Сколько рыцарей в линию пройдут?

Райронец задумался, думая с открытыми глазами.

— Ну, человек пятьдесят рыцарей, думаю, пройдут.

— Отлично! Здесь мы их и встретим. Высота холма какая? Вершина? Подступы наверх есть?

— Да-да...— барон подался вперёд, оживился.— Вот здесь, в этом месте, можно подняться наверх, круто, конечно, но можно. Вершина хорошая...

— Значит так,— Мирон склонился над картой, опёрся на левую руку,— если мы поторопимся, мы успеем занять позиции до сумерек и нападём на них, пока они этого не ждут. Соберите рыцарей, объясните задачу — пусть двигаются фалангой пятьдесят человек вдлину и глубина — пять,— посмотрел в сосредоточенное лицо герцога Вальдена.— От замка разбиться на три части, наступать рысью. Между — поставить арбалетчиков, отберите молодых и быстроногих... Перед столкновением сомкнуться, чтобы прикрыть арбалетчиков, примерно вот тут...— указал на карте.— Они должны как раз успеть подойти сюда, и мы их встретим. Правым флангом будет командовать граф Мардейн,— посмотрел в сторону чернобородого загорелого, что стоял в стороне.— Левым, по кромке реки, — вы!— перевёл глаза на лицо барона из райронцев, что рассказывал по карте.

— Хорошо, господин Мирон!— быстро кивнул головой, в волнении облизав губы. Он сделает всё, что сможет и даже больше.

— Как вас зовут?— спросил Мирон.

— Эйлур... Барон Эйлур...

— Барон Одар,— посмотрел исподлобья на молодого человека в облегчённых кожаных доспехах,— возьмёте своих лучников и займёте позицию на этом холме,— указал на карте.— Я думаю, вашего отряда хватит.

— Хорошо, господин Мирон,— командующий лучниками согласно кивнул головой.

— На каждый фланг возьмёте по сто человек, двадцать шеренг...— быстро глянул в оба лица только что назначенных командующих правого и левого флангов.— И ещё, самое главное для всех, сражаться придётся в сумерках, каждому своему человеку от арбалетчика до оруженосца закрепить алый султан на шлеме. А вашим лучникам,— многозначительно посмотрел в лицо барона Одара,— это учесть,— дал полминуты на размышление, чтоб каждый понял, какую задачу поставили перед ним.— Вопросы есть?— все промолчали, лишь герцог Вальден спросил:

— Где будете вы, господин Мирон?

— Я, герцог, буду командовать центром,— все посмотрели на него многозначительно: на центр приходилось всего пятьдесят воинов, а именно ему придётся столкнуться с центром армии Райронского князя.— А вы останетесь здесь за главного, и не забудьте открыть ворота в случае нашего отступления, и прикрыть нас.

— Да, господин Мирон. Мы разведём костры у стен города, пока вы задержите их, и встретим вас лучниками. Насчёт этого не беспокойтесь.

Мирон согласно покивал головой. Приказал:

— Выполняйте, выходим через час. Секретарь, запишите все приказы!— обратился к старику за письменным столом.

— Я уже пишу, господин Мирон.— отозвался тот, быстро работая пером. Король любил просматривать подобные записи, требовал готовить карты сражений. По всему этому потом учили молодых Миронов.

Идвар оторвался от карты, поднял голову и встретился взглядом с герцогом, остальные уже ушли. Спросил негромко:

— У вас вопросы, герцог?

— Княжна, господин Мирон...

— Что?— Идвар старался делать вид, что вопрос его не удивил.

— Вы обещали казнить её. Князь перешёл в наступление, сейчас — самое время, это подстегнёт наших людей...

— Вы считаете, её смерть поможет нам одержать победу?

— Я хочу, чтобы вы сделали то, что должны были сделать, и что обещали словами парламентёра,— глаза герцога, казалось, смотрели в самую душу, и предательская любовь к дочери и сестре противника пыталась найти спасение под этим взглядом.— Её надо было казнить ещё в первый день, но вы сохранили ей жизнь. Я, так думаю, только для этого и сохранили, чтобы надавить на князя. Разве не так? Господин Мирон?— Идвар промолчал, чувствуя, как кровь отливает от лица.— Сейчас казнить её — самое время, под светом костров, на городской стене, думаю, и князь, подступая к Райрону, "оценит" это... Её смерть выведет его из равновесия, он наделает глупостей...

— Он и так их уже наделал...

— Возможно, он не поверил словам парламентёра, думал, что мы блефуем, кто знает. Господин Мирон?..

— Она — моя пленница, я не собираюсь казнить её...— Идвар упрямо оставался при своём мнении.

— Почему? Для чего вы тогда сохранили ей жизнь? Может, вы пожалели её? Она, конечно, симпатична, хороша собой... Она — дочь предателя-отступника, ваш отец всё равно прикажет казнить её!

— Это ещё неизвестно...

— Я могу сказать об этом с уверенностью. Король казнит её. Но вы можете предугадать его действия, это будет похвально для вас, и...

— Я не отдам приказа на казнь!— перебил его Мирон, сверкнув тёмными глазами.

Герцог помолчал, прищуривая глаза, пожевал губами, размышляя.

— Какие у вас отношения с ней? Вы что-то скрываете?

— Никаких! Вам показалось!

— Беседы, ужины, врач...— голос герцога был вкрадчивым, как холодными пальцами он сжимал сердце Идвара железной хваткой, смертельными тисками. Он нахмурился, кривя губы. "Он всё, всё знает, все докладывают ему, каждый слуга, каждая стена... Будь ты проклят, Вальден!"

— Вы в чём-то обвиняете меня?

Герцог пожал плечами:

— Нет, господин Мирон, обвинять вас будет ваш отец, когда я сообщу ему, а я сообщу...

— Вы уже сообщили!

Герцог улыбнулся.

— Я предупреждал вас ещё в первый день, казните княжну, вы не послушались... Это был хороший совет, поверьте моему слову.

— Мне выступать в сражение, а вы обвиняете меня в каких-то преступлениях. Мне надо готовиться к бою, и никаких приказов на казнь я вам не давал.

Герцог усмехнулся:

— По записям секретаря, вы оставили меня главным в городе, это ваш приказ, до вашего возвращения я командую обороной в Райроне.

Идвар скрипнул зубами от досады:

— Казнь княжны не входит в оборону города. Это только ваше личное желание — расправиться с беззащитной девушкой...

— "Беззащитной девушкой", господин Мирон?— герцог заметно удивился.— Это уже интересно. Думаю, короля заинтересует такой оборот. Связь с дочерью врага накладывает на вас тень...

— О чём вы говорите?

— Почему вы так защищаете её?

— Я никого не защищаю!— Идвар повысил голос, в сердцах рубанув воздух ребром ладони. Герцог улыбнулся, собираясь ещё что-то сказать, но в комнату зашёл оруженосец Мирона.

— Господин Мирон, все уже почти собрались, вас потеряли, вы ещё не собраны для похода...

— Иду,— проходя к двери, Идвар чуть задержался у герцога, шепнул:— Если вы тронете её, я убью вас...

Герцог приподнял брови:

— Я успею отправить письмо в Мирополь...

Идвар с усилием стиснул зубы, чтобы не ударить его, эх, было бы побольше времени, он бы придумал, куда отправить герцога, может быть, даже заменил им себя... Он и не думал, что герцог настолько ненавидит его, или ненавидит Райрон... Опасный человек.

— Сохраните ей жизнь до моего возвращения, прошу вас, герцог, просите потом, чего хотите...— он мог говорить, говорить до бесконечности, но герцог мягко перебил его:

— Конечно, вас ждут, господин Мирон, армия ждёт...

* * *

Она уже лежала в постели, когда в комнату вломились вооружённые солдаты, глядела на них удивлённо огромными глазами. "Что это?.. Что случилось?"

— Вставайте!— приказал один из рыцарей.

— Куда? Что всё это значит?— Аэлла сидела в постели, подтянув к груди одеяло.

— Вставайте, пока вас не вытащили силой!

— Что вы себе позволяете?— она повысила голос.

— Как хотите!— рыцарь подошёл в несколько шагов, рывком сдёрнул одеяло, и, поймав княжну за локоть, сорвал её на ноги.— Пойдёмте!— толкнул впереди себя к другим в руки.

— Не трогайте меня!— она дёрнулась, пытаясь освободиться, но пальцы на локтях превратились в клещи, сдавили до синяков.

— Что вы делаете?— это появилась Эл, бросилась защищать госпожу.— Как вы можете? Кто дал на это приказ? Госпожа больна и неодета...

Рыцарь, что вырвал Аэллу из постели, окинул княжну глазами сверху вниз, дёрнул за шнурок, развязывая тесёмки ночной рубашки на груди, отдёрнул в бок, открывая верх вздымающейся в волнении груди с тёмной уходящей вниз ложбинкой. Аэлла вспыхнула, сверкнув глазами:

— Вы ответите...

— Виселица принимает и больных, и неодетых, уж поверьте мне...

— Не-ет!— закричала Эл, но её отбросили на постель грубо и стремительно.

От возмущения и неожиданно навалившихся страха и отчаяния Аэлла не могла вымолвить ни слова, только ноги подкосились, отказывая держать её.

— Вперёд!— приказал рыцарь, и остальные, подхватив княжну под руки им поудобнее, потащили вперёд. Аэлла хрипло дышала, еле-еле перебирая босыми ногами по каменным плитам пола, смотрела вокруг огромными ошарашенными глазами, и не верила тому, что это происходит с ней. Как?.. Как же так?.. Идвар, ты же обещал... Ты говорил, что не убьёшь меня... Я не хочу, я боюсь... Боже... Нет...

Безвольную, почти невменяемую, её стаскивали со ступенек лестницы, поднимали вверх куда-то, она не видела ничего! Опомнилась лишь наверху Городской стены, в свете костров, на самом высоком месте, где даже не было зубцов, и всё просматривалось на милю вокруг. Стояли люди, трещал огонь, слышно было, как переговариваются лучники, внизу, под стенами, горели костры, расцвечивая ночь ярким светом.

И даже когда ей связали руки спереди, она не верила, что это с ней, смотрела отсутствующим взглядом, хрипло дыша больными лёгкими. И лишь, когда на её шее затянули грубую скользящую петлю, Аэлла испугалась настолько, что из глаз потекли слёзы.

— Нет... Нет... Нет...— шептала она, ища по лицам окружающих её людей, всё искала его, ждала его, хотела увидеть, но встретила лишь лицо седовласого человека с тёмными пугающими глазами. Он подошёл к ней и встал рядом. Аэлла прошептала ему в лицо:— Чей... Чей это приказ?.. Кто...— она в отчаянии закачала головой, не отводя взгляда от чёрных глаз.— Нет... Пожалуйста...

Мирополец поймал пальцами переброшенную на грудь косу из светлых необычных волос, покрутил, разглядывая, потом отбросил, коса качнулась тяжело и снова легла на грудь княжны.

— Не убивайте меня... прошу вас...— Аэлла смотрела ему в лицо, а слёзы сами текли и текли на щёки, срывались на шею.

Мирополец молчал, разглядывая её в упор, и Аэлла отвернулась, снова бросилась взглядом по лицам, искала, искала его! Но лица все, отсвечивающие алым в свете костров, были чужими, враждебными, безразличными.

— Мирона ищешь?— мягко спросил незнакомец, наклоняясь к самому лицу, но Аэлла даже не глянула на него, смотрела мимо отсутствующим взглядом, хрипло дышала через распахнутые губы.— Зря ищешь, его здесь нет, он вон там,— указал подбородком вдаль, в черноту, где метались огни,— воюет с твоим братом...

Но Аэлла никак не прореагировала, будто оттого, что с ней случилось, она тронулась рассудком, ничего не видела, не слышала, не чувствовала. Даже, когда герцог ущипнул сильными пальцами за грудь через ткань рубашки, княжна лишь хрипло застонала, но даже не глянула в сторону источника боли — смотрела куда-то в сторону. Герцог Вальден усмехнулся.

* * *

Всё произошло так, как он и рассчитывал: они столкнулись в долине как раз в сумерки, когда день сменился вечером. Удар двух армий получился сильным, первые ряды буквально смело, перемешав под ноги и копыта следующих. Середины двух армий увязли, а усиленные фланги миропольской армии начали теснить противника, медленно отодвигая его назад. И хотя армия Райронского князя была больше, в узком месте долины она не могла развернуться в полную силу. Некоторые части попытались обойти справа, вошли в реку, но пока подобрались через неё на помощь своим, перевес в бою был уже на стороне противника. Заметив это, райронцы вернулись обратно в реку и тут же попали под перекрёстный огонь миропольских арбалетчиков и дальнобойных лучников, стреляющих с холма. Отходили они поспешно, бросая в шуме боя и плеске воды раненых и утопающих. В это время фланги миропольцев сомкнулись, зажав в кольце у себя в тылу центр райронской армии, в пылу боя всё ещё сражавшийся с центром миропольской.

Разрозненная армия князя начала отходить, понимая, что штурмовать в лоб армию рыцарей не имеет смысла. В темноте шли личные поединки лишь в центре, да иногда пролетали короткие арбалетные стрелы — болты. Дальнобойные луки уже не стреляли: никто не хотел тратить драгоценные стрелы в полумраке, разя вслед уходящему противнику.

Метались раненые люди, обезумевшие кони рвались с поводов, горели факела, звенело ещё оружие в единичных поединках, кто-то кричал от безумной боли, и многие, многие ещё продолжали умирать, хотя бой уже был практически остановлен.

С самого начала Идвар, как и хотел, попал в центр атакующей армии, там, где было тяжелее всего. Он ничего не видел, ничего не слышал, надеялся на своих командиров на флангах, надеялся, что они сумеют пробиться вперёд, используя преимущество.

Он отбивался со всех сторон, знал, что телохранители всегда будут рядом, а значит, он будет не один, а поэтому рвался вперёд, разбрасывая лёгких ополченцев грудью коня, закованной в броню. Там, впереди, были рыцари и, возможно, именно там был князь Райрона, брат Аэллы... Лучше бы ему погибнуть в бою, в плен он брать его не хотел...

А вот и первый рыцарь, чёрный орёл на щите, чёрные перья на шлеме, какой-то знатный богач, аристократ местный. Идвар столкнулся с ним в поединке, и он был сложным, чуть не стоившим ему жизни. Рыцарь был умелый, сильный, и, видно, с хорошим боевым опытом. Легко отбивал удары меча, правильно принимая его на лезвие. Кони крутились по кругу, хрипя и втаптывая копытами в землю зелёную траву. Идвар не сводил глаз через прорезь забрала, следил за каждым движением сильного противника. И тут конь его споткнулся, упал на колено и завалился на бок, придавливая Идвара к земле. Он выронил щит, но пальцы продолжали стискивать рукоять длинного меча, скрипнули металлическими костяшками перчатки.

Идвар на локтях попытался выбраться из-под коня, упёрся ногой, вскинул голову, заглядывая вверх, на нависающего над ним рыцаря.

Рядом закричали:

— Господин Мирон!.. Мирона спасайте!

Идвар ничего вокруг не замечал, только глаз не сводил со своего противника, и, кроме него, казалось, никого больше не существовало. Они двое на всё поле, и время, словно, замедлило бег.

Рыцарь спросил:

— Мирон?.. Так я убью самого Мирона?

Длинная мощная стрела пробила латы на его груди, отбросила рыцаря на землю, и Идвар облегчённо выдохнул, наконец-то, в бой вступили лучники, и вовремя.

— Помогите кто-нибудь!— закричал Мирон, и сразу же весь мир навалился на него, ожил. Появились люди вокруг, звенели мечи, кони ржали, кто-то кричал над ухом. Идвар сам выбрался из-под убитого коня, в груди его арбалетный болт застрял, пробив броню. Хороший был конь, его Идвар помнил по предыдущему бою, тоже с райронцами.

Он подобрал свой щит и тут же поймал на него меч пехотинца, ударил в ответ наискось через живот. Двигался он легко, как угадал, перед боем надел облегчённую кирасу, простые доспехи, поэтому-то и сумел подняться сам, без помощи оруженосца, хотя не мешало бы, чтобы он был сейчас где-то рядом.

Дальше Идвар продвигался пешком, стараясь выбирать пехотинцев, разил мечом, отражая удары щитом. Один из райронцев ранил его в руку, случайно попал лезвием меча между пластинами доспехов. Но ещё бо́льшую рану он получил при близком столкновении с одним из воинов, когда сошлись ближе, чем длина меча и добрались уже до кинжалов. Лезвие кинжала райронского рыцаря попало под мышку, как раз под доспехи, и, если бы Идвар не убил его первым, этот поединок стал бы для него последним.

Он смертельно устал, рана на груди, судя по всему, сильно кровоточила, шерстяная поддёвка под панцирем стала тяжёлой, причиняла постоянную боль.

Сражение подходило к концу, сумерки сгустились, кое-где горели редкие факела, их принесли райронцы. Всюду, куда можно было бросить взгляд, лежали мёртвые и раненые люди и кони, и глаза Идвара сами собой выхватывали яркие красные перья на шлемах.

Идвар перебросил меч в руку со щитом, обернулся, ища глазами сигнальщика с трубой. Тот был рядом, он состоял в свите Мирона, но за время боя она заметно поредела. Парень был занят стрелой под правой ключицей, и, как заметил Идвар, стрела была своя, миропольская. Это всё темнота виновата... Мирон постучал ладонью по шлему сигнальщика, пытаясь обратить на себя внимание. Закричал:

— Труби отступление!.. Труби!.. Мы отходим...

Сигнальщик обернулся, и в прорези забрала стали заметны его огромные удивлённые глаза, будто Мирона рядом он заметил только сейчас.

— Труби отступление!— закричал ему Идвар.

Сигнальщик попытался поднять трубу правой рукой, но она не слушалась, мешала и причиняла боль засевшая стрела, может, даже и сломанные кости ключицы: миропольские луки были очень мощными и, несмотря на расстояние, убойная сила стрел была огромной, они ломали кости, пробивали латы.

— Ну?.. Труби!..

Сигнальщик переложил трубу в левую руку, бросил щит, затрубил, немного не так, неудобно с левой руки, но похоже. Сигнал трубы зазвенел, разлетелся над долиной, рекой, холмами раскатом грома, перекрывая все остальные звуки. С таких труб со стен Мирополя каждый рассвет встречали, предвещали восход солнца. Для каждого миропольца звуки отрадные, сердце замирает, вспоминаются лица родных и любимых, и жизнь начинаешь ценить не так, как в начале сражения.

Воины начали отходить, собирали раненых друзей, ловили растерявшихся лошадей, пусть даже райронских, арбалетчики в полумраке выискивали свои стрелы. Кто-то смеялся, встретив живого друга, которого и не надеялся уже увидеть, кто-то плакал, найдя своего мёртвым. И многие ещё умирали, истекали кровью, теряли сознание.

Идвар поймал взгляд своего оруженосца, кивнул головой, и отбросил рукой забрало шлема. Ему тут же подвели коня из трофейных, высокого, статного, длинноногого. У райронцев хорошие кони, они ими славятся. Равнины, поля, поросшие густой травой, много воды, просторы. Вот они и кони такие.

Оруженосцы подсадили Мирона на коня. Разобрав поводья, он отдал приказ:

— Найдите графа Мардейна и барона Эйлура... из местных он...

— Да, господин Мирон.

Пока ждал, оглядывался по сторонам, с высокого коня много чего было видно, поле, усеянное людьми, блестело оружие, и вода рядом шумела, даже издали угадывались стены Райрона. Герцог Вальден усиленно жёг костры под стенами и на них. Надо будет пройти совсем немного, чтобы увидеть их ясно и чётко, до каждого зубца.

— Господин Мирон?

Он повернул голову. Вороной жеребец настороженно обнюхивал трофейного, райронского, на котором был сейчас Мирон. На жеребце этом возвышался граф Мардейн, сняв шлем, разгребал пятернёй сырые волосы на голове, пригладил чёрную бороду.

— Какие у вас потери?

— Ещё не считали.

— Приблизительно?

— Каждый пятый, думаю, вместе с ранеными, что могут ходить... если считать. Мы удачно попали под защиту наших лучников, правда, есть раненые и от их стрел, но это из-за темноты.

— Какие позиции сейчас занимаете?

— Стоим по правому флангу,— дёрнул загорелым лицом назад, за спину,— они отошли далеко, но на всякий случай... Собираем пока раненых, господин Мирон, я приказал послать разведку вперёд, узнать, где они окопались...

— Молодец, граф, всё правильно. Ваша задача — продержитесь ещё немного.

— Мои люди устали, господин Мирон.

— Все устали, скоро вас сменят, как раз вернётся ваша разведка, и вы пойдёте отдыхать. Мы не можем отступать без прикрытия с тыла. Наберитесь терпения, граф, тем более, они вряд ли сейчас перейдут в наступление.

— Да, мы здорово потрепали их,— граф улыбнулся, глядя Идвару в лицо.

— Я надеюсь на вас, граф, выполняйте приказ.

Отвернулся и не видел, как граф отъезжал. Потом разговаривал с бароном Эйлуром. У них, у реки, было похуже, и потерь больше, и раненых, сам барон был ранен в шею и в голову, но выглядел уверенно: со своей задачей он справился, и к исходу сражения даже продвинулся вперёд, и сомкнул ряды с отрядами графа Мардейна. На приказ Мирона остаться на позициях и ждать — только вздохнул, но не сказал ни слова.

— Потерпите, барон, вас сменят,— кивнул головой.— Скоро сменят...— Обернувшись крикнул своей свите:— Отходим!

В нескольких местах затрубили сигнальщики, объявляя отступление, миропольская армия стала отходить к Райрону. Уже подъезжая к городу, к крепостным стенам, Идвар поднял голову и обомлел. Обомлел так, что губы распахнулись, и сердце ухнуло вниз, замерло, не продышаться... Нет! Что ты сделал, Вальден?! Ты не мог! Не мог этого сделать! Нет! Я не верю! Аэлла, милая... Нет!

— Что там... на башне?— спросил почти шёпотом, будто глазам не хотел верить. Один из оруженосцев поднял голову вверх:

— Девушка, господин Мирон. Девушка стоит...

— Живая?— он нахмурился, не желая верить ничему. Почему "стоит"?

— Живая...

Он всё-таки не посмел, он не казнил её. Вальден, будь ты проклят! А в глазах так и стоит: Аэлла в белом на самой высокой башне стены, какие-то люди кругом в свете костров угадываются. Как он мог? Как смел без приказа? Как мог её тронуть?

— Быстрее...— он толкнул коня шпорами, желая быстрее оказаться там, в Райроне, увидеть лицо этого герцога, ворваться с победой, быть смелым и решительным, таким, каким позволяет быть успех, эта победа, в которую никто не верил.

Ворота открыли заранее, и Мирон со своей свитой во главе первым влетел в город, бросил коня, и как был, в доспехах, с окровавленным оружием в ножнах, раненый, грязный, бросился вверх по лестнице. Но на башне не было уже ни княжны, ни герцога. "Где-то внизу...— ответили солдаты у костров,— А княжну вернули на место..."

Остановившимся взглядом Идвар скользнул по безликим лицам, по качающейся на ветру петле виселицы, по языкам огня. И тут же навалилась усталость, боль. Спускался вниз уже медленнее, собирая последние силы.

Герцога он нашёл в одной из комнат дворца, сразу же набросился:

— Как вы могли? Что вы себе позволяете? Как вы смели?

Ему хотелось броситься, ударить даже, но сражение лишило его последних сил, грохоча доспехами сел на стул, испепеляя взглядом.

— Я же обещал вам, сохранить ей жизнь до вашего возвращения, я обещание выполнил...

— Как вы могли так? Как вы смели? Как вообще можно было допустить такое? Да я...

— Ничего с ней не случилось, она живая, ну, испугалась немного, ничего страшного в этом нет. Возьмите себя в руки, Мирон, не стоит так нервничать из-за женщины.

Идвар долго молчал, потом спросил:

— Вы это делаете не просто так, вас не княжна заботит, вы мне́ пытаетесь неприятностей наделать. Так, герцог? Зачем вам это?— сузил глаза, замечая всё-всё на лице герцога. Тот усмехнулся.

— Для Мирона вы делаете слишком много ошибок, ваш отец будет недоволен...

— Не в этом дело!— резко перебил его Идвар.— Вы только прикрываетесь этим. В чём дело, герцог? В чём причина?

Вальден помолчал немного, прежде чем ответить.

— Я узнал вас, Мирон, мальчиком шестнадцати лет, вы только-только заступили на своё место, получили своё звание... Вы больше доверяли мне, больше прислушивались к моему мнению... Мне не нравится, как сейчас вы ведёте себя...

— Стойте!— Идвар перебил его, сдёргивая с рук перчатки, с грохотом бросил на пол.— Я понял, что к чему. Вам сейчас лучше меня вообще убрать, заменить на нового Мирона, А́дорра поставить, да? Ему только четырнадцать, он в рот вам смотреть будет... Лучше и не надо.

— У вас разыгралось воображение.

— Да нет, не думаю.

— Вы во всём видите какой-то подвох, будто кто-то мешает вам, а причина кроется в вас. Если бы вы не совершали ошибок, вы сохранили ей жизнь, сейчас не позволили казнить её, и эта ваша вылазка навстречу князю, мы могли бы спокойно встретить их за стенами крепости, пусть бы шли на штурм...

— Вы считаете, это — ошибка?

— Это моё мнение.

— Я вернулся с победой. Почему же вы не высказались против на общем собрании? Вы же сами говорили о вылазке? Забыли?

— Вот именно, я говорил о вылазке, а не о целом сражении на ночь глядя. Целесообразней было бы совершить эту вылазку, а за это время развести побольше костров у стен города, и когда они подошли бы, мы встретили их со стен, лучниками... Почему вы улыбаетесь?

— Вы не Мирон, чтобы принимать решения, вы только мой советник. Все решения остаются за мной. И пусть я допущу ещё одну ошибку — плевать! Сейчас вы соберёте своих солдат, пойдёте туда,— он дёрнул рукой в сторону,— пойдёте вместе с ними, и замените там графа Мардейна и барона Эйлура, они вернутся со своими людьми. И ещё. Назначьте людей, чтобы собрали всех раненых и убитых с поля.

— И райронцев?

— Я сказал, всех.

— Зачем надо хоронить убитых врагов? Пусть хоронят своих сами.

— Теперь это наши земли, и нам здесь жить.

Герцог скривил губы.

— Это ваше пресловутое благородство, Мирону не следует быть таким, вы вызовете гнев короля на свою голову...

— Выполняйте приказ, герцог!— резко перебил его Идвар, повысив голос, он не ждал возражений, и герцог подчинился.

— Вирр?— крикнул Мирон своего оруженосца.— Помоги мне раздеться...

Через полчаса он был уже без доспехов, в чистой одежде, рану на руке перевязал ему слуга, а вторая, под мышкой, требовала внимания врача, её надо было зашивать, но Идвар отказался, сейчас есть те, кому помощь врача нужнее.

Запивая усталость вином, Идвар чувствовал раздражение, и даже злость на герцога Вальдена. Он с момента назначения Мироном уважал его, как опытного воина, а теперь... Теперь он будет просить короля о разрешении заменить советника. Всё время думал, сопоставлял, может, герцог был прав, может, зря он затеял это сражение. Много людей погибло, потеряли стольких... Но вспоминалась карта, и он ясно видел широкую равнину перед замком, прямо под стенами города. Это значит, что те, кого бы он послал в эту вылазку, были бы обречены, райронская конница просто смела бы их, уничтожила.

Нет, он всё сделал правильно, и он не жалеет, а тех, кто ещё осудит его, будет предостаточно.

Идвар убрал пустой кубок от вина на столик у окна. Надо проверить Аэллу, выходка герцога, верно, не прошла для неё бесследно. Но оруженосец остановил его в дверях.

— Господин Мирон, среди раненых нашли князя...

Идвар нахмурился.

— Какого князя?

— Наследника, сына князя Райрона.

Он некоторое время молчал, будто не понимал, не верил, или не хотел верить. Почему? Почему он не погиб? Зачем он не погиб? За что?

Какая-то тревога, волнение захватили сердце. Он жив!

— Где он?

— В подземелье, в тюрьме, его арестовали, местные опознали его в лицо... Он ранен, у него сломана рука...— оруженосец рассказывал, пока они шли по коридорам, спускались по винтовой лестнице вниз.— Врач успел осмотреть его, ещё до... до того, как его узнали, правда, помощи ему не оказали... Все ждут вашего решения... Он был без сознания, а, может, и не сдался бы, или отошёл со своими...

Идвар многозначительно поглядел в его лицо, и, застыдившись своей болтливости, оруженосец замолчал, опуская голову.

В темнице было сумрачно, но глаза выхватили двух рыцарей-охранников, державших князя, в свете всего лишь двух-трёх факелов по стенам у входа. Это хорошо, что нет лишних людей. Идвар зашёл и остановился, рассматривая его. С него только сняли доспехи, он был в нижней кожаной поддёвке и войлочной куртке без рукавов. Это похвально, что он сам вёл своих людей в бой, может, даже был в первых рядах, это делало ему честь. Смелость, она всегда похвальна.

Тёмно-русые волосы, подстриженные по моде Райрона, коротко, как раз по длине длинной чёлки, уже успели подсохнуть, но висели ещё влажными от пота сосульками через лоб, всё лицо, почти до подбородка. Через них он и смотрел исподлобья тёмными внимательными глазами. И улыбался чуть-чуть.

Он не был похож на Аэллу. Может, он пошёл в мать, Идвар слышал что-то, она была с восточных земель, там женщины миниатюрные, с тёмными глазами, решительные и упрямые, как кошки. Именно там он и собирал свою армию.

Он был её братом. У них одна мать и один отец. И после смерти отца он стал наследником и князем, и даже бросил вызов, приведя сюда свою армию. Уж лучше б ты этого не делал.

— Вы — князь Райрона теперь, как я полагаю?— негромко спросил Идвар.

— С кем имею честь?..— спросил в ответ князь, и Идвар удивился, тогда, при первой встрече, она спросила его так же. В них больше общего, чем казалось на первый взгляд.

— Я — Мирон...

Князь усмехнулся небрежно, сверкнув зубами.

— Как грозно, почти, как Бог...

Один из рыцарей, что держал за локоть, ткнул кулаком под рёбра, чтоб думал, с кем разговаривает.

— Прекратите!— Идвар повысил голос. Но князь только усмехнулся в ответ на эту реплику, перетерпел боль и произнёс в ответ:

— Я представлял Мирона совсем другим...— Идвар приподнял брови вопросительно.— Я думал, он постарше, посильнее и посмелее. В крайнем случае, я думал, он сам принимает участие в боях, а не следит с безопасного расстояния... Чистенький, опрятный... Спрятались за стенами, да за спинами своих вассалов... Я бы от стыда умер, если бы так воевал...

Идвар долго молчал, обдумывая его слова. Конечно, для князя Айрила Райронского, только что покинувшего поле боя, Мирон действительно казался тем, кто не покидал стен города и замка. Чистый, в свежей одежде, от волнения забывший об усталости, выпивший вина, он таким и казался. А на деле. Ноги не держали его, болели раны, жутко хотелось выспаться, а сердце душили злость и негодование.

— Я бы тоже... умер от стыда, и, по крайней мере, весь ближайший месяц оплакивал бы отца и судьбу своей страны, что вы прозевали по беспечности.

— Да что вы знаете об этом?!— рванулся к нему навстречу молодой князь.— Вы не теряли ни отца, ни страны! Да и кто вы такой? Мирон? Что это такое вообще? Кто выдумал это звание? Разве вы можете командовать хоть одним из отрядов, не говоря уже об армии?

Князь долго-долго смотрел в лицо Идвара, поджав губы, стиснув зубы, прожигал взглядом, но тот выдержал его взгляд и ответил негромко:

— По крайней мере, я не могу похвастаться, что убиваю парламентёров.

— Да пошли вы со своими письмами! Мне не нужны ваши посулы, жалкие обещания! Проваливайте с моей земли! Все проваливайте!— он рвался к Мирону, скользил кожаными сапогами по плитам пола, бледный от боли, и два здоровых охранника прикладывали усилия, чтобы удержать его. Но Идвар был спокойным.

— Это не ваша земля, Райрон — это земля короля, и она вернулась к законному хозяину.

— Уже пять поколений эта земля вам не принадлежит!

— Ваш род, князь, и вы сами — лишь вассал, слуга короля, вы должны служить ему, а вы бросаете вызов, это не ваша земля теперь, вы лишены этой земли, она вновь вернулась к королю до момента, пока он не назначит нового временного хозяина. Нового вассала.

— Пять поколений князей Райрона, мои предки, достойно служили вашим королям верой и правдой, мы принимали участие в ваших войнах, убивали ваших врагов. И вот она, ваша благодарность?— молодой князь отчаянно сверкал глазами, он верил в то, что говорил, переубеждать его было бессмысленно.— Мой отец, и отец моего отца, просили вашего короля отдать эти земли в вечное и полное владение... Мы всё равно остались бы верны вам и служили бы по-прежнему...

— Вы не в праве осуждать действия короля. Он — ваш господин, ваш сеньор, а он решил, эти земли вам не отдавать.

— Почему?

Идвар пожал плечами и не ответил

— Вы же — его сын!

— Ну и что, я — Мирон, я командую войсками и не вникаю в дела государственные. Хотите сами спросить об этом?

— Хочу!

— У вас будет такая возможность, правда, я вам не завидую, у короля нрав сильно крут, и вряд ли он даже будет говорить с предателем.

— Я никого не предавал...— он всё так же смотрел исподлобья, но слова уже не кидал, поубавил пыл.

— Вы подняли войска против своего сеньора, вряд ли кто-то будет вам ещё доверять. И, если вы и увидите Мирополь, то только в цепях. Как преступник. И отношение к вам будет подобающее. Не ждите милости, князь. Я обещал вам её в письме парламентёра, но вы убили его...

— Это мои люди убили его, они жаждали миропольской крови, их бы сам Бог не остановил...

Идвар согласно покачал головой, добавил:

— А в Мирополе ждут вашей крови. Пытки и бесславная казнь. Успокоить народ и, чтоб другим неповадно было,— усмехнулся вдруг.— Лучше б вы нашли свою смерть в бою... В этом отношении ваш отец был умнее...

— Что вы сделали с ним?— князь сжал кулак, пытаясь выкрутить руки, левая рука не слушалась его, висела плетью. Перелом был где-то в предплечье, скорее всего, от удара стальным цепом по щиту, такое бывало нередко.

— Его похоронили в вашем склепе, или вы думаете, я надругался бы над трупом врага? Отдал бы его собакам или воронам на поживу? Или выставил бы его голову на городской стене?— тряхнул длинными волосами с усмешкой.— Не смешите меня, мне же здесь жить, мне править вашими людьми до появления нового хозяина в Райроне. Поэтому же убирают и раненых и убитых...

Князь долго молчал, опустив голову, свесил её на грудь, и волосы почти закрыли лицо. Идвар думал, он уже и не заговорит больше, но князь Айрил спросил опять, спросил о том, о чём не спросить не мог, как человек военный:

— Кто у вас разрабатывал план сражения? Какие ваши графы это делали? Может, герцог Вальден? Я слышал о нём... Кто был стратегом?

— Я́ разрабатывал план этого сражения, я сам — от начала и до конца!— О, он сумел удивить его, князь аж голову вскинул, широко глаза распахнул от изумления, даже улыбаться перестал. Это стоило того.— И я же вёл свои войска в бой, я был в центре...— голос Идвара стал холодным, негромко, но сильно звенел он в зале темницы, с каждым словом добивая и добивая этого самоуверенного молодчика.— Но вы не хотите этому верить, как не верите и не поверили письму парламентёра о жизни вашей сестры. Поставили жизнь её на кон, лишь бы вернуть свои проклятые земли, свой город. Никого не хотите слушать, никому не хотите верить, только себе, только для себя... И вы заслужили того, что ждёт вас... И поделом вам!— он замолчал и отвернулся, он не ждал от князя ни оправданий, ни вопросов. Но тот произнёс негромко:

— Она не могла быть живой, вы лгали мне...

Идвар медленно обернулся к нему.

— Она, как и вы, поедет в Мирополь...

— Тоже в цепях и под пытки?— князь перебил, снова потянулся навстречу, вскипая сопротивлением, желанием вырваться. Факела чадили, и свет их сверкал в огромных зрачках разозлившегося князя. На лбу, над губами выступили капли пота, конечно, каждое движение его давалось ему через боль в сломанной руке.

— Всё зависит от желания короля, может, этого и не будет...

— Я не верю...— он прошептал чуть слышно,— не верю, что она здесь...

Идвар покачал головой согласно.

— Она здесь...

— Она должна была покинуть Райрон ещё в начале...

— Она не уехала...

— Вы бы не оставили её в живых...

— Оставили. По моему личному приказу.

— Не верю!

— Мало того, её чуть не повесили на городской стене, как обещали через парламентёра.

— Нет!— он уже вышел из себя, рвался навстречу, сверкая глазами. А у Идвара, словно, вдруг помутилось в голове, он не думал о чём говорит, что говорит, его понесло, лишь бы больнее, лишь бы сильнее ударить его, всё равно чем.

— Всё это время она была тут, и её могли убить в любой момент. А мои люди просили этого, видит Бог. Мало того...— он подошёл ближе к князю, глядел ему прямо в лицо и негромко выговаривал то, что не сказал бы никогда, за что потом стало бы стыдно, но остановиться уже не мог:— Мало того, она стала моей любовницей, веришь?— перешёл вдруг на "ты", шептал прямо в глаза доверительно, как близкому другу.— Пока ты бегал где-то со своими рыцарями, землю свою спасти пытался... А самое ценное не уберёг... сестру-красавицу...— улыбнулся холодно, жёстко, и добавил:— Где справедливость?

Князь Айрил кинулся к нему, зло оскалил зубы, словно укусить хотел, зашептал быстро-быстро:

— Я не верю... Я не верю вам... Её нет здесь... А даже если б и была, она никогда не сделала бы этого...

— Добровольно сделала... сама...— шёпот шелестел, срываясь с губ, и ударял больше, больнее крика.

— Вы ошибаетесь... Она не так воспитана... Я знаю свою сестру... Она — лицо нашего рода... Я сам её воспитывал, я знаю... Она скорее умерла бы, чем позволила... хоть кому... Вам — тем более... Не позволила бы... до свадьбы... без благословения...

Идвар взял его за лицо, впиваясь пальцами в щёки, приблизился близко-близко, чуть губами не касаясь, шепнул:

— Мало того, в твоей комнате... на твоей постели...— оттолкнул его голову от себя кистью, небрежно.— Моя любовница... Твоя сестра...

— Неправда! Нет!— князь кинулся вперёд, к нему навстречу, да так резко, что Идвар только успел назад отклониться, а охранники сумели удержать пленного, только выкрутив ему руки. И, видно, сделали они это так, что князь вмиг побелел лицом, задохнулся и поник плечами, потерянно шепча:— Неправда... Нет... Я не верю... Нет... Неправда...

Идвар повернулся на пятках, ища глазами своего оруженосца у двери:

— Приведите её!

Повернулся к князю, их взгляды скрестились. Айрил хрипло дышал, не отводя глаз, грудь его ходила ходуном, мышцы плеч напряглись, скрывая сдерживаемую силу, желание рвануться вперёд.

— Вы всё лжёте мне, специально... Я не верю... Это не может быть правдой...

Но Мирон молчал, молчал до тех пор, пока не привели Аэллу. Она зашла, держась ладонью за стену, смотрела под ноги отсутствующим взглядом. На ней была лишь белая ночная рубашка, растрёпанные волосы воздушным облаком окружали лицо. Княжна зашла и встала, сомкнув босые ступни.

Идвар не мог узнать её, долго молчал, не веря своим глазам, она выглядела так, будто её привели из одной из комнат подземной тюрьмы.

— Что вы сделали с ней? Аэлла, милая...

Она услышала его, повела глазами, но посмотрела сразу в лицо Идвара, узнала его, и губы её дрогнули. Потом она заметила князя, узнала брата и спросила:

— Айрил? Как ты здесь... оказался?

— Скажи, Аэлла, скажи, что он лжёт? Милая, скажи... Я не верю... Это неправда... Это неправда... Не может быть... Ложь... Всё — сплошная ложь... Ложь...

И Идвар с каждым его словом чувствовал, как вскипает в нём ярость, не просто злость, а настоящая ярость, от которой мозг затмевает белой вспышкой, и ничего не соображаешь. Да как он может! Как может он, отступник и предатель, обвинять его во лжи? Как он смеет?

Идвар несколькими крупными шагами преодолел расстояние до княжны, взял её за плечи и оттащил в сторону, в полумрак, туда, куда не попадал свет факелов, лишь редкие отблески высвечивали силуэты фигур. Мирон придавил княжну спиной к каменной стене, поймав за ворот, разорвал рубашку до пояса, открывая дрожащее тело.

— Нет! Нет! Не трогайте её! Отпустите её!.. Будьте вы прокляты!..— Кричал, вырываясь из рук охранников, князь Айрил, рвался, пока не упал на колени, и один из охранников не зажал ему рот ладонью. Смотрел через неё огромными глазами, пытаясь освободить руки.

А Идвар возился с Аэллой. Он уже ни о чём не думал, ничего не хотел знать. Он так давно хотел её, жаждал обнять, а сейчас она была так близко, так доступна. Он уже сумел протолкнуть колено ей между ног, разрывая рубашку ниже. Аэлла глядела на него огромными глазами, не сопротивлялась, ничего не понимая, изумлённая и ошарашенная. Наконец, прошептала горячим шёпотом, таким громким в безмолвном зале:

— Что ты делаешь, Идвар?.. Перестань... Нет!..

И только тут начала сопротивляться, поняв вдруг, что происходит, упёрлась кулаками в грудь, забарабанила, поцарапала щёку, и случайно ударила кулаком под руку, где была свежая рана. Идвар аж задохнулся от внезапной боли, зрачки в глазах стали огромными, и боль внезапная отрезвила его, вернула к сознанию.

Он отпустил Аэллу, и девушка обессилено сползла по стене прямо к его ногам, дрожащими пальцами собрала разорванную одежду, но так и не заплакала, просто смотрела впереди себя в какую-то точку в пространстве.

Идвар прижался горячим лбом к холодным каменным плитам стены. Он остановился. Он вовремя остановился, не сделал то, чего хотел, за что возненавидел бы себя до конца жизни.

Что теперь? Он привезёт их двоих в Мирополь? Отец казнит их... Даже разбираться не будет... Два — это уже много... Что делать?.. Как быть?...

Жертву... Надо принести жертву...

Судьба снизойдёт и пойдёт навстречу...

Идвар медленно развернулся, вжимаясь лопатками в стену, она обжигала через ткань рубашки.

— Уведите княжну... Быстро!— распорядился и перевёл глаза на лицо Айрила, на его широкооткрытые глаза, полные ненависти.— Утром, на рассвете, князя с городской стены сбросить в реку...

— В реку, господин Мирон?— спросил один из охранников, что зажимал ладонью рот князя.

— Я непонятно выразился?

Охранники рывком поставили князя на ноги, но он даже головы не поднял. Всё, что произошло за последнее время, ослабило его вконец. Оруженосец поднял Аэллу за локоть и потащил к выходу. Идвар почувствовал, как на боку, под мышкой стало горячо, от вновь идущей крови. Он и сам устал, устал, как ни разу в жизни. Заболела голова. Жутко хотелось выспаться. Именно это он сейчас и сделает.

Судьба всё расставит по местам.

* * *

Он проспал, как убитый весь остаток ночи и весь следующий день, проснулся только вечером. Ему доложили, что всех раненых собрали, а для мёртвых, кого не забрали родственники, приготовили братскую могилу. Герцог Вальден доложил, что остатки дезорганизованной армии Райронского князя, оставшиеся без командира, потихоньку редеют. Через несколько дней, скорее всего, от армии не останется и следа, хотя армия, Идвар помнил, была большой. И это плохо. Обиженные и недовольные растворятся в землях Райрона с идеями неповиновения и с желанием сопротивляться. А это — готовая среда для начала гражданской войны или восстания. Тому, кто будет здесь править, будет нелегко.

Молодого князя, согласно приказу, казнили, сбросив в реку. Со сломанной рукой он вряд ли выплывет, да и Рейя — река большая и с сильным подводным течением. Ну что ж, таков конец роду Райронских князей, на их родовом гербе не зря присутствует голубая лента, символизирующая реку. Будет, что изучать на уроках воспитателей. Хотя, сам Мирон вряд ли видел хоть какую-то параллель, когда отдавал приказ на такую казнь последнего наследника княжеского рода. Он и сейчас об этом мало думал. Его заботила молодая княжна. Именно к ней он и отправился, как только освободился.

Сразу же натолкнулся на озабоченно-тревожный взгляд служанки. Прошёл в комнату и остановился, нахмуриваясь. Аэлла сидела на постели, завёрнутая в одеяло, ни на кого не реагировала, ничего не говорила, даже глаз не подняла. Смотрела в одну точку на стене.

— Вот так и сидит весь день...— шепнула Эл.— Ничего не слышит... Не ест, не пьёт... Как будто рассудка лишилась...— вздохнула.— Эта ночь была ужасной... Сначала пришли солдаты, увели на казнь. Я думала, сойду с ума... Потом вернули и забрали снова... Я уже думала, раз в первый раз не казнили, значит, казнят во второй... О-о, Боже... — девушка выламывала руки, поднимая очи горе, шептала чуть слышно, и Идвар слушал, не шелохнувшись.— Её привели, господин Мирон, вот такой... Одежда на ней была разорвана, я думаю...— она глядела Мирону в лицо, дрожа губами, и её зелёные глаза, казалось, были полны слёз.— Я думаю, над ней надругались...

— Да нет же!— воскликнул Идвар решительно.— Ничего такого не было... Прекрати это всё.

Он подошёл к Аэлле и опустился на корточки, заглядывая в девичье лицо.

— Я помыла её и переодела...— Эл глядела на Мирона с надеждой, будто он мог что-то сделать.— Она же болела, вы знаете, ей стало ещё хуже... Она ходила босиком... в одной рубашке... Я никак не могу сбить жар...

Словно в подтверждение её слов, княжну сотряс болезненный кашель, исходивший из лёгких, он был негромким, хриплым, когда даже рта не раскрывают. Идвар отвернулся, слушая его. Это он виноват, это он допустил это. Он обещал ей, обещал, что не будет шантажировать ею её брата, что не будет угрожать её жизни... Он не выполнил... Не сдержал обещания...

Она вправе презирать его и ненавидеть. И даже хуже... Идвар осторожно взял её за подбородок, заглядывая в глаза, силился увидеть смысл, какие-то мысли в них. Тщетно. Позвал по имени. Она не повела даже бровью. И неожиданно Идвар нахлестал её ладонью по щекам, как бьют человека в истерике. Служанка бросилась, ахнув от неожиданности, а княжна упала на спину, уставившись в потолок. Идвар перехватил служанку, задержав её за локоть, приказал:

— Оставь её!

Поднялся на ноги. Вдвоём они стояли теперь и следили за Аэллой. Она вздрогнула, как в судороге, будто снова начинался кашель, но это был не он. Она разрыдалась вдруг, неожиданно, громко, навзрыд, повернулась на бок, пряча лицо в одеяло, подтягивая колени. И Идвар чувствовал, как хочется ему обнять её, лечь рядом, и разделить с ней её слёзы, просто быть рядом.

Он моргнул несколько раз растерянно, будто очнулся ото сна, заговорил:

— Она проплачется, и всё будет нормально. Не утешай её, пусть устанет. Потом напои чем-нибудь горячим, бульоном или глинтвейном... Потом пусть выспится, пока сама не проснётся. Укрой потеплее. А завтра я скажу врачу, пусть осмотрит её...

— Хорошо, господин Мирон...— Эл быстро-быстро кивала головой, с тревогой поглядывая на госпожу.

Идвар ушёл, а она всё ещё продолжала плакать. И это было лучше, чем до того, как он пришёл.

* * *

Идвар снова пришёл навестить её через день. Аэлла уже сама встретила его спокойным, безэмоциональным взглядом, вполне осмысленным, пусть и безразличным. Будто и не было ничего между ними, ни общих ночей, ни слов любви, ни долгожданных признаний.

— Как чувствуешь себя?— спросил первым.

— Нормально,— она отмахнулась, небрежно пожав одним плечом, одеяло сползло с него, открыв шею, ключицу, верх плеча. Аэлла поправила одеяло на себе, отвернулась, потеряв последние капли интереса.

— Что-нибудь болит?— она отрицательно покачала головой в ответ.— Врач приходил?— качнула положительно и закусила нижнюю губу.— Что он сказал?— и на этот раз промолчала, Идвар повысил голос:— Аэлла, что он сказал?

Она вздрогнула от неожиданности и перевела глаза, разжала губы и тоже повысила голос, отвечая:

— Почему это должно вас волновать? Какая разница? И вообще я...— замолкла вдруг, отводя глаза в сторону и вверх, будто закатывая их от неприятия бесполезного разговора, шепнула:— Я не хочу ни с кем разговаривать, я никого не хочу видеть...— перевела глаза Идвару на лицо, их взгляды скрестились.— Особенно вас...— отвернулась, опуская голову.

Идвар подошёл к ней и опустился на колени, нашёл её руки через ткань одеяла, сжал пальцы пальцами, заглядывая в лицо, ища взгляда. Но Аэлла попыталась отстраниться, сдвинуться назад, убрать руки.

— Почему ты говоришь со мной на "вы"? Ты не можешь говорить со мной так, после того, что с нами было. После того, что ты призналась, что любишь меня...

Аэлла медленно повернула к нему голову, долго глядела в тёмные глаза, спросила шёпотом:

— Что вы хотите? Что вам надо от меня? Чтобы я просто сказала "уходите", только так вы поймёте? Оставьте меня. Я не хочу вас видеть. И всё, что было — ошибка! Вы разбили мне сердце. Я никогда себе не прощу... Уходите...— добавила чуть слышно:— Пожалуйста, оставьте меня...

— А как же слова о любви? Ты же говорила мне... Ты признавалась...

— Это было давно, может быть, в другой жизни...

— Нет!— он стиснул её пальцы и мягко вдавил ей их в бёдра требовательным жестом.— Я понимаю, я всё понимаю... Сейчас тяжело и тебе, и мне, как-то надо пережить это...— он вздохнул.— Но мы переживём, мы вместе всё это переживём. Так получилось, что нам угораздило полюбить друг друга, мы — враги, соперники, и это не наша вина, мы не виноваты в этом, так получилось...— он покачал головой, говоря с жаром, с верой, сияя чёрными глазами.— Ты из Райрона, я из Мирополя, но даже это не может помешать нам. Никто не сможет помешать нам. Мы любим друг друга, наша любовь сильнее...— он уже перешёл на шёпот:— Мы должны быть вместе вопреки всему, мы должны любить друг друга... И нам не надо прилагать каких-то особых усилий — мы уже́ любим друг друга. Ведь так? Скажи мне, ты же любишь меня? Ты говорила мне, и я...— она перебила его, решительно выдёргивая руки, упёрлась ими в постель слева и справа от себя, нахмурилась, упрямо шепча:

— Уходите, оставьте меня, ради Бога!

— Аэлла...

— Что за бред о любви? Смешно! Много, что было сказано, обещано, всему ли верить?

— Я понимаю, я...

Она опять перебила:

— И ты!.. Вы!— поправила себя.— И ваши слова — всё ложь! Обещания — ветер! И мои... Я не хочу об этом...

— Я понимаю, милая, я не сдержал обещания, но я не отдавал ни одного приказа, это не моя вина, я не хотел казнить тебя...

— Причём тут это?

— Так получилось, я был не в себе, выпил вина, разозлился, прости меня... Я...

— Причём тут ты?— она резко перебила его, и Идвар замолчал, глядя ей в лицо, и Аэлла произнесла:— Всё с самого начала было ошибкой. Вы приняли за любовь то, чего на самом деле не было...— она покачала головой.— Какая любовь?

— Ты же говорила... тогда...

— Х-х-х...— усмехнулась небрежно.— Мало ли, что я говорила? Вы верите женскому слову? Не было ничего! Какая любовь? Вы приняли за любовь то, чего на самом деле не было...— повторила опять настойчиво то, что уже говорила:— Я не люблю вас! Никогда не любила! И ваши сомнения тогда, помните? Всё не зря!— Идвар нахмурился, слушая её.— Между нами не может быть любви. Только ненависть. Мы, в самом деле, враги. Вы из Мирополя, я из Райрона. И никакой любви быть не может. Это — роскошь в такое время.

— Неправда!

— Уходите!— она закашлялась и быстро вскинула руку с одеялом, уткнулась губами. Потом опять заговорила хрипло:— Мало ли, что я говорила, я никогда никого не любила, просто потеряла голову, увидела первого встречного...— усмехнулась снова.— Не стоит принимать всё за любовь, это глупо...

— Но я! Я!— он ударил кулаком по мягким складкам одеяла.— Я — люблю тебя! Я не верю ни единому твоему слову! Ты всё это делаешь специально, каждое слово, чтобы обидеть меня! Сделать больнее мне!— он нетерпеливо дёрнул головой несколько раз.— Я согласен, да, я виноват, сильно виноват, больше, чем кто-либо другой. Ну, побей меня, сделай мне больно, как хочешь, только...— замолк на мгновение.— Только не так... Только не говори мне, что не любила никогда, что не любишь... Мы вместе, вдвоём, справимся со всем, всё сможем пережить... И наша любовь сможет...— Аэлла опять перебила его резко:

— Нет!— приблизила лицо.— Нет никакой любви! Не надо и дальше жить во лжи...— перешла на шёпот, и даже на "ты":— Уходи! Оставь меня...— произнесла, отдельно выговаривая каждое слово:— Уйди от меня раз и навсегда...

Возможно, они бы долго спорили ещё об этом, если бы не зашла Эл, принесшая с кухни чашку горячего куриного бульона, Идвар поднялся и ушёл, только кивнув головой.

— Госпожа, вам надо поесть, пока горячее...

Но Аэлла не слышала её, лежала на кровати, глядя в сторону, закусив зубами тыльную сторону ладони, всеми силами старалась сдержать слёзы, готовые вот-вот политься из глаз.

Всё ошибка, всё-всё до единого. Лучше было бы ей вообще никогда не встречаться с ним, никогда не видеть, не знать. Ну почему, почему в её жизни всё так? Почему ей не полюбить было кого-нибудь из местных, пусть даже опального, пусть её бы казнили вместе с ним. Пусть! Так было бы лучше, чем жить с этой болью.

* * *

Это был не сон, это был кошмар, это стало ясно сразу же, как он начал сниться. Аэлла не видела себя со стороны, она была в этом сне, видела всё вокруг, только не себя. Видела наступающий рассвет, первые лучи солнца, ещё не появившегося за холмами, золотили зелень далёких опушек, выкрашивали реку в красное золото, башни и зубцы городской стены.

Никого Аэлла не узнавала, никого не видела. А потом долго летела вниз, рассекая воздух молодым упругим телом, и ветер свистел в ушах, разметал волосы, студил зубы за разомкнутыми губами. И страх, нечеловеческий ужас, сковали сердце, не давали дышать. И казалось ей, что летит она вечность, так долго, так томительно долго приближалась земля. Нет! Не земля, а ровная, с чуть приметными бурунчиками течения река.

Она провалилась в неё, уходя в глубину, чувствуя сильнейший удар по ногам, удар по ушам, голове, сильную боль в груди, ожог лёгких. Вода захватила, потащила в глубину, и все попытки вырваться не приводили ни к чему. Тело не слушалось, в голове протяжно звенело, всё болело, особенно сильно болела левая рука. Вода, вода, тёмная холодная вода, она смыкалась толщей, не пропускающей свет, воздух, жизнь. И силы, последние силы, оставляли тело.

Аэлла тихо вскрикнула и проснулась в предрассветной темноте. Лежала она на боку, и левая рука её онемела почти до плеча. Ох! Она закусила губу, пока расправляла руку, хмурилась от боли, сжимая и разжимая пальцы, пыталась восстановить движение крови. Как можно было так? Как она могла заснуть так? Ничего удивительного в том, что ей приснился кошмар. Такая боль!

Она долго лежала, не шевелясь, слушала свою боль, как колет она, пульсирует в каждой клеточке. Вспоминался кошмар, вода, много воды, как льётся она в желудок, в лёгкие. И сразу же начался кашель, а за ним — из желудка поднялась вверх противная тошнота. Что это? Захотелось заесть чем-нибудь кислым. И Аэлла нашарила в тарелке на столе у кровати зелёное яблоко, откусила прямо так, высасывая кислый холодный сок, старалась заглушить тошноту. Она даже не почистила яблоко, не вырезала кости. Плевать! Просто грызла его, откусывая от целого. К чему теперь всё это? Кому оно надо?

Сразу же вспомнился Мирон, Идвар. С ним она впервые попробовала неочищенные яблоки, неразбавленное вино... Да, и поцелуи, и даже больше... Проклятье!

Он не идёт из головы. И хотя она не видела его уже два дня, она всё равно продолжает думать о нём, и будет думать ещё очень долго, и ругать себя, и виноватить, и стыдить при случае. Но ничего, ничего уже не сможет изменить. Что бы она ни говорила, ни себе, ни ему, а сердце своё она никогда не обманет.

Яблоко немного уняло тошноту, и Аэлла попыталась заснуть, пока ещё лучи солнца не заглянули в окно, пока только-только занимался рассвет.

* * *

На следующий день Идвар снова пришёл к ней, пришёл сам, и долго молчал, разглядывая её. Аэлла на этот раз была в платье, распущенные волосы светлой золотой волной лежали на плечах, закрывали спину. А когда княжна поднялась навстречу Мирону, светлые пряди посыпались до колен, притягивая взгляд. И Идвар молчал, безмолвно глядя на них.

— Зачем вы пришли?

Перевёл глаза:

— Как себя чувствуешь?

Она передёрнула плечами небрежно, и волосы на них заискрились.

— Лучше,— перешла в наступление:— Вас это́ сюда привело? Это хотели узнать?

— А разве — мало?— он ответил вопросом на вопрос. Княжна хмыкнула и взяла с тарелки яблоко, осторожно ножом разрезала его на четвертинки и обратно положила в тарелку, теперь каждую дольку освобождала кончиком ножа от сердцевинки с косточками. Нашла себе дело, и Идвар следил за её руками. Наконец, заговорил о том, за чем, собственно, пришёл:

— Я получил письмо от короля из Мирополя.

— Да?— она не сильно-то и удивилась, даже не обернулась, продолжала заниматься яблоком, закончив с одним, принялась за второе.— Что пишут?

— Король хочет видеть тебя.— Идвар видел её профиль, частью закрытый распущенными волосами. Они так долго, так мучительно вдвоём ждали этого письма, ждали решения короля, а теперь она так буднично говорит об этом! Так просто!— Он ждёт тебя в Мирополе. Тебя и меня.

— Он хочет казнить меня там?

— Я не знаю, он вообще ничего не говорит об этом.

— Жалко...

— Что?— Идвар удивился.

— Я хотела бы знать, какие у него планы, на что мне настраиваться.

— Мы поедем дня через три, я думаю, вместе с армией, часть я оставлю здесь, а самые потрёпанные в боях отряды, да и раненые тоже, поедут в Мирополь.

— А из пленных?— она подняла на него глаза, повернув голову, глядела исподлобья, ждала ответа.

— Только ты. Пленные райронцы у нас только раненые с поля боя, я не хочу их брать, да и король ничего не говорит об этом...— помолчал несколько секунд.— Только ты одна будешь представлять Райрон и свои интересы в Мирополе.

Аэлла развернулась вдруг к нему всем телом, всё также глядя исподлобья, в одной руке нож, в другой — яблоко, спросила вдруг, нахмуриваясь:

— А Айрил?

Идвар помедлил с ответом, на миг растерявшись. Она что, ничего не знает? Она же была там! Она должна была слышать! Час от часу нелегче!

— Он не поедет...

— Почему?

— Потому что из всего княжеского рода осталась только ты, ты одна!— он произнёс последние слова с нажимом, через стиснутые зубы.

— Что это значит? Я видела его! Что случилось? Где Айрил?— с каждым сказанным ею вопросом голос её становился громче, требовательнее.— Где мой брат? Что вы с ним сделали? Я же сама, своими глазами...— Идвар перебил её, не дал договорить.

— Я казнил его.

Она опешила, замерла надолго, только губы её медленно распахнулись, выпуская из лёгких выдох боли и неверия.

— Что — сделал?— спросила, наконец.

— Я приказал казнить его.

Аэлла медленно опустилась на постель, руки её лежали у неё на бёдрах, она разжала пальцы, глядя, как катится по складкам платья яблоко, выпадает нож, качала головой туда-сюда, не веря, не желая слушать, принимать такие слова.

— Нет... Этого не может быть... Не могло быть...— шептала чуть слышно.

— Он был наследником!— громко заговорил Идвар, заставив её вскинуть на него глаза.— Он мог бы претендовать на эти земли! Он стал бы центром смуты! Он притягивал бы к себе всех недовольных! Так нельзя! Так нельзя, Аэлла! Это — война! Хочешь — не хочешь, а она заставляет принимать решения! Даже если бы я не хотел по каким-то своим причинам, это сделали бы в любом случае, не сейчас, так потом, не здесь, так там! Он — не просто твой брат, он — потомок древнего рода, сын своего отца! Он так же, как и тот, сам князь, твой отец, бросил вызов, собрал армию, не захотел подчиняться! У меня не было выбора! Это война! Это её правила!

Аэлла молча слушала его, не сводя глаз, и они у неё медленно наполнялись слезами, губы дрожали, к щекам прилил жар, она шепнула:

— Как?.. Когда?.. Господи...— закрыла глаза, и слёзы хлынули вниз, на щёки. Идвар подошёл и вытащил из расслабленных пальцев фруктовый нож, спрятал его у себя за поясом, чтобы унести с собой. Опустился на колено, сжимая пальцы горячей девичьей ладони, не находя слов, не зная, что сказать, как утешить.

Аэлла опустила голову, закрывшись стеной волос, вздрагивала от слёз, почти беззвучных.

— Аэлла, милая моя... Любимая...— он попытался подобраться поближе, скользнул по полу, стараясь прижаться грудью к коленям, быть близко, хотел обнять, но девушка резко вскинулась, вырывая руки. Ожгла таким холодно-пронзительным взглядом ставших вдруг синими глаз, что Идвар отшатнулся. Шепнула холодно:

— Убирайся...

Идвар отвернулся, закрывая глаза, принимая в полной мере всю боль, всю порцию ненависти, исходившую волной, да такой сильной, что чувствовалась она даже кожей. Потом он поднялся и ушёл.

Аэлла даже не шелохнулась, не глянула в его сторону, так и сидела с закрытыми глазами, тихо плакала от боли и горя. Она осталась одна, одна из всей семьи, ни отца, ни брата. Одна!

* * *

Дорога до Мирополя проходила через несколько земель, тоже вассальных земель короля, и была длинной. Уже на третий день Аэлла так устала, что даже постоянно меняющиеся виды из окон кареты не приносили её облегчения. Она удивлялась новым городишкам и городам, сёлам и деревням, но тут же теряла интерес, замыкалась и просто молчала, уходя в себя. Терпеливая Эл тоже молчала, не вызывала пустыми репликами раздражения госпожи, так же смотрела в окно.

Ехали медленно, потому что не все были конными, да и раненых везли с собой. Правда, некоторых из раненых забирали родственники по дороге, несколько немногочисленных отрядов во главе с местными сеньорами Мирон отпустил по домам. В случае войны они всегда придут на помощь.

Колонна растянулась по дороге и продвигалась медленно. Кто-то сказал, что дорога занимает в таком темпе дней двадцать. Аэлла не могла поверить. Как так? Разве это может быть? Двадцать дней — дороги! Дороги к возможной смерти! Она с ума сойдёт.

Мирополь, оказывается, так далеко, как может он давать какие-то указания другим землям, как может король командовать такими далёкими от него территориями? Разве это справедливо? Он держит под контролем графов и герцогов, баронов и рыцарей, у каждого из них свои армии, а они подчиняются. А те, кто не желают, переживают то, что пережил Райрон.

Новые земли, незнакомые места, люди в другой одежде, совсем другая невиданная никогда ранее жизнь.

Вечерами они всей колонной останавливались на ночлег, простые воины разбивали временный лагерь, а тех, кто познатнее, самого Мирона, княжну с их людьми размещали на ближайшем постоялом дворе, в домах местной знати, если ночёвка приходилась на город. В такие вечера Аэлла буквально валилась с ног, боролась с непонятной тошнотой, не спускалась к общему ужину, избегала людей и говорила только с Эл. Но когда она всё же встречала людей, служанок на постоялых дворах, воинов свиты Мирона, она очень часто ловила на себе негативные взгляды, слышала слова проклятий. Конечно, ведь в умах этих людей она являлась причиной этой войны, этих жертв и всего горя, что постоянно преследовал миропольцев по пути.

Быстрее бы уже доехать, добраться, наконец, до этого Мирополя, и будь, что будет. Ей уже было всё равно, как вымотала её эта дорога, эти незнакомые люди и места, для которых она была чужой и во всём виноватой.

* * *

Несмотря на огромную усталость, физическое и моральное опустошение, Аэлла испытала безмерное удивление, когда к обеду двадцатого дня пути, дорога, идущая вверх между поросшими ёлками и дубами горами, сделала крутой поворот и вышла к городу. Мирополь! Чудесный удивительный город! Он располагался этажами, поднимаясь вверх по склонам горы. Улицы, каменные дома с островерхими крышами, сверкающими в лучах солнца черепицей и узорчатыми флюгерами, ступенями поднимались вверх, перемежались с кронами деревьев, длинными острыми макушками сосен и ёлок. Этот лес рос здесь до того, как появились улицы, дома и храмы. Городская стена терялась в величии роскошной громадины города, она медленно вырастала, очерчивалась по мере приближения к ней, а город становился ещё больше, его вид с каждым шагом поражал любого, кто ещё ни разу не видел его.

У Аэллы просто захватило дух. Ничего себе! Райрон, расположенный на реке, на широких равнинах, просто не шёл ни в какое сравнение. Мирополь казался чем-то нереальным, никак не созданием человеческим. Это был город из сна, из мечты. Он был настоящим!

Сразу же вспомнились слова Мирона: "У нас горы и небо близко". Аэлла глядела во все глаза на огромное пространство неба, оно, на самом деле, на фоне близких гор и тёмного леса, бархатом укрывающего склоны, казалось огромным и близким, близким, рукой дотянуться можно. А вершина города, где располагался королевский замок, высокий каменный донжон, вообще скрывался за лёгкими облаками, растянувшимися дымкой от одного склона горы до другого. При ветре их, конечно же, растянет, и город ещё больше превратится в фантастическую декорацию.

Мимо Мирополя дорога шла дальше, поднимаясь всё выше в горы, там, потом, она, преодолев хребет, начинала спуск вниз, в равнинные земли Дарна. И там тоже располагались вассальные территории Мирополя. Столетиями миропольские короли держали в своих руках торговлю по обе стороны гор и скопили баснословные богатства. Горы были богаты рудами и лесом, жители занимались ремёслами и торговлей, а равнинный Мирополь, что Аэлла наблюдала вот уже три дня, богат был плодородными землями — полями и виноградниками, фруктовыми садами и рощами. Богатый край! Богатый и красивый край! Понятна теперь была любовь и гордость всех миропольцев, не любить такой город было невозможно.

В замке и в городе их встречали с поздравлениями победы, с женским плачем по убиенным и раненым. Так встречали их во всех городах, что они проезжали дорогой. Некоторые отряды пошли дальше, их ждала ещё дорога в Дарн.

Княжну Райронскую со служанкой разместили в одной из комнат дворца. Аэлла сразу же выглянула в окно, распахнув высокие створки, убранные витражами. У неё захватило дух. Эта сторона замка на несколько этажей возвышалась над пропастью. Вдалеке угадывались за толщей облаков горы, а слева и справа — городские кварталы. Лучшей тюрьмы нельзя было и придумать!

Она вздохнула, чувствуя, как от высоты закружилась голова, но не отошла, подняла голову, вгляделась в небо. Средь облаков носилась стая птиц, чёрных, быстрых, они рассекали воздух, оглашая окрестности тонким криком, рассыпались и вновь сбивались в стаю. И от их крика в душе родилась тоска, тоска по дому, по тихому маленькому Райрону. Он казался теперь таким далёким, ненастоящим. Она никогда его больше не увидит. Скоро начнёт садиться солнце, и темнота быстрее всего ляжет именно здесь, в этой пропасти, ещё больше отрезав Аэллу от прежнего мира.

В этот день король Эдуор IV принял только двух человек. Первым герцога Вальдена и только потом Мирона. Идвар ждал аудиенции в зале ожидания перед приёмным залом, и то, что первым король пожелал видеть герцога, а не его, просто выводило его из себя. Как будто даже здесь король отводил ему только второе место, и желал слушать только вторым, в дополнение к уже сказанному. Будто не приехал он с победой, не разгромил опальное княжество.

С герцогом король беседовал долго, и лишь в сумерках пригласил Мирона. В дверях Идвар встретился взглядом с тёмными глазами герцога и поджал губы, внутренне готовясь к самому худшему. Зашёл и почтительно склонил голову, шепнув обычное при этом:

— Приветствую вас, мой король, да пребудет мир с вами и богатство.

В широком свободном зале шёпот шёпотом не казался. Король кивнул, принимая приветствие. Идвар коротко доложил о походе, хотя король уже, наверное, всё это знал:

— Армия Райрона разгромлена в двух боях, в одном сражении армией Райрона командовал сам князь, он погиб в бою, во втором — его сын — Айрил Райронский. Он попал в плен, и казнён по моему приказу. В городе оставлен гарнизон в две тысячи воинов, командует им граф Лайден, он же временно исполняет обязанности правителя Райрона. Мной проведены все меры для наведения порядка в городе. Виновные казнены, подозреваемые арестованы и будут преданы суду по миропольским законам. Местная знать приняла присягу...— Идвар перевёл дух и медленно повернулся лицом к лицу короля, нашёл в полумраке зала его глаза.— Княжна Аэлла Райронская была захвачена в плен ещё в первые дни, я не счёл целесообразным казнить её, по вашему приказу она доставлена сюда...

— Я знаю, мне уже доложили об этом...— король Эдуор не сводил внимательного взгляда с лица сына. Идвар с детства боялся подобного взгляда, голос его дрогнул, когда он продолжил:

— Всё остальное изложено мной очень подробно в ежедневных отчётах. Мой король, я считаю поставленную задачу выполненной, за все недостатки готов ответить головой.

— Ответишь,— король покачал головой, золотой венец с маленькими зубцами сверкнул в скудном свете. Охрана у входа и королевского трона стояла, не шелохнувшись, будто её и не было вовсе.— Конечно, ответишь, куда ты денешься. Я посмотрю отчёты позже, твои, Мирон, и других.

Идвар согласно кивнул головой. Он готов ответить за всё, потому что не видел в своих действиях грубых ошибок, а с мнением герцога можно ещё поспорить.

Король Эдуор помолчал немного, потом спросил тихо:

— Мне доложили, она недурна собой, это правда?— Идвар перевёл на него глаза и чуть заметно нахмурился, будто не понял, о ком говорят. Король продолжил:— Ты спал с ней?

Вопрос застал его врасплох, он был грубым по-мужски, и Идвар почувствовал, как у него предательски дрогнули ресницы, как у мальчишки в пятнадцать лет.

— Не понял вас, мой король...

Тот усмехнулся в ответ небрежно:

— Она в твоём плену больше месяца, а ты не проявил любопытства? Ты даже не взял её?

Идвар чуть исподлобья нахмуренно смотрел в лицо короля, не отвечая ему.

— Слабак!— король отвернулся, поправляя длинную, обшитую мехом белок мантию.— Ну хотя бы меч тебя в руках держать научили, и на том спасибо. Её я увижу завтра, если она такая же характером, как ты, Мирон, я сойду с ума, если буду с ней сейчас разговаривать. С задачей ты справился, будем считать... Можешь быть свободен. Отдыхай... Сегодня не будет ни праздников, ни общего ужина. Я устал.

Идвар поклонился и ушёл.

* * *

Рано утром Аэллу будто подбросило в постели. Боже! Что это? Громкий звук знаменитых миропольских труб возвещал на весь город начало нового дня. Рассвет первыми лучами смотрел в окна.

Господи! Аэлла не могла унять сильно бьющегося сердца, какой ужас. Разве к этому можно привыкнуть? Как они живут здесь? Можно сойти с ума. Она повернулась на бок, уткнулась лицом в подушку, натягивая на ухо одеяло. Теперь она уже точно не заснёт. Весь сон насмарку.

А замок начал просыпаться. Стали слышны голоса и шаги за дверями, где-то внизу залаяли собаки. Скоро в комнату заглянули молодые служанки, да и Эл уже поднялась. Оказывается, король хотел видеть княжну, и её должны били приготовить к аудиенции. Принесли новые платья, какие-то украшения. Аэлла долго воевала со служанками, пока они все сошлись во мнении, какое платье надеть, какую причёску сделать, каких добавить украшений. Мода Мирополя с глухими воротами, закрытыми до полкисти рукавами вызывала непонимание Аэллы. Она хотела предстать перед королём такой, какой она была дома, в Райроне. Это вызывало бурный протест служанок, они боялись гнева короля. В конце концов, они сумели достичь компромисса. Цвет платья и украшения Аэлла выбрала сама, всё остальное ей сделали так, как было принято здесь.

Наконец, она вошла в зал приёмов и почтительно наклонилась, склонив колено, голову, плечи. Король Эдуор кивнул, принимая поклон, и она медленно выпрямилась, скомкивая пальцами вышитый платок, скрывая в нём своё волнение и страх.

— Приветствую вас, господин, желаю доброго утра.

Король внимательно разглядывал её, ничуть не смущаясь, ответил сильным чуть хрипловатым голосом:

— Утро уже прошло, я устал ждать.

— Извините,— она ещё раз склонила колено и голову, глядела исподлобья.— Простите женщин, они всегда собираются очень долго, а если от встречи зависит их жизнь — ещё дольше...

Король хмыкнул и дёрнул подбородком. Выглядела она, со склонённой головой, очень смиренно, но глядела непокорно, непроста́, ох, непроста́. И платье на ней чёрное с жёлтыми вставками, намёк на цвета фамильного герба? Вызов! Тело по возможности закрыто: высокий воротник, шнуровка платья — под самое горло, длинные узкие рукава до пальцев, строгая причёска — прядь к пряди. Придраться не к чему.

— Ты знаешь, в чём виноват твой отец?— король спросил первым, сразу же своим обращением на "ты" дал понять ей её место.

— Да, господин.

— Он был моим вассалом, ты — его дочь. Ты достойна смерти, но, так как ты всё-таки дочь, я прощаю тебя, я дарую тебе жизнь.

Аэлла склонила голову, чувствуя, как сильно бьётся сердце, шепнула в ответ:

— Благодарю вас, господин. Дети за преступления отцов не отвечают.

Король резко развернулся к ней, как от удара, заговорил громче:

— Ошибаешься, дорогая! Ещё как отвечают! По всей строгости! И я дарую тебе жизнь только потому, что ты — женщина, ты выйдешь замуж, и будешь рожать детей представителю другого рода! Другой семьи!

Она с силой стиснула зубы и прикрыла глаза, переживая внутреннюю боль, чувствуя, как в душе её рождается сопротивление, желание противостоять этому человеку. Он привык вершить судьбы людей, вмешиваться в их жизни. Она не проронила ни звука.

Король Эдуор походил по каменным плитам зала, волоча за собой длинную мантию. Заговорил первым, задав вопрос:

— Твой отец уже нашёл тебе партию?

— Нет, господин.

— Почему?— повернул к ней голову. Аэлла так и стояла, склонившись, но разрешения выпрямиться он ей не давал.

— Я сама не хотела...— глянула исподлобья.— Я не хотела замуж, господин, не хотела покидать отца и Райрон.

— Вот как?— король усмехнулся небрежно, будто любить кого-то или что-то было преступлением или большой глупостью, тем более, опального вассала и его земли.— Ты — избалованная девчонка, но я возьмусь за твоё воспитание.

— Меня просто любили, господин.

— "Любили"?— он усмехнулся ещё громче.— Любовь — не всегда награда, чаще — наказание, она ведёт к боли и потерям.

Аэлла промолчала, здесь она могла согласиться с ним, боль потери она уже испытала, потеряв отца, брата, Родину и... любимого человека.

Король помолчал немного, потом произнёс:

— У тебя больше нет отца, теперь я — твой отец, я беру тебя под своё покровительство, и я найду тебе подходящую партию.

— Я не хочу замуж, господин.

— Что?— он удивился, его нечасто перебивали или противоречили его словам.

— Я не хочу выходить за кого-либо замуж, господин.

— Это почему это?

Аэлла, наконец, выпрямилась и прямо посмотрела в лицо короля, ответила:

— У меня не осталось ни земель, ни замка, у меня нет денег или драгоценностей, я не могу предложить моему будущему мужу ничего, а это сделает его ещё бо́льшим моим господином, как если бы это всё у меня было. Я этого не хочу. Я не хочу жить в постоянных упрёках.

Она его удивила, он долго молчал, глядя ей в глаза, поражённый её словами.

— Я обеспечу тебя владениями, не бойся.

Она почтительно склонила голову.

— Спасибо, господин, но у меня будет просьба... вы позволите мне самой выбрать себе жениха из вашего списка?

— Забываешься...— она удивила его ещё больше.

— Извините...— снова поклонилась.

Король опять принялся ходить по залу, а Аэлла украдкой рассматривала его. Он был высоким, а длинная мантия ещё больше увеличивала рост. Худощавый, но тело его, с быстрыми подвижными движениями, выдавало скрытую силу, даже мощь. Большие руки с длинными пальцами ещё больше указывали на это. Лицо длинное, с тяжеловатым гладковыбритым подбородком казалось ещё длиннее от длинных, чуть вьющихся седых волос, спадающих до плеч. Но самыми выразительными и сильными в лице были глаза. Тёмные, чуть прищуренные, они, казалось, замечали каждую мелочь, проникали в самую душу. Они имели власть над собеседником, и король это знал, и пользовался этим. Губы, тонкие, с опущенными вниз уголками, придавали угрюмое и одновременно суровое выражение.

Аэлла с удовлетворением заметила про себя, что Мирон Идвар мало похож на отца, может, только глазами чуть. И, слава Богу, потому что она чувствовала, что ненавидит этого человека.

— Пока я найду тебе подходящего жениха, ты поживёшь здесь.

— Извините, господин, на правах кого?— он вопросительно приподнял одну бровь, и Аэлла быстро продолжила:— На каких правах я буду здесь жить — арестантки, заложницы, приглашённой?..

— Гостьи!— перебил он её.— Временно. Ты же под моим покровительством, не так ли?

Она склонилась почтительно, опуская глаза.

— Разрешите идти, господин?

— Иди...

Она вышла с облегчением, будто избежала смертельной опасности, всё тело дрожало, и ноги не держали её. Снова накатила тошнота, а лёгким не хватало воздуха. По дороге к себе она, поддерживаемая под локоть верной Эл, рвала шнуровку платья на груди, желая вдохнуть воздуха.

Король, оставшись один, отложил на время следующий приём. Он устал. Что за скверная девчонка! Хоть и хороша собой, не поспоришь, но упрямая и дерзкая. Найди ей мужа ещё! Ей нужен муж суровый, чтоб держал в кулаке, или наоборот, слабак. Но тогда, её лучше сделать своей союзницей, или сразу казнить. Она ещё пригодится, она ещё сыграет свою роль.

* * *

На вечер король назначил семейный ужин. Туда же через слуг была приглашена и Аэлла. К вечеру она чувствовала себя уставшей, хотя весь день практически ничем не занималась, но она не посмела отказаться от предложения. Ей хотелось увидеть всю эту королевскую семью, увидеть своими глазами. Этим она и занималась, пока шёл ужин: рассматривала их всех от короля и его жены до сыновей. Ела мало: тошнота не покидала её, бродила всё время где-то рядом и любая мысль о еде вызывала ещё больший прилив к горлу. А слуги как издевались — носили туда-сюда всё новые изощрённые блюда: дичь, птицу, рыбу, различную выпечку, бульоны, заливное. Рыба, наверное, здесь стоила очень дорого, её либо привозили в горы, либо разводили в искусственных водоёмах, а, может, ловили и здесь, в горных ручьях. Как бы то ни было, но рыбных блюд было очень много. А ещё больше — мясных.

Аэлла же всё больше налегала на фрукты, особенно на яблоки. А яблоки подавали отличные, как раз такие, каких ей хотелось: плотные, зелёные, кислые, с белой яркой серединой. Только они и могли унять сейчас подступающую тошноту. Тем более Аэлла долго возилась с ними, пока чистила, резала, занимала руки и одновременно исподтишка рассматривала сотрапезников.

Король сидел от неё через весь стол во главе его, с ним она старалась глазами не встречаться, он вызывал у неё смешанные противоречивые чувства. Злости, недоверия, сопротивления и страха. Ударить его в лицо ей не хватило бы решимости, его один взгляд лишал её сил, но и мириться с ним она тоже не хотела и не могла. Она ещё найдёт способ отомстить ему, попробует это сделать по мере своих сил.

Королеву она почти не замечала. В ней опасности она не чувствовала. Неулыбчивая женщина с усталыми глазами была моложе царственного супруга больше, чем на десять лет, и давно уже смирилась с судьбой, и, наверное, так же давно разучилась противоречить мужу. Её сыну даже не светит занять когда-нибудь место Мирона, не говоря уже про то, чтобы стать королём. Хотя на глаз видно, мальчишка не глуп и даже смел в меру, вставляет реплики в общий разговор, ведёт себя свободно в присутствии отца и влиятельных старших братьев. Адорр, так называл его Идвар в разговоре. Как и отец, и сводные братья, он темноволос и смугл, с тёмными яркими глазами. Что за семейная черта, кстати?

Аэлла отпила пару глотков сильно разбавленного горной водой вина, откусила от яблока. После вина яблоко кажется слаще, особенно, если вино неразбавленное, крепкое. Она пила такое однажды. С Мироном. С Идваром.

Медленно перевела глаза. Он тоже здесь. Молчалив и задумчив, смотрит на того, кто в данный момент говорит, сам ничего не добавляет. Но она-то знала, каким он бывает! Как умеет он любить и заботиться, как разговорчив при хорошем настроении! Почему здесь он такой? Будто и не он вовсе!

Идвар словно почувствовал на себе её взгляд и перевёл глаза, их взгляды скрестились, и она заметила, как дрогнули его брови. Отвернулся. Эта тайна их былых отношений делала их ближе, роднее. Никто этого не знал, Аэлла в этом была уверена. Иначе король принял бы какие-то меры, её бы точно не простил. Но с той любви столько уже успело измениться, весь мир вокруг другим стал. И она — тоже.

— Я думаю, пока не поздно, надо увеличить поставки зерна с юга... С Южного Дарна... — это говорил Майнор — старший сын короля. Аэлла осторожно вытянула из чаши с фруктами гроздь винограда, положила на свою тарелку, обрывая ягоды пальцами от веточек, а сама исподлобья следила за наследником королевского трона.— Начнётся зима, и мы почувствуем сразу же нехватку хлеба, поднимутся цены ещё... Этого нам только не хватало.

Говорил он правильно. До войны основным поставщиком хлеба был Райрон с его большими просторными равнинами и речными притоками. Аэлла это знала, но король возразил сыну:

— Не надо паниковать. У нас созданы большие запасы на такой случай, государственные амбары полны хлеба. Но цены, я думаю, всё же стоит поднять совсем на чуть-чуть, население это поймёт, война есть война. А к весне мы вернёмся к прежним ценам.

Аэлла прикрыла глаза, раздавливая зубами зрелую виноградину. Это уже был виноград этого сезона, из ранних сортов. Король тоже по-своему прав, игра с ценами поднимет его авторитет, люди будут благодарны ему за снижение цен на хлеб весной, а он сумеет пополнить казну. Будет чем отблагодарить верных вассалов, послуживших на этой войне, и себе, само собой, останется.

— А что с налогами в Райроне?— Майнор прямо посмотрел на среднего брата, только что вернувшегося с войны.— Их повысили?

— Я оставил налоги прежними,— ответил Идвар.

— Прежними? Почему? Их надо было наказать!— Майнор швырнул смятую салфетку.— Ты как всегда, ей-богу! Неужели сам не мог додуматься до элементарного, Идвар? Это же просто! Всё у тебя, как всегда, не слава богу!

Аэлла почувствовала, как отяжелели руки на столешнице. Он кричал на него...

— Если королю будет угодно, он своим указом повысит налоги в Райроне, или это сделает граф Лайден...

— Когда это ещё будет? Это должен был сделать ещё ты! Причём тут Лайден? Ты всё время ищешь крайних...

Аэлла глянула на короля, ждала, что он остановит Майнора, остановит эту ссору, но король больше был занят куриной ногой, чем тем, что происходит между сыновьями. Своё мнение по этому вопросу он уже высказал.

— Никаких крайних я не ищу, у меня была совсем другая задача...

— Да брось ты!— отмахнулся Майнор небрежно от брата.— Ничего другого от тебя ждать не приходится, в делах государства ты ничего не смыслишь. Думаю, граф в Райроне сориентируется, окажется поумнее, чем...— замолчал, отворачиваясь. Аэлла исподлобья следила за ним. Он не нравился ей даже уже хотя бы этим. И ещё. Он сильно был похож на своего отца, только ещё более вспыльчивый, раздражительный. Такой же длинный, худощавый, как король, но чего-то ему не хватало, чтобы рождать те же чувства, что появлялись при взгляде на короля. В короле угадывалась скрытая сила, в Майноре — нет, эту силу он хотел показать своими действиями, поступками, этими нелепыми придирками.

— Давайте, послушаем княжну, что она об этом думает?— это спросил король Эдуор, глянул Аэлле в лицо, и все последовали его примеру. Ждали её ответа.

Аэлла невольно выпрямилась, убрала ладони со столешницы, чтобы не выдавать волнения.

— Вообще-то, летом прошли сильные дожди, многие поля смыло, не думаю, что это разумно — повышать налоги... Рачительный хозяин этого не сделает... И я...— король перебил её с улыбкой:

— Другого ответа от тебя мы и не ждали.

Конечно же, он имел в виду то, что она княжна Райрона, поэтому всегда будет за свои земли и свой народ. Майнор же подумал про другое:

— Женщины ничего не смыслят в государственных делах...

Аэлла сузила глаза, глядя на него. Он её раздражал своей самоуверенностью. Заговорили о другом, но она продолжала смотреть на Майнора. Потом перевела глаза на его жену, сидящую рядом. Она тоже была моложе мужа лет на десять, может, даже была ровесницей Аэллы или чуть моложе. Лет девятнадцать, небольше. Она была симпатичной, и в отличие от всех миропольцев светлокожей и светловолосой, даже светлее Аэллы. Может, она была с северных земель, даже севернее Райрона, может быть, с графства Солк, там все такие. Голубые глаза, мелкие черты лица, капризно поджатые губы. Каково же в таком возрасте знать, что ты — потенциальная королева? Твой муж — Майнор, будущий король огромного и богатого королевства, вот этой земли... Она станет матерью Майнора и, возможно, Мирона, а, может, и не одного. От всего этого можно возгордиться, и превратиться в напыщенную самоуверенную особу. Такой она, наверное, и была. Аэлла хорошо помнила, что чувствовала, когда впервые увидела её, входящей в зал под руку с мужем, с высоко поднятой головой, высокомерным взглядом. Она была беременной и, судя по всему, уже на порядочном сроке, живот под широким платьем был уже большим. Майнор заботливо усаживал её за стол, улыбался ей, и она принимала это как должное. Аэлла даже уловила в разговоре её имя. Вэллия.

Чтобы унять раздражение, Аэлла снова принялась за яблоко, чистила кожуру дрожащими пальцами. К этому времени ужин уже закончился, королева с сыном ушли, слуги убирали некоторые блюда, появились музыканты, зазвенела музыка, каждый занялся своим делом. Король и Мирон покинули стол, Идвар разговаривал с невесткой, точнее, она сама что-то говорила ему, а он слушал. Они стояли у колонны в зале. Короля отвлекли экстренным письмом из какого-то княжества. А Майнор неожиданно подсел к Аэлле, близко, спросил тихо:

— Как тебе Мирополь, княжна?

Аэлла пожала плечами:

— Красиво, очень красиво...

Ей не хотелось разговаривать с ним, она волновалась, и пальцы дрожали, не желая слушаться.

— Твой отец развязал эту войну, столько людей погибло, а ты живая, сидишь с нами за одним столом, ешь, пьёшь...

— Что вы хотите?— она в упор посмотрела ему в тёмные глаза.

— За всё надо платить. Ты так не думаешь?

— Ваш отец, король, даровал мне жизнь. Я не понимаю ваших претензий.

— Это несправедливо. Твой отец предатель...

— Моего отца уже нет в живых...— она перебила его сквозь зубы.

— Но ты жива. Тебя стоило бы казнить... казнить ещё там, в Райроне...

— Ваш отец простил меня...— она шептала ему в лицо, сопротивляясь, нет, она не собирается терпеть, как это делает Мирон.

— А зря! Моя бы воля, я бы не позволил тебе жить, жить бок о бок... Это всё наш Идвар, он мягкотелый, жалостливый, привёз тебя сюда...

— Извините...— она перебила его и, бросив неочищенное яблоко и нож, поднялась на ноги, но Майнор задержал её за запястье, заставил опять сесть.

— Сядь. И прекрати это всё, ты знаешь, с кем ты разговариваешь? Что ты себе позволяешь?— он выкручивал её запястье.— Посмотри на себя. Так не ходят порядочные девушки.— Аэлла нахмурилась, мельком глянула на себя. К ужину она оделась так, как хотела. На ней было бархатное темно-синее платье с широким декольте от плеча до плеча, открывающее шею, ключицы, верх груди, и рукава всего лишь до половины предплечья. Конечно, в Мирополе таких платьев она не видела, поэтому за ужином ловила на себе осуждающие взгляды женщин и любопытные — мужчин. Что за нравы? Прячут тело женщин, а мужчины заводят любовниц на стороне, об этом ей Эл рассказала от служанок сегодня только. Всё это приличие показное!

— Вы делаете мне больно...— шепнула она сквозь зубы ему в лицо, пытаясь освободить руку.— Чего вы хотите от меня?

— Тебе сохранили жизнь, за это надо расплатиться, это будет справедливо...— он отпустил её запястье и скользнул ладонью ей на бедро, впился пальцами. Аэлла аж шарахнулась в сторону, вскинулась на ноги и, не помня себя от возмущения, дала Майнору пощёчину. В этот момент музыканты как раз закончили одну мелодию, и в установившейся тишине пощёчина эта прозвучала довольно громко. Все замерли, слуги тихо отступили в тень, а члены королевской семьи обернулись.

Аэлла с трудом поджала дрожащие губы, заговорила быстро срывающимся голосом:

— Может, это считается нормой у вас, извините, я не позволю... так...— глянула в лицо короля:— Господин, вы обещали мне покровительство сегодня утром, я же в гостях у вас, по вашим словам...— перевела глаза на лицо Майнора, уже стоящего рядом, он глядел полуприщуренными глазами.— Извините...— опустила голову, поджимая губы.

Все ждали реакции короля, накажет ли он виновницу унижения наследника? Король заговорил:

— Она первый день здесь и многого ещё не знает, мы простим это недоразумение на первый раз...— Майнор при этих словах поджал губы, быстро глянул в лицо жены. Король усмехнулся вдруг беззлобно.— Представляю, что было в Райроне с нашим Идваром...

— Его я чуть не убила ножом...— шепнула Аэлла.

— Да?— король вдруг расхохотался, качнулся назад.— А что ж помешало? Это было бы интересно...— опять засмеялся.

Аэлла покачала головой от бессилия, чувствуя, как от обиды начинают скапливаться слёзы.

— Извините, мне нехорошо, спасибо за ужин...— бросилась к себе, но ушла недалеко, спряталась в каком-то полутёмном переходе и расплакалась. Её так ещё ни разу не унижали. И это король, это его наследник? Да он при жене готов забраться под юбку! Ещё какие-то претензии, обиды...

Аэлла села на подоконник небольшого окна в переходе, прислонилась затылком к холодному витражному стеклу. Украдкой стирала слёзы со щёк. Сердце разрывалось от боли и тоски. Где её отец? Где Айрил? Где её Райрон, родной и любимый? Как же хочет она домой!

Она так ушла в себя, что не уловила лёгких шагов по коридору. Это был Мирон Идвар. Тут же нашёл её в полумраке, подошёл близко, постарался обнять плачущую, прижать к себе, успокоить. Но Аэлла выставила локти в стороны, мешая ему, сопротивляясь, быстро и зло заговорила в лицо:

— Почему?.. Почему ты позволяешь им издеваться над собой? Почему ты ведёшь себя так?— она даже перешла на "ты", выплёскивая на него одного всю свою обиду и раздражение на всех.

Идвар пожал плечами:

— Я уже привык к этому с самого детства... Я пытался, но надо мной либо смеялись, либо наказывали...

Она приблизила к нему лицо, зло выговаривая сквозь зубы, даже слёзы на глазах высохли:

— Так нельзя, Идвар, так нельзя жить... Чем ты хуже своего брата? Почему ты позволяешь ему кричать на тебя? Почему он ведёт себя так?

— Он — Майнор...

— Плевать! Ты командуешь армией, ты защищаешь страну, ты его охраняешь и без тебя он — никто! Он не имеет права так вести себя!

Идвар придвинулся ещё ближе.

— Аэлла, милая, у нас такие порядки, ни ты, ни я, никто не в праве их изменить, пойми это...

— Мне не нравятся такие порядки. Это жестоко. Несправедливо. Нечестно. Один отец не может так по-разному относиться к своим сыновьям... Надо бороться с этим...

— Если бы я боролся, я бы уже давно сошёл с ума...

Она пристально поглядела на него и отвернулась.

— Как тебя устроили? Что сказал король?

— Нормально,— она качнула головой.— Он желает выдать меня замуж, только ещё не решил, за кого, а пока я буду жить здесь...— она опять подняла лицо и глянула снизу вверх.

— Замуж?— Идвар был неприятно удивлён.

— Он хочет поскорее отдать меня в другой род, сделать женой другого человека, чтобы я быстрее забыла отца и Райрон...— она вздохнула.— Мне придётся подчиниться...— Идвар скривился при этих словах, как от головной боли.— Иди к ним, тебя потеряют, будут задавать вопросы, ты ведь этого не хочешь? А что, если увидят нас вместе, или слуги донесут?

— Здесь редко, кто ходит...

— Всё равно. Иди. Иди, Идвар...

— Что он хотел от тебя?

— Пытался залезть под юбку, предлагает стать его любовницей...

Мирон нахмурился с болью и тревогой, шепнул:

— А ты?

— Хватит уже с меня...— она глянула исподлобья. Идвар помолчал немного.

— Ты сделала то, чего никто ни разу не делал, ты этим даже отца удивила. Будь осторожно, Олдер злопамятен, не оставайся с ним наедине, спиной не поворачивайся... Береги себя, Аэлла, пожалуйста, услышь меня... Мирополь — не Райрон, здесь ты чужая, никто не заступится за тебя... Это опасно... А моё слово здесь не стоит и гроша... Я не хочу, чтобы тебе сделали больно, не хочу, чтобы обижали... Но и ты будь внимательна... Прошу тебя...— глаза его горели в полумраке живым огнём, он вкладывал в каждое слово настоящие чувства, он был искренен с ней.

— Иди, Идвар, пожалуйста...

— А ты?

— Я пойду к себе... Не бойся за меня, я сумею за себя постоять...— вздохнула, спрыгивая с подоконника.— Иди...

* * *

— Я просмотрел все отчёты о Райронской войне, поговорил с герцогом Вальденом,— король смотрел в окно из своего кабинета, обняв себя за плечи, длинные пальцы тонули в мягком мехе белок. Идвар следил за отцом глазами.— Вообще-то, ты действовал правильно... по большей части...— обернулся вдруг, зубчатый венец блеснул золотом в его волосах.— Герцог, конечно, не всё одобрил, но я посчитал, что ты, Мирон, был прав, добился успеха в кампании и в войне...

Идвар помолчал, хвалили его нечасто. Но это был самый лучший момент для просьб, и он попросил:

— Я хотел бы сменить своего советника, сменить герцога Вальдена...— под суровым взглядом короля он смутился, и даже голос дрогнул, стал тише.— Я прошу вас, мой король, сменить советника...

— Почему?

— Во время похода у нас возникли разногласия, мы даже поспорили. Я не хочу такого советника. Он спорит со мной, обсуждает мои решения, он не выполняет мои приказы...

— Остынь!— резко оборвал его король.— На то он и советник!

— Извините, мой король, я увлёкся...

— Увлёкся,— согласно кивнул головой, помолчал, потом спросил:— И кого ты вместо него предлагаешь?

Идвар пожал плечами.

— Мне всё равно, но лучше кого-нибудь поопытнее...

— Я подумаю...— король Эдуор кивнул.

Они помолчали. Через время король заговорил:

— С Райрона идут нехорошие новости, там неспокойно. Я получаю письма от графа Лайдена. Впрочем, лучше сам прочитай, так будет быстрее...— он протянул пергаментное письмо Мирону. Идвар быстро пробежал его глазами, выхватывая основное: "Налоги подняты вдвое... Пленные приведены к присяге... Начались бунты, постоянно возникают сопротивления, очаги неповиновения вспыхивают во всех частях княжества... Меры силовые не приносят существенных перемен... Гарнизон, оставленный в Райроне, поделён на части и разослан отрядами в опорные города, но этого мало... Несколько местных аристократов приговорены к казни, но и это не привело к каким-либо переменам... Нужны войска, рыцари..."

Идвар свернул письмо, глядя на короля.

— Что думаешь об этом? Ты там был...

Мирон пожал плечами:

— Надо идти на примирение с населением... искать пути примирения...

— С чернью?— король удивлённо хмыкнул.— Причём тут народ? Это всё местная аристократия, её надо было казнить, а не брать в плен, как это сделал ты...

— Аристократы, что попали в плен, приведены были к присяге, ещё при мне. Если сейчас они против, их надо судить по законам, да и...

— Это любому ясно!— перебил его король резко.— Да и что я говорю с тобой, ты ничего не понимаешь в этом! Это дела государственные, тебя никто и никогда этому не учил. Ничего дельного ты сказать не можешь. Это надо же, заявить такое — "идти на примирение с населением"! Черни как раз всё равно, кто правит в стране, один, другой... Всё от местных богачей... Проклятая страна! Столько проблем от одного княжества... Если это всё не успокоится, ты поедешь туда с войсками, как карательная армия, и выжжешь всё огнём...

— Это не выход...

Король удивлённо приподнял брови, пристально уставившись в лицо Идвара.

— С каких это пор Мирон советует королю? Может, в вопросах войны я бы и послушал тебя, но тут...— усмехнулся небрежно, отворачиваясь к окну, давая понять, что больше слушать его не намерен. Но Идвар набрался смелости и предложил:

— В Райрон быстрее надо назначить постоянного правителя, мой король.

— Уж не тебя ли?— терпение короля подходило к концу.— Иди, Мирон, ты меня утомил...

Идвар почтительно склонил голову и вышел, оставив короля одного, но он одиночества он не страдал.

* * *

Аэлла старалась избегать встреч с королевской семьёй, общие ужины были нечасто, поэтому она сталкивалась с ними лишь иногда то в одном, то в другом месте замка. Больше всего времени она проводила, предоставленная сама себе. Выходила в город вместе со служанкой, в лицо её мало кто знал, а она рассматривала своими глазами удивительную столицу. Улицы, затенённые кронами деревьев, соборы и храмы, большой многолюдный рынок. Она понимала, что Мирополь занимает в её сердце особое место, он покоряет её, не отпускает. Она никогда не забудет свой Райрон, она будет любить его по-прежнему, но Мирополь становился отдельной, другой страницей в её жизни. Она теперь могла только гадать, какого мужа ей найдёт король, или ей придётся полюбить теперь и новый город, новые земли.

Постепенно время начало подходить к осени, по утрам стало холоднее, и в воздухе, и в окружающем лесе появилась какая-то тоска, предчувствие ближайших перемен. И это всё ложилось на сердце Аэллы ожиданием мига, когда всё и в её жизни тоже изменится. И она боялась этого нового, потому что не знала, чего ждать.

Она меньше стала выходить в город, всё больше времени просиживала в замке за чтением или рукоделием. И Идвара видела всё реже, бывали дни, когда они не виделись ни разу даже за редкими встречами за столом. Через служанок она знала, что он много времени проводит с младшим братом, по приказу короля разбирая планы военных операций. Он выезжал на охоту, совершил ещё один поход в какие-то земли. Узнав о последнем, Аэлла призналась себе, что волнуется за него, больше времени проводила в молитвах. Но всё обошлось, они вернулись быстро, и Мирону удалось избежать военных действий, он сумел договориться с тамошним правителем. Аэлла облегчённо вздохнула, почувствовав, как душа наполняется гордость за дорогого ей человека. Король, конечно же, ждал войны, а он её избежал, найдя другой выход. Сумел досадить монарху, это ли не повод для злорадства.

Аэлла задумалась и отвлеклась от вышивки, посмотрела в окно, где за витражом с тоской метались сбившиеся в стаю чёрные птицы.

— Устала?— спросила Нанния — женщина из старых служанок. Она когда-то была кормилицей и Майнору и Мирону, сейчас же, став нерасторопной служанкой, занималась тихой работой. Вместе с Аэллой они вот, например, занимались вышивкой, просто беседовали.

— Когда у госпожи Вэллии родится ребёнок?— спросила вдруг Аэлла, глянув в серые глаза Наннии. Та удивилась вопросу.

— Месяца через два, к декабрю, я думаю.

— Это будет Майнор?

— Ну да, конечно.

— А если будет девочка?

— У королей Мирополя всегда первыми рождаются мальчики.

— Всегда-всегда?

— Да. По крайней мере, я ни разу не слышала обратного.

Аэлла помолчала немного, отрезала нитку ножницами, и выдернула из иглы оставшийся кусочек нитки, потянулась за новой.

— Короли всегда так относятся к Миронам?

— Как?— удивилась Нанния.

— Король недолюбливает его, унижает, по-моему, он ведь его сын, разве можно так?

— Он — Мирон,— твёрдо произнесла служанка, будто это определяло всё, и Аэлла отвлеклась на иглу и нитку. Нанния помолчала, а потом заговорила вдруг задумчиво:— Вообще-то король так относится к Мирону с самого детства. Он ведь родился, и наша королева умерла. Но покойный король никогда подобно не относился к прежнему Мирону, да и до этого тоже... И ты это заметила... Да, с раннего детства король был суров с ним, много требовал, не стеснялся наказывать... Совсем не жалел... Он ко мне часто прибегал со слезами... Но он вырос хорошим Мироном...

Аэлла задумалась. А может, король считает его виноватым в смерти жены, поэтому не любит? Поэтому и вымещает обиду и злость на судьбу?

— Король сильно любил свою жену?

Нанния задумалась на миг.

— Не думаю, прежний король умер рано, а перед этим долго болел, поэтому невесту для Майнора он нашёл рано, их поженили, они даже не видели друг друга до этого ни разу.

Аэлла нахмурилась. Странно. Если король не любил жены, зачем тогда он сыну мстит за смерть её после родов? Или здесь что-то другое? А Нанния продолжала, аккуратно работая иглой:

— Он и на похоронах её не сильно-то убивался, не так, как, когда теряют дорогого человека. Сразу же объявил войну Гальбии, хотя многие говорили, что страна не готова для войны... Отослал туда войска вместе с Мироном, стал вспыльчивым и резким, больше обычного... Я помню... Я тогда, как раз взялась выкармливать маленького Мирона, он сильно болел, врачи говорили, нежилец, пойдёт вслед за королевой... Я тогда держала его у сердца, из рук не выпускала, больше с ним времени проводила, чем со своим Арделом... Может, поэтому он и выжил.— Нанния перестала вышивать, задумалась, глядя в сторону, улыбнулась затаённой улыбкой былой тоски. Очнулась от воспоминаний, тряхнув головой, добавила:— А наш король и не справлялся о нём, занимался войной... Ждал вестей о победах...— скривила губы и снова вернулась к вышивке.

Аэлла поджала губы. Всё это казалось странным. Почему такое отношение к сыну? Из-за королевы? Непохоже. Почему тогда? Вернулась к иголке, задумчиво затянула узелок. Здесь есть какая-то тайна. Тайна. И она засела в голову, не давая покоя.

* * *

Идвар молча склонил голову перед королём, ждал, что он скажет, для чего вызвал.

— Знаешь, Мирон, я долго думал над твоими словами...— Идвар вопросительно приподнял бровь: "какими?", король продолжил неторопливо:— Ты говорил, необходимо назначить правителя в Райрон. Я подумал над этим... Там по-прежнему неспокойно, Лайден забросал письмами, просит силового подкрепления.

— Да, мой король, что вы решили?

— Я назначу туда постоянного правителя, того, кто, надеюсь, наведёт там порядок, это будет его прямая обязанность, Райрон станет его землёй, вассальным владением...— король обернулся и посмотрел на Мирона спокойным долгим взглядом.

— Кого, мой король?

— Тебя, Мирон...— снова отвернулся.

Идвар аж задохнулся от тех чувств, тех эмоций, что захлестнули его вдруг при таком ошеломляющем ответе. Нет! Он не может отослать его! А как же Мирополь? Как он сможет жить без Мирополя? Навсегда покинуть любимый город! Стать вассалом, получить землю и жить теперь для неё! Да есть ли в мире равноценная замена? Это неслыханное наказание!

— Но...— он отрешённо покачал головой, блуждая глазами, растерянным взглядом по фигуре молчаливого короля. Он всегда знал, как больнее ударить, как стукнуть так, чтоб упал на колени, чтоб даже подняться не мыслил.— А как же Мирополь? Кто будет защищать его?

— Адорр станет Мироном.

— Ему только четырнадцать!

— Весной будет пятнадцать. На ближайшее время никаких войн не намечается, тем более, ты же научил его чему-то. Год пролетит быстро, ему станет шестнадцать очень скоро. При нём останется твой совет, герцог Вальден...

Идвар устало прикрыл глаза. Слабость накатила неимоверная. Как он может так? За что? За что он так ненавидит?

— Вы хотите поменять меня на пятнадцатилетнего мальчишку? Я девять лет был Мироном, у меня огромный военный опыт, я...— король перебил его, чуть повысив голос:

— Ты тоже начинал мальчишкой шестнадцати лет, откуда он берётся, твой "огромный военный опыт"? Он будет делать то же, что делал и ты, когда стал Мироном. Не надо переоценивать себя, тем более, ты всегда будешь под рукой, когда надо будет, твоим советом воспользуются.

— Но, мой король, это неблагоразумно. Был бы я седым стариком, от которого нет толку, но я в расцвете, я много, где был, столько сражений...— король опять перебил нетерпеливо:

— Не надо обсуждать мои решения!

— Но...— Идвар опустил голову, скривившись, как от боли.— Вы не можете отослать меня... так далеко. Я люблю Мирополь, я хочу служить ему...— Его голос сорвался на шёпот.— Я не хочу уезжать... Мой король, позвольте мне остаться здесь... Я приму любой титул, я стану советником Адорру, я буду ему подчиняться, но только... Прошу вас...

Король повторил медленно, отделяя каждое слово друг от друга:

— Ты поедешь в Райрон, ты станешь герцогом Райронским, ты наведёшь там порядок и сделаешь эту землю лояльной, ты заставишь её служить Мирополю.

Идвар помолчал миг.

— Меня не примет местный народ, я убил князя и его сына, и ещё многих... Так не должно быть...

— Поэтому ты и породнишься с местным княжеским родом. Ты возьмёшь в жёны дочь князя, ту, что привёз сюда.

Идвар почувствовал, как нижняя челюсть сама собой опускается вниз. Сегодня король явно решил проверить крепость его сердца. Не иначе. Шепнул растерянно, глядя во все глаза:

— Я должен буду жениться на княжне?

— Боишься — не справишься с ней?— усмехнулся король небрежно.

— Она не согласится.

— Кто её будет спрашивать! Тем более, Райрон — это её земля, земля её предков, там её знают, она — дочь бывшего правителя, и тебя примут, как её мужа. Она будет благодарна мне, что я вернул ей её земли, она так за них переживала...

— Я убил у неё отца и брата...— прошептал Идвар одними губами, всё ещё не веря тому, что слышал.

— Никто не просит её любить тебя пламенной любовью, это же смешно! Её задача — родить тебе сына, ты его воспитаешь в любви к Мирополю, можешь даже привезти его сюда, показать ему город, когда подрастёт...

— Это безумие! Я и она! Я убил её родных...

— Прекрати истерику! Ты, как мальчишка, ей-богу, не хочу то, не хочу это. Хватит! Надоело! Если ты живёшь интересами Мирополя, если ты на самом деле любишь его, ты должен служить ему...— Идвар перебил короля:

— Я и хочу служить ему, мой король!

— Вот и послужишь! Превратишь Райрон в лояльные, послушные земли. А, если ты не желаешь сделать это сам, переложишь эти функции на свою жену, она это сделает, а ты будешь сидеть у её юбки. Надеюсь, ты хотя бы сможешь оставить наследника. Или, может, она сама найдёт, от кого это сделать, раз уж ты можешь только убиваться и лить слёзы. Мне стыдно, что у меня такой сын. Ты даже не можешь справиться с женщиной, ты озабочен её чувствами. Меня отец женил на твоей матери, я её вообще не видел до свадьбы...

— Вы не убивали у неё родных...

— Эти родные сами виноваты, никто не просил их объявлять войну, они слишком поверили в свои силы, и за это поплатились. А она пусть будет благодарна за то, что ей сохранили жизнь и вернули ей её земли. По-моему, замужество с тобой не такая уж большая цена за это.

— Но...— Идвар попытался ещё что-то сказать, оспорить решение короля, но тот перебил его:

— Ну, хватит, соберись! Ты же — Мирон! Женитьба это ничуть не сложнее, чем военный поход. Кто-то должен был взять на себя эту функцию, почему бы это не сделать тебе? Тем более, Райрон тебе уже знаком...

— Но, мой король...

— Готовься к свадьбе! Я хочу сделать всё побыстрее, нам не нужны пышные приготовления и десятки гостей... Чем быстрее и проще, тем лучше... Иди!

Идвар не торопился уходить, он чувствовал, как сердце разрывается от внутренней боли и тоски. Он покидает Мирополь. И плата за это расставание — обладание ею, той, которую он любит всем сердцем, с которой желает быть рядом, и этого никто не знает. Но ведь она, она-то как раз этого не захочет. Может, и для неё это только цена возврата домой, в свой Райрон. И она согласится. Она примет его, станет законной женой... Но Мирополь... Его Мирополь...

Король обернулся, глянул исподлобья:

— Ты ещё здесь?

— За что?..— шепнул Идвар чуть слышно.

— Что?— король поразился сопротивлению сына.

— За что вы так наказываете меня? Что я сделал? Что сделал я не так? Почему? Разве я плохо эти девять лет служил Мирополю и вам, мой король? Разве я не выполнял ваших приказов? За что вы отсылаете меня? Что я сделал не так? В чём вина моя?

— Убирайся!— закричал король ему в лицо, потянулся навстречу, сжимая кулаки, будто миг — и ударит! Идвар долго не двигался, внутренне сжавшись, дрожа всем телом, он выдерживал испепеляющий взгляд короля-отца, которого боялся и ненавидел с детства.

— Пошёл прочь!— снова закричал король Эдуор, покачнувшись на нетвёрдых ногах, сверкнул тёмными глазами.— Мне выпороть тебя, как мальчишку? Или выгнать, лишив всего?.. Тогда ты никогда не вернёшься в Мирополь... Негодник...

Он угрожающе надвинулся, и Идвару даже показалось, что король заносит дрожащую ладонь для пощёчины. Нет, только показалось.

Идвар склонил голову в поклоне, и чёрные волосы посыпались на горячие щёки, отступил назад, отходя к двери спиной, вышел. Король проводил его глазами, скрипя зубами. Его колотило от злости и возмущения. Негодный мальчишка! Как он мог глядеть так! Что позволяет себе! Вызов кидает?

Король еле-еле добрался до трона, сел, держась ладонью за сердце. Негодник! Противный негодник! Почему ты не умер ещё младенцем? За что ты остался жив на мою голову? Прочь! Прочь отсюда тебя, чтоб глаза не видели.

А Идвар приказал приготовить коня и, пришпорив его, нёсся во весь опор по дороге в горы, к тому перевалу, за которым начиналась дорога на Дарн. Копыта коня стучали по каменным плитам, и от ветра, бьющего в лицо, на глаза навернулись слёзы. Мирополь! Его Мирополь! Сверкающий, тонущий в зелени город, прекрасная любимая страна! Никто так не служил ей, как он эти девять лет. Сколько крови своей и чужой пролито, сколько пота, сколь воды утекло за это время. Но ни разу он не усомнился в том, чему служит, ради чего это делает. В любом походе, в любой земле, он знал, что вернётся, что будет опять дома.

Райрон — это ссылка. Бессрочная длительная, вечная ссылка.

Он остановил коня и развернул его головой к Мирополю. Начинался вечер, и далёкие-далёкие огни зажигались на верхних улицах города. И сердце сжималось от тоски и боли. Он терял его, тот город, ради которого жил.

И, если искать что-то хорошее во всём этом, что-то, что позволяло ещё не сойти с ума, — это Аэлла. Он получит её. Она станет его женой. Они будут вместе, даже если она этого не хочет, потому что так захотел король. Будь он проклят!

* * *

Аэлла аккуратно затянула стежок, пригладила пальцем. Дорогие нитки ложились одна к одной, ровненько, получалась очень красивая вышивка. Это будет гобелен, им украсят стену. Аэлла затеяла вышивать его ещё месяц назад, но он большой, работы ещё много.

Одно не шло из её головы, мысли постоянно и постоянно возвращались к членам королевской семьи.

— Когда госпоже Вэллии придёт время родить ребёнка, кто будет принимать роды? Уже нашли повитуху?

Нанния оторвалась от вышивки, глянула мельком, но ответила:

— Старая Арда, она принимала всех детей короля, правда, была помоложе.

— Она живёт здесь, во дворце?

— Нет, она не захотела, она живёт недалеко от рынка на улице пекарей, её муж был пекарем, а сейчас — младший сын. Она редко выбирается из дома, но король верит, что она приносит удачу. Наш ведь Мирон так болел, а всё равно выжил.— Аэлла прокладывала стежок за стежком, а всё внимательно слушала.— А почему это тебя интересует?.. Старая Арда десятки детей привела на этот свет, а сама невезучая... Она и моего Ардела принимала...

— Почему невезучая?— опять спросила Аэлла.

— У неё пять детей было, три сына и две дочери. Девочки рано умерли, а сыновья — близнецы — на войне погибли, в Гальбии... Младший, вот, остался, хромым родился, и стал пекарем, как отец, она его бережёт, последний...

Аэлла вздохнула еле слышно. Нанния спросила сама:

— А тебе зачем повитуха? Тебе пока рано...

— Что рано?— не поняла Аэлла, подняла лицо от вышивки, глядя в упор недоумённо.

— О родах думать. Попозже уж...— старая служанка улыбалась сама себе, даже не глядела. Аэлла нахмурилась.

— О чём говоришь? Не понимаю...

— Так уж и не понимаешь?— Нанния подняла голову, всё так же улыбаясь.— Скрываешь? От кого? От меня не скроешь, я сама троих родила, а скольких выкормила!.. Я уже давно поняла. Месяц-другой и все уже увидят, и платья твои не помогут...— Аэлла слушала её с открытым ртом, глядела огромными удивлёнными глазами.— Меня не проведёшь, я вижу...

— Вы хотите сказать...— от растерянности она аж на "вы" перешла, Нанния закивала головой:

— Да-да, дорогая, я вижу, я знала, уже месяц как, как увидела тебя... От меня не скроешь...

Аэлла опустила голову, дрожащие пальцы не могли удержать иглу. Она что-то путает, она не то говорит. Этого не может быть! Какой ребёнок? Откуда? У неё не может быть никаких детей, тем более, сейчас... Она не замужем! Живёт в чужой стране из милости, не знает, что ждёт её завтра. Какие могут быть дети? Это абсурд! Ложь! Она ошибается.

Она опустила руки, вышивать сегодня она уже не сможет. Такие новости. Безумие. Что же делать? А она-то, глупая, думала, что это происходит с ней? Тошнота какая-то, головокружение, усталость непонятная, раздражительность, задержка уже третий месяц, и в теле какая-то непонятность, то там заболит, то здесь, то в груди что-то... Но ребёнок?! Об этом она и помыслить не могла. Может, если бы мать её воспитала, а не отец с братом, она бы знала об этом побольше. Господи!

Что же делать теперь? Такой позор. Без мужа... Защищать её некому... Идвару говорить нет толку, что он сможет сделать? Да, и... Какой прок от этого? Они поругались, он убил отца, Айрила, её саму чуть не изнасиловал на глазах у своих солдат, Айрила! Она не простит его! Никогда не простит! Как бы ни относилась к нему, как бы сердце ни вздрагивало при встрече.

Что же делать?

Быстрее бы король мужа нашёл ей, что ли! Позор! Какой позор! Как последняя девка, думай теперь, как скрыть? Отца опозорила, весь род, весь Райрон. Привезла к самому королю под бок... ублюдка безродного... безотцовщину...

Она еле-еле сдержала слёзы жалости к себе, слёзы отчаяния. Поджала дрожащие губы.

Это её ребёнок. Он уже под сердцем, хочет она сама или нет, он родится. Её ребёнок. Её малыш.

Вспомнилась Вэллия, молодая жена Майнора. С каким достоинством, с какой гордостью носит она себя, как глядит свысока. Её ребёнка ждут. Это будет Майнор, он станет королём. А своего она не знает, как спрятать, как сделать так, чтоб никто не знал о нём, даже Идвар...

Идвар...

Память сама воскрешала в мозгу те ночи в Райроне, те поцелуи, страстные взгляды, его руки на своём теле. Бесстыдница! Она сама виновата! Она сама позволила ему! Сама себя предложила! Он ведь спрашивал — "можно?" Господи! Как портовая девка... Нагуляла. Спросят, от кого, что она скажет? От вашего Мирона? От любви огромной? Боже!

Она ведь влюбилась, как кошка. Она готова была ему всё отдать. Тогда. А сейчас? Такая пропасть между ними. И этот ребёнок нелепый, ненужный, так некстати. Почему всё так не во время?.. Она и не заметила, как рука сама собой легла на живот, там, где теперь был он. Плод её греха, плод любви безумной, о которой и вспоминать-то — запрет!

Глянула на Наннию. Сидит, вышивает.

— Я пойду...— поднялась, сделала два шага к двери, обернулась.— Никому не говорите пока, пожалуйста.

Нанния улыбнулась ей по-доброму:

— Конечно, милая.

Она вернулась к себе, чувствуя себя уставшей, тяжёлой, убитой, как будто родить должна была вот-вот. Долго лежала в постели, перемалывая одно и то же. Ребёнок... Ребёнок... Её ребёнок... Она беременна... У неё будет незаконнорожденный ребёнок... Заснуть смогла лишь под утро, даже труб рассветных не слышала — впервые за всё время в Мирополе.

* * *

Он сам хотел поговорить с ней, поговорить раньше, чем она узнает от короля или ещё кого бы то ни было. Зашёл вечером, когда было меньше слуг в коридорах, когда сумерки только-только начали сгущаться. Зашёл и остановился у дверей, встретился глазами с Аэллой.

— Где Эл?

— Где-то со служанками...

— Нам нужно поговорить,— Идвар решительно прошёл в комнату, остановился. Аэлла проводила его глазами. Идвар сразу же охватил взглядом её простое платье, усталость в остановившемся взгляде серых глаз, спросил:— Что случилось?— она пожала плечами, качнув головой.— Что-то случилось, Аэлла?

— Ничего, всё нормально... Вы что-то хотели сказать?

— Да. Я хотел поговорить,— он сделал паузу, собираясь с мыслями, тряхнул головой, отбрасывая волосы.— Отец... Король собирается вернуть тебя в Райрон...

— Да?— она удивилась, вскинув брови.— В самом деле? Что я должна буду сделать? Что, надо выйти замуж за нынешнего правителя Райрона?

Как же она была прозорлива! Идвар аж растерялся на миг, дёрнул подбородком.

— Да, угадала...

Аэлла усмехнулась, усталым жестом убрала выбившуюся прядь волос.

— И кто там правит сейчас?

— Граф Лайден, но это не он, скоро там появится другой правитель...

— Да? И кто?— она перебила, нахмуриваясь.

Идвар сокрушённо покачал головой, не зная, как сказать ей об этом.

— Я...— выдохнул шёпотом.

— Что?..— она отшатнулась, поражённая его словами.— Что ты сказал?— опять перешла вдруг на "ты", глядела огромными глазами.

— Да, Аэлла, король собирается снять меня с поста Мирона и отправить в Райрон. Я стану герцогом Райронским, а ты — моей женой, ты станешь герцогиней и вернёшься домой, в свой Райрон. Вместе со мной, конечно. Мы уедем из Мирополя, а Мироном станет Адорр...

— Это ты попросил его...— она не спрашивала, нет, она верила в это.

— Нет!— воскликнул он резко.

— Ты хотел, чтобы я была твоей, и ты нашёл способ... Нечестный способ...

— Нет!— он перебил её, подавшись вперёд.— Я никогда бы добровольно не покинул Мирополь! Это его идея, будь он проклят! Я не говорил ему ни слова о нас, он сам так захотел!..— он перевёл дух, сбавил тон и заговорил спокойнее:— В Райроне сейчас неспокойно, идут восстания, король думает, что я смогу навести порядок, а чтобы меня приняли там, он хочет сделать тебя моей женой... Это не моя вина...

Аэлла помолчала.

— А если я не хочу быть твоей женой?— посмотрела в упор.

— Я знаю, и король это знает, он знает, что я убил твоих родных, но ему всё равно. Ты должна подчиниться, по его словам, его не интересует твоё мнение. Он, наоборот, считает, что ты будешь благодарна ему — он возвращает тебе земли отца, замок, а титул даже повышает...

— Но я не хочу так!— она резко повысила голос.— Я не хочу за тебя замуж!

Идвар помолчал.

— У нас нет выбора...

— У нас?— она поразилась, вскинув брови.

— У нас,— подтвердил он.

— Это ты привык подчиняться королю, он прикажет, и ты сделаешь, даже то, что претит тебе, я не буду... Я в церкви скажу, что не желаю... Он не имеет права, заставлять меня...

— У нас не спрашивают в церкви невест, желают ли они выйти замуж, об этом спрашивают при помолвке, а в церкви за невесту отвечает отец, он передаёт её мужу...

— А-а-х...— вздохнула Аэлла, качая головой. Он назвался не зря её отцом...— Что у вас за порядки...— ругнулась она сквозь зубы и вдруг качнулась на слабеющих ногах, быстро села на широкую кровать. Идвар скользнул к ней, скрипнув высокими кожаными сапогами, сел рядом.

— Что случилось?

Она долго молчала, борясь с приступом тошноты. Он должен знать, раз такой расклад, раз всё равно она будет женой его. Пусть знает, раз судьба складывается так... Она шепнула, глядя исподлобья через бровь:

— У меня будет ребёнок...

Идвар оторопел от изумления. Что за жизнь настала? Все норовят удивить его, и каждый всё больше и больше. Отец, она... Кто следующий?

— Что?..

— Я беременна,— она заговорила быстро, словно непутёвому ребёнку объясняла,— у нас будет ребёнок, Идвар, наш ребёнок... Твой и мой...— повернула лицо к нему, глядя прямо в глаза. Плечи Идвара поникли, он шепнул:

— Доигрались...

— Уже третий месяц скоро закончится... Объясни своему отцу, он не позволит тебе на мне жениться... Позор для рода... Он родится через шесть месяцев после самой быстрой свадьбы... Кому ты докажешь потом, что он твой?— она так и глядела в упор в его глаза, он был так близко, и даже за руку держал.

— О чём ты говоришь, Аэлла, милая?..— Идвар притянул её ладонь к губам, быстро целовал дрожащие пальцы.— Он — мой! Мой! Какая мне разница, когда он родится... Мне всё равно...

Аэлла вытянула руку, поджала губы:

— Тогда я сама ему скажу...

— Не смей!— он резко шепнул через стиснутые зубы.— Никто не поверит тебе, особенно король! Он ничего не будет выяснять, он просто казнит тебя, и его...— замер на миг, горя глазами,— ...вместе с тобой... Моего ребёнка... Нашего ребёнка... Аэлла, милая, хочешь я на колени перед тобой встану? Хочешь?— быстро скользнул на пол перед ней, глядел снизу с тоской и скорбью.— Но не убивай его, пожалуйста... Я не прошу простить меня, но он... он-то нив чём не виноват... После свадьбы мы уедем в Райрон, там кому какое дело... Прошу тебя, любимая...— он ткнулся лбом в её колено, шепча с горячностью, с отчаянием:— Это только свадьба, она ни к чему не обязывает... Позволь ему родиться... моему сыну...— замолчал, закрыв глаза, и Аэлла осторожно подняла тяжёлую ладонь, положила её на голову Идвара, и пальцы утонули в пышных волосах.

— Я не знаю...

Она уронила руку вдоль бедра, тихо дышала через распахнутые губы. Закрыла глаза, мучительно стискивая зубы. Она ведь любит его, она первого его в своей жизни полюбила, ему отдалась, и любит сейчас, хотя есть, за что его и ненавидеть. Он — причина смерти её родных, но он отец её ребёнка, того, что живёт у неё под сердцем. Одних он убил, другому жизнь дал... Но ведь свадьба не обязывает её ни к чему, она совсем не означает прощения.

* * *

Аэлла долго ждала, глядя в тёмные глаза маленького старого библиотекаря, пока он понимал, что ей от него надо. Глядел в ответ с сомнением, поджимая тонкие губы, и щёки его серебрились седой щетиной.

— Да, конечно, мы ведём такие записи, но чужим мы их не даём,— отвернулся, давая понять, что разговор окончен.

— Я не чужая!— Аэлла повысила голос, и библиотекарь медленно обернулся, не скрывая раздражения.

— История Мирополя вас не касается.

— Ещё как касается! Я хочу увидеть хронику последних тридцати лет,— она глядела сурово, твёрдо, может, только поэтому библиотекарь опустил глаза.— И я не чужая! Я — невеста вашего Мирона... Стану невесткой вашему нынешнему королю и будущему — тоже. И с вашими книгами я не сделаю ничего, не беспокойтесь, а если сомневаетесь, можете стоять рядом, пока я буду читать.

Библиотекарь еле-еле скрыл удивление, но согласно кивнул головой, приглашая за собой.

— Пойдёмте...

Огромная пергаментная книга занимала четверть стола и была прикована к стене на цепь. Библиотекарь отомкнул замочек, закрывающий тяжёлую деревянную обложку, украшенную серебром.

— Здесь записи за последние сто пятьдесят лет, ещё со времени правления короля Оддара II Справедливого. Записи ведутся и сейчас. Первоначально авторы не так подробно вели их, как это делается сейчас, зато какие орнаменты и миниатюры делали...— довольно прищёлкнул языком. В нём чувствовался человек дела, тот, кто находится на своём месте, и душа у него болела за то, что было дорого ему.

— Меня интересуют последние тридцать лет, но я посмотрю ваши миниатюры,— подняла голову к библиотекарю, стоявшему рядом.— Не бойтесь, я умею обращаться с книгами.

Старик покачал головой, а в глазах выражение, будто отдавал самое дорогое, отошёл.

Первые миниатюры Аэлла рассматривала подробно, читала в тексте пояснения, продвигалась медленно, пока не поняла, что так может просидеть над хрониками до утра, и не доберётся до того, что её интересовало. Перекинула сразу целую пачку тяжёлых плотных листов, ещё, и ещё. Вот, нашла.

Записи были, в самом деле, подробными, но она выхватывала только то, что ей надо было или то, что хоть как-то касалось.

Король Эдуор III, отец нынешнего короля, не отличался сильным здоровьем с детства, поэтому умер довольно молодым, оставив на сыновей управление огромным государством. Майнору Эдуору было всего двадцать лет, отец успел женить его на графине Южного Дарна, заключив несколько договоров о хлебных поставках... Об этом Аэлла уже знала, Мирополь закупал дешёвый хлеб в Южном Дарне. Это был династический брак. Нанния говорила об этом, нынешний король увидел свою невесту только на свадьбе. Вряд ли он испытывал к ней сильно уж трепетные чувства.

У прежнего короля было ещё два сына. Первый, Мирон по рождению, был младше Майнора всего на год, они были погодками, росли вместе, отец не выделял наследника, и даже часто говорил: "У меня два Майнора!" Хроники описывали Мирона смелым, смышлёным и очень активным мальчиком. Аэлла запомнила его имя — Уард... Младший сын короля в хрониках описывался мало.

В летописях сохранился факт, очень любопытный. Когда мальчикам было четырнадцать и пятнадцать лет соответственно, они принимали иностранных послов вместо заболевшего отца-короля. Во время приёма именно младший — Мирон — взял на себя ведущую роль и достойно справился с официальной частью.

Аэлла мельком прочла это и перелистнула лист, ища глазами дальше.

Через два года после свадьбы молодая королева родила первого сына — Майнора Олдера, нынешнего наследника.

А, вот тут повнимательнее. Второго сына — Мирона Идвара — королева родила через четыре года в апреле. Роды были тяжёлыми, королева умерла почти сразу же, истекла кровью. Заболел и ребёнок, еле-еле выжил. Об этом Аэлла знала от кормилицы. Ничего нового. Да, король начал войну с Гальбией, отослал туда армию во главе с Мироном. Война шла пять лет, стоила больших жертв, и закончилась неудачно. Мирополь лишился земель вдоль реки Доннар, заплатил оскорблённому королю Гальбии огромный выкуп, чтоб подписать долгожданный мир. Про это Аэлла тоже знала. Ничего. А она надеялась найти что-то новое.

Отлистнула лист назад, собираясь захлопнуть книгу. Всё это уже известно ей. Вот, об этом она ещё не читала, да и стоит ли? Глаза сами пробежали витиеватые рукописные строчки. В месяце июле на охоте с королём Эдуором произошёл несчастный случай, чуть не стоивший ему жизни. Король погнался за оленем, потерял свиту и пропал. Его искали по всему лесу, и нашли только на третий день. Оказывается, лошадь понесла его и сорвалась с обрыва. Король сломал обе ноги, подхватил лихорадку и почти два месяца, до самой осени, не вставал с постели, переложив все дела на плечи Мирона Уарда...

Аэлла закрыла книгу. Ничего нового. Ох, и болят, наверное, кости короля на плохую погоду. Нахмурилась. Так ему и надо.

— Я закончила!— закричала она библиотекарю.

Единственное, что вынесла она, потеряв столько времени над хрониками, — за всё время так плохо к Миронам не относился ни один король, как относится король Эдуор к сыну, к Мирону Идвару. Хотя, вряд ли об этом писали бы в хрониках. А, может, и писали бы, кто знает. Поднялась из-за стола, чувствуя, как устало всё тело от долгого неподвижного сидения. Хватит!

* * *

Помолвка прошла в тесном семейном королевском кругу, да и никто особенно не удивился тому, что за избранницу выбрал для сына король. Аэлла долго молчала, прежде чем ответила утвердительно на вопрос короля. Интересно, а что было бы, если бы она ответила "нет, я не хочу замуж за Мирона"? Что бы тогда сделал король? Хотя, с таким чёрствым сердцем...

Король торопился. Свадьба состоялась через десять дней после помолвки. Совсем не так представляла Аэлла свою свадьбу! Был бы жив отец, он этого бы не позволил. Представителей от Райрона не было ни одного. Конечно, на неё произвела огромное впечатление служба в соборе, таких зданий она ещё не видела. Огромное, ажурное, как кружево, украшенное фресками, витражами и изящными скульптурами. В этом соборе проводили коронацию, венчали особ королевского рода.

К алтарю Аэллу привёл сам король, он же, как и предупреждал Идвар, отвечал на вопросы епископа, она сама не проронила ни звука. Зато какими восхищёнными глазами смотрел на неё Идвар! Он сиял, как солнечный весенний день. Взгляда не сводил, пока Аэлла не шепнула ему обидное:

— Прекрати глядеть на меня так, ты знаешь моё мнение...

По крайней мере, после этого ловила на себе его взгляды через раз, а то и реже.

Выглядела она прекрасно. Служанки потратили столько времени, король прислал драгоценности, одежду, взглянуть на невесту пасынка пришла сама королева. Она одобрила.

Жители Мирополя встречали и провожали пару молодых на всех улицах города, заполнили собор, поздравляли, кидая на головы их горсти зерна. Мирона любили здесь. И лишь счастливые искренние чувства на лицах людей вызвали улыбку на губах Аэллы, превратили день в праздник, в важное событие. Это была её свадьба, каким бы она не представляла себе этот день.

Потом праздник продолжился в замке. Звучали поздравления, музыка, танцевали жонглёры, пели песни. На свадьбу сына король не поскупился. Вино текло рекой, гости танцевали и поднимали кубки за здравие молодых.

Аэлла вздрогнула, когда за спиной раздался голос, и между ней и Идваром появился Майнор Олдер.

— Вы не пьёте, надеюсь?— Идвар тоже вздрогнул от неожиданности, через бровь глянул на старшего брата и промолчал, а Майнор продолжил негромко:— Вам нельзя сейчас пить, вы должны быть самыми трезвыми за этим столом...— подмигнул Идвару.— Ты согласен со мной, брат мой?

— Чего ты хочешь, Олдер?

— Я пришёл поздравить вас, разве это плохо? Я забочусь о вас. Вам предстоит ещё брачная ночь,— глянул на Идвара с улыбкой.— Я надеюсь, у тебя всё получится... Если нет, зови меня, я научу...

Аэлла вспыхнула, отворачиваясь, маленькие золотые колокольчики головного убора, свисающие до груди бусинками, зазвенели на висках.

— Уйди, будь добр...— зло шепнул ему Идвар.

Майнор обиделся тону и голосу:

— Зря ты так, я это запомню, будущему королю надо подчиняться...

— Ты ещё не король!— перебил его Идвар.

— Стану им! И ты, и твоя молодая жена, и дети ваши будут в моей власти. Я буду решать, жить вам или нет, и как жить...— его шёпот стал злым, мстительным.— Надеюсь, в Райроне ты хорошо устроишься. Будь послушным, братец, чтобы мне не пришлось приходить в ваши земли с войсками. Тогда мы будем беседовать по-другому...— глянул на Аэллу.— И я твоей красавицей-женой — тоже...— Идвар выпрямился в кресле, терпению его пришёл конец, но Майнор не дал и рта раскрыть:— Побыстрее родите наследника, пусть он будет хорошим слугой Мирополю,— приблизил губы к щеке брата, зашептал почти в самое ухо:— Надеюсь, жизнь в Райроне не отобьёт у тебя охоту и память, ты не забудешь, что делать с женой... Райрон, Идвар, ты помнишь эти земли? Ты вернулся оттуда героем, тебя там помнят...

— Послушайте!— не выдержала Аэлла и резко обернулась к нему, зазвенев всеми колокольчиками, тонкое покрывало, закрывающее голову и плечи, от движения взметнулось от щёк. Она зашептала Майнору, зло прищурив глаза:— Выбирайте выражения, когда разговариваете с моим мужем!

Наследник удивлённо приподнял чёрные брови, медленно повернулся, поднимаясь в рост, смерил её взглядом, улыбнулся вдруг:

— Дорогая, не нервничай так, твой муж может и сам за себя постоять,— взял вдруг со стола ладонь Аэллы и поднёс к губам, целуя пальцы.— Я восхищён, признаться, чаще мужья защищают своих жён, ну а в вашем случае, учесть условия вашей встречи с будущим супругом...— Аэлла резко выдернула руку. Олдер перевёл глаза на Идвара:— Желаю успехов,— подмигнул с улыбкой.— Тебе он понадобится сегодня ночью. Береги жену, она у тебя — золото!— поднял кубок за здравие и, приложившись к нему, отошёл в сторону.

Аэлла почувствовала, как с облегчением опустились плечи. До чего же она ненавидела этого человека. Идвар нашёл её руку на бедре, сжал пальцы на кружеве платья, стараясь поддержать хоть таким образом. Она спросила шёпотом:

— Долго ещё?

— Мы можем уйти в любой момент.

— И сейчас?— он молча кивнул головой.— Пошли!

Молодожёны поднялись из-за стола, и гости восторженно заулюлюкали, посыпались смешки и советы двусмысленного содержания. Толпа любопытных двинулась провожать молодых до спальни, несли факела, блюда со стола, всё со смехом и едкими замечаниями. Один из шутов даже попрыгал по постели молодых, перебурил подушки. Гости медленно покидали спальню, смеялись, заглядывая в лица хмельными глазами. Аэлла терпеливо ждала, пока Идвар задвигал дверной засов, села на постель, стягивая с головы покрывало и все украшения, шепнула:

— Хорошо, что свадьба только один раз бывает...

Идвар усмехнулся:

— Надеюсь, среди ночи они не прибегут проверять, что мы делаем...

Аэлла сокрушённо покачала головой. Идвар добавил:

— Мы им не откроем...

Можно представить, какие при этом будут шутки. Он отошёл от двери, стягивая с плеч дорогой плащ, бросил его в кресло, задумчиво расстёгивая шитые золотой нитью пуговицы камзола. Остался в белой рубашке, в брюках. Спросил:

— Как ты чувствуешь себя?

— Я устала,— Аэлла упала на постель спиной, уставилась в потолок.— Думаю, ты меня простишь, если я скажу, что ненавижу твоего брата,— Идвар хмыкнул в ответ.

— Он, наверное, и сам это знает.

— Как к нему относишься ты?

— Как к отцу...

— Я поверить не могла, когда ты сказал, что он считает тебя... выродком,— она еле произнесла это слово,— что ты портишь кровь всей семьи. Так не может говорить отец про своего сына. Это не отец. Это — деспот, тиран, как вы терпите это? Я сойду с ума жить здесь, рядом с ним и твоим братом... Что у них у всех за цель — унизить тебя, оскорбить? Ударить побольнее!— она говорила, глядя в потолок, и вдруг ударила ладонями по постели, воскликнула:— А ты молчишь! Ты терпишь! Я бы его ударила сегодня... глаза бы выцарапала...

Идвар прилёг к ней на постель, опираясь на локоть, глядел в лицо с еле приметной улыбкой. Аэлла перевела на него глаза, их взгляды скрестились.

— Твоей смелости можно позавидовать. Знаешь, я в одном с ним согласен, ты — золото...— Аэлла отвернулась, глядя в сторону.— Я, когда увидел тебя в первый раз, там, в Райроне, я поразился. Ты так вела себя, с такой выдержкой, с такой гордостью... Боялась,— он кивнул головой,— я видел, но не о себе думала — о девчонках своих... Я удивился...

— Не надо, Идвар,— прошептала она негромко.— Ты сам сказал, эта свадьба ни к чему не обязывает... А ребёнок у нас будет... Не бойся...— перевела глаза на него и спросила вдруг:— Слушай, нам обязательно надо спать в одной постели?

Идвар закинул голову, глядя в потолок рассеянным взглядом, ответил:

— Это будет подозрительно, если я прикажу поставить вторую кровать. Потерпи до Райрона,— снова посмотрел на неё, опустив голову.— Кровать большая, ляжем по краям, обещаю, я не трону тебя, хотя, видит бог, как я этого хочу...

— Перестань!— она оборвала его и поднялась с постели, стала выдёргивать шпильки из причёски. Тонкие косички посыпались по плечам, служанки столько времени потеряли, пока плели их.

— Отец даёт нам десять дней, я поговорю с ним, может, хотя бы двадцать, что ж, после свадьбы и сразу в дорогу?

— Надо всё равно поторапливаться, иначе...— она повернулась к нему боком, оттянув кружевное платье на животе, многозначительно приподняла брови, намекая на ребёнка.

Идвар засмеялся, упав на спину, и неожиданно вдруг ощутил себя счастливым. Хотелось удержать эти чувства, запомнить, потому что тут же появились мысли о Мирополе, о том, куда он едет, и неизвестно, что ещё ждёт его там. Но всё равно, всё равно, ощутил чувство умиротворения и приятной усталости от пережитого дня. У него жена, та, которую он любит, которую выбрал себе сам, и сумел это скрыть от всех. И отец, и брат смеются над ним, что провели, что выставили дураком, но они-то не знают, они ничего не знают. А он любит её... Да! И у них будет ребёнок...

Эти мысли он старался удержать в голове, не отпускать, задержать подольше. И улыбался сам себе.

* * *

Идвар проснулся утром со звуком рассветных труб, поднялся, быстро одеваясь. По утрам уже было прохладно, и он накинул на Аэллу ещё одно одеяло.

— Ты уходишь?— она спросила, открыв сонные глаза.

— Хочу прогуляться верхом перед завтраком.

— Я не буду вставать, можно?

— Конечно.

Она повернулась на бок, пробурчала в одеяло:

— Эти ваши трубы... каждый раз просыпаюсь...

Идвар неслышно рассмеялся и пошёл к двери. На лестнице нос к носу столкнулся с Майнором. Олдер удивлённо приподнял тёмные брови.

— О, молодой муж! Что-то рано ты поднялся! Молодая жена не радует? Ты ничем не смог её удивить?

— Прекрати!— зло прошептал Идвар в ответ, сузил тёмные глаза, сами собой стиснулись зубы.

— А что так нервничаешь? Я оказался прав? Она тебя разочаровала?

— Пусти!— Идвар попытался пройти мимо, спустился на ступеньку, но наследник преградил дорогу, сейчас их разделяла всего одна ступень, и Идвар стоял выше. Майнор шепнул, до Идвара донёсся винный запах. Ох, и выпил он за эту ночь.

— Надеюсь, простынь с вашей постели демонстрировать не придётся...

— Слушай, ты!— Идвар вдруг сгрёб его за воротник и притянул к себе, чего никогда до этого не делал ни разу в жизни, чем и вызвал удивлённый взгляд у наследника. Зло зашептал ему в глаза:— Прекрати это всё... Иначе спущу с лестницы... Переломаешь рёбра — долго будешь помнить...

— Я только в заботе о тебе, я же не хочу, чтобы тебе досталась порченная девка...

— Главное — чтоб тебе не досталась, тебе это важнее... Мне чистота породы не нужна — мне трон не занимать...

— Пусти меня...— Олдер вцепился в запястье, пытаясь освободиться от руки Мирона. Сверкал глазами.

— Оставь Мирону мироново, не вмешивайся в мои дела, и её — не трогай...

— Отпусти меня, Идвар!— скорее приказал, чем попросил Олдер, всё ещё пытаясь освободиться, разжать сильные пальцы. Это в детстве он был сильнее, лучше держался в седле, точнее стрелял из лука, но сейчас годы, проведённые в походах, рука, привычная к тяжести меча, сказывались. И страх вдруг промелькнул в глазах наследника:

— Пусти...

И Идвар разжал пальцы, отпуская его. Олдер отшатнулся, спустился ещё ниже на ступеньку, зло зашептал, расправляя ворот камзола:

— Я запомню это, вот увидишь... Ты только день, как её муж, а уже похож на свою безумную жену... Но последнее слово за мной будет... Так и так, мне подчиняться будешь...

Но Идвар уже не слушал его, прошёл мимо. Сердце стучало тысячей копыт, он никогда, никогда так не делал. Все попытки сопротивления пресекались ещё в детстве жестоко и грубо. Сейчас он уже не тот, он стал сильнее, и опыт сказывался. А ещё, присутствие Аэллы за спиной наполняло решимостью разговаривать даже с Майнором наравных, не давать ему издеваться. Как раз, та решимость, которой всю жизнь не хватало.

После верховой прогулки, уже за завтраком, лишь король поинтересовался:

— Всё нормально?

— Да, мой король.

— Твоя жена ещё спит, отказалась спускаться к завтраку....

— Она устала за вчерашний день...

— И ночь — надеюсь!— перебил его король, и Идвар промолчал, запив досаду разбавленным вином.

Король перевёл разговор на другую тему, больше не разговаривая о свадьбе. Идвар ушёл мыслями в себя и не слушал. Может, действительно, сейчас самое время покинуть Мирополь, уйти подальше от толков и пересудов, избавиться от этих косых взглядов и улыбок непонятной жалости — на лице королевы, и злорадства — на лице короля и его старшего сына.

* * *

Аэлла готовилась ко сну, ходила по комнате в длинной рубашке и деревянным гребнем расчесывала волосы. Зашёл Идвар, спросил негромко:

— Ты уже собираешься спать?

— Да. Что-то нехорошо мне сегодня... Да и делать нечего.

— А я собираюсь с Олдером сыграть партию в шахматы, он сам предложил. Ты меня не жди, я приду позже.

— Конечно,— она прошла, утопая босыми ногами в мякоти ковра.— Неужели ты думаешь, я буду закатывать сцены?

Идвар присел на край кровати, пожал плечами, глядя снизу, ответил:

— Да нет, я просто хотел предупредить, вдруг ты потеряешь меня,— помолчал немного, не сводя глаз с фигуры жены, угадываемой под свободной ночной рубашкой, смотрел на руки, снующие с гребнем в светлых прядях волос.— Отец ещё одно письмо из Райрона получил. Там опять восстание, где-то в Западных землях...

— Он торопит нас?— Аэлла обернулась к нему.

— Пока ничего не говорит.

Она почувствовала его взгляд на себе, мучительный; скольких же усилий требовалось, чтобы сдерживать себя, не дать рукам действовать. А у него уже было это раз, когда он, поддавшись страстному безумию, рвал на ней одежду, сжимал тело дрожащими от вожделения ладонями. Аэлла помнила это и стала торопиться, быстро разделила волосы на пряди и стала сплетать косу. Идвар следил за её пальцами.

— Ладно, иди, а то он ещё потеряет тебя, подумает, ты испугался играть с ним, заранее сдаёшься...

— Да нет!— Идвар улыбнулся.

— Иди, я буду ложиться, я устала сегодня, меня с утра тошнит от всего.

— Это от него, да?

Она поняла, что он смотрит ей на живот, будто уже что-то было видно.

— Пожалуй, до этого мне никогда так худо не бывало.

Идвар опять спросил:

— И когда он родится?

— Весной, в конце марта или в начале апреля...

— Я тоже родился в апреле...

— Он-то, надеюсь, не будет болеть, он должен родиться нормальным...

— Я тоже родился нормальным, я потом заболел...

— Ты родился нормальным здоровым ребёнком?— она нахмурилась недоверчиво.

— Как все, в срок, через девять месяцев...

— А почему болел тогда?

Идвар пожал плечами:

— Не знаю.

— Я подумала, ты родился раньше срока.

— Да нет же! Почему?

А Элла ничего не ответила и всё так же, нахмуренная, стала расправлять постель, заставив этим Идвара подняться. Он ещё немного потоптался и ушёл, пожелав спокойной ночи. Аэлла погасила свечу и долго лежала без сна, думая. Последний разговор не шёл из головы. И тут она, вытащив из-под одеяла руки, стала считать на пальцах месяцы. Апрель... Апрель, март, февраль, январь... И тут её аж подбросило. Август! Август месяц! Почему это так удивило её? Да потому что в это время король Эдуор болел, лежал в лихорадке, со сломанными ногами! Какие тут могут быть дети?.. А это значит...

У неё аж дыхание остановилось.

А это значит, что король не является отцом Мирону! Идвар — не сын короля! Его мать — королева Иолла родила сына от чужого мужчины, другого мужчины. Знает ли сам король?.. Конечно, знает! Отсюда его отношение к сыну, или уже не сыну... Не поймёшь!

А, может, и смерть королевы не случайна? Совсем не зря она умерла? Может, и так...

Надо узнать это, проверить у кого-нибудь, спросить. У кого? Кто это может знать? Кто ответит на вопросы?

И сна ни в одном глазу! Какой уж тут сон!

* * *

Дверь ей открыл мужчина средних лет, скользнул по лицу глазами, спросил:

— К матери?

Аэлла кивнула головой, боясь спросить хоть что-то, задать уточняющий вопрос. По-моему, она всё определила правильно. Рядом рынок, улица Пекарей, и именно здесь должна жить Старая Арда, так на улице указали.

Её и служанку пропустили внутрь, в лавку. Здесь торговали хлебом, и мужчина прошёл вглубь, в другую комнату, прихрамывая находу. Всё правильно. Это, должно быть, младший сын повитухи, тот, что хромой от рождения.

— Заходите...— он пригласил их, выглянув.

— Подожди меня здесь,— Аэлла приказала Эл остаться и прошла в другую комнату. Старуху она увидела сразу и даже замерла, не говоря ни слова. Маленькая, согбенная годами и проблемами, повитуха собирала на полке какие-то скляночки, переставляла с места на место, что-то бормоча. На гостью даже головы не повернула, и Аэлла спросила спустя минуту:

— Вы — Старая Арда?

Старуха ответила, даже не глянув в её сторону:

— Я ни разу не видела тебя, в первый раз пришла?— повернулась и посмотрела чёрными внимательными глазами, долгим оценивающим взглядом. Аэлла уже сбросила капюшон с головы, но плащ всё равно скрывал фигуру.— Почему раньше не пришла? Уже вечер, поздно, мы закрыты...

— Я не хочу, чтоб меня видели...

— Нагуляла? С грехом пришла?— усмехнулась хрипло, и в полумраке сухие пальцы её старых рук походили на паучьи лапы, снующие по полкам.— Он уже шевелится?..

Аэлла растерялась, заморгала недоумённо:

— Нет...

— Сколько месяцев?

— Четвёртый пошёл...

— Если хочешь вытравить, уже поздно, надо было раньше думать... Натворите дел, а потом идёте, кто бы вам помог...

— Я не собираюсь... вытравливать его...— от растерянности она аж сделала паузу. Как можно? Как это вообще можно?— Я хочу поговорить с вами.

— Всё равно заплатишь...— пробурчала старуха.

Аэлла промолчала на это, спросила о другом, за чем, собственно, пришла:

— Я хочу поговорить о королеве Иолле...

Старая повитуха вздрогнула, но оправилась быстро, ответила бесстрастно:

— Она давно умерла...

— Да, двадцать пять лет назад, я знаю.

— Она — мать наших наследника и Мирона.

— Я знаю...

— Что тогда надо от меня?— старуха обернулась и сверкнула глазами зло.— Я тебя не знаю, уходи! Я ни с кем ни о чём не хочу разговаривать, это было давно. Уходи от меня.

Её откровенно прогоняли, и Аэлла решила сделать первый шаг, закинуть на удачу, а вдруг повезёт.

— Мирон — не сын короля, а королева, его мать, умерла не сама, её убили!

Старая Арда долго молчала, жуя губами, глядела прямо в лицо исподлобья. Жутко глядела, зло. Шепнула, наконец, когда Аэлла выдержала её пристальный взгляд:

— Садись,— указала рукой на скамью у стола.— Кто тебе сказал это? Откуда ты это взяла?

— Неважно, главное, что я это знаю.

— И что? Что ты хочешь?

— Это вы её убили?

— Я не собираюсь отвечать на твои вопросы.

— Я заплачу вам!— Аэлла стянула с пальца золотое кольцо с рубином.

— Мне не надо этого.

— А чего вы хотите?

— Всё, что знаю, я унесу в могилу. Я долго ждала, и время пришло. Почему сейчас я должна что-то рассказывать?

Аэлла долго молчала, опустив голову, старуха усмехнулась:

— Ты ничего не сможешь доказать, столько лет прошло, да и никто тебе тоже этого не докажет. Лучше будет, если ты уйдёшь.

— Я не уйду, пока всё не узнаю,— Аэлла говорила медленно, негромко, с нажимом.— Не хотите брать денег, можно сделать по-другому. Мой муж — Мирон. В его руках большая власть, он командует войсками...

— Ты запугиваешь меня?— Старая Арда перебила с улыбкой. Но улыбка была сухой, однобокой, совсем без радости.

— Он ещё ничего не знает, но я могу об этом позаботиться... Он узнает, кто убил его мать, кто приложил к этому руку... Не думаю, что он оставит это в покое, он сам захочет разобраться во всём...

— Мне всё равно,— старуха усмехнулась, дёрнув костлявыми плечами.— Я уже старая, чего мне бояться? Что мне сделают? Арестуют, посадят в тюрьму, будут пытать?

Аэлла помолчала немного, потом продолжила всё так же, негромко, с нажимом:

— Вас, может быть, и не арестуют, и пытать не будут, а вот вашего сына... Он же единственный у вас остался? Так?

— Он ни в чём не виноват и ничего не знает.

— Вот и выяснят это...

— Откуда ты взялась на мою голову?— повитуха повысила голос, раздражаясь.— Чего ты хочешь? Что тебе надо?

— Я хочу знать правду!— Аэлла тоже повысила голос, скребнула ногтями по деревянной столешнице, она глядела на старуху снизу, сидя на низкой скамейке у стола.— Я просто хочу знать...— перешла на шёпот:— Я могу пообещать вам, что никто от меня ничего не узнает... Никто не узнает...

— Ты — жена Мирона, не лучше ли тебе верить в то, что он — сын короля?

— Но он — не сын короля!

— Но место Мирона он занимает, разве этого мало?— старуха усмехнулась.

Аэлла помолчала, потом продолжила:

— Я хочу знать правду... Я хочу обменять её на жизнь и здоровье вашего сына... единственного сына...

— Какая ты жестокая...— старуха приблизилась к столу, не сводя глаз с лица незваной гостьи, но Аэлла выдерживала её взгляд, хотя всё внутри замирало.

"Она не расскажет... не расскажет..."— стучало в голове пульсом. Она упёрлась, на неё не действовали ни угрозы, ни деньги. Всё зря! Зря!

Но она ошиблась. Старуха заговорила вдруг, может, испугалась, а, может, решилась сама.

— Это всё король... Он узнал, что жена ждёт чужого ребёнка и, наверное, переживал это тяжело... Да и кому это может понравиться?

Повитуха замолчала, и Аэлла сама спросила:

— Вы принимали роды, вы были с ней, кто убил её? Это сделали по приказу короля?..

Но Старая Арда молчала, думая сама себе, опустив голову.

— Он заставил меня, надавил... Мои мальчики были простыми арбалетчиками в армии короля, он грозился казнить их... или отпустить домой... Это я убила королеву... Во время родов я перерезала ей вену, и она истекла кровью... Ребёнок был крупным, по-другому было нельзя, а ошибиться может любая повитуха...— она сделала паузу, но Аэлла глядела во все глаза, не веря тому, что слышала, губы сами собой распахнулись от удивления.— Король обманул меня. Сразу после всего этого он объявил войну, и... мои мальчики погибли там... Будь он проклят!— старуха стиснула кулаки, сверкнула чёрными глазами.— Обманщик!.. Я собиралась унести это всё в могилу...

Аэлла очнулась и перебила её чуть слышно:

— А ребёнок? Он родился здоровым?

— Конечно! Король хотел, чтобы я убила его, но я слишком много детей приняла на этом свете... Убить его прямо я не смогла, я просто помыла его холодной водой... Он слишком цепко держался за жизнь... Потом его окружали кормилицы и няньки, а, может, королю было не до этого... Война шла пять лет, она занимала все его мысли...

— Ребёнка убить не смогли, а мать — смогли?

— Она — грешница, прелюбодейка, нагуляла ублюдка не весть от кого... Разве может быть у нас такая королева?

— Ну, а Мирон? Он же защищает страну, вас всех, он вам служит!— Аэлла почувствовала, как боль и обида вскипают в ней за него, за этого самого "ублюдка". Она жена его, она носит под сердцем его ребёнка...

— Король хорошо воспитал его, а трон ему не занимать.

Аэлла почувствовала, как сами собой стиснулись зубы. Король воспитал, конечно... Насмешками, ругательствами, прямолинейным именованием "выродок"...

— Кто его отец?

— Твоего мужа?— старуха усмехнулась.— Кто ж его знает! Какой-нибудь проходимец, последний конюх... спальный слуга! Кто сейчас разберёт!— она улыбнулась Аэлле в глаза.— Родишь ребёнка от него, не будешь знать, какого он рода...

Аэлла нахмурилась:

— Неужели при дворе никто не знал, с кем дружит королева?

— За ней внимательно следили, возможно, её ублюдок — плод одной греховной ночи...

Аэлла покачала головой сокрушённо, не веря её словам. Её муж, Мирон, тот, кого она так сильно полюбила — ребёнок неизвестно кого? Проходимца? Конюха?

И у неё от него — тоже?

Кто родится? Она — дочь князя! А он...

— Я не верю... Она что, была такой легкомысленной? Она сама — графиня! Она не смогла... не смогла бы так...

— Откуда ты можешь это знать?

Аэлла пристально поглядела в лицо старой повитухи, заговорила быстро:

— Сейчас вы не ходите во дворец, но двадцать пять лет назад вы ходили... Вы наблюдали её многие месяцы, вы должны были видеть, кто рядом с ней, с кем она общалась, кому улыбалась явно и тайно? Вспоминайте!— она повысила голос, приказывая, как делала это со своими служанками.

— Я не знаю! За ней постоянно следили, слуги, король, Мирон... Откуда мне знать? Я думала, у неё ребёнок короля! Кто мог знать?

Аэлла лихорадочно думала, качая головой, никак не могла сфокусировать взгляд на чём-то. Мирон? Она сказала, Мирон? Родной брат короля? Мирон Уард!

У неё перехватило дыхание. В хрониках сказано, с болезнью короля все дела были переложены на Мирона. Родной брат. Младший брат. Они были погодками. Отец их говорил: "У меня растёт два Майнора..." Он не выделял их. И послов принимали они вдвоём...

Святой Боже!

Да король Эдуор завидовал брату, может, даже ненавидел его, а что было, когда он узнал, с кем жена ему изменила? От кого собирается родить ребёнка? Она, быть может, даже любила Майнора, в отличие от короля, должна была родить ребёнка от любимого и не скрывала этого...

Он должен был знать о сопернике! Он бы любыми путями вытянул из жены имя его! Несильно убивался на похоронах жены, и войну эту проклятую начал... Ну, конечно! Война! Война не вовремя, война проигрышная... И Мирон на этой войне погиб...

Король убил жену, брата отправил на гибельную войну, а ребёнка их низвёл до уровня "выродка"... Сделал Мироном в шестнадцать лет, может, даже думал, что он погибнет? А сейчас — с глаз долой! Наградит титулом, дал жену из опальных и — в далёкий Райрон! Да, и жену из опального рода, лучшей он не стоит...

Аэлла закрыла глаза, чувствуя усталость от избытка информации, и даже голова разболелась.

— Ты узнала, что хотела, теперь уходи!

Аэлла поднялась, глядя в пространство остановившимся взглядом, медленно надела капюшон, перевела взгляд на повитуху.

— Постой-ка!— приказала Старая Арда.— Ты сама сказала, что беременна, что уже на четвёртом месяце...— приподняла седые брови.— Ты же стала женой Мирона вот только? Я ошибаюсь?

Аэлла медленно улыбнулась:

— Не бойтесь, мой ребёнок от мужа... Мы просто обменялись с вами личными тайнами, вы мне, я — вам... Прощайте...— она ушла, повитуха проводила её глазами, и только потом заметила на столе золотое кольцо с драгоценным камнем. Всё-таки оставила.

Она спешила по сумеречным улицам Мирополя в замок короля, шла так быстро, что Эл еле-еле поспевала за ней. Прохожие попадались редко, да даже если бы и были, они вряд ли узнали бы в спешащей молодой женщине с огромными глазами и бледным лицом жену Мирона.

Всё смешалось в её голове, все мысли возвращались к одному и тому же. Она думала и думала о нём. О Мироне. О его матери, о его отце, об обстоятельствах его рождения, о короле, что четверть века вымещал на нём свои обиды, злость и разочарование. Он даже второй раз женился только через столько лет. Младшему Адорру сейчас четырнадцать, значит, Идвару было одиннадцать, когда он родился. А, значит, десять лет, как минимум, король издевался над ним. Методично, жестоко. Он был ребёнком, это было легко. Он и сейчас издевается, хотя Идвар является Мироном, имеет власть, за ним вся армия, и люди его любят. Может, сейчас он и не бьёт его, не наказывает физически, но власть его над ним огромна. Он женил его на невесте, которую выбрал сам, на ней. Он лишает его поста Мирона, отдавая это место младшему брату, который даже по возрасту не подходит. И он — это самое главное — отправляет его из Мирополя, из города, который Идвар любит, как ничто иное, другое, может быть, даже её...

Это король сделал его таким, он воспитал его послушным своей воле, молчаливым, замкнутым, слабым. Он никогда не пойдёт против него, никогда не скажет против и слова, он подчинится королю даже в решении покинуть Мирополь. Ещё удивительно, как он не казнил её в Райроне? Как он решился это сделать?

Неужели его любовь к ней сильнее страха перед отцом?.. Королём! Он не отец ему!..

Он не слабак, он не трус, он значительно сильнее, чем кажется королю. Он с шестнадцати лет участвует в военных походах, руководит войсками, принимает решения. И... он любит её. Она очень важна для него. Она — жена его! И у них будет ребёнок...

Пусть будет проклят король! За все грехи, за все те смерти, за боль и унижения, причинённые ему.

Она, не замечая никого, влетела в спальню, сорвала плащ, села на кровать и, закрыв ладонями лицо, расплакалась. Идвар был тут, ещё не ложился, бросился к ней, удивлённый:

— Что случилось? Аэлла, милая... кто обидел тебя? Почему ты плачешь? Что произошло?— но Аэлла только покачала головой отрицательно, так и не отнимая ладоней от лица.— Кто обидел тебя? Тебе сделали больно? Скажи мне!

Он уже сидел на полу перед ней, поднялся на колени, отнимая силой её ладони, заглядывая в плачущее лицо.

— Ну? Так и будешь молчать? Что случилось?

Она смотрела в его лицо глазами, полными слёз. Весь он, весь его облик, лицо, удивлённые глаза казались теперь роднее, ближе, понятливее. Она словно лучше узнала его, взглянула на него совсем по-другому.

Как же любить его теперь надо, чтобы восполнить столько лет боли и ненависти? "Как мог ты сохраниться таким при таком окружении? Откуда в тебе честность и благородство? Где силы ты черпал все эти годы?"

Она почувствовала вдруг необъяснимую жалость к нему за всё, что он пережил. И с новой силой возродилась в ней любовь к нему. И она готова была простить ему всё.

— Аэлла?— шептал он, видя её отстраненный взгляд.— Что случилось, скажи мне? Прошу тебя...

Она быстро заморгала, сбрасывая слёзы с ресниц, качала головой туда-сюда, не сводила взгляда с его лица. Шепнула чуть слышно:

— Всё нормально... Не спрашивай меня ни о чём, пожалуйста...

— Где ты была так поздно?

— Обними меня, Идвар...

Он удивлённо вскинул брови, растерялся от её просьбы. Она-то знала, как можно было остановить все расспросы.

— Конечно...— быстро сел рядом, обнял, прижимая её голову к груди, утонул пальцами в мягких светлых волосах.— Я переживал за тебя, ты ушла и ни слова не сказала, куда... Возвращаешься в слезах, ничего не говоришь...

— Всё нормально, Идвар...— она отстранилась и быстро стёрла с глаз остатки слёз, улыбнулась чуть через всё, что пережила.— Просто я... я вдруг поняла, как люблю тебя...

Он удивился более чем, даже губы распахнулись от растерянности, от услышанного признания. Он уже и не надеялся когда-то услышать подобное.

— Любишь?— переспросил озадаченно, она быстро кивнула головой.— И не сердишься?— кивнула отрицательно.— И прощаешь меня за всё?— она закусила губу и опять кивнула согласно.— И не жалеешь, что стала моей женой?

— Нет, не жалею, потому что люблю тебя, хочу быть рядом...

— Что-то случилось...— он недоверчиво дёрнул подбородком,— не иначе....

— Ну почему ты такой?— Аэлла отстранилась от него.— Говоришь тебе, не люблю — не веришь, говоришь, люблю — тоже не веришь. Почему?

— Верю-верю...— Идвар тихо рассмеялся, поймал её локти, притянул за них к себе, зашептал:— Ты моя, моя, законно, и никто и слова не скажет, и бояться нечего... Помнишь в Райроне? Как мы прятались, скрывали от всех, украдкой любили, себе самим боялись признаться... А сейчас?

Он ещё сильнее притянул её к себе на грудь, поцеловал в губы. Глаза его сияли. Таким счастливым она его не видела ещё ни разу в Мирополе, может, только в день свадьбы.

— Помоги мне...— она повернулась к нему спиной, дёргая шнурки корсета, сама достать не могла, пока Идвар воевал со шнуровкой, сама она быстро доставала шпильки из причёски.

— Подожди, я сам хочу!— он остановил её и последние несколько штук выдернул сам, и зачарованно смотрел, как освободившиеся волосы золотой волной рухнули вниз, зазмеились по плечам, спине, падая на покрывало постели.— А-а-а...— вырвался у него невольно вздох восхищения.

Аэлла поднялась на ноги, быстро стянула корсет, платье, снятое с плечей, упало к ногам. Она осталась лишь в белой нижней рубашке и туфлях. Идвар смотрел на неё снизу огромными глазами и не верил, что всё это происходит.

Аэлла сбросила туфли и упала на кровать навзничь, через ресницы глянула на Идвара. Как давно они не были вместе, с самого Райрона. Идвар глядел на неё во все глаза, охватывая всю целиком, тело под тонкой рубашкой, изгиб талии, переходящий в выступ бедра, разметавшиеся по кровати волосы, закинутые к голове руки.

Как можно терпеть это? Он столько ждал? Мучительно, тоскливо ждал этой минуты. А теперь и с места боится сдвинуться.

Наклонившись, медленно стянул высокие сапоги, а сам глаз с Аэллы не сводил, чувствуя, как оглушительно стучит сердце, отдаваясь пульсом в каждой клеточке тела.

Господи, что за пытка!

Наконец, он склонился над ней, опираясь на руках, осторожно поцеловал в губы, хотел опять отстраниться, но она обвила его руками за шею, не пустила. Он поцеловал ещё раз, и она запустила пальцы в его длинные волосы, перебурила их, ставя дыбом. Идвар улыбнулся, шепча:

— Что ты делаешь? Что делаешь со мной...

Пряди его чёрных волос упали на лоб и на лицо Аэллы. Она улыбалась, подставляясь под поцелуи, глядела полуприщуренными глазами, забывая обо всём.

— Если ты отпустишь меня, я смогу снять рубашку...

Она только молча кивнула головой. Идвар выпрямился на коленях, быстро стал расстёгивать маленькие пуговицы, но пальцы дрожали от нетерпения и ожидания предстоящих ощущений, не слушались. Вслед за рубашкой он расстегнул пряжку пояса на брюках. Снова склонился над Аэллой, шепча горячим дыханием:

— Ты просто сводишь меня с ума...

Она только довольно хмыкнула, осознавая свою власть над ним. Вряд ли сейчас он думал о короле, о Мирополе, о поездке в Райрон...

Он целовал её, спускаясь всё ниже, ниже, до груди, дрожащими пальцами тянул наверх тонкую кружевную рубашку, добирался до вожделенного тела. Аэлла позволяла ему всё, что он хотел: поцелуи, ласки, горячий шёпот, он даже кусал её в порыве страсти...

Она уже давно ждала его и позволила ему взять её, и простила бы ему даже боль ещё большую. Они так давно не были вместе.

Ей хотелось быть ближе, прижаться теснее, позволить ему даже больше, чем могла, если только это было в её власти. Обнимала за плечи, сама подавалась навстречу каждому его движению. И ничуть не огорчилась, когда для него всё закончилось быстрее, чем для неё, просто шепнула ему в висок, стараясь не отпускать, удержать подольше:

— Я люблю тебя, Идвар...

И всё, что было, что узнала она этой ночью о нём, те обиды и злость на него, отодвинулись далеко назад, в прошлое. Остался только он, он рядом, со всей своей страстью, наготой, с трепетными поцелуями.

Да, она любит его! Ничего дороже его нет для неё на свете. Она потеряла всех родных, всё, что у неё было, а нашла одного его... И любовь к нему затмевает всё!

* * *

Через день рано утром они покинули Мирополь. Идвар уже не был Мироном, он получил титул герцога, как родственник будущего короля. В дорогу они получили лишь двести рыцарей под командованием графа Мардейна и пятьдесят лучников из отряда барона Одара. Если не будет необходимости, этих людей король требовал вернуть обратно. В дорогу он сказал лишь несколько слов напутствия, был сух и строг в словах и взглядах. И Аэлла лишь с облегчением вздохнула, когда процессия покинула замок.

Дорога предстояла длительная, надо было пересечь ещё столько земель. Осень уже стояла поздняя, листопад прошёл, и, чем ближе продвигались они к Райрону, на север, тым с каждым днём было холоднее.

В одном из постоялых дворов, где окружение герцога разместили на ночь, Аэлла спросила, кутаясь в плащ:

— Ты сильно жалеешь, что нам пришлось уехать?

Идвар в это время снимал мокрые сапоги, уже к вечеру пришлось переходить небольшую речушку. Чтобы не толкаться на узком мосту, все, кто был верхом, поехали через воду. Но брод оказался совсем не здесь, а значительно выше по течению, вымокли все до нитки в холодной воде. А на постоялом дворе в комнатах было нежарко, грелись вином, топили камины, ждали горячего ужина.

— Вообще-то, я не хотел покидать Мирополь...

— Ты так сильно его любишь?

Идвар только многозначительно посмотрел на неё, проходя к горящему камину, поставил к огню мокрые сапоги.

— А королю ты говорил?

— Говорил...

— И что он?

— Он своих решений не меняет...

Аэлла сидела на кровати, сжимая на груди полы плаща, обшитого мехом, следила за мужем, он сейчас как раз расстёгивал мокрую рубашку.

— Но ты же понятно говорил ему?

— Я умолял его... я готов был занять любой пост, стать даже советником Адорру... Хоть кем...

— А он?

Идвар стянул рубашку, усмехнувшись, Аэлла не сводила с него глаз, впитывая каждую чёрточку обнажённой груди. Протянула сухую рубашку.

— Быстренько одевайся, околеешь здесь!

Идвар подошёл к ней, взял рубашку и натянул через голову, стал расправлять воротник, заговорил не глядя:

— Он никогда меня не слушал, всё делал по-своему. Только обругал меня, обзывался...

— Даже так?— Аэлла удивилась.

— Называл меня негодником, непослушным и в том же духе...

Аэлла поднялась к нему, Идвар в это время снимал мокрые брюки, остался в одной длинной рубашке. Посмотрел сверху. Она улыбнулась ему:

— Ты у меня не такой, он ошибается, ты сильный и смелый, и... я люблю тебя.

Он улыбнулся в ответ и обнял её, Аэлла закрыла его полами плаща, как смогла, где сумела достать.

— Фу, какой ты холодный... Бр-р!

— Надо погреть...— он подмигнул ей, нашёл её губы, целуя. Подтолкнул к кровати.— Будем греться, а ужин попросим сюда. Хорошо?

Она с улыбкой кивнула головой, соглашаясь:

— Попросим...

* * *

Долгая дорога до Райрона позволяла им быть вместе больше обычного, они, как настоящие молодожёны, не могли наговориться, постоянно находили темы для разговоров, скучали, когда во время пути Идвар ехал верхом, а Аэлла вместе со служанкой — в карете с сопровождением.

Ближе к Райрону дорога стала проходить через княжество, где уже успел выпасть мелкий снежок. Он лишь еле прикрыл землю, но уже передавал душе приподнятое настроение, вселял веру в будущее, наполнял оптимизмом. И иногда, когда дорога была хорошей, Аэлла шла пешком. Завернувшись в тёплый меховой плащ, оглядывала окрестности и уходила мыслями в себя. Бывало, Идвар присоединялся к ней, шёл рядом, ведя коня в поводу, что-то рассказывал, показывая рукой. Он много знал о тех землях, что они пересекали, рассказывал о городах, почему реки и мосты называются так, и хотя Аэлла многое тоже об этом знала, она не перебивала его, не мешала. Он очень много говорил, часто смеялся, шутил, таким в Мирополе она его не видела ни разу. Что-то влияло на него, может быть, она сама, а, может быть, свобода, он, наконец-то, был предоставлен сам себе, и устраивал свою жизнь.

Дорога до Райрона казалась долгой, да и двигались они неторопливо. Именно дорогой Аэлла почувствовала, что у неё начала меняться походка, осанка, да и живот свой она уже не могла спрятать под плащом. А на одном из постоялых дворов она впервые почувствовала, как толкнулся под сердцем её ребёнок. Это испугало её, она даже ахнула.

— Что случилось?— спросил Идвар, нахмуриваясь.

— Ребёнок... толкнулся...— ответила она, прижимая раскрытую ладонь к животу, осторожно, будто к живому. Восторгу Идвара не было предела, он так оживился, засуетился, даже засмеялся довольно, пытался сам услышать своего ребёнка, прикладывая ладони, пока Аэлла не прогнала его. Шептал и шептал без конца: "Мой сын... Сын... У меня будет сын... мой сын..." Аэлла только с усталой улыбкой хмурилась, отвечая ему:

— А если это будет девочка?

— Нет!— он глядел огромными глазами.— Ты не понимаешь! Это будет мальчик! Только мальчик! Только сын!

— Все отцы так думают, ждут наследников, мой отец тоже думал, что у него будет второй сын, а родилась я...

— В нашем роду рождаются первыми мальчики...

— Майноры?— перебила она его, он как-то растерянно моргнул, отвечая ей:

— Ну да...

Она подумала про себя: "Наш сын будет герцогом, он не будет ни Майнором, ни Мироном... Он будет герцогом Райрона... Почему бы и нет?" Наверное, Идвар подумал о том же, потому что как-то вдруг попритих, успокоился, спросил:

— Что-нибудь хочешь?

— Яблоко... меня только от них не тошнит...

Идвар принялся чистить яблоко, а Аэлла следила за его руками, вдруг спросила:

— У вас что, у королей никогда не рождаются дочери?

— Ну почему? Рождаются. Их выдают замуж, правда, редко почему-то бывает. Знаешь, я слышал от своей кормилицы, ты её знаешь, что девочки рождаются от большой любви отца и матери, а ты же знаешь, как у нас проходят свадьбы... Бывает невесту только на свадьбу и привозят, как мою мать, помолвка через письма, всё решают отцы. Какая тут может быть любовь? Хотя, были, конечно, и девочки... Что говорить...

Аэлла молчала, думая. "Как же ты прав о своей матери, как прав... Конечно же, она не любила мужа. Разве можно любить короля Эдуора? Посмотреть на лицо его нынешней королевы, она не живёт, она мучается... Интересно, а отца твоего она любила? Мирона? Мирона Уарда?.. Хотя, какая тут может быть нежная любовь, когда вокруг постоянные подозрения и страхи?.. А то ты родился бы прелестной девушкой с чёрными глазами... Интересно, в какую бы глушь король отдал бы тебя замуж?" Усмехнулась своим мыслям. И куда они бегут? Что такое в голову лезет? Удивляешься только...

Идвар протянул ей яблочные четвертинки без косточек. Аэлла долго глядела ему в лицо с еле приметной улыбкой.

— Вот так, Идвар, уезжала из Мирополя твоей молодой женой — приеду в Райрон беременная на пятом месяце. Вот все удивятся... Король бы эту шутку оценил...

Идвар рассмеялся вдруг, качнувшись на ногах, закачал головой. Ну, слава Богу, пусть уж лучше смеётся, чем грустит. Аэлла откусила кусочек яблока, не сводя с Идвара глаз. Так лучше.

* * *

Приехали в Райрон они почти через месяц после того дня, как покинули Мирополь. Их уже ждали, гонцы давно обогнали их дорогой, и когда новый правитель с женой въезжали в город, толпы людей встречали их на улицах. Это была совсем не такая встреча, как в тот день, когда Идвар, ещё будучи Мироном, с победой въезжал в Мирополь, где его встречали осенними цветами и восторженными поздравлениями. В Райроне народ смотрел на нового правителя с любопытством и ожиданием. Ни криков, ни возгласов, ни приветствий, лишь плотная стена тел за линией рыцарского ограждения.

От него ждали только неприятностей. Уж если оставшийся здесь временный правитель правил так, что же ждать тогда от сына самого короля? Да тем более того, кто разбил армию Райрона, убил князя и его сына-наследника. Конечно же, весть о том, что последняя, в живых оставшаяся представительница княжеского рода, стала женой захватчика по воле короля-тирана, разнеслась быстро. Может, поэтому в окна кареты, где ехала Аэлла, заглядывали грустные женские лица со страдальческим выражением в глазах. Такая печаль во всём, будто покойника везут. Аэлла поджала губы и плотнее запахнулась в плащ.

Другого и ожидать было нельзя. На это и рассчитывал король Эдуор. Они должны справиться, тем более, это же родной Райрон, город, в котором прошло детство. Правда, сейчас он казался враждебным и чужим, и люди — какими-то злыми.

С первых же дней новый правитель окунулся в дела бывшего княжества. Разбирал и отменял некоторые приказы графа Лайдена, метался по всему герцогству из города в город с небольшой охраной, сам выступал перед местным людом; встречался с тамошними правителями — баронами, рыцарями, князьями, — принимал от них заверения и обещания, превращал их в своих вассалов. Действовал методами и кнута, и пряника, где-то делал подарки, уменьшал пошлины и налоги, где-то приходилось угрожать, применять аресты, заточать в тюрьмы. Вершил суды, приказал отремонтировать до весны мосты и размытые с осени дороги. В некоторых местах, сильно пострадавших от осенних и летних ливней, отменил долги по налогам, взяв на себя обязательство выплатить их Мирополю из своих, Райронских запасов.

Уезжал, бывало, на такие сроки, что Аэлла начинала волноваться и боялась за него. Она, случалось, не видела его целыми неделями напролёт, скучала и ждала. Он приезжал всегда уставшим и разбитым, голодным и грязным, злым и сердитым. Она успокаивала, как могла, давала советы, на кого опереться, в ком видеть помощника.

Время летело день за днём, так быстро — для него, и так медленно — для неё, когда она ждала его возвращения, когда уставала от тошноты беременности, и не могла отвести глаз от пылающего огня в камине.

Тем не менее, ситуация в землях начала потихоньку входить в норму, восстания прекратились, кое-где лишь встречались локальные вспышки разбойных нападений. Идвар ждал весны, когда начнётся пахота и посевная, когда все проблемы либо разрешатся сами собой, либо ещё больше обострятся. На зиму занялся пока обустройством города. Нанятые артели мастеров каменщиков, строителей расширяли торговую площадь, увеличивали городскую пристань, чтобы к весне она могла принимать бо́льшее количество кораблей. Правда, пока только шло строительство, мало, кто из жителей понимал целесообразность этих перемен. Эл приносила с рынка тревожные новости; Идвара называли в народе чужаком, осуждали за желание изменить облик города, привычный для всех. Презирали за то, что он пытался своё, миропольское, перенести сюда.

И Аэлла чувствовала обиду за него, вспоминала величественный многоэтажный город, где были сотни мастерских, огромный рынок, на котором можно было купить почти всё. Разве это плохо? Разве что-то плохое делает он? И она понимала, каким чужим стал ей её народ, какое раздражение он у неё вызывает.

Мирополь — горный город, всё, что есть в нём, либо сделано в нём, либо привезено из других земель. А подвоз может быть только через горы, по крутым горным дорогам с юга и с севера. Райрон же стоит на реке, и нет лучшего способа доставлять товары! И насколько дешевле! Почему они не понимают этого? Почему отец этого тоже не делал, как это делает сейчас он, вызывая своими действиями злость и непонимание!

И сухопутные дороги тоже есть!

Её Идвар дальше глядит, вперёд смотрит, собирается из Райрона сделать крупный торговый город, не меньший, чем сам Мирополь. Только жители этого ещё не понимают.

Да, да, её муж оказался не только военным человеком, он может и понимает во многом другом, не только верхом ездить и мечом сражаться. И зря король так относился к нему, не считался с его мнением, не слушал советов. И она помогает Идвару, вселяет своим пониманием, своей поддержкой веру в себя. У него глаза горят, он теперь живёт этим всем. Её Идвар. Герцог Идвар, бывший Мирон, правитель нового Райрона.

* * *

Молодой рыцарь, присланный в Райрон из Мирополя за партией зерна, оказался болтливым на удивление. За какой-то час, пока грузили зерно на подводы, он наговорил столько всего, что Идвар и слова вставить не мог. По крайней мере, узнал последние новости из Мирополя, а то письма от короля не приходили, только сухие распоряжения.

Новости эти его поразили. Оказывается, жена Майнора, вот уже, как месяц назад, родила мальчика. Роды были трудными, невестка короля промаялась три дня, ребёнок, конечно же, задохнулся, он не смог благополучно пройти из утробы матери, а резать было уже поздно. Старая повитуха сказала, что жена Майнора, несмотря на широкие бёдра, имеет узкий таз, поэтому, скорее всего, и со следующим ребёнком будет то же самое.

Гость из Мирополя по секрету рассказывал, откуда ему достались все эти подробности, его даже не пугало, что разговаривает он с братом несостоявшегося отца, и с бывшим Мироном. Конечно, он извинился, соболезновал, сетовал на то, что думал о том, что все это уже знают. В другой бы раз Идвар, возможно, ударил бы его, на этот же — не мог сдвинуться с места, так ошеломило его услышанное.

Не может быть... Так не должно быть...

Этот ребёнок, этот умерший мальчик, это было право Олдера на королевский трон. По старшинству в роду, так всегда было. Значит, из всех внуков короля самый старший будет сын Идвара, тот, которого Аэлла ещё носит под сердцем. Это будет мальчик. Это должен быть мальчик, его сын. И он родится Майнором, он с момента рождения будет наследником трона, он — будущий король Мирополя!

И король Эдуор должен знать об этом уже сейчас, он должен знать, кто сменит его старшего сына на королевском троне.

"Да, да, не я, мне не суждено, не я, но сын мой! Он будет править Мирополем!"

Эта мысль захватила его, не давала ему покоя, он обдумывал письмо королю, но оно всё не оформлялось, пока Идвар не осознал, что должен видеть короля лично. Он должен поговорить с ним. И на утро Идвар, не сказав Аэлле, куда он едет, в сопровождении нескольких телохранителей выехал экстренно в Мирополь.

* * *

Король молча слушал его, глядя в лицо, нахмуриваясь и кривя губы с каждой высказанной мыслью. Идвар начал издалека, напомнил о законах Мирополя, выразил соболезнование и, наконец, перешёл к цели своего приезда. Вот тут король уже не выдержал, вспылил, перебивая резко:

— Что-то я не понимаю тебя, чего ты хочешь?

Идвар чуть покачнулся на дрожащих ногах, долгую дорогу они преодолели всего за десять дней, иногда даже ночуя через раз, всё по пути, дых перевести было некогда. В голове, глаза лишь закрой, смешивались города, посёлки, дороги и мосты, что преодолели они за дни пути. Ещё и здесь... Неужели он ничего не понимает? Он же король!

— У меня скоро родится сын, осталось два месяца... Мой сын, по закону, является наследником трона, он будет наследовать власть в Мирополе...

— Этого не будет никогда!— холодно процедил сквозь зубы король Эдуор. За эти месяцы он заметно постарел, ещё больше черты лица обострились, да седых волос добавилось.— Пока я жив — не будет...

— По закону...— попытался вставить Идвар.

— Я сам себе — закон!

— Так не должно быть,— Идвар не по обыкновению сопротивлялся решению короля, необычно долго, выдерживал его испепеляющий взгляд, упрямо поджимал губы.— Закон, есть закон. По нему сказано, что королём станет старший в семье. Из ваших внуков, мой король, мой сын — самый старший будет всегда, кто бы ни родился потом, даже у Олдера... Мой сын...

Король перебил, вскидывая подбородок, и золотой венец его сверкнул в седых волосах:

— Я не уверен, что это твой сын.

Идвар несколько раз моргнул растерянно, шепнул:

— Не понимаю вас...

— Вспомни, когда ты женился, твоя жена, видимо, уже была брюхата... Ты хоть знаешь, кто его отец? Кто-нибудь из местных там, райронских проходимцев. Неужели ты думаешь, я оставлю трон ублюдку?

Идвар вспыхнул, и румянец гнева появился на скулах, он выдавил сквозь зубы:

— Это мой ребёнок. Я был у неё первым и единственным мужчиной за всё время. Ещё в Райроне, до того, как она приехала сюда по вашему приказу...

Король молчал, и Идвар видел, как под мантией стиснулись его кулаки.

— Ты солгал мне? Я спросил тебя тогда...— Идвар промолчал на вопрос короля.— С каких это пор ты научился врать мне? Ты спал с ней? Ты спал с ней ещё в Райроне?— король нахмурился.— Ах ты, паршивец проклятый!

— Это мой ребёнок! Мой сын! Она — моя законная жена. Мой сын — законный Майнор, он будет наследником, и вы должны вернуть меня и мою жену сюда, чтобы он родился и жил здесь,— он говорил твёрдо, уверенно, он ещё ни разу в жизни не разговаривал так с отцом, таким тоном, с такой требовательностью, с такой уверенностью в голосе, во взгляде. Короля аж затрясло от возмущения:

— Что?!!— он повысил голос, качнувшись вперёд.

Идвар повторил негромко:

— Вы должны разрешить нам вернуться в Мирополь...

— Ни за что! Никогда! Не будет этого никогда!— он резко взмахнул руками, дёрнувшись всем худым сильным телом.— Убирайся! Убирайся назад в свой Райрон! Ты — герцог, ещё пока герцог... Благодаря моей воле... Потому что я так хочу! Я могу передумать, лишить тебя титула, земли, казнить и тебя, и твою жену... Убирайся! Ты в моей власти! Ты — мой слуга, мой вассал! Как можешь ты требовать чего-то? Убирайся с глаз моих, пока я не арестовал тебя, не приказал бросить в тюрьму... Кто ты такой здесь? Ты даже уже не Мирон! Я не желаю видеть тебя в моём городе. Убирайся! Никакого трона тебе, запрещаю даже появляться здесь... Не желаю видеть тебя! Даю час, чтобы ты покинул город, иначе арестую...

Идвар ещё постоял немного, стискивая зубы. Он прогоняет его, он просто выгоняет его, не как родного сына, а как простого слугу, любого другого.

— Мой король...

Он перебил его:

— Никогда, слышишь, никогда твой род не будет занимать трона, ни ты, ни сын твой, ни внук — никто! Пока я жив, пока я могу, я не позволю тебе. Никогда не позволю... Уходи!

— Почему? Что я сделал?

— Убирайся!— король процедил сквозь зубы.

— Я люблю Мирополь, я хочу служить ему...

— Охрана!— закричал король Эдуор, влетели вооружённые воины личной охраны короля в чёрных плащах.— Уберите отсюда... Уведите герцога... Прочь! Вон из города!.. Подальше...

Его попытались взять за локти, но Идвар вырвался, дёрнувшись в сторону, и у горла оказалось лезвие алебарды. Идвар процедил сквозь зубы:

— Я сам уйду...

Его проводили до выхода из дворца, как опасного, от которого ждали лишь неприятностей. Телохранители Идвара надеялись на отдых, покой, хотя бы на два-три дня, но вместе с герцогом Райрона их выпроводили из города.

Предстояла долгая дорога до Райрона. "Домой",— как подумал Идвар, и сам себе удивился. Он назвал Райрон домом. Ничего другого от короля ожидать было невозможно, он ненавидел своего среднего сына, ненавидел всем своим существом, и не скрывал этого. Но, несмотря на поражение, Идвар чувствовал необыкновенный душевный подъём: он впервые в жизни разговаривал с отцом наравных, без страха, выговаривая всё, что хотел, что думал. И даже научился требовать. Что это? Откуда это у него вдруг?

И, пусть, король не внял, зато он сам услышал свой голос.

* * *

Оставшись один, король Эдуор потребовал к себе герцога Вальдена. Его искали долго, вместе с юным Мироном они были на верховой прогулке. Герцога доставили к королю сразу же, как они вернулись, он ещё даже пах конём, и в руке — хлыст.

— Герцог, вы были с бывшим Мироном в Райроне, какие отношения сложились у него с княжной?— король смотрел прямо, врать ему было бесполезно.

— Он сохранил ей жизнь, хотя я этого не советовал с первого же дня, он и слышать об этом не хотел. Они встречались, думаю, раза три вместе ужинали, это точно, но она жила в изолированной комнате. Слуги доносили, она злилась на него, особенно после казни князя, брата её... Я подозревал, что между ними что-то было, связь, но доказательств у меня было. Мирон настаивал, чтобы ей сохранили жизнь даже тогда, когда её брат был под стенами Райрона... Но сам он связь отрицал...

— Почему я первый раз об этом слышу?— король кривил губы, еле сдерживая раздражение.

— Я писал об этом в своих отчётах о походе, вы приказали отдать секретарям...

— Я ещё не читал их!— перебил король раздражённо. Конечно, за всё это время у него было много и других дел, тем более, по возвращении он разговаривал с герцогом, тот и словом не обмолвился о предполагаемой связи Мирона с княжной.

"А княжна там такая, что руку откусит — отдай ей только палец! Это всё от неё веет... Надо было, в самом деле, казнить её от греха подальше. Теперь и этот, от рук отбивается, неужели ещё в детстве не сломался? Мало тебя били! Начал рот разевать. Но выступить войной ты точно не решишься, сил у тебя маловато, а больше не получишь, учти... И те, что дал, назад заберу, чтоб даже головы не поднял! Это надо же, захотел, ублюдка своего на трон? Не бывать этому! Никогда не бывать! А хоть слово ещё скажешь, предателем объявлю! Войной пойду! Всё сожгу и всех вырежу! Чтоб даже мыслей таких не было! Плевать, что ты для всех — сын мой родной! Не позволю!"

Король перевёл глаза на лицо герцога Вальдена, тот всё ещё был здесь, ждал терпеливо, чуть слышно ударяя хлыстом по голенищу высокого сапога.

— Просмотрели вы, герцог, не заметили то, к чему были приставлены...— герцог удивлённо приподнял седые брови, и король продолжил:— Связь у них была... ещё какая... Через два месяца уже наследник родится. И амбиции у нашего герцога большие стали — жаждет трона короля для сына,— брови герцога Вальдена приподнялись ещё выше, а король добавил чуть слышно:— Если что, вы сами армию в Райрон поведёте... Учтите это.

— Да, мой король,— герцог согласно склонил голову.

— Я думаю, до этого всё же не дойдёт, он всё-таки мой слуга пока. А непокорных слуг наказывают.

— Пока все поставки из Райрона идут без перебоев. Я проследил.

— Подождём до весны,— король поплотнее запахнулся в мантию, в огромных залах дворца было холодно, а горные ветры дули из всех окон и углов.— Идите, герцог...

Оставшись один, король долго и мучительно думал, но все мысли, как одна, возвращались к одному и тому же. "Негодный мальчишка! Стервец проклятый! Плод греха! И почему ты не умер ещё младенцем? Сколько проблем можно было избежать..."

* * *

С самого утра Аэлла просидела почти весь день за вышивкой, иногда лишь прогуливалась по комнатам, чтобы отдохнули глаза и кровь разогнать, без аппетита принималась за завтрак, обед, останавливалась на засахаренных фруктах, свежих уже не было, шла зима. Беременность утомляла её, скорей бы уже всё закончилось. Хотя при мысли об этом становилось страшно, наверное, каждой женщине, когда ей предстоит подобное. И обратной дороги уже нет, только вперёд. Она должна это вынести, зато у неё будет ребёнок, её ребёнок. И как будет любить её Идвар! Ещё сильнее! Она докажет ему свою любовь. У них двоих будет ребёнок. Их общий.

Аэлла вздохнула, осторожно положив ладонь на живот. Он ещё здесь и, наверное, ему здесь хорошо, мама близко, она любит его, она его ждёт.

После обеда появился слуга. Оказывается, встречи с ней добивается прибывший с запада барон Свэйн. Аэлла удивилась.

— Хорошо, я встречусь с ним.

Барон ждал её в комнате для приёмов, обернулся медленно, с достоинством, и Аэлла смогла рассмотреть его. Высокий, хорошо сложенный, в доспехах и походном плаще, высокие сапоги со шпорами. Глаза смотрели спокойно, сдержанно, почти неподвижные. Светлые русые волосы аккуратно подстрижены, и лицо чисто выбрито. Настоящий аристократ.

— Здравствуйте, госпожа...— склонил голову.— Я с обеда жду вас...

— Мужа нет сейчас дома, он в отъезде.

— Я хочу поговорить именно с вами.

— Со мной?— она удивилась.— Вряд ли я чем-то могу вам помочь, вам лучше бы было дождаться самого герцога, он занимается всеми делами в Райроне.

— Где он сейчас?

— Я не знаю. Он уехал давно, и не всегда говорит мне, куда.

Барон Свэйн помолчал немного, будто с мыслями собираясь, потом заговорил:

— Госпожа, я приехал с Западного Арда, я представляю интересы аристократии запада, всех, недовольных тем, что происходит в нашей стране. Вы понимаете, о чём я говорю?— Аэлла не сводила глаз с его лица, но не говорила ни слова.— Ваш отец собирался выйти из-под власти короля, мы поддержали его, но не успели прислать войска, потом поддержали вашего брата... Я и мои люди участвовали в сражении под стенами Райрона...

— Вы позволили ему умереть...— она перебила его, и барон замолчал на время.

— Они напали неожиданно, зажали нас в неудобном месте. Это бой, госпожа, там нельзя ничего предугадать. Я командовал отрядом на правом фланге, нас оттеснили в реку, мы отошли с большими потерями... Князь был в центре, он попал в плен...

— Чего вы хотите от меня?— Аэлла повысила голос, чуть склонилась на один бок, прижимая запястье к животу; ребёнок вёл себя беспокойно, словно чувствовал её состояние.

— Мы собрали силы, нужен только сигнал. И ещё,— он перевёл дыхание, не сводя глаз,— нам нужен тот, кто нас поведёт, кто возглавит сопротивление, кто станет против власти короля и его ставленников...

— Что?— Аэлла нахмурилась, склоняясь чуть сильнее, придавила живот предплечьем.

— Мы предлагаем вам возглавить войска...

— Мне?

— Вас никто не просит идти в бой или сражаться, нам важно ваше имя, весь народ по всему Райрону поднимется, если услышит ваше имя, все помнят вашего отца, госпожа...

— Я беременна...— она шепнула чуть слышно.

— Да, конечно, у Райрона будет наследник...

— Но мой муж...

— Он — ставленник короля, он — его сын, он вводит здесь свои порядки. Он — враг нашего народа, он — ваш враг. Он убил князя, убил вашего брата... Когда произойдёт переворот, он будет казнён...

— Он — мой муж...— её голос стал ещё тише.

— Вы стали его женой не по своей воле, вас заставили, это всё король-тиран, все это понимают, вас никто не винит...— он ещё что-то говорил в том же духе, но Аэлла не слышала его, глядя в сторону. "Казнить..." Идвара придётся казнить, чтобы освободить весь Райрон от людей короля... Идвара! Её Идвара! Она перевела глаза на барона и вслушалась в его слова.— ...это нужно для нашей страны, для вашей страны... Так получилось, что из рода князей остались в живых только вы, госпожа, и вы должны освободить Райрон от людей короля.

— Я — должна?— она скривилась, как от боли.

— Всё зависит от вашего слова, от вашего решения, я передам его другим...

— Нет!— она перебила его.

— Что?

— Я говорю, нет!— Аэлла чуть повысила голос, не отводя взгляда с его глаз.

— Почему?— барон удивился её решению.

— Это будет война. Опять война. Король пришлёт войска...

— У них нет Мирона, мальчишке четырнадцать лет...

— У него есть советники, много советников... Барон, вы были когда-нибудь в Мирополе, нет?— барон дёрнул головой отрицательно.— Я была. Это огромный город, это богатая страна, очень богатая, нам никогда не выиграть их, даже если мы сильно захотим. Поймите меня, эта война губительна для Райрона...

— Но ваш отец...

— Нет!— настойчиво повторила Аэлла.— Я не готова объявлять кому-то войну, я — женщина, я жду ребёнка... Я не хочу сейчас думать об этом...

— Я понял вас, госпожа.

Аэлла замолчала, не сводя глаз. Какое-то время она и барон смотрели друг на друга, обдумывая слова, Аэлла медленно покачала головой, шепнула:

— Простите меня...

— Нет, госпожа, не извиняйтесь, вы не виноваты,— он быстро снял с пальца кольцо, положил на столик.— Вы всегда можете передумать, вы в праве, мы будем ждать. Если решитесь, если передумаете, вам надо будет лишь прислать это кольцо мне. Мы придём к вам на помощь все, кто сможет... Прощайте,— Аэлла лишь кивнула головой, видя, как он уходит твёрдым шагом, сжала в руке кольцо. Оно не понадобится ей, она не понадобится. "Господи, лишь бы так и было... Ещё ты тоже... Что тебе надо?.." Она сильнее придавила руку к животу, как будто это могло успокоить ребёнка.

* * *

— Где ты был так долго?— Аэлла сразу же спросила с порога, как только он появился, не сводила взгляда с его уставшего грязного лица, огромных глаз, ставших за дни отсутствия ещё больше, чернее. Он заметно похудел, осунулся, зарос щетиной, и глядел исподлобья, будто ждал подвоха.— Целых двадцать два дня! Я думала, умру от тоски, Идвар. Я думала, что-то случилось с тобой. И я,— она покачала головой сокрушённо,— даже не знала, где искать тебя, ты не сказал, куда едешь...

— Всё нормально, дорогая, я дома...

— Двадцать два дня...— медленно повторила Аэлла.

— Да, я смертельно соскучился, и,— он тяжело моргнул,— и ещё больше устал, поверь мне. Меньше всего мне хотелось бы огорчать тебя, но так вышло. Прости...

Она только глубоко вздохнула и присела на кровать, положив ладонь на живот. Остаётся совсем чуть-чуть, уже весна начинается, снег давно сошёл, оживают деревья, птицы, появились бабочки. Скоро в глаза ударит пронзительная зелень. А в апреле родится он... Отец только его всё время где-то пропадает.

Аэлла терпеливо дождалась его, Идвар вернулся чистым, выбритым, в свежей одежде, и даже улыбка появилась. Подобрался к Аэлле на кровать, положил руку на живот.

— Ну, как вы без меня?

— Тоскуем...— она усмехнулась, перевела глаза вбок, вздохнула.

— Поужинаем вместе?— предложил Идвар, лёг на постель на согнутый локоть, глядел снизу.— Ну не обижайся на меня, пожалуйста, Аэлла, дорогая... Не устраивай сцен, жена!— улыбался, как нашкодивший подросток.— Муж дома!

— Конечно, дома...— она кивнула головой.— Слава Богу...

— Весна идёт, так здорово, кажется, вот зима начиналась, уже сады зацвели...

— У нас ещё нет!— она перебила его горячим шёпотом, и Идвар согласно кивнул головой.

Может быть, она так и не узнала бы, куда он ездил, если бы за ужином он сам не рассказал ей последние новости Мирополя, о родившемся мёртвым внуке короля. Аэлла сразу же насторожилась, убирая салфетку в сторону. Вспомнилась его фраза: "...уже сады зацвели". Какие сады? Где он мог видеть цветущие сады в Райроне? Они зацветут лишь в апреле, дней через двадцать, или чуть раньше, зависит от погоды. Сейчас могут цвести сады только на юге, в южных землях, в Мирополе, например. Она спросила напрямик:

— Ты был в Мирополе?— Идвар медленно перевёл глаза и дрогнул бровями вопросительно.— Ты был у короля?

— Аэлла...— она перебила решительно, с твёрдостью:

— Не надо всего этого, просто признайся, не говори лишних слов, я ничего не хочу слышать. Ты был в Мирополе?— он согласно кивнул головой в ответ.— Зачем? Чего ты хотел от короля? Зачем нужны личные встречи, ты вполне обходишься письмами. Чего ты ещё от него добиваешься?

Она поднялась из-за стола, нахмурилась и, сердито стиснув зубы, смотрела сверху. Идвар заговорил:

— По законам Мирополя, трон передаётся по старшинству в роду, внук короля родился мёртвым...

— Что?— она опять перебила его.— По-моему, я понимаю, о чём ты думаешь...— сделала паузу и качнула головой отрицательно, дёрнула подбородком.— Нет, Идвар...

— Почему?

— Неужели ты не понимаешь, ты — уже не Мирон, ты не можешь даже думать об этом, это глупо, Идвар. Какой трон? Ты — герцог, король сослал тебя подальше...

— Но закон, Аэлла...— Идвар уже поднялся из-за стола и был рядом.— Наш сын по закону родится Майнором...

— Нет, Идвар!— она перебила его, повысив голос, даже воздух рубанула ребром ладони.— Как ты не понимаешь? Король никогда этого не сделает! Он избавился от тебя и меня, и наших детей... Ты же сам знаешь, как он относится к тебе...

— Но закон...— он попытался вставить в её тираду хоть слово, но Аэлла не дала ему этого сделать, опять перебила:

— Какой закон? Он — король! А ты — герцог Райрона! Единственное, на что могут претендовать твои дети — это место в Райроне. Не больше! Пойми это! Перестань даже думать об этом...

Услышав о смерти маленького наследника Мирополя, Аэлла пожалела его мать, бедная Вэллия, для любой женщины это огромная трагедия, а уж для неё — тем более. Она должна была стать королевой, матерью короля. А теперь? Возможно, Майнору придётся искать новую жену. Ждать рождения нового наследника. Жалость к невестке короля, понимание её горя, как будущей матерью, ожидающей рождения ребёнка, вызывало смятение и непонятные чувства в душе. Как вообще в этой ситуации можно думать о какой-то выгоде? Какой тут может быть трон? Это безумие! Только мужчины способны на подобное. Делить что-то, искать какие-то выгоды, радоваться поражениям другого.

Безумие!

— Идвар,— она зашептала чуть слышно,— он ещё даже не родился, а ты уже думаешь о троне для него. Так нельзя!— она покачала головой отрицательно, не сводя глаз с его лица, кровь отлила от щёк от внезапного страха и волнения.— Ты не должен даже думать об этом. Ты должен был сказать мне... Посоветоваться со мной... Это и мой ребёнок...— внезапная усталость обрушилась на неё. Как он мог? Как мог так?

— Я знаю, дорогая. Я поэтому и вернулся без ничего, я даже говорить тебе не хотел, всё равно...— она перебила его, не дав договорить, спросила:

— Что сказал тебе король? Он тебя выгнал?— Идвар кивнул и шепнул в ответ:

— Его гневу не было предела.

— Он угрожал тебе?

— Он обещал пойти войной.

— О, Боже!— она воскликнула, стиснув кулаки, нахмурилась.— Я так и думала, даром он это не оставит. И он сделает это, раз обещает, значит, — сделает. Опять война? Бедный Райрон! Сколько можно?

— Не будет никакой войны! Я вернулся к тебе, вернулся в Райрон.

Она ничего не ответила, так и стояла, глядя в его глаза растерянно, и все слова забылись. Шепнула уже о другом:

— Я боюсь, Идвар, времени остаётся мало. Я не хочу, чтобы, как у неё... пусть лучше живёт, не надо никакого Мирополя...— на глазах появились слёзы, и Аэлла стала стирать их пальцами, размазывая по щекам. Идвар бросился к ней, обнял, прижимая к себе, и она плакала, уткнувшись лицом в мягкую ткань у него на груди, а он гладил её ладонью по голове, успокаивая.

Почему, почему весь этот мир требует войны? Все хотят воевать? Зачем это нужно?

* * *

С самого утра она чувствовала какую-то необъяснимую тревогу, ничего не хотелось ни есть, ни пить, томилась в каких-то ожиданиях, ещё и Идвар уехал куда-то. Попробовала почитать, заняться вышивкой — ничего в голову не шло, долго сидеть на одном месте не могла. Прогулялась по коридорам замка, обошла галерею, побыла на балконе и всё, думая о чём-то, смотрела перед собой, не глядя, ничего не видела. Только душа, казалось, разорвётся от того, что накопилось в ней.

И только к обеду ощутила вдруг боль в животе, через время она повторилась, потом опять. Страх и безумное волнение охватили её в этот момент. Всё! Начинается!

Крикнула Эл, прижимая руку к животу. У служанки глаза в миг на пол-лица стали. Она проводила Аэллу в комнату, сама метнулась за помощью. Скоро вокруг Аэллы были повитуха, врач, служанка. Было, конечно же, рано, все смотрели в лицо её с ожиданием, одна Аэлла всё никак не находила места. Повитуха была местная, райронская, опытная, но нестарая, для неё это были уже не первые роды, поэтому именно она больше всех поддерживала Аэллу, шептала уверенно: "Не бойтесь... это схватки... Они самые тяжёлые, потом будет проще... Держись, герцогиня...— переходила даже на "ты", но Аэлла этого не замечала, а потом даже и не помнила.— Всё будет хорошо... Вот увидите..."

Она ходила из угла в угол, держась рукой за живот, стискивала зубы, давя в себе стон боли, садилась, когда боль становилась нестерпимой. Когда приступы боли отходили, давая передышку, возможность перевести дыхание, набраться сил, Аэлла обводила комнату затуманенным взглядом, хрипло дышала, снова принималась ходить по комнате. Её уговаривали лечь, но ей так было легче, пока ещё были силы. Потом передышки стали короче, чаще, и Аэлла сдалась, легла на постель, уже не пыталась подняться. Боль была такой, что затмевала всё в голове, ни одной мысли не было, кроме злости на весь мир. В ставшие короткими передышки она проваливалась в бессознательный сон, пока не накатывала новая волна боли. Тогда Аэлла резко просыпалась и вскидывалась на постели, пытаясь сесть, скрипела зубами, шумно дыша через нос, но ни разу так и не закричала, хотя, казалось ей, вот-вот и она закричит на всю комнату, на весь замок, на весь Райрон.

Как говорила потом повитуха: "Это были поистине королевские роды, такой силы женщину встретишь не часто... Ни одного крика..."

Что это стоило самой Аэлле, мало, кто мог себе представить. И лишь, когда начались сами роды, в замке появился Идвар, как чувствовал. Узнав о происходящем, влетел по лестнице на третий этаж замка, бросился в комнату, и лишь служанка остановить смогла его, буквально повиснув на нём всем телом. Но он успел крикнуть:

— Аэлла, милая, я тут!.. Я с тобой!

Его вытащили в коридор, и всё время он пробыл тут, ожидая в волнении. И только к вечеру уже облегчённо выдохнул, когда комнату и коридор огласил громкий крик народившегося младенца. Слава Богу! Слава Богу! Живой! Всё равно кто, плевать! Главное — живой!

Вышел врач, седой, с длинными волосами до плеч, он из миропольцев, ещё из первого похода в Райрон, так здесь и остался, у раненых. Идвар метнулся к нему, заглядывая в глаза с немым восторгом.

— Поздравляю, герцог,— врач устало улыбнулся, хмуря седые брови, но глаза тёмные смотрели с пониманием, с радостью.— Всё хорошо, обошлось, здоровенький крепкий мальчик...

— Мальчик?— не веря услышанному, переспросил Идвар.

— Мальчик-мальчик... Радуйтесь...

На порыве герцог обнял вдруг врача, прижал к груди, закричал:

— Я радуюсь! Радуюсь! Ма-альчик! Сын! У меня сын! Сын! Да!

Отпустил врача, оглушённого его криком, его эмоциями, рывком пожал его руку, и быстро спросил:

— А она?.. Что с ней?..

— Отдыхает, всё хорошо с ней, ваша жена, герцог, сильная женщина, молодец. Ей сейчас поесть, выспаться, сил набраться... Восстановится она быстро...

— К ней можно?— Идвар глаз не сводил.

— Можно...

Он влетел к ней, бросился, и перед самой постелью упал на колени, скользнул по полу, ловя в складках одеяла дрожащие тонкие пальцы Аэллы, прижался к ним губами.

— Аэлла, милая...— скривился с болью, заглядывая в её измученное лицо, серые глаза.— Любимая моя, как ты?.. Господи...

— Нормально...— она чуть слышно шепнула.

Идвар глядел, глядел ей в лицо, впитывал всё до мелочей: огромные глаза, капельки пота на лбу, искусанные губы, разметавшиеся по подушке волосы. Его Аэлла, его любимая, самая дорогая... Ткнулся лбом в мякоть одеяла, смотрел исподлобья перед собой на грубую шерстяную ткань. Он так боялся за неё, так волновался, особенно вспоминая свою мать, невестку, да и мало ли подобных случаев. Всё обошлось. Всё закончилось.

— Господин...— его позвали, и Идвар вскинул голову, только сейчас заметив, что в комнате ещё кто-то есть. Повитуха показывала ему завёрнутого в одеялко ребёнка, шептала:— Мальчик... Хорошенький, красивый мальчик... Смотрите, господин...

Идвар поднялся на ноги, отпустил руку Аэллы, и, вскинув брови, изумлённо смотрел на ребёнка. Повитуха поднесла его ближе, а Идвар всё не брал его, глядел во все глаза, не веря им. Ребёнок. Его ребёнок. Мальчик. Его сын. Сын. Долгожданный. Столько с ним связано надежд, планов. Наследник. Его мальчишка. Говорил сам себе и не верил себе же. Быть не может! Ещё месяц назад, ещё вчера, да ещё же утром сегодня их с Аэллой было двое, а теперь...

Он осторожно принял ребёнка, держал на вытянутых руках, боясь придавить к груди неосторожно, он казался таким маленьким, хрупким на ощупь.

— Не бойтесь, господин,— это успокаивала его повитуха,— просто поддерживайте голову, они только кажутся такими маленькими, а есть захотят... О-о-о...— усмехнулась.

Идвар вернул ребёнка и негромко спросил:

— А сейчас он голодный?

— Скоро захочет, сейчас пока спит, он тоже устал, слава Богу, как мама...— повитуха отдала ребёнка Аэлле, помогла ей сесть, поправляя подушку за спиной. Идвар смотрел заворожено, как Аэлла брала его, как прижимала к груди, поправляя одеяльце у лица ребёнка. Чудо, маленькое чудо. Он мог смотреть часами на неё с ним, на её заботливые, аккуратные движения. Она казалась ему самой красивой в мире...

— Где ты был?— спросила вдруг Аэлла, и Идвар вздрогнул, вернувшись из мира мыслей, тряхнул головой, и даже интонация голоса его изменилась:

— Да, в деревне одной тут... Опять пожар, говорят, снова разбойники появились в лесах, дома жгут, скот воруют, крестьян грабят...

Аэлла нахмурилась, поглаживая пальцами машинально бок ребёнка, проговорила негромко:

— Неужели всё опять начинается? Сколько можно?

— Особенно на востоке, откуда твоя мать родом, говорят, местные маркграфы собирают армию. Хотел вот съездить, посмотреть...

— Ну и езжай!..— Идвар вопросительно приподнял брови, будто она говорила о чём-то невероятном, и Аэлла продолжила:— Конечно, если надо, что же ждать? А вдруг восстание начнётся, может, успокоишь, не дашь... А за меня,— поправила себя,— за нас не бойся, мы справимся... Поверь мне, езжай...

Он кивнул головой, решившись.

— Тогда пойду?

— Конечно.

Перед уходом он вернулся к ней на миг, поцеловал аккуратно в губы, шепнул чуть слышно:

— Я люблю тебя... сильно-сильно...

Она согласно покачала головой, улыбнулась. Она и так это знала, а теперь — особенно.

— Иди... Я тоже люблю тебя...— и, когда он был уже у двери, Аэлла окликнула его:— Идвар?— он обернулся.— Береги себя... пожалуйста... Хорошо? Для нас...

Он улыбнулся и молча вышел.

* * *

Он въезжал в деревню не первым, там уже были рыцари из его эскорта. Горели два дома. Жители торопливо носили воду из колодцев, передавали деревянные вёдра, женщины с испуганными детьми у подолов голосили со слезами у вынесенного из домов скарба. Крестьяне с упрямыми лицами глядели недобро из-под бровей, потных волос, растягивали баграми брёвна, заливали водой, на подъехавшего герцога со свитой не обращали внимания.

— Помогите, что ли...— Идвар нахмуренно махнул рукой, отдавая приказ оруженосцам, конюхам, слугам из свиты. Рыцари смотрели с коней, потом разбрелись по деревне, нашли старосту, ещё нестарого крестьянина, смуглого, с тёмными волосами. Здесь, на востоке, чаще обычного были такие. Говорил он быстро, словно торопился, но Идвар понимал. С утра появились вооружённые люди на конях, пограбили, но насилия не чинили, уходя, подожгли вот этих два дома.

— Почему именно эти?— озадаченно переспросил Идвар.

— Хозяева возмущались, не хотели отдавать коня и свинью, да и хлеба́ у них забрали, вчера только выпекли... Весна, вы же сами понимаете, господин, запасов мало у кого осталось...

Идвар понимающе кивал головой, смотрел на старосту с высоты вороного коня.

— Куда ушли? Откуда пришли? Есть ли какие слухи, где могут быть? Кто вообще такие? Как выглядели? Какое было оружие? Какие кони? Кто руководитель? Кто приказы отдавал?— Идвар засыпал его вопросами и внимательно слушал. Староста мало знал об этом, но то, что проявлялось в его скупых репликах, всё больше и больше убеждало Идвара, что напавшие не были разбойниками из крестьянской среды. А, если и были, то, возможно, с хорошим опытом, может, банда орудует с прошлого года. Имеют оружие, лошадей, действуют организованно и быстро.

Что это? Кому это наруку? Зачем жечь дома в деревнях? Чтобы вызывать постоянное недовольство, сопротивление новой власти. Об этом должны знать местные графы. Возможно, они сами затевают это, зима прошла тихо, а, значит, они где-то прятались, от кого-то получали помощь. Не может быть так, чтобы про них никто ничего не знал.

Идвар молча смотрел на огонь пожарища, на снопы ярких искр, подлетающих в воздух, на суетящихся вокруг людей. Почему? Что он делает не так? Почему они ненавидят его одного так, что готовы причинять вред даже своим крестьянам?

— Ладно...— Идвар развернул коня, потянув повод, глянул на своего главного адъютанта из свиты, добавил:— Заплатите им за ущерб...

К вечеру они добрались до замка маркграфа Крейна. Свиту герцога встретили приветливо, разместили, накормили, а для ближайшего окружения и самого герцога был устроен богатый ужин. Маркграф, темноволосый, аккуратный, лёгкий в общении, был приветлив, заботлив, часто улыбался. Узнав, что герцог желает остаться на несколько дней, он приказал разместить гостя в самой лучшей комнате, обещал лучшую охоту.

Что-то настораживало Идвара, может, потому, что он постоянно ожидал какого-то подвоха, неприятностей. Даже сон долго не шёл, несмотря на усталость, долгий затянувшийся ужин, день, проведённый в седле. Не было покоя. Может, в любое другое время он был бы более беспечен, но не сейчас. Он хотел вернуться, вернуться к жене и сыну, как она просила. И поэтому стал подозрителен, прислушивался и приглядывался ко всему. И даже всадник, отъехавший от замка ночью, которого Идвар заметил из окна башни, показался ему странным.

Зачем? Куда надобность ехать среди ночи? Какие новости и кому он повёз? Зачем? Зачем это?

На следующий день Идвар сам обошёл конюшни, кузни, оружейные мастерские, заметил новый колодец, заложенный фундамент под новый амбар для хлеба. Всё казалось ему странным, и большое количество лошадей, и мастера, работающие по оружию. Почему? Но на все вопросы маркграф ссылался к одному: "Наше графство пограничное, как и вся эта территория, мы всегда так жили. Мы постоянно в состоянии войны... Так жили наши предки, и мы так живём. Война — наш хлеб... И князь Райрона об этом знал, мы даже получали льготы в налогах..."

Идвар ничего не ответил, но отказался от предложения погостить, и на следующий же день, к явному недовольству Крейна, покинул его земли.

Так он посетил все земли на востоке Райрона, и везде он встречал всё то же самое, что и у маркграфа Крейна. И это не радовало его. В конце концов, Идвар повернул домой, в Райрон.

Он понял одно: что-то готовится здесь, что-то затевается за его спиной, и что-то недоброе. Будет война...

* * *

Вернулся в Райрон он лишь к вечеру двадцатого дня, его уже ждали. Пока переделал всё после поездки: переоделся, помылся, поужинал, отдал указания свите, что была с ним, к Аэлле и маленькому сыну пришёл уже в глубоких сумерках. Склонился над кроваткой, глядя в лицо спящего ребёнка. Он подрос за эти дни, личико стало ровненьким, беленьким, чистым. И в душе просыпалась трогательная нежность к нему, к маленькому сыну.

Идвар шепнул Аэлле:

— Давно он спит?

Та кивнула головой в ответ, добавила громче:

— Как поел, так и заснул. Теперь будет спать, пока не проголодается. Ты не бойся, он крепко спит, его и миропольскими трубами не разбудишь...

Идвар улыбнулся, вспоминая о них; здесь, в Райроне, такой традиции не было. Аэлла предлагала как-то ему: "Хочешь, можно ввести, люди привыкнут..." Но он отказался,— зачем? — для Райрона это будет чужим, наносным, не стоит.

— Кормилицу нашли?— опять спросил.

Аэлла отрицательно покачала головой, закусив губу.

— Я сама его кормлю,— глянула через бровь,— никому не дам, буду сама... Нашла только няню, чтоб полегче было...

Идвар не сводил с неё удивлённого взгляда, ответил:

— Как хочешь... Дело твоё, может, у вас так принято...

— Я знаю,— перебила его Аэлла,— тебя кормила кормилица, чужая женщина, у нас тоже так принято... Но у тебя не было матери, а я... есть... Я так хочу...

— Я тебя понял...— Идвар дёрнул подбородком, удивляясь её реакции.— Я понял...

Аэлла опустила голову, глянула на спящего ребёнка. Она так решила, что кормить будет его сама. Никто. Только она сама. Она готова была не отходить от него, дарить ему каждый миг, окружить любовью и заботой. Уже и боль, и страдания его рождения забылись. Был он, её маленький мальчик, самое ценное, самое дорогое. Идвар будет уезжать, будет уходить от неё, а сын его будет рядом... Её мальчик... её сыночек...

Аэлла посмотрела на Идвара и заговорила:

— Я ещё не дала ему имени, ждала тебя, хочу, чтобы ты сам назвал его, по-своему, как это принято у вас...

Идвар задумался. Двадцать дней, а у ребёнка ещё нет имени, надо это делать быстрее, тем более, его же пора уже крестить.

— По имени деда...— прошептал чуть слышно.

— Эдуор?— Аэлла нахмурилась.— Как твоего отца?— Отца нынешнего короля звали так же.— Только не так! Бога ради, Идвар...— Он пожал плечами, и тогда Аэлла спросила сама:— А как звали брата твоего отца, Мирона?

— У нас было два Мирона, старший погиб, когда мне было два года, в войне с Гибернией, а младший — учил меня, он умер — мне было шестнадцать, простыл в горной реке, и началось воспаление лёгких...

— Старшего Мирона?— Аэлла подтолкнула его ненавязчиво в нужном направлении.

— Уард...

— Ну...— она пожала плечами задумчиво.— Чем не имя для наследника? Хорошее имя. Уард Райронский. Таких у нас ещё не было.

Идвар пожал плечами. Почему бы и нет. Пусть Уард. Но лучше было бы, если б оно звучало, как Уард Миропольский, король Уард, он был бы уже третьим по счёту. Уард III. Да!

Но вслух ничего не сказал, только вздохнул. Начал раздеваться для сна. Кроватка с ребёнком была в их спальне, рядом, в смежной комнате расположили молодую няню, в другой комнате — Аэлла часто читала, занималась вышивкой, или даже обедала, принимала здесь слуг, чтоб не отрываться от ребёнка надолго. Конечно, со временем эта тревога и мнительность станут меньше, этому подвержены все молодые мамы. А уж тем более, когда родится второй. Он должен быть, и, может, даже не один.

Идвар ложился один, Аэлла всё ещё была у ребёнка. Можно начинать ревновать. Сам себе улыбнулся. Это его ребёнок, и он тоже его любит. Любит маленького Уарда.

* * *

Через пару дней он проснулся среди ночи и лежал, не шевелясь. Аэлла не спала, сидя боком на краю кровати, кормила ребёнка грудью. При скудном свете свечи Идвар видел лишь её силуэт, но чётко различал её шепчущие губы — она что-то ласковое говорила ребёнку. Видел рассыпанные по плечам волосы, мягкую плавную округлость груди и головку ребёнка рядом.

Лежал тихо-тихо, наблюдая за ней, и не хотел, чтобы она знала, что он на неё смотрит. Смотрел, чувствуя, как ресницы шуршат по подушке, и боялся, что Аэлла услышит этот звук, обернётся.

Все, кого он любил, кто был дорог ему, были тут, рядом. Аэлла, жизни себе без которой он не представлял, и маленький Уард. За них он готов был жизнь отдать, сделать всё, чтобы они были счастливы. Его дорогие, самые дорогие на земле люди. И как ему хотелось порадовать их, сделать подарок.

Он мог бы подарить им целое королевство... Весь Мирополь...

Аэлла поднялась на ноги, переложила ребёнка на другую руку, накинула на плечо лямку ночной сорочки, опустила другую со второго плеча. Ребёнок пискнул, но потом чмокнул и замолк. Аэлла вернулась на место. Идвар видел, как подушечками пальцев она мягко постукивает по боку ребёнка, опять что-то шепчет ласково.

Как прекрасна она, любимая... Его любимая. Красивее в мире ничего больше нет...

Надо сегодня же будет написать королю в Мирополь. Пусть знает, что у него родился внук, самый старший внук, старше уже не будет. Пусть думает...

Это было бы здорово — подарить ему Мирополь, ему и его маме.

Совсем недавно, вчера, Идвар узнал, что невестка Вэллия, жена Майнора Олдера, вернулась домой, к своему отцу, в Солк. Король заявил о разводе сына с ней. Сейчас, наверное, ищет ему новую невесту. Торопится. А торопись, не торопись, всё равно, Уард — наследник королевского трона. Но король не хочет даже слушать об этом. Он действует не по закону. Неправильно. Так нельзя делать, как делает он. Он нарушает закон, этого не может делать король. Кто поверит ему потом? Он ненавидит своего среднего сына, ненавидит Идвара с детства, и сейчас это видно больше всего.

Аэлла поднялась, переложила ребёнка на кровать, быстро перепеленала его и убрала в кроватку, подождала, пока он заснул, и вернулась в постель. Поднырнула под одеяло, касаясь Идвара холодными руками, ногами, и он не удержался, обнял, прижимая к себе, стараясь согреть, передать тепло от каждой клетки своего тела.

— Я разбудила тебя?

— Нет, я проснулся сам...

Она легла головой на его плечо, и Идвар чувствовал, как её волосы щекочут обнажённую грудь, обнял ещё крепче, прижимаясь щекой к холодному лбу.

— Замёрзла?— спросил чуть слышно.

— М-м-м...— она согласно двинула подбородком.

— Я не дам тебе замёрзнуть...

Она усмехнулась в ответ и ничего не ответила вслух.

* * *

В ту ночь Аэлла проснулась сама, хотя маленький Уард ещё не звал её, поднялась, проверила его. Спит. Она проснулась раньше, он ещё не проголодался. Аэлла стояла и смотрела на него, спящего. Он подрос. Ему уже месяц и десять дней, он стал сильнее. С каждым месяцем он будет всё больше и больше изменяться, расти.

Аэлла отошла от кроватки и оглянулась. Кровать была пуста, Идвара не было. Где это он среди ночи? Куда делся? Правда, ложилась она вечером без него, он остался работать с письмами и документами. Но ведь не может же он работать до сих пор? Уже поздно, уже за полночь.

Она прошла в комнату и замерла, прислушавшись. За дверью, в смежной комнате кто-то был, там разговаривали. Да. Точно. Там разговаривали. Она подошла ещё ближе. Прислушалась.

— ...Как ты вообще попал сюда? Кругом охрана...

Явный смешок в ответ на вопрос, как Аэлла догадалась, заданный Идваром.

— Это ты здесь чужой, а я знаю все входы и выходы...

— И что это даст? Ну, убьёшь ты меня, а дальше что?..

Аэлла ахнула в поднесённую к губам ладонь. "Убьёшь"? Кто там? Что вообще происходит? Идвар! О чём ты говоришь? Кто угрожает тебе? О, Боже...

Она так этого боялась, всё время боялась, с самого того дня, как они появились здесь. Заговор. Он зрел здесь с прошлого года.

"Идвар! Нет, я не позволю, я не дам им убить тебя... Оставить меня вдовой с малышом на руках?.. Нет! О, Боже..." Она вернулась в комнату, прошла, мельком глянув в кроватку ребёнка, осторожно открыла дверь, прошла в комнату няни, тряхнула девушку за плечо:

— Ула... Ула, проснись...— шептала сквозь зубы, глядела с тревогой в огромные испуганные глаза, говоря:— Позови охрану, здесь кто-то чужой... Быстрее! Он угрожает герцогу...

Няня ушла, быстро собравшись, а Аэлла вернулась к себе, подошла к двери, прислушиваясь.

— Ты захватчик здесь, ты явился с войной, убил князя, и думаешь теперь, спокойно будешь управлять всей этой землёй? Не получится. Тебе не дадут... Здесь многим это не нравится...

— Я знаю...— это Идвар, и голос его был спокойным, без истерики. Во втором, что угрожал ему, Аэлла явственно угадывала что-то знакомое, но такое далёкое, что и мысли даже не было, кто бы это мог быть.

— Откуда ты можешь знать?

— Я был на востоке и видел, что там делают местные маркграфы...

— Я убью тебя, тебе не жить здесь, тебе не править этой землёй, из Райрона ты попадёшь либо в могилу, либо сбежишь к своему папочке-королю...

— Мне в Мирополь дорога закрыта.

— Что так? Папа невзлюбил сыночка? Отправил в ссылку?

— Чего ты хочешь?

— Раз не в Мирополь, значит, — в могилу... Для тебя здесь один конец, тебя ненавидят, тебе желают смерти, ты всем здесь поперёк горла, как ты можешь жить здесь вообще? Как ты мог явиться сюда? Неслыханная наглость! Насмешка над всем народом! Издевательство!.. Убить князя, из его дочери сделать себе жену силой...

— Это воля короля! Он сослал меня сюда, и решил всё за меня... А её я люблю...

— Заткнись!— Идвара перебили грубо.— Что ты понимаешь в этом? "Люблю..." Её ты спрашивал? Что она тебе сказала? Её вообще хоть кто-нибудь спрашивал? Вмешиваетесь вместе со своим отцом, плевать вам на всё...

— Ты один ничего не изменишь...

— Тебя хоть убью, а дальше — плевать...

— На моё место придёт другой, такой же, а, может, и хуже, как решит король. Пора уже давно уяснить — это уже не ваша земля. Райрон — земля короля...

— Заткнись!— его перебили, и тут же ещё громче:— Стой! Стой на месте! Я убью тебя! Только ещё раз двинься — убью!

И тут Аэлла не выдержала, открыла дверь и рванулась вперёд, зашла и тут же замерла, спрятав руки за спину, прижала ладони к дереву двери. Дыхание её перехватило, она не могла сказать ни слова, а глаза, огромные, во всю тёмную синь смотрели на Айрила.

Айрил! Живой! Здоровый!

Господи! Живой Айрил!

Он же говорил ей тогда, что его казнили! Говорил, что его больше нет! Она так и думала, что осталась одна, что нет ни отца, ни брата теперь... А выходит? Выходит, он жив... Жив!

Голос его был полон ненависти и власти, временной власти, что даёт оружие, поэтому она и не узнала его по голосу, поэтому он и казался ей чужим, но это был Айрил... И сейчас он пришёл сюда, чтобы убить Идвара. Он же знает замок вдоль и поперёк! Айрил убьёт её Идвара... Убьёт его...

Молодой князь стоял напротив через всю комнату, справа от Аэллы, а в руке его был арбалет, направленный прямо в голову Идвара. А тот стоял слева от Аэллы, и от Айрила его отделяла лишь пустая комната. Нажми сейчас Айрил на крючок арбалета, и короткий болт с такого расстояния убьёт Идвара на месте. В упор с этого места будет промахнуться невозможно.

Она молчала, и первым заговорил Айрил:

— Аэлла? Господи...— он не верил своим глазам, не верил, что видит её, на что уже и не надеялся с последней встречи, в ту ночь, после разгрома райронской армии.

— Зачем ты пришла?— Идвар перебил его резко, добавил быстро срывающимся голосом:— Уходи! Уходи, пожалуйста, прошу тебя, уйди отсюда...

— Нет!— теперь уже Айрил перебил его, и рука его с арбалетом дрогнула, Идвар в ответ двинул головой в сторону, будто опасаясь выстрела.— Пусть останется, она должна видеть, что я отомстил за отца, за неё...

— Она — моя жена, хочешь ты этого или нет...

— Твой отец заставил её, он просто женил тебя на ней, никого не спрашивая.

— Какая теперь разница?

— Я убью тебя и освобожу её от этих глупых обязательств — быть твоей женой... Она станет свободной... И Райрон — тоже...

— Сюда пришлют другого правителя, может, даже хуже, чем я...— каких усилий стоило Идвару разговаривать с ним спокойно, находясь под прицелом арбалета, можно было себе только представить. Повторять всё по одному и тому же разу, как непутёвому мальчишке... Ему хотелось бы броситься на него, вцепиться в горло. Как он мог, как смел придти сюда, в его дом, угрожать ему, да ещё на глазах Аэллы? Ты уже никто здесь! Ничто не даёт тебе право вести себя так! Ты — сын бывшего правителя, по существу — никто! Все уже забыли о тебе, ты сгинул в волнах Рейи... Раз и навсегда. Вслух же произнёс другое:— Король не оставит этих земель никогда, убьёшь меня — придёт другой, но ты никогда не будешь правителем Райрона. Твоё время ушло...

— Неправда!— Айрил повысил голос, и в этот момент в дверь застучала охрана, потребовала открыть, впустить её. Дверь была как раз за спиной Айрила, и он вздрогнул, нахмуриваясь. Идвар приподнял брови и шепнул громко:

— Вот видишь, тебе нет отсюда выхода, ты сам погибнешь, и вместо двух правителей Райрона,— он говорил эти слова с еле заметной улыбкой, но вряд ли Айрил её видел, он её чувствовал по голосу,— не останется ни одного.

— Ну и пусть...— Айрил вскинул подбородок, и тёмно-русые волосы качнулись, касаясь шеи.

— Я же тебе так и сказал, тебе не править этой землёй; ты остался жив по великой случайности, вот и жил бы, не высовываясь... Был бы жив...

— Прекратите, Господи!— это вмешалась Аэлла, повысив голос, глядела, перебегая глазами то на одного, то на другого.— Хватит!

И тут в соседней комнате проснулся ребёнок, закричал так громко, что замолчали все на миг, слушая его. Идвар нахмурился, дёрнув головой. Аэлла шепнула чуть слышно:

— Уард...

— Чей это?— громко спросил Айрил, не сводя глаз с лица сестры.— Это твой?

— Это — наш...— поправила его Аэлла, и тут же быстро заговорила, срываясь на шёпот, стараясь хоть как-то остановить то, что происходит здесь:— Айрил, Господи, прошу тебя, это наш ребёнок, наш сын, не надо, прошу тебя, умоляю, не надо никого убивать. Мы живём, как муж и жена, у нас есть ребёнок, мы — любим друг друга, любим, слышишь? Неужели ты хочешь сделать меня несчастной, оставить вдовой? Меня — без мужа, а сына моего — без отца?.. Айрил, я...

Идвар перебил её резко:

— Прекрати, Аэлла, лучше успокой ребёнка...

Но Айрил будто и не замечал его, огромными глазами смотрел на неё, будто не верил всему тому, что она говорила сейчас. Да, и понятное дело, о какой любви может идти речь, когда есть идеалы, Родина, отец? Месть, в конце концов!

— Айрил, прошу тебя...— прошептала Аэлла с мольбой в голосе.— Не надо никого убивать... Умоляю...

В этот момент, пока он неотрывно смотрел на неё, пока ушёл мыслями в себя, даже не замечая стуков в дверь за своей спиной, в этот момент Идвар попытался воспользоваться его минутным замешательством — бросился прямо на него. И не успел... Айрил нажал на пусковой крючок арбалета, болт пробил тело герцога насквозь, отбрасывая его назад на несколько шагов. Аэлла и не помнила себя, как сползла вниз по двери прямо под ноги выбегающей из-за спины охраны, как кричала, казалось, на весь замок. Видела и вломившуюся охрану, выломавшую вторую дверь, видела, как они повалили преступника на пол и начали бить ногами. Аэлла кричала и ничего не могла сделать. Она даже не могла сдвинуться с места, а если бы смогла, то не знала бы, к кому броситься на помощь — к мужу или к родному брату... Наконец, Айрила утащили из комнаты, кричал голодный и напуганный ребёнок, в дверях стояло ошеломлённая няня, один из охранников склонился над герцогом. Аэлла медленно, плача навзрыд от бессилия и горя, на коленях подобралась к Идвару. На ковре уже расползалось тёмное пятно. Боялась коснуться, поглядеть в лицо, в огромные тёмные глаза.

Убили... Господи... Идвара убили...

Она осторожно села на колени, коснулась пальцами лица, оторвала тяжёлую голову от пола и положила к себе на ноги. Слёзы текли из глаз бесконечным потоком.

Нет... Этого не может быть... Не может... Нет...

Охранник держал герцога за запястье, вскинулся вдруг, закричал, перекрикивая даже плач ребёнка:

— Жив! Жив ещё!.. Врача! Врача быстро!..

Аэлла этого уже не слышала, замкнулась в себе, со своим горем, со своей потерей. Так и сидела, плача, гладила пальцами выбившиеся чёрные пряди у виска, пока врач не пришёл, не засуетился рядом. Герцога унесли, а Аэллу няня увела в комнату, здесь Эл подала ей в руки ребёнка, заставила покормить, уложила в постель. Все ждали утра, только утра.

* * *

Если бы не заботы о маленьком Уарде, Аэлла в первые же дни после случившегося сошла бы с ума. Поверить в то, что произошло, было тяжело. Всё просто в голове не укладывалось. А ещё, она мучительно переживала за Идвара, только этим и держалась за сознание. Все эти дни врач не отходил от него, боялся самого худшего. И Аэлла — все эти дни в молитвах.

Айрила закрыли в темнице подвала, ждали решения герцога, если всё, конечно, обойдётся. Слава Богу, обошлось. На третий день Аэллу к нему допустили.

Идвар узнал её от порога, бросился навстречу, отрывая голову от подушки, попытался оттолкнуться на руках, но от неожиданной боли вскрикнул вдруг коротко и осел назад. Аэлла бросилась к нему, села рядом, на край постели, коснулась пальцами бледной щеки. Шепнула:

— Господи, Идвар, зачем ты так? Нельзя...

Он хрипло отдышался, претерпевая боль, спросил чуть слышно, а на лбу блеснули капли испарины, ещё бы:

— Что это со мной?

— А ты не помнишь?— Аэлла нахмурилась, нашла пальцы его руки в складочках одеяла, сжала. Идвар отрицательно покачал головой, и Аэлла продолжила:— Айрил приходил...

— Твой брат?— он удивился.— Как так?..

— Он живой, Идвар, он хотел тебя убить, за этим пришёл, хотел убить из арбалета...— голос её дрогнул, так не хотелось вспоминать опять события той безумной ночи, то горе, те чувства, что охватили её над телом любимого человека. Это чудо, чудо, что всё обошлось, она ещё сама не может в это поверить.— Охрана вмешалась, да и ты сам влез... Он мог тебя убить, промахнулся случайно... Врач сказал, ещё бы два-три пальца ниже, и ты бы не выжил, как раз получилось бы повыше сердца, где кровь ходит... И так-то... только чудом... Ключицу сломало, стрела навылет прошла... Бог тебя спас чудом... Слышишь, Идвар, чудом?

Он лежал, слушал, потом спросил:

— А он живой? Где он?

Аэлла молчала несколько секунд, догадываясь, о ком он спрашивает.

— В тюрьме...— шепнула, и вдруг дёрнулась вперёд, заговорила с жаром:— Ты же не прикажешь опять казнить его, правда? Идвар, прошу тебя, не убивай его, пожалуйста...

Он помолчал немного, ответил неопределённо:

— Посмотрим...

Она смотрела на него во все глаза, впитывала каждую чёрточку: болезненную бледность, огромные чёрные глаза, разметавшиеся по лбу влажные волосы. Она так молилась за него, так просила у Бога...

— Казнённых раз второй раз не казнят,— напомнила ему ненавязчиво.

— Не казнят за первое преступление...

При этих словах её плечи поникли. За покушение на жизнь герцога только смерть положена. Ему решать, самому наказать или в суд передавать, там его точно казнят.

— Он мой брат...

— Вот именно.

— Он уже не князь, Идвар, он всё равно не имеет уже никаких прав на эти земли...

— По закону — да, но люди здесь не хотят верить закону, они хотят войны, хотят уйти из-под власти короля, а он для них — шанс...

Аэлла опустила голову, всё правильно, всё он правильно говорит, но...

— Что Уард?— спросил Идвар.

— Растёт...

— Сколько я проболею?

— Месяц, может, два...

Идвар нахмурился. Час от часу нелегче, пока он будет столько болеть, можно не только войну начать, можно её уже выиграть, тем более, когда лето начнётся, самые хорошие дни для войны. Почему всё так не вовремя. И нормальных людей рядом нет, кому бы довериться, все дела на кого переложить.

Нельзя. Нельзя столько болеть. Только силы наберутся, и надо вставать. Нельзя оставлять всё так, будет война, а он лежит.

Идвар отвернулся к окну, замолчал, думая о своём. Аэлла ещё посидела немного и тихо ушла. Да, забот с болезнью у него меньше не стало, скорее, только прибавилось.

* * *

Аэлла долго молчала, разглядывая его сквозь прутья решётки, через полумрак темницы в подвале. Он не двигался, так и сидел боком, прижавшись спиной к каменной стене, подтянув к груди колени. Аэлла смотрела на него и пыталась увидеть его прежнего, того, каким знала ещё хотя бы год назад. Брат. Родной брат. Один отец, одна мать, общее детство.

Это война с Мирополем изменила их всех. Отца не стало, Айрил стал чужим, и она сама изменилась, теперь она по-другому смотрит на мир, на жизнь, и ценности у неё стали совсем другими. Может быть, это не Айрил ведёт себя неправильно, а она?.. Прошлым летом она сама хотела убить Его, зарезать ножом для фруктов, отомстить за отца... Чем она отличалась от Айрила в ту ночь? Да ничем. Только сейчас она совершенно не знала, что делать. Они дороги ей оба: и брат, и муж. Как сохранить их двоих? Как не дать им поубивать друг друга?

— Айрил?— она тихо позвала его, и он ответил, даже не повернув головы в её сторону:

— Это всё правда, что ты говорила? Ты — теперь его жена, ты — мать его ребёнка? Ты живёшь с ним вместе, под одной крышей, за одном столом ешь?— Он медленно повернул голову и из полумрака посмотрел ей в глаза.— Это всё — правда?

— Да, Айрил, всё так и есть. Я стала его женой в Мирополе, нас обвенчали там. Так захотел король, он нашёл мне мужа по своей воле. Но я...— она запнулась на миг, и быстро нашлась.— Я любила его ещё до этой свадьбы, ещё здесь...

— Он убил отца!— через зубы сухо перебил её Айрил, не принимая никаких оправданий.— Как можно было? Ты не могла... Как можно простить такое?

— Я не простила! Я помню! Я помню отца!

— Судя по тому, что делаешь, — вряд ли...

— Я люблю его, Айрил...— она прошептала, скривившись, как от боли, что мучила её. Она всё время должна вымаливать свою любовь у Бога, у чужих, у своих...

Айрил отвернулся, он не понимает её, он никогда её не поймёт. Он всё это время только мыслью о мести жил, как прорваться, как оказаться рядом, как достать ненавистного. О том, что есть у неё, он и мечтать не мог. Она так близко, и он доверяет ей. Но она никогда не сделает этого, и не потому, что женщина, а потому, что духом слаба, она никогда не решится...

Аэлла опять повторила чуть слышно:

— Я люблю его...

— Это не любовь — это слабость!— он резко дёрнул подбородком, нетерпеливо сверкнул глазами, толкнувшись, поднялся на ноги. Аэлла долго молчала, глядя на него. Конечно, она знала об этом, её никто не поймёт, тем более свои.

— Это удел женщин, Айрил, мужчины воюют, им нужны богатства, земли, слава, а женщины уходят в другие семьи, достаются победителям, и им рожают сыновей. Они забывают об отчем доме и живут теперь для другой цели... Мы никогда не поймём друг друга не потому, что кто-то один слаб, а другой сильнее, а потому что я — женщина, а ты — нет... Ты — воин, и тебе никогда не понять, почему я смогла полюбить того, кто убил отца, кто лишил мою землю её правителей...

— Уйди, пожалуйста!— он резко перебил её, дёрнув подбородком.— Я не хочу разговаривать...

— Почему?— она не нашлась, что ответить и просто задала вопрос, может быть, даже глупый.

Как он мог ответить ей на него? Что мог сказать? Разве мог он в двух словах рассказать ей о том, как жил всё это время, что пережил с последней их встречи. Казнь, когда родная река не приняла его, сломанная рука, не дающая покоя ни днём, ни ночью. Зиму он пережил в рыбацком посёлке, никем не узнанный, чужой, одинокий, живущий лишь одной мыслью — мыслью о мести. Найти и убить виновного во всём: в войне, в поражении, в смерти отца, в бесчестии сестры. Сколько скитался он по родной земле, думая лишь об одном, живя одним. И что? Что он мог сейчас ответить на вопрос "почему"? Почему он не понимает её? Почему не может понять её любовь? У них даже общий ребёнок! Да! Это и выбило его из колеи, он поверить не мог...

В конце концов, он сам виноват, надо было убить его сразу, не разговаривать с ним. Думал, а кто среди ночи помешать может?

Аэлла заговорила вдруг опять, видя, как он уходит:

— Мне сказали, что тебя казнили, я не могла поверить, я так и знала, что нет...

Он перебил её громкой усмешкой:

— Не верь всему тому, что тебе говорят.

— Это неправда?

Он обернулся и посмотрел на неё, и только тут Аэлла заметила синяки и ссадины на его лице, шее. Его же била охрана, как они вообще оставили его живым?

— А ты спроси у своего супруга,— Аэлла нахмурилась, и Айрил, заметив это, добавил:— Я же не убил его, да?

— Кто тебе сказал?

— Если бы я его убил, меня бы тоже уже либо убили, либо освободили, всё бы от тебя зависело, или от тех, кто рядом. А он меня не отпустит. Если живой, то не отпустит,— добавил через секунду с насмешкой вместе:— Иди, утешай супруга... Зализывайте раны.

Аэлла отвернулась, закрывая глаза, чувствуя, как стискиваются зубы. Если бы он знал его, знал, какой он добрый, как он умеет любить. Знал бы обстоятельства его рождения, знал о ненависти короля к нему, он бы, может, даже понял его, как это сделала она. Из врага он просто превратился бы в человека со всей своей болью и ненавистью, как любой другой человек.

— Чем я могу помочь тебе, Айрил?— она спросила перед уходом.

— Мне ничего не надо,— он буквально отрезал все её добрые начинания.

— Тёплый плащ, еду, чистую одежду, что?

— Дозу яда, чтоб лишить его удовольствия казнить меня второй раз. До свидания, сестрёнка.

Она ушла, и его слова всё звучали и звучали в её голове. Нет, она не позволит казнить его, теперь не позволит никому, и Идвару тоже.

К вечеру в тюремную камеру принесли чистую одежду, новый плащ, ужин — это всё, что могла пока сделать Аэлла для брата, но на этом останавливаться она не собиралась.

* * *

Охрана привела его в кабинет и осталась у двери. Идвар бегло оглядел его, заметив чистую одежду, поднялся из-за стола, оберегая руку, подвязанную к шее под тканью рубашки. Он только-только начал подниматься, пересилив болезненную усталость, потерю крови, правда, рука, конечно, болела ещё сильно, это всё от сломанной ключицы, от перебитых мышц на спине. Рана заставляла носить себя бережно, так аккуратно, как никогда. И, несмотря на всё, надо было заниматься делами, и самое главное дело — надвигающаяся война. Опасность, в первую очередь, по мнению Идвара, исходила от молодого князя. Эта война — его затея, он всё надеется вернуть обратно свои земли. Удивительно только, почему он сам пришёл сюда, убить соперника, неужели не мог найти другого исполнителя из своего окружения? Оно же, вероятно, у него есть, не иначе.

Айрил покрутил руки, и цепи на его запястьях звякнули, он спросил негромко:

— Это обязательно? Можно и без этого...

— Нет уж! Так спокойнее...— Идвар перебил его, но без раздражения, а всё равно вызвал этим громкую насмешку у Айрила.

— Вы меня боитесь?

Идвар не ответил на этот вопрос, спросил сам:

— Если я не ошибаюсь, тебя казнили в прошлом году, почему я снова вижу тебя?

Айрил долго молчал, и Идвар думал уже, что он не будет отвечать на его вопросы, всё это — бесполезное дело. Если всё идёт к войне, то он никогда не выдаст подельников. Но Айрил ответил вдруг, без уговоров, запугиваний и лишних вопросов:

— Я не утонул тогда, меня снесло течением, у Рейи сильное подводное течение...

— Кто-нибудь помог тебе?

— Нет, течением меня вынесло вниз, на один из островов, в рыбацкий посёлок, я не помню, что там было, рыбаки нашли меня сами...

— Ты у них жил?

Айрил молча кивнул головой, отросшие волосы по-миропольски лежали на плечах, той причёски, аккуратной, что была у него в последнюю встречу в прошлом году, и в помине не было.

— Чем занимался этот год?

Айрил недоумённо пожал плечами в ответ, как будто и так всё было ясно, не ответил. Идвар задал новый вопрос:

— Всё это время ты собирал войска, готовил армию, так? Ты опять хочешь войны? Тебе ещё не надоело заниматься бесплодными делами?

— Я не понимаю, о чём вы? За эту зиму, и осень, и весну я не собирал никакой армии, вы заблуждаетесь, зато я научился ловить рыбу, выпотрашивать её и плести сети...

— Не надо считать меня глупцом!— резко перебил его Идвар, повышая голос, видит Бог, с какой болью отзывалось в груди малейшее сказанное слово.— Свои разговоры о рыбе можешь рассказывать кому-нибудь другому, но не мне. Я прекрасно знаю, чем ты занимался всё это время!

Айрил пожал плечами, давая понять: "как хотите", а Идвар начал засыпать его новыми вопросами, а боль только распаляла его, делала злым, раздражённым:

— Где базируется ваше сопротивление? Где располагается собранная армия? Сколько в ней человек? Какие силы вы собрали? Когда собираетесь выступать? Каков план действий? Кто руководит армией в твоё отсутствие? Кто главный советник? Отвечай!

Айрил наблюдал за ним исподлобья, спокойный, уверенный, и его взгляд ещё больше злил Идвара. Наконец, он ответил после минутного молчания:

— Я не знаю, что сказать вам ни на один из вопросов. Я не знаю,— повторил ещё раз, и на этот раз сквозь зубы, словно выплёвывая слова ему в лицо. Только усилием воли Идвар сдержал себя.

— Врёшь...— шепнул чуть слышно.

— Я не знаю,— настаивал Айрил с уверенностью.— Можно допросить рыбаков, я только весной покинул посёлок, месяц назад... Я не знаю ни про какую армию. Я попал к вам в плен в прошлом году без сознания, я даже не видел, не знаю, кто остался жив, кто руководил отступлением... Я и сейчас не знаю, о какой армии идёт речь...

— А если позовём палача, и он начнёт ломать тебе кости?— голос Идвара был негромким и потому прозвучал зловеще, от него мурашки по рукам побежали даже у самого герцога.

— Зовите...— Ответ был достойным, другого от него Идвар и не ожидал; по-княжески ответил.

— Тебе всё равно?— Идвар приподнял тёмные брови, не сводя глаз с лица соперника. Он — её брат, и они похожи, упрямые оба.

— Теперь — всё равно. Меня уже казнили раз, чем ещё вы можете меня запугать? Пытками? Конец всё равно один — смерть, и у меня, и у вас. Терять мне нечего, всё, что было уже потерял, я уже и не князь, ни земли, ни замка, и сестрой вы меня уже не запугаете... Она теперь — ваша супруга, сами за неё отвечайте, а я один! У меня никого и ничего. И если где-то армия действительно собирается, то поделом вам, я только порадуюсь, и мысленно буду с ними...— Идвар не дал ему договорить, перебил твёрдо:

— Они твою Родину жечь будут, людей твоих убивать!

Айрил долго молчал, словно слова герцога доходили до него с трудом, наконец, шепнул в ответ:

— Это теперь ваши люди...

А Идвар — в ответ:

— А Родина — твоя...

Айрил повысил голос:

— Я не знаю ни про какую армию, что вы спрашиваете меня? Откуда мне знать? Какая армия, кто в ней? Я не знаю!

— Как в Райрон попал?

— Прошёл днём в ворота, как все ходят...

— Где оружие взял? Арбалет... Откуда он у тебя?

— На месте сражения нашёл сгоревший, деревянные части сам сделал...

— Кто тебе поверит!

— Да пошли вы!— зло сверкнул глазами.

Идвар молчал, разглядывая его, потом заговорил спокойно:

— Твоя страна, князь, скоро ввергнется в гражданскую войну, и твои бывшие друзья будут убивать друг друга, а ты геройствуешь, будто это кто-то оценит. Раньше надо было думать...

— Я не знаю!— Айрил дёрнулся вперёд, зазвенев цепями, и охрана от двери тут же скрутила ему руки, выкручивая локти назад, но князь словно бы и не заметил, заговорил дальше:— Думаете, я хочу этого? Думаете, мне хочется видеть, как погибает моя страна под вашими ногами? Да я тысячу раз пожалел, что не умер на поле боя, и ещё несколько тысяч — что не утонул... тогда... Позор этот... видеть...— перешёл на шёпот и замолчал, дёрнув подбородком в бессилии.

— Что ты знаешь обо всём этом? О войне?

— Ничего...— буркнул недовольно, даже не глянул.

— Почему ты сам попытался убить меня, разве не было за тобой кого-нибудь другого? Поручил бы кому-нибудь...

— Я один!— он хмуро глянул исподлобья.

— Это заговор, да? Убить меня, а потом со своей армией придти и захватить власть? На это всё было рассчитано?

— Нет!— он вскинул голову, зло сверкнув глазами от того, что его не понимают, что ему не верят. Быстро заговорил, срываясь, нервничая, перескакивая с одного на другое:— Нет никакого заговора! И про войну я ничего не знаю! И про армию... Если что-то где-то и есть, то на востоке, там ещё есть силы, я там и не был уже год, я был на севере, жил с рыбаками... Они и не знали, кто я... Месяц назад я ушёл, шёл пешком, один, и ничего не знаю... Нет заговора, я не участвую в нём, и армии у меня нет... Нет никого...

Он говорил с таким жаром, с таким пылом, что один из охранников, чтобы осадить его, ткнул кулаком под рёбра, сбивая ударом, коротким, но сильным, дыхание в лёгких. Айрил замолчал, согнулся насколько мог, скривился, превозмогая боль, даже голову на бок повернул, прижимаясь подбородком к правой ключице. Но Идвар не сделал замечания охраннику, думая о своём. Одно останавливало его, если, в самом деле, заговор, если есть армия, почему тогда князя, единственного наследника, на опасное покушение послали? Знали же, что убьют потом, почему тогда? Или нет никакого заговора? Или он — не знает...

— На что ты рассчитывал тогда, когда шёл сюда? Знал же, что убьют, зачем тогда?

Айрил поднял голову и посмотрел исподлобья:

— Меня уже убивали, какая разница, я просто хотел отомстить за отца... за неё...— отвернулся.

Идвар вспомнил о ней, именно её он и имел в виду, Аэллу, он же не знал, что она теперь его жена, а если и знал, то, наверное, не верил.

— За неё?— переспросил почему-то Идвар растерянно, словно не понимая.

— Вам не понять, у вас сестры не было, и вам никто в лицо не говорил гадости о ней... и силой не брал на глазах...

— Я люблю её!— резко перебил его Идвар, чувствуя, как сильная боль отзывается во всём теле, но он готов был испытать боль ещё бо́льшую.

Айрил вскинул подбородок и улыбнулся с насмешкой неверия, глаза прищурил мстительно, и Идвару показалось, ещё миг, и он засмеётся, будто знает, что-то больше, чем все.

— Уведите его!— отдал приказ.

Охрана вывела его под руки и тут же, за дверями, они столкнулись с Аэллой. Она держала на руках своего сына, прижимала к себе, поддерживая ладонью слабую ещё шею, голову, заметив преступника в цепях, охрану, шарахнулась к стене, испуганно поднимая глаза. Узнала Айрила и от удивления распахнула губы. Он и сам удивился, вскинул брови, не сводя удивлённого взгляда с личика ребёнка. Охрана подтолкнула его вперёд, и Айрил прошёл мимо, всё ещё глядя через плечо.

Аэлла уткнулась лицом в шею ребёнка и закрыла глаза, шепча:

— Господи... Господи, спаси, прошу тебя...

* * *

Идвар внимательно слушал своего советника, барона Ноддара. Его он назначил сам из тех, кто пришёл с ним из Мирополя. Спокойный, без глупостей, но безынициативный, исполнительный, честный, но против не пойдёт, это не герцог Вальден. Да и по возрасту — чуть старше самого Идвара, но опытных, старых воинов король с собой не дал. Только графа Мардейна, но его Идвар назначил руководить гарнизоном, размещённым в Райроне, охраняющим город. А из местных выбирать себе советника Идвар не хотел.

В последнее время, с ранением, большую часть бумажной работы Идвар переложил на своего советника, но устно выслушивал все отчёты и письма, давал рекомендации, диктовал ответы, если что-то было срочное или секретное, отвечал коротко сам, благо, правая рука его ещё слушалась.

— Я получил письмо от короля из Мирополя, уже второе...

— Что случилось?

— Он требует вернуть войска, у нас двести воинов графа Мардейна и пятьдесят лучников. Он ссылается на то, что военных действий нет, не было зимой и весной, и сейчас, в начале лета. Требует отослать назад...— Идвар нахмурился при таких вестях, чего ещё задумал там король на его голову?— На первое письмо я не ответил, думал, посоветоваться с вами, но вы ещё болели... Что делать сейчас?

— То же самое...— ответил Идвар.

— Опять промолчать?— барон Ноддар удивился, вскидывая тёмные брови, недоверчиво округлил чёрные глаза. Он был старше Идвара, но иногда Идвару так не казалось.— Король рассердится...

— Он уже рассердился, когда ты промолчал в первый раз. Ладно, я сам отвечу ему, попозже...

— Хорошо, господин...

— Какие новости с востока? Что докладывает разведка? Что там сейчас происходит?

— Пока ничего, всё тихо. Местные охотятся, ничем не показывают, что заняты чем-то другим, кроме развлечений.

Идвар покачал головой, обдумывая ответ. Скоро лето на середину, чего они ждут? Силы копят? От этого только раздражение усиливается, когда не знаешь, что к чему, сколько ждать ещё. Вздохнул. Через время советник ушёл, а Идвар поднялся и с высоты своего роста глянул на расстеленную на столешнице карту Райрона. Нашёл восточные земли. "Где? Где вы? Что вы затеваете? Или, в самом деле, ничего нет, и я только зря поднимаю шум?" Идвар остался один в комнате, тишина угнетала. Он думал, глядя на карту. Потом вызвал охрану и потребовал привести князя Айрила из тюрьмы сюда. Терпеливо ждал, когда приведут.

Его завели и оставили у двери, Идвар поднял глаза от карты на него, приказал:

— Подойди сюда!

Один из охранников за локоть подтолкнул его к столу, цепи на запястьях звякнули от движения. Герцог заговорил первым, обращаясь к пленному, говорил и показывал по карте раскрытой ладонью:

— Я думаю, они готовятся вот здесь, на востоке, здесь далеко от столицы, удобные места, леса, овраги, можно спрятать хоть несколько тысяч... Но разведка молчит, никто ничего не знает...— поднял глаза на Айрила и в упор посмотрел в его лицо. Спросил прямо:— Что думаешь ты?

Айрил долго молчал, поднял руки и потёр ладонью заросшую щетиной щёку, цепи опять зазвенели. Он опустил руки, перевёл глаза на карту. Не будет говорить, это и так понятно, Идвар и сам бы промолчал на его месте.

— Почему вы думаете, что это будет именно восток? Ваши люди были там?— заговорил вдруг Айрил.

— Я сам там был, они готовятся...

— Видели армию?

— Нет,— Идвар дёрнул подбородком,— они готовят оружие и лошадей, и готовятся к обороне...

Айрил помолчал, раздумывая, долго глядел на карту. Нарисованные яркой краской леса, овраги, дороги и мосты, нанесённые деревни и замки. Он представлял это всё вживую, помнил лица людей, что живут там. Он сам год назад объездил все эти места, и они оживали в его памяти.

Идвар заговорил опять, стараясь вывести его на разговор, ведь ничего нового в стратегическом плане он не рассказал:

— Разведка стоит вот здесь и вот здесь,— показал на карте,— потом уходит на другое место. Вот тут,— он указал мост через Рейю, что связывал Райрон с восточными землями,— стоят сторожевые отряды, они задержут их ненадолго... Дорога долгая, мы успеем собраться...

— Они не пойдут здесь...— голос Айрила был негромким, но Идвара замолчать заставил.

— Что?— он переспросил озадаченно.

— Если всё так, как говорите, если пойдут с востока, то здесь не пойдут...— он отрицательно покачал головой.

— Но вы же пришли так!

— Мы торопились, а у них всё лето впереди...

Идвар нахмурился, ничего не понимая, спросил:

— А как тогда они придут? Мост только один...

Айрил чуть склонился над картой, показал грязными пальцами ладони, придерживая второй рукой цепь, чтоб не упала на карту, ответил герцогу:

— Вот здесь вот, выше на север, Рейя расширяется и мелеет, её можно пройти и без моста, в брод, на конях — спокойно пройдёшь, спуститься вниз, вдоль реки, и к Райрону...— поднял глаза на Идвара, добавил:— Вы и ждать не будете...

Идвар опешил от такой новости и долго молчал, никто из местных ни разу не говорил ему об этом. Ничего себе. Вот это да. Он ждёт их на востоке, а они нагрянут с севера? Там же леса, они пройдут через них незамеченными и появятся только перед самим Райроном... И ворота-то закрыть не успеешь, не то что...

Айрил добавил вдруг сам, прерывая мысли Идвара:

— Это, конечно, значительно дольше, но,— дёрнул подбородком,— действенно, вот увидите. Я сам так хотел придти, но отговорили...

Идвар молчал, скосив глаза на бок, смотрел на него, не веря всему, что слышал. Это значит, что они могут напасть в любой момент, днём, ночью, даже сейчас...

"Стоп! Ты уже паниковать начал!"

Вот уж, где паника не самый лучший помощник.

— Почему ты помогаешь?

— Разве я помогаю?— Айрил усмехнулся.— Даже зная об этом, вы ещё попробуйте их остановить...

— Почему ты думаешь, что именно так и будет? Откуда ты можешь знать их планы? Кто руководит ими?

Айрил долго молчал, потом добавил тихо:

— Остановите его...

— Кого?

— Крейна...

— Маркграфа Крейна? Кто он?— Идвар с каждым разом повышал тон голоса, чувствуя, как открывается правда, та, которую он так хотел знать.

— Он — мой дядя...

— По отцу?

— Он — младший брат моей матери... Если он придёт сюда, если он захватит Райрон, он убьёт и вас, и меня, а с королём он договорится,— покачал головой утвердительно,— он сможет... А, если нет,— опять будет война с Мирополем... Он имеет право крови, и деньги, и власть... Его поддержут...

— И он убьёт тебя? Своего родственника?

— И Аэллу, и вас, и вашего сына...

Идвар отвернулся, закрывая глаза. "С королём он договорится..." Конечно, может быть, действительно королю спокойнее оставить Райрон чужому, но лояльному графу, чем родному сыну, который метит на королевский трон... Он даже мстить не будет... Запросит контрибуции... Они договорятся... Ворон ворону глаз не выклюет... Проклятье!

Идвар быстро спросил, оборачиваясь к Айрилу:

— Договориться с Крейном можно?

— Только ценой всех восточных земель,— Идвар нахмурился в ответ, ого.— Столько он просил у меня, и я пообещал...

Идвар задумался, глядя на карту. Дробить Райрон, это не дело. Два правителя на одной земле, это уже много. Но воевать сейчас?.. Король требует вернуть войска, своих сил мало, тем более пришлось разбросать по всем землям, то там, то тут, постоянно ждёшь выступлений...

Все восточные земли, это девять графств, что охраняют Райрон на границах востока, северо-востока и севера. Отдашь эти земли одному, другие запросят или будут недовольны раскладом. Слабость покажешь, запад поднимется, и что? Нет! Никак нет! Ни в коем случае эти земли не попадут к Крейну, или к кому бы то ни было. Райрон — единая земля, дробить её нельзя.

Идвар сокрушённо покачал головой. Глянул на Айрила. Он в своё время пообещал эти земли, ему тогда другого выхода не было, либо так, либо вообще никак... Что же делать? Мироном было проще, приказ есть приказ, а здесь...

— Уведите его...— приказал охране, и Айрила увели. Идвар вызвал к себе советника, начал отдавать распоряжения:

— Разведку с восточных земель убрать, перевести вверх по течению Рейи, вот сюда,— указал на карте, барон Ноддар нахмурился озадаченно.— Здесь же, напротив, через реку, вот тут и вот тут, возвести крепости. Найдите кого-нибудь из местных помоложе, из этих земель, пусть построят две крепости из камня и дерева. Лучники, что с весны начали подготовку, какие результаты сейчас показывают?— глянул советнику прямо в глаза.— Те, что из местных набрали?

— Ну, только учатся, с нашими, конечно, не сравнить.

— Ладно, когда крепости построят, их двумя отрядами разместить там, леса там много, учтите, при крепостях чтоб были мастерские...— барон быстро кивнул головой, соглашаясь.— Надо будет усилить крепости и пехотой... Я ещё подумаю над этим, кого из местных привлечь... Да, и ещё... Эти у нас земли баронов Ирда и Догвина? Хорошо. Пусть берут своих крестьян и от этого места до самого Райрона прорубят в этом лесу просеку, вот так!— Он провёл ладонью по карте.— На ней они же пусть установят сторожевые посты с укреплениями, и сами за них отвечают, теперь это их задача. Много людей там не надо, главное, чтоб вовремя сообщили, если что...

Идвар поднял глаза от карты и встретил изумлённый взгляд чёрных глаз своего советника, следившего за ним с безмерным удивлением.

— Что-то непонятно?— спросил Идвар.

— Зачем?— советник кашлянул и переспросил ещё раз:— Зачем это всё? Меня не поймут, если я начну отдавать такие приказы...

Идвар усмехнулся, выпрямился, чувствуя боль в ключице и в спине, ответил барону:

— Местные всё поймут, даю вам слово...

— Хорошо, если так...

— Занимайтесь, барон, и, чем быстрее, тем лучше...

— Я созову совет на завтра и объявлю приказы, дней за двадцать мы управимся с этим.

— Поторапливайтесь, время не ждёт.

* * *

Через время, когда всё, что хотел сделать Идвар для защиты Райрона с севера, было готово, он вновь приказал привести бывшего князя Райрона. По карте он рассказал и показал все изменения, он и сам их видел, объехал со свитой только на днях, видел крепости, размещённых в них пехотинцев и лучников, сам осмотрел линию укреплений с севера и до самого Райрона. Подойти теперь к городу незамеченным было невозможно.

Айрил выслушал это всё и вздохнул. Идвар перевёл на него глаза, оглядел бегло. Не виделись они уже почти с месяц; князь похудел, оброс ещё больше; глаза обострились в своей темноте, казались ещё больше, чернее даже. Видимо, тайных забот Аэллы за спиной мужа не хватало, чтобы иметь облагороженный вид...

— Что скажешь?— спросил Идвар, советуясь с ним, как с равным.

— А что я могу вам сказать, я же не советник. У вас своих людей хватает... Спрашивайте их.

Идвар усмехнулся в ответ:

— Раз уж начал тогда — продолжай!— говорил с ним беззлобно, с улыбкой. Настроение было хорошим: он обезопасил север, рука его уже хорошо поджила, да и с востока нет пока тревожных новостей, хотя лето уже к середине.

Айрил помолчал немного, потом ответил:

— Я же не знаю, сколько их там и есть ли вообще хоть что-то, может, вы зря тревогу бьёте...

— Посмотрим. Хочешь мира — готовься к войне.

— Быстро сработали...— с улыбкой насмешки сказал Айрил, глядя сбоку на карту, где уже были нанесены изменения.— Самому бы глянуть...— перебросил глаза на Идвара.

— Может быть, и глянешь, твоя заслуга тоже есть.

— Вы уж это...— Айрил замолчал и потёр запястье под цепью, звеня железными кольцами.— Если Крейн, в самом деле, придёт, не дайте ему меня в тюрьме убить, не за решёткой...

Идвар удивлённо приподнял тёмные брови. Ничего себе просьба за услугу.

— Он не попадёт в Райрон, не бойся... Остановим...

— На всякий случай, имейте в виду...

Идвар долго глядел на него и, может, даже совсем по-другому, чем до этого смотрел. Он казался ему теперь более понятным со своими страхами умереть за решёткой, не свободным. Понятное желание всякого нормального человека. И это после двух месяцев почти за решёткой? Видимо, желание быть свободным не проходит со временем, от него не вылечишься, как от болезни.

И сразу уважение какое-то родилось к нему, вспоминалось всё в прошлом: и битва в том году под стенами Райрона, где князь этот сам вёл своих людей в бой, и ранение его — он тоже был со сломанной рукой. И Аэллу он любит, защищал её... Столько общего у них, двоих, между собой, хотя и враги.

— Вина выпить хочешь?— предложил вдруг Идвар.

— Пожалуй...— согласился Айрил, склонив голову к плечу. Идвар знаком руки отпустил охрану за дверь, сам налил вина в два кубка, указал на стул у стола.

— Садись...— протянул один кубок, свой оставил в руке, сдвинул карту в сторону, а на освободившееся место поставил тарелку с хлебом, мясом, зелёными ранними яблоками. Заметив, что Айрил с увлечением смотрит на карту, добавил:— Сделали только вчера, быстро, может, и неточности есть...

— М-м-м...— Айрил согласно кивал головой, он-то их видел. Поднял глаза на Идвара, чуть дёрнул подбородком, смотрел, как на равного, несмотря на грязную одежду, заросшее лицо, неопрятные волосы. И это тоже нравилось Идвару. И похож он был на неё... Это — тоже...

Они выпили, и Идвар видел, с каким наслаждением князь выпил хорошего дорогого вина. Давно не пил такого, но жадности не проявлял, ел и пил аккуратно, будто и не с тюрьмы его привели.

— Как вам Райрон?— спросил вдруг сам, не глядя.

Идвар пожал плечами.

— Я привык уже... Хорошие земли,— заговорил поспешно,— богатые, можно сделать цветущий край, если приложить голову и деньги. Мы расширили рынок и увеличили пристань, она принимает теперь на двадцать кораблей больше, чем до этого. Ты видел рынок сейчас? Ступить негде! И кого только нет! С других княжеств приезжают... А достроим собор — пойдут паломники, пилигримы... Вот тебе и деньги! Можно строить дороги, мосты, новые города...— он говорил с таким пылом, что Айрил с него глаз не сводил, даже про хлеб с мясом в руке забыл, сглотнул и отвернулся, а Идвар продолжил:— У Райрона удачное положение. С запада и востока он закрыт пограничными землями. Рейя идёт на север, в северные земли, а там — море! Надо только с северными князьями отношения поддерживать... Король хотел,— кивнул головой, вспоминая о прошлом,— жена Майнора была оттуда, из Солка...— вспомнив обо всём, замолчал вдруг и опустил голову, глядя на кубок в своей руке.

Они молчали оба какое-то время. Первым заговорил Айрил:

— У вас все в Мирополе такие?

— Какие?— Идвар перевёл глаза на него, нахмурился.

— Желающие всё менять, переделывать...

— Дак, если б мы этого не делали, и Мирополя бы не было. Он же на горах! Там каждый дом, каждая улица — всё руками... Всё вымучено людьми за века... А город,— он улыбнулся, вспоминая его, видел — как перед глазами стоит,— город, как сказка...— тряхнул головой, прогоняя наваждение, тоску, что сердце сжала.— Ты не слушай меня...— потянулся за вином, наливал в кубки, а мысли всё об одном и об одном. Мирополь! Его Мирополь! Разве можно кому-то рассказать о нём, разве можно хоть часть той любви к нему передать? А тому, тем более, кто не видел его ни разу!

Запивал, запивал горечь вином.

— Ты ешь, пей!— подтолкнул тарелку к Айрилу.

— Я яблоко...— тот взял с тарелки яблоко, маленькое, зелёное, кислое. Идвар удивился, спросил:

— Тоже яблоки любишь?— Айрил озадаченно нахмурился, откусывая от яблочка, и Идвар пояснил:— Аэлла яблоки любит... сильно...

И эти слова о ней разбросали их вдруг на свои места, каждый из них понял, кто он, и кто тот, с кем только что вино пил. Отстранились друг от друга. Идвар кубок на стол поставил, глядел в карту, будто только увидел. Айрил медленно ел яблоко, поднося к губам, и цепи на его руках громко звенели. Доел и поднялся на ноги.

— Ладно, герцог, пора мне... За вино спасибо...

Идвар тоже поднялся, но охрану звать не пришлось, она зашла сама вместе с Аэллой и маленьким Уардом на маминых руках. Охранники остались у двери, а Аэлла с ребёнком прошла вперёд, смотрела на брата и мужа у стола более чем удивлённо. Заговорила:

— Там люди приехали от короля, требуют срочно, хотят видеть лично, я пыталась узнать, что случилось, ничего не говорят.

— Хорошо, я сейчас встречусь с ними.

Айрил всё это время смотрел на ребёнка. Уард уже заметно подрос с того дня, как он видел его, сидел на руках матери сам и смотрел на взрослых чёрными глазами. Аэлла быстро перевела взгляд на Айрила, нахмурилась, видя цепи, грязную одежду. Как хотелось бы ей видеть его другим, общаться с ним не через прутья решётки, разговаривать и встречаться свободно, а не вместе с недоумёнными взглядами тюремной охраны.

— Уведите!— приказал Идвар.

Но Айрил успел коснуться пальцами щеки ребёнка — так близко он стоял к Аэлле! — и шепнул громко:

— На отца похож...

Его увели за дверь, а Аэлла и Идвар проводили его глазами, потом перевели их вместе на Уарда.

— Правда?— спросил удивлённо Идвар, Аэлла согласно кивнула головой.— Почему ты сама об этом не говорила?

— Зачем? Какая разница, он всё равно твой сын...

Идвар хотел ещё что-то сказать, но зашёл слуга и доложил, что приехали из Мирополя и просят встречи. Он и забыл, что ещё хотел сказать, и вышел.

* * *

К ночи того же дня Идвар пришёл в спальню и застал Аэллу. Она сидела на кровати и кормила ребёнка, а пока он ел, одновременно играя ладонью с указательным пальцем матери, она что-то говорила ему ласковое. Подняла голову на Идвара, заметила его удручённый взгляд.

— Что случилось? Идвар? Что произошло?

— Я уезжаю в Мирополь...

— Что?— она нахмурилась, не веря своим ушам.

— На рассвете, завтра, еле-еле уговорил, чтоб остались на ночь, хотели ехать прямо сейчас. Король вызывает срочно...— Идвар сокрушённо покачал головой.— Уж и не знаю, что там случилось, ничего не говорят, одно лишь: "король срочно требует вас к себе..." Может, война у них собирается, Адорру помощь нужна, не знаю... Посмотрим...

— А у нас? Что у нас с войной?

— Пока тихо, разведка молчит. Я написал сейчас несколько приказов Ноддару на случай войны, если что, но он-то не местный, а у меня нет на примете никого из местных, кому бы я доверял, как себе... Я приеду быстро, так быстро, как только смогу. Я успею...

Аэлла вздохнула, всё так же нахмуренная от неприятных новостей, спросила:

— И придумать ничего нельзя?— Идвар отрицательно дёрнул подбородком, стал расстёгивать пуговицы камзола.— Никаких отговорок? А письмами? Король мог бы написать письмо, какая надобность ехать туда, в такую даль?

— Я приеду быстро...

— Самое быстрое — больше двадцати дней, это, если ехать и днём и ночью, и там не останавливаться,— она покачала головой от плеча к плечу.— Идвар, я не хочу, чтоб ты ехал и не только из-за войны...

— Почему?

Она помолчала, словно думая, говорить ему или нет, поймёт ли он её.

— Я боюсь... боюсь за тебя... Как представлю ту дорогу... А король? Что он задумал? От него одни неприятности... Он хуже той дороги...

— Аэлла, милая, почему ты такая мнительная? Всё будет хорошо. Я возьму своих телохранителей, ты даже не успеешь соскучиться... Вернёмся быстро, мы уже ездили так. Двадцать два дня, и мы здесь. Вот увидишь.

Аэлла покачала головой с сомнением.

— Король не вызвал бы тебя просто так, он что-то затевает...

Идвар усмехнулся:

— Что он может мне сделать? И зачем?

— Не знаю...

Она унесла ребёнка в кроватку, пока уложила, вернулась, Идвар был уже в кровати. В одной кружевной рубашке Аэлла прошлась по комнате, собирая в кресло разбросанные вещи — задумавшись, Идвар, где раздевался, там и бросал их. А сам сейчас лежал и следил за Аэллой в свете свечей. Свет их падал прямо и обрисовывал женскую фигуру под тонкой тканью, и от этого аж в жар бросало.

— Оставь ты это всё — иди сюда...— шепнул он ей с нетерпением, приподнимаясь на локте.

— Сейчас, сам виноват, разбросал всё, как мальчишка, даже хуже, и кто тебя этому научил?

— Так получилось...

Аэлла погасила свечи и забралась под одеяло, касаясь Идвара холодными ногами, поправляя одеяло, спросила вдруг:

— Что вы делали с Айрилом? Я застала вас сегодня вместе, что у вас за секреты?

— Просто выпили вина...— Идвар придвинулся ближе, стараясь согреть её, Аэлла отозвалась, тоже прижимаясь, грела холодные ступни, шепнула:

— Ты же не прикажешь казнить его, правда?

— Я приеду и подумаю над этим, хорошо?

Он притянул к себе её голову, благо, лежала она так удобно на правом плече, поцеловал в губы, левой рукой осторожно коснулся груди, ощущая её под кружевом ткани. Боль от движения ещё жила где-то внутри, хотя кость уже срослась. Сейчас он меньше всего хотел думать об этом, и о дороге, и о короле. Всё это будет потом, завтра, позже, всё потом... Сейчас была Аэлла, его Аэлла, которую он долго не увидит, о которой он будет скучать... И он набросился на неё, как пылкий мальчишка в свою первую любовь — целовал, ласкал, шептал, шептал, дыша горячим дыханием... И Аэлла принимала это всё, отвечая тем же...

Лишь потом шепнула, опуская его с небес на землю:

— Будь осторожен, пожалуйста, я боюсь за тебя...

Он даже не ответил ей, какими пустыми казались ему её страхи, он больше боялся за то, что оставлял Райрон, чем за то, что приходилось уезжать в Мирополь. А думать о том, или о другом сейчас он не хотел.

* * *

Король Эдуор заметно постарел с последней встречи, как видел его Идвар в последний раз, смотрел неприветливо, исподлобья. Седые волосы лежали на плечах серебряной волной. Ещё больше похудел, вытянулся.

Идвар давно не видел его, уже и забыл о его влиянии на себя, а тут увидел опять, ощутил на себе холодный взгляд из-под ресниц, и почувствовал, как голос дрогнул при встречном приветствии.

Король настроен был решительно, начал задавать вопросы, не сводя взгляда с лица герцога Райронского, будто подвоха ждал или лжи:

— Ты привёл мои войска?

— Нет, мой король...

— Почему?

— Я решил, что они мне ещё пригодятся...— но объяснить не успел, почему,— король перебил его:

— Что ты сделал?— Эдуор нахмурился, словно не расслышал с первого раза, и Идвар терпеливо повторил:

— Я решил, что эти части мне ещё пригодятся, по моим предположениям, на востоке Райрона зреет сопротивление, я уже предпринял некоторые меры, но для уверенности решил, ещё оставить эти части у себя. Райрон располагает небольшим корпусом, я боюсь, его только силами мне не удержать города...— он говорил, говорил, и король его не останавливал почему-то, смотрел спокойно, остановившись всего в двух-трёх шагах от герцога, как раз напротив. Смотрел прямо в лицо говорившего, чуть наклонившись вперёд, сцепив руки за спиной. Идвар намеренно глядел мимо него, поверх плеча, хотя и чувствовал кожей его взгляд на себе.— После войны в Райроне осталась небольшая армия, а местным аристократам я не доверяю, хотя они и поклялись служить мне. Эти части, мой король,— он только при этих словах осмелился перевести глаза на короля, и теперь смотрел ему в глаза и продолжал говорить,— я оставил в Райроне не из блажи, а по необходимости, но, если вы считаете, что здесь они нужнее, я могу послать приказ прямо сейчас.— Он договорил, замолчал и снова отвернулся, вскидывая подбородок, смотрел мимо короля, ожидая его решения.

Король долго молчал, разглядывая лицо герцога. Что случилось? Всё вроде бы то же, всё по-прежнему, внешне всё тот же, но что это с ним? Почему это он ведёт себя так? Что это за тон? Что за голос? Забыл, с кем разговаривает?

— Почему ты молчал на мои письма? Ты не мог объяснить это всё письмом?

— Я болел...— с таким же успехом он мог бы добавить "я чуть-чуть не умер", это произвело бы на короля такое же впечатление — никакое...

— Всё я знаю про твою болезнь! Сам виноват! Беспечность, она никогда никому добра не делала, и ты — не исключение...

Идвар смолчал. Откуда он всё знает? Неужели кругом, даже там, есть шпионы? Как он смеет? В моём доме! Как можешь ты... Будь ты не ладен... От возмущения снова заболела недавняя рана, ключица заныла, она и так дорогой не давала покоя, и тут ещё... Но Идвар не хотел казаться ему слабым, стоял, несломленным, упрямым, сам себе удивляясь.

Король спросил вдруг:

— Ты хоть додумался казнить его?

Идвар помолчал немного, пока молчание уже не затянулось и не стало подозрительным до неприличия, будто он игнорирует вопрос короля, своего сеньора.

— Нет, мой король, я не казнил его... он в тюрьме...

— Почему?— король удивился, глянул изумлённо, даже потянулся навстречу. Идвар опять долго молчал, будто с мыслями собирался.

— Я допросил его — он не участник заговора...

— Ну и что? Он угрожал твоей жизни! Ты вечно, как...— король замолчал, не зная как выразиться, чтоб не выругаться.

Идвар добавил через несколько секунд раздумий:

— После моей свадьбы на княжне Райрона, князь стал моим родственником, теперь он брат моей жены, я не могу казнить своих родных...

— Что-что?— король нахмурился недоверчиво, скривил лицо в удивлении.— Что ты там вытворяешь? Держишь возле себя опасное окружение? Я не для этого послал тебя в Райрон! Я хотел, чтобы ты навёл там порядок, чтобы земля стала послушной, хорошо служила... А получается что? Рядом опальная княжна, её родной братец! Может, ты там и старого князя из могилы поднял?— король громко усмехнулся.— Какой ценой ты наводишь там порядок? Что ты вытворяешь? Может, скоро со своими родственниками ты приведёшь армию и сюда? Будешь добиваться трона? Ты ведь этого хотел, да?

Идвар сухо сглотнул, таких обвинений он не ожидал по отношению к себе. Он там наводит порядок, мечется по всем землям, затеял строительство, получает ранения и претензии — ещё и виноват? Да пусть бы хоть кто другой этим занимался, ему бы и в Мирополе было хорошо на любой должности!

— Осмелюсь напомнить, что княжну в жёны мне вы сами выбрали... Не я себе невесту выбирал...

— Что?— король аж вскинулся от дерзости такой немыслимой.— Может, это я тогда спал с ней в Райроне? От кого она привезла сюда ублюдка под сердцем? Не ты ли рад был этой свадьбе?.. Ты давно всё замыслил, трона захотел...

Идвар стиснул зубы от злости, еле-еле сумел ответить королю:

— Ваши обвинения беспочвенны... Мне не нужен ваш трон...

— Да брось ты!

— Я добивался положения Майнора для своего сына, а не трона для себя...

— Прекрати нести эту чушь! Кто поверит тебе!

— Я действовал по закону, мой сын — старший наследник рода, он должен быть Майнором...

— Замолчи! Ты специально всё сделал!

— Может, по моей вине и невестка ваша мёртвого сына родила?

Такой дерзости король стерпеть не мог, ударил герцога наотмашь по лицу, как бил когда-то такими пощёчинами его ещё мальчишкой, когда он Мироном рос.

Идвар отвернулся, опуская глаза в пол. Не сильно больно, но обидно, обидно до злости, нет, совсем не до слёз. Медленно поднял голову, поднимая глаза на лицо короля, старался выдержать взгляд чёрных прожигающих глаз монарха.

— Устроил в Райроне змеиное логово... Я тебе покажу, как огрызаться, как спорить...

Именно эти слова король говорил в детстве, воспитывая сына, и Идвар хорошо помнил их. Тогда он плакал и искал защиты и понимания на груди кормилицы, теперь он один здесь, и самому за всё отвечать.

Король продолжал спокойно:

— Вернёшься в Райрон и казнишь князя, и наведи там порядок, чтоб не было необходимости держать там лишние войска. Ты меня понял?— выждал секунду.— Я не слышу, герцог! Ты понял приказ?

— Это моя земля, и я буду сам править ею, без ваших советов, и казнить буду того, кого считаю нужным...

Король снова попытался ударить его, но Идвар успел отступить назад и в бок, избегая удара по лицу, отдёрнул и голову, всё так же не сводя взгляда.

— Да как ты... смеешь?

— Вы имеет возможность в своей земле жить не по закону, нарушать закон престолонаследия, по которому жили короли Мирополя. И я в своей земле, в Райроне, буду жить, как считаю нужным, как правильно... Да, я не казнил князя, но я и не отпустил его на свободу, он сидит в тюрьме, как преступник, мне нужны его советы... вы не правы в этом и вы не можете меня заставить, как я не могу заставить вас, считать моего сына Майнором...

— Знай своё место! Я — сеньор, а ты — слуга, и не указывай мне, что делать...

— Я исправно плачу вам налоги из Райрона, почему вы вмешиваетесь в мои дела?

— Райрон — земля короля! Моя земля! А ты — мой слуга, мой вассал, и жизнь твоя, твоей жены и вашего ребёнка в моих руках, я буду решать, что с вами сделать...

— В таком случае, я буду защищаться!

— Ты должен выполнять приказы!

— Я не считаю их целесообразными...

— Я накажу тебя, я приду к тебе с войсками, ты заговоришь по-другому... Мальчишка! Негодный мальчишка! Я знаю, откуда веет этот ветер... Это всё райронские настроения, я разгребу это змеиное гнездо, что ты свил там со своей жёнушкой... Я убью вашего ублюдка, а твою жену отдам солдатам, ты ещё будешь умолять меня, чтобы я сохранил тебе жизнь, ты будешь рад быть хоть оруженосцем, хоть конюхом у меня, последним слугой... Вот увидишь...

— Вы не посмеете... вас не поддержут...

— А кто посмеет? Кто будет против?

Идвар почувствовал, как в груди, под сердцем, поселился страх, он сможет, он, в самом деле, сможет сделать то, что обещает. У него хватит сил. И ненависти хватит...

— Вы вымещаете зло на мне, за то, что у меня всё благополучно, за то, что я справился в Райроне, вы же думали по-другому... Вы хотели войны там, хотели выставить меня дураком, поэтому и на ней женили, и туда же послали, чтоб меня ненавидели там, чтобы и она меня ненавидела. Вы хотели посмеяться надо мной, ведь Мироном у меня всё получалось...— Идвар говорил быстро, не сводя глаз с лица короля.— А вышло всё по-другому... иначе... Я справился там, войны нет, хотя меня там и ненавидят... И я люблю свою жену и своего Уарда... А вам не повезло... Удача оставляет вас, ваш любимый сын должен будет передать трон не своему сыну, а моему...

— Уарду? Ты сказал, Уарду?— король перебил его, мгновенно сменяясь в лице.

Идвар нахмурился, не понимая вопроса.

— Ты назвал его Уардом?— переспросил король.

— А что такого?— Идвар удивился вопросу.

Король Эдуор побледнел лицом, глаза его лишь оставались чёрными, как уголь.

— Никогда, слышишь, никогда я не позволю пока живу, чтоб даже близко к трону... Никогда!— повысил голос, сверкая глазами.

— Это незаконно...— начал было Идвар, но король перебил его решительно:

— Ни тебе, ни детям твоим, ни внукам — никому!

— Почему?

— Убирайся с глаз моих, ублюдок... Захотел тоже... Не будет твоего рода... никогда не будет... Огнём сожгу, убью всех, но чтобы позволить тебе? Никогда! Убить тебя надо было ещё в детстве, когда родился... чтоб вслед за матерью потаскухой... Нагуляла тебя, родила ублюдка... В подоле притащила грех на свет божий...— короля понесло, он даже не думал, что говорит, кричал бессвязно, обрывками мыслей, словно вслух думал. А Идвар с каждым сказанным словом короля на ногах еле-еле держался. Сердце разрывалось. Нет! Нет! Нет! Быть этого не может...

— Неправда... Неправда...— шептал еле слышно.

— Сама умерла, мне тебя оставила, чтоб сам позор этот всю жизнь нёс...

— Неправда... Я не верю...

— Как последняя... родила и сама, поди, не знала, от кого... Слуга какой-нибудь вшивый ублажал похотливую...

— Нет!

— А ты теперь трона захотел, для себя, для сыночка... Не будет! Ничего не будет... Убирайся! Радуйся ещё, что живой, что хоть что-то умеешь... Что не убил с горячки ещё мальчишкой... Не выбросил по-доброте душевной... Убирайся, и помни об этом... О жизни, подаренной...

Идвар и сам не помнил, как вышел из зала, на слабых ногах спустился по лестнице куда-то, сел на корточки у окна башни, сжался от боли, что сердце разрывала на части, и расплакался, как мальчишка много-много лет назад.

Пощёчины не возымели действия, как было когда-то, король сумел найти другой способ, жестокий способ, но тоже сумел вызвать слёзы, как когда-то давно.

Плакал и сам себя не ощущал, никого и ничего не видел, кроме боли своей, что жгла изнутри, не давала покоя.

Нет... Не может быть... Это неправда...

Он мог сказать это по-другому, подобрать другие слова, вообще не говорить об этом, раз двадцать шесть лет не говорил, но он сказал, сказал именно так и именно вот этими грязными словами, обвиняя его, предъявляя претензии в том, что не лишил жизни. И эти слова звучали в ушах, звенели в сердце, сохранялись, врезаясь с болью, с кровью, на всю жизнь.

Господи... Ну, почему, почему, именно так?..

Он плакал, и слёзы уносили эту боль, делали её не такой острой, она приобретала совсем другой вид, она не вызывала больше новых слёз, но она рождала злость и желание бороться.

Проклятый король! Будь ты проклят!

Пожалел? Не убил? Не выбросил? Жизнь подарил? Зря! Ты ещё пожалеешь об этом! Пожалеешь, что жалость свою, сострадание прошлого вот так плюнул в лицо...

Идвар, стиснув зубы, спускался по лестнице вниз, туда, где ждали его его телохранители. Домой! Только домой!

Молодые рыцари в облегчённых кожаных доспехах обернулись к герцогу.

— Готовьте лошадей, поторапливайтесь...

— Уже едем? Сейчас?— переспросил кто-то.

— Да...— голос был сухим, отрывистым, даже злым, может, поэтому никто и не стал задавать вопросов.

В конюшне им дали свежих лошадей, пока готовили, Идвар торопливо собирался, затягивал пояс с мечом, кинжал, доспехи, набрасывал плащ. Никто бы и не поверил, что каких-то полчаса назад он был убит горем и изливал его слезами.

Лишь перед самым отъездом кто-то осмелился сказать:

— Герцог, у нас Дорра нет, он уехал мать навестить, она где-то тут недалеко живёт, надо подождать...

— Догонит!

Идвар первым покинул двор замка, за ним потянулись телохранители.

* * *

Король Эдуор долго не двигался с места, а мысли его наоборот неслись на всех парусах. "Ублюдок... Чего захотел... Трона тебе? Не получишь! Никогда не получишь... Я тебе покажу, кто здесь король и, что это значит... Разорю весь Райрон, убью твоего ублюдка и жену твою... Чего затеяли, ты только погляди...

Убирайся с глаз, уноси свою жалкую душонку отсюда, чтоб глаза не видели, чтоб даже не думать о тебе... будь ты проклят! И я ещё позволил тебе жить? Разрешил... Надо было убить своими руками ещё младенцем, ещё когда ты только пищать мог... Негодник! Гадёныш! Паршивый сопляк!

Я покажу тебе... Покажу..."

И снова заболело сердце, скололо так, что не продыхнуть, не сдвинуться, в голове сверкнуло яркой вспышкой: "неужели всё?" Еле-еле сумел добраться до трона, сел боком, глядя в пол. Тихо дышал через зубы, неглубоко, слушал, как боль потихоньку проходит.

"Нельзя. Ох, нельзя сейчас болеть. Выкинет этот негодник что угодно, надо быть готовым ко всему. Казался тихим забитым мальчиком, слабачком, с глазами на мокром месте, а что выросло? Рта боялся лишний раз открыть, десять раз думал прежде, чем сказать хоть слово, а чтобы поперёк — ни в жизнь! Ещё мальчишкой выбил из него эти желания, говорить что-то против... А что же теперь?.. Почему ты изменился?.. Кто изменил тебя?

Я-то был уверен, ты таким и останешься на всю жизнь. А ты вдруг на трон замахнулся... Это всё Райрон виноват, княжна эта проклятая... И почему я не казнил её ещё с самого начала? Здесь ведь жила, в замке, под боком. И ведь видел, видел её насквозь... Тихоней она не казалась, тихий омут, скорее, с чертями...

Всё от неё... Только от неё..."

Король глянул на себя и заметил, что сидит он на троне боком. Ничего себе! Как незаконный король, будто делил его с кем невидимым! Что это за наваждение! Проклятье! Это всё этот паршивец виноват...

Врёшь, так не будет, как ты желаешь, и смуту сеять я тебе не дам... Мне без тебя легче, чем с тобой...

Приказал позвать начальника своей охраны, спросил:

— Где герцог Райрона? Я хочу, чтобы вы арестовали его...

— Он уже покинул замок и, скорее всего, вообще уехал из Мирополя...— граф Мард внимательного взгляда с лица короля не сводил.

— Остановите его...— прошептал король чуть слышно.

— Как, мой король?

— Пошлите людей, убейте его вместе с его людьми, не дайте ему добраться до Райрона... Тайно... Убейте его...

— Хорошо, мой король,— граф Мард прикрыл чёрные неподвижные глаза и чуть наклонился, приложив раскрытую ладонь к груди.

— Только быстрее, граф, быстро и тихо...

— Да, мой король.

Граф вышел. На него можно положиться, он всё доводит до конца. Он сможет отобрать лучших людей, и всё сделает правильно. Герцог Райрона просто пропадёт в дороге, а дорога дальняя, опасная, мало ли что, да и врагов у него хватает. "Ты даже понять ничего не успеешь... А я приду и проведаю твою жену и сынишку..." Только эта мысль смогла вызвать улыбку на губах короля, первую с момента встречи с герцогом Райрона сегодня.

* * *

Нет, он нисколько не сомневался в словах короля. Всё может быть. Это действительно правда. А как ещё объяснить отношение короля с самого детства. Эти вечные недовольства, придирки, унижения, недоверие. Своего сына Олдера он никогда не бил, выделял во всём. Оно и понятно теперь... Всё понятно... Но зачем, зачем это надо было делать так?

С самого детства он принимал отношение короля к себе, как к Мирону, то есть тому, кто занимает второе место. А, оказывается, король просто ненавидел его и вымещал на нём всю свою злость...

"Эх, мама, мама, что же ты наделала? Как же испортила ты жизнь своему сыну, если бы ты только знала, как плохо мне сейчас..."

Он торопился в Райрон, туда, где его любили, где были родные лица, где он надеялся, что его поймут. "Аэлла не знает, простит ли, узнав, что я незаконный сын короля, что я и отца своего не знаю... А, может, действительно там человек недостойный, и я должен быть благодарен королю за то, что я — есть я... За то, что он воспитал меня таким..."

Дорога шла через густой лес Мирополя, спускалась вниз между поросших лесом и кустарником скал, делала резкие повороты, иногда круто уходила вниз. Быстро ехать верхом не получалось, кони не могли набрать большую скорость. К вечеру они должны были спуститься в равнинный Мирополь, там дорога была лучше и шла через сады и виноградники. Через несколько дней опять входила в густые скалистые леса.

Так как выехали они из Мирополя лишь после обеда, то, скорее всего, до равнины они к ночи не добрались бы, надо было делать привал в лесу или ехать всю ночь. Идвар решил не останавливаться надолго, максимум покормить лошадей, поесть самим, даже костра не разжигать. Но его молодые телохранители и этому отдыху были рады, тем более всю дорогу герцог задумчиво молчал и не реагировал на вопросы.

Выбрали небольшую ложбинку, поросшую травой, трёх человек отпустили пасти лошадей, остальные остались готовить ужин. После долгих уговоров Идвар разрешил разжечь огонь. Молодые парни разбрелись по лесу в поисках дров. Охрану решили не выставлять, а чего бояться в землях Мирополя? Сумерки только-только начали опускаться, в лесу только заметно темнее, но до ночи было ещё далеко.

Идвар остался здесь, у места привала, всю дорогу ему не давал покоя пояс с мечом и кинжалом, сломался замок, а без него пояс не держался нормально на талии, проворачивался под тяжестью меча. И сейчас Идвар убрал всё оружие и, оставшись без пояса, пытался отремонтировать замок. У него не получалось, надо было вшивать новый или искать мастера. Рядом с Идваром остался один из телохранителей, молодой Киран — мальчишка лет восемнадцати. Он впервые поехал в Мирополь, а сам был из Райрона. Его отец погиб в бою с князем Айрилом, поддержав Мирона, и Идвар решил сделать из парня своего телохранителя, взял под опёку. Но парень был ещё молод, часто задавал глупые вопросы, и остальные беззлобно подшучивали над ним. Ещё не один год пройдёт, пока из этого светловолосого, голубоглазого простого парня вырастет настоящий слуга-телохранитель.

Сейчас Киран пытался развести огонь, но у него ничего не получалось, пламя не хотело заниматься, сырые ветки не хотели гореть. Идвар вмешался, подняв глаза:

— Найди ёлку и наломай нижних веток, они сухие...

— Ага...— поднялся и ушёл, Идвар остался один.

Должны были бы уже появиться остальные, но никого не было, Идвар забеспокоился и вышел на дорогу, оглядываясь по сторонам. Что-то не нравилось ему это всё. Сильно не нравилось. Он прислушался. В стороне слышны были лошади, щебетали птицы, гудели комары, и ничего больше. Где же ребята?

На дороге из-за поворота появилась лошадь с всадником, сидел он как-то нетвёрдо, казалось, вот-вот и упадёт. Идвар нахмурился озадаченно и решил дождаться всадника, даже пошёл навстречу. Потом узнал Дорра, он же должен был их догнать, он отстал в Мирополе. Пошёл быстрее, поймал лошадь за уздечку, и Дорр, расслабленно сидевший в седле, съехал вниз с лошади, прямо в руки герцога. Идвар чуть отступил, чтобы принять тело своего телохранителя, и лошадь рванулась вперёд; уложил Дорра на землю, сел рядом, поддерживая парня в полусидящем положении согнутой в колене ногой. Заглядывал в лицо, бегло осматривал тело, ища ранения.

— Дорр, ты слышишь меня? Что случилось?— тормошил его, заставляя придти в себя. Ударил даже по щеке, ничего не понимая, в сумерках ранений было не видно, но и вином от телохранителя не пахло.— Дорр! Очнись ты! Что произошло?

Заметил, что меча на поясе нет, и это сразу же не понравилось ему. Тревога только усилилась.

— Господин...— Дорр открыл тёмные глаза, хрипло заговорил, но закашлялся, и изо рта его потекла кровь.— Я опоздал... извините...

— Что случилось с тобой?

— Люди за вами... от самого Мирополя едут... Пять человек, верхом... плащи чёрные...— устало прикрыл глаза, силясь ещё что-то добавить.— Я узнал одного... из личной охраны короля он... приближённый графа Марда... Я к ним подъехал, видит Бог, ничего плохого не хотел... они первые начали... Я одного ранил, меч там потерял... выбили... У них арбалеты есть... Берегитесь...

Идвар нахмурился от предостерегающих слов. Неужели король погоню послал? Не может быть!

Дорр лежал на его руках с закрытыми глазами. Идвар осторожно положил парня на землю и глянул на свои руки. Левое предплечье от запястья и до локтя в бурых пятнах. Кровь! Быстро, но аккуратно повернул телохранителя на бок и осмотрел спину. Так и есть! Короткая чёрная арбалетная стрела ушла в спину по самое оперенье. Чёрные стрелы личной королевской охраны! Ах, так...

— Господи...— прошептал громко, помочь Дорру он сейчас никак не мог. Парень только сегодня мать проведал...

Где же остальные? Проклятье!

Что ты затеял, гад? Подло... В спину стреляли... Да будь ты проклят, король! Чтоб тебя...

Бросился в лес, ломая руками ветки и сбивая листья, бежал вперёд, стараясь найти хоть кого из своих, и молился про себя, чтобы застать их живыми. И ему даже казалось, что погоня уже идёт за ним, по его следам. "Нет! Живым не дамся! Врёшь! Не возьмёшь ты меня живым! Попробуй!.."

Под старой сосной нашёл двух своих телохранителей, тоже убитых с арбалетов чёрными стрелами.

Не успел! Господи! Да что же это такое...

Упал перед ними на колени, со стоном стискивая кулаки от бессилия... "Их... их-то за что? Они-то тут причём? В чём они виноваты?.. Им жить да жить... Если ненавидишь ты меня одного, зачем других убиваешь?.."

Поднялся на ноги и бросился назад, невольно, шаря правой рукой на боку в поисках меча. Но всё оружие и пояс с ножнами он оставил на месте привала. Обдираясь о ветки шиповника, он выбрался на поляну и замер. Три, ещё оставшихся в живых телохранителя его, стояли спина к спине, выставив мечи, а вокруг — трое же людей с арбалетами и мечами в чёрных плащах.

— Стойте!— закричал Идвар, обращая внимание на себя.— Не убивайте их! Вам нужен только я, они ни при чём, не трогайте их... Прошу вас!

Но, ещё даже не дослушав его, один из чужаков выстрелил. Пружина арбалета сработала громко, и стрела рассекла воздух. Один из ребят Идвара, Оран, осел к товарищам под ноги, только выдохнув от неожиданности.

— Не-ет!— закричал Идвар, бросаясь к ним. Безоружного, его не убили сразу, а лишь ударили плашмя мечом по виску, отбрасывая в бок. Перед глазами поплыло, но Идвар, поднимаясь на руке, видел ещё, как оставшиеся в живых двое его ребят ведут бой на мечах. Но арбалетчик уже успел заправить вторую стрелу.

— Не надо, не надо... прошу вас...— шептал, поднимаясь на ноги, Идвар, искал глазами меч, но один из чужаков сбил его с ног опять, ударив тяжёлым кожаным сапогом по коленям пинком. Идвар неловко упал на левый локоть и услышал, как снова хрустнула недавно только зажившая ключица, от неожиданной боли аж в глазах вспыхнуло яркой белоснежной вспышкой.

— Господи...— хрипло прошептал, кривясь от боли, кусая губы, чтобы не закричать. Опять попробовал подняться на ноги, поддерживая больную руку, но под лицо ему сунули заряженный арбалет, приказали:

— Стой, где стоишь!

Идвар отшатнулся. О, Боже! Опять арбалет! Да что это... Нет, только арбалет...

Поднял голову, закусив губу от боли, огляделся по сторонам. Живых из ребят не оставили никого, по крайней мере, из тех, кто был здесь. Но Идвар, оглядываясь через упавшие на лоб волосы, всё же надеялся, что, может быть, кто-то из тех, кто пас лошадей или был в лесу, всё же остался жив. Не могли же они убить всех десятерых так просто! Господи...

Он разглядывал их, стараясь не замечать направленного на него арбалета. Дорр не ошибся, это, в самом деле, личная охрана короля. Будь он проклят! Он мог бы арестовать Идвара ещё в замке, в Мирополе, не было необходимости убивать всех.

Зачем? Зачем? За что?

Задавал он себе один и те же вопросы, и сердце его рвалось на части.

Из леса, чуть сбоку от Идвара, вышел ещё один с арбалетом, прятал в сумку для стрел окровавленные болты, видимо, выдернул их из мёртвых. Идвар насчитал три. Каждую стрелу арбалетчик аккуратно вытирал углом плаща от крови, основательно, деловито. От злости у Идвара аж зубы стиснулись. Сволочи!

Поднял голову и заметил, как один из чужаков перевернул на грудь раненого Дорра. "Нет! Что ты делаешь? Он же ещё живой..."

Идвар дёрнулся вперёд, остановить, не дать вырвать стрелу из раненого, не позволить открыть смертельную рану. Его оттолкнули ладонью в грудь.

— Стоять!

Идвар не видел, что там, но крик Дорра заставил сердце похолодеть, сжаться от боли. "Вы же убиваете своих! Своих!.. Как вы можете?.. Как можете?.."

— Заберите оружие, деньги, если есть, разгоните их лошадей... Не оставляйте ничего своего...

Идвар дёрнулся на голос говорившего, конечно, это же барон Ниард — правая рука графа Марда, вот кого он послал для выполнения этого грязного поручения. Соберут оружие и всё припишут разбойникам.

Боль в ключице была нестерпимая, но именно она позволяла мыслить трезво. Убив его людей, они убьют и его самого. На это и был рассчитан приказ короля. Если бы он хотел посадить в тюрьму или арестовать для допроса, он это сделал бы ещё в замке, не позволил бы покинуть Мирополь. А значит, очередь и до него дойдёт...

Пока люди Ниарда собирали оружие и обыскивали тела мёртвых, Идвар оглядывался по сторонам в поисках отступления. Улучив момент, он бросился в гущу привязанных лошадей, на которых приехали сюда люди барона.

— Стой! Стой! Держите его!..

Стрелять из арбалета по нему испугались, чтобы не убить своих же лошадей. Барон отдал приказ:

— Осторожно, не убейте лошадей, иначе пешком пойдёте... Не дёргайтесь, он без оружия, куда денется...

Идвар осторожно гладил одну из лошадей по шее, пригнувшись, следил за убийцами. Сесть верхом он не сможет: рука не позволит, да и верхом они быстрее убьют его из арбалета в спину, как Дорра... Надо придумать что-то другое. И быстро, он видел, как его окружают.

Подтянув одну из лошадей за седло вперёд, Идвар, спрятавшись за ней, благо сумерки прикрывали, распутывал одной рукой поводья уздечек. Сумел отвязать лишь трёх лошадей. Они беспокойно перетаптывались, косили глазами, шумно дышали от запаха крови вокруг. Больших усилий разогнать их не потребовалось, Идвар спугнул лишь одну, другие бросились за ней прямо на людей Ниарда. Ещё одна из лошадей оторвалась от места временной коновязи сама.

Воспользовавшись суматохой, Идвар метнулся к лесу, прорвался через орешник и побежал дальше... В лесу уже было темно. Но за спиной раздавалось:

— Держите! Держите его!..

Он бежал, уворачиваясь от стволов деревьев, прикрывая лицо от встречных веток ладонью, переживая жуткую боль в ключице и в голове — удар мечом не прошёл даром. Бежал, бежал, и всё боялся, что ноги подведут его, не выдержут напряжения. "Вперёд, вперёд, только вперёд! Они догоняют и догонят, если ты остановишься, если только остановишься... Убьют тебя, слышишь?.. А ты должен вернуться... Ты обещал... Помнишь? Ты говорил, что вернёшься..."

Он провалился в овраг, не заметив его за рощицей молодых берёзок, покатился вниз, сминая под собой траву и высокие кочки. В голове всё будто перевернулось с ног на голову, затрещало всё тело до последней косточки. Какое-то время он не двигался, проверяя мысленно, жив ли он, всё ли на месте. Поднялся с трудом, между кочек стояла вода, и земля под ней была вязкая, травяная, затягивала сапоги, как в трясину. В голове всё помутилось, и Идвар несколько раз тряхнул головой, приводя мысли в порядок. "Нельзя... Стоять нельзя... Стоять это значит ждать, и ждать только одного — смерти..."

Падая, он, наверное, вывихнул ногу в лодыжке, при каждом шаге она болела, но идти позволяла, тем более что сапоги вязли, и земля плотно обнимала ноги, сохраняя сустав почти в неподвижном состоянии. Идти через траву и кочки, и эту трясину было тяжело и медленно, одно успокаивало — здесь нельзя проехать верхом, а значит, у него ещё есть шанс выбраться.

Он шёл, осторожно поддерживая левую руку под локоть. "Наверное, от падения сместились кости. Нужен будет врач... Какой врач? Надо сначала выбраться отсюда..." Он почему-то думал, что сможет выбраться, что уже почти выбрался. Из оврага поднялся вверх по склону, крутому не меньше, чем тот, с которого упал. Каждый шаг через себя, через силу. Трава выше колена, хлестала белыми макушками по лицу, по глазам. Идвар шёл, склонившись вперёд, а, когда поднялся наверх оврага, поднял голову, опешил, от растерянности даже дыхание перехватило, и нижняя челюсть отвисла. Прямо перед ним верхом на коне сидел арбалетчик в чёрном плаще. Идвар переборол удивление с трудом, мельком огляделся — за оврагом начиналась равнина, поросшая травой. Его и догонять не надо было, надо было лишь подождать его здесь. Всё просто...

Он перевёл глаза на арбалет, направленный в грудь. "Опять арбалет?.. О, Боже... Всё... Неужели всё... Аэлла, милая, прости меня... Я хотел вернуться, видит Бог..."

Идвар отстранился назад, упираясь ногами в склон оврага, поднял голову, уставившись в лицо всадника. Он показался ему знакомым, может, когда-то он в армии у Идвара служил, ещё в бытность Мироном, кто знает...

— Ну...— прошептал он, словно торопился умереть. Всадник вдруг убрал арбалет, опуская руку вниз, прошептал тоже в ответ:

— Уходите, господин Мирон... Уходите пока я не передумал... Ну!— повысил голос.

Идвар попятился, не сводя взгляда с лица говорившего, что это значит? Он отпускает его? Почему? Хочет убить в спину? Он повернётся, а тот выстрелит ему в спину, как Дорру?.. Так?

Он опять попятился, ещё ниже опустился по склону оврага, шелестя травой.

— Уходите!— всадник опять повысил голос, и Идвар дёрнулся от внезапного окрика, споткнулся и опять покатился вниз, тихо вскрикнув от неожиданности.

Упал внизу ничком, животом между кочками, промокая до нитки, правая часть лица ухнула в жидкую грязь. Он попытался оторвать голову от земли и тут же услышал, как сработала пружина арбалета. "Всё!"— мелькнуло в голове в единый миг. Но чёрная стрела вошла в землю в двух пальцах от головы, и сердце Идвара оборвалось, как натянутая струна. "Убьёт!" Но всадник развернул коня и поехал прочь через равнину. Там, за этой равниной проходила дорога, делающая поворот в виде петли, и там его ждали товарищи по отряду.

Идвар оторвал голову, не сводя взгляда со стрелы, подтянулся, зажав эту стрелу в кулаке, перевернулся чуть на спину, чтоб не захлебнуться грязью. Сил вставать больше не было, он растерял их, борясь за жизнь... Как же он устал, как устал за этот бесконечный день.

* * *

Только глубокой ночью Идвар, насквозь мокрый, нашёл в себе силы подняться и пойти куда-то. В голове всё помутилось от пережитого. Надо было что-то делать, что-то предпринимать. Каким-то путём надо было добраться до Райрона. "Господи... Там же война скоро будет, а я здесь... И кто знает об этом? Кто сообщит, что я живой?.."

Он медленно шёл обратно через овраг, бережно поддерживая больную руку под локоть. Каждый шаг давался с усилием, но голова была занята другим, совсем о другом он думал сейчас. Как выбраться? Как попасть в Райрон? Будут ли его ещё искать? Как остановить короля?.. Скорее всего, он объявит войну Райрону и приведёт армию туда, и, возможно, захочет убить Аэллу и Уарда. А там никого... Там только советник Ниард, он не сможет дать отпор, да и не будет, скорее всего. Он же мирополец, он не посмеет ослушаться короля... Он же думал, что вернётся быстро, да и никто помыслить не мог, что может быть война с Мирополем...

Мокрая одежда липла к телу, была холодной, а шёл Идвар не так быстро, чтобы согреть и высушить её на себе. Гудели комары, лезли в лицо, на руки. Болела ключица, каждый вздох ощущался, болела голова, и нога не давала идти свободно. Отчаяние и безнадёжность охватывали душу. Король убил всех. Убил потому что ненавидел его одного, и только по великой случайности остался жив он сам. Впору было умереть от тоски, от жалости к самому себе, но он продолжал жить, дышать, чувствовал боль и даже шёл куда-то.

Ночью в лесу было темно, луна только-только высвечивала силуэты деревьев, и Идвар через лес шёл просто, куда глядели глаза, как в голове его сохранился ориентир. Хотел выйти к тому месту, где должен был быть привал, где погибли его ребята, проверить, может, кто-то остался жив.

Выбрался он, когда луна уже сделала большой шаг, вышел на поляну, преодолев высокие колючие кусты шиповника, царапая лицо, руки. Здесь, у дороги было посветлее, он видел на земле тела убитых, и вдруг заметил движение в стороне.

Кто-то был там! Кто-то живой...

Идвар как можно тише преодолел поляну, подобравшись к дереву, сжимал грязными пальцами арбалетную стрелу, это было его единственное оружие.

Человек в плаще сидел на земле, перекапывая брошенные вещи, когда-то они принадлежали группе телохранителей — пояса, сумки, плащи.

Идвар сглотнул, чувствуя, как от холода дрожат пальцы рук, нижняя челюсть, каждый звук казался необычайно громким, но человек занимался мародёрством и ничего не слышал. Идвар подошёл со спины, занося стрелу. Убить сразу или сначала посмотреть, кто это?

Прошептал громко, но голос не слушался его, оказался каким-то сиплым, недостаточно сильным:

— Стой... Руки подними...

Незнакомец выронил что-то от неожиданности, вздёргивая руки, быстро обернулся, но чуть не упал и опёрся на левую ладонь о землю, но вторую руку всё ещё держал вскинутой. Заговорил быстро:

— Не убивайте меня, пожалуйста... Я не виноват...

Идвар медленно опустил руку со стрелой вниз, всматриваясь в лицо говорившего, шепнул:

— Киран?.. Это ты?.. Живой?..— а сам от слабости опустился на землю там, где стоял, сел на подогнутую ногу, прижал запястье к переносице и зарыдал, почти без слёз, одними сухими рыданиями боли и отчаяния. Из всех телохранителей ему оставили лишь бестолкового парня, да и то по случайности, а он был рад и ему, хоть этому знакомому лицу. "Господи, Боже мой... Что это... Что это со мной... Я разбит... уничтожен вконец... Король заставил меня плакать уже второй раз только за этот день... Какой я Мирон?.. Какой я герцог? Я хуже этого мальчишки... Прав он, как прав... Я слабак... И эти слёзы только подтверждение его словам..."

А Киран засуетился возле него, не зная, что делать, как успокоить, что сделать такого, чтобы остановить слёзы герцога.

— Господин... Господин, я... Ну что вы? Это же я... Не бойтесь... Это я...

Он подумал, глупый, что Идвар плачет от страха, нет, просто скопилось всё вдруг, вот, сейчас вот. Смерти эти нелепые, ладно бы в бою, с врагом один на один, нет же, подло, в спину. Ребята такие молодые... Да, и убийцы кто — люди самого короля, отца для всех, кто не знает тайны рождения Идвара... Послал людей убить своего сына вместе с его людьми... Кто поверит, если скажешь? И никого живого... не оставили, кроме вот этого вот...

От слабости, от ночного холода лесного, от боли душевной Идвара трясло этими слезами. Киран закрывал его плащом, пытаясь укутать, старался забрать стрелу, разжать грязные пальцы, но Идвар не отпускал её, вцепился мёртвой хваткой, продолжал трястись лихорадочной уже бесслёзной тряской.

— Всё... Всё, успокойтесь, нам надо уходить... Нам нельзя здесь оставаться, утром кто-нибудь выйдет сюда, нас могут найти, и хорошо, если эти люди не вернутся... Здесь опасно... Нам надо вернуться в город... здесь же недалеко...

— Нет!— резко перебил Идвар сквозь зубы, через бьющую его лихорадку.— Нам нельзя в Мирополь, только... только в Райрон... только в...— договорить не смог, его колотило ознобом.

— Хорошо, мы пойдём в Райрон...— Киран помог Идвару подняться на ноги, потащил вперёд, буквально неся на себе. Шептал по дороге:— Всё будет хорошо, господин... Всё будет хорошо...

Дорога была долгой и медленной, идти быстро они не могли. Идвар всё время молчал, да и думал, собственно, тоже ни о чём, отстранился от всего, словно спал на ходу, с открытыми глазами. Его по-прежнему трясло в ознобе и, видимо, начался жар. Что было дальше, Идвар абсолютно не помнил.

Очнулся он в каком-то сарае, набитом сеном, на окраине деревушки равнинного Мирополя. Сбросил плащ, сразу вспоминая всё. Уже был день, светило солнце, и казалось, всё, что оживляла память, было давно или не было вовсе. Идвар попробовал подняться, но всё тело болело, болели мышцы, кости, болела голова, и особенно — сломанная ключица, рукой не шевельнуть. Идвар просто уставился в открытую дверь, разглядывая небо и плывущие по нему облака. Ни о чем, особенно не думая, ничего не желая, будто всё замерло вокруг, время остановилось.

Потом пришёл Киран, обрадовался, что застал его не спящим, шумел рядом.

— Я уже думал, искать вам врача, вы заболели, жар был, бредили тут... Я и не знал, что делать...— положил на сено рубашку, брюки.— Я тут постирал вашу одежду у колодца...

Идвар глянул на себя, на нём не было одежды, а он и не заметил, когда проснулся. Одной рукой подтянул к себе свою рубашку, но сам надеть не смог, и Киран стал ему помогать с рукавами, пуговицами, воротником.

— Давно мы здесь?— спросил Идвар хмуро.

— Третий день...

Идвар помолчал, поправляя рубашку на себе одной рукой, подумал лишь: "Значит, их должны были уже найти... Если меня не найдут, король прикажет искать и убить... Будут проверять ближайшие сёла и постоялые дворы... Надо уходить..." Он посмотрел на Кирана и спросил:

— Где ты был?.. Почему тебя не убили?..

Киран сел рядом, помолчал, глядя на свои руки, вздохнул негромко:

— Я в яму провалился, в волчью, наверное, она старая... Ободрался весь... Когда выбрался, они уже всех убили, я вас не видел...— замолчал вдруг и опустил глаза на миг, растерявшись, потом спросил сам поспешно:— Я трус, да? Мне надо было выйти вперёд, вас защищать, а не прятаться, я же телохранитель... А я так испугался... Они ребят ходили добивали, обыскивали всё... Я думал, с ума сойду... Я трус...

— Успокойся, Киран,— перебил его Идвар негромко.— Никакой ты не трус, что толку из того, что ты вышел бы к ним? Они убили бы тебя из арбалета... Кто мог подумать, что в Мирополе такое может произойти... Держи себя в руках, ты мне нужен...

— Да, господин... Вы есть хотите? Я тут у местных кое-что нашёл...— разложил хлеб, сыр, овощи. Идвар следил за его движениями и думал, борясь с головной болью. "К вечеру надо будет уходить... Идти лучше ночью, чтоб видело как можно меньше людей... Медленно так будет... Что поделаешь? Надо идти..."

* * *

Решиться идти в Райрон — это было лишь полдела, самое главное предстояло впереди — сама дорога. Это верхом добираться, самое малое, десять дней, так гонцы ездят, а пешком Идвар и не ходил никогда. Всегда на конях ездили, быстро ли, медленно ли, но обычно дней двадцать. С Аэллой тогда, после свадьбы, они добирались месяц. Да и идти они могли только ночью и вечером, когда дорога была не такой оживлённой, меньше было любопытных и вообще людей разных: крестьян, ремесленников, торговцев, купцов, бродячих музыкантов, паломников, нищих.

День они обычно проводили на окраинах каких-нибудь деревень, где позволяли сердобольные жители, или, где заставало их утро — в лесу, в придорожном овраге, на окраине поля, в винограднике, в саду. Идвар всё время мало говорил, всё больше думал. Все заботы об их существовании целиком лежали на Киране. Он искал еду по деревням, заботился о ночлеге. Его простота позволяла ему попросить хлеба у крестьян, молока, наняться на какую-нибудь простую работу. Он таскал воду, помогал пастухам найти сбежавших в горы коз, убрать сено до дождя, подремонтировать забор или крышу. И всё это он делал легко, с улыбкой, обезоруживающей всех, особенно крестьянских девушек. Они ни разу не видели таких парней, в этих местах светловолосые, голубоглазые парни были в диковинку, может, поэтому девушки тайком от матерей угощали его дополнительными к оплате за работу огурцами, кусками хлеба, пирогами с вареньем.

С каждым прожитым днём они всё больше приближались к Райрону, но всё равно шли очень медленно. Слухи об убийстве герцога Райрона и его людей разбойниками бежали далеко вперёд. В обросших грязных путниках, передвигающихся пешком, никто и узнать не мог бывшего Мирона, а особенно тогда, когда они покинули территории Мирополя и вошли в земли сопредельных княжеств.

Случилось, что в одной из деревень у колодца пожилая крестьянка подала Идвару милостыню. Это было не удивительно со стороны, но это было ошеломляюще для самого Идвара, ведь внутри он по-прежнему ощущал себя тем, кем он был. Это поразило его, и он ещё больше заторопился в Райрон.

* * *

Аэлла слушала барона Ноддара вполуха, смотрела в окно из башни замка в Райроне, смотрела и будто ничего не видела: ни неба, ни зелёных холмов, ни дороги.

Столько дней уже прошло, как пришли эти новости, как добрались они из Мирополя, а сердце всё ещё кровью обливается — и минуты покоя нет. Вот и сейчас они почувствовала, как защемило в переносице, и глаза заполняться слезами начали; Аэлла еле-еле поджала дрожащие губы, чтобы не устроить истерику, чтобы удержать себя в руках. Она не оборачивалась к Ноддару, чтобы скрыть свои слёзы, но советник и так их видел, они блестели на ресницах в свете солнечных лучей.

"Идвар... Господи, Боже мой... Как это могло получиться? Я же не хотела тебя отпускать, я так не хотела..."

В первый раз, когда она услышала об этом, она сразу же подумала о короле. Это он, это только от него, всё от него. Места себе не находила, от слёз захлёбывалась, как с ума не сошла — непонятно. Потом до Райрона добрался один из выживших телохранителей герцога, райронец по происхождению, он подтвердил, что на Идвара и его людей напали чужие люди, разбойники, скорее всего, в живых не оставили никого.

Что тогда было с Аэллой — словами не расскажешь. Она-то надеялась, что всё ещё обойдётся, ждала Идвара каждый миг, покоя не находила. А тут... Теперь только и думала о нём, держалась за маленького Уарда, как за единственное спасение в этой жизни, и убивалась тоской и слезами беспрестанно.

"Чего ты ещё хочешь?— думала о советнике, докучающем ей своими вопросами.— Я ничего не хочу сейчас слушать, ни о чём не хочу даже думать... Оставьте меня..." А сама чуть повернула голову к советнику, заставив себя прислушаться к его словам:

— ...Госпожа, обстановка очень сложная, надо что-то делать, что-то предпринимать... Райрон не может оставаться долго без правителя, либо вам самой надо браться за дела, либо назначьте кого-то...

— Я не хочу сейчас думать об этом... Оставьте меня, пожалуйста...— прошептала она, стёрла слёзы с глаз согнутым указательным пальцем, моргнула несколько раз; мокрые глаза болели от солнечного света.

— Тогда напишите королю, пусть он назначит на эти земли нового правителя.

— Что?— она резко обернулась, услышав о короле.— Никогда...— прошептала чуть слышно.— Нового кого сюда — никогда...

— Но, госпожа,— настаивал барон Ноддар,— я же уже сказал вам, пришли данные разведки: на востоке, в восточных землях собирается армия. Мы не можем просто молчать, надо что-то делать, иначе эта армия скоро будет здесь.

Аэлла опустила голову, думая об этом. Идвар всё время что-то говорил про это, говорил о войне с востока, но она сама мало придавала этому значения, всё время считала, что есть, кому об этом думать, сама не вникала, а он обещал приехать быстро. И что теперь?..

— Он говорил, что оставил вам приказы на случай войны,— она подняла глаза на Ноддара.— Он же оставил, да? Вы уже вскрыли их?

— Нет, война же ещё не началась.

— А разве то, что собирают армию,— это не война?— Ноддар растерялся заметно, смущённо отвёл взгляд. Аэлла добавила:— Вскройте его приказы, барон, ознакомьтесь с ними, вечером мне доложите, что узнали. Хорошо?

— Да, госпожа,— услужливо склонил голову, ушёл.

Аэлла осталась одна, опять отвернулась к окну, смотрела сверху. Идвар говорил, что нет никого из его окружения, кому бы он мог довериться. Оно и понятно, разве можно переложить дела на этого барона? Он ведь так и думает о короле, не успеешь глазом моргнуть, а здесь уже будут люди из Мирополя. А из райронских? Кого она сама могла бы выделить? Отец бы знал, да и Айрил бы знал. Она тоже, в своё время, советовала Идвару, на кого опереться, но это в хозяйственных делах, по строительству, например, а что с войной?.. Боже...

"Идвар! Идвар, как ты мог бросить меня сейчас, накануне войны, с ребёнком на руках? Идвар... Как же я буду жить дальше? Для кого мне жить? Я не могу, не могу так больше..."

Она снова расплакалась, уронив голову на грудь, сердце разрывалось на части от боли. Идвара... Её Идвара больше нет... Нет, он не вернётся, не обнимет, она не услышит голоса его... Она осталась одна...

Аэлла плакала и плакала, пока не устала от слёз, отказалась от обеда, ушла к себе. Лишь Уард маленько отвлекал её, занимаясь им, Аэлла даже на мгновение могла забыть, что Идвара больше нет. Но память быстро возвращалась, и улыбка сходила с лица.

Именно в своей комнате, с ребёнком на руках, она и выслушивала вечером барона Ноддара. Уард не мешал ей, крутил в руках деревянную игрушку, Аэлла же внимательно слушала барона.

— На случай войны герцог приказал создать военный совет, в него должны войти представители Райрона и те, кто приехал из Мирополя...

— И кто это?— перебила Аэлла. Собственно, имена эти ни о чём бы ей не говорили, но хотелось хоть чем-то голову занять, тем более, этим людям Идвар, более-менее, доверял.

— Это местные бароны Ирд и Догвин, на их землях построена система укрепления на севере, герцог думал, что наступление будет именно там. Ещё местный барон Эйлур — он участвовал в сражении с князем Айрилом, в прошлом году...— сделал паузу, напомнив о брате Аэллы, потом продолжил:— Из людей Мирополя он хотел ввести в совет меня и графа Мардейна — он руководит гарнизоном в Райроне...

— Пять человек...— задумчиво протянула Аэлла, глядя мимо, потом поудобнее перехватила ребёнка, мальчик стал уже тяжёлым, чтобы держать его без усилий.

— Герцог говорит, что этот совет действует временно, до его возвращения, а потом остаётся при нём...— Аэлла нахмурилась при этих словах, а барон заговорил дальше, стараясь отвлечь на другое:— В приказе есть ещё одна приписка, на экстренный случай, если он долго не вернётся, он приказывает найти в его кабинете ещё одно запечатанное письмо, ещё один приказ.

— Вы нашли его?

— Да, конечно, вот он,— барон Ноддар показал ей серый конверт.

— Почему вы его не вскрыли? Разве наш случай не является экстренным? Вскрывайте и читайте вслух.

Советник сорвал печати, доставая текст письма, пробежал его глазами про себя, нахмурился и побледнел, опуская руку с письмом.

— Что там, барон? Почему вы не читаете?

— Я не могу этого сделать...

— Что там?— Аэлла повысила голос.— Ну же?

— Он приказывает ввести в совет заключённого из тюрьмы, князя Айрила... Я не могу отдать такого распоряжения!— Ноддар смотрел на неё огромными глазами, и губы его дрожали от растерянности.— Это преступление — выпустить преступника из тюрьмы!

Аэлла долго молчала. Вот это новость, ничего себе. "Почему, Идвар, почему ты это сделал? Почему ты не выпустил его при жизни, а решился на это только сейчас?.."

Она положила ребёнка на кровать, бегло пригладила вздыбившиеся волосы на его макушке, заговорила:

— Вообще-то, он хорошо знает местность, у него есть военный опыт...— но советник перебил её:

— Он — преступник, его давно надо было казнить! Я не могу выпустить его, если в Мирополе узнают об этом, если узнает король...— Аэлла резко вскинула голову к нему, сверкнула глазами, заставив барона замолчать, шепнула:

— При чём тут Мирополь и король? Не им воевать с восточными землями, а нам! Нам, барон, надо думать, как избежать гражданской войны, и не потерять столицы. Королю всё равно, он спросит потом с меня хлебные поставки и налоги, и я буду думать, как их отдавать. Королю будет всё равно, что мы тут делает.

— Но это же...— она опять перебила его, не дав договорить:

— Выполняйте приказ герцога, барон, а если вы отказываетесь, я сама вам его повторю, хотите? Освободите князя Айрила из тюрьмы и введите в военный совет! И это не блажь, это — необходимость! Понятно вам? Это мой приказ! Выполняйте!

Барон ушёл, хотя и было видно, что он остался недоволен распоряжением. Оно и понятно, он — мирополец, он делает то, что считает нужным. Аэлла посмотрела на Уарда и впервые за все эти дни чуть-чуть улыбнулась, но улыбка была короткой, почти безрадостной. Аэлла шепнула:

— Твой дядя, Уард, будет свободным, будет со мной рядом...

Но Уард вряд ли оценил это, он больше был занят фигуркой лошади, вырезанной из дерева.

* * *

Айрил задумчиво смотрел на играющего ребёнка, на сына своей сестры. Он лежал на кровати, подпёртый с боков большими подушками, чтоб не упал, и держал во рту свои же собственные пальцы. Айрил наблюдал за ним, слушая Аэллу. Та перебирала детские вещи, отбирая грязные в стирку, и говорила негромко:

— Конечно, я не имела права отпускать тебя, миропольцы здесь осудят меня, но у меня не было выбора,— она поглядела на брата, чуть нахмуриваясь.— Я боюсь войны, Айрил, и не знаю, кому довериться, я ничего в этом не смыслю. Раньше об этом думал... Идвар...— Она сделала паузу перед именем мужа, снова вспоминая всё. Вздохнула, борясь с душевной болью, чтобы не расплакаться, моргнула несколько раз.— Он хотел, чтобы я только ввела тебя в совет, но не освобождала...

— Да, я знаю,— Айрил согласно кивнул головой.

— Ты — единственный, кому я доверяю, ты знаешь всё здесь, мне не нравятся люди из Мирополя...— Плечи её поникли.— Я не знаю...— Голос перешёл на шёпот.— Мне бы так хотелось, чтобы всего этого не было... Я бы хотела, чтобы он никуда не уезжал... Чтобы не было этой проклятой войны...

Айрил посмотрел на неё, он понимал, о ком говорит она, по кому она страдает. О нём. О своём Идваре. О бывшем Мироне. Сыне короля. Он дорог ей, как никто другой, как, может быть, даже не дорог этот ребёнок. Нет, она его тоже любит, своего сына, но любит совсем другой любовью... Айрил ответил ей:

— Всё будет хорошо, поверь мне. Я проверил систему укрепления, внезапно они не нападут, мы сможем дать им отпор...

Аэлла коротко посмотрела и отвернулась, не скрывая внутренней боли, губы дрожали, будто вот-вот и она расплачется. Айрил видел это, он уже насмотрелся на неё за всё это время, как его освободили. И всё по одной причине.

— Дядя Крейн собирает армию,— заговорил Айрил,— но я не думаю, что она будет слишком уж большая, его желание воевать выдаёт его желание властвовать единолично в Райроне, не многим это по вкусу. Многие пошли бы воевать против короля, но не за Крейна...

Аэлла посмотрела на него, и мысленно продолжила то, о чём он говорил: "Теперь воевать нет смысла, ведь бывшего Мирона нет, власть в Райроне опять вернулась к старым правителям... А всё потому, что нет Идвара, что его убили..."

Наверное, её мысли отразились на лице, потому что Айрил нахмурился, заметив её рассеянный взгляд. Хотел что-то сказать, но в комнату зашёл слуга.

— Госпожа, прибыл гонец из Мирополя, от короля, он привёз вам письмо.

— Давайте,— она протянула руку, не вставая с кресла, в которое она села только что.— Разместите гонца и покормите...— распорядилась.

— Утром он хочет возвращаться в Мирополь, и король ждёт ответа от вас.

— Хорошо,— Аэлла устало кивнула.— Я всё сделаю.

Она, отпустив слугу, вскрыла письмо, ломая пальцами королевские печати, быстро читала. Король приносил соболезнование о потере мужа, заверял, что не желает менять правителя Райрона, или присылать своего регента до взросления наследника, но при выполнении двух условий. Во-первых, Аэлла, как правительница, должна подтвердить власть Мирополя над Райроном. Во-вторых, в знак своего подчинения королю Аэлла должна прислать в Мирополь арестованного князя Айрила под конвоем...

Она отбросила письмо небрежно. Что? Она должна послать на казнь родного брата? Король с ума сошёл! Она не сделает этого никогда! Он переоценил её исполнительность, её страх перед ним.

— Что там?— спросил Айрил.

— Ничего,— она поджала губы решительно.— Скорее всего, нас ждёт ещё и война с Мирополем...

— Что?

Аэлла поднялась, шепча:

— Наступают страшные времена, Айрил, нам угрожает война за войной... Судьба наказывает Райрон... И нам с тобой придётся разделить участь отца,— её голос был решительным, даже сильным, в словах появилась твёрдость, какой до этого Айрил от неё ещё не слышал.— Мы будем воевать...

Айрил нахмурился и перевёл взгляд на ребёнка. "В нехорошие времена появился ты на свет, малыш... Тебе предстоит узнать то, чего в твоём возрасте не знали твои мама, и, думаю, папа... Господи, что будет с Райроном? Что будет?"

Наутро Аэлла отправила письмо в Мирополь, в котором отказала королю по всем его требованиям, хотя прекрасно знала, что за её отказом последует война.

* * *

— Господин, мы слишком быстро идём, зайти бы в деревню, я бы попробовал найти что-нибудь из еды, у нас осталось немножко хлеба и сыра, а завтра...

— Завтра будет завтра!— перебил Кирана Идвар решительно, расстилая одной рукой свой плащ по земле, по наломанным веткам папоротника. Одной рукой сделать это было сложно, ветки цеплялись за ткань плаща, хрустели. Идвар сел на кучу папоротника, чувствуя, как сочно он скрипит под тяжестью тела. Уставшее за дневной и вечерний переход, оно болело, дрожали мышцы на ногах, сильно хотелось спать. Идвар вздохнул, поправляя грязную рубашку, ответил на молчаливый взгляд Кирана:— Ты, если есть хочешь, ешь, я не буду... Устал, завтра рано вставать, только проснусь сам, я тебя разбужу... Пойдём.— Киран удивлённо вскинул брови.— Нам нельзя ждать, надо торопиться, я боюсь, там начнётся война. Мы идём уже сорок два дня. Долго. Нас уже потеряли. Завтра, если всё будет хорошо, мы войдём в земли Райрона, а там ещё несколько дней и приблизимся к столице...

— Да, господин...— Киран вздохнул, лёг на своё место, закрылся куском плаща, лёжа грыз засохшую корку, да так и заснул с ней в руке.

Идвар следил за ним, подтянув колени к подбородку, смотрел и думал. Парень заметно вырос за это время, стал сильнее, взрослее по сознанию, терпеливее, спокойнее. Это уже совсем не тот Киран, что был эти сорок два дня назад. За все эти дни Идвар узнал о нём много, дома, в ветхом замке на окраине райронских земель, его ждали мать и сёстры. Отец погиб год назад. В Киране родственники его видели самого главного воплотителя надежд. А что он мог? Где он, будучи телохранителем, мог найти достойное приданное своим младшим сёстрам? Надо выслуживаться, показывать себя в бою, быть храбрым, сильным, тогда можно получить хороший феод, земли, замок, титул.

Всё у него ещё впереди. Если не погибнет в бою единственный сын всего рода.

Идвар поднялся, сорвал со своего места свой плащ, накинул на Кирана. Ночь была прохладной, а костра они не разводили. Яркие звёзды блестели в небе, в свете луны очерчивались контуры деревьев, уходящая дорога. Квакали лягушки, пели сверчки, где-то далеко лаяли собаки, наверное, рядом была деревня. Расправляя плащ на Киране, Идвар поймал себя на том, что делает это двумя руками. Что? Аж замер от неожиданности. Ощупал ключицу дрожащими пальцами. Видимо, где-то надавил неловко, чуть не вскрикнул от боли. Кость ещё болела, но двигать рукой позволяла, не резко, не быстро, но позволяла.

Идвар с бьющимся сердцем вернулся на своё место, лёг прямо на папоротник, долго не мог заснуть. Мёрз всю ночь, так и не заснул глубоко, а, проснувшись утром, стал расталкивать Кирана. Говорил с ним, потирая заросшее щетиной лицо:

— Вставай, Киран, пора, пора идти...

* * *

Армия маркграфа Крейна подошла к берегу реки с севера к полудню. Но разведка вовремя доложила о подходе крупных соединений, и, когда армия восточных княжеств оказалась на берегу Рейи, на противоположном берегу её уже ждала армия Райрона. Теперь обе армии стояли на берегах одной реки, ровными сверкающими рядами. Ветер раздувал знамёна и цветные гербовые перья на шлемах рыцарей. Ржали лошади, и слышно было, как звенело железо лат, шпоры, оружие.

В первую линию райронской армии, по решению совета, было решено поставить тяжёлых конных рыцарей, под их прикрытием второй линией стояли арбалетчики, третьей линией — лучники. Отряд графа Мардейна из двухсот рыцарей Мирополя был оставлен в резерве. В момент подготовки к войне Айрил предложил Мардейну покинуть Райрон, сказал: "Это не ваша война, граф, это война Райрона..." Но граф только громко хмыкнул в чёрную бороду, не сказав ни слова. Именно на его отряд Айрил возлагал надежды в решающий момент сражения, он вступит в бой только тогда, когда это будет более всего необходимо. Сейчас граф Мардейн и его люди занимали позиции в лесу, севернее предстоящего места сражения. В том, что бой будет происходить на левом берегу Рейи, Айрил даже не сомневался. Крейн сам поведёт свою армию в бой, будет рваться к победе.

Сейчас армия Райрона занимала положение от одной сторожевой крепости до другой. На стенах крепостей блестели защитные щиты дальнобойных лучников. Эти отряды появились в Райроне только с весны, созданы они были по инициативе герцога Идвара по примеру миропольских лучников, и этот бой был для них первым. Если всё будет удачно складываться, армии Крейна преодолеть их будет непросто. Но всё покажет бой.

От армии объединённых восточных княжеств отделилась небольшая группка всадников, двинулась к реке. Ветер развевал красное знамя с чёрным орлом, падающим вниз с распростёртыми крыльями. Это герб самого Крейна, неужели он хочет о чём-то поговорить накануне сражения? Князь Айрил нахмурился, следя глазами за продвижением вражеского предводителя, обернулся к представителям военного совета, ожидая их решения. Вообще-то, на последнем собрании его выбрали главнокомандующим, поэтому именно ему и вести переговоры, и не зря барон Догвин согласно кивнул головой на его вопросительный взгляд.

Айрил и его свита рысью двинулись навстречу вражеской армии; знаменосец высоко держал по ветру штандарт с гербом Райрона.

Копыта вороного жеребца ступили в воду, поднимая брызги, серебряные, они поднимались вверх, заливая тёмными пятнами сюрко — длинный балахон поверх доспехов — и Айрила, и самого коня. Крейн и его свита ждали примерно на середине реки. Течение сносило длинные хвосты лошадей, попоны их, а вода доходила почти до конской груди. Кони нервничали, мотали головами, борясь с течением, хотели покинуть реку, но рыцари держали их, натягивая поводья.

Крейн был без шлема, кольчуга сверкала на его голове в лучах полуденного солнца. Айрил узнал его ещё издали по аккуратной чёрной бородке, да и держался он в седле уверенно. Первым спросил с улыбкой:

— Что-то долго собираетесь, я уже подумал, не ответите встречным визитом...— добавил зачем-то:— испугаетесь...

Айрил просто поздоровался, поднимая левую руку в приветствии, спросил негромко, чуть-чуть громче течения реки:

— Как поживаете, дядя Крейн?

Маркграф улыбнулся белоснежной улыбкой, оценил шутку племянника, кивком головы отвечая на вопрос.

— Что это ты вдруг командуешь миропольской армией, забыл, как люди короля тебя казнили буквально в прошлом году? Может, у них такая традиция, они и в этом — тебя казнят?..— опять улыбнулся.

— Я командую не миропольской армией, а райронской, если вы не заметили, и сейчас защищаю интересы Райрона, а не Мирополя и короля.

— Ну-ну...

— Что вы хотели?

— Может, мы сможем договориться? Ваша армия меньше и по большей части состоит из лучников, рыцарей ты много не собрал.— Айрил при этих словах нахмурился. Ему, в самом деле, не удалось собрать много рыцарей в свою армию, многие погибли год назад, пришлось основывать новую армию на лучниках и арбалетчиках. В этом были, конечно, и свои плюсы, и свои минусы. Лучники требовали хорошего прикрытия из рыцарей и пеших кнехтов. В армии Крейна тоже были арбалетчики, но защита у них была солидная, не в пример.

Крейн продолжал с еле приметной улыбкой:— Конечно, ваша система укреплений меня поразила, нет, я знал, мне доложили, но я не думал.— Он окинул взглядом армию Райрона за спиной Айрила, возвышающиеся стены крепостей, добавил, опять переведя взгляд на племянника:— Вряд ли это всё поможет вам... Одну битву ты уже проиграл...

Айрил перебил его:

— С вашей помощью!

Крейн опять улыбнулся.

— Эту битву ты опять проиграешь, лучше сразу не стоит и затевать её, просто признай мою власть...

— Никогда! Вы убьёте меня и мою сестру!

— Ну, для этого мы и здесь, чтобы договориться...

— Я на жизни своих родных не договариваюсь.

— Ну, как хочешь,— опять улыбнулся одной стороной губ и потянул повод коня, разворачивая его в высокой воде.— Уходим!— Он поехал первым, все остальные его люди поехали следом. Айрил и его свита какое-то время наблюдали за ними, потом и сами развернули коней. Вода в реке была холодной, от неё мёрзли ноги в стременах, а ледяные капли летели до лица.

Айрил скакал назад к своей армии, развернул коня и пронёсся вдоль рядов, крича находу:

— Приготовиться!.. Приготовиться!.. — Потом вернулся к представителям военного совета, крикнул им с коня:— Начинается!.. Господи, помоги нам...— последнее добавил уже полушёпотом, для себя, а в голове слова дяди звучали: "Одну битву ты уже проиграл..." От них волнение охватывало душу.

Айрил махнул рукой сигнальщикам, чтоб приготовились, и вгляделся вдаль, на другой берег реки, где уже начала перегруппировываться армия Крейна. Началось, Господи, началось...

Когда армия восточных княжеств вступила в реку, Айрил подал знак сигнальщикам, взметнулись яркие флаги труб, звонкий сигнал рассёк воздух. Армия Райрона выдвинулась вперёд, командующие отрядами лучников подали сигнал, и в небо взлетели сильные дальнобойные стрелы, рассекающие воздух с протяжным свистом. В первых рядах армии Крейна отстали тяжёлые рыцари, раненные и убитые стрелами, но их тут же закрыли следующие, те, кто шли следом, борясь с течением высокой воды. Армия Крейна наступала лавиной, штурмуя реку, несмотря на стрелы, сыпающиеся на голову. Лучники стреляли и стреляли, но рыцари противника преодолели воду, вновь выровняли рассыпавшийся в реке строй, и перешли в наступление. В этот момент Айрил отдал другой приказ. Опять зазвенели трубы сигнальщиков, но уже другим переливом, и армия Райрона единым фронтом начала отступать в глубь берега. Все, как один, каждый, зная своё место, пешие, конные, уходили назад. Скоро и крепости уже остались позади, в окружении вражеской армии. Но лучники с их стен продолжали вести бой.

Вскоре издалека стало видно, что пешие кнехты и лёгкая пехота пытаются взять крепости штурмом, потянуло дымом — это солдаты Крейна раскладывали под стенами крепостей костры, собираясь выкурить защитников, и дымом закрыть обзор для стрельбы со стен. В это время на открытом пространстве от леса до леса шёл бой рыцарей и пехотинцев, с обеих сторон стреляли арбалетчики. Ржали кони, звенело оружие, кричали люди, командиры отдавали приказы, с неба, свистя, падали стрелы тяжёлых дальнобойных луков.

Сражение перевалило за обед, бой шёл уже три часа: сильная рыцарская армия Крейна стала одерживать верх, принялась теснить армию Райрона назад по вырубленной просеке. Уставшие в бою кони, люди нехотя отходили, продолжая вести бой в единоличных поединках. У арбалетчиков заканчивались запасы стрел, и они тоже включились в отступление. Лишь кое-где слышны были звуки пружин работающих механизмов.

И в этот момент в правый фланг и в тыл армии восточных княжеств ударил резервный отряд графа Мардейна, всё это время ждущий в лесу. Двести рыцарей, облачённых в латы, поддерживаемых пешими слугами, оруженосцами, вылетело из леса яркой лавиной на врага, уже поверившего в победу, уже предвидевшего долгожданный отдых. Тяжёлые рыцари врубились в армию врага, круша его направо и налево, свежие кони рвались вперёд, и силы были неисчерпаны.

Это наступил тот самый главный момент, в который и решался исход битвы. Все попытки командиров армии Крейна сохранить строй, держать позиции ни к чему не привели. Рыцари разворачивали коней и уходили к реке, топча собственных арбалетчиков. Некоторые, ещё не понимавшие, что же происходит, пытались сражаться, продолжались поединки, но судьба сражения уже была решена.

Через время, отступающая когда-то армия Райрона повернула в другую сторону, медленно стала продвигаться к берегу реки, к затянутым дымом крепостям и береговой линии, опрокидывая армию Крейна в реку, заставляя уставших воинов опять штурмовать высокую воду, бороться с течением.

К вечеру бой был остановлен. По полю сражения, растянувшемуся на большое расстояние, ходили люди, собирая раненых и убитых. Горели костры, ржали кони, кричали раненые, убивались убитые горем родные. Личным приказом князь Айрил разрешил собирать убитых и раненых людям с противоположного берега Рейи. В сумерках, с факелами в руках, по полю сражения бродили люди всех земель и княжеств единого Райрона, не разбираясь и не ссорясь между собой. В этот день горя хлебнул весь Райрон, все его жители, потому что нет ничего страшнее для любой страны гражданской войны, когда жители одной земли воюют друг с другом, когда нет разницы между победой и поражением, между победителем и проигравшим.

* * *

Айрил рассказывал ей о прошедшем бое, устало отводя глаза, делал остановки, подбирая слова, голова после того, что случилось за этот день, совсем не хотела думать. Аэлла слушала терпеливо, сцепив пальцы рук в замок. Она ещё не ложилась этой ночью, ждала новостей, плохих ли, хороших, всё равно сердце стучало в ушах громом.

— ...Их было больше, и они были сильнее, но...— он сделал паузу, вздыхая, и доспехи на нём зазвенели,— может быть, потому, что мы были на своей территории... Бог помог нам...

Аэлла помолчала, думая, Айрил тоже добавил только после двух-трёх минут молчания:

— Мы потеряли каждого пятого, а сколько рыцарей...— он усмехнулся с болью.— Мы потеряли половину всех рыцарей! Господи, что мы будем делать дальше?

Аэлла молчала, она ещё не говорила ему, какова цена мира и согласия с Мирополем, чего от неё требует король, вернее, кого... Может быть, он даже и согласился бы уехать к королю добровольно, лишь бы избежать этой проклятой войны, которая только будет.

— Что дядя Крейн?— спросила Аэлла шёпотом.

— Сейчас у нас,— Айрил тяжело прикрыл глаза, отвечая,— он смертельно ранен, арбалетный болт застрял у него в груди, возле сердца, врачи боятся вытаскивать, бредит, зовёт Кэрина и Рейни — наших кузенов... Ему ещё не говорили, что их уже нет...

— О, Боже...— невольно вырвалось у Аэллы.

— Он был прямо в центре, рвался вперёд, верил в победу, я разговаривал с ним перед самым сражением... Зачем вообще он это всё затеял, чего ему не хватало? Мы стольких людей потеряли с обеих сторон и это накануне войны с Мирополем!

Аэлла молчала, глядя в его лицо, потом шепнула твёрдо:

— У нас ещё есть время, нам надо готовиться, Идвар говорил, мы проиграли в прошлом году, потому что подпустили их к своим границам, что не имеем укреплений, и почти нет сторожевых постов и крепостей на границах...

— Да, крепости, что он успел построить, пригодились нам сегодня, они отвлекали на себя пехоту...— Аэлла согласно кивнула головой, а по лицу опять тень пробежала, как при упоминании об Идваре. Айрил продолжил:— Я проеду по южным землям, посмотрю, что ещё можно успеть сделать. Завтра же.

Аэлла покачала головой, соглашаясь с ним, подошла ближе, к сидящему на табурете брату, посмотрела сверху, осторожно положила ладонь на его голову, чувствуя под пальцами сухие, по слипшиеся от недавнего пота волосы.

— Я бы хотела, чтобы этого ничего не было, ни войны с дядей Крейном, ни войны с королём, чтобы не было этих забот с границей...— она могла бы ещё говорить и говорить, вспомнить Идвара, тех матерей и жён, что сегодня не дождутся своих сыновей и мужей, но Айрил перебил её вопросов:

— Ты уже подумала, где ты будешь на случай войны?— Она недоумённо нахмурилась, не понимая вопроса, и Айрил продолжил:— Если король придёт сюда, ты же не можешь здесь оставаться? Это опасно, Аэлла!— он глядел ей в лицо снизу вверх исподлобья тёмными глазами.

— Я останусь в Райроне,— прошептала герцогиня, убирая руку, уронила её вдоль тела.— Как год назад...

— А Уард?

— И Уард — тоже...

— Король убьёт и тебя, и его, даже не посмотрит, что он его внук, как ты не понимаешь?

— Куда бы я ни ушла, где бы ни спряталась, король будет искать, и ни одна земля не даст нам убежища из-за страха войны с Мирополем.

Она была права, и Айрил опустил голову, снова зазвенев в тишине доспехами. Аэлла зашептала быстро:

— Ты молодец, ты победил сегодня, я знала, что ты справишься, я на это надеялась, но это только начало. Всё, что будет дальше, это судьба Райрона и его правителей. Рейя не приняла тебя год назад, значит, у тебя другая судьба, другая жизнь, сейчас ты должен приносить счастье всем, кто рядом с тобой... И ты должен завершить дело отца, то, за что он отдал свою жизнь.— Айрил снова поднял лицо, смотрел на неё снизу, следил за губами, горящими в темноте глазами.— А сейчас иди, отдыхай после победы, ты её заслужил...— Отвернулась к окну, где уже начало светлеть небо. Да, они заслужили эту победу, но надо готовиться к новой войне, более страшной.

Айрил ушёл, но Аэлла не ложилась, на рассвете она отправила на запад Райрона посыльного, который должен был отвезти в Западный Ард кольцо барона Свэйна. Сейчас было самое время, пора собирать армию.

* * *

— Вот мы с тобой и в Райроне,— произнёс Идвар, и Киран перевёл на него глаза, ничего не говоря. Устал парень за это время, сна почти нет, еда дрянная, всё время на ногах, вымотался. Идвар сам чувствовал себя получше, воодушевляло то, что до столицы оставалось немного. Рассматривал зелёные долины, поля, разбросанные деревни, изумрудные опушки вдоль рек и озёр. Надрывались птицы, кузнечики, где-то далеко мычали коровы, лаяли собаки, пели петухи. Воздух прозрачный поднимался вверх от раскалённой дороги, струился зыбкой. Уже шёл август, скоро тёплые дни закончатся, и ночи станут холоднее, начнётся осень. Именно в эти дни год назад он прибыл в эту страну с огромной армией, прибыл, как Мирон, второй сын короля. Кто бы мог подумать, что через год он вернётся в эти земли пешком, никаким не королевским сыном, а армию его будет составлять мальчишка-телохранитель.

— Господин, смотрите, какие-то рыцари...— воскликнул Киран, вскидывая руку, указывая на дорогу, на передвигающуюся группку конных рыцарей с яркими флагами. Идвар вглядывался и не мог узнать ни одного герба южных земель. Потом ахнул невольно: одним из флагов был сам герб Райрона — столицы. Как? Кто здесь может быть в Райроне новым правителем? Неужели король уже успел сменить правителя в Райроне? А где же тогда Аэлла? Где Уард? Что происходит?

Он остановился, изумлённо глядя, как двигаются по дороге яркие всадники.

— Господин, нам, наверное, лучше сойти с дороги, они нас затопчут...

— Это ладно,— задумчиво ответил Идвар, не сводя глаз с рыцарей,— вопросы начнут задавать...

— А что, мы сейчас, как нищие, что им от нас может быть надо? Сойдём с дороги, они мимо проедут.

А всадники всё приближались и приближались, копыта сильных коней громом стучали по утоптанной дороге, звенели подковами, ветер развевал плащи и сюрко рыцарей и их коней, флаги на древках... Для простого жителя деревни это было бы изумительным зрелищем, воспоминанием на всю жизнь, но Идвар чувствовал необъяснимую тревогу при приближении всадников. Кто это? Кто это может быть?

По жаркому дню рыцари были без шлемов, и длинные волосы отбрасывало встречным ветром назад. Когда всадники достаточно приблизились, Идвар узнал самого главного из них, того, кто держался первым, кто сидел в седле, вскинув подбородок, подставляя лицо ветру, и чёрный высоченный конь слушался одной его руки беспрекословно.

Князь Айрил!

Идвар опешил от неожиданности. Всё-таки в Райроне произошёл переворот, и он обманул его, втёрся в доверие, а теперь сам правит... Что же с Аэллой? Что — с Уардом? Что ты сделал с ними ради личной власти? Подлец!

Киран едва успел отдёрнуть своего господина в сторону, сдёрнул с дороги на обочину, едва-едва из-под копыт коней только успел. Всадники медленно, как во сне, проезжали мимо, звенели шпоры и доспехи, ткани одежд и плащей тяжело струились по ветру перед глазами Идвара, древки флагов дрожали в руках знаменосцев, а глаза оруженосцев и телохранителей медленно-небрежно скользили свысока по лицам двух заросших оборванцев на обочине дороги.

Они проехали мимо, и Идвар не выдержал, бросился на середину дороги и закричал в след уезжающим рыцарям:

— Ты обманул меня!.. Что ты сделал с ней?! Что ты сделал с моим сыном?!— Так громко от не кричал уже давно, и несмотря на боль, остервенело стиснул оба кулака.

Чёрный конь ещё какое-то время скакал дальше, потом вдруг резко остановился, выбросив вперёд оба копыта, чиркнул из-под подков мелкими камешками, послушный воле всадника. Некоторые рыцари из свиты проехали дальше, а князь Айрил развернул коня и быстрым шагом, переходя почти на рысь, вернулся обратно. Свита его поехала следом. Чёрный конь наезжал прямо на Идвара, но тот и шага в сторону не сделал, смотрел прямо снизу вверх. Князь Айрил и герцог долго смотрели друг на друга, прямо в глаза смотрели, взгляда не отводили. Конечно же, Айрил узнал его. Удивился. Жив, оказывается...

Подъехали остальные, и под их пристальными взглядами Киран выдвинулся вперёд, закрывая господина собой. Но Идвар отступил в сторону, так и не сводя взгляда с лица князя Райрона, не стал прятаться.

— Кто такие?— спросил один из свиты Айрила, его Идвар не знал, только мельком глянул в сторону говорившего.— Всыпать плетей и весь разговор, что время зря терять.

Но князь молчал, задумчиво глядя сверху. Только он один, наверное, понимал, что происходит, кто перед ним; свита его, сам для себя её собирал, из своих, они герцога в лицо могли и не знать. Что дальше? Он вернулся, он жив оказался, смерть пощадила его. Он назад начнёт требовать свою власть? Замнёт конфликт с Мирополем, договорится с отцом-королём? Что ещё он сделает, чтобы избежать войны? Лучше бы и не возвращался, лучше бы и жив не оставался, лучше бы сгинул там...

Айрил прищурил глаза, поджимая губы. Он сейчас в полной власти его, убить прикажешь, убьют запросто, никто и думать не подумает, кто этот нищий. Останется у Райрона всего один правитель, законный правитель, князь Айрил Райронский. А для всех герцога уже нет, и так даже лучше...

И Идвар тоже это понял. Внезапно вдруг понял свою ошибку, лучше бы мимо прошёл, тихо вернулся в Райрон, так нет же, объявил себя... Теперь ему решать, что с ним делать: убить соперника или оставить в живых? "Эх, а я из-за тебя, можно сказать, с королём поругался... Из-за тебя всё о себе узнал, что не королевского я рода, а матерью от кого-то нагулянный... Ты теперь, князь, выше меня родом, и судьбу мою тебе одному решать..."

Идвар разомкнул пересохшие губы, шепнул вопросом:

— Где она? Она живая? Что с Уардом?..

Айрил нахмурился, конь его дёрнул головой, звеня удилами, возвышался громадиной над герцогом. "Так ты думаешь, я мог убить их?.. Мог убить её с мальчишкой из-за власти? Это после того, как ты меня в военный совет ввёл? Не казнил сразу?.. Это, выходит, ты у нас благородный, щедрый, честный, а я нет?.. Это я мог бы убить родную сестру и её сына ради власти?.. Да я только вспомню, сколько она слёз из-за твоей головы пролила! Как ещё сейчас убивается..."

Айрил приказал сухо своим людям с высоты коня:

— Дайте герцогу Идвару и его человеку лошадей.

Люди в свите его задвигались, загомонили. Герцог? Как — герцог? Он же погиб больше месяца назад! Тем не менее, двух лошадей нашли, два оруженосца уступили своих, благо до ближайшего замка, куда направлялся князь, было недалеко. Через некоторое время свиту князя приняли там. К вечеру уже Идвар, переодетый, чистый, выбритый, как настоящий герцог, с верным телохранителем и с большей частью свиты князя отправился в Райрон. Ему предлагали дождаться утра, отдохнуть, но он торопился, торопился увидеть её, уже зная обо всём, что случилось в его отсутствие, чувствуя её горе нутром, готовясь к новой войне, войне со своим отцом, как об этом было известно всем.

* * *

Аэлла была на балконе, занималась вышивкой, хоть как-то, делая что-то кропотливое, занять себя, свои мысли... Айрил уехал на юг, объезжает местных аристократов, готовит их к войне с королём. Там, по границам, уже заложены несколько крепостей и система оповещения сигнальными огнями. Собраны мастера-каменщики и строители со всего Райрона, идёт сбор армии со всех земель. С запада пришёл ответ от барона Свэйна, они тоже там готовят армию, собираются выступить против короля. То же самое, наверное, идёт сейчас и в Мирополе. И это всё по вине одного человека, не желающего уступать. Это всё король Эдуор. У них там сил больше, там, за горами, сколько ещё земель, подвластных королю, огромная сила, разве можно с ней справиться?

Рядом, на балконе, няня держала на руках ребёнка, щебетала, что-то говоря ему. Аэлла иногда отрывалась, смотрела на сына, думая о своём.

— Смотрите, смотрите, госпожа, какие-то всадники! Неужели, господин Айрил уже вернулся?— воскликнула няня, указывая взглядом на проезжающую в ворота группу конников. Аэлла вскинулась, глядя сверху. Няня продолжила:— Флаги наши, райронские, как у господина Айрила, но я не вижу его там... Что-то случилось, наверное...

Аэлла нахмурилась при этих словах, поднялась на ноги, но всадники уже въехали под арку ворот, пропали, надо совсем немного времени, на то, чтобы спешиться и подняться в замок. Неужели, в самом деле, что-то произошло? Она так устала от этих плохих неожиданностей, неужели теперь ещё и с Айрилом что-то?

— Я проверю, ты будь тут,— Аэлла пошла на выход, и Эл двинулась следом, не покидая госпожу почти весь последний год.

Она ещё ждала какое-то время в зале для приёмов, пока гости поднимались к ней, волновалась, не зная, о чём и думать. Наконец, дверь распахнулась, зашли слуги, охрана и... Идвар...

От тех эмоций, что она испытала, увидев его живым, Аэлла не смогла устоять на ногах, чуть сознание не потеряла, только Эл оказалась рядом, поддержала, не дав упасть, усадила в кресло. Аэлла сидела, отвернув лицо, не верила, не могла верить, боялась даже смотреть в его сторону, просто помнила, и ей даже этого хватало. Вдруг закрыла пальцами тыльных сторон ладоней глаза и расплакалась, громко, по-детски всхлипывая через губы. Идвар к этому времени отпустил всех, кто был здесь, молча принял из рук Эл кубок с водой и подал ей знак, чтоб она оставила их вдвоём. Ждал, пока закончатся слёзы любимой, стоял на одном колене рядом, держал кубок, и молча смотрел Аэлле в лицо, терпеливо и тихо.

Наконец, она убрала руки и сквозь слёзы посмотрела на него, такого знакомого, родного, любимого. За этот момент даже вчера она могла бы жизнь отдать, а сегодня не знала, что и сказать, глядела и не могла поверить.

— Выпей водички...— Идвар протянул ей кубок, и она выпила его почти весь, громко стуча зубами о край, а сама смотрела на него поверх кубка. Потом сидела, опустив плечи, молча стирала слёзы с лица, шумно вздрагивала от рыданий, как бывает после слёз. Идвар сам говорил ей:— Всё нормально, всё хорошо, я дома, я теперь рядом... Всё теперь будет хорошо...

Аэлла подняла голову и посмотрела на него в упор, разглядывая родное лицо, потом вскинулась вдруг и порывисто обняла, прижимая к себе, Идвар тихо ахнул сквозь стиснутые зубы от боли в ключице, и Аэлла отстранилась, нахмуриваясь.

— Что случилось?

— Ключица...

— Ещё не зажила?

— Я опять её сломал...

Она закусила губу, будто ей самой больно, шепнула:

— Надо показать врачу...

— Потом...

Она покачала головой, всё ещё не веря в происходящее. Он! Это он! Похудел сильно, волосы ещё длиннее стали, а глаза — больше, потому что щёки впали, вид усталый, измученный. Но это он. Её Идвар. Родной. Живой Идвар. Господи...

— Тут столько произошло...— шепнула.

— Я знаю, твой брат мне всё рассказал...

— Ты видел его?

— Он даже поделился со мной своей свитой, мне дал большую часть, представь себе.

Аэлла опустила глаза, виноватясь:

— Я отпустила его, ввела в совет, я боялась, не знала, что делать, никому не могла довериться...

— Всё нормально,— он мягко перебил её.

— Будет война, Идвар...

— Я знаю,— опять перебил.

— Война с твоим отцом...

— Я знаю,— он покачал головой согласно.

— И ты не попытаешься её остановить?

— Это бесполезно,— он отвернулся, глядя в сторону, подумал несколько секунд и перевёл взгляд опять на Аэллу,— поверь мне, короля сейчас никто не остановит...

Аэлла вздохнула.

— Он отправил мне письмо, требовал, чтобы я прислала к нему Айрила... на казнь...

Идвар нахмурился, сомкнул губы в холодную незнакомую линию, как не делал до этого ни разу. Удивил этим Аэллу. "Он другой... совсем другой стал..."

— От меня он требовал того же, хотел, чтобы я казнил его...— повернул голову, посмотрел на Аэллу, а до этого смотрел в сторону.— Угрожал войной...

— А ты?— она прошептала чуть слышно. Оно и понятно, ладно, она против решения короля высказалась, она сестра, но он-то почему? Она же враги! Они соперники, друг друга ненавидящие, как Айрил позволил ему ещё вернуться сюда?

— А что я?— Идвар поднялся на ноги и посмотрел на неё сверху вниз, дёрнул головой, отбрасывая со лба упавшие волосы, и усмехнулся, добавляя:— Твой брат — это только предлог начать войну, уничтожить Райрон и весь род князей. Ты знаешь, как он уже жалеет, что не убил тебя? Ты ведь была там...

Аэлла опустила голову, вздохнула, не зная, что сказать, что сделать. Это всё король. Зачем ему нужна эта война?

— Значит, если бы я и отправила Айрила в Мирополь, он всё равно начал бы эту войну?

Идвар пожал плечами, ответил:

— Я думаю, да... Он ненавидит Райрон, ненавидит за то, что мы проводим свою политику, с ним не советуемся, не вернули войска, затеяли гражданскую войну, и не казнили опального князя. За то, что я требовал звания Майнора для Уарда... Да и...— он осёкся и не договорил. Нет, он никогда ей не скажет об этом. Кто он такой? Кто отец его? Что он скажет ей? "Извини, дорогая, моя мать меня где-то нагуляла, с кем-то, и никто не знает, с кем... Может, с каким-то проходимцем, может, с последним слугой..." Так сказать? Наш сын, получается, неизвестного рода... Нет! Он никогда ей не скажет... Лучше быть сыном подлеца, тирана, убийцы, но короля, чем вообще неизвестно кого...

Аэлла заметила его смятение и спросила:

— Что?

— Ничего... Всё нормально...— он глядел на неё, а губы всё так же — незнакомая холодная линия. Случилось что-то, не иначе, Аэлла чувствовала это. Он не говорит. Скрывает от неё, что за тайны? Разве было такое раньше?

Она поднялась со своего места, встала рядом и спросила напрямик:

— Что случилось, Идвар?

— Ничего...— он покачал головой, заверяя её, но Аэлла не верила ему, спросила:

— Разве?

— Всё нормально, просто я устал, столько времени, всё пешком, да и случилось это, сколько народу погибло, ребята мои, молодые, один Киран остался... Как это случилось всё — поверить не могу, будто сон ужасный...

— Один из них вернулся, кстати, всех напугал до смерти... Всё прошло, ты дома...

— Что Уард?— спросил через минуту раздумий.

— С няней сейчас... Подрос, уже сидит, когда держишь, игрушки грызёт...

Идвар улыбнулся вдруг, за всё это время впервые так по-доброму, знакомо, по-старому, как когда-то, и Аэлла не вытерпела, обняла его, прижимаясь к груди, и Идвар тоже обнял её в ответ; обнимал ладонями за спину, прижимая к себе. Как давно она мечтала об этом: ощутить рядом сильные руки, грудь любимого мужчины, который бы заботился, сам решал предстоящие проблемы, вот, даже хотя бы с этой проклятой войной...

Аэлла закрыла глаза и снова заплакала, на этот раз тихо, без истерики и громких рыданий, просто слёзы сами собой побежали из глаз, а Идвар тихо и спокойно гладил её по голове, по спине, вселяя уверенность, желание жить дальше.

* * *

Он и правда изменился с того дня, как вернулся. Аэлла следила за ним со стороны и не могла понять, что могло случиться с ним, что повлияло на него, ведь он ничего ей не рассказывал. Замкнулся, стал ещё более молчаливым, часто думал о чём-то. Сначала Аэлла думала, это из-за войны, ведь предстояла война с Мирополем, с его Родиной, с отцом, с королём. Но Идвар занимался приготовлениями к ней, как к любой другой, обычной, как он готовился к войне гражданской. Это было что-то другое, что-то серьёзнее. Но на все вопросы жены Идвар отмалчивался, говорил что-то бессвязное, и это ещё больше доказывало, что что-то случилось. И, когда она поняла это, ещё больше захотела знать, чтобы помочь ему, понять и успокоить. Но не могла.

Через несколько дней вернулся Айрил. Доложил военному совету, что было сделано за это время, сколько заложено крепостей, сколько собрано войск. Строительство шло в спешном порядке, собирались добровольцы для защиты укреплений. Земли Райрона будут защищаться каждым замком, каждым городом, каждой крепостью.

Представители совета признали работу князя удовлетворительной, разошлись. В зале остались только Айрил и Идвар. Идвар всё это время молчал, только дважды задал уточняющие вопросы, не сводя внимательного взгляда с карты. Да, на этот раз всё значительно серьёзнее, если удастся построить всё, что задумали, то, может быть, получится измотать армию Мирополя до подхода к Райрону, а потом придётся уходить на восток. Райрон, конечно, какое-то время продержится, это большой и сильный город, но оставаться здесь будет опасно. За эти дни Идвар проверил систему подземных ходов, выходящих к берегу реки, подальше от крепостных стен. Бежать на восток, в приграничные земли, там дальше Солк, даст ли он убежище врагам Мирополя? В свете последних событий король Солка, может быть, и пойдёт на это, в обиде за дочь, которую ему вернули, как несостоявшуюся жену наследника.

Надо будет написать королю Солка и попросить убежища на случай длительной войны. А что будет с Райроном, с теми людьми, кто живёт здесь, кто выступит против короля? Почти все аристократы — мелкие и крупные — поддерживают эту войну, а, значит, рискуют всем. Но, если у них ещё есть шанс даже после войны добиться прощения короля, пусть не им, так их детям, то у Идвара этого шанса нет. Король убьёт и его самого, и Аэллу, и их сына... Поэтому он и поддерживает эту войну, каким бы удивительным для всех окружающих это ни казалось. Война отца с сыном...

Мысли его прервал Айрил, он наливал себе в кубок разбавленного водой вина и спросил вдруг:

— Я не ожидал увидеть вас здесь, когда вернусь в Райрон, почему вы не уехали?

Идвар перевёл на него глаза, оторвавшись от карты.

— Почему я должен был вдруг уехать и куда?

— Ну как,— Айрил пожал плечами, будто говорил известную истину, а его не понимали,— в Мирополь...

— Зачем?— Идвар нахмурился.

— К отцу, на Родину, вы что, собираетесь воевать со своим отцом? Не смешите меня, Бога ради... Я знаю, бывают войны, когда воюют дяди с племянниками, когда воюют братья и кузены, когда они не могут поделить миром власть или земли, но, чтобы воевали сыновья и отцы?.. О таком я не слышал. Бывает, конечно, когда сыновья устраивают заговоры, ведут закулисную игру, но, чтобы открытая война?— он замолчал и отпил несколько глотков, не сводя глаз с Идвара.

— Вам этого не понять...— небрежно отмахнулся Идвар в ответ, но небрежность эта получилась неискренней: он и сам об этом много думал, конечно же, его не поймут. Отцы с сыновьями воюют нечасто.

Айрил ничего не говорил, молча пил вино и смотрел напрямик, будто ждал продолжения. Он изменился, внешне приобрёл вид, достойный князя, его сейчас на "ты" называть было грех. Да и внутренне изменился, стал взрослее, сдержаннее, не было той знакомой пылкости и горячности. Год назад он был в тени отца, теперь решения приходилось принимать самому, вот и нет этого раздражения, что было раньше. Сейчас ему требовалась холодная расчётливая голова, без этого он бы войну с Крейном не выиграл.

— У каждой войны есть причины и предлоги,— начал Идвар первым,— вот вы год назад затеяли войну с королём по какой причине?

Айрил подумал какое-то время, потом ответил:

— Мы отдаём Мирополю слишком много хлеба, король задавил нас налогами, нам выгоднее было бы продавать его в Солк, а они продавали бы его по морю. Это причина войны. Но отец ваш нас не отпустит, слишком много дешёвого хлеба требует Мирополь... Мы его даём...

Идвар молчал, он догадывался и сам об этих причинах, это не секрет, но сам ничего не говорил в ответ, и Айрил спросил его:

— А почему вы воюете со своим отцом, не интересы же Райрона вас волнуют, в самом деле?

Идвар молчал, не зная, как ответить ему, наконец, разомкнул пересохшие губы:

— Я воюю за тех, кого люблю...

— Хм...— усмехнулся Айрил.— Вы могли бы и договориться с родным отцом, он бы вас понял, ни один отец не желает зла своим детям.

— Вы не знаете моего отца.

— Или вы не умеете договариваться, вы же — Мирон, вы привыкли все споры решать войной, зачем нужны переговоры, когда можно взяться за меч?

Идвар стиснул зубы, прищуривая глаза. Что он вообще может знать об этом? Кто он такой?

— Что-то вы не договорились с родным дядей...

— Я продолжал вашу политику, вы с ним договариваться не собирались.

— А я думал, вы защищали своих родных и себя.

Айрил опять усмехнулся и добавил:

— Не мог же я в ваше отсутствие разбазаривать ваши земли...

— А я не могу разбазаривать вашу жизнь,— При этих словах князь вопросительно приподнял брови, не понимая о чём речь, и Идвар пояснил:— Король потребовал от меня, чтобы я казнил вас, этого же он потребовал и от Аэллы. И она, и я отказались. Разве вы не знаете об этом?

Глаза Айрила смотрели неподвижно, он сомкнул распахнувшиеся от удивления губы и, отвернувшись, поставил на стол кубок с недопитым вином. Наверное, для него это стало новостью, но Идвар думал, что он знал об этом, что Аэлла говорила ему о требовании короля. Выходит, нет? Князь ушёл, не попрощавшись, и Идвар проводил его глазами. Выходит, нет...

* * *

К вечеру уже к нему влетела взволнованная Аэлла, сразу же буквально набросилась с порога:

— Идвар, Господи, зачем ты сказал ему об этом? Я же не хотела говорить ему, зачем ты сказал?.. О, Боже...

— И что?— Идвар чуть нахмурился, следя глазами за лицом жены.

— Он уже приказал заложить коня, собрался ехать...

— Куда?— перебил негромко.

— В Мирополь, к королю!

— Зачем? Он, что, не понимает, что его там казнят?

Аэлла с обессиленно усталым видом, чуть не плача, опустилась на скамью.

— Он думает, что сможет этим остановить войну, что король передумает... Войны не будет...

— Я думал, он умнее.

Аэлла посмотрела с мольбой, зашептала:

— Останови его, Идвар, пожалуйста, он ничего не хочет слушать. Он уедет, он сможет, с него станется, король убьёт его зря... Не позволяй ему, пожалуйста, прошу тебя, останови его...— Она уронила голову, бессильно качая ею туда-сюда, в отчаянии могла расплакаться в любой момент.

— Где он сейчас?

— Он собирался ехать прямо сейчас, мы поругались с ним, он всё высказал мне, что не должна была скрывать от него... Господи,— её голос сорвался на шёпот,— я еле-еле вымолила у него, чтобы он остался на ужин, уехал завтра утром... Он ничего не хочет слышать... Настолько упёрся... Идвар, пожалуйста...

— Хорошо, я поговорю с ним за ужином, а ты успокойся и не убивайся так. Я же не знал, что ты из этого сделала тайну. Никуда он не поедет, или я опять его в тюрьму посажу...

Аэлла нахмурилась тревожно, долго молчала, потом поднялась и ушла. Идвар пробыл в зале для военного совета до самого ужина, слуга нашёл его там, но перед тем, как спуститься в столовую, Идвар зашёл в свой кабинет. Он не подбирал особых слов, не думал, что будет говорить её брату, надеялся, что всё пойдёт само собой, и слова найдутся походу.

Когда спустился к столу, и Аэлла, и Айрил были тут, Идвар приказал слугам оставить их и начал разговор, обращаясь к князю:

— В общем так, слушай меня внимательно, лишнего я говорить не буду и уговаривать тебя я тоже не буду. Ты собрался в Мирополь, собрался к королю на поклон? Я правильно понял? — Айрил молчал, сидя за столом, при вопросе только упрямо губы поджал, и подбородок вздёрнул, не сводя тёмных глаз. Идвар говорил дальше, говорил с ним на "ты", и это почему-то не коробило слух:— Я, конечно, рад, что ты собираешься пожертвовать своей жизнью ради других, ради даже меня, например. Но скажу тебе с полной уверенностью: не поможет, и смерть твоя — не поможет. Короля сейчас никто и ничто не остановит, ни ты, ни я, ни что другое. Он уже давно начал эту войну, и воюет он не с Райроном, и не с вашим родом, он воюет со мной. Мне — он объявил войну. Хочешь верь, хочешь не верь, но эта война из-за меня... А сейчас, когда король узнает, что я жив, что я не умер, эта война будет и подавно. Он придёт сюда, чтобы убить меня, мою жену, моего сына и тебя, потому что ты теперь — мой родственник. Эта война моя. Моя, а не твоя, и твоя смерть ничего не изменит...— Идвар говорил негромко и твёрдо, с нажимом, говорил сквозь зубы. Говорил так, что даже если бы это и была неправда, в неё всё равно бы поверили, так убедительно звучали его слова. Айрил молчал. Аэлла замерла, глядя во все глаза, даже будто дышать перестала. Таким своего мужа она не видела ещё ни разу в жизни. "Господи... Господи... Господи..."— звучало лишь в её голове безмолвной молитвой. А Идвар продолжал:— Король ненавидит меня с детства, он желает мне смерти. Он уже пытался убить меня. Для всех, кто знает, на меня и моих людей напали разбойники. Это разбойники-то в Мирополе?— он усмехнулся зло и продолжил:— Там такого уже лет десять не было. Не-ет, это были не разбойники, это была личная королевская охрана... Вот!— Он бросил на стол короткую чёрную стрелу для арбалета, взгляды Айрила и Аэллы скользнули на неё.— Чёрные стрелы, чёрные плащи — я узнал их! Они должны были убить меня и моих телохранителей. Всех до единого, чтоб не вернулся никто. Мне повезло по великой случайности, как только раз в жизни бывает... Король отдал приказ, убить меня, он грозился придти в Райрон за тобой,— посмотрел на Аэллу,— за Уардом, и за тобой!— перевёл глаза на князя Айрила.— Это звучит удивительно, ведь я его сын...— При этих словах Аэлла опустила голову, закрывая глаза.— Но война эта будет, и ты, князь, это только предлог, причина другая...— он сделал паузу и заговорил через момент:— Для тебя самое главное — определиться сейчас, на чьей стороне ты будешь? Но какую бы сторону ты ни выбрал, тебя ждёт та же участь, что и меня. Победа ли, поражение, смерть или жизнь — ты разделишь всё со мной поровну. Если я буду жить, то и ты тоже, если король разобьёт меня, то и ты жить не будешь. Понятно? — он в упор смотрел в лицо князя, и тот сумел выдержать его взгляд. Идвар продолжил:— Если будешь на моей стороне, завтра же публично признаю тебя своим вассалом, и отдам земли Крейна. Будешь воевать за себя, и за меня одновременно. Выбирай! Я жду до утра...— развернулся и ушёл из столовой.

Аэлла проводила его глазами, быстро поднялась из-за стола и пошла следом. Она настигла Идвара только в его кабинете, спросила первой:

— Ты ничего не рассказывал об этом, король, в самом деле, хотел тебя убить?

— Хотел и убил бы, если бы всё получилось, как было рассчитано,— поднял голову и посмотрел на Аэллу в упор.— И я бы не вернулся...

— О, Боже, Идвар, почему? Зачем ему это, он и так сослал тебя на задворки королевства?.. Зачем?

— Затем, что я, по его мнению, хочу забрать у него и его сына королевский трон, хочу стать королём.

— А ты хочешь?

Идвар сверкнул глазами возмущённо:

— И ты туда же? Не нужен мне никакой трон, я всего лишь добивался звания Майнора для Уарда, и это по закону. Он — самый старший наследник, он должен быть по праву Майнором, а потом королём. Он — а не я! Как это может быть непонятно? Я не могу вас понять... Да и сейчас, какая разница?

— А что король? Ты и на этот раз опять с ним об этом разговаривал?

— Конечно.

— Что он тебе сказал?

Аэлла задавала вопрос за вопросом, а Идвар в раже произошедших событий сказал о том, о чём не хотел говорить никогда.

— Он сказал, что никогда не позволит ни мне, ни моим детям, никому из моего рода даже претендовать на трон, не говоря уже про то, чтобы занять его.

— Почему, Идвар? Почему он так сказал?

— Да потому что я...— он осёкся и не договорил, резко рубанув воздух ладонью, понял, что не может, и прошептал бессильно, разом теряя весь пыл:— Да потому что — и всё...

Аэлла долго молчала, глядя на него. Неужели король рассказал ему? Неужели он смог это сделать? Сам? Какими словами? О, Господи...

— Идвар?— она позвала его тихо.— Что он тебе сказал?

— Да ничего,— он отрезал, давая понять, что больше не хочет об этом разговаривать, отвернулся к ней спиной, долго мучительно глядел на сваленные на столе бумаги. Ждал, что Аэлла уйдёт сама, но она не уходила, будто ждала продолжения.

— Что он сказал тебе? Ты скрываешь от меня, я чувствую, что-то серьёзное, да?

— Я не хочу говорить об этом...

— Ты не доверяешь мне?

— Доверяю, почему же...

— Он обидел тебя, оскорбил, сделал больно? Идвар, почему ты не говоришь мне? Я же чувствую, что ты изменился, ты стал чужим... Я не узнаю тебя. Что случилось, Идвар? Может быть, я смогу чем-то помочь тебе, но я же не могу, если не буду знать... Ты мучаешь сам себя и меня, страдаешь в одиночку...

Он резко обернулся к ней.

— Аэлла, милая...— а прошептал с мукой, с болью, с невыплаканными слезами. Но Аэлла смотрела на него, ничего не говоря, словно ждала. Идвар опустил голову на грудь, отрешённо покачал ею от плеча к плечу. Ему больно, как же ему больно. Сердце Аэллы обливалось слезами от жалости к нему, она подошла и обняла его, склоняя его голову к себе на грудь, хотя он был выше ростом. Гладила по голове, как мать обычно успокаивает ребёнка, утешает его в боли и в страданиях.

— Всё будет хорошо, Идвар. Я всё равно люблю тебя, что бы ни случилось, что бы он ни сказал тебе, что бы ни сделал... Любила, люблю и буду любить... Мне всё равно, что ты скрываешь, но мне больно, когда тебе больно...

Она гладила его по голове, а он, никогда в жизни не испытывавший материнской ласки, слышал биение её сердца, и буквально умирал от тоски и боли. Он любит её, любит больше всего на свете, и не может скрывать от неё. Спросил шёпотом:

— Ты, правда, будешь любить меня, несмотря ни на что? Будешь любить меня и Уарда?.. Даже если узнаешь...— не договорил и оторвал голову, в упор глядя на Аэллу, и она заметила в его глазах невыпущенные на волю слёзы, шепнула тихо:

— Конечно, Идвар, я буду любить тебя всегда...

Он молчал долго, отошёл и, постояв немного, сел на стул у стола, опёрся локтями в колени и запустил пальцы в волосы до самой макушки. Будто великая, страшная тяжесть лежала на его плечах. Но Аэлла не торопила его, если захочет, он сам расскажет, иначе неосторожным словом можно спугнуть миг откровения и доверия. И она дождалась его, Идвар заговорил чуть слышно, глухо, с болью, незнакомо ей:

— Он сказал мне, что ни я, ни Уард, никто из моего рода никогда не станут королями, потому что он не допустит... из-за того...— сделал паузу, уронил одну руку между колен, а второй подпёр голову под лоб.— Из-за того, что я — не его сын...— Аэлла не вмешивалась, ждала терпеливо, спокойно, не выказывая удивления.— Будто мать моя нагуляла меня и родила не от короля, не от него... поэтому он ненавидит меня с детства... Поэтому и убить хотел...— Он усмехнулся вдруг с горечью, глянул на Аэллу исподлобья.— Я не королевский сын, я не принадлежу к королевскому роду...

— А отец?..— голос Аэллы получился хриплым, и она кашлянула и спросила ещё раз:— Он сказал тебе, кто твой отец? От кого королева родила тебя?

Идвар дёрнулся, вскидывая голову:

— Нет, конечно, кто сейчас это знает? Она же умерла! Кого сейчас об этом спросишь, для всех я — Мирон, второй сын короля...— Аэлла не двигалась с места, не сводила с него глаз, и Идвар спросил её с улыбкой горечи:— Я не знаю, кто мой отец, я не знаю, какого я рода, а, значит, и ты, и Уард... Понимаешь?..

— Перестань!— она перебила его громко, властно, как настоящая герцогиня.

— Он издевался надо мной, он называл меня ублюдком, говорил, что меня надо было убить ещё ребёнком, но он пощадил меня, подарил мне жизнь... И я теперь должен быть благодарен ему... Моя мать, оказывается, как последняя... нагуляла меня с каким-то неизвестным проходимцем, и никакого я не королевского рода, и ты вышла замуж за оборванца... И Уард — мой сын...

— Перестань!— она снова перебила его, шепнув сквозь зубы. Господи! Что же она наделала? Надо было самой рассказать ему об этом, самой подобрать нужные слова, деликатно, по-доброму... Кто бы мог подумать, что у короля вместо сердца окажется камень, и он, сохраняя тайну столько лет, всё-таки выплеснет её на голову "сына" вот таким ведром отбросов и грязи... Как теперь, какими словами утешать эту боль, это унижение?

Она подошла к нему близко-близко и спросила шёпотом, глядя сверху:

— Он так и не сказал тебе, кто твой отец?

— Нет, он задёргался, как безумный, когда я назвал ему имя сына, за кого просил.

— Уард?— она переспросила, хотя прекрасно знала имя своего сына. Это открытие ещё больше убедило её. Да! Он ненавидел своего брата, мстил ему за жену, за измену, за их общего сына, а тут такое вдруг. Их сынок греховный требует трона, да для кого? Своего сына, которого назвал именем своего отца! Неслыханная дерзость, пощёчина судьбы...

Аэлла заговорила через минуту молчания:

— Он не всё рассказал тебе. Он скрыл от тебя имя твоего отца, скрыл судьбу твоей матери, он сказал только то, что ему было надо, и такими словами, какими хотел...— Идвар глядел на неё снизу огромными глазами, всё больше и больше распахивающимися от удивления, от каждого сказанного ею слова.— Твой отец не проходимец, твой отец — родной его брат, Мирон Уард, ты знаешь, о ком я говорю, он погиб на войне, когда тебе было два года. Он так же, как и король Эдуор, принадлежал королевскому роду, как и ты — сейчас... Твоя мать, вернее всего, влюбилась в него и родила тебя по любви, а не по греху, как сказал тебе король... За это и поплатилась... По приказу короля, её убили во время родов, повитуха перерезала ей вену, и она истекла кровью... Но ты остался, ты выжил... Король и тебя хотел убить, думаешь, почему ты болел после того, как родился?— Сделала паузу, поднимая брови.— Тебя облили холодной водой...

— Откуда... Откуда ты это знаешь?— он переспросил шёпотом, еле-еле совладав с голосом.

— Поэтому он и ненавидел тебя и сейчас ненавидит, и убить тебя хочет. Ты у него поперёк горла стоишь, напоминаешь ему об измене жены, о своём брате...

— Откуда ты это знаешь?— он повысил голос, не добившись ответа на свой вопрос.

— Я разговаривала с повитухой, той, что тебя принимала, той, что убила твою мать...

— Этого не может быть...

Но Аэлла продолжала дальше, как ни в чём ни бывало:

— Я читала ваши хроники, король с детства завидовал младшему брату, Мирону Уарду, ведь отец не выделял их. Ты читал хроники, там так и записано, он говорил: "У меня два Майнора..." Твой настоящий отец принимал послов, был хорошим Мироном, заменял короля, когда он болел, и, представь себе, справился с этим... Она влюбилась в него... Я бы тоже влюбилась,— прошептала чуть слышно,— как влюбилась в тебя...

— Нет!— Идвар резко поднялся на ноги, стискивая голову за виски запястьями:— Неправда! Он сказал бы мне...

— Он никогда бы тебе не сказал, чтобы ты мучился, чтобы ты думал, кто же твой отец? Чтобы ты, в самом деле, никогда не добивался трона. Но ты — настоящий представитель вашего рода, ты — Мирон — сын Мирона... Ты ничуть не меньше его сыновей, ты имеешь полное кровное и моральное право... Ненавидеть своих отца и мать тебе не за что, они просто любили друг друга, и любовь их была запретной... Король отомстил им, убил и того, и другого... Помнишь войну? Он специально развязал её, чтобы отправить брата на войну, чтобы он погиб там...

— Столько лет прошло, откуда ты можешь знать?— Сверкнул глазами недовольно, буквально полосонул по лицу.

— Поверь мне, я знаю.

Идвар молчал какое-то время, обдумывал всё.

— Ты знала, да? Давно знала?

— Я знала, да...

— Почему ты не сказала мне? Почему ты позволила ему сказать мне?

Аэлла вздохнула, прикрывая глаза с болью. Она так и знала, он именно об этом и спросит.

— Я пообещала Старой Арде, что никому не скажу, иначе бы она не рассказала мне ничего... Идвар, Господи, я же не думала, что он захочет тебе вообще хоть когда-нибудь рассказать об этом! Этим же не хвастаются, правда?.. Подумай сам! — она повысила тон голоса, чтобы достучаться до него, пробить эту стену отчуждения, что вдруг выросла между ними.— Он сказал тебе только потому, что ты потребовал трона, иначе он унёс бы эту тайну с собой в могилу... Да, я знала, но это не мешало мне любить тебя, напротив! Я ещё больше, ещё сильнее полюбила тебя, я простила тебя за всё, я согласилась стать твоей женой... Ты стал мне ближе, понимаешь?.. Идвар...— Но он перебил её резко:

— Из-за жалости?

Она скривилась, как от боли, не зная, что ответить ему. Какой мужчина будет рад любви из-за жалости?

— Прости меня, Идвар...— она прошептала с мукой, глядя ему в лицо.— Прости, пожалуйста... Я всё, что хочешь сделаю, хочешь, я даже на колени встану, чтоб ты простил меня? Я люблю тебя... Идвар...

Он ничего не ответил, смотрел на неё сбоку, через бровь, исподлобья, потом развернулся вдруг и ушёл.

— Идвар! Куда ты?..

Она разрыдалась, оставшись одна, ушла к себе, упала на постель и плакала навзрыд. Виновата. Да. Кто же против. Но именно этого она и боялась. Его боли, его страданий, его мук.

Плакала, пока не устала. До поздней ночи возилась с ребёнком, ждала Идвара, но он так и не пришёл ночевать, вызвав этим ещё большую тревогу у Аэллы. Слуги доложили, что герцог уехал по делам войны.

* * *

Его не было несколько дней, он объезжал замки, проведал место сражения, где была разбита армия Крейна. Барон Ноддар рассказывал ему, как всё проходило, показывал раскрытой ладонью с высоты коня, описывал битву в деталях, восхищённо сияя глазами. Крепости после пожаров отстроили, отряды, несущие там службу, пополнили. Шумел лес, а издалека поверхность воды в реке серебрилась на солнце.

Идвар слушал, а сам думал и думал об одном. Всё так и есть, как она рассказала, её слова только дополнили то, что сказал король. Всё-таки лучше иметь отцом своего дядю Мирона, которого он ни разу и не видел в сознательной жизни, чем ломать голову над тем, кто он вообще. Он испытывал противоречивые чувства к своей матери. Как она могла? Как можно было заводить любовника при живом муже, да и ещё его родного брата?.. А он сам? Чем он думал? Она же — жена брата!

Но так или иначе, он был их сыном, любимым — не любимым, желанным или нежеланным, но они обрекли его на муки и страдания с детства. Король срывал на нём свои обиды и злость, вымещал всё, что чувствовал к жене-изменнице и к брату-предателю...

Если бы Аэлла изменила ему, влюбилась в Олдера? И у неё родился сын? Что бы сделал он на месте короля? Подумал немного, представляя себе эту ситуацию, ну, уж не убил — это точно. Да и ребёнок, он-то ни в чём не виноват... Это же её ребёнок... Опять подумал немного, чувствуя прилив необъяснимой ревности, так чётко представлял себе ситуацию измены. Стиснул зубы, глянул на советника холодно. Выгнал бы точно, подальше от всех, мучился бы тем, что она живёт с другим, что любит другого, но не убил бы... Это точно!

Потому что она не безразлична, она дорога, он любит её, и никого дороже её нет в этом мире. Он — круглый сирота, ни отца, ни матери, есть, правда, брат по отцу, но отношения между ними, конечно... И она сирота. У неё нет ни матери, ни отца, и тоже есть брат... У них двоих намного больше общего, общий сын, и не зря они полюбили друг друга, общая ненависть к королю и его порядкам. И эту войну им придётся пережить вместе, король не будет разбираться, кто прав, кто виноват. Теперь она — его жена, и он должен нести ответственность за неё, за Уарда...

Конечно, она всё знала уже давно, ещё в Мирополе, и только в этом её вина. Она могла бы давно посвятить его в эту тайну, но, кто знал, что она вообще когда-нибудь будет раскрыта? Так сложились обстоятельства, и первым проговорился король.

Идвар развернул коня, отдавая приказ:

— Мы возвращаемся.

Сейчас ему больше всего захотелось быть дома, в Райроне, рядом с Аэллой. Близится война, кто знает ещё, чем она закончится. Стоит ли растрачивать попусту последние мирные дни? Их можно провести рядом друг с другом. Надо беречь это время...

И он оказался прав. Только увидел её, глазами в лицо упёрся, и потянулся навстречу, сгрёб в объятья, прижимая к себе, не стесняясь ни свиты своей, ни слуг, звеня доспехами. Аэлла поджала губы, будто вот-вот и расплачется, упёрлась в грудь ладонями, растопыренными пальцами, шепнула через миг:

— Идвар, прости меня...

Он ответил и ей шёпотом, дыша в висок:

— Я не хочу об этом, никогда не хочу больше... Я устал, и просто...— замер на миг,— люблю тебя...

Он старался забыть то, что мучило его, уйти в дела с головой, но, тем не менее, собрался и написал письмо королю. И в нём высказал всё, что хотел: "Вы обманули меня. Из достоверных источников в Мирополе мне стало известно, кто настоящий мой отец... Для вас, думаю, не будет новостью, что это ваш брат Уард, Мирон по рождению. Ваша жена, мой король, изменила вам с вашим же братом, но вы сумели сжить со света и её, и его, но не сумели убить меня... как не сумели это сделать и по дороге в Райрон. Это подлые, нечестные поступки, недостойные короля. Вы убиваете своих подданных в своих личных целях, подданных, о которых должны заботиться. Вы убили и моих людей.

По правилам чести я должен мстить вам за смерть моих родителей и вверенных мне людей. Кроме того, мой сын и я сам являемся представителями королевского рода, с такой же кровью, что течёт в жилах ваших сыновей, и вас. Поэтому мы имеем полное кровное право, претендовать на трон Мирополя.

Оставляю за вами выбор решения. Думаю, вы справитесь с этим достойно".

Это письмо, которое, естественно, вызовет бурю гнева у короля, Идвар решил отправить в Мирополь с бароном Ноддаром. Он ещё помнил участь молодого парламентёра, и надеялся, что человек, мирополец по происхождению, не расстанется с жизнью по прихоти короля.

— Почему я?— Барон удивился до изумления.

— Я хочу, чтобы это сделали вы. Это приказ.

— Можно послать письмо с любым гонцом, не обязательно для этого посылать меня, тем более, я — член военного совета, а готовится война.

— Вот именно,— Идвар вздохнул.— Я боюсь, что это письмо сильно разозлит короля, а вы свой... вам ничего не будет, скажете, что я послал вас сам, и вы ничего не знаете...

— Если так, то он меня назад не отпустит.

— Не отпустит,— согласился Идвар.— Но вам и не нужно быть на этой войне. Она не ваша. Вы здесь только со мной, а я отпускаю вас. Может так статься, что в этой войне мы будем воевать с вами по разным сторонам, друг против друга. Подумайте, на чьей стороне вы хотели бы быть после победы?

Ноддар ничего не ответил, но письмо взял. До Мирополя больше десяти дней пути, у него будет время подумать.

* * *

Король получил это письмо и, конечно же, ответил на него. Ответ был коротким и ясным — он объявил войну Райрону. И когда самый быстрый гонец доставил это письмо, Идвар всполошился. Это значит, что армия Мирополя уже на подходе. Идвар знал, что так и будет, ждал этого в душе, но когда всё случилось, неприятно удивился. Война всё-таки будет. И это объявление войны королём ещё раз доказало, что отцом Идвара, в самом деле, был Мирон Уард...

Герцог призвал всех своих вассалов и их армии на войну; в Райрон начали стекаться войска, рыцари и пехота, арбалетчики и даже добровольцы. Несмотря на то, что время уже было к осени, жители Райрона единым фронтом поднялись на войну с миропольским королём. Заинтересован оказался каждый. И это было удивительно.

Все эти дни Идвар нервничал, несмотря на множество проведённых им в жизни боёв, он испытывал тревогу, жил предчувствием страшного боя, от которого зависела его жизнь, жизни тех, кого он любил. На десятки раз проверял приказы, сам, собственноручно осматривал отряды солдат, что приводили его вассалы, не вылезал из карт, ища удобные места для засад и будущих битв, хотя знал уже весь Райрон почти вдоль и поперёк.

С востока прибыл граф Айрил со своей армией, его Идвар принял в свои рыцари, проведя обряд оммажа всего пятнадцать дней назад. С западных земель прибыли войска во главе с бароном Свэйном. Идвар и не знал, что это Аэлла вызвала его в Райрон. Прибывали войска с севера, запада, востока.

Вскоре пришло известие, что к границам Райрона подходит армия. На утро герцог Идвар объявил выступление и своих войск на юг Райрона, именно там должно будет произойти первое столкновение. А пока Идвар и Аэлла были у себя. Уже было поздно, Уард спал, да и в замке было уже тихо. Завтра — в дорогу, и всё будто замерло, затихло в ожидании.

Всё это время Аэлла была беспокойна, не находила себе места, волновалась от одной только мысли, что Идвар уезжает на войну. Уезжает надолго и, может быть, даже... Господи, об этом и думать было страшно. Она уже потеряла его однажды и страдала всей душой. И что же опять? Опять мучиться и тосковать в страхе потерять его? Почему? Почему всё так? Зачем нужна была эта война?

А тут ещё знакомая тошнота поселилась в теле, так невовремя. Усталость часто лишала сил, она уставала даже от Уарда. Часто думала: "Что же делать? Как-то надо, наверное, сказать ему..." Но как это сделать она не знала. Думала, он не поймёт, тем более сейчас, когда нужно думать совсем о другом. О, Боже... Ну, почему всё так? Из-за этой войны она не может нормально поговорить с мужем. Когда он вернётся ещё? Когда она ещё сможет сказать ему?

Всё невовремя, всё не к месту. И эта война, и начинающаяся осень, ещё и это... Теперь о себе-то ничего не знаешь, что будет дальше, где искать убежища, где спрятаться, всё будущее под вопросом.

Аэлла присела на край кровати, собираясь ложиться. Идвар стоял у кроватки ребёнка, смотрел на спящего сына.

— Идвар?— Он молча повернул голову и посмотрел на неё.— Я боюсь за тебя...

— Всё будет хорошо,— он и сам хотел в это верить.— Я вернусь, вот увидишь...

— В прошлый раз так же говорил, я чуть с ума не сошла от горя.

— Это война, Аэлла, многие погибнут и не вернутся домой...

— О, Боже, Идвар, не говори так,— она подняла на него глаза, исказив лицо в муке.— Я боюсь...

Идвар подошёл и сел к ней на постель. Заговорил негромко:

— Я не знаю, что будет, но я вернусь, нам надо будет ещё оборонять Райрон, я оставил пока временно барона Догвина, но я вернусь к этому моменту. Что будет дальше, после этого... я не знаю,— он помолчал немного.— Мы попрощаемся с тобой сейчас, ты ложись, а мне надо ещё написать несколько писем и приказов. Я лягу в кабинете, утром будить тебя не буду...

Аэлла и не поняла, как это получилось, разрыдалась вдруг неожиданно, даже не закрывая лица руками. Ей казалось, что они будут прощаться завтра, только завтра, и поэтому у неё ещё есть время, а, выходит, времени уже и нет, уже надо прощаться. Сейчас.

Идвар обнял её, прижимая к себе. Нельзя. Нельзя терять самообладание, надо держать себя в руках, иначе он не сможет уехать, не сможет оставить её. Он сделал выбор, бросив вызов королю, выбрал войну, и обратной дороги уже нет. Только вперёд. Он оставил Аэллу и поднялся уходить. Аэлла вскинулась, быстро вытирая слёзы ладонью. "Уйдёт... Он сейчас уйдёт, и мне не удастся сказать ему... Я не успею..."

— Идвар?— она позвала его, когда он был уже в дверях, заставила обернуться, но сказать так и не смогла. Что́ её беременность по сравнению с тем, что он уходит на войну, рискует своей жизнью? Прошептала чуть слышно:— Я люблю тебя, будь осторожен, пожалуйста...

Он улыбнулся ей в ответ, поднимая ладонь, и вышел. Именно таким и помнила его Аэлла потом, все дни, пока его не было, пока ждала вестей с юга. А сейчас упала на постель лицом в подушку, плакала, пока не замёрзла, и потихоньку забралась под одеяло, обнимая себя за плечи, пыталась согреться, чувствовала себя одинокой, одной единственной на всей земле.

* * *

Когда армия Райрона прибыла на юг, войска Мирополя уже во всю хозяйничали в этих землях. Сожжено было две крепости, но ни один город они ещё штурмом не взяли, не торопились пока. Весть о подходе райронцев заставила армию короля собраться, двинуться навстречу. По каким-то слухам, непонятно от кого идущим, Идвар узнал, что армией Мирополя командует Мирон Адорр. Ему всего пятнадцать лет и это первый его поход в жизни, но рядом с ним герцог Вальден главным советником. Узнав об этом, Идвар поджал губы: он так просил короля заменить советника. Но король остался при своём. Так получается, что теперь Идвару придётся сражаться не с братом, а с герцогом. Именно он будет разрабатывать план сражения для миропольцев, от него всё будет зависеть. Интересно, кто же будет сильнее, как полководец, учитель или его ученик?.. Столько сражений вместе прошли, сколько походов и битв. На этот раз расклад другой, в этом бою Идвар заодно со своими бывшими врагами — райронцами и их князем Айрилом, теперь, правда, графом... А против него те, с кем годы провёл в походах, на кого мог положиться, как на себя, кого знал, как родных. И никому из них король не объявил об истинных причинах этой войны.

Идвар сам выбрал удобное место для предстоящего сражения: небольшая равнина, как раз удобная для райронской конницы; с двух сторон лесные опушки и рощи берёз, они не позволят миропольской коннице обойти армию с флангов и окружить её. У Мирополя тоже хорошая рыцарская конница, он всегда ею славился, пехота плохая и мало, а вот конница — это, да! И кони хорошие, сильные, многие из Райрона. А уж про лучников миропольских и говорить нечего, большая дальность, убойная сила огромная, боевой опыт и прикрытие из рыцарей. От них спасения нет, дальнобойные луки выше человеческого роста — это сила, от которой защиты нет, ни латы не спасут, ни кольчуга, только Божья воля.

Одно спасение для Райрона в предстоящей войне с сильным и опасным врагом — война будет идти на своей территории. Это значит, что всё население будет вовлечено, незаинтересованных не останется. Да и хорошее знание местности должно сыграть свою роль, ведь именно Райрон навязывал Мирополю место сражения. Правда, были в войне на своей земле и минусы: миропольская армия пришла с карательными целями, поэтому жгла и уничтожала всё, что ей попадалось. Наверное, таким был личный приказ короля, он хотел по всей строгости наказать тех, кто бросил вызов, повторный вызов, чтоб другим неповадно было.

Две армии построились на равнине друг против друга от кромки леса до берёзовой рощи справа. День только начался, он был удачным для битвы. С утра прошёл небольшой дождь, и сейчас неярко светило солнце, прогревая сырую землю и росу на траве и листьях деревьев. Для тех, кто собирался провести день в латах и в седле, лучшего и желать было нельзя.

Идвар окинул взглядом обе армии, сверкающие полосы щитов, яркие пятна флагов. Лучи солнца блестели на латах рыцарей и их коней, на шлемах, зажатых в руках — их наденут лишь перед самым боем.

Герцог Райрона ждал ответа, в стан миропольцев был отправлен человек с предложением, встретиться двум командующим армиями на нейтральной полосе. Там, по центру пространства между армиями, ещё на рассвете по приказу Идвара быстро растянули шатёр для предстоящих переговоров. Сейчас герцог волновался, примет ли Мирон Адорр его предложение? Скорее всего, герцог Вальден будет против, или будет проситься взять его с собой. Конечно же, он не доверяет малолетнему Мирону, он ждёт от него только глупостей. Какие такие ещё переговоры?

Но Идвар-то хотел увидеть брата накануне сражения, ещё до того, как он превратиться во врага. И знал, что этого, наверное, захочет и сам Адорр.

Наконец, от армии Мирополя отделился всадник, поехал навстречу. Идвар не сводил с него глаз, узнав в нём своего парламентёра. Слава Богу, живой... Кто ещё знает, каковы размеры ненависти у армии противника, может, они и посыльного не пощадили бы. Такое было уже, и не раз...

Герцог Райронский молча смотрел в лицо вопросительным взглядом, и рыцарь ответил на него, как только оказался рядом.

— Господин, они приняли предложение.

— Кто приедет?

— Не сказали, я пока ждал, они там спорили...

— Тебя ни о чём больше не спрашивали?

Рыцарь отрицательно покачал головой, Идвар принял его ответ, согласно дёрнув подбородком, и парламентёр вернулся в строй. Надо подождать. Адорр должен приехать сам, насколько Идвар его знал. Надо только подождать. У них всегда с братом (или с кузеном?) были хорошие отношения, несмотря на порядочную разницу в возрасте, Идвар был старше его на одиннадцать лет. Когда он стал Мироном, Адорру было пять. Как раз тот самый возраст, когда мальчишки увлекаются оружием, конями, войной. В перерывах между походами Идвар брал подрастающего брата на верховые прогулки, следил за тренировками, стрельбой из лука, упражнениями с мечом. Потом и король потребовал, чтобы Идвар занимался с ним, учил премудростям войны. И Идвар рассказывал ему о походах и сражениях, о ночёвках под открытым небом, о дальних дорогах и больших городах. Показывал карты и схемы боёв, но научить человека всему, что должен знать Мирон нельзя. На это надо время, нужно кровь проливать, делать ошибки, советоваться со старшими, проехать десятки дней и ночей верхом, и увидеть всё своими глазами. Нужны хорошие советники, а даже герцог Вальден стал старше на десять лет с того года, как он был советником Идвара. Нужны победы и проигрыши, нужны ранения и слёзы боли, о таком не расскажешь.

А этот бой будет у Адорра первым, самым первым в жизни, и это не схема, это реальный бой, в котором каждая ошибка может стоить дорого. Тем более, когда за спиной стоит король и ждёт решительных сражений и громких побед. Попробуй тут не выиграй.

Вот в этом и разница их. Адорр поведёт свою армию в бой, чтобы угодить королю, воплотить его желания — убить ненавистного племянника, а для всех — сына — бунтовщика, попавшего в опалу, бросившего вызов, поднявшего всю свою землю против власти монарха. По сути своей — правое дело. Сколько таких войн провёл сам Идвар, ещё, будучи Мироном, он выполнял приказы короля, своего сеньора. И сам год назад воевал с Райроном, убивал райронцев, а теперь ведёт их в бой, на войну со своим отцом. Эта война войдёт в историю, только хотя бы поэтому. Только в этой войне он, в отличие от Мирона Адорра, будет защищать свою жизнь и жизни тех, кого любит. Король не оставил ему выбора, и перемирия не будет, потому что цена этого мира — жизнь!

Идвар стиснул зубы и чуть сузил глаза, не сводя взгляда с армии противника. Наконец, от неё отделилась делегация в несколько человек, поехала навстречу. Идвар и его свита тоже поехали к нейтральной полосе. Копыта коня мягко врезались в землю подковами, тонули в зелёной траве. Глаза герцога чётко различали флаг с гербом Мирополя. На синем фоне чёрный треугольник горы, увенчанный зубчатой королевской короной. С детства ничего роднее не было, в сердце врезано на всю жизнь. Любимый Мирополь! Город, хранимый Богом и всеми святыми. Синее чистое небо. Кто бы мог подумать, что когда-то смотреть на герб его будешь, как на что-то враждебное и опасное.

Идвар и его свита приехали первыми, уже успели спешиться, поджидали Мирона и его людей. Идвар окинул взглядом лица своих: главного советника графа Айрила, телохранителей, Кирана. Парень привёл на войну всего двадцать человек, но выказал желание быть рядом, и Идвар уступил. Кто знает, может, он приносит ему удачу? Кто знает... Кивнул им, снимая плащ, вытаскивая из ножен меч, кинжал, приказал:

— Ждите...

Делегация Мирополя держалась особняком, неодобрительно перешёптывались рыцари между собой, даже кони нетерпеливо звенели удилами. А уж прожигающий взгляд герцога Вальдена Идвар чувствовал на себе кожей лица. Как же без него? Он сам предпочитал бы вести эти переговоры вместо того, к кому он был приставлен советником.

В шатёр Идвар и Мирон Адорр вошли вместе, но совсем не родственниками, каждый при своём, уверенные и сдержанные. Вряд ли, кто даже думал о том, что эти переговоры хоть что-то дадут, да и имеют ли они вообще смысл, если войны всё равно не избежать?

Идвар почтительно склонил голову, шепнул громким шёпотом приветственно, не сводя глаз:

— Господин Мирон...

Адорр принял это приветствие небрежным кивком головы, ответил:

— Герцог...

Идвар рассматривал его, впитывал каждую черту. Всего пятнадцать лет! Неужели и он сам выглядел так же, когда стал Мироном? Господи! Тело, облачённое в доспехи, заставляло держаться прямо, может, даже высокомерно, выглядело взрослым. Доспехи всегда придают возраста, делают старше. Но лицо? С ним-то не сделаешь ничего, если это лицо мальчишки, то оно таким и останется. Да, оно кажется старше, но не на десять лет, как этого хотелось бы!

— Вы сами настояли на этой встрече, я не понимаю причины этого, но могу хотя бы официально объявить вам войну,— первым заговорил Мирон, но глядел мимо, и Идвар сразу понял: он говорит не сам, он говорит со слов герцога Вальдена. А о чём думает он сам?— Я выполняю приказ короля. Ваша земля, герцог, не желает подчиняться короне, как и год назад, она бросает вызов. Мне стыдно, что на этот раз ею правите вы, тот, кто пытался усмирить её... Это значит...— он сделал паузу, подбирая слова, а может, усиленно вспоминая уже сказанные однажды герцогом Вальденом.— Значит, что вы не справились с приказом короля и, хуже того, вы попали под влияние местной знати... Она вовлекла вас в войну. Мне хочется верить, что помимо вашей воли, ведь не можете же вы осознанно, добровольно воевать со своим отцом? Этого не может быть, вы — бывший Мирон, вы служили Мироном верой и правдой много лет. А сейчас вы воюете с родной страной, хуже того,— с родным отцом. Я не могу в это поверить. Что-то, видимо, случилось с вами... Я не думаю, что это ваше добровольное решение...

Идвар перебил его:

— Эту войну не я вам объявил, а вы мне. Точнее, этой войны жаждет сам король, а вы выполняете его приказ.

— Я — Мирон, я должен выполнять приказы.

— Я знаю, что значит быть Мироном, вы ещё Мирон без году неделя, я был им почти десять лет. Но это было решение короля, отправить меня сюда, лишить меня поста Мирона, сделать меня герцогом. Я подчинился, я выполнил приказ, как король этого хотел. Это не моя вина, что я здесь...

— Но вы сами хотите этой войны!— Адорр повысил голос, понимая, что теряет нить разговора, что попадает в ловко расставленные ловушки. Теперь получается, что эта война — вина короля? О чём это говорит герцог Райрона? Как он может?

— Я не хочу никакой войны,— медленно, отделяя каждое слово, ответил Идвар, не сводя взгляда с тёмных глаз подростка во взрослых доспехах. Сделал паузу и пояснил:— Если вы наслышаны там, в Мирополе, у нас только-только закончилась гражданская война, мы ещё от неё не оправились, нам не нужна ещё одна война. Мы все в здравом уме, чтобы не начинать ещё одного кровопролития...— Его голос дрогнул, перешёл на шёпот.— Но мы будем защищаться, будем защищать свои земли от Мирополя, от короля, от кого бы то ни было другого.

— Вы заблуждаетесь, герцог, ваша земля, как и год назад, желает покинуть королевство, и возглавляете её вы, вы — бывший Мирон!

— Да! Я!

— И мне очень жаль, потому что вы тот, с кого я брал пример...

О, это был уже истинный Адорр. Наконец-то, Идвару удалось достучаться до него, настоящего. Лицо молодого Мирона исказила боль. Идвар вспомнил себя мальчишкой в шестнадцать лет. Да, и ему было тяжело, но не до такой степени, воевать с братом ему не приходилось. "Терпи, терпи, Мирон, а кто сказал, что Мироном быть легко?"

Идвар заговорил негромко, спокойно, рассудительно:

— Моя земля до последнего выполняла все обязательства перед королём и Мирополем, мы исправно платили налоги, поставляли хлеб. Ни королю, ни вам не в чем меня упрекнуть.

Адорр согласно кивнул головой, и длинные чёрные волосы его колыхнулись на плечах.

— Вы отказались выполнять приказы короля. Вы не вернули наши войска, отказались казнить опального князя, сына бывшего правителя Райрона...

Идвар перебил его:

— Граф Мардейн сам отказался уехать, он принимал участие в войне, в гражданской войне,— быстро поправил себя.— И сейчас он остался на моей стороне — и это его право. А князя Айрила я не могу казнить, потому что он — родной брат моей жены, он — мой родственник. А сейчас он — мой вассал, а я его господин...

— Вы не хотите казнить преступника, потому что он ваш новый родственник, даже не кровный, но собираетесь воевать с отцом и братом?

Идвар долго молчал, не сводя взгляда. Конечно же, король не говорил ему об истинных причинах войны. Это тайна для всех, а особенно для королевской семьи. Мирон будет воевать только потому, что герцог Райронский отказывается выполнять приказы, а значит, бросил вызов королю, отказывается слушаться, а это бунт. А бунты подавляют, а бунтовщиков наказывают.

— Я не хочу, чтобы король вмешивался в дела моей земли, своих преступников я буду наказывать сам, это моё дело, что с ним делать, казнить или нет...

— А если преступник угрожает спокойствию всего королевства? Он подбил вас на эту войну...

— Неправда!— Идвар повысил голос, раздражаясь. Всё это опять чужие слова, может быть, короля, кого же ещё? — Никто меня не подбивал... Что за глупости! Эту войну затеял сам король! Неужели он не объяснил вам, в чём причины этой войны? Господин Мирон, вы воюете, выполняете приказ короля, и даже не знаете, почему началась эта война!..

— Какая разница?— Адорр поджал губы, сверкнув недовольно глазами, его смуглое лицо исказилось гримасой непонимания.— Если бы вы не захотели сами выйти из-под власти короны, этой войны не было бы. Тем более, вы, герцог, сын короля, вы могли бы суметь договориться...— Он сделал паузу на миг, бессильно дёрнул подбородком.— Я мог бы предложить вам услуги посредника...— Идвар удивлённо приподнял брови. Ничего себе. Вряд ли, Вальден говорил подобное, он бы не упомянул такого ни в жизнь. Это всё сам Адорр, да, сам. И сейчас Идвар видел, как дрожит его подбородок. Бедный мальчик. Это первая война его, первое крупное сражение. Он боится его, может быть, боится проиграть, может, боится разочаровать короля. Но, как бы то ни было, страх — не лучший помощник накануне битвы, какую бы природу он не имел.

Адорр заметил удивление на лице герцога и быстро заговорил, срываясь:

— Я понимаю, герцог, вы — бывший Мирон, вы не привыкли решать вопросы войны перемирием, или переговорами. Десять лет военного опыта... что-то значат. Миронам всегда не хватало дипломатичности, умения говорить, этим всегда занимаются короли... Но война против отца?— Он сокрушённо покачал головой.— Не стоит пугать королевство братоубийственной войной, всегда можно договориться. Король всё поймёт, если вы признаете свою вину, если вы покаетесь...

Идвар смотрел на него с жалостью. Бедный, бедный мальчик. Ты ещё не превратился в жестокого, расчётливого отпрыска своего отца-монарха. И всё потому, что с рождения ты не должен был быть Мироном. Тебе не светил ни один крупный пост, и на тебя мало обращали внимания. С детства Адорр больше времени проводил с матерью, чем с отцом, и её воспитание было видно. В нём была мягкость, честность, вера в справедливость, не свойственная королю и старшему брату, Майнору по рождению. И сейчас, когда он заговорил от сердца, стало отчётливо видно, как не хочет он этой войны, как он боится, несмотря на те доспехи, что были на нём. А ведь война уже началась, уже сожжено две крепости, сколько деревень. Оно и понятно, что основная роль в этом принадлежит герцогу Вальдену, но что-то же зависело и от него, от Мирона, хоть ему и всего пятнадцать лет.

Это шанс. Шанс, который выпадет только раз в жизни.

— Это не поможет, Адорр...— Идвар обратился к нему по-простому, по-домашнему, как сказал бы это в Мирополе.

— Почему?— Адорр этого даже не заметил.— Быть такого не может! Отец не может не простить родного сына за проступок, надо только попросить прощения. Повинённая голова меча не боится...

— Ты прекрасно знаешь, как король ко мне относится, это не секрет, он и так-то мне ничего не прощал, а сейчас...— Идвар усмехнулся.— Бесполезно. Войны не избежать.

— Но я не хочу убивать тебя!— Адорр в отчаянии повысил голос, Идвар же ответил спокойно:

— Придётся. Это приказ короля. И не только убить меня одного. Король грозился убить моего сына и жену... И ты это сделаешь, если хочешь быть Мироном и дальше...

— Я не хотел, я просил его, не назначать меня... Но он ничего не хотел слушать... Я не хочу убивать твою семью...— Адорр в бессилии закрыл глаза.

Идвар спросил сам:

— А ты уверен в победе?

Мирон мгновенно открыл глаза и уставился вопросительно, будто не понял вопроса, потом шепнул:

— У меня пять тысяч рыцарей и тысяча лучников и арбалетчиков. Ты сомневаешься в моей победе?— Он нахмурил тёмные брови, и в глазах мелькнуло сомнение. Он уже сомневался в словах своих советников, уж они-то в победе уверены были. Идвар хмыкнул, ещё больше увеличивая это сомнение, ответил:

— Не забывай, что это вы пришли на мою территорию, и это я выбрал место сражения, и у меня богатый опыт, я много провёл боёв... Большую их часть я выиграл, а ты?— Он прямо смотрел в лицо подростка, и Адорр запаниковал. Как? Как такое может быть? О чём он говорит? Разве армия короля может потерпеть поражение? В Райроне?

— Я не понимаю...— прошептал Адорр растерянно.

— Иди сюда,— Идвар подошёл к походному столу и глянул на расстеленную на нём карту.— Смотри,— указал рукой.— Вот это место, где мы с тобой стоим. Узнаёшь?— Адорр всё так же растерянно глядел на карту, на то, что показывал ему герцог.— Я специально выбрал это место и ждал вас здесь. Слева и справа лес, вы не можете обойти его, и не сможете окружить нас своей конницей. Мало того, я разместил там лучников...— Идвар посмотрел на молодого Мирона в упор и спросил:— Как вы разместили свои войска?

Адорр смутился, пожал плечами, ничего не говоря. Видимо, поведение герцога поразило его, его напор и уверенность лишали сил, убеждали в обратном, совсем не в том, о чём говорили на военном совете Мирона. Идвар заговорил сам, не дожидаясь ответа:

— Подожди, я сам догадаюсь! Я же знаю всех в твоём военном совете, а самое главное — герцога Вальдена. Вы сильно уверенны в своих силах, что уж тут выдумывать что-то. Без премудростей, вы, скорей всего, разместили войска единым фронтом, рыцари впереди, лучники сзади. Так?— посмотрел на Адорра сверху вниз, и тут же опять спросил:— Сколько рыцарей у вас получилось в глубину шеренг?

— Десять...— прошептал Адорр в ответ.

— Вы оставили резервы?

— Нет...

— Ну тогда всё понятно. Ты привёл пять тысяч рыцарей, по десять в глубину, как раз по пять сотен в одном ряду. Так? У нас тоже так получилось. Ты располагаешь огромной армией, пять тысяч только одних рыцарей. Вы с королём мне льстите... Я сумел собрать только три с половиной тысячи человек, правда, не считая лучников, и у меня много пехоты, желающей сражаться. Ну, и кнехты, конечно, они всегда рядом с рыцарями... Три с половиной против пяти,— повторил задумчиво, глядя в лицо Мирона.— И всё равно я тебя выиграю...

Адорр опешил, даже губы разомкнул в безмерном удивлении, спросил неуверенно:

— Почему?

— Я поставил своих рыцарей не так, как вы. У меня всего три с половиной тысячи, и я распорядился ими с умом. У вас десять рыцарей в глубину, а у меня всего пять! Это в центре! Но зато я усилил фланги. Они по тысяче рыцарей, самых лучших, опытных рыцарей. Я собирал их по всему Райрону...— он еле заметно улыбнулся Адорру в глаза и продолжил:— Ваша армия будет наступать, ведь это вам нужна победа. Вы сломаете мой центр, продавите его внутрь, и увязнете там, потому что за рыцарями сразу я разместил пехоту. А мои фланги и лучники в лесу сгонят всех твоих рыцарей в центр. Вот там и окажется вся твоя армия, Мирон. Вы будете топтать сами себя...

— И вашу пехоту...— перебил Адорр, нахмурившись, слушая герцога, чётко представляя себе схему предстоящего боя, благо герцог хорошо её описал.

— Да, но мои фланги успеют окружить вас и сумеют отрезать вам пути к отступлению, а в это время подтянутся с леса и лучники...— он сделал многозначительную паузу, будто давал время оценить всё в полной мере.— Твоя армия обречена, Мирон. Пока вы будете возиться с моей пехотой, я уничтожу вас с тыла... Вы проиграете...

— Нет!— Адорр почти выкрикнул, и в его голосе послышались истеричные нотки. Он не верил! Он просто не мог в это верить, потому что шёл сюда за победой и ни о чём другом просто думать не мог.

— Всё так и будет. Я прикинул. Я всё просчитал. Ваша армия обречена... Вот увидишь. Это моя война,— он говорил уверенно, смотрел в лицо подростка и говорил прямо, глядя в чёрные глаза.— Мне жаль тебя, Мирон, но не всякому удаётся выиграть своё первое сражение в жизни. У меня тоже не получилось, когда мне было шестнадцать лет. Я надеюсь, король и все остальные простят тебя... Ты ещё сильно молод для войны, и короля я об этом предупреждал, он всё знал, когда посылал тебя. Тебя и меня сравнивать просто немыслимо. Я же Мирон, Адорр... Я умею видеть бой ещё до того, как он начнётся...

— Нет!— Адорр перебил его вспыльчиво, но тут же отвернулся, опуская голову. Длинные волосы посыпались, закрывая лицо, задрожали плечи, сверкая в свете, бьющем через ткань шатра, металлом доспехов. Его положения Мирона хватало на то, чтобы хотя бы не закрывать лица руками по-детски. Бедный, бедный мальчик. Несмотря на своё высокое положение, он всё-таки ещё ребёнок, и может расплакаться от обиды, и злости, и боли. Ему простительно. И сам Идвар плакал от этого же, хотя и был Мироном уже много лет.

Идвар шагнул к нему, развернул за плечи и прижал к себе. Адорр сначала возмущённо дёрнулся, но герцог был сильнее, сумел удержать, и он покорно уткнулся лицом в ткань сюрко на груди Идвара, и расплакался, уже не пряча слёз. Идвар ничего не говорил, не пытался утешать или успокаивать, просто мягко постукивал ладонью по спине. Адорр, наверное, сейчас этого и не чувствовал.

Всё-таки в нём больше было от матери, чем от отца-короля. Идвар и сам видел, как бывало от обиды мачеха уходила от мужа, пряча слёзы. Но с таким человеком проще, чем с такими, как король или его старший сын Олдер. И хотя с Олдером Идвар были родными братьями, общего у них не было и на грош. Так много зависело от отца. Или от воспитания того же самого отца.

Наконец, немного выплакавшись, Адорр отпрянул и отвернулся, вытирая слёзы кулаком, избегал прямо глядеть на Идвара.

— Я... Я говорил королю...— заговорил негромко, но вздрагивал всем телом, как бывает у детей после слёз.— Я просил его, чтобы он не посылал меня... Я не могу быть Мироном, мне ещё нет шестнадцати... Он и слушать меня не хотел...

— Он поручил тебя советникам, я знаю,— согласился с ним Идвар, качнув головой.— Так и со мной было. Я предупреждал его. Если честно, то у короля совсем не было надобности меня Миронов, я вполне справлялся со своими обязанностями. Но король сам хотел этой войны, войны именно со мной...

Адорр безмолвно воззрился на герцога, даже про слёзы свои забыл. И Идвар продолжил:

— Войсками должен был командовать он сам, это его война. Он её затеял, чтобы убить меня и мою семью. Он сам должен был вести войска, это было бы справедливо, а он поручил это тебе...

— О чём говоришь?— прошептал Адорр.

— Король ненавидит меня с самого детства, он специально послал меня сюда, потому что я убил здесь князя, и на его дочери специально женил... Он всегда издевался надо мной... А сейчас его терпению пришёл конец, он собирается убить меня, и он ни перед чем не остановится. Это не я затеял эту войну, как тебе сказали, это всё король...

— Бред!— перебил Адорр, но Идвар продолжал, как ни в чём ни бывало, даже глазом не моргнул:

— Эта война на уничтожение. И я буду защищать свою жизнь и жизнь своих близких с кем бы то ни было — с райронцами, с Солком — всё равно! Я буду воевать и с тобой, и с Олдером, если он придёт, даже с самим королём. Мне всё равно, с кем воевать, если угрожают мне и моей семье...

— О, Боже...— прошептал Адорр бессильно, опуская глаза в пол.

— Мне никогда не договориться с королём, как ты это предлагал. Он никогда не пойдёт на это. Он жаждет только одного — убить меня и моего сына!

— Прекрати!— Адорр повысил голос, хватаясь за голову, будто Идвар говорил о чём-то страшном.— В своём ли ты уме?

— Ты мне не веришь?— Идвар удивился. Конечно, поверить в то, что он говорил, было трудно. Чтобы король хотел убить своего сына? Бред!

— Да можно ли в это верить?— Адорр нахмуренно глянул через чёрную бровь; от слёз его и следа не осталось, насколько ошеломляющими были слова Идвара.

— Думаешь, меня разбойники чуть не убили в Мирополе?.. Тогда?..— чуть дёрнул головой за спину, указывая на юг, в сторону Мирополя. Дал Мирону минуту вдуматься в свои слова. Глаза Адорра округлились от удивления, но заговорить ему Идвар не дал, сам продолжил:— Король послал свою личную охрану... Разбойников в Мирополе уже лет десять нет... Это была личная королевская охрана...

— Нет!— возмущённо выкрикнул Адорр, скривился как от боли.

— Чёрные плащи, чёрные стрелы... И командовал ими сам барон Ниард. Ты же знаешь Ниарда, правда?

— Нет, нет, нет...— упрямо твердил Адорр.

— Они убили почти всех моих телохранителей,— голос Идвара был негромким, чуть хриплым, он достигал самой глубины впечатлительного сознания молодого Мирона.— Всех моих телохранителей, мальчишек чуть старше тебя...— Голос его перешёл на шёпот.— Ходили и добивали их на моих глазах, из живых ещё выдёргивали стрелы... Арбалетами, Адорр, их перестреляли арбалетами...

— Не надо!— Адорр закрыл ладонями уши, скривился, как от мучительной боли, смотрел мокрыми глазами, и казалось, он вот-вот расплачется опять.

— Меня не убили по случайности. Может быть, промахнулись, а, может быть, сделали это специально. Я не знаю... Король хотел убить меня и моих людей, списать это всё на разбойников. И сейчас он тоже хочет убить меня...

— Зачем?— перебил Адорр вспыльчиво. Идвар усмехнулся.

— Эх, Адорр, Адорр, какой же ты Мирон, раз законов не помнишь?— улыбнулся сухо, со скрываемой болью.— У Олдера сын мёртвым родился, а мой Уард живёт, он — Майнор по рождению, самый старший в роду...— У Адорра медленно распахнулись губы от внезапного озарения.— Я разговаривал в королём об этом, просил вернуть меня с семьёй в Мирополь, чтобы он рос там, в столице. Что, ты думаешь, ответил мне король?— Опять усмехнулся, сверкнув зубами.— Он обвинил меня в подготовке государственного переворота, будто я хочу забрать трон у него и его сына. Будто сам хочу стать королём!

— Бред! Ты же уже даже не Мирон!

— Он ничего не хочет слушать. Он настолько ненавидит меня, что не успокоится, пока не убьёт меня и Уарда... Он одержим своей ненавистью...

Адорр опустил голову и задумался. Да, всё так и есть, так и получается. Король, в самом деле, рвёт и мечет, он жаждет победы, он хочет убить герцога и его семью. Но почему — он никогда не говорил этого. Господи! Что же делать теперь? Что делать? Это разборка между королём и герцогом, причём тут Мирон? Это государственное, а не военное дело. Король должен сам арестовывать государственного преступника, того, кто угрожает трону. О, Боже, эта война! Столько жизней поставлено на карту! Столько жизней...

Адорр медленно поднял голову и посмотрел на Идвара, спросил чуть слышно:

— И что? Что теперь делать?

Идвар пожал плечами:

— Твоё дело. Даже, если ты сейчас вернёшься, вы всё равно не успеете сейчас переиграть, да и Вальден тебе не поверит, он скажет, что это ловушка, что я специально тебе это рассказал. Вы всё равно проиграете...

Адорр опустил голову, закусывая нижнюю губу.

— Я не хочу участвовать в этой войне.

Идвар опять пожал плечами, небрежно хмыкнул в ответ.

— Твоё право.

— Король не простит меня.

— Он и меня не прощает.

— Теперь и я стану государственным преступником. Меня обвинят в трусости. Какой я Мирон после этого?

— Только настоящий Мирон может принять единственно верное решение в любой ситуации. А ситуацию я тебе обрисовал. Ты же желаешь вернуть в Мирополь его армию?

— Я не могу вернуться!— вспыхнул Адорр, на смуглых щеках появился румянец.— Король арестует меня, он прикажет казнить меня!

Идвар, в который раз уже, пожал плечами.

— Я́ тебя не казню...

Брови молодого Мирона дрогнули в удивлении.

— А моя мать?

— Она же всё-таки королева! Что он ей сделает?

Адорр помолчал немного, раздумывая, потом шепнул в отчаянии:

— Это не остановит войну. Придёт Олдер,— вскинул огромные глаза на Идвара, зашептал быстро по-мальчишески:— Он здесь, на полпути, стоит в Радделе с войсками. У него ещё пятьсот рыцарей. Он придёт. Они с королём проклянут меня... Господи...— отрешённо смотрел мимо. Идвар подошёл и обнял его, вселяя надежду своей силой, своей уверенностью.

— Он всего лишь Майнор. Разве может Майнор победить двух Миронов? Сам подумай...— улыбнулся, глядя сверху, и Адорр обессиленно ткнулся лбом в его грудь, ощущая под тканью сюрко холодный металл доспехов, они обжигали, как раскалённые.

* * *

Айрил молча, в который раз уже, рассматривал одно за другим лица миропольцев из окружения Мирона. Времени прошло уже много с того момента, как Мирон и герцог Райрона ушли беседовать в шатёр. Ушли одни, без охраны и своих главных советников. Вообще-то, сам Айрил не видел в этом разговоре толку. Войны всё равно не избежать, с кем ни говори, а воевать придётся. Но герцог настоял.

Интересно, о чём можно так долго говорить. Может, они там уже Райрон делят? У них у каждого свои интересы. Взять этого Мирона, мальчишка мальчишкой. Что от него вообще может зависеть? Но в Мирополе верили в силу Мирона. Пока есть в армии Мирон, войну выиграть можно. Он для них символ победы, благодати короля рядом. Не пойдёт же король сам воевать, а вдруг погибнет в бою? Так же, как и старшие сыновья. Они тоже в войны не ввязываются. Не рискуют. А иначе, кому в случае чего страной править?..

Вот так и делят сыновья миропольских королей заботы правителя — один правит и судит, другой — войны ведёт. Из поколения в поколение так идёт. А в других землях всё по-другому, там короли сами за всем следят, сами всё, что надо делают, кто-то успевает, кто-то нет. Кто-то одним больше занимается, а кто-то больше воюет. Поэтому иногда королями становятся дети лет трёх от роду, а то и младше. Короли в сражениях гибнут, их заменяют маленькие сыновья или регенты.

Так что, система правления в Мирополе веками проверена, оправдывает себя, даже, если Миронами становятся мальчишки, такие, как этот. А что, с шестнадцати лет по походам и сражениям помотаешься, и научишься. Времени хватает. А рядом — опытные советники, полководцы. А старше станут, сами за всё берутся, воюют — дай, Бог!

Взять хотя бы прежнего Мирона, сейчас герцога, мужа Аэллы. Идвара. Он Мироном почти десять лет пробыл. И тогда победил, и сейчас на что-то надеется. Войска как-то хитро расставил, заманил миропольцев сюда, а теперь ещё и беседу эту затеял. Хотя и так видно, что их значительно больше. И этой своей уверенностью, профессионализмом, герцог вызывал невольное уважение. Как действовал, как подходил ко всему, как приказы отдавал, опыт военный, да и что греха таить, талант, сказывались, покоряли. Имея такого полководца, миропольцев можно было и понять, почему они так в Миронов своих верили.

И это хорошо, что на этот раз Райрону придётся воевать не против герцога, хорошо, что Мирополь потерял военного руководителя такого уровня.

А так подумать, — ничего в нём особенного. Слишком уж физической силой он не выделяется, молчаливый, замкнутый, себе на уме, да и мирополец собой, что ни говори. Но Аэлла любила его за что-то, как убивалась, когда сказали, что убили его. И он её любит, и мальчишка у них хорошенький.

Тогда, в ту ночь, когда в плен попал, ничего удивительного не было в том, что решил, что он и в бою не участвовал, что не сам бой этот заводил. Нет в нём внешне того, что потом, за делом, выявляется. И за что король так ненавидит его? Таким сыном только радоваться надо, жил бы себе спокойно, переложил на сыновей все заботы о государстве, нет же, сам войну эту затеял. Всё неймётся ему.

Айрил посмотрел на молодого телохранителя герцога. Киран его звали. Это с ним они вдвоём почти через всё королевство прошли. Герцог и сейчас его к себе приблизил, доверяет. Хотя и самого Айрила он в совете при себе оставил, сделал своим рыцарем, вассалом, дал титул графа и земли на востоке. Пусть и не друзья они совсем, так, товарищи по общему делу, но и как сеньор он ведёт себя толково, не злобствует и претензий лишних не предъявляет. С таким господином жить можно, если бы не война. А хочешь дальше жить, надо войну эту проклятую выиграть, или жизнь положить, защитить сеньора своего и свою землю от притязаний короля...

Делегация Мирона вызвала у Айрила противоречивые чувства. Сначала они злили его все, он их даже ненавидел, будто были у него к ним личные претензии, смотрел на них всех исподлобья, и чувств своих не скрывал. Но время летело, и все, кто присутствовал, начали вдруг разговаривать между собой, бросали реплики, волновались по одному и тому же. Кто-то буркнул из окружения Мирона:

— Может, они там уже поубивали друг друга?

— А сходи — проверь!— кто-то предложил в ответ.

Все засмеялись вдруг, и райронцы, и миропольцы. Сначала тихо, каждый сам себе, потом громче уже, переглядываясь друг с другом, как компания старых друзей. И Айрил с улыбкой оглядывал лица и думал, что, возможно, к вечеру большая часть их будет уже мертва, или, мучаясь, будет кричать от ран, проклиная весь свет.

Из райронцев, что герцога ожидали, кто-то обратил внимание на другое:

— Так ведь оружие всё здесь...

И все это помнили и понимали, а всё равно опять засмеялись, будто думали совсем о другом. Смеялись, пока один из миропольцев, что всё время сидел на коне особняком от всех, перебил мрачно:

— Совсем не время и не место для смеха.

Все как-то после этих слов замолчали, успокоились, затихли надолго. Айрил неторопливо рассматривал серьёзного миропольца. Он давно уже притягивал к себе взгляд, отличался даже внешне. Держался в седле прямо, уверенно, он единственным был из всех, кто не покинул седла, кто остался ждать верхом. Доспехи его были чёрными и украшенными серебряными вставками по запястьям, локтям, плечам, даже сюрко его и его коня были чёрными. А сам — серьёзный, прямой. Длинные седые волосы волнистыми прядями спускались до плеч, светились белым серебром. И глаза его привлекали внимание, чёрные, глубокие, приковывали взгляд.

Айрил склонился к ближайшему офицеру, спросил:

— Кто это?

Ему ответили шёпотом:

— Вальден... герцог Вальден...

Брови графа Айрила дрогнули в удивлении. А он и не думал, хотя наслышан о герцоге был всякого. Говорили, что у него талант полководца, именно он был учителем герцога Идвара, толковый военачальник. И в этой войне ему придётся воевать со своим учеником. Кто будет сильнее?

Видно, что происходящее вызывало у герцога недовольство, он ждал от этого мероприятия неприятностей. Поэтому так и держался в стороне, поэтому был таким мрачным и серьёзным. Наверное, в этом походе он всё же был главным, и во всей кампании у него ответственности перед королём больше, чем у кого бы то ни было здесь. Его можно понять. Какая может быть ответственность у мальчишки пятнадцати лет? Король спросит с главного советника, спросит с герцога Вальдена, и будет прав.

Времени прошло уже порядочно, уже и сомнения появились: а всё ли в порядке? Почему так долго нет ни Мирона, ни герцога? О чём они так долго договариваются там? Может, уже пора вмешаться?

Наконец, из шатра вышли и Мирон, и герцог, молча пошли к своим людям. Оруженосцы подвели лошадей, помогали рыцарям подниматься в сёдла. Лишь герцог Вальден с ожиданием смотрел в лицо Мирона, ждал ответа на немой вопрос. Идвар и его люди не отправились к своему лагерю, вслед за герцогом своим окружение двинулось к людям Мирона. Идвар поравнялся с Адорром, они вдвоём держали коней бок о бок, и люди герцога оттеснили миропольцев в сторону.

— Что происходит?— первым заподозрил неладное герцог Вальден, повысил голос, спрашивая:— Господин Мирон, что вы делаете? Что вы намерены делать?

Но Адорр ничего не ответил ему, дал шпоры коню и поскакал к своему войску, окружение Идвара и он сам не оставляли его, тянулись следом, а за ними и люди самого Мирона. Необъяснимые чувства зародились в сердце герцога Вальдена, предчувствие каких-то неприятностей, серьёзных неприятностей, грозящих бедой. Ему не нравилось происходящее, жутко не нравилось, до мурашек по спине.

Всё сопровождение Мирона остановилось, не доехав до строя рыцарей некоторое расстояние. Адорр привстал на стременах и окинул своих солдат быстрым взглядом, повернул голову влево, вправо. Сверкающие ряды рыцарей зашумели еле слышным рокотом. Никто не понимал, что происходит, но волнение охватывало всех.

Адорр закричал, обращаясь к своим солдатам:

— Воины Мирополя, позвольте мне обратиться к вам!— Голос его был необычайно громким, таким, какого от него Идвар даже и не ожидал никогда. По-мальчишески звонкий, высокий, но в нём чувствовалась сила, она заставляла прислушиваться даже самых дальних солдат. Те, кто слышал хорошо, передавали другим, назад, в другие ряды.— Эта война, которая началась, неправильная война, братоубийственная война. Мы убиваем людей одного королевства, а я...— он сделал паузу, резко дёрнул подбородком в сторону,— а я воюю с родным братом. Я переговорил с герцогом и выяснил, что эта война навязана королём, на самом же деле, эта война — подозрение короля в государственной измене...— опять сделал паузу, словно давая возможность воинам передать его слова друг другу.— А если так,— продолжил Мирон Адорр громко,— то дело это должно решаться не войной, а судом... Суд короля должен выносить приговор, а для этого герцога должны арестовать и допросить... Арестовать и допросить, а не начинать войну... Война — это не выход, если кого-то обвиняют в измене. Обвинение — не преступление, и за него не наказывают смертью!..

Адорр замолчал, опустив голову, а потом добавил к уже сказанному:

— Я складываю оружие! Я выхожу из войны и перехожу на сторону Райрона!

В рядах миропольской армии неодобрительно загудели, вряд ли хоть кто-то половину понял из того, что сказал молодой Мирон. Но про то, что он покидает армию, поняли все. Он не просто оставлял войско — он предательски переходил на сторону противника, на сторону опального Райрона. Неслыханный поступок, дерзкий. Это и не поступок, это — преступление перед короной, перед королём, перед долгом.

Армия Мирополя гудела, как потревоженный улей, гул голосов поднимался в небо. Герцог Вальден огромными глазами смотрел на своего подопечного, хрипло спросил еле слышным голосом:

— Не может быть... этого не может быть... Что он сказал вам? Как это могло быть?..

Адорр медленно перевёл на него глаза и ответил:

— Я выхожу из войны, я не хочу участвовать в этом... Возвращайтесь, герцог, уводите войско, битвы не будет. Уходите назад, это мой последний приказ. Король всё объяснит вам сам. Герцог Райрона обвиняется в заговоре, это преступление, которое требует расследования, а не начала войны против всего Райрона... Уходите!— Адорр повысил голос, и добавил уже всему войску:— Командование я перекладываю на герцога Вальдена, и приказываю вам уходить в Мирополь. Всё!

Он развернул коня, потянув повод, а герцог Вальден закричал, не сводя глаз:

— Предатель! Как ты мог предать короля... отца своего... Гореть тебе в аду за это! Никто не простит тебя, мальчишка!— Герцог бросился вперёд, ударяя коня шпорами, потянул меч из ножен, но люди Мирона сумели удержать герцога, а райронские сопровождение прикрыло молодого Мирона собой. Герцог закричал громко, сверкая чёрными глазами:— Тебя и твоего брата ждёт смерть! Я знаю, от кого это... Будьте вы прокляты, предатели!— Он гневно смотрел в лицо Идвара. Конечно, а кто же ещё мог так сильно поменять мнение Мирона, хватило одной встречи. Мирон был одним до этого и думал по-своему, когда ещё не встретился с братом, а теперь его будто подменили, будто другим стал.— Это всё из-за тебя...— прошептал Вальден, не сводя взгляда с лица Идвара.— Что ты сказал ему? Что ты наговорил ему?..— Герцог шептал даже на "ты", сейчас ему было всё равно.

— Возвращаемся!— коротко приказал Идвар своим людям, и его сопровождение, окружив своего герцога и Мирона, двинулось к райронской армии.

Герцог Вальден и его окружение Мирона остались на своём месте, провожали отъезжающих глазами. Никто и поверить не мог в то, что происходит, настолько это было необычным, и поражало до безумия.

— Убить, убить предателя...— отрешённо шептал герцог Вальден.— Лучника сюда... Убить его, убить предателя, пока не поздно...— Но из окружения Мирона, из тех, кто был рядом, никто и с места не сдвинулся.— Что я скажу королю?— спросил вдруг герцог Вальден, и никто не знал, что ответить ему.

Армия Райрона оставалась на позициях до тех пор, пока миропольские войска не начали отходить назад, так и не решившись на бой без Мирона. Герцог Вальден приказал войскам покинуть Райрон. Гул восторга и радостного одобрения прокатился волнами по армии Райрона, когда все увидели, что войска противника отказываются от битвы. Сражения не будет. Солдаты смеялись вслед уходящим, не веря своим глазам. Это было чудо!

Айрил снял перчатку, обшитую металлическими чешуйками, протянул ладонь герцогу Идвару, признавая его победу, его мастерство, как другу. Идвар помешкал несколько секунд, потом пожал протянутую ладонь.

— Что вы сказали ему? Как такое могло получиться?

Идвар пожал плечами, ответил:

— Самое главное — не что, а как...

Айрил покачал головой согласно и перевёл взгляд на бывшего Мирона. Адорр был недалеко, всего в нескольких шагах, молча смотрел с коня на свою армию, покидающую поле, и на лице его была трагическая горечь, перемешанная с болью. Ему тяжело, несмотря на то, что он всего лишь мальчишка, и, может быть, даже тяжелее, чем любому взрослому — по той же причине.

Идвар проследил взгляд Айрила и сказал негромко:

— Это ещё не победа, король вернётся...

Айрил нахмурился тревожно, хотя сердце ликовало от радости, затмевая любые страхи и тревоги.

* * *

Аэлла изумлённо глядела на него огромными глазами, как будто и не чаяла уже увидеть его живым.

— Господи, Идвар...— шепнула чуть слышно и бросилась навстречу, обнимала за шею руками, не стесняясь своих служанок, прижимаясь щекой к небритому в дороге лицу, а в глазах, будто, слёзы стояли. Шептала:— Я так боялась, Боже, как я боялась...

Идвар обнял за спину её, стоявшую на цыпочках, ответил:

— Это ещё не всё...

Аэлла отстранилась, опустилась на ноги, и стала меньше ростом. Конечно, они уже получили сообщение с гонцом об итогах сражения. Многие об этом же думали, что войны больше не будет, раз у короля больше нет Миронов. И Идвар сам заговорил, объясняя ей:

— Ты и так всё сама понимаешь, ты же лучше всех знаешь, почему он начал эту войну...— говоря ей, исподлобья глянул на служанок и взглядом указал на дверь.— Он считает меня угрозой своему трону, считает, что я могу занять его, а этого он никогда не допустит, потому что ненавидит. Он не остановится на этом, он будет продолжать войну и без Мирона...— Сделал паузу на миг и продолжил:— Корпус Майнора стоит на полпути, в Радделе, у него ещё пятьсот рыцарей, он встретит свои войска и повернёт их обратно... Майнор поведёт войска, вот увидишь, так и будет.

— Он не умеет воевать...— возразила Аэлла, цепляясь хоть за что-то, понимая всё, но чувствами не желая верить, что ещё может потерять и мужа, и брата, и сына...

— Сам он умеет, его учили, как и меня, он умеет и на коне ездить, и с лука стрелять, и с мечом, и с копьём, а при нём будет совет и... герцог Вальден...— перед именем своего бывшего учителя и наставника сделал паузу, вспоминая его гнев, его проклятья. Он будет с Майнором Олдером заодно, и это что-то значит.

— Они не посмеют без Мирона, а как же традиция?

Идвар сокрушённо покачал головой, беспомощно отвёл глаза в сторону:

— Королю плевать на традиции, если он знает, что сын может лишиться трона, понимаешь?

— Ты уедешь?— спросила, хотя и сама знала ответ на вопрос.

— Завтра...— был ответ.— Я привёз Адорра, он ждёт внизу, в зале для приёмов, я хотел, чтобы ты сама нашла ему комнату, показала здесь ему всё, замок, город, познакомила с племянником. Ему сейчас нужна поддержка, надо, чтобы рядом постоянно кто-то был, представляю, каково ему сейчас, я-то хоть знаю, что он мне не отец...

— Да, конечно, я всё сделаю...— Аэлла несколько раз согласно кивнула подбородком, понимая его просьбу.

— Я получил ответ из Солка, вас примут, если что, только не ждите до последнего, если войска начнут подходить сюда, к городу, уходите, умоляю...

— Если они начнут подходить, это значит, что...— он не дал ей договорить, перебил её шёпот:

— Да, это значит, что наша армия разбита, и защищать Райрон будет только гарнизон, им командует граф Мардейн...

— А ты? Где будешь ты?— Её лицо в миг стало бледным.

— Я буду с войсками, с твоим братом, с остальными...

— О, Боже...

— Пообещай мне, что ты не останешься здесь, как год назад, что ты уйдёшь отсюда, заберёшь Уарда и Адорра, что ты спрячешься в Солке. Аэлла!

— Кто будет защищать Райрон, если узнают, что меня здесь нет?

— Пусть они хоть вообще его оставят, мне всё равно, главное, что ты будешь жить!— он повысил голос, стараясь достучаться до неё.— Обещай мне!

Она долго молчала, потом шепнула:

— Райрон — мой город, моя Родина...

— Аэлла!— он закричал на неё, и она вздрогнула всем телом, заговорила поспешно:

— Я сделаю всё, что смогу, я спасу твоего сына и брата...

— И себя!

— И себя...— прошептала чуть слышно, но подумала о другом: "Если тебя не будет, зачем мне жить? Опять пережить то горе, как в прошлый раз? Снова потерять тебя и теперь навсегда?.. Нет, я буду ждать тебя здесь, в Райроне, там, где мы впервые встретились, где полюбили друг друга, где родился наш сын... Райрон не падёт, он дождётся тебя..."

Аэлла почувствовала, как в глазах защемило от слёз, и впервые толкнулся под сердцем ребёнок, но на этот раз она не испугалась, как в тот, первый раз с Уардом. Она ничего не скажет ему, иначе он потеряет голову из-за страха за неё, будет волноваться в бою, и рваться назад, а, может быть, уже сейчас заставит уехать в Солк. Она не может никуда уехать, она будет ждать здесь.

Слёзы потекли из глаз на щёки, и Идвар обнял её, прижимая к себе.

— Аэлла, милая, я вернусь, всё будет хорошо...

Она ничего не ответила ему и лишь согласно кивнула головой.

* * *

Всё получилось так, как он и предполагал: армия Мирополя вернулась в Райрон с полдороги, теперь ею руководил Майнор Олдер. Мало того, он добавил в неё свой корпус из пяти сотен человек рыцарей и дождался ещё войск из Мирополя. Огромное войско вступило на земли Южного Райрона, сметая всё на своём пути. Теперь договориться с Майнором было невозможно. Войска Мирополя рушили и жгли крепости, грабили деревни, брали приступами замки и города, если не получалось сразу, их оставляли в тылу. Сотни беженцев с юга потянулись на север, запад и восток, оседали в самом Райроне и в других крупных городах. Так как горели хлебные поля, подскочили цены на хлеб. К разочарованию Идвара, многие воины из его войска разошлись по домам, кто собирать поздний урожай, кто прятать своих близких. Некоторые аристократы, воодушевлённые первой победой без крови, вернулись в свои земли, забрав своих рыцарей. Войско Райрона редело на глазах, дисциплину приходилось налаживать строгими методами: лишать титулов, забирать земли, позорить на военном совете.

В конце концов, стало откровенно ясно, что армии Райрона в этом столкновении не победить. Командование миропольскими войсками не шло на генеральное сражение, отдельные корпуса постепенно превращали Райрон в руины, и не собирались вести открытой войны армия на армию. В этом случае разбитая на крупные отряды армия Райрона продолжала обороняться частями, вела партизанскую войну по тылам, сдерживая, на сколько могла, продвижение врага в глубь страны. Но всё это было лишь делом времени.

Война затягивалась, осень становилась глубокой, а Райрон всё не покорялся. Армия Мирополя, разбросанная по вражеской территории, постоянно подавляла выступления и протесты, медленно редела. Некоторые города и замки продолжали сопротивляться, требуя внимания к себе, постоянных войск рядом. Все ждали зимы, надеясь, что, если до зимы миропольцы не завоюют Райрон, они не завоюют его вообще, ждать до весны не будут, уйдут обратно. Это были лишь надежды.

* * *

Идвар медленно опустил забрало, а глаза продолжали следить за передвигающимся отрядом миропольских войск. Они ещё не знают, что за ними наблюдают. Идвар повернул голову и через прорези шлема увидел своих рыцарей. С правого фланга стоял отряд барона Свэйна. Барон нравился Идвару, своей прямотой, честностью нравился, он не искал лёгких путей, и всегда на него можно было положиться, в любой ситуации можно было рассчитывать на него. Он был местный, откуда-то с Западного Райрона, и держался рядом с первых дней войны.

Слева стоял отряд барона Ноддара. Это особый случай! Барон, бывший советник, мирополец, именно он отвёз письмо королю и вступил в войну, набрав двести рыцарей. Но, как только войска Мирополя, ведомые в Райрон Майнором, вступили на земли опального герцога, барон и его отряд перешли на сторону Идвара. Этот факт вызвал возмущение обеих сторон, миропольцы считали барона предателем, заочно он был приговорён к смертной казни; райронцы не доверяли ему, как не доверяют всегда и везде всем предателям. Это было в первые дни, сейчас же всем было уже всё равно. Идвар спрашивал его, как он мог решиться на это? Барон лишь отмалчивался, хотя раз как-то признался, что в Мирополе успел спрятать у тайных знакомых жену и маленьких сыновей. Идвар удивлялся, уж от кого-то, но не от исполнительного барона он ожидал бы такого поступка — пойти против короля ценой жизни семьи, земель, титула, своей жизни. Но правду говорят — "Чужая душа — потёмки".

Отряд миропольцев достаточно приблизился, спустился с опушки, подбираясь по дороге к лесу. Опытный глаз приметил рыцарей конных, арбалетчиков с сотню, были и пикейщики, но если ударить в бок, они не успеют развернуться со своими огромными пиками. Надо ещё немного подождать.

Корпус Идвара действовал здесь, на юго-западе, второй корпус — графа Айрила — на юго-востоке. Это была тяжёлая война. Постоянное чувство голода и усталости, вечно верхом, вечно в дороге, всё впопыхах, постоянно усталые кони и сам валишься с седла. За эти месяцы Идвар уже привык спать в доспехах, ощущать на себе грязь и свыкся с вечной, непроходящей усталостью. Казалось, этому не будет конца. Он растерял свою свиту, телохранителей, уже не обращал внимания на то, что ему говорят просто "герцог", а иногда и не приветствуют. Такой долгой тяжёлой войны у него ещё не было. Он похудел, оброс, стал раздражительным, неудержимым в бою, лишь верный Киран иногда мог удержать его от безрассудства.

Время вышло, и Идвар махнул рукой в тяжёлой перчатке. Рыцари пришпорили лошадей и вылетели из леса лавиной на миропольский отряд. Охваченные удивлением пикейщики долго не могли развернуться навстречу противнику, но арбалетчики сработали быстро, словно их арбалеты уже были заряжены и взведены. Стрелы ударили в первых, лошади полетели кубарем, сминая своих седоков. Идвар почувствовал, как в шлем его ударила арбалетная стрела, удар был такой силы, что он еле-еле удержался в седле. В ушах зашумело, бухнуло в виски. Шлем был литым, с продольной и вертикальной полосами, видимо, от одной из них стрела и отскочила, не причинив вреда, лишь оглушила на время.

Идвар несколько раз тряхнул головой, приводя себя в порядок, поудобнее перехватил рукоять тяжёлого меча, толкнул коня шпорами. Вокруг всё звенело и кричало, бряцали щиты и мечи о доспехи. Идвар толкал коня вперёд, дальше, туда, где располагались арбалетчики. Их, главное их вывести из строя, ведь они продолжают и продолжают стрелять, стрелы так и летят навстречу. Но арбалетчиков прикрывали рыцари, а значит, надо сначала справиться с ними. Один, другой, вперёд и вперёд. Внешне и не разберёшь, что это он, хотя за голову его Майнор Олдер обещал огромную сумму денег и титул.

Миропольцы начали поспешно отходить, сначала пехота, потом рыцари. Отряд Идвара преследовал их, всё больше и больше отдаляясь от леса. И тут Идвар заметил, подняв голову, как на холме, впереди, появился крупный отряд рыцарей. Миропольцы! Проклятье! Это ловушка!

Конные рыцари быстро стекали с вершины холма, приближаясь всё ближе и ближе. Их было больше. Раза в три больше!

Идвар резко осадил коня, закрутил головой в поисках сигнальщика — трубить отход. Но никого не нашёл, и закричал сам, показывая рукой. Рыцари его начали останавливать коней, повернули к лесу, те теперь, кто был первым, стали последними. Опомнившиеся арбалетчики и отступающие рыцари противника опять вступили в бой, заставляя остаться, дождаться прихода помощи своих. Идвар мельком окинул своих. Мало. Очень мало. Крикнул Кирану, чтоб предупредил по рядам — "Уходим дальше, на Запад, к Лиору..." Лиор — большой торговый город, дальше за ним только Райрон...

Идвар одним из последних повернул назад. Толкнул коня шпорами, заставляя перейти на рысь, он шёл ходко, но как-то тяжело. "Терпи, терпи, мы все устали..." Проскакал немного, вновь перешёл на шаг и вдруг остановился, переступил несколько раз и лёг. Идвар едва успел выдернуть ноги из стремян, выпрыгнул с седла, бросая тяжёлое копьё. Так и есть, с арбалета ранили его скакуна. Так часто бывает, рыцарям ничего, а коням достаётся, они падают, или ложатся, а ещё хуже — сбрасывают с себя. Жалко коня, трофейный, уже третий бой с ним. Теперь пешком. Но налетел рыцарь на вороном коне, еле-еле Идвар успел от наконечника копья увернуться, прошёл вперёд и толкнул коня в грудь, всей тяжестью тела навалился. Жеребец шарахнулся назад от неожиданности, присел на задние ноги, и рыцарь сверху попробовал достать Идвара мечом. Но Идвар нырнул под головой коня на другую сторону и с силой столкнул всадника с седла. Конь рванулся вперёд, отбрасывая Идвара широкой грудью, и оставил рыцарей один на один.

— Не уйдёшь теперь... Твои вон где, далеко...— хрипло выкрикнул рыцарь и подобрал с земли цеп с тремя тяжёлыми шарами на длинных цепях, закрутил перед собой.

Идвар стиснул зубы, сильнее сжал рукоять меча. Рыцарь ринулся первым, ударил, но Идвар увернулся, ушёл в бок, сам попытался достать мечом. Не получилось. Рыцарь снова ударил, Идвар увернулся, и тяжёлые шары мягко утонули в земле. Рыцарь выхватил во вторую руку длинный кинжал из ножен, теперь будет труднее. Снова пошёл в атаку. Удар цепа Идвар принял на щит, аж рука загудела до ключицы. "Боже! Как больно! Она же так и болит... Что ж ты делаешь..." От дикой боли в глазах сверкнуло, Идвар едва-едва успел отбить мечом, повернув его вниз, рукоятью вверх, вертикально, лезвие кинжала, нацеленное в грудь. И в этот момент рыцарь ударил снова по щиту, сильно размахнуться не смог, не хватило места для замаха, и поторопился, но второй раз по больной руке — это было слишком.

Идвар ахнул от новой боли и упал на колено, рука со щитом ослабла, уронила его, пришлось взяться за меч двумя руками. Вовремя — успел отбить кинжал.

Рядом кто-то закричал:

— Подожди, Арл, подержи его так, я застрелю его из арбалета...

Идвар дёрнулся на голос, на колене метнулся к щиту, прикрыться от арбалета, и в этот момент тяжёлый цеп опустился на спину, металлические шары дёрнулись на цепях, хлестнули по груди, сбивая дыхание. Идвар упал на спину, чувствуя дикую боль во всём теле, в глазах сверкнуло на миг. Он дёрнул подбородком, и мелькнула мысль: "Вставай, не лежи!.. Нельзя лежать..." Идвар приподнялся на локте, инстинктивно сжал пальцами рукоять меча, стал подниматься, и ощутил, как рот начал заполняться кровью. "Неужели всё?.." Он опёрся на меч, поднимаясь, и снова заметил рыцаря рядом, машинально поднял руку, закрываясь ею от удара цепом. Тяжёлые шары ударили вновь, обкрутились вокруг локтя с металлическим звоном. Рыцарь дёрнул цеп, и Идвар упал на колени, чувствуя жуткую боль во всей руке до ключицы, выронил меч. Упал вперёд на руку, впился пальцами в землю, и зашарил ладонью в поисках меча.

— Дай! Я убью его!— это закричал арбалетчик.

— Я сам могу...— рыцарь шёл к Идвару с кинжалом в руке.— Я только гляну, кто это...— Опустился к поверженному Идвару и завозился с забралом его шлема, поднял вверх и опешил, встретив прямой взгляд в упор, шепнул чуть слышно:— Мирон?..

Но Идвар рывком выхватил с пояса свой кинжал и бросился вперёд, прицеливаясь точно под шлем врага, туда, где горло защищала лишь кольчуга. Повалился с рыцарем на землю, давя вниз хрипящее тело. В этот момент арбалетчик выстрелил, и стрела в упор ударила в спину. Идвар дёрнулся, чувствуя жгучую боль в спине, справа, под лопаткой. В глазах запрыгали яркие безумные зайчики, голова ни о чём не хотела думать. "Всё... Это всё..." И потерял сознание.

* * *

Очнулся он на кровати в незнакомом замке, повернул голову, оглядывая полумрак. Всё тело болело, дышать было больно, голова шла кру́гом, последнее, что он помнил — рыцарь с тяжёлым цепом в руке. О, Боже... Идвар тяжело прикрыл глаза и хрипло застонал сквозь стиснутые зубы. Где он? Неужели у миропольцев? В плен попал? К Олдеру? Что ж не убил тогда? К отцу повезёт? Почётно?

Идвар попытался приподняться, но не смог, не хватило сил, да и болели все кости. Тело знобило, хотя лоб, лицо, руки были мокрыми. Жар! Это лихорадка... Идвар снова попытался приподняться, но смог лишь оторвать голову от подушки.

— Куда это вы собрались?— Появился человек, вынырнул из полумрака, надавил на плечо, заставив снова лечь, и даже забыть о желании подняться, укрыл одеялом руки и верх груди. Заговорил опять:— Нельзя, ещё сильно рано, ни в коем случае нельзя...

— Вы врач?— спросил Идвар, не сводя с него глаз. Старый уже, седой, глаза серые, строгие смотрят недовольно. Кивнул головой и нашёл под одеялом запястье Идвара, сдавил, слушая пульс.— Где я?— Врач не ответил, поднял руку, требуя тишины. Но Идвар снова спросил:— Где я, скажите, прошу вас...

— Как вы чувствуете себя?

— Плохо... Мне холодно... Голова болит... дышать больно...— Идвар перечислял, беспомощно водя глазами, а врач согласно кивал головой на его реплики.— Левая рука болит... Спина болит... Пить хочу... Где я?— снова вернулся к главному вопросу.

— В Лиоре...

Это было облегчение всему телу. Значит, не плен, значит, ещё не смерть... Он даже выдохнул сквозь зубы усмешкой. Врач продолжил негромко, вкрадчиво:

— У вас сломаны два ребра, вывихнута левая рука в локте и в плече, вывихи я вправил, с ключицей сделать ничего не могу — она срослась неправильно, её надо либо снова ломать, либо будет болеть всю жизнь,— сделал паузу на миг.— Так и так будет болеть... Ушиб головы, ранения и порезы по всему телу, а главное,— снова сделал паузу, выделяя главное,— ранение в спину стрелой из арбалета. Вам повезло, если сказать честно, можете поставить свечу за жизнь оружейника, что ковал вам доспехи... Да и кольчуга под ними смягчила удар, он пошёл по касательной, но сломал лопатку и немного задел лёгкое... Вы остались живы чудом...

— Кто вернулся за мной?..

Два чудесных спасения на одну жизнь — не слишком ли много?

— Наш барон Свэйн и ваш телохранитель, не помню имени его, мальчишка, не то Кейран, не то Карин...

— Киран...— поправил Идвар шёпотом. Врач кивнул головой и заговорил опять:

— Много говорить вам нельзя, вы ещё сильно слабы. Я приготовлю вам лекарство и попить, а за это время с вами хочет поговорить граф Айрил.

Врач ушёл, согласно его словам появился граф Айрил. Непривычный глазу, чистый, выбритый, запястье перебинтовано, руки сложены на груди, и взгляд озабоченный. Главное — живой, Идвар не видел его уже больше месяца.

— Здравствуй, герцог, выглядишь паршиво...

Идвар только улыбнулся для приветствия и спросил:

— Как у нас дела?— голос получился сиплым, совсем не герцогским, но на более сильный не хватало сил.

— Погано...— ответил Айрил всё с тем же озабоченным взглядом.— Мы уже в Лиоре стоим, как видишь. Людей осталось мало, из твоих даже тысячи не набрать... У меня — чуть больше... Мы не может тут оставаться, они уже подходят сюда, завтра-послезавтра мы уходим дальше, на северо-восток, ко мне, в Руон...

— А как же Райрон?

— Сначала им надо будет взять Лиор, и ещё два замка по пути, тем более в Райроне хороший гарнизон... Север — единственное наше спасение...

— Нельзя оставлять Райрон...

— У нас нет сил удерживать его! Мы не можем дать генерального сражения своими войсками. Они измотаны, раненых — сотни!— Айрил чуть повысил тон голоса, и стало понятно, что граф уже на пределе, он и сам обо всём этом много думал — лучшего решения не нашёл.— Мы будем уходить на север...

Идвар помолчал немного, потом шепнул:

— Планы какие?.. Скажи хоть что-нибудь хорошее...

Айрил хмыкнул с усмешкой горечи:

— Я объявил по всему Райрону сбор добровольцев и всех, кто может биться, сбор в Руоне, у меня... Написал в Солк, попросил помощи... На это уйдёт время, я хочу надеяться, что мы успеем собрать армию до того, как они возьмут Райрон...— Сокрушённо покачал головой, будто и сам не верил тому, что говорил.

— От Аэллы что-нибудь слышно?— спросил вдруг Идвар и этим вопросом удивил Айрила.

— Она пока в Райроне, но писем от неё нет... Я сам написал ей пару... Одно вот, да и давно уже первое отправлял...

— Король Солка обещал принять её...— шепнул с усилием Идвар и встретился глазами с врачом, вынырнувшим из темноты.

— Ладно, увидимся ещё, поправляйся...— Айрил поднял ладонь к лицу и ушёл. Идвар дёрнулся всем телом в лихорадочном ознобе. Врач заворковал рядом:

— Сейчас вот это выпьем, я укрою вас ещё одним одеялом, вы будете спать... Сон — самое лучшее из всех лекарств на земле...

* * *

Аэлла отвела глаза от окна, сглотнула сухо и посмотрела на няню, играющую с Уардом. Он уже заметно подрос, уже сам садился, а несколько дней назад уже пытался стоять, правда, за руку его держали. Идвар не видел его уже почти три месяца, как началась эта война, да и сама Аэлла не видела мужа всё это время. Письма ходили редко, сама она не знала, куда и гонцов слать — всё время армия Райрона двигалась, меняла места стоянок, сегодня здесь, завтра — там. Она абсолютно ничего не знала о том, где он, что с ним. Последнее письмо она получила почти месяц назад из Лиора, от Айрила. И новости были отвратительными, если можно было так сказать о ранении Идвара. Арбалетная стрела в спину — это не шутки! Айрил писал, ранение тяжёлое, тем более, надо было оставлять Лиор, это значит — дорога. Они собирались переезжать в Руон, в земли Айрила, там, где когда-то были земли дяди Крейна. Там теперь новая база для сопротивления...

Вот с этого-то момента Аэлла и не знала, что с Идваром. Сумел ли он выкарабкаться, пережил ли дорогу, жив ли он? От всего этого голова шла кругом, она не знала, о чём и думать. Жив ли Идвар? Почему ей ничего не сообщают? Почему молчали всё это время? А сейчас... Она снова перевела глаза на окно и посмотрела вниз с высоты замка. Войска Мирополя окружили Райрон со всех сторон, теперь, даже, если захочешь, письмо не пришлёшь.

Главным в Райроне был барон Догвин, его оставил ещё Идвар, гарнизоном командовал граф Мардейн. Они там что-то предпринимали, устраивали беженцев, вели переписку с Майнором. Естественно, для пощады города Олдер требовал передать столицу в его руки, а так же, чтобы сдались все войска. Может быть, он не знал, что Аэлла и Уард здесь? А Адорр? Он тоже имеет цену, для короля они все трое представляют ценность, их постараются взять живыми. Поэтому Идвар и просил её, чтобы она оставила город, ушла вместе с сыном и с Адорром через подземный ход. А как она уйдёт? Сейчас она уже на седьмом месяце, да и люди на крепостных стенах будут сражаться за неё, да и куда она пойдёт, как представится где-либо, если Идвара больше нет? Я — бывшая жена? Так, что ли?.. Да и они не сумеют взять Райрон! Если Идвар жив, он спасёт её, он отобьёт миропольцев от города, ведь они же там собирают войска. А если нет, зачем тогда жить?.. Жизнь без него? Разве это жизнь?..

А как же бросить столицу, как оставить Райрон? Здесь она родилась и выросла, здесь жили и умерли её родители, погиб отец, здесь, в Райроне, она встретила Идвара и родила ему сына!.. И умрёт она здесь же... Если, конечно, миропольцам удастся взять город. Пока был герцогом здесь, Идвар укрепил стены, переделал ворота и построил новые башни. Он готовил город к осаде, значит, он должен выдержать. Она не оставит Райрона, как не оставила его и в прошлый раз. Всё обошлось, и сейчас обойдётся.

* * *

— Покажите мне карту...— попросил Идвар, глянув на представителей военного совета.— Самую свежую и желательно, чтоб с учётом последних донесений разведки...

— Вот...— Айрил положил ладонь на расстеленную на столешнице карту.— Чего не хватает — я расскажу...

Идвар склонился над картой, долго молчал, водя глазами. Айрил следил за его лицом, охватывая всю фигуру целиком. Ранение сильно подорвало его, в дороге долгой стало хуже, да ещё лихорадка не оставляла много дней. Но взгляд остался прежним, задумчивым, ищущим, он и сам сейчас ещё продолжал во что-то верить, на что-то надеяться.

— Сколько мы собрали человек?— спросил, даже взгляд от карты не оторвал, весь там.

— Две тысячи рыцарей, пять сотен пехоты, это арбалетчики в основном. Ещё подходят, но единицы... Сам знаешь, здесь, на востоке, много не найдёшь, всех, кого можно было, летом ещё Крейн призвал...

Идвар согласно покивал головой. Спросил:

— Что из Райрона слышно?

— Они штурмуют его уже пятый день. Пока держатся, не знаю, на сколько их ещё хватит.

— Сколько у них там человек?

— Тысячи четыре, неменьше... Каждый день их у Райрона становится меньше, они устают...

— Всё равно их больше в два раза,— твёрдо возразил Идвар и через плечо глянул на остальных членов военного совета. Всего-то три человека. Снова спросил:— Что из Солка?

— Тихо пока...

— Что вот здесь, с нашими крепостями?— Идвар положил пальцы на то место, где когда-то проходило сражение с Крейном.

— Они выбили наших оттуда, поставили свои гарнизоны, народу мало, конечно, все основные силы под Райроном сейчас, но крепости целые.

— Надо взять их...— прошептал Идвар.

Какое-то время все молчали, будто он удивил их своим предложением. Первым заговорил Айрил:

— Там же рядом система оповещения, мы только появимся, они зажгут огни, и в Райроне будут знать.

— Значит, надо тихо, ночью...

— Они всё равно успеют!— Айрил повысил голос, нахмуриваясь недовольно.— Зажечь огонь — пара пустяков...

Идвар чуть прищурил тёмные глаза, глядя на графа, шепнул негромко, но весомо, с твёрдостью:

— Пока они подойдут, мы успеем пересечь реку...

Среди представителей военного совета раздался шум, но возразил опять только Айрил:

— Что?— Нахмурился, скривив губы.— Ты хочешь в декабре пересекать реку? Она летом-то...

Идвар перебил его:

— Надо найти лошадей всем, даже пехоте, посадить арбалетчиков на коней. Зимой уровень воды ниже...

Теперь его перебил Айрил:

— Нас вдвое меньше! Это лезть на рожон, мы не можем рисковать последними войсками. Это убийство!

И тут Идвар ударил кулаком по столу, закричал в сердцах, глядя на брата жены:

— Мы не можем ждать! Наших войск не станет больше! Мы не можем идти вокруг — это долго! Каждый день на счету! Ты не знаешь, а я знаю, какие в Райроне стены, они могут сломать их в любой момент. Может быть, мы сейчас разговариваем с тобой, а они уже вошли в город!..— Он качнулся на слабых ногах, чуть не потерял равновесие, но глаз — огромных, чёрных! — с Айрила так и не сводил. Кто-то из присутствующих бросился герцогу на помощь, поддержал под руку, не дав упасть. Идвар повторил тихим шёпотом:— Мы не можем ждать...

— Помогите герцогу!— распорядился Айрил и сверху поглядел на карту. В голове вставало то место, те крепости, река, битва с Крейном. Он проиграл её, придя с севера, есть ли шанс у них?

* * *

— Адорр, ты не должен появляться на крепостных стенах! Это опасно, как ты не понимаешь?— Аэлла отчитывала упрямого мальчишку, но тот лишь смотрел в сторону и избегал всеми силами глядеть ей в лицо. Вот паршивец. Аэлла аж дёрнулась от негодования, и широкое бархатное платье колыхнулось на ней, сверкнув в лучах солнца, падающих из окна. Сейчас, по зиме, Аэлла носила лохматые шали, постоянно мёрзла, куталась в них, может, поэтому ей долго удавалось скрыть свою беременность. Хотя сейчас её, конечно, уже не скроешь.

— Адорр?— она позвала его твёрдо.— Адорр, посмотри на меня!

— Ну что?— он впервые глянул ей в лицо. Странный мальчишка, он ни разу ещё не назвал её по имени, обращался просто, говорил, что надо, и всё, да и обращался-то редко. Упрямец паршивый! И сейчас все дни напролёт толкался с солдатами на стенах. Что за нелепости!

— Зачем ты ходишь туда? Тоже воюешь?

— Какая разница?

— Разница есть!— Аэлла нахмурилась недовольно.— Если хоть кто-то скажет, что ты воевал против Мирополя, что ты там делаешь — я не знаю, берёшься за меч, лук — кто тебя знает...— замолкла на миг.— Король не простит тебя, и Майнор тоже. Если они будут знать, что ты воевал против них — тебе не будет прощения...

— Да не воюю я! Мне никто не даёт... Только так,— дёрнул подбородком раздражённо,— донесение отнести на другую сторону стены, что подать, принести, стрелы собрать... Мне ничего не дают! А я умею, я умею стрелять из лука...

— Адорр!— Аэлла перебила его громко.— Если с тобой что-то случится, я себе не прощу, я обещала Идвару...

— Что со мной может случиться?

Аэлла какое-то время молчала, потом заговорила опять, но уже без раздражения, спокойно:

— Я хочу, чтобы ты пообещал мне, даже поклялся...— Мальчишка нахмурил чёрные брови и глянул исподлобья.— Сегодня вечером я покажу тебе подземный ход, он в тюрьме, в одной из камер. Если твой брат ворвётся в город, я хочу, чтобы ты ушёл отсюда. Хочу, чтобы ты забрал Уарда с няней, с вами будет охрана... На реке есть лодка, по течению вы спуститесь на север, в Солк, король обещал принять вас... Вот, возьми вот это...— она сняла с пальца кольцо с печатью, с гербом Райрона.— Покажешь его королю и объяснишь, кто ты... Поклянись, Адорр... Я должна быть уверена, что вы выберетесь отсюда... Береги Уарда, пожалуйста...

Адорр долго думал, размышляя.

— А вы?— спросил вдруг.

Аэлла хмыкнула в ответ, улыбнулась:

— Какие мне подземные ходы? Посмотри на меня!— Она убрала полы шали, открывая живот.— Разве я могу пройти там?— улыбнулась сухо.— Со мной всё будет хорошо...

— Олдер арестует вас, а король казнит... Никто даже не посмотрит на это...

— Ну не звери же они, в конце концов!— Аэлла поплотнее запахнулась в тёплую шаль, ей и самой сильно хотелось в это верить, не может же Олдер казнить беременную сестру брата, даже если он угрожает трону, она-то тут при чём? Или король пойдёт на казнь без приговора суда? Тогда это будет просто убийство...

— Вам тоже надо уходить отсюда...— прошептал Адорр.

— Я останусь...— ответила Аэлла и отвернулась. Главное — Уарда спасти, если он будет жив, король не найдёт покоя. Наследник всего королевства будет жив, и этот наследник будет её сыном, даже если её и Идвара уже не будет, их сын будет жив, будет наследовать Майнору...

* * *

С обеда, когда стало известно, что миропольская армия сумела пробиться через пролом в западной стене, Аэлла, будто, лишилась сил, накатила вдруг такая слабость, что она не могла и с места сдвинуться, на ноги подняться. Просто сидела и смотрела на свои руки, на пальцы, сжимающие полы шали.

Они здесь... уже здесь... Как же так? Как это могло получиться? Райрон — неприступная крепость, он должен был выдержать, он же должен был выдержать... Хотя, они же уже брали его однажды, и управились за один день, когда командовал ими Мирон Идвар... Господи, что же будет? Что будет с Райроном, со всеми нами?

Она неслышно выдохнула, опуская плечи. По крайней мере, Адорр с Уардом уйдут, они уже должны были выйти к реке. Значит, будут спасены...

— Госпожа, вам нельзя оставаться здесь, вам надо где-то спрятаться...— это забеспокоилась Эл, смотрела в лицо тревожно огромными глазами.— Может быть, где-то в городе, хотя бы среди беженцев...

Аэлла только глянула на неё исподлобья, переводя взгляд, и Эл замолчала, опуская глаза.

— Меня весь Райрон в лицо знает, кто-нибудь да захочет выслужиться или заработать.— Голос получился глухим, даже злым, хотя на Эл ли ей обижаться? Самый верный человек, всё это время рядом, ближе никого нет, может, только сам Идвар.

В двери вбежала ещё одна служанка, прижимала ладони к щекам, тяжело дышала от бега.

— Господи, что творится... Солдаты заняли уже два этажа... Шарят по всем комнатам... Как страшно, я еле убежала...

Аэлла чуть нахмурилась, глядя с боку, значит, скоро будут здесь. Служанка ещё что-то рассказывала другим, говорила быстро, как птица щебечет, но ей никто не сказал и слова, все промолчали, и молчание это захватило и её, успокоило. Наверное, все молились сейчас, каждый про себя. И Аэлла молилась.

Через время зашли несколько рыцарей, постояли в дверях и ушли, ничего не сказав. Наверное, сейчас за дверями выставили охрану. А куда им бежать, когда уже весь город занят? Аэлла не ошиблась. К вечеру уже, когда сумерки пролегли по углам, а зимний день он короткий, в комнату зашли люди. Целая делегация. Рыцари в доспехах, в длинных плащах, с оружием. Аэлла сумела собрать последние силы и поднялась на ноги, и сама не заметила, как подбородок её чуть выше стал, вздёрнулся, придавая всей фигуре горделивую осанку. Она хоть и в плену, но она не ниже их всех по рождению. А в голове одна мысль пульсом бьётся: "Господи, всё, как в прошлом году... как тогда, когда его в первый раз увидела..."

Среди вошедших узнала Майнора, скользнула по лицу глазами, ещё один человек рядом, знакомый ей. Это герцог Вальден. Имя его узнала только в Мирополе, а лицо это помнила, нутром помнила, хотя, где и когда видела, не сказала бы. Скверный человек, неприятный.

Олдер выступил вперёд, пошёл вдруг к ней решительно. Эл внезапно выступила, закрывая госпожу собой. Аэлла чувствовала, как сердце бешенно колотится в груди, бьётся с громом в висках. Майнор взял вдруг Эл ладонью за лицо в тяжёлой перчатке и подтянул к себе, шепча:

— Я тебя помню... Ты в Мирополе сплетни со служанками собирала...

— Оставьте её!— громко вмешалась Аэлла. И откуда силы взялись? Голос громкий, резкий. Майнор аж перевёл глаза на герцогиню, посмотрел поверх головы Эл, и только потом разжал пальцы. Остальные служанки подхватили Эл под руки, не дали упасть. А Олдер даже не заметил их, смотрел на Аэллу прямо, глаз не сводил, сделал шаг навстречу, и служанки сами подались в стороны. Одна Аэлла стояла по-прежнему прямо, не шелохнувшись.

— Мне приказываете?— спросил Майнор.

Она неслышно выдохнула через чуть приоткрытые губы и почувствовала, что у неё, как и в прошлый раз, дрожит подбородок. Шепнула:

— Прошу...

Майнор усмехнулся, передёрнув плечами. Такой ответ его устроил. Посмотрел сверху и снова сказал:

— Вот и увиделись, теперь вы в моём плену.

— Я это поняла.

— Где ваш муж?

— Я не знаю, где он и не знаю, жив ли он...

Майнор кивнул головой, принимая ответ.

— Где ваш сын?

— Его нет в замке...

— Мамочка рассталась с дорогим сыночком?

— Хотите, всё обыщите здесь.

— Я понял, понял, чтоб ты держала его рядом. Спрятала?— Он перешёл вдруг на "ты", и голос, и тон его стали грубыми. Он знал, что никто ему сейчас не помешает, и никто не остановит его, что бы он ни делал.— Куда ты дела своего ублюдка? В какое укромное место запрятала? Говори!— он закричал на неё.

Аэлла моргнула, и голос её предательски дрогнул:

— Его нет в городе...

Олдер помолчал немного, раздумывая.

— Если ты думаешь, что это спасёт его, то зря. Вас всех ничто уже не спасёт. Я убью твоего мужа и сына на твоих глазах, а потом займусь тобой, или, может быть, поменяю эту очерёдность... Займусь тобой на его глазах...— прошептал последнее, глядя ей в глаза.

Аэлла поджала губы, чтобы они не дрожали, и сумела ответить ему так, как могла, чтоб другие услышали:

— Ваше поведение, Майнор, недостойно наследника короля...

Он ударил её по губам внезапно, и Аэлла сникла, опустила голову в растерянности. Ничего себе! Даже отец такого себе не позволял, не говоря уже про Идвара.

— Уведите герцогиню в тюрьму, там много свободного места,— распорядился Олдер, больше не глядя на неё, перевёл глаза на служанок.— Пошли отсюда вон!

Служанки быстро оставили комнату, а двое рыцарей попытались взять Аэллу под локти.

— Я сама пойду...— Она повысила голос, пошла к двери. Каждый шаг давался с трудом, но она старалась, старалась из последних сил. Во рту чувствовался вкус крови, всё же своей перчаткой он разбил ей губы, но даже это не могло сломить её. Она верила, по-прежнему верила, что Идвар придёт за ней. Если жив, он обязательно придёт, он не позволит ей оставаться в руках этого палача, своего брата.

* * *

Олдер не сводил глаз с офицера, делающего доклад о сложившейся к вечеру обстановке в городе. Рядом стоял герцог Вальден, тоже внимательно вслушиваясь в слова говорившего.

— ...На стенах выставлены посты, сейчас группы горожан тушат пожары, убирают раненых и убитых. В принципе, всё сделано, к ночи мы готовы, если не будет неожиданностей...

— Каких неожиданностей вы ждёте?— это спросил Майнор, он не сумел отделаться от сарказма, смотрел по-прежнему прямо. И взгляд, и голос Олдера смутили офицера, он опусти голову, отвечая:

— Я не жду никаких неожиданностей, господин Майнор.

— Идите...

Олдер посмотрел на герцога Вальдена, спросил его:

— Что посоветуете, герцог, что мне сделать с женой его?..

Герцог подумал немного прежде, чем ответить.

— Если хотите моего совета, отправьте её в Мирополь, и побыстрее... Под охраной, конечно... Сейчас она в тюрьме, но,— герцог покачал головой,— я не думаю, что все о ней забудут... Она по-прежнему остаётся его женой, а местные будут считать её героиней... Дней за двадцать она будет в Мирополе...

— Но меня-то там не будет!— резко перебил Майнор.— Я хочу быть там! Я сам хочу привезти их в Мирополь, отдать отцу преступника и его жену с сыночком... Сам!

Герцог пожал плечами, отводя глаза:

— Как хотите...

Майнор налил себе в кубок вина, отпил несколько глотков, неторопливо, со вкусом. Он был доволен собой, от Райрона остался только север, один рывок, он разобьёт любую армию Райрона, а большую они не соберут никогда. В его руках уже столица, и ещё много городов занято. Весь Райрон наказан за гордыню, за то, что переоценил свои силы, глупо, кстати. И вина за всё лежит на одном человеке... Осталось только арестовать его, найти его. Он где-то спрятался, трусливо бросил жену, и ждёт. Ты всегда был таким, Идвар, трусливым, нерешительным... Даже жаль, что ты мой брат...

Зашёл рыцарь, и Олдер оторвался глазами от поверхности вина, посмотрел на вошедшего.

— Что случилось? Если пустяк, можешь уходить сразу...

— Господин Майнор, мы с моим отрядом были на дежурстве под стенами города...— Олдер уже недовольно скривил губы, собираясь что-то сказать, но его опередил герцог Вальден:

— По существу говори!

— Мы поили лошадей в реке... Там лодка... Мы нашли людей, хотели уже отпустить, думали, беженцы, но среди них было двое мужчин с оружием. Я подумал, странно это, чтоб мужчины и с оружием...

— И?— резко перебил Майнор.

— Мужчин мы убили, они оказали сопротивление, мы арестовали женщину с ребёнком и подростка. Что сделать с ними? Они ничего не говорят, кто они...

Герцог и Майнор переглянулись, одновременно подумав об одном и том же.

— Где они?— спросил Олдер, убирая кубок на стол.— Ведите их сюда, я хочу видеть своими глазами...

— Да, господин Майнор...

Рыцарь ушёл, а Олдер улыбнулся, шепнул сам себе:

— Я обожаю этот день: он щедр на подарки, один за одним, один за одним... Такого не бывает...

Обернулся к двери, когда услышал шум. Он и глазам своим не верил. В самом деле, это были те, о ком он думал. Мальчишка Мирон и девушка с ребёнком на руках. Вот это да! Подарка лучше не надо. Может, к ночи этот день преподнесёт ему и брата Идвара?.. Может, он сам вползёт сюда на коленях, вымаливая жалкую жизнь...

Олдер прошёл, чтобы быть ближе, рассматривал медленно, наслаждаясь тревожным смятением на лице мальчишки и испугом на лице девчонки — няни, наверное. Долго смотрел в лицо ребёнка. Недавно, наверное, он плакал, лицо раскрасневшееся и чуть припухшее от долгих слёз. Усталый вид, глаза так и закрываются. Беспомощный, завёрнутый в одеяло, только голова торчит. А глаза уже знакомые, тёмные, выразительные. Понятно, чей сын...

— Это сын герцога?— спросил, переведя взгляд на няню.

— Нет!— ответила быстро.— Это мой сын...

— Разве?— Олдер подошёл ближе.— Я могу узнать ваш титул, имя? Почему вас охраняли?

Няня смутилась, опуская серые глаза вниз, избегала смотреть, как всякий, лгущий, не смотрит в глаза.

— Не надо прикрываться ребёнком и врать!— Олдер придвинулся ещё ближе, Мирона он будто не замечал. Приподнял голову ребёнка за подбородок согнутым пальцем и посмотрел в лицо. Позвал по имени:— Уард?— шепнул чуть слышно и, может, потому в его голосе не было злости или ненависти, и во взгляде мальчика появился интерес, он глянул на незнакомого дядю.

Олдер убрал руку, продолжая задумчиво смотреть на его ребёнка, его сына. "И у меня сейчас был бы такой же... Нет, чуть-чуть постарше... Месяца на три..." Горечь чуть заметно скривила тонкие губы.

— Рядом смежная комната,— кивнул головой в бок,— располагайтесь...— А взгляд остался прежним, всё тем же, задумчивым, почти остановившимся.

— Господин,— няня осмелилась заговорить,— он захочет есть, вы позволите мне сходить на кухню?

Он только медленно перевёл на неё взгляд, и она ушла, аккуратно прижимая ребёнка к себе. А Майнор повернулся всем телом к младшему брату. Адорр смотрел в лицо, наверное, он тоже надеялся, что с ним будут помягче. А зря. Не говоря ни слова, Олдер ударил его по лицу двумя сильными мужскими пощёчинами. Слева направо и наоборот. Так сильно, что Адорр от неожиданности упал на колено, опустил голову. И вдруг расплакался, прижимая пальцы к губам.

— Ты хуже даже этого ребёнка...— шепнул сквозь зубы.— Он, по крайней мере, не плачет...— Кривил губы, издеваясь над слабостью подростка, над его унижением.— Разве ты Мирон?.. Сопляк! Мальчишка! Трус! Слабак! Мне стыдно, что ты мой брат... Распустил нюни, как тряпка... Послушал бы себя...— Зло шептал, выплёвывая слова через зубы.— Мирон... Смех один... Позор для королевства... Я бы на месте отца...— Но Адорр перебил вдруг его, заговорил быстро нетвёрдым голосом, даже лица не подняв:

— Он наговорил мне всякого... он запутал меня... он сказал, что выиграет эту битву... Он всё описал мне... Я не хотел, видит Бог, я не хотел... Я знал, что вы вернётесь, я знал, что гнев короля будет сильным...— Адорр поднял лицо и посмотрел снизу, вытирая кровь с разбитых губ, перемешанную со слезами боли, страха и унижения.— Прости меня, Олдер...

Взгляд Майнора скользнул на пальцы мальчишки, по которым он сейчас размазывал кровь и слёзы. Кольцо! И Райронский герб!

— Сними это!— приказал сквозь зубы.

Адорр быстро глянул на тыльную сторону ладони, поспешно стал снимать кольцо. А Майнор заговорил:

— Ты так же плакал у него? Теми же слезами? Ты жалок, как больная собака... Я даже не смогу казнить тебя... Пусть отец разговаривает с тобой, и сам решает, что с тобой делать...

Отошёл в сторону, уже не глядя на того, кого презирал. Но герцог Вальден, всё это время молча наблюдающий, спросил Мирона:

— Куда вы собирались бежать?

Адорр поглядел на герцога снизу и через бровь, шепнул чуть слышно:

— В Руон...

— Герцог там?

— Я не знаю...

— Когда ты видел его в последний раз?

— Тогда... в самом начале...

— За всё это время он ни разу не приезжал в Райрон?— Адорр отрицательно покачал головой. Олдер тоже заинтересовался вопросами герцога и смотрел на брата.— Три с половиной месяца,— подвёл итог герцог Вальден.

— Иди к себе...— приказал Майнор.

Адорр ушёл. Герцог Вальден проговорил негромко:

— Мой вам совет: отправляйте всех троих в Мирополь, и побыстрее... Король решит, что с ними делать... Лучше всего — прямо сейчас или утром...

Но Майнор возразил ему:

— Когда поймаю главного зачинщика.

Герцог лишь кивнул головой, понимая тщеславие наследника. Что же, ему хотелось всего и сразу. Молодость.

— Герцог, вы можете сделать так, чтобы среди народа разошёлся слух, что у нас в руках жена и сын герцога?

— Можно попробовать это сделать через слуг и беженцев. Завтра уже весь Райрон будет это знать, Северный Райрон,— поправил себя.

— Хорошо.

Майнор остался один, допил вино из кубка, что осталось. День, какой удачный день. Самый лучший день в жизни. Даже усталости не чувствуется от того прилива чувств, что пережил. Кажется, горы свернуть можно.

Пошёл в смежную комнату, остановился в дверном проёме, осматриваясь в полумраке. Няня уже уложила ребёнка спать. На большом ложе он, развёрнутый из одеяла, казался маленьким, спал беспокойно, вздрагивая руками. Мама его ещё не знает, что он уже здесь, она думает, что он в безопасности. Зря она так думает. Она должна знать.

* * *

Аэлла сидела на деревянном лежаке, на соломенном матрасе, вжавшись в угол, вскинула голову на свет и идущих людей. Кто это может быть так поздно? Спустила ноги вниз и одёрнула подол платья, сжала пальцами мягкие углы шали. Губы сжались сами собой, когда в свете факела она узнала фигуру Майнора. Тюремщик отпёр замок на решётке, открыл дверь, всунул в угол стены горящий факел, ушёл. Майнор прошёл в глубь тюремной камеры и остановился недалеко от Аэллы. Она не стала подниматься перед ним, смотрела снизу, потом шепнула:

— Я должна была догадаться, что вы не оставите меня в покое, это было бы слишком просто.

Олдер не смог скрыть улыбки, разве она могла испортить ему настроение? Заговорил неторопливо и негромко, знал, что будет услышан даже в треске факела.

— У меня для тебя новость. Для меня — хорошая. Для тебя — вряд ли.— Аэлла продолжала смотреть на него снизу, не меняясь в лице. А чего он от неё хотел? Олдер продолжил:— Мои люди на реке поймали женщину с ребёнком и мальчишку, их охраняли. Не знаешь, кто бы это мог быть? Как думаешь?

Аэлла нахмурилась, сверкнув глазами. Сильная тревога ударила колокольным звоном по нервам, всё тело задрожало в страхе за сына. Нет! Он говорит неправду! Уард не может оказаться в его руках... Он должен быть спасён...

— Я не верю... Это неправда...— её голос разорвал тишину тюрьмы, а Майнор, не говоря ни слова, кинул на матрас кольцо с райронским гербом. Аэлла, не глядя, нашла его и поднесла к лицу. О, Боже! Она давала его Адорру... На нём была сейчас засохшая кровь.

Аэлла спросила вдруг, скривив губы:

— Вы убили своего брата?— В голову лезло невесть что при виде крови. Но Майнор лишь пренебрежительно усмехнулся, передёрнув плечами:

— Ещё чего! Стал бы я руки марать, пусть сам король разбирается с ним и королевский суд, его накажут по закону...

Аэлла поднялась вдруг на ноги, спросила громко, не сводя огромных испуганных глаз:

— Что с моим сыном? Что вы сделали с ним?

Майнор улыбнулся с заметным чувством превосходства, оно доставляло ему несказанное удовольствие, несравнимое ни с чем.

— А как думаешь сама? Он — сын государственного преступника, с ним разговор особый...

— Он — ребёнок!— закричала Аэлла в бессилии, стиснула кулаки, казалось, вот-вот и бросится на Майнора.

— Ты права, он ребёнок, ребёнок преступника, и должен быть наказан, как этого требует закон войны.

— Какая война! Не может быть войны с детьми, кто бы ни были их отцы!.. Он ещё ничего не понимает, ему и года нет...

— Вполне хватит...

Аэлла не выдержала, бросилась вперёд, собираясь ударить кулаками в грудь, закричала:

— Где он? Где мой сын? Что вы сделали с ним? Где мой мальчик? Что с ним?..

Олдер поймал её руки за запястья и держал, не подпуская к себе, потом притянул ближе и шепнул в лицо:

— Скоро вы увидитесь с ним, скоро вы все трое будете вместе, там...— указал глазами наверх,— на небесах...

— Пустите меня!— закричала Аэлла, и Олдер оттолкнул её от себя на соломенный матрас тюремного лежака, спросил твёрдо:

— Где твой муж?

Аэлла хрипло дышала, упав на локоть, уронила шаль, второй рукой закрыла живот, глянула на брата Идвара снизу.

— Я не знаю... Я давно не видела его...

— Три месяца?

— Больше...

Олдер усмехнулся и подошёл ещё ближе, спросил с улыбкой:

— Не соскучилась за это время по мужской ласке?

Аэлла вспыхнула, нахмуриваясь, села на ложе, и чуть отодвинулась назад, ближе к стене. Шепнула:

— Я беременная...

— Я заметил... И когда вы успеваете?— Улыбался в глаза. Олдер подошёл ещё ближе, говоря дальше:— Тебя увезут в Мирополь, как преступницу, ты угрожала существованию королевства. Тебя будут допрашивать, пытать, судить...— Он угрожающе нависал над ней, ударяя словами, как плетью. Всю жизнь свою Аэлла боялась боли, и разговор о пытках заставил её тело дрожать, но не от холода тюрьмы.— Весь свой остаток жизни ты проведёшь в цепях, как держут опасных убийц. Ни один мужчина больше не глянет в твою сторону, ты будешь противна всем!— Он резко наклонился к ней, крикнув в лицо:— Понятно тебе?!

Аэлла зашептала:

— Уйдите, пожалуйста, оставьте меня... Прошу вас...

— Нет! Ты в полной мере хлебнёшь чашу наказания за всё, что сделала. Это ты, только ты виновата... Он никогда не был таким до тебя, это ты превратила его в безумца... Из-за тебя он захотел этой власти...

— Нет!— закричала Аэлла в сердцах.— О чём вы говорите? Опомнитесь! Какая власть? Вы сами...— но он оборвал её пощёчиной по губам, не дав договорить. Стал ещё ближе, и, чтобы отстраниться, Аэлла упёрлась пяткой в край лежака и оттолкнулась, помогая себе локтями, отпрянула спиной в угол, вжалась, подтягивая колени к груди, но живот мешал ей.

— До тебя он был совсем другим, он делал всё, что приказывал отец, он был послушным и исполнительным... Но ты привязала его к себе, ты захотела большего, чем та жизнь, что подарил тебе король...

— Я просто люблю его!— закричала Аэлла в бессилии.

— Неправда!— Олдер тоже забрался на ложе коленями, стоял теперь над ней, выговаривая, и пальцами ног в чулках Аэлла касалась его коленей, и эта близость его пугала её не на шутку.— Ты никогда не любила его! Ты специально женила его на себе, чтобы отомстить отцу за смерть близких... Ты и детей этих специально торопишься нарожать, чтобы привязать его к себе покрепче...

— Нет!— Аэлла закричала ему в лицо, дёрнувшись головой навстречу.— Я люблю его...

— Молчи!— Он протянул руку и взял её за горло.— Или я убью тебя...

Аэлла вцепилась в его руку, пытаясь разжать пальцы, попробовала столкнуть его ногами по коленям, но места ей не хватало, она лишь толкалась коленками и голенями в его бедра. Олдер отпустил её, и она расслабленно упала лопатками на холодную стену, тяжело дышала, восстанавливая дыхание. А Майнор рывком дёрнул подол её платья наверх, открывая колени, поймал за лодыжки, раздвигая ноги слева и справа от себя, притиснулся ближе.

— Что?.. Вы с ума сошли... Пустите меня...— хрипло заговорила Аэлла, заглядывая в его решительное лицо.— Как вы можете?.. Я же... Я же жена вашего брата...— Но он не слушал её, возился с поясом, брюками.— Нет! Нет, нет... нет...— Она попыталась выбраться, упёрлась ладонями в матрас, отталкиваясь назад, подальше от Майнора, но места не было, она только поднялась чуть выше спиной по стене. Зашептала снова, понимая, что ей его уже не остановить:— Не надо, пожалуйста... Прошу вас... Господин Майнор...

Но он не слушал её, убирая нижние белые юбки, навалился, просовывая руку снизу, чтоб прижать к себе теснее. Аэлла ударила его ногтями по щеке, оставляя три ярких полосы. Вот тогда только Олдер с силой надавил ладонью на её живот, шепнул сквозь зубы:

— Хочешь, ему станет больно?..

Аэлла отрицательно качнула подбородком, как будто кто-то спрашивал её желания, и мог поступить так, как хочет она. Закрыла глаза, чувствуя, как от беспомощности разрывается сердце. "Идвар... Где ты?.. Почему?.. Почему это со мной?.." От боли закусила губу, чтобы не закричать, пыталась отключиться, забыться, но не смогла, всё слышала. Господи... Только бы с ребёнком всё было нормально...

У Майнора тоже, видимо, давно не было женщин, он быстро оставил её, и Аэлла бессильно сползла спиной по стене, легла на бок, так и не открывая глаз. Дрожащими пальцами натянула юбки на стиснутые колени. Впору бы расплакаться, но слёз почему-то не было. Прошептала:

— Он убьёт тебя...— Перешла вдруг на "ты", понимая, что после всего не может говорить с ним по-прежнему.

— Кто? Идвар?— Майнор усмехнулся.— Это было бы хорошо, если бы мы с ним всё-таки встретились... А то мне надоело искать его по всему Райрону...

— Будь ты проклят...— она, наконец-то, открыла глаза и посмотрела на него.

— Сама виновата... Ты, видно, тоже этого хотела...

— Неправда!— Аэлла аж приподняла голову, перебивая его, но он продолжил, как ни в чём не бывало:

— ...всё-таки три месяца без мужа...— усмехнулся, подобрал с каменного пола шаль и бросил ей в ноги. Пошёл к двери.— Ладно, ещё увидимся...

Аэлла только скрипнула зубами от злости, от негодования, от того, что с ней произошло. "Он убьёт тебя... Если он жив, от убьёт тебя... Бог не допустит... Господи, Идвар, я так нуждаюсь в тебе сейчас, ты так мне нужен... Я не могу, я больше не могу выносить это всё одна... Где наш мальчик?.. Что этот... сделал с ним?.. Бедный маленький Уард..." И только вспомнив сына, она расплакалась вдруг, расплакалась так, как не плакала уже давно. Полностью отдалась слезам и плакала, пока не обессилела. Потом заснула.

* * *

Утром к ней пришёл Адорр. За решёткой остановился, глядя на Аэллу сквозь прутья. Аэлла заметила его и надела туфли, что сбросила ещё вчера, ещё до того, как приходил к ней Майнор. Его приход был кошмаром, ужасным сном... Она и вспоминать не хотела, не могла без содрогания.

— Адорр?— Она подошла к нему, просунула руку через прутья решётки, коснулась ссадины у губ. Мальчишка дёрнул головой с досадой, но глаз не отводил, шепнул:

— Это Олдер...— Помолчал немного и добавил:— Извините, у нас не получилось, под землёй мы потеряли много времени...

— Тебя не держут под охраной?

— Нет,— Адорр дёрнул подбородком.— Сегодня вообще всем не до меня. Получили сообщение, что войска Идвара переходят реку, сейчас собираются уходить...— он шептал быстро, стараясь рассказать как можно больше в короткое время, отведённое ему тюремщиком.— Будет бой... наверное, самый последний...

— О, Боже...— прошептала Аэлла, обессиленно прикрывая глаза.— А Идвар? Что-нибудь слышно о нём?..

— Не знаю. Граф Руона точно жив, о нём доложила разведка. Собирают армию, они оставляют Райрон на гарнизон, идут на север, там крепости...— Аэлла кивнула головой, она знала это место, там погиб дядя Крейн летом. Неужели Айрил ведёт войска его маршрутом? Господи!— Я не знаю, что будет, кто победит... У Олдера много солдат... Сколько собрали они, никто не знает, но не думаю, что сильно много. Это просто их последний ход, ход отчаяния... Они, может быть, даже не знают, что вы в плену, скорей всего, не знают...— Покачал головой.

— Что с Уардом?— спросила Аэлла через несколько секунд раздумий, вспомнив угрозы Майнора. Адорр впервые улыбнулся чуть заметно, ответил:

— С ним всё нормально, за него не переживайте... На рассвете, когда все засуетились, и Олдера не было рядом, я вывел Улу из замка... Они с Уардом спрятались в городе среди беженцев, её сегодня не хватятся, а завтра она уже будет у своих знакомых... По крайней мере, за него вы можете не бояться... Он в безопасности...

Аэлла облегчённо выдохнула, и глаза её вдруг стали влажными от слёз. Она просунула обе руки через прутья решётки и обняла мальчишку.

— Спасибо, Адорр... Слава Богу...

— Вам я не могу помочь, тюремщик выполняет приказы самого Олдера, он никого не допускает...— Аэлла покачала головой от плеча к плечу, всё понимая.— Он приходил к вам?— спросил вдруг Адорр, заглядывая в глаза. Аэлла согласно дёрнула подбородком, шепнула с горечью:

— Вчера... ночью...

Адорр помолчал немного, потом произнёс, будто всё понял:

— Мой брат — сволочь...

— Время вышло!— закричал тюремщик из полумрака. Адорр заторопился, быстро сорвал с себя плащ, просовывал его через решётку, говоря:

— Вот, возьмите, вам это пригодится... Здесь холодно... И вот это... Совсем забыл...— Протянул в руки тряпочный свёрток.— Это с кухни... Возьмите... Я расскажу вам всё, что узнаю...

Аэлла помнила о том последнем бое, что предстоял сегодня, о сражении между миропольцами и остатками райронских войск. Возможно, там будет Идвар...

Она провожала глазами Адорра, смотрела, пока он не скрылся в темноте. Ушла к себе, села, разворачивая свёрток. Кусок рыбного пирога, яблоки... И, глядя на всё это здесь, в тюрьме, Аэлла разрыдалась, вспоминая Адорра. Какой силой надо обладать, чтобы отважиться на это? Пойти против брата даже сейчас, находясь полностью в его власти. Придти к ней, спасти Уарда... Боже! И это сражение сегодня, эта битва, последняя битва Райрона с Мирополем... Всё навалилось вдруг одновременно. И жалость к самой себе, пережившей прошлую ночь, и отчаяние в глазах мальчишки Мирона, которого она за эти мгновения узнала больше, чем за три месяца; и завершающаяся поражением война, и маленький Уард, который, возможно, больше не увидит своих родителей уже никогда... И Идвар, её Идвар, его она тоже не видела уже так давно... И эта маленькая жизнь под её сердцем, она живёт, ещё ничего не зная о том, что ждёт её... Всё навалилось вдруг, и она плакала, даже не вытирая слёз, не закрывая лица, просто опустив голову вниз, и слёзы срывались на руки, на подол платья...

* * *

Он не мог не навестить её перед самой отправкой. Он должен был сказать ей последнее слово, чтобы она ждала его возвращения с победой, видеть смятение и боль на её лице, перемешанные с ненавистью. Майнор пришёл к ней в полных доспехах, только без шлема и перчаток. Она увидела его и соскочила с лавки с завидной проворностью, и не скажешь, что беременная. Отошла к стене, глядя огромными глазами. О, да, было в ней что-то, то, что за душу брало. Искренность в чувствах, может быть... Все женщины до неё смотрели с улыбкой, готовы были отдать всё, от всего в жизни отказаться за место любовницы, невесты, жены Майнора — будущего короля. Только эта ещё с самого начала выступила против, глядела с неприязнью, а сейчас так и с ненавистью. Можно подумать, в самом деле, страдала за настоящую любовь...

— Здравствуй, герцогиня...

Он прошёл прямо к ней, какие вообще могут быть преграды теперь, когда они уже были близкими, как муж и жена, к чему какие-то прелюдии? Взял за локти и вдавил в стену, прижимаясь всем телом, звеня всей своей сбруей. Аэлла ахнула и отвернулась, подставляя щёку, хрипло дышала.

Олдер шепнул негромко:

— Вчера я был немного груб, извини, меня победа опьянила...— Аэлла хрипло выдохнула с возмущением, будто он не извинялся, а говорил слова оскорбления. И Олдер продолжил:— У меня были женщины в разных местах, в тюрьме — ещё ни разу...— усмехнулся, и Аэлла резко повернула к нему лицо, выпалила:

— Вы, наверное, возомнили себя супругом? Зачастили с завидным постоянством...— Снова отвернулась, поджав губы.

— Не ругайся...— прошептал Олдер и провёл согнутым указательным пальцем по её щеке сверху вниз. Аэлла дёрнулась, свободной рукой упёрлась в грудь, чувствуя холод доспехов под тканью сюрко.

— Пожалуйста...— прошептала вдруг.

— Знаешь, я за ночь подумал, если ты будешь хорошо себя вести, я могу замолвить слово за тебя перед отцом... Он пойдёт мне навстречу, могу обещать.

Аэлла глянула ему в глаза.

— Как вы можете? У вас же есть жена...

— Мне её выбрал отец, а я хочу сам это сделать.

— У меня уже есть муж.

— Скоро его не будет... Я разведу вас,— улыбнулся, не сводя с неё глаз, и Аэлла скривила губы, шепнула зло:

— Вы делаете больно ребёнку Идвара своими доспехами...

И он вдруг почему-то отстранился от неё, глянул вниз, где Аэлла закрыла ладонями свой живот. "Ребёнок Идвара..." Ну, конечно, если Уарда можно уже убить, то этот ещё не родился... "Ребёнок Идвара..."

Олдер отошёл в сторону, заговорил громко:

— Ну, хорошо, как хочешь, ты сама виновата... Я ухожу, но я вернусь с твоим мужем, он будет сидеть в этой же тюрьме, и я обещаю тебе, ты услышишь его, когда к нему будет приходить палач... А очень скоро все мы поедем в Мирополь, на личную встречу с королём. Он тебя помнит... Вот тогда я посмотрю, какими словами ты заговоришь... Тогда ты захочешь переспать с кем угодно, лишь бы остановить эти муки... Ты ещё меня вспомнишь...

Аэлла ответила шёпотом:

— Уходите... Уходите на войну, и пусть вас убьют там...

Он дёрнулся к ней, занося ладонь, и Аэлла прижала подбородок к правой ключице, закрыла глаза, ожидая удара. Но Олдер не ударил её, развернулся и ушёл. Аэлла еле-еле добралась до матраса, легла без сил. Как же она вымоталась за эти всего несколько минут.

* * *

— Господин, герцог?

— Что?— Идвар обернулся к рыцарю, приехавшему, скорее всего, с новостями с того берега реки.

— Мы взяли крепости... Сейчас там размещаются наши лучники, только...— он сделал паузу, усмиряя коня, снова глянул сверху.— Только они успели подать сигнал в Райрон. Скоро они придут, разведчики передали, там гремят трубы, они собирают армию.

Идвар посмотрел на рассветное небо. Это будет последний бой, остатки их армии, если что, укроются в Руоне, он будет последним оплотом сопротивления. Сейчас же медлить нет смысла, погибнуть днём раньше или днём позже. Какая принципиальная разница? Никакой. Вчера только войска Майнора взяли Райрон, взяли столицу мятежной земли, что ещё медлить? Какой в этом смысл?

Он вздохнул. Успели ли покинуть город Аэлла и Уард, что сейчас с Адорром? А как сложилась судьба графа Мардейна? Какая участь у барона Догвина? Погибли или попали в плен? Эх, Райрон, Райрон, сколько всего сплетено в тебе, сколько жизней и судеб. И сейчас всё разрешится у Райрона.

Войска райронской армии готовились к переходу через Рейю, поили лошадей, проверяли в последний раз оружие и доспехи. Все ждали сигнала герцога.

— Ну что, есть ли какие-нибудь планы?— это спросил граф Айрил, смотрел в лицо открыто, без обид. Подумать только, в прошлом году казнить его приказал, а в этом он — вторая рука, главный помощник. Да, неисповедимы пути...

Идвар пожал плечами.

— Какие тут могут быть планы, если их почти вдвое больше? Оставим резерв в две сотни человек, на всякий случай, если что, прикроют отход, да крепости наши тоже в этом помогут.— Глянул через реку долгим взглядом.— Место неудобное, узко сильно, не развернуться, ну хотя бы не смогут окружить, и на том спасибо... Придётся ставить рыцарей большими шеренгами, им — тоже придётся так же, если они, конечно, не заманят нас к самому городу... там равнина, там развернуться есть где... Что прикинет Вальден... Если ещё не поторопятся, они в нас большого противника не видят...

Замолчал, всё ещё глядя за реку. Айрил смотрел на него. Он ещё не совсем и вылечился-то, рука болит, как со щитом управится? И рёбра... И лёгкое ещё не зажило. Врачи сильно против были, да разве его удержишь? Это, наверное, битва всей его жизни.

Айрил перевёл глаза на всадника. Он ехал со стороны Руона, но сюрко на нём было синего цвета, как у рыцарей Солка. Странно. Идвар заметил взгляд графа и тоже перевёл глаза на всадника. Копыта гнедого коня тонули в снегу, разбрасывали его в стороны белыми комочками. Рыцарь звонко спросил:

— Где у вас здесь герцог Райрона?

Идвар вгляделся в молодое лицо, ответил, заложив руки за пояс, посмотрел снизу вверх, ответил:

— Перед вами! Что хотели?..

— Мы из Солка...

— Мы?— удивился Идвар.

— Король послал нас к вам на помощь. Я — барон Элвуд и мои люди переходим под ваше командование.

Идвар усмехнулся беззлобно:

— Ну и где же ваши люди, барон? Растеряли по дороге?

— Подходят, скоро должны показаться. Я немного опередил их, торопился увидеться с вами. У нас про вас говорят, как о герое...— Идвар усмехнулся и переглянулся с Айрилом.— А вон они, смотрите!— Барон Элвуд указал рукой назад, на дорогу, и на вершине холма, покрытого снегом, показались чёрные копья и флаги с гербом Солка — на синем фоне белый корабль на всех парусах, идущий по волнам. Потом медленно стали появляться конные рыцари. Аккуратные, подтянутые, уверенные, не то, что наспех сбитая армия Райрона. Блестели щиты и доспехи, светились синевой на фоне зимнего рассветного неба.

Вот это да! Идвар был в восторге. Разве так бывает? Это чудо, чудо, какое могут описать только хроники, а здесь — на своих глазах. Только б на один день позже подошли... В дороге замешкались... Да что на день — на час!

— Сколько у вас людей, барон?— спросил громко.

— Десять сотен!

Тысяча! Тысяча рыцарей накануне битвы, свежих рыцарей, желающих завоевать славу и испытать доблесть. Таких и у Олдера-то нет! Ни у кого нет, только у них теперь есть... Есть эта заветная тысяча...

Идвар готов был расцеловать барона, протянул ему раскрытую ладонь, улыбаясь, сказал:

— Спасибо, барон, вы очень, очень нам пригодились.

Молодой барон пожал герцогу руку. Он и сам-то радовался всему, глядел огромными синими глазами, стараясь запомнить всё, и ветер с реки развевал его светлые, почти белые волосы. Поглядев на них, Идвар спросил:

— Скажите, барон, к вашему королю не приходила моя жена с сыном? Что вы знаете об этом? Они должны были остановиться у вашего короля...

Барон Элвуд покачал головой:

— Я ничего не знаю, герцог, мы выехали пять дней назад, я не слышал о вашей супруге, может, она ещё в пути?

Идвар кивнул головой, принимая предположение барона, но всё равно в груди засела заноза сомнения. Только бы всё так и было. "Аэлла, ты же обещала покинуть Райрон, обещала мне оставить его до осады... Где ты? Что с тобой?.."

Айрил спросил его, перебивая тревожные мысли:

— Ну что, какие будут планы теперь? У нас три с половиной против четырёх... Воевать можно...

Идвар смотрел ему в глаза остановившимся взглядом, будто в этот миг просчитывал что-то, видел предстоящий бой, ответил:

— Выходим сейчас, идём быстро, к самому Райрону, на их равнину...

— Что? Ты же сказал...— но Идвар перебил его, не дав договорить, шепнул, будто вслух размышлял:

— Косой строй...

— Что?— Айрил нахмурился, не понимая его.

— Мы применим косой строй...

— Это как?

— Смотри сюда!— Идвар оживился, надежда окрылила его, вселила силы лучше любого лекарства. Ладонью он разровнял снег, истоптанный людьми и лошадьми. Стал чертить на нём ладонью.— Они строят своих ровно, прямыми рядами, они же не знают, сколько нас, а столько не ждут. Мы тоже две с половиной тысячи — рыцари и пехота — арбалетчики — ровно. Наших! А этих, из Солка, всех на правый фланг, усилим наш фланг, они и наши... Понимаешь? Один фланг будет больше, сильнее... мощнее, а спереди это будет не видно... Они не поймут там, в Райроне...— Рисовал на снегу, и снег таял от прикосновения горячих пальцев. Это опять начался жар, так не вовремя, это от эмоций, от переживаний.— Бой начнётся, они нападут, а наш фланг продавит их и окружит справа, у них — с левого фланга... Понимаешь? Мы разобьём их... Вот увидишь... Они ничего не поймут... Мы окружим их и уничтожим...

Идвар поднялся резко, и в голове его помутилось, сделал шаг в сторону, чтобы не упасть. Айрил подхватил его под локоть, спросил негромко:

— Что с тобой, Идвар?..— Впервые по имени обратился, а то всё "герцог", или просто так — никак.— Может, врача?

— Не надо врача, это просто слабость, сейчас пройдёт... Просто не верится в то, что происходит...

— Может, ты останешься тогда, а я поведу войска?

— Не надо, я справлюсь... Спасибо, конечно, но этот правый фланг теперь за тобой... Сам поведёшь... Справишься?— посмотрел на графа через бровь. Айрил улыбнулся в ответ, улыбнулся не только губами, но и глазами.— Тогда собирай своих командиров и этого... барона из Солка... У него, наверное, это первый бой...

Через короткое время пропели трубы — это был сигнал к выходу. Рыцари садились на лошадей, оруженосцы их, кнехты занимали запасных лошадей, подсаживали к себе пеших арбалетчиков. Вся армия Райрона потянулась к реке. Кони ступали неторопливо, холодная река усмиряла даже самых ретивых.

"Началось!"— думал Идвар, глядя перед собой, на тёмные воды Рейи; вода эта даже издали казалась смертельно холодной, но ему хотелось окунуться в неё.

* * *

Примерно к обеду обе армии заняли равнину под стенами Райрона, встали друг против друга. Когда райронская армия подошла, армия Мирополя уже стояла на позициях, поэтому райронцы расположились точно напротив, фланг на фланг. Ветер развевал разноцветные яркие флаги и штандарты с гербами княжеств и земель. День выдался тёплым и солнечным для конца декабря, лучи солнца сверкали на снегу. Недалеко возвышалась громадина города. Наверное, со стен его обе армии было видно хорошо, замечалась и хитрость райронцев, да и предстоящий бой будет видно до мельчайших подробностей.

С раннего утра на одной из башен Райрона наблюдал за развёртыванием армии Мирополя Адорр, закутанный в тёплый плащ от холодного зимнего ветра. Его, конечно же, не взяли с собой, но он и не жалел об этом, сверху он видел всё значительно лучше, чем если бы участвовал в этом сам. Когда подошла армия Райрона, Адорр сразу же заметил подвох, один фланг армии был значительно больше, по глубине шеренг — раза в три больше основного построения! Это хитрость. Это косой строй. О нём ему как-то рассказывал Идвар, он уже применял его в своей жизни. А если так, значит, Идвар жив... Или кто-то из райронских офицеров знал этот тактический приём, может быть, граф Руона?.. Так или иначе, сверху армия Райрона не казалась значительно слабее армии Майнора. А значит, Олдер может проиграть... И даже не знает этого...

От такого открытия Адорр даже сухо сглотнул, глянул на одного из воинов, стоявших рядом. Они все тоже будут следить за боем, но видят ли они хоть что-то?.. Адорр медленно стиснул зубы. Всё-таки, он продолжал верить в гений бывшего Мирона, в его военный опыт, и сейчас, находясь в лагере короля, он молился за Райрон...

От армии Мирополя отделился небольшой отряд, двинулся к райронцам. Впереди ехал человек с флагом, на нём виден был герб Мирополя. Майнор захотел начать бой с переговоров, так уж повелось, а вдруг удастся уговорить противника сдаться без боя, может, получится договориться — случаев в истории много было. На что в данном из них надеялся Майнор, было неизвестно. Он оставил всех своих людей на определённом месте и дальше поехал без сопровождения. Это было открытое приглашение к встрече. Идвар пронял его, и поступил точно так же — оставил свиту недалеко от себя, а к Майнору приблизился один.

Какое-то время они рассматривали лица друг друга, не говоря ни слова. Конь Идвара стоял, как вкопанный, утонув копытами в снегу, изогнув шею, грыз удила, с места не двигался, покорно слушаясь хозяйской руки. Гнедой жеребец Олдера танцевал перед Идваром, рыхлил снег подковами, порывался скакать вперёд, тряс головой, боролся с удилами. Наконец, Олдер осадил его, успокоил шенкелями, а сам глаз не сводил с Идвара. Заговорил первым, глядя в лицо:

— Вот и встретились, брат... Я уже думал, не увижу тебя никогда, сбежал, думаю... И где тебя ловить?..— улыбнулся с чувством превосходства.— Ты сам пришёл, как миленький... Я уже собрался тебя из Руона выкуривать. Столицу ты бросил, ушёл подальше, спрятался за спинами этих глупых райронцев. Они с одного раза не научились... А ты предал своего сюзерена и спрятался, войну затеял, а зря...

— Эту войну не я затеял, а король, я предупреждал его, что буду защищаться...

Олдер усмехнулся, не веря ни единому слову.

— ты предатель, ты предал не только своего сюзерена, но и свою Родину, свой Мирополь, за который сражался все эти годы, всех людей, что верили в тебя, ты превратился во врага, твоё имя проклинают... И эти ещё... рядом с тобой, такие, как Мардейн, Ноддар — тоже предатели... Пошли за тобой... Их ждёт то же, что и тебя...— Идвар молчал на эти обвинения, а Олдер продолжал негромко, всё так же глядя в глаза осуждающе, обвиняя:— Мне стыдно, что ты мой брат, что мы с тобой родственники, что у нас одна мать и один отец...— При этих словах Идвар усмехнулся, чем вызвал удивление в глазах Олдера.— Что ты усмехаешься? Ты что, на что-то надеешься? Да ты хоть представляешь себе, что ты наделал? Ты представляешь, что сделает с тобой король?..— Покачал головой с сомнением.— Нет, ты не представляешь... Смерть, это ещё мягко сказано... Ты затеял войну...

— Её начал король!— нетерпеливо перебил Идвар. Постоянные обвинения в одном и том же вызывали раздражение, разве можно сломать стену кулаками? Надоело это всё. Сколько можно слушать одно и то же?— И ты прекрасно знаешь, почему он начал эту войну! Ты тоже заинтересован в этом...

— Успокойся, Идвар,— Олдер улыбнулся, как ни в чём не бывало,— не надо так нервничать накануне битвы, ты и так плохо выглядишь, краше в гроб кладут...

— Да пошёл ты, Олдер...— Идвар почувствовал, как жар ударил в лицо, кровь прилила к щекам.— Что тебе надо? Зачем ты позвал меня?

— Я хочу, чтобы ты в последний раз поступил благоразумно и сдал свои войска, ты и так уже уничтожил весь Райрон, оставь ему хоть немного жителей...

— Это я уничтожил Райрон?— Идвар удивился — даже со злостью.— Так это я, оказывается, уничтожил Райрон?— Он аж подался вперёд в седле, Олдеру навстречу.— Это моя вина, что вы привели сюда войска, разгромили города и замки, убили людей? Моя?

— Это ты всё затеял...— ответил Олдер.

— И ты хочешь, чтобы я сдался? Чтобы я добровольно сдался? Чтобы вы казнили потом меня и остальных, таких, как Ноддар?..

— А что тебе осталось терять? Посмотри на себя и на те войска, что ты привёл. Ты уже потерял Райрон, что у тебя осталось? Жалкий север — Руон? Дальше бежать уже некуда, ты и так много бегал...

— Никогда...— твердил Идвар, качая головой в исступлении, а Олдер продолжал говорить:

— Ты с самой осени бегаешь по всему Райрону, как будто не понимаешь, что ты всё потерял. Куда ты теперь побежишь? Дальше Солк и море! Будешь топиться?.. Что ещё тебе остаётся?..— Олдер усмехнулся небрежно.— Может, ты настроишь против короля ещё какие-нибудь земли? На что ты надеешься?

Идвар не стал больше слушать его и потянул поводья, разворачивая коня, но Олдер крикнул:

— Стой! Я ещё не всё сказал...

— Я не хочу тебя больше слушать, мне надоело...

— Идвар, ты всё потерял, тебе не за что больше сражаться, ты потерял даже жену и сына, ты жалок, и ничего, кроме презрения, у меня не вызываешь...

Идвар резко повернулся к нему, зазвенев доспехами.

— Что ты сказал?

— Да, только презрение...

— Я не об этом. Что ты сказал, что — мою жену и сына?

— А ты не знаешь?— Олдер вскинул чёрные брови.— Хотя, откуда тебе знать, это же было вчера...

— Где они?!— резко перебил его Идвар, и тревога заставила его сердце сжаться. Как? О чём он говорит?

— Вчера я захватил Райрон — столицу твоей земли, и к нему добавил ещё твою жену и сына, и Адорра — предателя...

— Неправда!— Идвар не мог, не хотел этому верить.

— Она осталась в городе, может, думала, что он выдержит? Я не знаю... А мальчишку твоего с Адорром поймали на реке, они собирались бежать по воде...

— Нет, неправда...— Не верил, всем сознанием своим не верил, просто не мог верить ему.

— Они ждут встречи с королём, не желаешь к ним присоединиться?— Олдер улыбнулся, упиваясь тем, какое впечатление произвели его слова.— Я могу устроить...

— Где они? Что ты сделал с ними?— Идвар с силой ударил коня шпорами, и тот пошёл вперёд, надвинулся на гнедого, толкнул грудью, дугой изогнул шею, звякнул удилами по зубам.

Олдер продолжал, не сводя взгляда:

— Они жаждут встретиться с тобой, я даже присмотрел камеру в тюрьме рядом с твоей женой... Буду рад, если ваша семья воссоединится...

— Ты посадил их в тюрьму? Он же ещё ребёнок, ему нет и года...— Олдер не дал ему договорить, перебил:

— Да, а она беременна...

Идвар обомлел на миг, нахмурился и переспросил, глупо вышло, но он не знал об этом, поэтому и переспросил, да и голос дрогнул:

— Что?..

— А ты не знаешь?— усмехнулся.— Представь себе, уже во-о,— показал рукой на себе.— Скоро родит тебе ещё одного...— сделал паузу многозначительно,— ублюдка... Кого ты хочешь — мальчика или девочку?— Опять усмехнулся, и Идвар потянулся к нему навстречу, стискивая зубы от злости, даже левый кулак смог сжать, несмотря на боль. Шепнул через зубы:

— Ты говоришь о моих детях... выбирай выражения...

Олдер захохотал негромко, в зубы, потом добавил:

— Я про то тебе и говорю, присоединяйся к ним. А потом, ты познакомишь с королём своего сына, и сам увидишься с ним...

— Никогда!— Идвар перебил его резко, вскидывая подбородок.

— Сдавайся!

— Нет!

— Какой смысл в том, что ты делаешь? Это глупо...

— Нет, и не жди...

— Но они же уже у меня! Мне не хватает только тебя, тебя, дурака! Если ты думаешь, что сможешь спасти их — не выйдет: у тебя не хватит сил, да и поздно, я уже отправил их в Мирополь, ты всё равно опоздал...

— Неправда!

— Сегодня утром...

— Ты не стал бы, ты привезёшь их к королю сам, какая выгода везти их сейчас? Кто это оценит? Я же знаю тебя, Олдер, кого ты хочешь обмануть? Это же первый военный поход в твоей жизни, ты ждёшь славы и признания...

— Я послушался хорошего совета герцога Вальдена.

На этот раз Идвар промолчал, только поджал губы. Сказать что-либо на это он уже не мог: если так, то совет герцога действительно был хорошим, хорошим для Олдера. А это значит... Значит, что в этой жизни он никогда больше не увидит Аэллы и Уарда...

— Ты подлец, Олдер...— прошептал чуть слышно.

— Я уже слышал это от твоей жены, когда...— запнулся и не договорил, пряча улыбку в глазах, опустил голову, и Идвар заметил на его лице царапину.

— Что ты имеешь в виду?— спросил, нахмуривая брови. Олдер злил его, злил своими улыбками превосходства, своими намёками, тем, как держался, как вёл себя, напирая.— Что ты сделал с ней?.. Олдер, говори!— И вдруг перешёл на шёпот, не сводя глаз.— Что ты сделал?.. Господи...

— Ты правильно понял, не ошибся, я действительно изнасиловал твою жену...— Идвар аж задохнулся от возмущения, от того, что слышал, глаза его стали огромными от тех чувств, что он переживал. Он не мог, не мог в это поверить. Господи, Аэлла, милая... Он смотрел в лицо брата и не слышал всего того, что он ему говорил. В голову лезло всё, что могло только нарисовать воображение... Она поцарапала ему лицо! Она защищалась, она нуждалась в помощи, в его защите, в его не было рядом, он не оказался рядом...

Идвар вернулся к действительности и понял только малую часть того, что говорил ему Олдер:

— ...Твоя жена признавалась мне в безумной любви к тебе, я, конечно же, ей не поверил. Она, как и все женщины, жаждет славы и богатства. Она виновата в том, что ты стал таким, это она подбила тебя на эту войну...

Идвар смотрел на него исподлобья, жар мутил сознание, и ему хотелось выхватить меч и убить своего брата прямо здесь, на глазах у всех этих тысяч человек. Но оружия не было, его забрали оруженосцы перед встречей, переговоры шли только между безоружными.

— Будь ты проклят, Олдер...— прошептал чуть слышно, и Майнор замолчал на этот шёпот, перестал говорить, будто эти слова, сказанные чуть слышно, имели силу, подобную грому. Выпрямился в седле, закидывая голову, но прежней улыбки уже не было. Олдер ответил так же, негромко:

— Я разобью твою армию, арестую тебя, привезу в Мирополь, вас двоих, и тебя, и её, подвергнут пыткам, вас будут допрашивать, как государственных преступников, а потом осудят и казнят. Никто и не посмотрит на то, что она беременная... А ты — бывший Мирон... Все твои заслуги — дым... Вас казнят...

— Я убью тебя...— прошептал Идвар на все его пророчества.— Убью тебя, и всё будет так, как вы с королём боитесь: я лишу трон наследника, у Мирополя не будет больше Майнора...— он говорил негромким голосом, и, может, поэтому слова его звучали весомо, доходили до сознания.

— Что?— Олдер удивился, ухмылка неверия скривила губы.— В своём ли ты уме?

— По традиции, Майноры не покидают столицы, их дело — управлять страной, помогать королю. Ты взялся не за своё, ты сильно самоуверен... Я убью тебя за всё, что ты сделал... От меня пощады не жди...

Олдер усмехнулся и повернул коня, бросая на ходу:

— Увидимся ещё, я не прощаюсь...

Идвар провожал его глазами, чувствуя, как стискиваются зубы. Вся его боль, жалость к произошедшему, смятенные чувства выразились в злости, в желании отомстить, даже убить, и ему хотелось смести армию короля, уничтожить этого Майнора... "Будь ты проклят, Олдер, ты — плоть и кровь короля..."

Он внезапно осознал вдруг причину своей ненависти, причину той боли, что разрывала сердце, и почувствовал, как защипало в глазах. "Почему, ну, почему ты не ушла из города?.. Боже..." Он не дал себе расплакаться, придавил кулак в тяжёлой перчатке к переносице, глядя через него на армию Мирополя. Один среди белой равнины против огромного войска.

За спиной хрустел снег под копытами коня, подъехал граф Айрил, глянул сбоку.

— Что случилось? У вас слёзы?..

— Это от снега... от солнца...— шепнул в ответ, отдёргивая руку от лица, избегал смотреть на графа.

— Что он сказал вам?

— Аэлла с Уардом у него...— Айрил не сказал ни слова в ответ, нахмурился недовольно, поджимая губы. Идвар тряхнул головой, собираясь, отгоняя всё прочь, приказал решительно:— Давайте сигнал к выступлению, мы начинаем...

— Первыми?— Айрил удивился.

— Первыми.

— А он не прикажет убить их?

Идвар развернул коня и ударил шпорами в бока, откуда он мог это знать, прикажет или не прикажет?

— Я не знаю...— ответил и послал коня в рысь, Айрил догнал его, поравнялся. Лучи солнца искрились на снежной равнине, совсем скоро её будут топтать тысячи конских копыт. Совсем скоро.

* * *

Олдер осадил коня, отыскал глазами герцога Вальдена, спросил поспешно:

— Что у нас?..

Герцог подъехал ближе, смотрел наравных, прямо в лицо.

— Я поставил конницу на флангах, у нас её много, мы окружим их армию и уничтожим. Мы заняли удобные для нас позиции, равнина позволит нашей коннице обойти их... Мы вынудили их придти сюда, они ещё сами не знают...

— Смотрите!— закричал кто-то рядом, перебивая.— Они трубят выступление, они наступают... Наступают!

Олдер перевёл взгляд на герцога, вопросительно приподнял брови, спросил:

— Почему?

Первые несколько секунд герцог не нашёлся, что ответить, он и сам этого не понимал, почему армия герцога Райронского перешла в наступление? Их меньше и значительно меньше, вдвое, если верить донесениям разведки, почему же тогда?..

— Это отчаяние, господин Майнор, им нечего терять, они отчаялись.— Он нашёл объяснение, и сам готов был в него поверить.— Вы сказали ему о его семье?..

— Именно это я и сделал...

— Поэтому он и объявил наступление, он отчаялся, он плохо соображает, что делает, идёт на самоубийство... Раньше он защищал жену и сына, а теперь ему некого защищать...

Олдер молчал, не сводя взгляда с лица герцога, потом спросил:

— Скажите мне, герцог, мы победим?

— Нет никаких сомнений, мы просто не можем проиграть.

— Заверьте меня, убедите... Мне не нравится это,— он указал рукой на надвигающуюся армию Райрона.— Хотя и отчаяние его я тоже не исключаю...

— Всё будет хорошо, господин Майнор, поверьте мне.

Олдер помолчал немного, потом добавил:

— Тогда трубите начало атаки.

Герцог Вальден махнул рукой группе сигнальщиков с трубами, декабрьский воздух разорвал громкий звук труб, играющих атаку. Сигнал прокатился влево и вправо по флангам, там его передавали свои сигнальщики. Армия задвигалась, как большая яркая змея, колыхнулась чешуёй доспехов и щитов. Тысячи рыцарей закрывали сейчас лица свои забралами, чтобы открыть их потом после боя или не открыть вообще. Лучники прилаживали стрелы, оруженосцы в последний раз проверяли оружие, волновались перед боем.

Майнор остался в центре армии, посмотрел на своих телохранителей и медленно надвинул на лицо забрало шлема, ударил коня шенкелями, шпорами. Вперёд! Ждать нечего! Победа сейчас ближе, чем когда-либо. За ним потянулась свита, телохранители, оруженосцы и вся армия. Кони набирали скорость, переходя с рыси на галоп, а навстречу уже летела армия герцога Идвара.

* * *

Адорр на крепостной стене Райрона видел сверху, как две армии мчатся навстречу друг другу, как подминают они под копыта коней белоснежную ткань равнины. Это зрелище было великолепным и страшным, потому что обе армии мчались навстречу смерти. У Адорра перехватило дыхание, когда произошло грандиозное столкновение, такой силы было оно, что, будь впереди пехота, а не рыцари, её смело бы этим ударом вмиг. "Господи..."— прошептал мальчишка Мирон, глядя на всё это. Он много видел битв и сражений в схемах, в планах боёв, что показывали ему Идвар и герцог Вальден, своими же глазами он видел это впервые, и зрелище было страшным...

После сшибки двух армий войска перемешались друг с другом, различить теперь, кто где, за кем верх было невозможно. Только флаги в руках знаменосцев указывали ещё на принадлежность тех или иных отрядов к отдельным землям, и то, только на первое время. Потом армии перемешаются ещё больше, и не различишь...

Адорр смотрел, боясь отвести взгляд. Что творилось там, он мог себе только представить. До высоких райронских стен долетали лишь звуки: лязг оружия, ржание лошадей и крики, крики, крики, такие, что от ужаса холодело сердце, мурашки бежали по спине. "Боже... Боже мой..."— отрешённо шептал он себе под нос, только губы шевелились; и совершенно не чувствовал ветра декабрьского на коже лица и рук.

Отправив графа Айрила командовать правым флангом, на который были возложены все надежды, Идвар сам остался в центре. Левый фланг, самый ослабленный перед сильной миропольской конницей, остался за бароном Свэйном. Ему будет тяжелее всего, потому что именно с флангов герцог Вальден, по обыкновению, попытается окружить армию Райрона. Но, если на правом фланге это было не опасно, то на левом... Чтобы хоть как-то усилить левый фланг, Идвар перебросил туда лишнюю сотню арбалетчиков, но сыграет ли это хоть какую-то роль, покажет лишь время.

Копыта вороного коня с силой врезались в хрупкую поверхность снега, ветер скорости летел в лицо, студил зубы через прорези забрала. Идвар чуть пригнулся к шее коня, насколько позволяли доспехи, сильнее стиснул древко копья, левой рукой он управлял конём. Она хоть и зажила, но прежней силы в ней уже не было, Идвар не доверил бы ей сейчас ни меча, ни копья, может быть, лишь щит, и то на короткое время. Сейчас он был на локте, и, возможно, в бою ещё пригодится... Рядом неслись телохранители и представители свиты. В случае чего, они, конечно, прикроют, отвлекут на себя, защитят.

Кровь злости и решимости стучала в висках. Найти, найти Олдера в этой мешанине, приближающейся стремительно, найти и сразиться с ним, отомстить ему за всё, за боль, за унижение, за все его надругательства над близкими...

Он ударился с первым же рыцарем, ударился так, что коня осадило на задние ноги, он аж вскочил на дыбы, вскидывая голову, захрипел в натянутых удилах. Именно тогда Идвар и бросил копьё в первого же попавшегося рыцаря, ломая броню доспехов, как раз под правую руку, тоже с копьём. Рыцарь так же сдерживал своего коня, может, поэтому и растерялся на миг, не ожидал копья так быстро, и не успел закрыться щитом, отбить удар в упор. Рыцарь осел в седле, откидываясь назад, уронил копьё. Идвар лишь мельком глянул на герб его на щите и про себя отметил: "зелёный дуб — Восточный Дарн..." Толкнул коня вперёд, переходя дальше, врубаясь в строй встречных рыцарей. Копья уже больше не было, а оруженосец его почему-то мешкал, и Идвар перехватил в правую руку меч, закрылся щитом. И вовремя, в него ударило копьё с встречного строя, ударило сильно, Идвара чуть не выбросило с седла. Рука тут же ослабла, повисла вдоль тела, еле-еле удерживая щит, прикрывала сейчас только бедро и бок коня. Но с левой стороны появились свои — телохранители! — и это успокоило. В одном из них Идвар узнал Кирана. Слава Богу, он рядом... Они прикрывали, брали на себя удары копий миропольских рыцарей, а Идвар сражался мечом...

Они увязли, совершенно не продвигались вперёд, всё тут же, на одном месте, да и что говорить, разве могли они потеснить сейчас тяжёлых, закованных в броню рыцарей, тоже рвущихся вперёд? На смену убитым или раненым приходили новые, свободного места не было, всё пространство под ногами коней занимали павшие тела, оружие, раненые кони. Даже снега не видно! Его месили с кровью копыта лошадей.

Вдруг ударили из-за спины арбалетные стрелы, пронеслись звонко мимо, врезаясь в тела сражающихся. Это, наконец-то, добрались до места битвы пешие арбалетчики. Теперь, более-менее, будет равновесие, потому что огромные дальнобойные стрелы с миропольской стороны ещё с самого начала уже падали на головы, летели навстречу, со свистом рассекая воздух. И Идвар старался держаться впереди, поближе к кромке, там, где шли поединки, уж тут-то точно не достанет вражеская стрела, не будут же они стрелять по своим, они будут метить дальше. Сражался, ловко управляясь мечом с высоты коня, толкал шпорами, вперёд и вперёд. Уже давно потерял из виду и Кирана, и других, остался без сигнальщика и без знаменосца. Сражался теперь, как простой рыцарь, если бы не выдавал его герб Райрона на щите — синяя полоса Рейи и герцогская корона. Эти же маленькие коронки усыпали сюрко, привлекая к себе рыцарей Мирополя, желающих убить бывшего Мирона в поединке, получить бессмертную славу...

Наконец, болезнь и усталость взяли своё, горячий пот струился по лбу, застилая глаза, лёгкие не выносили огромной нагрузки. Хотелось перевести дыхание, отдохнуть хоть миг, да и рассеянность не давала вести бой по-прежнему, становилась опасной. Идвар промешкал всего момент, а его уже оттеснили другие, свои. Он не успел глянуть вверх и заметить падающую стрелу. Она ударила в шлем, прямо в лоб, и, высекая искры из глаз, отскочила от кованого узора на шлеме. Идвар потерял равновесие от неожиданного удара и чуть не упал с коня, слава Богу, его подхватил кто-то из своих, оттащил назад, подальше от сражения, туда, где перевязывали раненых, меняли оружие и лошадей, где занимали позиции арбалетчики.

С него сняли шлем, дали попить. Оказывается, Идвар был ранен в руку, а он и не заметил в бою, как это произошло, видимо, во время одного из поединков лезвие вражеского меча прошло между пластинами доспехов, возможно, даже прорвало кольчугу. Снимать доспехи сейчас Идвар не позволил — рано, бой ещё продолжается, и он должен быть там. Рана кровоточила, но кость была цела, и локоть нормально сгибался, а от переживаний боя и близкой опасности даже не чувствовалась боль.

Идвар сгрёб пальцами пригоршню грязного снега из-под ног и протёр разгорячённое лицо, с упоением закрывая глаза. Звуки боя стояли в ушах, от них голова звенела. Взял из рук оруженосца перчатку, шлем, меч, махнул рукой, и ему подвели свежего коня в ярком голубом сюрко. Два человека помогали ему сесть в седло, когда подлетел на мокром коне рыцарь с донесением, крикнул:

— Герцог!.. Где герцог?..

Идвар окинул его беглым взглядом, отметил деформированные доспехи на груди и тёмные пятна на сюрко, да и держался посыльный за грудь ладонью.

— Что случилось?..

Рыцарь заговорил поспешно хриплым, посаженным голосом, не снимая шлема, не убирая забрала с лица:

— Господин, они атакуют нас... они пытаются обойти нас с фланга... Меня послал барон Свэйн... Мы не можем долго удерживать их... Мы растянули фланг, чтобы не дать им обойти нас... Мы обескровлены, у нас много раненых... Нам нужна помощь, иначе они сломают нас...

Идвар и сам предвидел это, он знал, что левому флангу будет труднее всего. Но это донесение подтвердило то, что миропольцы пытаются окружить их с флангов, значит, сейчас они бросили вперёд свою конницу, все свои силы, осуществляют манёвр. А им?.. Им надо суметь продержаться, не позволить сломать строй, продержаться даже ценой отступления. Главное — вымотать их, уничтожить или вывести из строя как можно больше рыцарей, ведь, чтобы предотвратить окружение или прорыв, им придётся растянуть фланг, а, следовательно, ослабить его, уменьшив глубину шеренг. Это сделал барон Свэйн — он растянул фланг влево...

Он ответил на просьбу о помощи:

— У нас нет резервов...— Голос получился глухим, но твёрдым.— Вы должны держаться... Мы не можем позволить им сломать нас...

Рыцарь опустил голову, спрашивая:

— А как же правый фланг?.. А помощь из Солка?..

— Они — единственная наша надежда, мы не можем перебрасывать их сюда, они — наш шанс на победу, мы должны сохранить их для последнего маневра.

Рыцарь покачнулся в седле и упал в руки оруженосцев герцога. Они сняли шлем, и Идвар только сейчас увидел лицо посыльного: большие тёмные глаза и сухо поджатые тонкие губы. Рыцарь хрипло выдохнул, переживая боль при движении, и глянул в лица тех, кто был рядом. Идвар спросил:

— Что с бароном Свэйном, он жив?..

— Ранен, но ещё в строю...— был ответ.— У него сломана рука и ранение в голову...

Герцог покачал головой, принимая ответ, обдумывал что-то. Огляделся, ища глазами кого-нибудь, кому можно отдать приказ. Обратился к своим оруженосцам, помогающим раненому посыльному:

— Найдите врача, позаботьтесь о нём... И ещё... Раненых, что могут сражаться, что желают и могут вернуться в строй, отправляйте на левый фланг. Скажите — это мой приказ. И я... я сам буду там, если меня потеряют вдруг...

Опустил забрало шлема и толкнул коня вперёд под изумлёнными взглядами своих людей. Врубился в гущу солдат, пробираясь через своих воинов вперёд, пробивался через строй арбалетчиков и сражающихся конных рыцарей, раздвигая их грудью коня в стороны. Вперёд и вперёд. Выбирал глазами того, с кем удариться первым, и, выбрав, уже не сводил взгляда. От такого напора миропольский рыцарь заметно растерялся, но от меча вовремя прикрылся щитом, успел, и даже парировал удар из-под щита длинным мечом. Идвар едва-едва перехватил этот меч, пришлось вывернуть руку вверх, повернуть лезвие вниз, остриём в землю. Оттолкнул, оперевшись на стременах, и быстро вывернул запястье, меняя положение меча, снова ударил, уже сверху. Противник опять принял удар на щит, хорошо ему: у него, видно, рука не болит. А Идвар, вот, без щита... Обменялись несколькими ударами, не задев друг друга, только мечи звенели, да кони хрипели под седоками, крутились на пяточке, утаптывая снег. Идвар ещё в первые минуты узнал на щите своего противника герб Мирополя. Кто-то из своих, может быть, даже знакомый. А по мере продолжения боя, ему казалось, что он даже знает его, узнаёт по технике боя. Может, кто по походам, по сражениям, знакомый, свой, миропольский...

Он сумел изловчиться и ранил миропольца в руку, чуть выше локтя. Оказывается, закрыты доспехами у него были лишь плечи, а ниже только кольчуга; она блеснула на свету в прорезь сюрко, а лезвие меча звонко чиркнуло по металлическим кольцам кольчуги. Это воодушевило Идвара, и он сумел ранить противника в руку. Ранил так, что тому пришлось бросить щит и перехватить меч в другую руку, в левую. Он замешкался, и этой части минуты хватило Идвару на то, чтобы, толкнув коня резко вперёд, выбить миропольца из седла. Но и самого его в этот момент другой рыцарь Мирополя опрокинул на землю сильным ударом копья в грудь. Идвар отлетел назад за коня и на время потерял сознание, ударившись всем телом о землю. Снег смягчил удар, но в груди сильно болело, и Идвар чуть не закричал от боли в лёгких, когда вдохнул после того, как пришёл в сознание. "О, Боже, как больно... как больно..."— кричало в его мозгу. Звенело в голове и в ушах, всё тело болело. Идвар приподнялся, ища глазами свой меч, осматривался по сторонам, чтобы избежать конских копыт. В перетоптанном снегу нащупал рукоять своего меча и сумел подняться на ноги. Искал глазами своего коня, хотя и понимал, что без помощи оруженосца не сможет подняться в седло. Придётся пешему...

Тряхнул головой, приводя мысли в порядок. Здесь, на фланге, меньше стрел летело на головы, видимо, бо́льшая часть лучников всё же сосредоточена в центре, а здесь — конница.

Рыцаря, что сбил Идвара, кто-то увлёк в поединок, Идвар загляделся, и чуть не пропустил удар другого всадника, налетевшего неожиданно. Склонился, уходя от лезвия меча, и, потеряв равновесие, упал на колено и левый локоть — опять чуть не взвыл от боли в больной руке. Склонил голову на грудь, претерпевая боль, позволяя другим сражаться с обидчиком.

Перевёл глаза вбок, узнал щит с гербом Мирополя, а рядом тот, первый, рыцарь в снегу копошился, пытался одной рукой шлем снять. Вторую руку Идвар ему ранил, да и уже после, может, на земле кто-то добавил ему копьём, наверное, или кони потоптали. Подол сюрко на бёдрах и животе забрызган кровью; далеко он не уйдёт, да и вряд ли опасен уже. Идвару в падении с коня повезло больше...

Наконец, рыцарь сумел снять шлем и болезненно скривился, тряхнув головой, сбросил кольчужный и войлочный капюшоны, и тёмные влажные волосы посыпались на лоб, шею. Идвар узнал его и позвал по имени:

— Виранн?..

Поднял ладонь, приветствуя его, разглядывал через прорези забрала. Он хорошо знал его, барона Виранна, сколько походов прошли вместе, он вторым советником был, после герцога Вальдена. Не удивительно, что он таким знакомым показался... Господи, они же друг друга убивают! Эта война, это убийство своих товарищей, боевых товарищей, будь она проклята, эта война... Это всё король, это он виноват, это он заставил их всех воевать между собой, убивать друг друга...

Идвар поднялся на ноги, поудобнее перехватил меч и пошёл вперёд, в гущу боя, которая уже передвинулась вперёд, оттесняя миропольских воинов назад. И пусть всего на несколько шагов, это уже победа. Его обгоняли другие всадники, может быть, те, кто получил приказ о переходе на левый фланг, те, кто сменил оружие, лошадей, кто получил помощь врачей. Может быть, именно в этот момент Идвар поверил, что они выиграют, что они уже выигрывают, оттесняют их, а это уже — первый шаг к победе.

Он остался пешим, держал меч двумя руками, отбивая удары сверху, с коней. Сражался механически, практически ни о чём не думая, сосредоточившись только на каждом следующем своём противнике. Продвигался вперёд. Вместо щита отбивал удары мечей слева локтем левой руки, где находился мощный налокотник из литого металлического щитка.

Постепенно миропольцы теряли былые позиции, отходили и отходили назад; стрелы практически прекратили падать на головы сражающихся. Идвар не мог знать о том, что правый фланг его армии уже перешёл в наступление. Сметая остатки миропольской конницы, рыцари Солка проходили вперёд, и через время оказались уже в тылу армии Майнора. Всё это прекрасно видел Адорр со стен Райрона, видел и понимал, что Олдер проиграл это сражение. Проиграл, потому что армия Райрона практически ничем не уступала ему, потому что сильно верил в свою победу, потому что поверил тактике герцога Вальдена, потому что недооценил герцога Райронского, не поверил в его желание выиграть, отомстить за своих родных, защитить свою жизнь... Это значит, что Идвар добился долгожданной победы, добился её, и он её достоин...

Устав до изнеможения, Идвар, услышав крики о победе, обессиленно упал на колени в снег, уронил руки, и меч звякнул о доспех на колене. Усталость навалилась такая, что и смотреть-то на что-либо было тяжело. Дрожали руки, уставшие от меча, ноги, столько времени несшие тело в бой. И неужели теперь всё?.. Победа! Победа...

Рядом крутились люди, кто собирал оружие, кто искал товарищей, врачи помогали раненым, ржали раненые лошади. Кругом тела, перемешанные друг с другом, и не поймёшь, кто где, кто — райронец, а кто из Мирополя. Снег, перетоптанный конями, с кровью перемешанный, и яркая синева зимнего неба. Этот день все запомнят надолго, его сохранят хронисты, впишут в память хроник на века. День, когда был разбит король Мирополя одним из своих вассалов, когда была разбита армия Майнора, вопреки традициям покинувшего Мирополь...

— Всё нормально?— спросил кто-то, коснувшись плеча.

Идвар вскинулся и попросил:

— Помогите мне...— Завозился со шлемом, и человек, врач, наверное, помог снять шлем с головы. Идвар сбросил капюшоны и тряхнул мокрыми от пота волосами, разбрасывая их по лбу, щекам, шее. Вскинул руку с мечом и, опираясь на него в землю, попытался подняться на ноги. Врач помог, поддерживая за локоть.— Спасибо,— шепнул.

— Господин,— врач узнал его в лицо,— вы бы закрыли голову — простудитесь...

— Вряд ли...— отозвался Идвар и, пошатываясь, убрал меч в ножны. Поглядел вокруг, ища хоть кого-нибудь из своих людей, но его, видимо, искали совсем не тут, может, в центре.— Мне надо идти...

Попробовал сделать несколько шагов на слабых ногах, эти шаги давались ему с трудом, и Идвар подобрал с земли чей-то окровавленный меч, опёрся на него, и пошёл туда, где оставил своих оруженосцев. Его встречали склонёнными головами, раненые поднимали ладони, издалека конные рыцари в знак почтения ударяли кулаками в грудь в кирасы, осаживали лошадей, чтоб не проезжать мимо. Рядом с герцогом начали собираться его люди, делали доклады, донесения.

— Господин!— На коне подлетел рыцарь.— Мы окружили их... последних... Что с ними делать? Они встали спина к спине, и не собираются сдаваться... Мы можем расстрелять их из арбалетов... Что вы прикажете?..

— Никого... никого убивать не позволю... Нельзя!— Идвар вскинул раздражённое лицо.— Майнор с ними?

— Нет, его с ними нет...

— Тогда с остальными можно договориться, пусть сдаются на любых условиях... Жизнь, помощь врачей, возвращение в Мирополь — что угодно... Слышите?.. Но никого... никого больше не убивать. Понятно вам?

— Да, господин...

— Врачебную помощь оказывать всем без разбора. Попросите помощь в Райроне, пусть принимают раненых, там тоже есть врачи... И поторопитесь! Скоро вечер, никто не уйдёт отсюда, пока не будет убран последний раненый... Найдите, наконец, членов военного совета!..

— Да, господин...

Несколько человек из свиты бросились выполнять приказы герцога. Идвар спросил первого же ближайшего оруженосца:

— Где Киран?

— Он ранен, господин...— оруженосец дёрнул подбородком в сторону, где с ранеными возились врачи. Идвар пошёл туда, чувствуя, как от предчувствия неприятностей стискиваются зубы. Один из врачей остановил его раньше, глядел в лицо внимательными серыми глазами, говорил почти шёпотом:

— Его ударили цепом, проломили доспехи... Это всё мы убрали... Он потерял много крови, у него сломаны рёбра и пробиты лёгкие... Я и не знаю, можно ли хоть на что-то надеяться...

— Сделайте всё, что можно, спасите его...

— Мы постараемся, конечно, но...— врач покачал головой, опуская взгляд. Идвар прошёл дальше. Кирана собирались перевозить в Райрон вместе с другими ранеными. Его бледное лицо с огромными глазами Идвар узнал сразу. Подошёл к телеге. Киран узнал его.

— Господин... вы живы... Я потерял вас...— голос был хриплым, срывающимся, почти с плачем. Идвар взял своего телохранителя за плечи, впился пальцами в тёплый плащ. Голова Кирана легла на локтевой сгиб правой руки, глаза смотрели прямо, боясь отвести взгляд, будто Идвар мог вылечить его одним своим желанием, словом, приказом.

— Ты молодец, Киран... Всё будет хорошо... Мы победили... И ты поправишься.

— Не говорите так, господин, я же знаю... Я умираю... Я умру... Я знаю это...— Он шептал быстро-быстро, и кровь выступила на губах.— Я не верю, никому не верю... Я умру... Боже, я не хочу умирать... Я не хочу, не хочу, как они... как Дорр, как...— Идвар не дал ему договорить, не дал и дальше вспоминать тех убитых в Мирополе ребят-телохранителей, остановил эту истерику:

— Киран! Киран, смотри на меня!— поймал на себе блуждающий взгляд и заговорил твёрдо:— Успокойся, возьми себя в руки. Ты не умрёшь, не умрёшь.— Повторил ему твёрдо, стискивая пальцами его плечи.— Тебя не убили тогда, значит, ты должен жить, ты будешь жить. Ты сильный парень, ты мне нужен...

— Господин...— в глазах Кирана стояли слёзы, они срывались на виски, терялись в волосах.

— Всё будет хорошо, поверь мне... Я знаю, я же твой герцог, я твой сюзерен... Хорошо?

Киран молча кивнул головой. Краем глаза Идвар заметил, что его уже ждут, надо было отправлять раненых в город.

— Везите осторожно.

— Да, господин, мы знаем...

Идвар смотрел, как одна за другой потянулись к Райрону повозки с ранеными, как вереницей тянулись люди навстречу. Кое-где уже стал слышен женский плач, в стороны убирали убитых. Сколько боли, сколько горя принёс этот день для всех, сколько людей заплачет ещё по убиенным.

— Господин!— Появился посыльный на коне.— Из военного совета нашли двоих: барон Свэйн ранен, ему оказывают помощь, а граф Айрил с пленными разговаривает. Они сдаются десятками...

— Что с графом? Как он?..

— Хромает — неудачно упал с коня, а так...— посыльный пожал плечами, восторженно глядя сверху. Никто ещё не мог поверить в эту победу.

— Что армия Майнора, они сдались?

— Сдались... Герцог был очень против...

Идвар нахмурился с немой догадкой, переспросил:

— Герцог?

— Герцог Вальден. Он не хотел сдаваться...

— Он жив?

— Ранен, не серьёзно, их врачи оказывают ему помощь. Я видел его, он злой, требует встречи с вами...

— Что слышно про Майнора? Он жив?

Посыльный запнулся на миг, ответил уже тише:

— Он смертельно ранен... Я не видел его сам...

Идвар опустил голову, не желая верить этому. Он сам хотел убить его, хотел этого накануне битвы, а сейчас... сейчас чувствовал опустошение и непонятное чувство обиды к происходящему... Всё-таки Олдер проиграл это сражение, проиграл даже лично. А теперь что же?.. Олдер ранен,— как он сказал?— смертельно...

— Где он?— спросил Идвар, поднимая лицо, хмурил брови. Он даже и думать не мог, что будет теперь, как король узнает о том, что его сына, наследника трона, Майнора, больше нет? Его гордость, его надежда, его успех... Он верил в него, верил так, что даже отправил сюда, дав армию, отправил Майнора вопреки всем традициям. Потерял сына, своего любимого сына, из-за ненависти, из-за желания убить своего племянника, претендующего на трон. Какую ненависть испытывал он к своему брату Уарду, к той измене, что постигла его много лет назад, что нёс он в сердце все эти годы, что росло в нём, если он заплатил за это такую огромную цену. Он отдал в жертву этой ненависти своего сына...

Идвар шёл и думал об этом, шёл через то место, где проходил бой, шёл туда, где были позиции миропольской армии. Перед ним расступались, его пропускали, а он будто и не видел ничего перед собой. Олдер... Он всю жизнь прожил в Мирополе, жил и верил в то, что будет королём, что и его сыновья будут королями. На него и глядели так, как на короля. Он никогда и не учился-то управлять войсками, оно было ненужно ему. Это король отправил его, вселил страх за трон, указал на претензии Идвара, и Олдер окунулся в эту войну с головой. Возненавидел брата, желал ему смерти, ведь он так и не знает до сих пор, что Идвар — не брат ему, а кузен!.. Король не обмолвился об этом, стравил братьев между собой из-за трона... И вот... теперь...

Когда он подошёл, свита и окружение Майнора расступились. Идвар узнавал их всех по лицам, вспоминал имена и титулы. Многие ранены, огромные глаза, вспотевшие волосы, они и сами не могут поверить в то, что творится.

Врач поднялся на ноги, оставляя раненого на земле, посмотрел через бровь (тоже — мирополец), заговорил с Идваром первым:

— Арбалетная стрела засела под ключицей, сердце ещё бьётся, но, если мы потянем её, он умрёт почти мгновенно... кровь хлынет в лёгкие...

Идвар смотрел в лицо умирающего брата, кто-то из оруженосцев держал его голову у себя на коленях, стирал пот со лба и кровь, вытекающую из уголков рта. Все молчаливо стояли рядом, боясь будущего или веря в чудо. Идвар придвинулся и опустился на колено рядом, заглядывая в лицо, ловил взгляд огромных чёрных глаз.

— Олдер?— позвал первым.— Олдер, ты слышишь меня?..

Олдер посмотрел снизу и выгнул губы дугой.

— Ты?.. Зачем пришёл?.. Порадоваться?..— хмыкнул зло, и капельки крови разбрызгались по щекам.— Радуйся... Ты ведь хотел этого... хотел...

— Дурак ты, Олдер...

— Уйди... оставь меня...

Идвар склонился ниже, спросил шёпотом:

— Если бы я так лежал, ты бы тоже пришёл?..

Олдер дёрнулся, повёл подбородком, наверное, он бы засмеялся, если б не было так больно, а так — только хмыкнул, прикрывая глаза. Идвар нашёл его руку, стиснул пальцы, холодные, чужие.

— Почему я проиграл?..— спросил вдруг Олдер.

Идвар помолчал немного, потом ответил:

— Потому, что я выиграл...

Олдер опять хмыкнул, глядя в сторону, и не видя никого, из тех, кто был рядом.

— Отец... он не переживёт... он не выдержит...

— Хватит о нём!— перебил Идвар.— Перестань думать о нём...— Хотелось добавить, сказать ему: "Он предал тебя, он послал тебя выполнять то, что должен был сделать сам... Послал тебя мстить за себя, за свою вековую обиду... А ты?.. Ты думаешь о нём на пороге смерти!.." Прошептал чуть слышно:— Господи, Олдер, почему мы стали врагами?.. Почему так получилось?..

Олдер закашлялся, брызгая кровью, она потекла по подбородку на шею. Идвар сильнее стиснул холодные пальцы, и почувствовал, что Олдер отвечает ему, словно опираясь на эту руку, черпая силы. Зашептал, глядя в лицо:

— Я видел его... твоего сына... мальчишку...— В глазах мелькнуло что-то незнакомое ранее, трагическое, с болью. Идвар нахмурился, склонился ниже, ловя последнее дыхание.— Прости меня... прости за неё...

Глаза сами упёрлись в царапины на щеке, и Идвар отстранился назад, стискивая зубы. Олдер глубоко вдохнул ещё несколько раз и отвернулся. Врач рядом засуетился, склонился, дрожащими руками стал проверять пульс под подбородком раненого наследника. Помедлил и закрыл умершему глаза. Идвар разжал пальцы и положил руку Олдера на грудь, поднялся на ноги. Стоял, опустив голову, и все вокруг молчали. Идвар мельком пробежал глазами по лицам и нахмурился: все стояли, глядя на него. И кто-то сказал громко:

— Поприветствуйте Майнора — наследника королевского трона!

Все вытянулись вдруг, как по команде, и склонили головы перед ним, опуская подбородки на грудь. Идвар смотрел, распахнув глаза от удивления. Его приветствовали, как Майнора, как будущего короля. Он поднял глаза в небо, не желая смотреть ни на кого, и ни на что. "Да! Так получилось! Аэлла, милая, я иду к тебе..."

Э П И Л О Г

Спустя несколько дней герцог Вальден с остатками уцелевшей армии, что могли перенести долгую дорогу, отправились в Мирополь. Гневу короля не было предела. Герцог был взят под стражу и заточён в тюрьму до решения суда. Король требовал от герцога своего сына и свою армию, потерянных безвозвратно. Видно, утрата была слишком тяжёлой для монарха, он потерял любимого сына, наследника, замкнулся и ни с кем не разговаривал два дня. На третий день слуги нашли короля Эдуора IV мёртвым — не выдержало больное сердце. В Мирополе на месяц был объявлен траур, жители оплакивали короля, его старшего сына и всех, кто не вернулся из Райрона...

После того, как прошёл этот месяц, из Мирополя в далёкий Райрон отправилась делегация, возглавляемая верховным судьёй и видными аристократами. Мирополю был нужен новый король, и им мог стать только один человек — бывший Мирон, средний сын короля Эдуора, а теперь Майнор — герцог Идвар Райронский. Тот герцог, что разгромил армию короля, убил его сына, лишил чести герцога Вальдена, сейчас должен был принять корону по просьбе всего народа Мирополя.

Герцог Райрона в это время наводил порядок в разгромленных войной землях своего герцогства, и корону принял с неохотой. Так или иначе, герцог с семьёй и с младшим братом отправились в дорогу. Коронация прошла на пятый день после приезда наследника в Мирополь. На трон королевства взошёл новый король — Идвар II. В народе ему давали разные прозвища: "Райронский", "Удачливый", и самые жестокие — "Отцеубийца", "Братоубийца"...

В таких условиях новому королю нелегко было править страной, но он с честью и спокойствием нёс все невзгоды, платя по жизни за грехи своего восшествия на престол. Люди помнили короля ещё Мироном, но ещё больше его помнили тем, кто развязал войну с родной страной, с отцом, и с братом...

Как правителя нового короля не в чем было упрекнуть. Правил он достойно, честно судил и не теснил налогами. Да и семья его была образцовой. Королева родила ему второго сына в месяц коронации. Маленького Мирона назвали королевским именем Оддар. А ещё через три года в королевской семье родилась девочка, что ещё больше подтвердило необычность правящего короля. А люди посудачили и забыли об этом. Чего не бывало в жизни королей?..

Мироном при короле оставался младший брат — Адорр. Правителем Райрона король назначил герцога Айрила — родственника своей жены, поддерживал с ним связь и даже приглашал в гости. Райрон остался землёй короля, как это было в те годы, когда управлял этой землёй ещё род князей, что дал королевству и королю Идвару королеву и жену — Аэллу.

И да пребудет c семьёй короля Божья благодать и мир...

К О Н Е Ц

4 февраля — 9 августа 2006 года

Гулик — Гулик