Книга 3. Часть 4

— Ваше величество, вы приблизили к себе этих людей, значит, они вам для чего-то нужны. Не могу же я нарушить ваши планы, отправляя их на тот свет, одного за другим? — Пожал я плечами. — Хотя, честно скажу, никак не уразумею, зачем вам мог понадобиться хотя бы и вот этот доносчик? Обычный боярич, чья родословная длиннее бороды его батюшки... иных талантов за ним незамечено... по крайней мере, моей службой.

— Обычай. — Вздохнул Ингварь Святославич, но тут же вскинулся. — Ты мне зубы-то не заговаривай, Виталий Родионович! Лучше ответь, зачем ты вообще их позоришь?!

— Прошу прощения, Государь... Вы же знаете, я зверею, когда слышу эти чертовы сплетни о Ладе! Сколько лет прошло, а свет никак не угомонится. И ладно бы, болтали "старожилы"! Так ведь нет! Молодежь безусая, что впервые в свет вышла, куда лезет, а? В общем, пусть скажут спасибо, что я никого из них и в самом деле на хольмганг не вызвал.

— А что? Может и стоило бы, а? Распластал бы парочку охламонов своей знаменитой лопатой, глядишь, остальные-то и угомонились бы. — Неожиданно тихо предложил Государь, совсем не по-монаршьи подперев щеку кулаком.

— Только в обмен на очередную ссылку в Каменград. — Буркнул я, и встрепенулся. Даже мандраж пропал. — Ва-аше величество, а с чего вдруг такое неожиданное внимание? Помнится, за последние два года, я не один десяток высокородных охламонов окоротил, а тут...

— Сын просил. — Со вздохом признался Государь. — Он, на прошлое Рождество с твоей Беляной познакомился, они же погодки, помнишь... А потом узрел, как ты боярина Мала в окошко вышвырнул... Вот и обеспокоился.

— Вот как... Опасается, стало быть, его высочество, наследник. — Протянул я. — Правильно делает. Я ведь на него и Родика спустить могу... с тестем на пару, вот уж кто, действительно, звери лютые. За Белянку, любому высочеству горячих насуют. И вообще, девочке через месяц только тринадцать исполнится! Рано ей еще об амурах думать, пусть выучится спокойно... Вон, графиня Смольянина на нее не нарадуется...

— Да тебя, старый лис, даже Рейн-Виленский уже боится. Весь двор мне запугал. А уж ежели еще и родственнички твои пожалуют... — Неожиданно фыркнул Государь, но тут же посерьезнел. — Учти, как только решу оставить сыну стол, первым делом тебя в отставку отправлю. Негоже Государю бояться начальника собственной контрразведки.

— Когда? — Тут же встрепенулся я. Вот будет счастье, когда с меня это "мучилище" снимут.

— Как ты там говорил? "Закатай губу", да? Еще лет пятнадцать-двадцать тебе этот воз тащить, не меньше. — Прищурившись, усмехнулся Государь. Нет, все-таки долгое общение со мной, изрядно испортило речь Его Величества... И это притом, что я-то в его присутствии, очень корректен... обычно. Вот, как, а?!

— Эх, а счастье было так возможно... — Вздохнул я. Но тут Ингварь Святославич посерьезнел и я подобрался. Шутки кончились.

— Ладно, посмеялись и будет. Поведайте-ка мне, господин директор Государева Училища Кадрового Резерва, вот о чем... Намедни, заходил ко мне Эдмунд Станиславич, принес доклад от Зарубежной стражи, и попросился в отставку. Дескать, все что мог, он для Руси сделал, теперь хочет пожить для себя. Почитал я принесенные им бумаги и вот какой вопрос вызвал мой интерес... А каким, собственно, образом, сгоревшее в своем авиньонском поместье, семейство Ротшильдов относится к делам старика?

— Так, может, его и спрашивать надо? — Пожал я плечами, одновременно мысленно делая пометку устроить нагоняй своим подчиненным за нерасторопность. Мне на стол, эта, в прямом смысле, жареная новость пока не поступила. Упущение, однако.

— Спросил. А он только улыбается хитро, да на вас с князем Телепневым кивает. Дескать, это вы в свое время "Красный щит" прищучили. Вот, кстати, как это так? "Прищучили" несколько лет назад, а сгорели они два дня тому а, Виталий Родионович?

— А что, ваше величество, сведений о смене посла Иль-де-Франс в Хольмграде, не поступало? — Помолчав, поинтересовался я.

— Иногда мне кажется, что ты, Виталий Родионович, родом не от Старицких, а из булановых хазар новгородских... — Потерев переносицу, вздохнул Государь. — Также любишь вопросом на вопрос отвечать. Ну да ладно. Да, завтра должен прибыть новый посол. Доволен? А теперь, рассказывай. Заодно и о том поведай, к чему был этот вопрос о французском дипломате.

— С этим проще всего, Государь. Ежели посла сменили, значит, смерть Ротшильдов, дело рук Второго Бюро, в смысле, моих прямых коллег из Иль-де-Франс. Это ведь "Красный щит" на корню скупил все французское министерство внешних сношений, вместе с его разведкой... Вот, тамошние "рыцари плаща и кинжала" и устроили чистку... Уверен.

— И, как это связано с вашим участием, лисы вы мои? — Со вздохом поинтересовался Ингварь Святославич, явно намекая на прозвище Телепнева, гуляющее в свете. А теперь вот, и меня в рыжие зачислил.

— Так ведь, вспомните историю с Зееландом, Ваше величество. Грегуар, дворецкий мой, именно из той службы был. За денежку немалую, чуть семью мою не угробил. Нет, о том, что он на Иль-де-Франс работает, мы узнали, едва ли не раньше, чем он на службу ко мне устроился, а вот то, что службу эту, он совмещает с работой на Ротшильдов, раззявивших пасть на мои патенты, поначалу, упустили. Зато, вскрыли контакты французов с парой чиновников Особой Канцелярии и с боярином Шолкой. Последний, как оказалось, с господами дипломатами давно шашни крутил...

— Не отвлекайся, Виталий Родионович, дельно говори. — Дернул подбородком Ингварь Святославич.

— Хм. Я тогда уже в Инсбруке был. Там, меня и нашел некий молодой, подающий надежды журналист, репортер парижской газеты "Матэн", Жерар Верно, он же, аспирант Второго бюро, Жерар Сегюр. Французские контрразведчики, как оказалось, довольно давно вели наблюдение за своими шустрыми коллегами из дипломатического корпуса, но из явных ниточек к их "владельцам", они определили только Грегуара, а тот все время был при мне... Вот мы и обменялись, "по-дружески", кое-какой информацией. Он мне "открыл глаза на то, какую змею я пригрел на груди", а я обещал ему полный ментальный допрос Грегуара... перед смертью. Вот так... А что касается причин, почему Ротшильды сгорели только сейчас, то... право, не возьмусь строить предположения. Да и не моего ума это дело, честное слово. Есть Зарубежная стража, есть дипломатический корпус, вот им и доискиваться о тех причинах. А мне и своей работы хватает...

— Какие интересные отношения сложились меж моими тайными ведомствами, а? — Деланно удивленно проговорил Государь, и, словно бы вскользь, добавил, недовольно постукивая пальцами по лакированной крышке стола. — Может, стоит объединить вас всех в одно министерство?

— Никак нельзя. Зажремся, обленимся, и перестанем работать. — Я развел руками. — Если прежде друг друга не сожрем. А так, у нас нормальные, рабочие отношения. Здоровая конкуренция, можно сказать, и даже сотрудничество... временами... кое в чем. Хм. Но ведь, действительно, не поймут меня, ни глава Зарубежной стражи, ни министр иностранных дел, ежели я в их епархию полезу... Да и Владимир Стоянович, тоже рад не будет, коли мой хвост в своих делах заметит.

— Тоже верно. — Согласился Ингварь Святославич и, помолчав, заговорил тихо и вкрадчиво. — Ну да, об этом можно и после поразмыслить. А сейчас, Виталий Родионович... скажи-ка ты мне, как на духу. Не ты ли сам, тех Ротшильдов пожег?

— Никак нет, ваше величество. — Вытянулся я во фрунт и ответил максимально честно, сняв почти все щиты с разума. — Ни сам ни сжигал, ни поджигателям не помогал. Ни делом, ни словом, ни молчанием.

— Вот как? Я ж тебя знаю, ты за семью глотку перегрызешь. Грегуара-то, не постеснялся собственными руками удавить, там, в подвалах роскилльской ратуши? Так, чем Ротшильды лучше? — Повысил голос хозяин кабинета.

— Государь, хочешь — казни, хочешь — сошли. Но в смерти этих мироедов, моей вины нет. Сами они себе яму вырыли, сами в нее и легли, когда одну из опор трона, себе под задницу умостить вздумали. И поделом, дельцы должны заводами заниматься, да торговлей, а политика не их дело.

— Ямы, опоры... Строитель, тоже мне, выискался... Учти, Виталий Родионович, узнаю, что ты службой для своих дел воспользовался, ссылкой не отделаешься. — Уже спокойнее проговорил Государь, и хлопнул рукой по столу. — На этот раз поверю, но... кстати, ты, вообще, знаешь, какие слухи ходят по европам об одном "совершенно сумасшедшем русском вельможе"?

— Знаю, конечно. — Кивнул я. — И всемерно их поддерживаю, хотя нынче уже больше по привычке, нежели из серьезной надобности. Все ж, определенную репутацию я уже заработал...

— Вот как? И зачем тебе это? — Спросил хозяин кабинета.

— Так вот, именно для того так и поступаю, чтоб сумасбродом считали и в сторонке от дел моих держались. — Кивнул я в ответ. — Кроме того, поскольку даже о самой зееландской интриге известно лишь тем, кто ее готовил... для непосвященных, мои действия выглядели верхом авантюризма и сумасбродства. Иными словами, теперь я просто вынужден поддерживать репутацию вспыльчивого вельможи, которому, после подаренного Руси выхода в Северное море, сойдет с рук даже мордобой в тронном зале. Так что, с этакой-то славой, мне и делами своими куда как проще заниматься, нежели постоянно под прицелом шпионов и завистников жить да беречься, как Владимиру Стояновичу приходится.

— Разумеется, и интриганы наши у тебя под ногами особо не путаются. — Государь кивнул на лист доноса и усмехнулся. — А если вдруг и вылезет кто-то, то дальше жалоб на твои эскапады, дело не идет.

— И не только они. Вон, стражники наши зарубежные говорили, что все значимые купцы да заводчики Лотарингии и Бургундии были официально предупреждены жандармериями о неудовольствии монархов, грозящем дельцам, рискнувшим неосторожно ввязаться в какую-нибудь авантюру, связанную с моей персоной, будь то патенты, или что иное. Даже лестно... хотя, признаться, я все никак не могу уразуметь, почему предупреждение было дано именно в этих странах, но факт, есть факт...

— Зато, я разумею. — Вдруг открыто улыбнулся Государь. — Посмотри внимательно на генеалогическое древо Старицких, глядишь, и догадаешься...

— О? — И тут до меня дошло. — Ни за что! Второй раз я на такую авантюру не подпишусь!

— Нужны мне эти огрызки! — Презрительно хмыкнул Государь, и вдруг вернулся к изначальной теме. — Значит, говоришь, к смерти Ротшильдов, ты не имеешь никакого отношения... а что насчет Шолки?

— Ни я, ни князь Телепнев непричастны к его гибели. Мы, лишь предоставили Зарубежной страже имеющиеся у нас сведения о "подработках" боярина... а кое-чем, поделились господа из Второго бюро.

— Не могли они оболгать боярина? — Нахмурился хозяин кабинета.

— Нет, Ваше Величество. Проверили неоднократно, и мы, и Зарубежная стража...

— И в результате, Шолка застрелился. — Хмыкнул Государь.

— Правильно сделал. Будь моя воля... — Мечатательно протянул я.

— Подозреваю, — перебил меня Ингварь Святославич, — подозреваю, что будь твоя воля, боярин закончил бы свою жизнь так же, как Грегуар... Ну да ладно, ежели б кто задумал убить мою семью, я тоже порешил бы тварей, не задумываясь. Но, имей в виду, Виталий Родионович, твое счастье, что на тот момент, юридически ты не был моим подданным... поверь, вздумай ты убить Грегуара в иное время, у меня нашелся бы не один бездетный судья на твою голову.

— Благодарю за понимание, Государь. — Оскалился я, вспомнив не предусмотренный никакими договоренностями, домашний арест Лады... тоже, наверное, неженатый чинуша решение выносил.

— Виталий Родионович... — Укоризненно покачал головой хозяин кабинета. Ну да, его-то вины в том не было...

— Прошу прощения, Государь. Это уже привычка, можно сказать. Некоторые безбашенные иди... в смысле, бесстрашные господа, до сих пор поминают нам с Ладой ту историю. На свою беду, конечно, но... надоело, право слово. В тот год, оно еще хоть как-то оправдано было, а нынче уж утомлять начало. Я все ж не учитель, чтоб всяких недорослей вразумлять. — Я развел руками и вздохнул. — Да вот, приходится...

— Что ж, думаю, у меня есть неплохое решение этой проблемы. — Задумчиво проговорил Государь. — Вот что, господин действительный статский советник... Завтра, в полдень, я принимаю нового посла Иль-де-Франс, вам надлежит быть на церемонии вручения вверительных грамот. Это ясно?

— Будет исполнено, Ваше Величество.

— Это еще не все, Виталий Родионович. — Резко оборвал меня хозяин кабинета и, порывшись в ящике стола, извлек из него небольшую резную дубовую шкатулку, внутри которой оказался... золотой, инкрустированный бриллиантами ключ. Это что, он меня Знаком Почетного Буратино облагодетельствовать решил, что ли?... Хм. Ну ладно, хорошо хоть не Папы Карло... Я поднял взгляд на Государя, а тот, усмехнувшись, договорил. — Поскольку на приеме, согласно протоколу, может присутствовать лишь малая свита... Поздравляю чином камергера, Виталий Родионович. Пожалуй, такой пример моего благоволения угомонит любые буйные головы, а?

— М-да, а я-то, дурак, все по старинке, кулаком да добрым словом... — Вздохнул я под смешок Государя, но тут же поправился и склонился в глубоком поклоне. За такое, не жалко, честное слово. — Благодарю за честь, Государь.

— Считай это обменом. Ты мне два года назад свой княжеский титул подарил, а я вот за него, придворным чином отдарюсь... давно надо было сделать, да вот все никак время выбрать не мог. — Вздохнул Ингварь Святославич, заметив промелькнувшую на моем лице гримасу.

Можно подумать, мне тот титул прямо до зарезу нужен был... Нет ведь, всучили и не спросили. Так что, разделавшись с Зееландом, я с огромным облегчением избавился от своего странного, навязанного Рейн-Виленским сотоварищи, "самозванства", и еле-еле смог отвертеться от попытки секретаря государева кабинета официально обозвать меня Старицким-Зееландским... тоже мне, нашли великого полководца, Орлова-Чесменского с Суворовым-Рымникским в одном флаконе, чтоб их... насилу отговорился. И ведь понимал Эдмунд Станиславич, что для моих дел, такое прозвание ничего хорошего не даст, а все одно, настаивал... Ну, да и бог с ним, дело прошлое.

Мои несвоевременные воспоминания прервал Государь.

— А знаешь, Виталий Родионович, ведь у этого ключика есть и еще одно полезное для тебя свойство... — Кивнув в ответ на мои слова, проговорил Государь. — Раз ты теперь в свите, то Кабинет и его секретарь, тебе не указ. Отчитываться будешь только передо мной лично, и ни перед кем другим, ясно?

— Так точно, Государь. — Я даже каблуками щелкнул на радостях, что больше не надо "лить воду" перед сборищем глав ведомств, отчитываясь по "училищу" и отбрехиваясь от глупых придирок военного министра и его коллеги по делам просвещения, которым все время что-то не так и не эдак. Достали, ей-богу. — Это ж, просто, счастье какое-то!

— Иди уже. — Махнул рукой Ингварь Святославич, полюбовавшись на мою довольную рожу, и добавил, когда я уже двинулся к выходу. — И не забудь, в воскресенье у моего младшенького день рождения. Ждем на ужин... вместе с семьей. Отпразднуем, в узком кругу... по-домашнему, так сказать.