Человек ниоткуда. Часть 1. Славные времена (2/3 текста на правке, и добавляю файлы)

— Празднуем победу и спасение детей! — хором сказали драконы, и мы вместе с ними, поднимая бокалы с вином.

Я не понял почти ничего сказанного драконами, и, поставив выпитый бокал, бросил взгляд на маркиза. Я был потрясен — маркиз, не участвовавший в разговоре, понял, судя по его лицу, всё сказанное, и сидел в раздумье, допивая свой бокал. Лицо его было суровым. Он как будто готовил себя к будущим боям рядом с драконами. Драться, скорее, придется мне — подумал я, и хмыкнул про себя.

Наконец, мы закончили пить превосходное вино маркиза и разошлись по комнатам спать.

На ночь Альта зашла ко мне поболтать. Я спросил, не компрометирую ли я ее.

— Чем? — искренне удивилась Альта. — Ты думаешь, что могут считать, что ты меня соблазнил? Да ведь мне всего двадцать лет!

— И что? — осторожно спросил я. — У нас фрейлины и в восемнадцать спят со всеми подряд.

— Да ты же не знаешь, — смутилась Альта. — Дай я скажу тебе на ухо. До двадцати двух лет девушку дракона не может соблазнить ни дракон, ни эльф, ни человек. Физически не удастся. Физиология не позволит.

— Как это? — с крайним удивлением спросил я.

— А так — к примеру, твой "жезл" не пройдет. Ведь мы же магические создания, — обьяснила Альта. — А вот года через два можешь начать за мной ухаживать. У меня к тебе слабость. Например, сегодня я восхищалась твоей храбростью. Не будучи защищен ничем, ты пошел напролом и пробился. А как я испугалась за тебя, знал бы ты! — вдруг сказала она. — Как правильно сказала Ветка, мы сегодня обе чуть не обмочились от страха.

И дрожащими от волнения руками начала поправлять волосы.

— У тебя с ней что-то было? — затем спросила Альта. — А то, мне кажется, Кирдан на нее с интересом смотрит, скоро начнет подъезжать.

— Нет, — честно ответил я. — Ветке, кажется, хотелось, но ее мать, как гостеприимная хозяйка, первой загнала меня в постель, чтобы я не жаловался, что в гостях скучно. Затем она, как женщина, занятая гостями, передала меня своей сестре, и та уже заняла все мои ночи. А до дочерей очередь так и не дошла. Ну... эльфы есть эльфы. Вот если я еще раз буду с визитом в Великом Лесу, то этого не избежать. Ведь теперь она — моя боевая подруга, не отвертишься. Но сейчас я на войне, не до визитов к эльфам.

Немного ревновавшая, судя по вопросам, Альта хихикнула, а я решил воспользоваться случаем и спросил:

— Слушай, а о чем это сейчас за столом говорил твой отец? Я никогда не слышал таких речей от драконов.

— Ну, ты о многом не слышал, — лениво сказала Альта. — Я сама не очень знакома с тем, что говорится на наших драконьих советах. Всякие теории мировых заговоров, подпольщики из других миров, предложения жестко контролировать разумные расы... Спроси у Кирдана, он этим интересуется. А я еще маленькая. Но вообще у драконов бывают самые разные дискуссии. Иногда слушаешь их и думаешь — да, виден огромный опыт, светлые идеи, ответственность за судьбы мира. Иногда слушаешь — думаешь: да это компания ворчунов и старых пердунов. А иногда уши вянут: а мы единственные разумные, а эльфы легкомысленны, а люди ни о чем ни думают, только воюют, а гномы спятили на деньгах и пещерах, а орки так вообще ведут себя как обезьяны!

Она вздохнула и махнула рукой.

— Ты мне вот что лучше скажи: что имела в виду Ветка, когда спрашивала, изменился ты или нет?

Я повернулся, обнимая ее за плечо.

— А ты сама изменилась сегодня?

— Думаю, что да, — огласилась Альта. — Но не знаю, в чем. А ты знаешь?

— Пытаюсь понять, — искренне сказал я. — Я воюю уже год. Видел много убитых, много раненых, много беженцев. Мы насмерть стояли в обороне в начале войны, шли прямо на огонь в атаках. Уже всякое повидали. Но такого дерьма, как сегодня, я еще не видел. Торговля рабами, принесение детей в жертву — вот с чем надо бороться. А тут империя лезет на нас, потому что внутри у нее плохо, и советники императора хотят отвлечь народ. Мы даем им по рогам, побеждаем. В результате захвачена абсолютно ненужная нам бедная провинция, тысячи погибших, сотни тысяч беженцев, миллионы золотых потрачены. А кто-то ловит рыбку в мутной воде, ворует детей у беженцев, грабит оставленные города вперед победителя, мародерствует... Мы, конечно, ловим таких и вешаем, расстреливаем, но, если не было бы войны — всего этого бы не было. Мы сражаемся, народы платят налоги на войну, короли недовольны, а кто-то делает деньги.

— То же говорила сейчас мне Ветка — есть видимость, а есть сущность. С виду война за славу, а по существу — разбой, и кто-то грабит обе стороны. Да, кстати, знаешь, что сказал Ветке сегодня Кирдан, когда успокоился и перестал ее лапать?

— Нет, конечно. А что это он так рано успокоился?

— А она обещала пустить ночью его к себе в спальню, вот и успокоился. Так вот, Кирдан сказал отцу, что хочет лет десять поработать воспитателем в человеческом приюте для одиноких детей.

Я посмотрел на Альту и медленно сказал:

— Я, пожалуй, понимаю его. Я бы и сам с полгода поработал, будь у меня время. Кое-что понял бы для себя. Но десять лет? Ах да, вы же драконы, вам это не срок. А что сказал Кирмон?

— Папа сказал: давай, если справишься. Наберешься опыта с людьми, вырастишь хорошую молодежь. Ну и пошпионишь немножко для нас. Полезное дело.

Я так удивился, что посмотрел на Альту. Она улыбалась. Разрешение отца сыну, очевидно, не казалось ей странным.

Я задумался, и, кажется, начал понимать суть ответа. Пошпионить. Ай да Кирмон!

Я повернулся к Альте, и тут она упала мне на грудь головой. Она спала. Я осторожно прислонил ее к спинке кровати, начал вставать, чтобы отнести — и тут сам внезапно заснул.

Проснулся я уже утром. Мы с Альтой так и сидели на кровати в обнимку. Проснулся я оттого, что Кирмон, нагнувшись, осторожно тронул меня за плечо.

Я поднял голову и у меня глаза полезли на лоб. То же было с Кирмоном.

— Прошу прощенья, Кирмон, — сказал я. — Мы с Альтой сидели и разговаривали — и вдруг уснули сидя. И проснулись сейчас сидя. Сам не понимаю, как это случилось.

Кирмон внезапно улыбнулся.

— Не вы одни, молодежь. Я, например, сел на стул чтобы снять сапоги, и проснулся сегодня утром в сапогах и лежа на полу. Думаю, что тоже заснул и упал со стула. А Кирдан лежит и спит под кроватью, на которой спит Дианель.

Я встряхнул головой, и ужасная мысль вдруг пришла в голову.

— А дети на месте?

Тут Кирмон стал очень серьезным.

— Сейчас посмотрю, — сказал он и быстро вышел из комнаты.

Я осторожно встал и пошел за ним. Мы, не одевшись, прошли по морозу ко флигелю. У входа сидел бодрствующий слуга. Он тихонько заглянул во флигель и подтвердил, что дети на месте и спят.

— Это не магическая атака, — облегченно сказал Кирмон. — Иначе слуга лежал бы без задних ног, как и мы. Но все-таки что-то в этом есть. Боюсь, что это влияние амулетов. В начале схватки они высосали у нас немало сил.

Я вспомнил, как лежал под дверью без сил после нескольких мгновений бега по коридору, и вынужден был согласиться. Только теперь я начал понимать, с какой мощью черной магии мы имели дело — она угнетающе действавала даже на драконов.

После завтрака мы, не увидев спящих детей, попрощались с маркизом и поскорее улетели.

На базе я забрал свои вещи, и мы с Альтой и Кирмоном поехали в обратном порядке: сначала полетели к лошадям, затем на лошадях вернулись в полк. По дороге я болтал с Альтой о пустяках: о подругах — людях, эльфессах и драконшах, об учебе, о странствиях в горах. Я пытался выбросить из сознания страшные картины Храма. За год войны я видел много ужасного — людей порубленных саблями, подстреленных, разорванных шрапнелью, изнасилованных беженок и умирающих от голода и болезней детей. Храм был страшнее всего. А когда я забывал о бойне в Храме, мне вспоминались странные речи драконов, так до конца и не понятые.

В полку в присутствии начальника разведки я официально заявил, что не хочу раскрывать детали операции посторонним, и дело было кончено.

Немедленно после этого Кирмон исчез до вечера, оставив Альту у меня в палатке — у него была встреча с генералом, командующим нашей дивизией. Мы разговаривали о всяких пустяках, сидя у меня в палатке. В какой-то момент я решился задать ей вопрос, не дававший мне покоя:

— Ты знаешь, Альта, я не могу кое-что понять. Мы участвовали в тайной операции, я увидел и услышал много важных для драконов вещей. Твой отец завербовал меня для войны против чернохрамников. Почему это произошло со мной так быстро? Ведь секреты драконов хранятся тысячелетиями, и за проникновение в них можно серьезно пострадать.

Альта улыбнулась.

— Но ведь ты не кто-то со стороны. Ты мой друг, и я и наша семья в любой момент могут поручиться за тебя Великому Дракону. Твой отец — старый друг нашей семьи. Помогает нам торговать с людьми и эльфами.

Лицо её стало серьезным.

— Кроме того, у папы не было выбора. Он не шутил, говоря о том, что мы с тобой — редчайшее явление. Поясню примером: ты помнишь, как лежал в дверях храма, а я прикрывала тебя телом?

— Трудно не помнить, — вздохнул я.

— Так вот, я прикрывала тебя не только от стрел, но и от драконов. Даже отец, сражаясь в храме, в боевом бешенстве не думал о тебе, а остальные так вообще вспомнили только после боя. Тебя могли попросту сжечь или раздавить. Поэтому я лезла в туннель как бешеная — чтобы не потерять тебя.

— А Ветка? — спросил я.

— А Ветка была готова, и сразу прилегла в угол туннеля, чтобы её не заметили. И потом, у неё есть эта врожденная эльфийская маскировка, такое волшебство, когда ты смотришь на эльфа — и не замечаешь. Открою тебе секрет — это действует даже на драконов. Главный риск достался тебе. А я в основном сдерживалась, чтобы не полезть в драку, и прикрыть тебя. Ну а после драки в храме, ты уже считаешься надежным Другом Драконов. И главное — моим личным другом. Объяснить, что это значит?

— Валяй, — легкомысленно сказал я. Для меня Альта всегда была другом.

— Это означает, что даже без разрешения Великого Дракона я могу прийти тебе на помощь в любом положении. Я имею право пустить в ход любое драконье оружие. Я могу сжечь толпу, войско, город, еси тебе угрожает опасность. Ограничений нет, если речь идет о личном друге дракона.

Я с ужасом посмотрел на серьезную Альту.

— И на что мне такая сила?

— Драконы хотят, чтобы ты уцелел на войне. И я хочу, чтобы ты уцелел. Любой ценой. Ты слишком нужен мне. Никто не вмешивается в твою жизнь, никто не дает тебе указаний. Я, как твой личный друг, могу только просить тебя, хотя по старинным законам я как бы владею тобой. Ну, времена изменились. Я не владею тобой, но готова помочь во всем. Даже если ты вздумаешь отделить свое графство от королевства — мы поможем. Кстати, это одна из причин, почему ваш канцлер подчеркнуто дружествен твоему отцу. Они, конечно, старые друзья, но, кроме того, старший граф Альбер — друг моего папы, Кирмона. И вообще лицо, близкое драконам. Поэтому твоему деду и отцу сошли с рук разгромы герцогских армий, когда вас хотели подчинить соседи.

Я задумался.

— Интересно, а король знает?

— Я уверена, что нет, — ответила Альта. — Даже канцлер только подозревает истину. Возможно, считает, что, когда граф состарится и передаст графство тебе, положение разрядится. Ну да, прямо сейчас! У старшего графа есть друг — мой папа, а у тебя есть друг в моем лице. Я тебя поддержу во всем, если это не будет откровенная глупость. А в этом случае я тебе отказывать не буду, а просто позову папу, он обсудит с тобой это дело.

Вечером Кирмон и Альта уехали. В ту же ночь мне приснился необыкновенно четкий и страшный сон. Я не запомнил его весь. В конце сна я летел на Альте сквозь черные клубы дыма, приближаясь к черным воротам. За ними, я знал, меня ждало что-то невозможно страшное, сводящее с ума. Бесстрашная Альта жалобно ревела, теряя силы, как в бою в Храме. Я не мог поднять головы и взглянуть в лицо врагу, но мы вдвоем все-таки продвигались вперед, к леденящему страху. Не знаю, чем бы кончилось там, во сне, но я внезапно проснулся с бешено бьющимся сердцем — как в бою. Пижама на мне была совершенно мокрая.

Еще через два дня, заполненных обычной армейской рутиной, я получил приказ, подписанный маршалом Нидаром. Я не испытал удовольствия от новостей, подозревая какую-то интригу против меня лично. Напротив, я пришел в бешенство. Вместо того, чтобы получить медаль за наступление и взять под командование эскадрон, я должен был сдать товарищу-лейтенанту свой отлично обученный, проверенный в боях взвод, прошедший огонь и снег. Возможное представление в капитаны можно было считать пролетевшим мимо, как пули, в меня не попавшие. Товарищу тоже будет неудобно передо мной: обычно молодой офицер после стажировки берет взвод совершенно зеленых новобранцев и сам обучает их и ведет в бой, добиваясь уважения и доверия сержантов и солдат. Сейчас же он получал опытных солдат, так сказать, задаром.

Далее, приказ сообщал, что после успешного участия в двух больших сражениях и нескольких удачных операциях за первый год войны я переводился на длительную стажировку на другой фронт, в тяжелую кавалерию, чего я, естественно, не просил.

Только кирасиров мне и не хватало! Интересно, а посылают ли перспективных кавалеристов в артиллерию, или, скажем, во флот — скакать на коне по морю? Я немедленно написал отцу, прося его узнать, что всё это значит.

Но приказ для офицера в строю есть закон, даже если это идиотский приказ. И я оставил свой полк, друзей-офицеров и солдат, и уехал на другой фронт. В следующий раз я увидел Альту только через год.

НАЕМНИКИ

— Копья упереть, линии уплотнить! — проревел я своему взводу приказ капитана, поправляя тяжелый шлем и затягивая ремень под подбородком. Четыре линии черных железных шлемов дрогнули и замерли в линиях. Четыре линии коричневых копий в два человеческих роста наклонились вперед, в лицо налетающим латникам. Концы солдаты прочно уперли в землю.

Латники неслись молча, с пиками наперевес, набирая скорость, гикая. Они выдержали залп из ружей в упор, сделанный пехотным прикрытием, и считали, что некому их остановить. Напрасно. Сегодня их ждал сюрприз — под копьями на земле лежали ещё пехотинцы, и притом отборные стрелки. Коннице оставалось пятьдесят шагов, когда под нами грохнуло, между копий вылетел огонь и дым, и вся передняя линия латников покатилась перед нашей линией в грязь кувырком — стрелки целили лошадям в грудь, и не могли промахнуться. Раздалось громкое ржание раненых коней, солдатский мат и крики боли. Это был хаос. Грохнуло ещё два залпа — из пистолетов, и стрелки быстро поползли назад, зарываясь в грязь. Мы напряглись — наступал наш миг.

Наконец, третья линия латников — с саблями в руках — прорвалась сквозь лежавших на замле, попросту растоптав их, и ударилась в наши копья. Сделанные из дуба, они не ломались даже от удара конской грудью. Стальные наконечники уперлись в бронированные лошадиные груди, часть попала во всадников, выбивая их из седла. 'Щиты вверх!' — заорали командиры, и я с ними. Грохот ударов и хриплые крики стояли по первой линии. Задняя линия прикрыла первых пикинеров щитами — от сабельных ударов и выстрелов. И верно — следующая линия латников на скаку подняла пистолеты, и снова раздался грохот. Мимо меня со свистом пролетело несколько пуль, вероятно, отбитых подаренным драконами амулетом. Ряды пикинеров опять заволокло дымом. Кое-кто упал, но линия выдержала залп. Начиналось самое трудное — устоять под напором лошадиной массы, в безумии давящей вперед.