Человек ниоткуда. Часть 1. Славные времена (2/3 текста на правке, и добавляю файлы)

Александр Брок

СЛАВНЫЕ ВРЕМЕНА

 

ПРОЛОГ. ТЕ, КТО ЖДУТ.

Нура сделал знак и бесшумно отвел ветку. Я поднял ружье, стараясь не цеплять стволом за ветки, и прицелился в кабана, стоящего на поляне. Это был зрелый секач, с черно-синей шкурой, поросшей густой прочной шерстью. Подслеповатость мешала ему видеть нас, но слух у кабанов хороший. 'Колючие заросли ему только шкуру причесывают' — завистливо подумал я, вспомнив о моих ободранных колючками руках, и слегка расслабил руки, чтобы не дрожали. Правило стрелка — не думай о себе, слейся с ружьем — давно было мною усвоено. Я привычно задержал дыхание, поймав миг между ударами сердца, нажал на спуск.

Грохнул выстрел, и синий дым заволок все вокруг меня. Мы молча ждали, стоя в кустах. Нура со своим ружьем и рогатиной должен был прикрыть меня в случае, если секач был бы только ранен и атаковал нас. Но гневного рева кабана не было слышно. Наконец, пахнущий вкусной пороховой гарью дым развеялся. Пуля попала кабану в голову, под ухо, и он лежал на траве, хрипя и подергиваясь. Я победно оглянулся на егеря. Он тоже лежал ничком, выронив оружие.

Несколько мгновений я с ужасом смотрел на его заросший затылок и спину в старой охотничьей куртке, в пятнах и царапинах. Там не было видно ни стрелы, ни отверстия от пули. Я хотел броситься к нему, но не смог даже повернуть туловище. Холодная волна прошла по моему телу, сковывая мышцы. Но я не успел даже испугаться — амулет на шее вдруг стал горячим, отражая чужое волшебство, и я пришел в себя. Все мои мышцы как будто пощипывало, но я мог двигаться.

Все на поляне вдруг застыло, словно испуганное, даже листы деревьев не шевелились. Затем что-то медленно двинулось, обтекая тушу кабана. Я поднял глаза, и увидел восемь очень полных женщин в странной одежде, как будто сотканной из травы и скрепленной вместо шнурков и пуговиц листьями. Лица их были бледно-голубыми, глаза — бледно-зелеными. От них пахло сыростью на всю поляну, как от старых деревьев. Они шли бесшумно, не было слышно даже шелеста густой травы горного леса.

— Не ждал увидеть вас, но приветствую, госпожи дриады, — вежливо сказал я, похолодев от дурного предчувствия. Я даже отвернулся от Нуры. — Не могли бы вы помочь моему егерю?

— Он спит, — прошелестел тихий голос из-за спин женщин. — И ты скоро уснешь таким сном. И вы никогда не проснетесь. И амулет твой не спасет тебя.

Дрожь пробрала меня от этого голоса. Из-за спин женщин вышла высохшая от времени старуха. Одета она была лучше всех, с живыми цветами, свисавшими с её платья, но по виду и голосу ей было по меньшей мере тысяча лет. Старая дриада еле передвигала худые ноги, но глаза горели ненавистью.

— Сын хозяина леса. Моего леса. Где ты убиваешь моих зверей. Где ты умрешь, — хрипло сказала она.

— Да, это наш лес, и мы всегда уважали дриад в нем, — холодно сказал я, поняв, что происходит и взяв себя в руки. — Если кто-то из вас против, ничем не могу помочь. Разбудите моего егеря, если не хотите ссоры. Не думаю, что сестры поддержат тебя, Старейшая. Никто не отменял мести в наших владениях.

— Ссоры, — прошептала старуха. — Мы не боимся ссоры. Мы уходим рожать в другой лес. Прочь от вас. Навсегда. И никто не узнает, кто убил нахального егеря и нахального щенка того, кто именует себя хозяином моего леса. Я долго ждала этого мига. Это будет теперь твой лес. Ты останешься в нем навсегда.

Остальные дриады, все беременные, потупили глаза вниз. От них нельзя было ждать помощи. Я нагнулся и подобрал с травы заряженное ружье Нуры. Волшебство старухи пока слабо действовало на меня, только замедляя движения. Старейшая дриада подняла вверх руки, собираясь проклясть меня, а я положил ставший как будто каменным палец на курок, готовясь к героическому усилию. Мы замерли, следя друг за другом. Все вокруг — и птицы, и насекомые — опять замолчали. Затем листья на деревьях вокруг поляны сильно зашелестели, чувствуя поднятую старухой магию. Через мгновенье я или она должны были умереть.

— Не думаю, что это у вас получится, безумные дриады, — неожиданно сказал из леса серебряный голос на нашем языке. Высокие фигуры в ярко-зеленой одежде и с луками в руках появились как будто из ничего на поляне сбоку от дриад. Те дернулись и втянули головы в плечи.

— Наша Владычица уважает права хозяев леса, — продолжил эльф с холодной улыбкой. — И не уважает спятивших дриад. Опусти руки, Старейшая, перед эльфами. Твоя магия бессильна, когда наш дозор рядом. Назад, если не хочешь раствориться в земле!

Командир патруля союзников, мой старый знакомый Леор не шутил: его десяток наложил стрелы на луки и разобрал цели. Лица дриад из голубоватых стали зеленоватыми. Я знал, что их лесная магия, опасная для людей, легко преодолевалась эльфами, и приободрился.

Старая дриада втянула голову в плечи, медленно опуская руки, и прошипела по-эльфийски:

— Вы, эльфы, предаете лес людям. Зачем вам люди, назвавшие себя хозяевами?

— Тебе не понять, — спокойно сказал эльф своим чарующим голосом. — Ты, видно, сошла с ума, если считаешь, что лес только твой. Если кто сейчас и умрет, то только ты.

Некоторое время все молчали. Я чувствовал, что магия дриады уже не может сковать меня. Вдруг одна из беременных дриад подняла опухшее лицо, и я узнал её. Она сильно изменилась, но улыбка и глаза остались прежними.

— Я не могу убить тебя, щенок, но я могу предсказать твои беды, — бешеным голосом сказала Старейшая на нашем языке, перехватив взгляд дриады. — Ты не станешь вождем, ты будешь вечно скитаться по дальним краям, твои женщины бросят тебя, ты будешь бегать за драконицами, ты...

Тут она издали заглянула мне в глаза, как могут дриады. Я не успел отвернуться или отвести взор. Но, прочтя мое будущее, старуха вдруг побелела и зашаталась. Испуганные дриады подхватили её за руки, чтобы не упала. Воцарилось молчание. Я внезапно почувствовал, как эльфам хочется продырявить стрелами наглых древесных женщин, нарушающих вековые законы мира в лесу.

— Позвольте нам уйти, — помолчав, вдруг обратилась старуха к Леору на эльфийском.

— Уходите, — презрительно пожал плечами эльф. — Рожайте в других лесах, не в этих. Мы заселим эти горы другими дриадами, поумнее и повежливее. Внизу их много родилось в последние сто лет — хозяин леса, по нашей просьбе, даст им место для жизни. И они будут повежливее с его семьей, чем некоторые горные старухи, выжившие из ума и бросающие родной лес.

— Только гнилых корней из нижних лесов вам и не хватает! — с ненавистью сказала старуха. Я не совсем понял эти слова, но за её спиной другие дриады переглядывались. Леор поднял брови. Надо было кончать. Уже слишком много было сказано.

— Убирайтесь, и чтобы я больше вас не видел в наших лесах, — сказал я на эльфийском, снова наводя ружье на старуху. — Мое терпение на исходе. Как сын хозяина леса, я говорю вам: вон отсюда, предательницы.

Говоря это, я с усилием отвел глаза от той дриады, которую узнал.

— Убирайтесь — так сказал молодой хозяин, — холодно сказал эльф. — Если через десять стуков сердца вы ещё будете здесь...

Но их уже не было. Они рывком отошли к деревьям и как будто всосались между ними.

Леор кивнул крайнему эльфу, и часть патруля бесшумно шагнула в листву и исчезла вслед за дриадами.

— Они проследят, — сказал Леор своим волшебным голосом, который так чаровал моих маленьких сестер в замке. — Но бьюсь о заклад — ты бы выиграл у неё, выстрелив первым. Уже две луны мы знаем, что она окончательно сходит с ума, и следим, кроме прочего, за её дриадами. Конечно, лучше бы прикончить старуху, но лес хочет, чтобы они ушли без боли. Кроме того, егерь жив, мастер Сергер — нет причины для мести.

— Это хорошо, — с облегчением сказал я. — Но куда они уходят?

— Либо в герцогские леса, либо в леса рядом с грифонами.

— Но у нас с соседями договор. Они не смогли бы скрыться, если бы убили меня.

— При всей своей магии и связи с лесом дриады — необразованные существа, не имеющие понятия о пограничных договорах, — пояснил Леор. — Уйдя за ваши горные хребты, они узнают, что хозяин лесов Серебряного Предела лорд Кирмон — друг вашего отца, и по его просьбе может их просто изгнать за преступление. А что сделала бы его дочь, ваша подруга Алтейа — даже не представляю себе. Вы ведь знаете, что дружба с семьей Кирмона непроста, но нерушима. При мысли об опасности для вас, или вашего юного брата, или для ваших сестер леди Алтейа может разорвать этих глупых дриад на части.

Я мстительно усмехнулся при мысли, что недовольные лесные создания, предав наш лес, не смогут найти себе другой.

— Но давайте приведем в чувство Нуру, — сказал Леор. Он нагнулся и перевернул егеря на спину, затем поднес ему к носу маленький флакон черного стекла. Тот сразу пришел в себя, поднял голову и взволнованно сказал мне:

— Хозяин, дриады разом выходят на поляну. Тут что-то не так!

— Ты, Нура, успел заметить дриад, за что они тебя и усыпили, — улыбаясь, сказал Леор. — Не знаю, кто ещё из людей успел бы. Я всегда знал, что лучше тебя нет егеря у графа.

— Напомни вечером, что тебе надо носить защитный амулет, — сказал я бледному Нуре. — Я потом расскажу. Безумная старуха может вернуться.

— Если они вернутся, мы их, с твоего разрешения, сын хозяина леса, уничтожим, — спокойно сказал эльф. — Предать можно только раз — второй раз возмездие не замедлит. Они предали тебя сегодня. Им уже нет места здесь.

— Если они вернутся, вы сможете убрать старуху, а остальных пощадить? — делая вид, что речь идет о пустяках, спросил я. — Ведь она угоняет их насильно, я уверен.

Эльф поднял глаза. Я ощутил, что Леор, знавший меня с рождения, понял мои скрытые

чувства.

— Конечно, — сказал он со все понимающей улыбкой. — Я рад видеть, что ты не забываешь прошлого. Если они вернутся — пострадает только старуха. Но мы не можем вернуть их — это право леса.

Эльфы пошли с обходом дальше, убедившись, что дриады убрались. Нура быстро пришел в себя и привел снизу лошадей. Мы с трудом погрузили тушу кабана на вьючную лошадь, сели в седла и начали спускаться по тропе вниз, к замку. Ночью мы были уже дома.

Отец встретил нас у ворот, одетый по-домашнему — без шляпы, в том же старом сером камзоле, что и последние десять лет. Он очень внимательно выслушал меня и егеря, но ничего не сказал. Затем, отпустив Нуру, папа завел меня в кабинет и спросил:

— Нужно ли послать погоню и прихлопнуть опасную Старейшую?

— Нет, папа, — сразу ответил я. — Она не вернется, а если вздумает — эльфы с ней разберутся.

— Надо будет поговорить с эльфом-управляющим Великого Леса, чтобы он привел нам новых дриад, в этот лес, и в новые, которые я сажаю, -задумчиво сказал отец. — Так будет лучше. Леса не могут быстро расти без хозяек. Так ты говоришь, амулет спас тебя?

— Да — драконий, для охоты, — ответил я, показывая фигурный камень на крепкой медной цепочке. — Альта подарила.

— Маме пока не говори о стычке, я сам скажу, — сказал папа, положив на стол большие руки, привычные к ружьям и мечу. — Теперь надо позаботиться о кое-чем посильнее, чем твой старый камешек. Я и Кирмон увешаем тебя драконьими амулетами. Думаю, скоро я узнаю, кто мог стоять за древесной старухой. Так или иначе, счет покушениям на наследника открыт. Я сейчас посылаю тебя в столицу — там может быть ещё опаснее. Наше графство многие мечтают уничтожить — уж больно мы верны королю, находясь в тылу не особенно лояльных северных герцогств. Слишком часто мы разбивали войска герцогов. А ты — мой наследник, будущий старший граф.

Отец холодно усмехнулся, и продолжал:

— Возможны такие обычные для столицы вещи, как покушения, дуэли, отравления, нечистая карточная игра для порчи репутации, подкупленные женщины, и многое другое... Первый твой год я буду часто бывать в столице, помогу при случае. Но не забывай, что ты уже взрослый, и смотри за собой сам тоже. Следи за людьми, изучай их. И будь осторожен. Мне не хочется хоронить тебя, и готовить к управлению графством твоего младшего брата. Мы ещё поговорим об этом... Ладно, поздравляю с добытым кабаном, а сейчас иди, готовься ко своему дню рождения. Мы с твоей матушкой пригласили шестьдесят соседских семей в гости. Не вздумай на празднике задирать соседкам юбки, не то женят до отъезда в училище, — ехидно пошутил он. Я тоже улыбнулся, хотя ещё не отошел от стычки с дриадами.

После этого разговора прошло пять дней. Позавчера мы с шумом и весельем провели мой день рождения, встретив и проводив много соседей-дворян. Вчера слуги весь день прибирали поместье и замок после праздника. Сегодня мы принимали особых гостей: семью и родственников Кирмона, друга отца, лорда Серебряного Предела. Они прибыли после заката на огромную поляну за замком, где я обычно объезжал коней. Там же гости надели нарядные одежды, и подошли к воротам замка, украшенным цветами.

— Прошу вас! — приветливо сказали отец и мать, одетые в праздничные платья. Заиграла музыка (наш маленький оркестр), и десять гостей церемонно, по двое, зашли в двери. Они были очень непохожи друг на друга, и никто не сказал бы, что это четверо старших родственников, и шестеро их детей и племянников. В частности, моя старая школьная подружка, всегда спокойная черноволосая Алтейа, не была похожа ни на своего отца, сухощавого и нервного Кирмона, ни на свою мать, энергичную рыжеволосую Арабеллу, ни на брата, веселого белокурого Кирдана.

Веселье зашумело за столом, накрытом в главной гостиной. Стол был уставлен бутылками и бокалами, слуги аккуратно ставили горячее каждому обедавшему — необычно для простых правил нашего горного графства. Но это был особенный праздник — мне исполнилось восемнадцать лет, и через два дня я уезжал на учебу в столичное Королевское Кавалерийское Училище, где когда-то учился мой отец. Навестить дом родной я смогу только через полгода. По этому поводу было сказано много тостов о возмужании молодежи, о карьере, о почти неизбежной войне.

Я аккуратно поднимал бокал, но ел и пил немного. Мне хотелось поговорить один на один с кое-кем из гостей. Именно, с Алтейей, или, как мы по-детски сокращали, Альтой — мы не виделись с ней полгода.

Наконец, начались танцы в бальном зале. Светильники ослепительно сияли, паркет блестел, в углу играл оркестр в праздничных одеждах. Я подумал, что и танцы эти в мою честь — и вдруг растрогался. Мои сестры подогрели веселье, без остановки танцуя со взрослыми кавалерами. Отец тоже вышел с мамой в центр зала, подавая пример. Я, как именинник, сделал по танцу с леди Арабеллой и с рыжей Санерис, кузиной Альты, и отошел к окну охладиться. Как-то незаметно Альта тоже оказалась там. Она была одета в красное бархатное платье, так шедшее её черным волосам и зеленым глазам. От неё, как всегда, пахло цветочными духами и накаленным металлом, и запах напомнил мне о месяцах совместной учебы.

— Мне уже семнадцать лет, — сказала она внезапно, как будто продолжая начатый разговор. — Я скоро закончу учебу, и буду сама учить в школе. Так ты, значит, уезжаешь?

— Меня ждет кавалерийское училище, — сказал я. — Война приближается, я должен защищать родину. Через два года я выйду из училища корнетом, затем стану лейтенантом — и буду рубиться с имперцами. Конечно, я лучше поучился бы в Школе Наук — но это уж после войны.

— Я приготовлю тебе для войны амулет, спасающий от пуль, пушечных ядер, ударов пик, сабель и кинжалов, — резко повернув голову ко мне, сказала Альта. — Я и папа. Вроде того охотничьего, который ты носишь — от падающего дерева, звериных клыков и лесной магии.

— Три дня назад твой амулет спас мне жизнь, — признался я. — Меня и егеря атаковала магией старая дриада. Егерь Нура свалился в параличе, а меня спас амулет. Спасибо тебе за него. Но если бы не дозор эльфов, неизвестно, кто вышел бы из дела живым.

Вертикальные зеленые зрачки Альты расширились.

— Вы убили её?

— Нет, отпустили, — сказал я. — Как сказали эльфы, лес пока не хотел крови.

— Если бы я была там вместо эльфов, — холодно сказала девушка, — я бы сожгла всех дриад без разговоров. Угрожать тебе? Да ещё в твоем лесу? Они бы не ушли так просто.

— Собственно, это я был за то, чтобы они ушли живыми, — смущенно сказал я. — Видишь ли, все они были беременные. Старуха повела их на роды, может, поэтому и спятила. И потом... Там была одна знакомая дриада.

— Твоя любовница? — с интересом спросила юная Альта. — Ты спал с дриадой?! Ну, уж лучше бы ты с моей кузиной Санерис закрутил! Дриада — это ведь как цветы, или трава!

— Нет-нет, — поспешно уклонился я от странного подозрения. — Просто... она была одной из моих нянь, от пяти до десяти лет возраста. Эльфы посоветовали взять. Ты должна помнить её в человеческой форме.

— Взять дриаду няней? Зачем?! — удивилась Альта. — Как она могла тебя воспитать, чему научить? Они даже читать не умеют, о городах не знают!

— Она научила меня слушать лес, — с грустной улыбкой объяснил я. — Ты, как высоко летающая, не вполне нас понимаешь. Леса нашего графства — это деревья в три обхвата и высотой в сто локтей. Между них иногда не пройдешь кроме как по звериной тропе или по горному ручью. Звери у нас водятся нешуточные — я, в мои восемнадцать, уже беру на охоте кабанов, медведей, волков, туров. Если бы не Ленеле — так её звали — я бы постоянно терялся в своем собственном лесу, не чуял бы издали опасных зверей. Не умел бы разговаривать с молодыми деревьями. Не видел бы весенних праздников живого леса. А сейчас я чувствую себя в лесу... не как эльф, конечно, но похоже. Совет был хорош.

Я задумался, вспоминая наши походы с Ленеле в лес, когда она учила меня находить съедобные растения и беличьи запасы, приманивать птиц, понимать их 'разговор', говорить змеям, что я для них неопасен... Альта внимательно, с участием смотрела на мое лицо, понимая, что я сейчас в прошлом. Там я пятилетним весело бежал по лесной траве, отгоняя голосом незнакомых змей, приветствуя удивленную лисицу под деревом, и лесные цветы открывались впереди, и птицы пели мне, не боясь человека. А сзади, как будто не ступая на траву ногами, скользила смеющаяся Ленеле в светло-зеленом платье непонятной формы, тонкая, гибкая, неизвестно как не отстававшая от быстрого меня...

— Ты не знаешь, от кого беременеют дриады? — вдруг вспомнил я. — Когда я видел Ленеле в лесу, она была уже толстая, словно у нее должно быть четверо или пятеро детей. Насколько я знаю, дриад мужского пола у нас в лесу нет.

— Не знаю, — пожала плечами Альта. — Надо будет спросить у учителя. Так жалко, что воспоминания о няне-дриаде у тебя кончаются не очень хорошо. Я не хотела бы, чтобы мы так же расстались. Ты хотел бы почаще встречаться со мной и вместе заниматься чем-нибудь в жизни?

У меня вдруг забилось сердце. Я всегда знал, что Альта хорошо относится ко мне, но такого прямого предложения не ожидал.

— Был бы счастлив, — честно сказал я. — Но пока не представляю себе общего нам занятия. Надо подумать об этом. К тому же, через пять дней я уезжаю в столицу, в военную школу. Потом буду на войне офицером. Что делать после войны — я ещё не решил.

Альта молчала, не сводя с меня глаз с вертикальным зрачком. Обычно, видя такие глаза у больших змей, люди цепенеют от ужаса, но я всегда чувствовал рядом с Альтой только её внимание и приязнь. А сейчас она ещё и беспокоилась обо мне.

— Если вернусь в графство, — продолжал я, — меня быстро женят, и следующие сто лет я буду разливать вино с наших виноградников, или сплавлять лес по рекам на продажу. Я не говорю, что это — плохое занятие, но хочется попробовать себя в чем-то ещё. В лучшем случае опять нападет сосед-герцог, и мы с папой дадим ему жару, смажем по заднице его армии и наложим контрибуцию, но это, как говорится, временное удовольствие. Если останусь в армии, тебя буду видеть раз в год в отпуске. Если пойду в дипломаты или в чиновники — тоже. Художником мне не стать — нет у меня ни таланта достаточного, ни желания посвятить рисованию всю жизнь, я просто немного учившийся дилетант. Что-то толкает меня вперед, а что и куда — не знаю.

— А ты стань магом, — попросту, без сложных маневров сказала Альта. — Драконы все маги, так что мы сможем вместе изучать волшебство, помогать друг другу. Ты сможешь.

— Ты думаешь? — уныло спросил я. Мои способности к магии казались мне слабыми.

— Когда тебе было десять, а мне девять, мы познакомились — ты помнишь? В тот день мама и папа проверяли твои способности в магии, а я наблюдала. Поговори со моим отцом, и ты узнаешь кое-что интересное о себе. Ты можешь стать хорошим магом.

Альта явно что-то недоговаривала, но это казалось уже неважным при мысли о скором отъезде в столицу, в училище — к учебе, королевскому двору, лучшим театрам страны, шикарным ресторанам, столичным красавицам. На следующие два года мое будущее было определено.

— Теперь уже после училища, — вздохнул я. — Но ты права: если я смогу стать боевым магом в придачу к своему умению драки и фехтования — это будет что-то особенное! Ты знаешь, что полгода назад я получил звание Мастера Клинка?

— Поздравляю! — радостно сказала Альта. — Теперь на дуэлях ты будешь непобедим. И все же этого недостаточно для войны. Ладно, амулеты для защиты я тебе дам. Так как насчет обещания заняться магией?

Я задумался.

— Договорились? — ласково напирала почему-то особенно настойчивая сегодня Альта. — Дай мне слово, что попробуешь себя в магии после войны!

— Ладно, даю, — легкомысленно согласился я. — А если меня убьют на войне?

— Не убьют, — внезапно сменив тон, решительно сказала девушка. — Ты вернешься, даже если мне придется повесить на тебя десять драконьих амулетов и сжечь половину императорской армии. Мы с тобой договорились. Я на тебя рассчитываю — и никто не встанет на моем пути, даже если это будут все армии континента!

Я с удивлением воспринял шутку Альты, но внезапно понял, посмотрев ей в лицо, что она не шутила. Если такие слова сказал бы мне кто-то другой, это звучало бы бахвальством, но Альта могла сделать то, что обещала. Если она вздумает атаковать чью-то армию, никто из драконов не захочет её остановить, считая, что она в своем праве. Ведь я обещал, и значит, она на меня рассчитывала, а остальное было уже её дело. Я знал эту манеру у драконов, но не ожидал, что подруга детства, вместе зубрившая грамматику и языки, и часто летавшая со мной над горами, проявит такую решительную заботу обо мне.

Сам-то я сделал бы все для Альты, но это — долг дворянина по отношению к подруге. Я замялся, не зная, что сказать, чтобы не обидеть девушку, но тут она резко сменила направление разговора:

— Кстати, запомни, Сергер — ты можешь делать все что хочешь: воюй, пленяй, убивай, соблазняй красавиц, женись, имей детей, грабь города и корабли. Разумеется, не роняя своей чести. Помни только, что ты мой друг, и что я хочу, чтобы ты вернулся живым.

Я вздохнул, отводя глаза (не без задней мысли) на небольшую, но красивую грудь девушки, прикрытую бальным платьем, и сказал с легким раздражением:

— Я постараюсь — обещаю тебе. Но ответь мне на вопрос. Почему мне кажется, разговаривая с тобой, что ты не говоришь всего и скрываешь какую-то тайну?

Альта задумалась на миг, осмысливая ответ на мой довольно-таки нахальный вопрос.

— У меня тайн пока нет, — задумчиво сказала она. — Но есть секреты у моей семьи, да и у всех драконов. Я могу обещать, что рано или поздно открою тебе все мои тайны, интимные и драконьи. Ты веришь моим словам?

И Альта заглянула мне в глаза.

Я улыбнулся, добившись своего. Девушка-дракон дала мне обещание, и этого мне было достаточно.

— Само собой, верю. А сейчас потанцуем?

— Конечно, — сказала Альта.

КОРНЕТЫ

В тот вечер я по-домашнему, в сорочке и брюках, сидел в нашей с Гироном комнате, повесив корнетский камзол на стул, и изучал новую книгу генерала Таргара о тактике кавалерии и пехоты. Комната наша была неподалеку от кухни училища, и вкусный запах близкого ужина мешал работать, но я мужественно боролся с собой.

В своем революционном труде великий полководец довольно убедительно доказывал, что полки пикинеров надо к демонам расформировывать и заменять штыковой пехотой — она, при надлежащем снабжении новыми винтовками с длинным штыком и хорошем обучении, способна остановить любую атаку легкой и тяжелой кавалерии. Увы, похоже, он был прав. У нас на конном поле училища мы много раз пробовали разгромить оборонительные штыковые построения юнкеров из соседнего пехотного училища, но удавалось сделать это только после условной "обработки" их рядов из легких пушек, когда они начинали ломать ряды.

К сожалению, косность генералов не дала нашей армии возможности заменить перед приближающейся войной полки пикинеров пехотой с новыми ружьями и штыками. Впрочем, сказал себе я, имперцы перевооружить пикинеров тоже уже не успеют. Придется нам, легкой кавалерии, покрутиться вокруг копий, и ловить тех, кто будет бежать от пушек...

Но тут военные размышления были прерваны внезапным приходом гостей.

— Разрешите войти? — без особенной вежливости осведомился мой соученик, барон Ларгон, одетый в превосходный кадетский камзол особого пошива и обутый в сверкающие сапоги.

— Извольте, — спокойным голосом сказал я. Ларгон вызывал у меня неприятные чувства. Хороший фехтовальщик, он обещал стать плохим командиром из-за лени и самовлюбленности. Кроме того, барон проматывал всё свое содержание в ресторанах и борделях и был в долгу как в шелку, что не говорило о нем как о человеке серьезном.

С ним пришел шевалье Карер, самый спокойный из корнетов. Он с интересом смотрел, как Ларгон мялся, не зная, как начать разговор.

— Чем могу быть вам полезен, господа? — вежливо спросил я, откладывая книгу. До меня уже дошло, что гости, пришедшие таким неожиданным образом, имеют в виду либо предложение, либо ссору. Глядя на барона, я решил, что на любое предложение этого ничтожества отвечу отказом, но от ссоры уклоняться не буду, и поставлю его на место.

— Не могли бы вы занять мне, Альбер, немного денег? — вдруг запанибратски спросил меня едва знакомый барон. Я усмехнулся и сунул руку в карман висящего на стуле камзола. Оттуда выпало пять "корон" — серебряных монет в одну сотую золотого.

— Извольте, барон — то, что есть, — вежливо сказал я.

— Что, провинциальная бедность? — радостно съязвил барон.

— Почти, — спокойно сказал я. — Позавчера все пропили с графом Гироном, а в банк я не ходил.

— Ну так сходите! — с энтузиазмом сказал барон. У стоявшего рядом Карера поднялись брови, но он промолчал.

— Не собираюсь, барон, ради вас, не состоящего в кругу моих друзей, трясти свой счет, — холодно ответил я. — Золото я занимаю только друзьям.

Шевалье с интересом посмотрел на меня, услышав довольно резкие слова, но снова промолчал.

— Сомневаюсь, что у вас есть, или когда-либо было золото, — с глупейшим апломбом заявил барон. Мы с шевалье переглянулись.

— Сомневаться — это ваше право, барон, — спокойно сказал я, снова беря книгу в руки. — Ещё что-нибудь?

Глупец Ларгон начал краснеть, но тут, на счастье, в комнату вошел мой сосед Гирон. Маленький, живой, задиристый, он был не из тех, кого следует задевать, и все в школе знали это.

— Прошу прощенья, господа, — сказал он. — У вас какое-то дело?

— У нас дело к Альберу, — ответил барон, упрямо не называя меня графом. — А вы что здесь делаете?

— А я здесь живу, — спокойно сказал быстрый умом Гирон, сообразив положение. — Вы имеете что-нибудь против?

Барон что-то неразборчиво проворчал, но мы с Гироном переглянулись и не стали цепляться к нему, безмолвно согласившись посмотреть, как далеко занесет этого дурака.

Поразмыслив, барон выдавил из себя нелепую фразу:

— Конечно, если денег у вас нет, вам только и остается сидеть в вашей комнате и читать книги.

Я усмехнулся.

— Вообще-то это мой долг офицера — учиться. Вы знакомы с новой книгой генерала Таргара?

— Зачем она вам? — искренне поразился наш товарищ по учебе и будущий офицер на поле боя. На лице Гирона появилось странное выражение, словно он сдерживает смех, а на лице Карера появилось ехидство. Он уже понял, что такой командир сразу уложит свой взвод в атаке, да и сам там ляжет.

— Изучаю стратегию, хочу стать генералом, — спокойно ответил я. — Полезная книга — в ней разобраны все возможные случаи схваток кавалерии с пехотой. Вы знаете, конечно, господа, что это вопрос, стоящий остро в нашей военной теории.

Шевалье понимающе кивнул, но на лице барона, не утруждавшего себя изучением военного дела, выразилось раздражение.

— Не думаю, что генералом в нашей благородной армии может стать мелкопоместный дворянин из провинции, — нахально заявил Ларгон. — В этой вашей Альберии дворяне умеют только охотиться да вино давить на продажу, а стать генералом у них духу не хватит.

Я опять отложил книгу в сторону, но Гирон опередил меня.

— И что же плохого в графстве Альберия по сравнению с вашим баронством? — с интересом спросил он. — Насколько я знаю, оно будет побольше и побогаче вашей родины, да и слава у них имеется. Разве ваши отец и дед громили герцогов, изменивших короне?

— Да уж очень оно за... заштатное, — сказал барон, явно проглотив слово "захудалое", и обходя скользкий вопрос измены. — Медвежий угол.

— Медведей у нас хватает, — спокойно сказал я, уже решив для себя, что без вызова наглому барону дело не обойдется. — Имеются также туры, кабаны, лоси, горные волки и другие крупные животные. Залетают с вершин грифоны, но на них мы не охотимся. Есть ещё в Альберии настоящие воины — лесные егеря, много раз бившие изменников страны в хвост и в гриву. Продаем мы много вина, копченостей, сыров, и лучший в стране строевой лес. Мелочь, конечно, но деньги приносит неплохие. И, знаете ли, наш доход от этого сравним с доходом богатейших из соседних герцогств. А если я не пропиваю мои золотые в кабаках, как вы, барон, это не значит, что их у меня нет. И если вы, любезный Ларгон, раздаете векселя и коллекционируете неоплаченные долги, то мне любой банк столицы, даже Гномий Банк, в любой момент выдаст кредит в обеспечение моего счета — тысяч в сто, или более. А по части культуры мы обычно обращаемся к соседям. Вы можете им заявить, что наши края — это медвежий угол. Как у вас с географией, барон? Не помните наших соседей?

Тут я улыбнулся возможно более неприятной улыбкой.

— Наши соседи, герцоги Сарот и Торгот, охотно услышат ваши слова о бескультурье в их герцогствах — там, на северной границе королевства, где мое графство расположено. Кроме того, вы можете довести ваше мнение об отсутствии культуры в нашем краю другим нашим соседям, например, эльфам Великого Леса — прямо в посольство. Оно, к вашему сведению, находится у Королевского Дворца. Также, в горах на севере от нашего захолустья расположен Драконий Престол, и при случае вы можете заявить драконам, что невысокого мнения о нашем графстве и об их стране. Прошу вас, не стесняйтесь, тут бояться нечего — они просто рассмеются вам в лицо.

Моя издевка дошла даже до барона, и он приготовился начать подготовленную им ссору, но шевалье Карер перебил его.

— Граф, ваши земли действительно граничат с легендарным Великим Лесом? — с интересом спросил он. — И вы встречались с эльфами?

— Разумеется, — ответил я. — Я даже бывал в глубине Леса на пограничных и торговых переговорах с Владычицей, посещал Великие водопады и Фонтаны молодости.

И, обращаясь только к Гирону и шевалье, не обращая внимания на недоверчиво кривящегося дурака барона, я вытащил из кармана очень дорогую и пока ещё редкую даже в столице игрушку — амулет изображений — и, оживив его, нашел изображение двух делегаций.

— Вот здесь, шестым справа от Великой Владычицы, стою я. Узнаете меня, шевалье? А это мой отец и дядя, тоже граф, но не Альбер, а Альбер-Ритан — по супруге. А на этом изображении мои друзья — молодые эльфы и эльфийки. Я частенько встречаюсь с ними, когда они патрулируют нашу совместную границу, и мы проверяем в тавернах качество знаменитого красного пива, которое внутри Леса не подают — там все пьют свое, эльфийское, вино. Вот как раз изображение нашего застолья, когда Ветка Яблони, родовитая эльфесса, родственница принцесс, почти без одежды танцует на столе в таверне. У нас там с эльфами, знаете ли, развлечения простые, деревенские.

Шевалье и Гирон завистливо вздохнули, разглядывая красивые ноги и почти обнаженную грудь Ветки.

— Ух ты! — сказал вдруг оживившийся барон. — Позвольте мне взять у вас амулет взаймы — показать эту дамочку друзьям! — И он попытался вырвать у меня подарок отца.

— Не позволю, барон, — спокойно убрав руку с дорогой игрушкой в сторону, с усмешкой сказал я.

— Но вам никто не поверит! — привел наш барон убийственный аргумент.

— А я его и не показываю никому — только друзьям, — хладнокровно сказал я. — Пусть не верят.

Барон обалдело глядел на меня, очевидно, не понимая, как это можно не хвастаться такими знакомствами с обнаженными красавицами эльфийками.

— О, смотрите, что я нашел, шевалье, — продолжил я. — Вот моя школьная подружка леди Алтейа, она жила у нас в доме несколько лун, обучаясь грамматике, литературе, истории и другим людским наукам. Как вам нравится черный цвет её крыльев?

— Ого, — сказали в один голос шевалье Карер и Гирон, впиваясь глазами в изображение летящей над ущельем Альты со мной на спине.

— Так что, — продолжил я, — в нашем захолустье кое-что имеется. У эльфов — богатейшая культура, древнейшие исторические предания, замечательная поэзия. Кстати, я научился литературным диалектам эльфийского языка, и с удовольствием читаю их книги. Драконы тоже кое-что могут рассказать о начале мира — и рассказывают. А вот к вам, господин барон, у меня есть вопрос. Мне это показалось, или вы осмелились говорить о моем графстве в презрительном тоне?

— А если бы и так, — приободряясь, нагло заявил барон, — что с того?

Он, бедняга, думал, что действует по плану, и сейчас собьет с меня спесь.

— А с того, барон, что я, граф Альбер, считаю себя оскорбленным вашими словами о моей родине, графстве Альберия, и вызываю вас, — спокойно сказал я. — Надеюсь, вы помните, что ученики последнего класса носят чин корнетов и формально считаются младшими офицерами столичного кавалерийского полка, а значит, имеют право на дуэль? За вами выбор оружия. Я немедленно испрошу у начальника Училища разрешения на поединок, и, надеюсь, это будет бой до смерти: я с удовольствием засажу вам пулю в глаз, так же как сажал крупному зверю на охоте у себя в графстве. Скажем, кабану — разница между вами и свиньей невелика. Граф Гирон, я прошу вас быть моим секундантом.

— Шевалье Карер, не согласитесь ли вы помочь мне на дуэли? — растерянно спросил несколько оторопевший от быстроты вызова Ларгон.

— Нет, барон, — вдруг невежливо ответил шевалье. — Мне не нравится ваше поведение, и для дуэли извольте искать кого-нибудь другого в секунданты, а я с господином вашего сорта иметь дела не желаю!

Мы все с удивлением посмотрели на шевалье, которого, очевидно, барон тоже достал своим хамством.

— Граф Гирон сговорится с вами сегодня вечером, — холодно сказал я барону. — А сейчас мы вас не задерживаем. Советую идти на поиски секунданта, и для этого выйти вон из нашей комнаты!

Тот от злости и растерянности даже не нашелся что ответить, и, гордо повернувшись, выскочил в коридор.

Сметливый Гирон вдруг сообразил:

— Он, наверное, считает, что ты — плохой фехтовальщик, и он тебя разделает в три движения. И даже не знает, что ты — мастер клинка! Впрочем, этого здесь почти никто не знает.

— Этот дурак, числясь в другом классе, даже не видел, как вы, Сергер, фехтуете и стреляете, — сказал Карер, не скрывая презрения. — Мне почему-то кажется, что кто-то его науськал на вас, как злобную собачонку.

— Возможно, вы правы, друзья, — сказал я. — Во всяком случае, вы — свидетели ссоры, и начальник Училища обратится к вам за подтверждением. Господа, я иду к нему, а вы, прошу вас, ждите вызова в его кабинет.

Начальник Училища, командир опытнейший, решил вопрос обычным порядком — затупленные сабли. На встрече секундантов в присутствии его было решено фехтовать завтра на рассвете, на плацу перед классами — до первых десяти ударов или уколов. Проигравший или извинялся, или уходил из училища — по выбору. Сам граф по характеру своей должности не мог присутствовать на дуэли, и поручил это дело заместителю, майору Лерону, преподавателю стратегии и бывалому солдату.

Назавтра вечером, после занятий, мы встретились в фехтовальном зале. Со мной был секундант Гирон, с бароном — некий дворянин с его курса, лицо нейтральное. Кадеты и корнеты набились в зал и, переговариваясь, встали у стен.

— Господа, извольте снять амулеты и выбрать сабли. Всех присутствующих прошу молчать и не шуметь, как людям чести. Вы имеете десять схваток, проигравший по счету извиняется, — железным голосом сказал Лерон, пришедший в парадном мундире. Мы сбросили камзолы и по жребию взяли сабли, остроту которых проверили секунданты.

— Го-оспода секунданты — в сторону. Первая схватка! — громко объявил преподаватель. В одних нижних рубашках мы встали в позицию.

— Вперед! — сказал Лерон.

Я уже знал, что барон скрывает свое мастерство бойца, но недооценивал его. Немедленно после разрешения он огромным прыжком кинулся на меня, и мне пришлось уклониться в сторону, отбивая его удар. Он снова с необыкновенно быстротой кинулся на меня — и я поднял саблей его клинок, ударил в плечо и пинком ноги в туловище вышиб из круга.

Оторопевший барон упал на пол зала, но сразу же вскочил. На лице его была смесь ярости и удивления. Я же отметил для себя, что мой противник двигается намного быстрее других и применяет необычные позы для атаки. Его приемы были похожи на стиль южной школы сабельного боя. Вот только этого было недостаточно, чтобы выиграть у меня, мастера клинка.

— Первая — победа Альбера! — сказал Лерон. — Господа — вторая схватка. Вперед!

Барон снова кинулся на меня, и с тем же успехом. Наконец, на пятой схватке, видя, что проигрывает, он применил какой-то особенный прием, молниеносно ввинтился слева, отбил мою простую круговую защиту, но коснуться меня саблей не успел. Я ушел в сторону кувырком, чего никогда не делал здесь, в училищном зале. Затем вскочил, зашел к нему в тыл и хлестнул по туловищу тупой саблей.

— Пятая — выиграл Альбер, и шестая схватка может решить участь поединка, — спокойно сказал Лерон, видя мое серьезное преимущество. — Готовы, господа? Начали!

Тут я сам бросился в атаку и прижал барона к границе круга дуэли.

В общем, довольно скоро красный от унижения барон извинялся передо мной прямо перед всем старшим курсом, собравшимся посмотреть нашу дуэль. Я вежливо принял извинения, поклонился Лерону и секундантам, и вместе со всеми двинулся в учебное крыло. Дисциплинированное молчание кадетов и корнетов немедленно сменилось смехом, шутками и поздравлениями, как только мы вышли из зала.

На следующий день сильно переживавший свой позор и потерю славы первой сабли училища барон исчез. Начальник училища отметил в специальном приказе, что корнет Ларгон отчислен по семейным обстоятельствам.

— Деньги кончились, — уверенно сказал Гирон. — А за твое унижение денег он не заработал.

— Ты думаешь, за ним кто-то стоял? — не без удивления сказал я. — За таким дураком?!

— Несомненно, он был нанят, — ответил не бросающий слов на ветер Гирон, но объяснений не дал, сказавши только, что "в будущем увидим".

Следующий день после дуэли был церковный, выходной, и после утренней молитвы все кадеты и корнеты собирались, говоря попросту, по женской части. Как и обычно, все знали, кто к кому идет. Скажем...

— У тебя нет духов? — спросил я Гирона после бритья. — Мои кончились.

— Изволь, — ответил верный друг, рассматривая свои аккуратно уложенные кудри и крючковатый нос в зеркале. — Вот тут, на дне флакона. Ты с кем сегодня встречаешься? С циркачкой своей?

— Циркачка позавчера утром уехала с цирком, и вынужденно дала мне отставку до следующего приезда, а это случится зимой, уже после выпуска, — невозмутимо ответил я, застегивая воротник штатского камзола. — Потому я притворяюсь штафиркой, и встречаюсь сегодня с необычайно красивой юной рыбачкой из порта. Она похожа на морскую фею. Уже согласилась попозировать мне для рисунка в платье. Вместо акробатических фигур и клоунов я буду набрасывать эскиз женщины из народа в рыбачьей лодке. А со временем, глядишь, полюбуюсь ею и без платья.

— А рыбацкий нож в бок не хочешь получить от её отца или брата? — серьезно спросил Гирон, знаток морских людей — его графство было прибрежным. — Я эту публику знаю — к дочерям серьезно относятся.

— Она сирота, одна на свете, — спокойно сказал я, напяливая вместо сапог с портянками чулки и штатские туфли. — Некому заступиться за неё, бедняжку, кроме меня.

— А рыбацкая Гильдия на что? — удивился Гирон.

— В этом вся проблема, — вздохнул я. — Гильдия давит на неё. Хочет выдать замуж насильно.

— А на хрена им это? — изумленно спросил Гирон, прекрасно знавший повадки морских гильдий. — Гильдиям обыкновенно на рядового рыбака наплевать.

— А у нее большой дом остался от родителей, и хорошая лодка с парусом, — объяснил я. — Кто-то уже разинул пасть на всё это. И договорился со старшиной — возможно, подкупил. А ей за кандидата замуж неохота, поскольку она его слишком хорошо знает — то ещё дерьмо. И потом, у неё есть я, так называемый письмоводитель из районной управы. И ещё один ухажер имеется, рыбак с пригородной деревни. Поселковые его не желают, уже пригрозили избить. Так что сегодня посмотрим, что народ обо мне скажет. Я еду на свидание прямо в Гавань. Чего доброго, старшина поселка возникнет, начнет мне мораль читать — напомню ему об обязанностях. Глядишь, ухажерам по хребтам перетяну плетью, поставлю их на место.

— Поехать с тобой? — очень серьезно спросил Гирон. — Знаю я этих рыбаков из столичной гавани. Они там наглые — пробы ставить негде. Отец один раз у них лодки отобрал на наших рыболовных участках, так они чуть за ножи не взялись, пришлось кой-кого искупать в соленой водице.

Предложение было здравым. Несмотря на небольшой "кавалерийский" рост, Гирон был отменным бойцом. Но я не ждал неприятностей сегодня, планируя их на следующее свидание.

— Со мной Горман, а у него потихоньку упрятаны в тюке сабли и пистолеты, — успокоил я Гирона. — И потом, это свидание. Слуга уместен, а вот другой дворянин...

— Ладно, — вздохнул Гирон. — А я к фрейлине. Уже шестнадцатая.

— Слушай, их всего двадцать пять, — предупредил я его. — Если ты им всем разобьешь сердце — их начальница статс-дама Галлер разобьет тебе карьеру, ты её знаешь.

— Ну, знаю не так взаимопроникающе, как ты, — засмеялся Гирон. — До сих пор все удивляются, как корнет Альбер смог уложить Галлер в постель. Но ты прав — надо укрыться от её всевидящего глаза. Придется лезть в окно из сада — коридоры хорошо просматриваются. А насчет карьеры... Через три луны, в конце лета, мы выпускаемся. Как раз война начнется, судя по тону переговоров. Дядя говорит, что в Империи так хреново, что только война позволит императору заткнуть глотку недовольному дворянству. Летом урожай соберут — и замаршируют через границы, а флотом начнут бомбить нам столицу. Как двадцать лет назад, в Третью имперскую войну.

— Да, карьеру будем делать уже после войны, корнет Гирон, — согласился я.

— Так точно, корнет Альбер! — вытянулся и козырнул мне Гирон.

Через некоторое время мы с моим немолодым слугой Горманом, бывшим солдатом отца, скромно въехали в селение со звучным названием Гильдейское, стоящее на краю рыбацких кварталов столичной гавани. Собственно, это была тройная линия небольших деревянных домов вдоль береговой дороги. Никаких деревьев здесь не наблюдалось — рыбаки их почему-то не сажали, но при каждом доме был разведен огород. Но главное, при доме имелась его кормилица — парусная лодка, привязанная к маленькой пристани участка, гордости рыбака. Есть дома, причалы и лодки побольше, даже двухмачтовые. Чуть подальше от воды стоял большой дом старшины, за ним — вторая линия домов, победнее, с лодками поменьше в сараях у общественного причала. Дальше, за третьей линией и за широкой портовой дорогой шли необозримые кварталы портовых складов с грузчиками, хозяевами, купцами, ворами и портовыми нищими — самой осведомленной в гавани публикой. Вся эта публика в рыбацкие поселки не ходила — имелся старинный и строгий запрет Гильдии для портового люда заходить к рыбакам, чтобы не разводить контрабанды.

Купцы давно бы откупили землю у рыбаков, хоть бы и насильно, но на то и существует Гильдия. Без её разрешения ни один рыбак не продаст участка на сторону — только другому рыбаку, и угрозы и долговые бумаги здесь бесполезны. Впрочем, в деле с Ланой — моей знакомой рыбачкой — я считал, что Гильдия перегнула палку. Насильственная выдача сироты замуж под угрозами — дело обычное в прошлом, но сейчас другое время. У рыбаков тоже есть права перед Гильдией, и мы готовы помочь их соблюсти — усмехнулся я про себя.

Пахло морем, рыбой, смолой. Воняло в поселке не так, как в гавани, но копченой и тухлой рыбой основательно попахивало. В прибое романтически плавал мусор, как это всегда бывает в порту. Поднималось солнце. Море слегка волновалось после утреннего прилива. Часть лодок уже вышла на утреннюю ловлю — их белые паруса виднелись на горизонте.

Пришедшие на рассвете с ночного лова рыбаки, зевая, слонялись по поселку, готовясь ко сну. Их лодки уже были пришвартованы, как они говорили, к семейным причалам, паруса и мачты сняты от чужого глаза и спрятаны по сараям. Пока жены не вынесли рыбу на рынок — рабочая суматоха в доме не давала мужьям лечь отоспаться. Лана насплетничала мне однажды, что большинство таких семей занимается супружескими обязанностями только в церковные, десятые дни отдыха: ночью жена спит — муж в море, днем муж спит — жена на рынке торгует свежей рыбой, кроя перекупщиков матом и вежливо разговаривая с покупателями. Во время кратких свиданий утром муж сортирует с женой улов, вечером — вместе чинят снасти и подшивают старые паруса. А задирать жене юбку перед выходом в море — плохая примета, можно не вернуться обратно. Морские обычаи требуют, чтобы дети делались после моря, без спешки, со всем тщанием. Изменять мужу — непременно заметят соседи. В общем, рыбацкая жизнь представлялась мне со слов потомственной рыбачки непростой, да и опасной.

Сама Лана не пошла сегодня в море, и ждала меня в праздничном платье у крыльца своего дома, действительно приличного для даже такого богатого поселка. Я, признаться, уже оставил надежды задрать ей подол — девочка имела твердый характер, и не собиралась заводить ребенка со стороны, даже от письмоводителя управы. Более того, я подозревал, что она не пала бы к ногам даже такого щедрого красавца, как корнет граф Альбер. Словом, роман не вышел, и мне оставалось только перейти к следующей цели — красивой супруге одного негоцианта, давно строившей мне глазки. Тем не менее я пообещал Лане помочь с замужеством, и не хотел отказываться от своего слова. Сейчас мне казалось, что девушка ловко поймала меня с обещанием. Кроме того, я действительно собирался написать красавицу-рыбачку в лодке на фоне моря. И наконец, хотелось развлечься — начистить морды наглецам, объявившим свободной рыбачке, члену гильдии, что она выйдет замуж по их выбору, иначе её принудят силой. "Придется сыграть в благородного рыцаря" — меланхолично подумал я. Что ж, это удовольствие более оригинальное, чем обычная дуэль.

— Здравствуй, красавица, — панибратски приветствовал я Лану, как мелкий дворянин обычно обращается к гильдейской рыбачке. Мы с Горманом вежливо поклонились и слезли с наших нарочито невзрачных лошадей. — Ну что, будем рисовать, а затем заедем в ресторан, пообедаем?

— Прошу вас принять кофей из моих рук, — приветливо, но сдержанно ответила девушка. Никто вокруг не смог бы подумать сейчас, что еще десять дней назад мы с этой на вид такой чопорной рыбачкой гуляли по берегу моря в пяти стадиях от поселка, смеялись над моими шуточками, и я поправлял ей волосы, путающиеся на соленом ветру.

Покончив с ритуальной чашкой кофея, я вытащил из ящика кисти и краски, и Горман помог мне раскрыть и поставить доску для смешивания красок и натянуть холст на небольшую раму. Я уже начал смешивать краски, как вдруг кто-то нахально присвистнул сзади.

— Смотри, управские в нашем поселке завелись, — весело сказал кто-то. — Сейчас нам налоги заново посчитают.

Сзади меня стояло пятеро молодых рыбаков — руки в карманах старых штанов, отбеленных солью, ноги в кожаных сапогах, ободранные куртки распахнуты на голой груди, на головах новенькие вязаные шапки ярких цветов — юные щеголи. Хотя вид у них был вполне отвязный, я не стал задираться с ними и сказал только:

— Молодые люди, вы имеете дело с дворянином. Повежливее, пожалуйста.

— Подумаешь, какое дело — дворянин с управы, — нагло усмехнулся стоявший первым парень, с яркими глазами и рыжими волосами — очевидно, заводила.

— Если хотите со мной разговаривать — ведите сюда вашего гильдейского старшину, а мне с вами разговаривать неугодно, — высокомерно сказал я, уже понимая, что скандала не избежать. Юные рыбаки были явно настроены на то, чтобы испугать меня, а то и избить. "Ждали" — понял я, и вскользь посмотрел на многоопытного Гормана. Он потихоньку раскрывал висевший на лошади тюк, где были спрятаны сабли и пистолеты.

— Вам лучше идти отсюда побыстрее, а не то я вам живо все припомню! — неожиданно сказала Лина таким голосом, какого я от неё не ожидал.

— А ты помалкивай, детка! Как замуж за Зарада выдадим — перестанешь собачиться, — небрежно сказал вожак.

— В ... видела я и тебя, и твоего Зарада! — вдруг отрезала всегда мирная Лина. — Прирежу и его, и тебя, если будете мешать. Понял, хрен морской?

В руке у Лины неожиданно оказался её рыбацкий нож, которым она разделывала рыбу и обрезала снасть.

— Ещё будете мне указывать, за кого я выйду, дерьмо в приливе! — продолжила девушка. — Если Гильдия сейчас молчит, потом по суду взвоет! Вот господин дворянин не откажет подать на вас в суд. Хоть всем поселком верещите — я сама знаю, что буду делать!

— Ах ты, сука... — медленно начал выговаривать опешивший рыбак. Его глаза прищурились, но он не успел и руки поднять на Лину, как полетел на землю от моего удара.

— Челюсть сломанную подбери, краболюб, — холодно сказал я лежащему. — А вы, молокососы, бегом к вашему старшине и зовите его сюда, пока живы. Тут у нас нападение на дворянина. Ну?!

Против ожиданий, юные рыбаки не испугались и не подчинились. Один из них, самый шустрый и неумный, взвыл: "Бей их!", и вытащил что-то из кармана, но тут грохнул выстрел — и нож серебряной рыбкой полетел в песок, а рыбак схватился за простреленную руку. Дело приобретало серьезный характер. Горман, не опуская дымящегося пистолета, другой рукой достал из тюка саблю и бросил мне. Я обнажил её, полюбовался сияющей сталью, затем другой рукой взял у Гормана ещё пистолет и скомандовал обомлевшим от выстрела рыбакам:

— Старосту сюда, и побыстрее!

Те не двинулись, притворяясь испуганными, и только злобно смотрели на меня. "Похожи на бунтовщиков" — мимоходом подумал я, глядя на улицу, быстро заполнявшуюся разбуженными выстрелом рыбаками. "Демон их подери, а ведь женщины все на рынке, мужиков остановить некому". Мне показалось также, что какой-то малец со всех ног улепетывает в сторону контор порта.

Толпа рыбаков молчала, разглядывая нас с невозмутимым Горманом.

— Приведите сюда старосту и старшин! — громко сказал я. Никакого ответа не последовало — все молчали, и только на шаг придвинулись к нам. Я, тем не менее, не испугался, а наоборот, разозлился так, что начал терять хладнокровие.

— Или вы приводите старшину, или я поджигаю поселок гранатами! — сказал я. — Горман, зажигай!

И Горман, старый солдат, вытащил взятую якобы для глушения рыбы гранату. Мы оба поднялись в седла и приготовились к атаке. Рыбаки остановились и начали искать глазами весла и камни.

— Садись сзади меня, — сказал я Лане. Она помотала головой, глядя на меня с непонятным восхищением, и, не теряя головы, отступила к своему дому, делая рукой незаметный знак: "Бегите!"

"Девочка с характером!" — с восхищением подумал я. Горман, тем временем, зажег гранату и примерился бросить её в толпу. Он бывал и не в таких переделках, и нисколько ни смутился в этом трудном положении.

— Еще один шаг — я подпалю ваш поселок с четырех сторон! — сказал я таким тоном, которого даже не ожидал от себя. В голову ударил кураж, привычный всякому кавалеристу. Я был готов вдвоем атаковать в конном строю толпу с ножами и прорубиться сквозь неё. Горман радостно улыбнулся, и от этой улыбки попятились рыбаки передо мной, без слов поняв, что их сейчас срубят.

— Сначала гранаты перед нами, потом рубим спереди, потом опять гранаты, — негромко сказал я решительному Горману, но передо мной услышали и шарахнулись в сторону. Тут, на наше и рыбаков счастье, послышался громкий свист, топот копыт, и два десятка конных полицейских из службы порта, немилосердно пыля копытами, вырвались из-за угла и разделили нас и толпу. Впереди отряда неслись майор полиции и знакомый мне чиновник — гильдейский старшина порта.

— Все назад! — заревел он таким голосом, что рыбаки отшатнулись. — Нападение на дворянина! В королевский суд захотели?! Где старшина поселка, мать его за ногу веслом? Где его носит, козла, когда тут драка и стрельба?!

Рыбаки, хорошо его знавшие, отбежали с середины улицы к стенам. Из-за угла выскочил крепкий мужик в рыбацкой одежде и с виноватым видом подбежал к старшине. Я сделал знак Горману, и тот потушил фитиль на гранате, которую полицейские старательно не замечали.

— Прошу прощения, господин граф, — вежливо обратился ко мне гильдейский старшина. Судя по всему, он отлично помнил меня. Услышав такое обращение, сзади него тихо ахнули и ещё потеснились назад.

— Виновные будут наказаны, — продолжал старшина. — Но, со своей стороны, осмелюсь заметить, что могли бы девушку забрать отсюда — и все дела. А сейчас с ней морока будет.

— Никакой мороки, — хладнокровно сказал я. — Я выдаю Лану за её жениха из другой деревни, дом и причал она продает, и ещё иск вчинит в Гильдию этим придуркам за принуждение силой к браку. Как ты, Лана?

— Согласна! — поспешно сказала рыбачка, сообразив, что к чему.

— Прекрасно! — сказал старшина. — А иск я поддержу. Совсем обалдели — девушку без долгов, члена гильдии — силком замуж выдавать. Сейчас у нас уже пятый век с Перемирия на дворе, не средневековье!

Дело улаживалось. Боевой кураж у меня уже, естественно, прошел. Я со вздохом опять слез с коня и с помощью Ланы сложил мои художественные принадлежности, пока Горман, сидя на коне под прикрытием полиции, зорко оглядывал все вокруг. Замечательному портрету Морской Феи не суждено было состояться.

Молча упаковавшись, я посмотрел на девушку и спросил:

— Когда твой жених Вильнур приедет?

— Сегодня вечером, — ответила Лина, как-то странно глядя на меня.

— Очень хорошо, сказал я. — Вот двадцать золотых — это на свадьбу. Скажи Вильнуру, чтобы вы завтра же поженились — тогда отвяжутся. А послезавтра, по обычаю, часть простыни с кровью чтобы висела у вас дома на окне, а часть — в этом доме на окне. Варварство, конечно, но тогда все заткнутся. Потом подадите иск в гильдию на поселок — специально я пришлю своего стряпчего, и стрясете с ваших придурков ещё денег. Ребенка заводите не сразу, чтобы болтовни не было. Когда родишь — сообщи через стряпчего, пришлю благословение и подарки. Если, конечно, на войне не буду. Я ведь на самом деле корнет Кавалерийской Школы, уйду на фронт.

— А... попользоваться вашим положением не желаете? — неуверенно спросила Лана. — Это хотя перед свадьбой не полагается, но графу можно... А Вильнуру все равно, он меня любой возьмет. И вообще, у нас в поселке никто с девичеством замуж уже давно не выходил, все опытные были. Вильнур сильно удивится...

— Не успею, детка, — искренне вздохнул я. — Прямо сейчас невозможно, видишь, полиция, скандал. Вечером с женихом уедешь, там уже он будет первый, а оставаться ночью тебе нельзя — порезать по злобе могут. Значит, не выйдет. Может, потом, когда уж замужем будешь... Ладно уж, за меня не беспокойся — сейчас переоденусь и поеду к фрейлинам.

Услышав о фрейлинах, Лина ревниво блеснула глазами, но смолчала. Мягко упрекнув таким образом девушку за былую неуступчивость, я погладил её по голове и опять сел в седло. Мы подъехали к старшине, и он заверил меня, что полиция будет в доме до приезда жениха, гильдия берет на себя охрану имущества, а он очень благодарен мне за понимание. Затем он шепнул мне нейтральным тоном:

— Позвольте, без обиды, совет от старшего по возрасту: после свадьбы она жалеть начнет, так уж у женщин заведено. Подумайте... может, не все ещё кончено. А муж ведь всегда в море, знаете ли...

— Пожалуй, — согласился я с чиновником, проявляющим недюжинное понимание молодежи. — Ну, прощайте, благодарю за помощь. Вы пришли вовремя, ничего не скажешь.

— А с нашими вы поосторожнее, — шепотом посоветовал старшина. — Ведь я почему следил за поселком: прошел слух, что кто-то из наших не у торговцев, а у пиратов плавал, и недавно вернулся. Такие на все способны. Придется их найти и потрясти маленько. Да тут ещё война, говорят, на носу...

— Кстати, отец рассказывал, что в ту войну много имперских шпионов в порту выловили, — небрежно обронил я.

— Да, мы готовимся, переписываем рыбаков, и вообще, — тоже как бы мимоходом сказал мне чиновник, как военному. — Через Гильдию ведь много что видно...

Мы понимающе переглянулись. Затем я козырнул все время молчавшему майору, грозно озиравшему с лошади оторопевших рыбаков, откланялся и, помахав Лине рукой, поскакал к воротам. Горман держался сзади, и, немного отъехав, я поравнял с ним коня и спросил:

— Ну, что скажешь? Не опозорился я?

— Нет, конечно. А что своего от неё не добились — это бывает, — махнул рукой старый слуга, бывший солдат отцовской роты. — Моя вторая жена сначала мне отказывала, отказывала, даже на сторону замуж вышла, а как раскусила красавца — за мной полгода бегала, пока я её не простил и за себя не взял. Женщины всегда готовы повернуть куда им захочется, только подождать надо, чтобы захотели они. Тем более, эта — рыбачка, девушка крепкая, с характером, не фрейлина какая... Главное, что не ждали вы таких молодцов в деле, но не растерялись. Позвольте сказать, господин граф, что-то не то с этими рыбаками, то ли Гильдия их распустила, то ли сами охамели. Раньше они поспокойней были. Да и война скоро будет — кто их знает, что они делать будут... В прошлую войну половину этого порта имперцы пушками с моря побили, а половину — сами портовые подожгли... Потом их человек двадцать вздернули за предательство, да порта-то уже не было.

— Старшина сейчас ими занимается, — сказал я. — Похоже, гильдиям перед войной мозги прочистили, и они готовятся. Ну, а мне теперь к фрейлинам, не с улицы же шлюху брать и тащить в отцовский особняк. До этого я сегодня ещё не допился.

После постыдного провала интрижки с рыбачкой мне оставалось идти по проторенной дорожке. В училище я переоделся в мундир и, дождавшись заката, без шума проехал с Горманом к королевскому дворцу, где в Большой Дворцовой Конюшне стояла у кормушки с сеном лошадь Гирона. Горман поставил моего коня рядом, а я, потолковав со слугой друга, направился мимо охраны в сад, обошел дворец кругом и вышел к корпусу фрейлин. Там нашел указанное окно и бросил в него камешек. Через некоторое время оттуда высунулась взлохмаченная голова Гирона.

— В чем дело, Альбер? Опять дуэль?! — нисколько не рисуясь, спросил он. — У меня сейчас сабля не с собой.

— Да нет, граф, — извиняющимся тоном сказал я. — Видишь ли, у меня всё провалилось. Я даже чуть не поджег со злости рыбацкий поселок, но вот конная полиция прибыла, и попросила не увлекаться. А ими командовал начальник участка в чине майора, да ещё представитель Гильдии там затесался... Пришлось отменить веселье.

— Может, оно и лучше, — рассудил пока ещё трезвый Гирон. — Прямо перед войной не стоит жечь поселки в гавани и лупить плетью рыбаков, которые будут кормить столицу в случае сухопутной блокады. Да и не к лицу нам такие мелочи. То ли дело — барону пинка в задницу ты вчера отвесил...

— Да, это вышло удачно, — согласился я. — Но сегодня вечером я один. Спроси у твоей прелестницы, нет ли у неё привлекательной соседки с незанятым сердцем?

Голова Гирона исчезла, раздался шепот и хихиканье.

— Есть одна, — доложил Гирон, снова появляясь в окне — вообще-то, он был голый до пояса. — Всем хороша, но... Не любит военных.

— А кого же она тогда любит? — ошеломленно спросил я. Это был первый такой случай на моей памяти. — Королей? Или купцов?

— Артистов и художников, — доложила белокурая пассия Гирона, тоже высовываясь в окно, несмотря на очень открытую ночную рубашку. — Здравствуйте, граф. А мы думали, после статс-дамы вы начнете с герцогинями развлекаться. Некоторые, поговаривают, уже ждут вашего приступа, чтобы немедленно сдаться.

— Ну что вы, госпожа Алора, — мягко улыбнулся я, стараясь быть обаятельным. — Променять юных фрейлин, будущих невест, на зрелых дам... Ведь молодых и незамужних герцогинь при дворе сейчас нет. Верьте мне, срывать юный, нераспустившийся, поражающий своим обаянием бутон приятнее, чем извиваться в когтях опытной хищницы, давая ей наслаждение, — разливался я куртуазным слогом.

— Ну, по слухам, это наша Галлер извивалась в ваших когтях, — не покупаясь на скрытую лесть, хладнокровно отпарировала умненькая Алора, одна из тех фрейлин, за которыми я ещё не ухаживал. — А вам надо идти вперед. При дворе есть красивые герцогини, есть принцессы крови... В вашем списке побед, говорят, имеются фрейлины, одна графиня, две супруги богатых торговцев... ну, простонародных девушек не считаем... А ваша кузина Беллерия говорила, что вы даже имели романы с эльфийками. Это правда?

— Правда, милая Алора, — признался я. — Это ведь наши соседи, и я с ними постоянно выпивал, и даже бывал в гостях в Великом Лесу... Вот так несколько раз и случилось. Кстати, о вашей подруге... Вообще-то я — любитель наук и искусств, и даже сам рисую. Может быть, окажусь неплох для неё, хотя и военный?

— Это Сона, светленькая такая, — сказала Алора тоном сводницы. — Сейчас я постучусь к ней и спрошу, не хочет ли она познакомиться с корнетом-художником?

Гирон прикрыл рот, сдерживая смех. Я галантно добавил:

— И другом корнета-поэта.

Тут уж Алора хихикнула и исчезла в коридоре. Гирон радостным шепотом сказал:

— Корнет-художник — это звучит.

— Я не сильно помешал? — деликатно спросил я.

— Да нет, мы как раз сыграли первый акт и допивали вино, восстанавливая силы, — усмехнулся друг. Как большой театрал, он обо всем, даже об интимном, говорил в терминах сцены. — Сейчас тебя пристроим — и откроем занавес на второй акт. Учти, что наша милая Алора таки развратнее, чем я думал, и, если с Соной не выгорит — будешь на нашей сцене не простаком, а вторым героем-любовником.

Я кисло улыбнулся, помня свои приграничные предрассудки. К счастью, тут появилась Алора, и шепнула:

— Пойдемте, она ждет. Но учтите — у неё окна нет, уходить будете через моё, я вам поскребу в дверь, когда будет пора. А если не поймете друг друга — возвращайтесь, мы с Гироном вас не бросим в коридоре.

Намек был ясен.

— Благодарю, милая Алора, — ласково сказал я, стараясь не краснеть, как провинциал, в положении, обычном для столичных дам. — Как говорится, Богиня Любви за нас, а остальные сейчас не смотрят. Пойдемте.

Мы на цыпочках прошли по коридору мимо трех дверей. Перед четвертой Алора сказала мне на ухо:

— Постарайтесь не выходить в коридор без нас. Сейчас Галлер может пройти в любой момент. Если попадетесь, она не посмотрит, что вы её один раз завалили: отдаст страже. В лучшем случае сначала вас завалит в отместку, а потом все равно сдаст. Когда вы на ней отметились, говорят, королева ей выговор сделала за разврат на службе, да ещё с молодежью, так что повторения не будет.

Алора была умна, и явно знала больше, чем говорила. Я отметил себе в памяти: когда она с Гироном расстанется (больше одной луны наш поэт Гирон не мог держаться одной девушки — разочаровывался и переходил к другой в поисках вдохновения) — поговорить с товарищем и перехватить, так сказать, бразды. Улыбка у неё была милая, характер явно товарищеский. Из-под короткой рубашки видны были красивые ноги, в разрезе рубашки — полные груди, и пахло от неё чудесно... "Ну, потом посмотрим" — сказал я себе, когда девушка бесшумно открыла дверь и шепнула в темноту:

— Сона, вот я привела к тебе корнета графа Альбера, он хочет с тобой познакомиться.

Затем она впихнула меня в дверь и прикрыла её.

В комнате был полумрак, горел только один слабый светильник. Слева от двери стоял грильяж с большим зеркалом, справа — узкая кровать, застланная пышно взбитым одеялом, а напротив стоял диван, и на нем сидела, завернувшись в светлую шаль, маленькая девичья фигура. Светлые волосы были собраны и завязаны пучком сзади, и из-под высокого лба в полутьме поблескивали какие-то острые, очень внимательные глаза.

— Сергер Альбер, к вашим услугам, — свободным от чопорности, но вежливым тоном сказал я, четко наклоняя голову. — Могу я просить вашего общества?

— Можете, граф, — усмехнулась девушка. — Санелия Соран, к вашим услугам, заходите. Вот кресло — усаживайтесь. Вино можете поставить на стол. Но должна сразу огорчить вас — того, чего желают красавцы корнеты, сегодня вы не получите. Женские дни, знаете... Вы разочарованы? — спросила она ироническим тоном.

— Вообще-то я пришел познакомиться, — весело сказал я, ни поверив ей ни на миг (обычная женская уловка!), и ставя бутылку вина на столике сбоку. — Но, сознаюсь, не принес бокалов. Не найдется ли парочка?

— Найдется, — сказала девушка, поднимаясь и открывая дверцу стенного шкафа. — Я прячу их, потому что подруги все время забирают — несмотря на строгую Галлер, сюда проникают молодые военные, а с ними вино, шум, нежные ласки и громкие скандалы, — вздохнула она, ставя пару красивых бокалов тонкого стекла на столик. — Признаюсь вам — я не в восторге от военных. Они, конечно, герои и наши защитники, но в мирное время слишком резво лезут под юбки, да и воспитанием не всегда блещут.

— Мирное время скоро кончится, а воспитанием наших офицеров и я не всегда доволен, — сказал я примирительно, игнорируя её язвительный тон. — За последние три луны у меня было четыре дуэли — и все из-за вопросов вежливости, пустяки всякие. Даже перед войной господа юные офицеры несут много околесицы из-за ничего, просто для самоутверждения. После войны я, если не убьют, пойду в Столичный Университет, или в Магическую Школу. Художником мне уже не бывать — как я убедился, таланту мало. Но ещё рисую. Вы позволите нарисовать вас на днях в хорошую погоду, при солнечном свете?

Сона задумалась, а я разлил вино по бокалам. Девушка достала коробку с печеньем от мастерской столичного кондитера, и мы выпили за здоровье хозяйки комнаты.

— Портрет — это прилично, — решила строгая Сона, — под это дело можно выпросить у Галлер официальное свидание в нашем парке. Потом, после художества, можно и чинно потанцевать на балу без дурацких намеков. Вы себе не представляете, как статс-дама начала следить за нами.

— Ревнует? — весело предположил я, доливая вино в бокалы.

— Вполне возможно, — серьезно ответила девушка. — Ах, какое вино вкусное!

— Хотите, открою тайну? — шепотом спросил я. — Это вино папе соседи-эльфы подарили.

— Вы не шутите? — разволновалась Сона. — Это же такая редкость у нас в столице, и страшно дорого стоит!

— А нам по-соседски от эльфов все недорого достается, — открыл я семейный секрет. — Два года назад мой кузен трахнул, находясь с визитом в Великом Лесу, матушку моей подружки, так та ему ящик вина подарила за удовольствие и за благородное увлечение — понравился он ей. Впрочем, кузен мой дворянин красивый, стройный, да и образованный, эльфийский язык знает. Родственник мой в ответ отдарился изумрудными серьгами — эльфы их обожают, а копей изумрудных у них нет. Ради этого мой дядя, его отец, специально заказывал гарнитур у гномов.

— Какая у вас жизнь интересная в вашем графстве — эльфы, гномы, — с легким недоверием сказала Сона. Я пояснил, решив не упоминать ещё и о соседях-драконах:

— А мы на северной границе, живем прямо рядом с эльфами. А с другой стороны гномы разрабатывают так называемые Дальние Копи. Папа торгует с ними, и пропускает возы с товаром в нашу страну — охраняет торговый путь.

— А ваша эльфийская подружка как на роман её матушки смотрела? — начиная верить, спросила Сона.

— А моя подружка не ревновала, даже когда её трехсотлетняя матушка меня в постель загнала, — не стал я скрывать истины. — Тем более, мать её похожа на молодую женщину лет двадцати пяти. Впрочем, подружка почаще своей матушки меня по эльфийской траве валяла. Видите ли, Сона, вся молодежь у них служит в Лесной Страже, и прекрасно умеет воевать. Вот Ветка — так я её зову — обычно два раза в луну выходила с патрулем на нашу границу, все как полагается, эльфийские луки, зачарованные стрелы, белые эльфийские кони, но, когда они менялись, то, сдав рапорт, останавливались в нашем придорожном трактире на границе — выпить гномьего пива, гульнуть. В мирное время старшие им это позволяют. Ну а я, мои кузены и ещё пара ребят поприличнее из соседских дворян — их там уже ждем. И сразу пир горой, танцы... единственно, мой папа строг насчет драк и дуэлей, а все остальное — пожалуйста. Выводила она меня в темноте на лужайку за трактиром, читала заклинание — и сразу там трава вырастала по пояс, густая, мягкая. И дева лесная сразу валила меня на эту траву безо всяких сомнений... У них это быстро.

— Да, я тоже слышала, что они не только лесным чародейством славны, — не без ехидства сказала Сона. — И так гостеприимны!

"Видела бы ты их гостеприимство, язва дворцовая" — юмористически подумал я, "от Ветки не ушла бы так просто. Она ведь не только парней могла на травку увести..." И я вспомнил одну нашу молодую соседку, вдову соседа, встретившуюся с эльфами по делам — кажется, жеребца эльфийской породы у них на случку выпрашивала. И жеребца получила на дело, и сама, будучи женщиной моральной, твердой, вдруг закатила роман с Веткой и легла под неё. Хорошо, матушка эльфийки прекратила эту историю, не то дело кончилось бы скандалом. Впрочем, всего этого я говорить не стал.

— А вы тоже получили вино за свидание? — опять не без ехидства спросила Сона.

— Нет, — очень серьезно ответил я, — в благодарность она выпросила разрешение у Великой Владычицы и сводила меня к Озеру Исцеления — проверить здоровье и снять чары и сглазы.

— И как? — с интересом спросила девушка. — Что-нибудь было?

— Даже слишком много, — мрачно ответил я. — Хорошо, что Ветка заметила кое-что. Я только потом понял, что спать с её матерью было просто предлогом, чтобы проверить меня у эльфийских лекарей на Озере от макушки до пяток. Видите ли, Сона... Наше графство процветает, оно довольно богато и имеет небольшую, но сильную гвардию... точнее, они зовутся горными егерями. В горах мы непобедимы, а фланги наши прикрыты эльфами, ни один недруг герцог сквозь нас или них в горном лесу пройти не сможет. И при этом отец и я твердо стоим за короля. Это не всем нравится. Ну, а поскольку я — старший сын и папин наследник, то зависти и мне хватает...

— Наследник? — спросила Сона. — Да ведь вы — выгодная партия. Какая жалость, что я сегодня не готова ко свиданию! Сейчас бы заморочила вам голову, два-три горячих свидания, может быть даже до утра, и можно выходить замуж в горные края!

Это было сказано уже не иронически, а скорее шутливо: мое положение наследника понравилось практичной девушке. Я поднял глаза от бокала с вином и внимательно оглядел кандидатку в графини. Да, она была довольно красива: чудесные светлые волосы, даже в прическе "пора спать" (как выражались обычно мои сестры), то есть расчесанные, но не уложенные; милый овал лица, нежная кожа, гордо поставленная шея, и очень неплохая, судя по тому, что я мог видеть под одеялом, фигура. Глаза были светло-синего цвета, что часто встречается в нашем королевстве. Вот только эти глаза были очень внимательные и какие-то... не то, чтобы колючие, но твердые — совсем как у нашего ротного командира. "Из неё вышел бы неплохой офицер" — почему-то пришла мне в голову странная мысль.

Мы продолжали вежливо играть в гляделки — она тоже, наконец-то, посмотрела на меня оценивающим женским взором. Пока её острый взгляд оценивал мои стати, характер и возможности карьеры, что-то вдруг случилось со мной: я внезапно понял кое-чт о ней. То ли мой небольшой жизненный опыт начал подсказывать, то ли сработали скрытые способности, спящие, по уверениям Ветки, Альты и моей мамы, где-то в глубине моего растущего организма, но я с полной уверенностью и без ошибки знал две вещи. Во первых, Соне, похоже, уже очень досталось от родных, почему она и сидела во фрейлинах, а не ходила невестой на балах. Во-вторых, в доме, где эта настрадавшаяся от родных девица будет супругой — других хозяев не будет: она подомнет под себя и мужа, и всех остальных.

Меня это, естественно, не привлекало, и я начал потихоньку разворачивать, так сказать, лошадей в обратную сторону.

— Прежде всего, надо вернуться с войны, милая Сона, — сказал я со вздохом. — Живым и не инвалидом. Потом придется разбираться с невестами — ведь это дело семейное, отцы решают дела брачных союзов.

— Как, вы уйдете на войну... — вдруг задумалась Сона. — Как же так? Ведь вы граф?

— Тем более я должен воевать, — ответил я.

— Но... но так мы потеряем наше лучшее молодое дворянство! — осторожно переформулировала Сона свой крик души, по-настоящему, как я понял, звучавший так: "Почему вы должны воевать, если вы должны стать моим женихом?!"

— А если оно не будет воевать, то станет не самым лучшим дворянством, и фронтовики, даже дворяне невысокого ранга и люди третьего сословия, обойдут нас в общественном мнении, — резонно указал я, с интересом думая, как далеко она зайдет.

— Подумаешь, общественное мнение! — холодно сказала Сона. Видно было, что ей нетрудно идти против мнения окружающих.

— Воевать — наш долг перед королевством, — спокойно сказал я, прекращая дискуссию. И, решив кинуть ей успокоительную конфетку, добавил:

— Впрочем, я за себя не опасаюсь. Я поеду на фронт не просто так. У нас по соседству живет исключительно сильная семья чародеев, и они уже изготовили для меня боевые амулеты. Мы проверяли их, надевая на старинные доспехи и стреляя из ружей, из луков зачарованными стрелами, и даже из пушки: отбивает все в сторону начисто. По их словам, даже залп батареи мне будет безопасен.

— Чародеи... Эльфы? — с интересом спросила неопытная, судя по всему, в магии Сона.

— Нет, другие существа... посильнее. Лучше не спрашивайте, прошу вас — просто поверьте мне, что очень сильные маги. И неизвестные у нас в стране — о них знаем только мы и архимаги.

Тут я покривил душой — уж о ком, а о драконах, страшных огнедышащих существах из сказки, знал из легенд любой житель Таронии, хотя они не появлялись внутри страны уже лет сто.

— И они хоть похожи на людей, ваши чародеи? — скептически спросила Сона, кожей чувствовавшая подвох.

— Слово дворянина — почти как мы, — честно сказал я, подумав, что от людей Альту отличают только желто-зеленые глаза с вертикальным зрачком... конечно, когда она не раскрывает свои огромные крылья глубокого черного цвета и не выкладывает передо мной, чтобы я уселся, свой золотой хвост.

— У нас на границе всякие живут, — продолжил я, уводя разговор в сторону. — И дриады, и грифоны, и гномы... Орков только нет, степи от нас далеко, а торговать они с нами ещё не торгуют. Папа, правда, говорит, что их представители должны скоро появиться — смотреть корабельный лес. Флот, говорят, хотят строить на море у своих берегов, торговать. Я спросил — а что же так далеко едут? Тут выяснилось, что соседи им хороший лес продавать не хотят — боятся, что они начнут строить боевые галеры.

— А вы продадите? — спросила Сона, поняв, что от меня толку с амулетами не добиться, все равно не скажу.

— Папа хочет потолковать с канцлером, спросить разрешения, — пояснил я. — Если королевству будет выгодно политически, продадим, и доставим через эльфийские территории. Там есть дороги в степь.

— Как, у эльфов в чащобе есть дороги? — наивно спросила девушка, знавшая о Великом лесе, похоже, только из легенд.

— Ещё какие, — заверил я, — и торговые, и военные.

— Ну и ну, — протянула Сона. — Вот так живешь и не знаешь ничего о соседях.

— А я ездил, как сосед, по их лесу, вот и узнал многое о них, — пояснил я. — По совету Ветки, объяснил свое удивительное путешествие тем, что пишу стихи о Великом Лесе и рисую его красоты. Эльфы немедленно воодушевились и разрешили мою поездку. Все-таки поэзия и музыка — их слабое место. Да и семья Ветки за меня поручилась — её матушка заявила, что провела со мной ночь, якобы магически прощупала, и ничего против эльфов в моей душе не нашла.

— В самом деле прощупала, или наплела? — с интересом спросила Сона.

— А кто её знает, — усмехнулся я. — Думаю, что прощупала. Их Великую Владычицу не обманешь, это одна из сильнейших магов нашего мира. Но Великая тоже к нашей семье хорошо относится, все-таки давние друзья, соседи. И потом — причина хорошая — поэзия, искусство, восторженный молодой человек, восхищающийся эльфами, знающий эльфийские диалекты.

— Да, романтично, — с одобрением сказала Сона. — Отлично придумано, — деловито добавила она, и я сразу подумал, что ей, похоже пришлось со своими родными научиться умело врать. — Но, значит, вы и язык их знаете? Послушайте, вы и Гирон — единственные кадеты... корнеты... Слушайте, а почему вы не кадеты, как все остальные?

— Пятьдесят лет назад дед нашего короля учился у нас, и когда ему надоело, что его гоняют как кадета, он запомнил это, и после коронации издал удивительный указ: последний год учебы в столичных военных училищах кадеты числятся корнетами, чтобы чувствовать разницу между студентом и офицером, — пояснил я. — Лично я рад этому — ведь уже офицер!

— Ага, — сказала Сона. — Так вот, вы только корнеты, из тех, кого я знаю, кто имеет отношение к литературе и искусству. Остальные — попросту дубины.

— Это звучит слишком снобистски, — поморщился я. — Просто мы с Гироном в армии временно, до конца войны, и когда отвоюем, то займемся своими делами, а остальные будут делать карьеру в строю. У нас разные цели.

Мы болтали допоздна, и, наконец, поздно ночью Гирон и Алора стукнули нам в дверь. Я поцеловал Сону и выскочил в коридор. "Сейчас Галлер будет обходить корпус" — шепнула Алора, "Скорей в сад". Мы вернулись в комнату Алоры и привычно вылезли в окно — сначала Гирон, затем я (осторожно похлопав при этом Алору пониже спины, безо всякого протеста с её стороны). Гирон нежно поцеловал Алору, и она закрыла окно и заперла изнутри на ночь.

Мы бодро двинулись в направлении конюшни, но далеко не ушли. "Стой, кто идет!" — раздалось из чудесно пахнувших кустов жимолости, и на нас вывалился патруль гвардейцев, засевший там, как потом выяснилось, по просьбе статс-дамы.

— Ты был прав, с Галлер я перестарался, — юмористически сказал я Гирону, поднимая руки. Ревнивая командирша фрейлин после быстрого, но горячего знакомства со мной в постели решила перекрыть нам с Гироном всякое общение со своими девушками. Сегодня определенно был день неудач!

Мы под конвоем двинулись в кордегардию. Там нас уже ждали двое товарищей по несчастью — ухажеров из Королевского пехотного училища, один морской лейтенант, арестованный полуголым прямо в чьей-то комнате, и знакомые гвардейские офицеры, сменявшиеся с караула. "Ну уж нет, мы не ударим лицом в грязь!" — сказал я себе, и попросил послать гвардейца в конюшню за Горманом. Когда тот прибыл с невозмутимым видом, я приказал ему съездить в близлежащий ресторан "Дворянская радость" за арасским шипучим вином.

Моих денег у Гормана в кошеле хватило бутылок на сорок (Гирон в припадке галантности оставил все деньги из карманов Алоре на девичий праздник для фрейлин). Мы с Гироном, пехотинцы и моряк напились вдрызг, напоили четверых сменившихся гвардейских офицеров, и уж в этом нам никто не смог помешать.

Проснулись мы на дворцовой гауптвахте, куда нас по-товарищески перенесли гвардейцы. Караульный офицер немедленно сообщил, что он уже послал с нарочным письмо в Училище, так что мы могли не беспокоиться об отсутствии на утреннем разводе. Кроме того, он приватно шепнул, что утром к нам уже прибегали обеспокоенные Алора с Соной, которым Галлер похвасталась своим успехом, но мы напились так, что нас пушкой бы не разбудили, и добавил, что девушки — "первый класс, даже среди фрейлин". Также он по-товарищески посочувствовал мне, поскольку хорошо знал Галлер по долгу службы, и сказал, что за один трах она будет портить мне жизнь целый год.

— Рассолу! — сказал бледный Гирон, обеспокоенный совсем другим.

— Ещё арасского! — поддержал его не менее бледный я. Но предстоящие два дня нам было суждено провести без горячительного — на гауптвахте. Предстояло также своеобычное объяснение с начальником Училища.

— Лучше бы рисовал Лану, — голова бы не болела, — вздохнул я, подводя итоги дня отдыха.

ЛЕГКАЯ КАВАЛЕРИЯ

В тот памятный день отряд заночевал на поляне у опушки хвойного леса, у деревьев. Место ночевки я выбрал по наитию, там, где дорог и тропинок вглубь леса не было видно. Мы не ели горячей пищи целый день, и люди сильно устали. Я планировал продвинуться ещё стадий на десять, но, дойдя до речки, обозначенной на карте, вдруг почему-то решил: 'Здесь!', оглядев небольшую поляну и глухую опушку без просветов с обоих сторон русла.

До заката было ещё время. Я приказал поставить палатки, чтобы люди ночью согрелись и отдохнули. Солдаты разгрузили вьючных лошадей, затем набрали воды и начали готовить еду на кострах. Коней напоили и дали зерно из мешков.

Место казалось безопасным. Хотя... напоенные лошади немного беспокоились — возможно, волки бродили поблизости.

На биваке привычно пахло конским и людским потом, дымом, горячей пшенной кашей. Я приказал готовить грог для замерзших на марше бойцов — запахло горячей водкой. Глотнув горячительного, люди ободрились и начали весело разговаривать, греясь у костров и ожидая еду.

Как и все, уже дней десять я не снимал сапог. Я сидел на перевернутом ведре у костра, проверяя отметки на трофейной карте, и сравнивая со своей. Наша карта была все же хуже — меньше подробностей.

Закончив с картой, я стянул сапоги, сбросил вонючие шерстяные портянки и намотал свежие. Обувшись, поручил вахмистру Наргону проверить караулы и пока что прилег на одеяло, брошенное на нарубленные ветки, пахнущие хвоей. Было приятно расслабить усталую спину и ноги.

Закат ещё не начался. Казалось, нас ожидает простая ночевка. Но я чувствовал, что тут что-то не так, что это место непростое, и не понимал, почему мне вздумалось выбрать это место. Даже в деревьях вокруг казалась какая-то несообразность. Мои солдаты, набранные в городах и прибрежных селах, не понимали этого — они слишком боялись окружающей нас чащи, но для меня, уроженца чудовищных горных лесов графства Альбер, местный лес казался чуть ли не пригородной рощей, и я остро чувствовал нечто странное вокруг. На всякий случай я вопросил деревья, как когда-то научился у дриад, и почти спящий зимой дух леса ответил мне, что да, рядом есть другие люди, но не сказал где.

Я уже собрался было послать пять солдат во главе с вахмистром вокруг стоянки — проверить опушку, но в это время не стоявший в карауле рядовой Толбот, умный и исполнительный солдат, подошел и потихоньку сказал:

— Господин лейтенант, я сейчас собирал хворост с правой стороны опушки. Там что-то не так.

— Что там? — спросил я. На войне быстро учишься верить чутью своих людей.

— Вы только не глядите туда... Я чувствую, оттуда кто-то смотрит. Плохо смотрит, со злобой.

Мне сразу стало легче — не один я чувствовал неладное. Хмыкнув, я опять сел на перевернутое ведро и полез в офицерскую сумку за обычным амулетом для поиска нечисти. Приложив его к виску, обвел опушку глазами. Никаких темных тварей поблизости не было. Тогда я достал редкую для рядового офицера вещь — семейный амулет иллюзий, похожий на круглое стеклышко, и посмотрел сквозь него. Обычных мороков тоже не было, но какая-то рябь замечалась, что-то там происходило. Если это была иллюзия, то высшего порядка. Это пугало — засада врага под таким прикрытием могла уничтожить нас в два счета в подходящий момент.

Я задумался. В принципе, морок такой силы — вещь очень редкая на войне. В армии их некому ставить — там нет архимагов. Действительно сильные маги живут в столицах, в Магических Коллегиях. А амулеты такого уровня очень дороги, армейским магам не по зубам.

Высшие иллюзии не засекались моим амулетом, но я мог сделать кое-что другое. Во время обучения наш домашний маг утверждал, что я обладаю повышенной чувствительностью к чужой магии и при хорошей настройке могу видеть сквозь иллюзии любого порядка. Кирмон и Альта говорили то же самое. Я опять сел на перевернутое ведро и закрыл глаза. Осторожно, как учил отцовский маг, вывел из сознания все лишние мысли и оглянулся вокруг внутренним зрением. Я чувствовал солдат у костров. Да, кто-то был на опушке с правой стороны. Он казался белесым пятном человеческой формы, маячившим за сидевшими бойцами. Чужака не было отчетливо видно — амулет был очень сильный, высшего класса. Вокруг фигуры все расплывалось — там было что-то ещё. . 'Демон задери', подумал я, — 'это может быть маг врага. Надо неожиданно подколоть его'.

  — Незаметно дай малый арбалет, — тихо сказал я Толботу. Тот, бывалый солдат, сделал вид, что я попросил у него что-то из палатки, зашел туда, и там сразу заскрипел рычаг взвода тетивы. Затем Толбот вышел с запасной попоной в руке. Под попоной он незаметно передал взведенный ручной арбалет с посеребренным болтом — привычное оружие против ночной нечисти.

Сидя на ведре, я повернул голову и прикинул дальность. Выходило шагов сорок. Я поточнее взял направление и прошипел:

— Убери Хугу.

Хозяйственный Хуга уже двигался между мной и пятном — подбирал хворост для огня. Толбот подозвал его, и я шепнул:

— Незаметно приготовь пистолеты.

Сметливый солдат сразу все понял, расстегнул поясные кобуры и без шума взвел курки. Я кивнул Толботу, и тот хлопнул Хугу по плечу и громко пошутил. Хуга весело поддержал его. Под прикрытием спин солдат я, потягиваясь, встал с ведра, снимая попону с арбалета. Затем быстро повернулся и выстрелил из арбалета в направлении опушки.

Раздался громкий крик — кто-то раненый верещал, как заяц. На глазах у моих кавалеристов отлично созданная иллюзия начала рушиться. Странные колебания прошли по деревьям перед нами, как будто они медленно растворялись в воздухе. За их стволами безо всякого шума завертелось мельтешенье разных цветов, как у фокусника на ярмарке. Солдаты замерли от удивления — их можно было бы всех спокойно перестрелять в это время.

Я поспешно вытащил пистолет, заряженный не пулей, а крупной картечью для ближнего боя, и выстрелил в направлении звука. Крик замолк, что-то громко треснуло, затем бухнуло. Небольшие клубы дыма взлетели из-под исчезающих деревьев — очевидно, я попал в амулет. Колеблющиеся стволы вдруг исчезли без следа — иллюзия исчезла. Все, даже я, охнули от удивления.

Вместо непроходимого леса мы увидели протоптанную в снегу меж деревьев тропинку. Она упиралась в крыльцо большого деревянного сруба, какой ставят местные лесовики. На крыльце лежал кто-то, одетый по лесному, в грубые штаны и зеленый кафтан. Грудь его была разворочена взрывом, так что кровь стекала на крыльцо. Дверь сруба была закрыта, и неизвестно, кто скрывался от нас за нею.

— Вперед, стреляй во всех! — привычно скомандовал я, сгоряча даже не подумав, что неизвестно, кто таится в доме — враг или союзник. Удивленные солдаты сразу опомнились. Побросав вещи, они вскочили и бросились с оружием в руках к строению. Сбросив пинком раненого с крыльца, Хуга ухватился за дверь, распахнул, и солдаты начали стрелять внутрь. Крики боли раздались из сруба. Кто-то в черном балахоне выскочил навстречу с саблей в руках, но не успел даже поднять оружия, как его пристрелили в упор.

Солдаты не остановились, пока не разрядили все заряды в проем двери. Пальба закончилась быстро, и никто даже не был ранен. Это было странно — похоже, военных не было внутри. 'Неужели мы штатских перебили?' — с неприятным чувством подумал я. Если внутри были беженцы — это могло потянуть на воинское преступление. Впрочем, у беженцев обычно не было амулетов высшего качества.

Перезарядив оружие, мы вошли внутрь. Дом был срублен без окон, но внутри освещен амулетами. Чистый деревянный пол был залит кровью, слышались стоны раненых. В первой комнате, гостиной, лежало четверо, во второй — спальной — трое, все в черных балахонах. Ни у кого из них не было оружия, кроме кинжалов. Хорошо, что не было детей и женщин — подумал я. В сущности, мы стреляли, даже не зная в кого. Так все время случается на войне.

Солдаты заглядывали под лежанки и с энтузиазмом ворошили вещи убитых. На полу уже валялись теплая одежда, посуда, сьестные припасы. Четверо во главе с Наргоном вошли в третью комнату, и замерли на пороге. 'Господин граф!' — испуганно крикнул Наргон. Я с пистолетом в руке осторожно заглянул в комнату и застыл от удивления. Такое я раньше видел только на картинах из времен религиозных войн.

На стене, на железной решетке, над магической печкой висел высокий черноволосый человек, и с интересом смотрел на нас.

Человек не выглядел избитым, истощенным или запуганным. Он был совершенно гол и намертво прикручен к прутьям металлическими цепями. В рот был засажен кляп из разлохмаченной кожи, обернутый тряпками. На левой руке кожа была надрезана, но кровь почему-то не текла. Перед человеком на полу лежало несколько расплющенных пуль. Цепи слабо светились, от них несло магией.

— Всё обыскать, живых скрутить, с пленного снять цепи, — скомандовал я, придя в себя. — Дайте ему одежду.

Солдаты пришли в себя и двинулись к стене с пленником. Я разрядил боевым амулетом зачарованные цепи и выдернул необыкновенно туго засаженный кляп. Пленный закашлялся на минуту и сполз, при поддержке солдат, с решетки. Затем он хрипло сказал:

— Здравствуй, Сергер.

Солдаты ошеломленно уставились на него. Я ответил:

— Здравствуйте, лорд Кирмон. Рад вас видеть живым. Как вы сюда попали?

Кирмон, старый друг моего отца, с грохотом и лязгом спихнул с себя размотанные цепи и сел на пол.

— По ошибке, — мрачно сказал он. — Неправильно выбрал дорогу и попал в засаду.

— Ясно, — сказал я. — А это кто?

Мне ничего не было ясно. Такие, как Кирмон, никогда не попадали в засаду. И вообще, как-то странно видеть висящим голым на стене в деревенском срубе, в самой глубине имперских лесов , посреди войны — того, кто не так давно сидел в камзоле модного покроя за праздничным столом в твоем доме, в другой стране, за тридевять земель от этой глухомани.

Я посмотрел на лежащих мертвецов повнимательней и удивился. На них не было ни волосинки, даже брови были сбриты. У одного из-под окровавленного балахона виднелась безволосая грудь. Я, кажется, что-то слышал о таких людях.

— Жрецы Храма Черного Облака, — сказал Кирмон. — Они собирались принести меня в ритуальную жертву. Для получения силы. У них, правда, ничего не вышло, но старались долго.

Я кое-что слышал об этой секте от мага нашего дома.

— Отставить обыск — всех добить! — приказал я. — Они опасны. Поосторожнее там, схватят за ногу — умрете!

Я не шутил. Было известно, что адепты этого храма владеют смертельной магией. В тесном помещении опять захлопали выстрелы: бойцы хладнокровно достреливали лежащих жрецов — живых и мертвых.

— Вам надо одеться, — заметил я, развеивая рукой пороховой дым. — Холодно.

— Холодно не для меня, но вы правы, — ответил Кирмон. Как только с него сняли зачарованные цепи, с каждым мгновением он становился все бодрее и бодрее. — Сейчас лучше одеться. Мою одежду сожгли, опасаясь вшитых амулетов.

Я сделал знак. Толбот быстро выскочил за дверь и вернулся со старой одеждой. Подавая ее Кирмону, он был бледен: что-то чувствовал.

— А где сам храм? — спросил я. — Эта дыра больше похожа на часовню.

— Храм довольно далеко отсюда, — уклончиво ответил Кирмон. — Теперь я знаю — где.

Я с интересом спросил:

— Вы за ним охотились?

— И это тоже, — вздохнул щеголь Кирмон, надевая принесенные чиненые штаны и старый камзол. — Кстати, сапоги мне не нужны, благодарю вас.

— Ясно, — сказал я.— Что мы можем для вас сделать?

— Подождать здесь со мной часа три, — ответил Кирмон. — Придется вызвать сына или дочь. Я так измучен, что не могу удалиться.

— Хорошо, — сказал я. — Вообще-то у нас здесь ночевка. Вы можете остаться хоть до утра.

Кирмон, с моей и Наргона помощью, еле встал с пола.

— Сейчас будете звать? — с сомнением спросил я.

— Да, пока есть силы, — сказал Кирмон.

Мы прошли по комнатам, тщательно обходя подмерзающие лужи крови, и вышли из сруба. Солдаты уже обыскали тела и свалили вместе в одну из комнат. Наргон, хмурясь, собирал найденное при убитых жрецах в мешок для проверки.

— Господин лейтенант, разрешите сказать: не надо бы в этой избе ночевать, — обратился он ко мне. — Непонятное место: не хутор — амбаров, мест для скота и лошадей нет. И вещи опасные, по всему видно.

— Ни в коем случае! — ответил я. — Ничего не брать — ни еды, ни вещей. Все здесь проклято. У кого хоть монетку найду — сгною! Всё придется сжечь.

У солдат появилось кислое выражение лица, но Наргон, когда-то в молодости сталкивавшийся, судя по его рассказам, с колдунами, согласно кивал. Тут Кирмон предостерегающе посмотрел на меня и ухватился за крылечный столб.

— Лошадей держать! — скомандовал я, и кивнул Кирмону. Стоявшие снаружи кавалеристы взяли коней за поводы и с интересом уставились на нас. Кирмон открыл рот, и низкий рев полился в воздух.

Все побледнели. Невозможно было и думать, что человек может издавать такой звук. Кони забились, и солдаты старались их удержать их. Рев лился и лился — жуткий голос огромного, древнего создания. Наконец он ослабел, стал выше тоном и тише, и истаял в высоте.

— Всё, — устало сказал Кирмон. — До темноты кто-нибудь прибудет на помощь. Может быть, даже раньше.

Лошади постепенно успокоились. Солдаты со страхом смотрели на Кирмона. Впрочем, тут любой бы испугался.

Ближе к вечеру мы сидели у костра и ужинали. Еще не было темно — закат только начинался. Солдаты сидели вокруг огня, допивая кружки с вечерним грогом и поглощая горячую пшенную кашу с жиром и сушеным мясом. Они старались не смотреть на Кирмона. Мы не обращали на это внимания — было о чем поговорить.

— Не могу понять, Кирмон, — сказал я, — а как это мы остановились прямо около этой часовни? Ведь вокруг огромный лес, сколько угодно места. Очень странно.

— Ничуть, — ответил Кирмон, отложив в сторону котелок. Он еле сидел от усталости, но не хотел лечь, разговаривая с собеседником. — Это место особенное, место силы, и ты, после обучения у эльфов и дриад, это чувствовал. Кроме того, я бросил неслышный Зов по всему спектру, хоть и был изолирован амулетами. Ты услышал меня, но не понял, и просто решил остановиться рядом с призывом.

— Что значит 'изолирован'? — с удивлением спросил я. — И что такое 'по всему спектру'?

— 'Изолирован' значит, что амулеты понизили мою способность к магической связи, — объяснил Кирмон. — Я как бы кричал, но очень тихо, обращаясь к всем, кого знаю. А по всему спектру значит — по всем направлениям.

Я очень удивился.

— Неужели и я могу принять Зов? Ведь я не дракон.

— Зато ты сын моего друга, и знаешь меня всю жизнь, — улыбнулся Кирмон. — А значит, и я знаю тебя всю твою жизнь. Я послал Зов всем знакомым. Ты услышал его.

Поразмыслив, я задал еще вопрос.

— А почему, не поняв вашего Зова, я все-таки решил остановиться на ночлег?

— Думаю, что так решило твое подсознание. Оно поняло призыв лучше, чем сознание.

И, предупредив следующий вопрос, он добавил:

— Подсознание — это ты сам, когда не думаешь, а действуешь по наитию, по своим чувствам, по интуиции. Оно работает, когда ты не можешь принять трудное решение, и даже стараешься не думать о нем. Это твоё внутреннее, никогда не спящее 'я', желающее, чтобы ты выжил.

Я не очень понял его слова. Домашнего и офицерского образования явно не хватало, чтобы дискутировать с премудрыми драконами. 'Так не пойдет' — сказал я себе.

— Вы знаете, Кирмон,каждый раз, когда беседую с вами, понимаю, что я — редкая дубина, и что мне надо учиться.

— Конечно, надо, — живо отозвался Кирмон. — С твоими способностями, памятью, живостью ума, широкими интересами ты должен поступить в Магическую Школу. После войны, конечно. Плюнь на политику. К чему растрачивать таланты на придворные интриги? А в военной школе учат только воевать. Что ты делал два года в Кавалерийской Школе? Учился рубиться, командовать взводом или там эскадроном, и спал с фрейлинами. Конечно, это время не вполне растрачено попусту, но можно было сделать много больше. После войны советую бросать мечты о маршальстве и идти учиться магии и наукам. Ты можешь это сделать, и уже хочешь.

— Вы думаете, у меня есть способности к магии? — с замиранием сердца спросил я. Стать магом было моей детской мечтой.

Кирмон внимательно посмотрел на меня и медленно ответил:

— Я уже давно сказал твоему отцу, что ты способен стать даже архимагом. Не забывай, я дракон и вижу многое. Если бы не наступавшая война и не семейные воинские традиции, отец уже послал бы тебя учиться магии... с твоего согласия, конечно.

Я удивленно смотрел на него. Так я могу, по способностям, стать даже магом высшего уровня? Так сказал дракон, а драконы, как знает весь свет, в магических делах зря слов не бросают.

Солдаты с интересом подслушивали нас. Но тут разговор об учебе внезапно закончился. Огромная черная тень появилась на краю неба, вынырнув из-за облака. Солдаты сразу повскакали, бросая котелки и хватая оружие.

— Спокойно, это свои! — скомандовал я, зная, кто это. Тень между тем развернулась и поплыла к нам. Солдаты открыли рты, задрав головы. Ветер пронесся над поляной. Огромный темно-золотистый дракон пролетел низко над нами, взметая снег огромными темными крыльями. Мы задрали головы, разглядывая сияющее золотом бронированное брюхо и лапы с ужасными когтями.

Дракон развернулся в воздухе и мягко сел у опушки, подальше от привязи. Лошади заржали и заволновались. Солдаты замерли, растерянно глядя то на меня, то на гостя. Что-то невозможное появилось в нашей военной жизни, чего никогда ещё не было: прилетел дракон — редчайшее, сказочное существо, способное сжигать города и целые армии.

— Спокойно! — повторил я. Дракон, казалось, понял, что лучше не пугать людей. Он встряхнул темными крыльями, сложил их и втянул шею. Его тело закрылось облаком свистящего пара, и вдруг резко уменьшилось. Когда пар развеялся, на месте дракона стояла обнаженная девушка.

Я задумчиво разглядывал скуластое лицо с прямым носом, широкие плечи, крепкую талию, небольшие груди и сильные ноги. Девушка спокойно сняла с шеи сумку из неизвестного материала и вытащила длинное черное платье. Не торопясь, она развернула и надела его. Затем поправила рукой свои темные волосы и спокойно пошла к нам. Снег шипел под босыми ногами, тая и испаряясь. Огни костров и алый свет заката на снегу делали девушку похожей на красную демонессу в черном наряде. Солдаты затаили дыхание — думаю, от страха. Она прошла мимо них, не обращая внимания.

— Как ты, папа? — подойдя, спросила девушка Кирмона на нашем языке своим музыкальным голосом, что показался мне ангельским.

— Я в порядке, только сильно истощен, — спокойно сказал Кирмон. — Граф спас меня.

Девушка заглянула ему в лицо. Затем взяла за руку и утвердительно кивнула. Затем она внимательно оглядела бойцов темно-зелеными глазами с вертикальным зрачком, так, как будто распознавала нечисть. Озадаченные взглядом дракона солдаты замялись, начали оглядываться на меня, но не дрогнули. Затем девушка повернулась ко мне.

— Я очень благодарна вам, господин офицер... Ой, да это ты, Сергер! Как я по тебе скучала!

Ее глаза сразу стали нежными.

Не обращая внимания на онемевших кавалеристов, я взял девушку за руку и нежно сказал:

— Здравствуй, Альта!

И она покраснела и обняла меня горячими руками, прижавшись щекой к пуговицам мундира.

— Откуда ты сейчас? — ласково спросил я. Казалось, что мы не виделись уже вечность.

— Я сидела в Дымящих Горах, это тысяча стадий отсюда. Наблюдала горящие пласты сланца — довольно красиво. Огонь там уже лет двести тлеет. Учитель дал задание — придумать, как потушить пожар. И вдруг я слышу папин зов. Ой подожди, не смотри на меня — я вся растрепанная!

Драконесса поправила волосы и собрала в длинный хвост, как я любил. Завязав прическу красивым серебряным шнурком, она взяла меня за руку. У солдат глаза полезли на лоб от удивления.

Прихорошившись, Альта повернулась и посмотрела на кавалеристов. Они опять замялись.

— А это твои люди? — с интересом спросила она. — На прошлой луне я была у вас в замке и читала письма с фронта. Ты писал, что имеешь лучший взвод во всей армии. Действительно, они выглядят героями. Теперь о них даже в Стране Драконов знают. А где твой вахмистр Наргон?

Солдаты неуверенно заулыбались. Смущенный Наргон, тем не менее, решительно подошел к нам и откозырял.

— А граф писал, что вы — самый надежный вахмистр во всей армии, — бесхитростно выдала меня Альта.

— Благодарю за честь! — решительно ответил польщенный Наргон. Солдаты зашевелились, приходя в себя, и начали переглядываться. Они почувствовали, что в Альте нет ничего угрожающего.

— Ребята, это моя подруга детства леди Альта. Она дракон, но у неё доброе сердце, так что не беспокойтесь, — скрывая улыбку, с серьезным видом объявил я. Солдаты вразнобой поклонились, приветствуя Альту, и занялись своими делами, исподтишка поглядывая на вежливую драконессу. Альта опять подошла к Кирмону — "папочка, дай мне твою руку" — и начала его осматривать.

Кирмон все еще плохо чувствовал себя, и я оставил драконов на ночь. Обоих устроили в моей палатке.

Перед сном я попросил Альту о небольшой услуге. Мне не хотелось оставаться на ночлег рядом с проклятой богами часовней и телами чернохрамовников. "Конечно!" — сказала она, и, сопровождаемые любопытными солдатами, мы подошли к часовне. Тела жрецов уже были сложены на пороге.

— Тут, главное, не зажечь лес, — сказала Альта, оценив положение.

Солдаты явно надеялись, что девушка разденется и превратится в дракона, но Альта не стала утруждать себя. Стоя босиком на утоптанном снегу, она открыла рот и дохнула огнем так быстро и сильно, что деревянная часовня и тела моментально превратились в пепел. Пламя заревело, снег вокруг зашипел, испаряясь. Солдаты отбежали назад от жара. Словом, процедура очищения произвела на отряд сильное впечатление.

После огненного факела мы задержались, рассматривая расплавленную землю. Вполголоса Альта спросила: — Что было с папой?

Я коротко рассказал, и спросил в свою очередь:

— А как это его смогли схватить? Он не хочет говорить.

— Значит, ему приготовили засаду и уложили без памяти специальным амулетом, — объяснила Альта. — Иначе он сжег бы пол-леса.

— Разве такие амулеты есть? — поразился я.

— Есть, — передернув плечами, сказала Альта. — Он в мешке с твоей добычей, я его чувствую. Потом расскажу, что это такое. А пока: спасибо за спасение папы. Он был обречен здесь. Я так благодарна тебе!

Я почувствовал себя польщенным. Ведь мне удалось нечто необыкновенное — спасти дракона, да ещё какого — нашего старого друга, от смертельной опасности. Благодарные глаза Альты сделали меня счастливым.

После ужина мы уложили измученного Кирмона спать и долго еще сидели у костра, болтая о всякой чепухе. Альта явно хотела отвлечь меня от неприятных мыслей, и рассказывала о своих подругах-драконочках. Собственно, из взвода только я по настоящему наслаждался вечером у костра. Солдаты молчали, с громадным интересом слушая байки о жизни в сказочной Стране Драконов. Ведь можно прожить сто лет — и не то, чтобы услышать — даже не увидеть дракона. Любопытство преодолевало даже традиционный страх перед двумя драконами, которым мало ли что придет в голову, и которым, говорят, ничего не стоит проглотить взвод вместе с лошадями.

— И вот Санерис подговорила меня в прошлую луну покрасить когти золотым лаком, почти в цвет шкуры, — рассказывала Альта, посмеиваясь, о своем эпическом походе в салон к дракону по прозвищу Мастер Красоты, — видишь, они даже в человеческой форме золотые...

И она вытянула свои сильные ноги к костру. Действительно, ногти на ногах хорошо смотрелись. Солдаты, однако, побаивались даже смотреть на них.

— ... а сама Санерис выбрала белые в красную полоску. И теперь, когда она садится после полета, все спрашивают: ты что, опять кого-то растерзала? А Великий Дракон знает? И она нервничает. Эта та Санерис, которая к тебе приставала на последнем балу у вас в поместье — граф, пойдемте со мной в сад, одной страшно, а мы умирали от смеха: как же, дракону страшно в саду! А ты сказал, что в саду одному не страшно, а с ней страшно, уж больно она красивая. Она так и не нашлась что ответить, но ты очень понравился. Иногда Санерис о тебе спрашивает. Так что, если захочешь соблазнить драконочку, успех обеспечен.

— Ну, конечно, — шутливо заметил я, — а потом её папаша прилетит к моему и пригласит на суд к Великому Дракону. Гостей-драконов я принимаю, но с судом драконов сталкиваться не хочу. По слухам, ваш король за каждый чих требует десять бочек золота. И о чем я с Санерис буду разговаривать? Она же будущая магесса, а я простой военный. И когда мы с ней летали сильно поддавшие, она меня три раза роняла спьяну. Ты же сама меня ловила в воздухе.

Глаза у солдат стали совсем круглыми. Их командир, лейтенант граф Альбер, летал с драконами?

Чуть более серьезно я добавил:

— И я боюсь, ты будешь ревновать к этой дурочке.

— Пока не буду, — дружески ответила Альта, — я ещё несовершеннолетняя. Вот года через три...

Она перевела дух от хихиканья, и тут же успокоила меня:

— Конечно, она могла бы украсть тебя на луну или две, и держать в своей пещере для любовников — говорят, унее есть такая. Ты ей ведь не за разговоры понравился. Но тогда мои папа с мамой ей хвост оторвали бы за насилие над друзьями. А я бы все глаза выцарапала. К тому же, ты воюешь сейчас, не до любовных историй, это даже дурочка Санерис понимает. Не волнуйся, она сейчас положила глаз на моего брата Кирдана, только о нем и думает. Вот только после пары свиданий, когда она разнесла ледник на нашей земле, он почему-то срочно записался на королевскую службу и летает с поручениями по всему континенту, от нее подальше.

— Разнесла ледник? — удивился я. — Зачем?

— От страсти, — захихикала Альта. — Твой папа рассказывал моему, как ты, ещё корнетом, от страсти к какой-то сироте-рыбачке чуть не разнес рыбачий поселок у столичной гавани. Это правда?

— Не совсем, — признался я. — Там старшины мешали нам встречаться. Они хотели её выдать замуж насильно. Сироте в наследство остались хорошая лодка и дом, и кто-то положил глаз на это хозяйство. Я вступился за неё, и меня невежливо послали, не зная, что имеют дело с дворянином. Настаивал — так меня пообещали избить, или прирезать. Тут я сильно разозлился, и, вместо того, чтобы обратиться в гильдию рыбаков и загнать всех в суд, чуть не запалил их квартал с четырех концов. В конце концов, граф я или не граф?

Я усмехнулся, вспомнив эту романтическую историю, растерянных старшин поселка и толпу разозленных молодых рыбаков с ножами в руках.

— Хорошо, главному портовому представителю гильдии рыбаков кто-то успел сообщить, и он срочно прискакал с полицией и нас развел. Старшинам здорово попало за незаконную ссору с дворянином, а мне вежливо намекнули, что зря не забрал девчонку подальше от дураков ухажеров. Эта история прекратила наш роман, и я поскорее выдал девушку замуж за одного молодого рыбака, её старого поклонника. Дом она продала — и переехала к нему, в другую рыбацкую деревню, за город. А на свой поселок она в гильдейский суд подала Они там еле-еле с ней сговорились.

— И он взял её после тебя? — с интересом спросила романтическая Альта. — А девственность?

— А ничего у нас с ней не было, и все это знали, — вздохнул я. — Она была девушкой очень разумной, и отказала мне во всем. А тут и молодые рыбаки устроили скандал, и так далее. Можно сказать, здесь кавалерия проиграла. Редкий случай для столицы.

— Понятно, — голосом учителя сказала Альта. — Типичное столкновение дворянства с ремесленниками, как в учебнике. Гильдии растут во влиянии.

— Ну-ну, посмотрим, как они вырастут, мешая ухаживать за девушками, — усмехнулся я, не придавая её странному замечанию значения. — И вообще, рыбаки — это не ремесленники.

— Ты прав, — признала Альта. — И ты тогда перекинулся на циркачку? — продолжала она дружеский допрос.

— Нет, циркачка была до этого, — вздохнул я. — Впрочем, здесь, на войне, даже странно думать, сколько в мирное время было сделано ненужных глупостей. Чего только не творят легкомысленные корнеты легкой кавалерии!

Помолчав, Альта решила перевести разговор на брата:

— Недавно Кирмон летал в Южный Океан в охране дипломатической миссии. Прошел слух, что на юге у левиафанов появился новый вождь, и наши решили с ним познакомиться. Вождь оказался малость сумасшедшим. Когда посол прилетел к нему и предложил дружбу и сотрудничество — левиафан наотрез отказался. Наши пожали крыльями и собрались улетать, а он решил, что это от слабости, и обругал дипломата. Очевидно, соль морская в голову ударила.

У меня полезли глаза на лоб.

— Оскорбить дипломата? Это же скандал! Такого даже орки не делают!

— Я же говорю, что он был малость не в себе, — весело сказала Альта. — Обругать Высокого Посла Драконов в присутствии своего народа и драконов охраны! Наши сразу дали ему огнем впятером так, что только горелые щупальца полетели. Остальное акулы доделали. А другие левиафаны начали радоваться. Новый король, оказывается, действительно был сумасшедшим. Потом Кирдан сказал, что летел в надежде набраться опыта дипломатии, присутствовать при исторических переговорах. А такую дипломатию, как там, — он говорит — я и сам могу делать, не в первый раз.

— Да-а, — протянул я. — Ваших лучше не оскорблять — драконы шутить не любят.

Альта согласно хмыкнула.

Солдаты делали вид, что не слушают, но их выдавали круглые от удивления глаза. Мне такие байки были не впервой, и я с интересом внимал нежному голосу Альты. Было очень приятно сидеть с ней у жаркого костра и обсуждать драконьи истории.

Ночью я связался с полковником по амулету, и получил приказ содействовать драконам во всем. Официально они держали нейтралитет и не вмешивались в войны, но их король, Великий Дракон, был в неплохих отношениях с нашим королевством.

Перед сном, в палатке с Кирмоном, Альта вдруг прижала палец к моим губам. Я с интересом взглянул на неё, а она вытащила из сумки какой-то овальный камешек в медной оправе и на толстой серебряной цепочке, и повесила на мою шею. Затем её острый ноготь царапнул мне средний палец. Камешек принял на себя каплю моей крови, и сразу потеплел.

"Это дополнительно защитит от любого оружия" — шепнула Альта. "И ещё, я смогу найти тебя, если будешь ранен"

— Я всё вижу, — сквозь сон сказал Кирмон и перевернулся на другой бок. Альта хихикнула и, как бы случайно, коснулась горячими губами моей щеки. Я ответил таким же поцелуем в щечку и спрятал теплый амулет за пазуху, к телу. Затем я ещё раз проверил на ночь караулы, и лег спать в другой палатке.

Перед сном я ещё раз перебрал в уме события вечера. Настороение мое было далеко от победного. Ни сдержанность Кирмона в выражениях, ни легкомысленная болтовня Альты не затуманили мне голову. Если бы не случайность, мы бы все были бы атакованы ночью чернохрамовниками из их часовни, и перебиты во сне их смертельной магией. Осторожность Толбота, в отличие от моей мнительности, спасла нас. Я не сомневался, что, в отличие от Альты, Кирмон понимал положение, но не хотел об этом говорить. Кроме того, он, конечно, видел, что и я понял это, и испытывал по отношению ко мне что-то вроде стыда, так непривычного для всемогущих драконов.

Рано утром, после завтрака, мы с Кирмоном развернули вытащенную Альтой из сумки сеть из тонкого прочного волокна, известного только драконам. Альта бестрепетно сняла платье и спрятала его в сумку. Затем, стоя передо мной обнаженной, подняла руки к волосам, нежно улыбаясь мне, и приняла завлекательную позу. Я открыл от неожиданности рот, а Кирмон сказал: "Но-но!". Тут она хихикнула и — превратилась в дракона: зашипел серый пар, и из облака появились огромные туловище, крылья, хвост и драконья голова на длинной шее. Драконесса улыбалась, показывая огромные белые клыки. В этот раз солдаты не так уж испугались, а с огромным интересом глядели на обратное превращение: люди нашего королевства не видели драконов в истинном обличье уже много лет.

Мы с Кирмоном аккуратно надели огромное вязаное кольцо в сети на шею Альты. Затем я, вспомнив старые времена, залез к ней на бронированную спину, и завязал сеть надежным узлом. Теперь можно было лететь. Кирмон осторожно подлез под Альту и забрался в сеть. Она повернула огромную бронированную голову на длинной шее и сказала шипящим драконьим голосом:

— Береги себя, Сергер. Мы скоро увидимся.

Мне показалось, что половина леса услышала ее — так это было громко. Солдаты снова подскочили от неожиданности: они как-то позабыли, что дракон может разговаривать и в пугающей драконьей форме. Я тогда не вполне поверил её словам. С грустью обнял её за голову, чмокнув в твердую щеку, и спрыгнул с драконьей шеи. Альта подпрыгнула на лапах и взмахнула огромными крыльями. Сильный порыв ветра зашумел над поляной. Девушка-дракон сразу оказалась высоко над нами. Фигурка Кирмона болталась под ней, лежа в сетке — он махал мне рукой, держа другой мешок с вещами храмовников. Я и солдаты провожали драконов глазами, пока они не скрылись в утреннем небе.

Сказочный визит закончился, и мы возвращались на войну. Собравшись, отряд двинулся по знакомым лесным дорогам обратно в полк. На лицах солдат выражалось облегчение тем обстоятельством, что крылатые ужасы неба, наконец, улетели. Они сильно поволновались, ночуя с драконами. Только на лице Наргона было написано полнейшее спокойствие: он верил своему командиру, и потому не боялся драконов, поскольку их не боялся я.

Перед выходом я ещё раз бросил взгляд на то место, где стоял сруб. От него ничего не осталось — только оплавленный черный круг земли в снегу, без углей, тел, даже без пепла. Он выглядел в лесу чужеродным, мертвым. Казалось, на нем ничего больше не вырастет до конца времен. 'Это было место силы, значит... Ну и огонек у драконов' — подумал я, выезжая впереди отряда.

На марше я спиной чувствовал удивленные взгляды солдат, но все, конечно, помалкивали. На коротком отдыхе я решил разрядить ситуацию, как меня учили в офицерской школе. Все равно о драконах будут говорить.

— Наргон, — спросил я вахмистра, сидевшего рядом. — Когда-нибудь раньше видел драконов?

— Нет, господин лейтенант, — сразу ответил он. — Повезло нам сейчас. А разрешите спросить: это ваши знакомые были?

Весь взвод незаметно прислушивался к нашему разговору.

— Да, — ответил я. — Наше графство лежит недалеко от Страны Драконов. Они, бывает, залетают в гости. Кирмон — старый друг отца, графа Альбера. Они даже где-то вместе воевали, естественно, в строю, а не по драконьи. Раньше Кирмон часто у нас бывал. Девушка — его дочь, Альта. Мы, можно сказать, воспитывались вместе. Но уже года два не виделись, с тех пор как я поступил в кавалерийскую школу.

— Ага, — глубокомысленно сказал Наргон, и замолчал. Вероятно, вспомнил, как Альта безо всяких стеснений бросилась мне на шею в присутствии солдат. Кавалеристы глотали остывший грог из фляжек и тоже молчали. Они, очевидно, пытались представить себе, как это можно воспитываться вместе с драконом.

Отдохнув, мы поднялись в седла и снова двинулись вперед по снегу, чтоб до вечера присоединиться к дивизии. Я с грустью думал о том, что нескоро вновь увижу Альту и Кирмона.

ДРАКОНЫ

Через две недели фронт встал окончательно. Мы мирно стояли у небольшого городка Зеледарна, ожидая пополнения и нового наступления. По слухам, два других фронта еще наступали, а мы, упершись в непроходимые лесные массивы и горы за ними, собирались ждать весны и схода снега. Почти вся имперская провинция Дарна была завоевана. Люди отдыхали, вахмистры помаленьку гоняли солдат на учении, офицеры развлекались. Маркитантки, наконец догнавшие фронт, были очень заняты, помогая солдатам расслабиться и растратить выданное жалованье.

Мои товарищи постоянно наезжали в Зеледарну. Население не успело уйти с имперской армией и было настроено мирно. Город сдался сразу и не пострадал от штурма или обстрела, в нем даже осталось почти все население, поскольку уходить было некуда: дальше были горы, и дороги в долинах были нами закрыты. Местные крестьяне тоже не полезли на снежные склоны, бросив хозяйство, а исправно снабжали город продуктами. Хуторяне вернулись в леса, решив, что плетью обуха не перешибешь.

Оккупационный режим был мягок, поскольку никакого открытого сопротивления не оказывалось. Войска противника были полностью разбиты. Имперцы — либо взяты в плен и отправлены в тыл фронта, либо малыми группами успели уйти по лесным тропинкам к горам, и далее высокогорными перевалами в другую провинцию, к безлюдному берегу моря, где их подбирал так называемый непобедимый имперский флот. Затем проходы были закрыты нашими егерями. В полном соответствии с характером имперцев, привыкших безгласно подчиняться начальству, никакой партизанской войны не случилось — население смирилось с нашим присутствием.

Соответственно, благородные и неблагородные дамы в городе были рады видеть наших офицеров в гостях. Там было весело, шумели рестораны и трактиры, каждый вечер гремела музыка, тратилось немало серебра. Армейские патрули были заняты круглые сутки, наводя порядок на улицах.

Я забрал в обозе багаж и расположился с удобствами. Мне было не до городских соблазнов — сначала писал подробный секретный рапорт об освобождении дракона, затем — рапорты о каждом дне рейда. После этого я решил отдохнуть, и вообще не появлялся в городе.

Наш полк на всякий случай не ввели в Зеледарну, а расположили в палатках за городской стеной — места в городе для всей армии, конечно, не хватало. Войска отдыхали перед переброской на другой фронт. Часть офицеров, пользуясь окончанием военных действий, испросила разрешение квартировать в городе. Я отказался переехать и жил в палатке в расположении полка. Наргон нашел для палатки маленькую печку, Хуга усердно топил ее дровами, и я проводил дни в тепле. Обычно весь день читал взятые с собой в багаже книги, лежа на походной кровати. Также, как и всякий честолюбивый молодой офицер, я суммировал для себя в тетради опыт осенне-зимней кампании. Кроме того, записывал личные впечатления.

Отступление многому научило меня. Хотя я и сын крупного землевладельца, до войны мне мало приходилось сталкиваться с разбоем и грабежом мирного населения. Здесь же за первую луну наступления я приказал вздернуть человек пятьдесят насильников и мародеров безо всякого формального суда, только по показаниям надежных свидетелей. Кроме того, я чуть не попал под военный суд за раздачу отбитого у имперцев продовольствия умиравшим от голода беженцам. Не будь я сын графа и состоятельный дворянин, способный покрыть стоимость двух телег розданной еды, дело так легко не замяли бы. Забавно, что при этом о повешенных преступниках меня даже не спросили — подумаешь, подвесили несколько мародеров!

Кроме того, бывали и другие неприятные события. Беженцы регулярно не успевали уйти от быстро двигавшегося фронта, и попадали в стычки. Один раз из двухсот несчастных больше половины было затоптано копытами коней нашего полка и имперцами. Я чувствовал себя преступником. Это была оборотная сторона героических сражений.

Словом, веселиться не хотелось. К тому же, я внезапно начал скучать по Альте, и в этом настроении снова начал рисовать. Сначала сделал карандашом несколько набросков лошадей, затем зарисовку одного памятного боя в лесу. Тогда все спешились и дрались в буреломе, прыгая по лежащим деревьям с саблями в руках, уклоняясь от пистолетных выстрелов. Схватка была отчаянная, и пули так и свистели вокруг. Два отцовских трехствольных пистолета в карманах, вдобавок к армейским в кобурах, спасли тогда мою шкуру от дырок. Зарисовки повешенных мародеров и растоптанных кавалерией беженцев я оставил на время после войны — сейчас не было настроения для такой работы.

После удачного батального рисунка я сделал пять набросков Альты в человеческом облике. Они не сразу получились у меня, но последний портрет был уже хорош. Работая над ним, я понял, что она все-таки сильно повзрослела.

Не прошло и двух недель, как меня навестили. Хуга, взятый ординарцем на время стоянки в Зеледарне, отдернул полог и громко сказал:

— Господин граф, к вам посетители!

При этом он подмигнул. Я встал и сказал:

— Проси.

В палатку вошли Кирмон, весь в черном, капитан Торон — начальник разведки полка — в мундире и... Альта. Она была в жемчужно-сером платье, расшитым серебром. Сверху был накинут черный пиджак. Как и все драконы, Альта совершенно не боялась холода.

— Прошу вас! — приветливо сказал я. — Вот неожиданная встреча!

Я был очень удивлен, а вот ни драконы, ни Торон не выглядели удивленными.

— Здравствуйте, граф! — хором официально поздоровались Кирмон и Альта. Торон приветствовал меня жестом руки. Он был чем-то недоволен.

Я рассадил гостей в палатке и приказал Хуге принести горячего вина. Торон не стал медлить с разговором.

— Лейтенант, — сказал он недовольным тоном. — Командование просит вас о добровольном участии в необычной операции.

Я посмотрел на него, удивленный началом, и сказал:

— Подождите немного. Хуга, поставь вино на стол, позови Наргона, и оба посмотрите, чтобы никто нас не подслушал.

Хуга выскочил из палатки. Я посмотрел на Кирмона, на Альту — они молчали и дружески улыбались, глядя на меня. Я вдруг кое-что вспомнил и посмотрел на ноги девушки. В этот раз она надела обувь — короткие черные сапоги, расшитые серебром. Они ей очень шли. 'Приехали на лошадях' — подумал я.

— Итак, в чем дело, господин капитан? — спросил я Торона.

— Дело очень простое. Господа драконы затеяли некую частную операцию не на нашей територии, причем довольно далеко отсюда. Что это — мы не знаем.

Я понял, почему он не в духе. Его отказались информировать о подробностях предстоящего дела.

— Господам драконам нужен для участия в операции опытный боец, умеющий хранить тайны. Это должен быть человек. Они остановили выбор на вас.

Я внимательно слушал.

— Во время войны, лейтенант, все не так легко — ведь операция проводится не в нашем расположении. Но командующий дивизией связался со столицей, и с разрешения Королевской Канцелярии готов откомандировать вас к драконам. Требуется только ваше согласие. Куда и насколько едете — не могу сообщить, поскольку не знаю сам. По словам господ драконов, операция считается секретной и опасной.

Он перевел дух и продолжал:

— По договору с драконами, вы имеете право отказаться, поскольку это не приказ. Вы имеете право не сообщать вашим командирам на всех уровнях цели и результаты операции. Вы имеете право хранить молчание в любой период времени после операции.

Когда Торон отбарабанил все это, недовольно глядя на меня, Кирмон добавил мягким тоном:

— Я думаю, капитан, дней через десять граф вернется. Если он будет ранен, мы сами его вылечим.

Капитан внимательно посмотрел на него. Было хорошо известно, что драконы — самые могущественные лекари в этом мире, и было также известно, что они уже лет пятьсот никого не лечат, даже королей. Ни за какие деньги. Никого, кроме самих драконов.

Тут настало молчание. Демонстрация доверия драконов произвела впечатление не только на Торона, но и на меня. Приятно было чувствовать человеком, которого драконы отличают даже от королей. Кроме того, мне казалось, что кто-то, но подруга детства Альта не бросит меня в опасной ситуации, несмотря на показное драконье равнодушие к людям, да и Кирмон был старым другом отца. историю с часовней можно было не считать — тогда у Кирмона попросту не было другого выхода, да и предупредить нас он не мог. Кроме того, мне очень хотелось участвовать с драконами в каком-то удивительном предприятии, куда больше никого из людей не допускали. Мне тогда было всего девятнадцать лет.

— Десять дней? — переспросил я, помолчав. — Да, я согласен. Давно хочется немножко размяться.

Это была традиция. Даже выползая пьяным в дым из-под карточного стола, офицер кавалерии мог сказать: 'В поход? Прямо сейчас? Отлично! Скучно, и хочется размяться!' Или, возвращаясь прямо из боя, офицер говорил: 'В наступление? Конечно! Мы как раз закончили драться, и я уже застоялся! Надо размяться!'.

— В таком случае я оставляю вас с господами драконами, — сказал тоном помягче Торон. — И ещё... Граф, прошу быть поосторожнее. Вы опытный офицер, надежный товарищ, вас ценят в полку. Прошу вас, привезите обратно на нашу войну свою голову.

Это было искренне м своевременно сказано, глядя на обстоятельства. Да и с Тороном, опытным военным разведчиком, у меня всегда были хорошие отношения.

Я попрощался с Тороном и проверил посты. Наргон и Хуга стояли с двух сторон палатки, и подслушать было невозможно. Я вернулся в палатку и вопросительно посмотрел на драконов. Альта с интересом расматривала свой портрет, приколотый к стене палатки. Увидев меня, она поправила волосы и улыбнулась мне необыкновенно яркой улыбкой. Раньше она не умела так улыбаться. Я пожалел, что у меня в руках нет альбома и карандаша.

Кирмон, напротив, перестал улыбаться, вытащил из кармана амулет против подслушивания и активизировал его.

— Так в чем дело? — с интересом спросил я, когда облако неслышимости окружило нас.

— Я благодарен за согласие. Ты очень нужен, — решительно сказал Кирмон. — Мы идем на серьезную схватку, и не можем обойтись там без тебя.

— Почему я? — спрашивая, я посмотрел на Альту. Она смотрела на меня загадочным взглядом, в котором была нежность и еще что-то.

— Потому что нужен именно человек. Человек с магическими задатками. Он должен быть хорошим бойцом и осмотрительным командиром. По причинам, о которых я скажу потом, без человека мы там не пройдем. К тому же эта операция опасна. А ты храбрец, и одновременно не безрассуден: у тебя холодная голова.

— А Альта тоже идет? — с подозрением спросил я.

— Да, — ответил Кирмон.

Мы немного помолчали. Кирмон вздохнул и сказал:

— Я должен открыть тебе один секрет. Дело в том, что уже больше ста лет ни один дракон не дрался в бою рядом с человеком. Сейчас это можешь делать только ты.

— Почему? — изумился я, ничего не поняв.

— Потому что в бою любой дракон сразу забывает о человеке. Он впадает в боевое бешенство и все, что меньше другого дракона, он уже не замечает. Внутри себя он считает человека слишком маленьким. Дракон может даже случайно раздавить или сжечь своего союзника. Поэтому мы избегаем воевать рядом с людьми. Были такие случаи.

Я поморщился. Понятно было, что мы по размеру для дракона — как кошка для нас. В бою можно и наступить по ошибке. Но еще не все было ясно.

— А как со мной? — спросил я.

— А с тобой пойдет дракон, который ни при каких условиях не забудет про тебя и прикроет и вытащит, даже если небо упадет на землю. С ним у тебя выйдет отличная боевая пара. Это Альта.

— Понятно, — не без удивления сказал я.

Я посмотрел на ставшей серьезной Альту. Она была уже немного другая, чем на моем рисунке. Она быстро росла и изменялась. Поняв это, я внезапно решил, что с ней я пойду на любое дело.

— Кроме того, — продолжил Кирмон, — ты — человек, которому мы можем доверить многие свои секреты. Уверяю тебя, таких очень мало — меньше, чем пальцев на одной руке. Твой отец и ты входите в их число.

— Спасибо, — искренне сказал я. — Конечно, я пойду с вами. И что мы будем делать?

— Мы захватим и уничтожим единственный на нашем континенте подземный Кафедральный Храм Черного Облака, — сказал Кирмон.

Я был так удивлен, что спросил только:

— А что значит — кафедральный? Они же все там подземные, секретные?

— Это значит, — сурово ответил Кирмон, — что там в жертву детей приносят не единицами, как в часовнях, а десятками и сотнями. В их так называемых священных сосудах там хранят сосуды детской крови, рядом с кувшинами эльфийской и драконьей крови. И это значит, что там такая магия на крови, что войти туда не могут ни драконы, ни эльфы, ни гномы. Это может сделать только человек.

Нам пришлось проделать длинный путь. Весь первый день ради секретности мы ехали на лошадях. После ночевки в каком-то маленьком трактире утром мы отьехали на пару стадий — до какого-то пустыря. Там оставили коней одному из драконов-помощников и взлетели. Альта сама повезла меня на спине, подвязав к сетке. Мы летели над безлюдными заснеженными лесами. Морозный ветер сильно холодил наверху, несмотря на теплую одежду и меховую шапку. По пути девушка все время поворачивала огромную голову и согревала меня горячим воздухом.

Мы летели весь день, и к вечеру прибыли в лагерь драконов. Он включал несколько деревянных домов и поле для тренировок, и был расположен в пятистах стадиях от храма, что означало полчаса быстрого полета для дракона.

Как только мы приземлились, Кирмон превратился, оделся и спросил встречающих драконов:

— Она прибыла?

После утвердительного ответа он быстро ушел куда-то. Альта уже устраивала меня в одну из комнат, невдалеке от ее комнаты, когда Кирмон подошел ко мне.

— Граф Сергер, — официально обратился он, — позвольте представить вам еще одного участника операции, уже знакомого вам.

Из-за его спины вышла очень тонкая и гибкая девушка с раскосыми зелеными глазами и в пятнистой желто-зеленой одежде. Она вежливо поклонилась мне и Альте.

— Ветка! — удивленно сказал я. — Разве ты боец?

— Что, не похожа на бойца? — улыбнулась золотоволосая эльфийка. — Я ведь закончила школу разведчиков в Лесной Страже. Сергер, я тебя и Альту давненько не видела!

На миг я заслушался её серебряным эльфийским голосом, затем все-таки возразил:

— Но ты — родственница Матери Леса.

— Но имею право воевать за Лес, как и все эльфы. И потом, я же не принцесса, я — троюродная кузина, и всякоё такое.

Это было сказано, как я понял, с неким чувством в адрес принцесс.

— А зачем ты здесь?

— Для огневой поддержки, — сказала Ветка, а точнее, Дианэль, известная в эльфийском Великом Лесу под прозвищами 'Ветка Яблони' и 'Девушка с Яблоневыми Стрелами'. — У дверей храма ружья бесполезны, там сильные амулеты. Даже порох может не взорваться. А вот стрелы с зачарованными наконечниками пройдут запросто. Поэтому драконы выпросили эльфийского стрелка — меня. Но мы еще всё обсудим.

ЧЕРНЫЙ ХРАМ

Через пять дней я и Ветка подъезжали на лошадях к храму.

Снег был неглубокий, удобный для зимней охоты. Он выглядел нетронутым — Кирмон говорил, что храмовники умудрялись заметать следы на снегу специальными амулетами. Мы были одеты как дворяне, и имели с собой луки, стрелы, короткие копья, охотничьи мушкеты. Я, как мужчина, имел при себе также саблю в богато украшенных ножнах. На поясе были упрятаны метательные ножи, и еще кое-что. Ветка наложила сильную иллюзию на свой эльфийский лук и на внешность, и выглядела как не очень умная, но красивая дворянка из людей.

Двери храма находились на склоне небольшого холма у лесной дороги. Замысел драконов был очень прост. Они не могли пройти сквозь пещеру к главной двери храма: там стояла исключительно мощная защита. Магия амулетов храма пропускала только людей. В случае прямой атаки могло погибнуть несколько драконов, а также много рабов внутри храма. Я должен был пройти сквозь коридор к главной двери и бросить внутрь храма магическую гранату, разряжающую амулеты. Затем драконы войдут сами.

Внешняя дверь и подземный коридор охранялись десятком жрецов с боевыми амулетами. Перед внешней дверью стояла обычная стража. Сам подземный храм располагался неподалеку от проселочной дороги. Вход в коридор был замаскирован сильными заклятьями. По сведениям драконов, жрецы и послушники храма и не подозревали, что их уже взяли на прицел. В храме служили и приносили жертвы уже лет двадцать, и его расположение было главным секретом секты Черного Облака. Только в прошлую луну Кирмон умудрился узнать, где находится эта проклятая богами пещера. Как я видел, знание чуть не стоило ему жизни, что для неуязвимого дракона было бы делом необыкновенным.

Расчет был на неожиданность. Даже главные жрецы Черных Храмов не верили, что драконы способны найти и атаковать Большой Подземный Храм. Никто не думал также, что люди смогли бы помочь драконам. Считалось, что драконы презирают людей, и что люди никогда не воевали плечо к плечу с драконами. Но у драконов были я и Альта, способные сберечь друг друга в бою, и Ветка, готовая прикрыть нас стрелами в любом пламени и дыму.

С утра погодные маги драконов осторожно гнали облака на храм (я и не знал раньше, что у драконов есть такая магия). В одном из облаков пряталась и медленно приближалась к храму хорошо укрытая от сторожевых амулетов Альта. Где засели остальные драконы боевой группы — я не знал.

Обнимаясь и хихикая, мы проехали мимо входа как раз тогда, когда "наше" облако оказалось прямо над нами. Тут у меня как будто схватило живот. Я извинился перед подружкой, подьехал прямо к заснеженному кусту (рядом со входом) и слез, собираясь распоясаться и спустить панталоны. Пять охранников с мечами, укрытые, как они думали, амулетом иллюзий, с усмешкой смотрели на меня, шестой следил за Веткой.

Как только я взялся за пояс, раздались свист и тупые удары. В головах у двух охранников выросли стрелы, и они рухнули на снег. Я сбросил шубу, вырвал саблю из ножен и прыгнул к ближайшему стражнику. Он отбил мой удар и позвал остальных на помощь, но было поздно: Ветка, стоя в седле, уже всадила в спины им по стреле.

Первый шаг был успешным: внешняя охрана не успела пустить в ход амулеты тревоги. Пятеро лежали на земле, шестой отбил мой удар и попался на обводящее движение. Я разрубил ему плечо, и он согнулся, выронив саблю и схватившись за рану. Тут Альта с чудовищным свистом свалилась сверху, из облака, чуть не сломав бронированным плечом мою саблю, и животом раздавила мерзавца.

Я кинулся в сторону от обложенного камнем входа в пещеру. Альта одним огромным прыжком подскочила к пещере и дунула туда огнем. Послышался страшный крик горящих людей, сильно запахло горящим мясом — и все стихло. Тут драконесса дохнула огнем второй и третий раз.

Наконец, Альта отодвинулась от входа — она не могла идти дальше — и я бросился внутрь. Счет шел на мгновения. На бегу я оглянулся. Ветка, спрыгнув с коня, скинула шубу и бежала за мной со стрелой на тетиве лука в руках, другой стрелой в зубах и колчаном стрел за спиной. Я скатился вниз по обугленной деревянной лестнице и изо всех сил побежал вниз по широкому наклонному туннелю. Там клубился дым, на полу лежали дымящиеся тела, в горле встал комом запах горящего человеческого мяса. 'Здорово поработала Альта!' — сказал я себе на бегу.

Из бокового прохода выскочил человек в черной мантии. Я сходу попал ему метательным ножом в глаз. Вот выскочил еще один, и в шею ему попала стрела Ветки, свистнувшая сбоку. На тренировках Ветка умоляла меня: 'Только не уклоняйся от центра коридора — и я перестреляю их всех сбоку!' Пока так и получалось. Сзади я слышал жалобный рев Альты — она не могла превратиться в человека из-за действия амулетов, и просто заглядывала в узкую пещеру. Черное волшебство должно было вызвать у драконессы страшную боль, но она не отступала.

Еще один жрец выскочил сбоку и упал со стрелой в груди. Я был уже близко к дымящимся деревянным воротам в храм. Сзади застонала Ветка. Я оглянулся на бегу — она, оскалясь, сидела на полу туннеля с стрелой на луке. Эльфийка уже не могла пройти дальше из-за черной магии, но еще могла прикрывать меня.

Похоже, жуткие амулеты действовали и на меня. В голове зашумело, горло сдавило. Я из последних сил с разгона ударил в покосившиеся ворота плечом — и они отворились. За ними открылся огромный зал с людьми. Я вырвал из сумки на поясе магическую гранату и бросил ее в зал, падая за порог.

Неяркая желтая вспышка осветила огромное подземное пространство. Оно было заполнено жрецами и детьми. Раздался общий человеческий крик. Страшный вой разнесся вокруг — умирали напитанные силой крови мертвые души в амулетах, висящих на стенах. Грохот раздался сзади меня, кто-то с разгона вынес дверь в сторону, и тяжелое тело навалилось на меня и придавило к земле. 'Лежи, это я!' — раздался голос Альты. Она уже превратилась в человека. Ее горячие руки прикрыли мне голову.

Тут стрелы полетели в нас из центра зала. Они с тупым стуком отскакивали от тела Альты. С бешеным ревом над нами пробежал Кирмон в человеческом обличье, за ним его сын Кирдан, затем остальные члены штурмовой группы. Изо рта у них выбивалось пламя, а лица были такими, что срашно было смотреть — они походили на демонов. Я ещё раз сквозь шум в голове напомнил себе, с кем я связался. На моих глазах Кирдан сходу накрыл огнем группу стрелков в центре зала, и они моментально обратились в пепел, даже не вскрикнув. Я ничего подобного не видел раньше.

Сзади нас толкнули — измученная Ветка на четвереньках приползла и прилегла сбоку, ища стрелой врага. От нее пахло горелым пеплом, страхом, бешенством. У эльфийки были мутные от боли глаза, но я не сомневался, что в цель она попадет. Впрочем, целей уже не было.

Драконы беспощадно добивали мечами обожженных огнем жрецов. Дети, забившись под каменные скамьи, кричали от ужаса. Ветка, приподнявшись, осмотрелась, глаза ее уже были ясные. Альта тоже подняла голову.

— Я чуть не обмочилась, — спокойно сказала Ветка. — Никогда не знала такой боли и ужаса. Думала, умру.

Лежавшая на мне Альта повернула голову и начала внимательно рассматривать эльфийку, ища раны.

— Потом поговорим, — кашляя, ответил я, вылезая из-под обнаженной девушки. — Как ты, Альта?

— Проклятые амулеты, — прошипела она. — Ни за что не пошла бы сюда, если бы не ты.

Мне опять стало неловко. Я сел и огляделся вокруг.

— Ого! — сказал я. — Это сколько в нас стрел успели выпустить за несколько мгновений?!

— Больше двадцати, — ответила Альта. — Я считала своей спиной и задницей. Не трогай их, Сер, они могут быть отравлены.

Вокруг нас лежала целая куча стрел — сломавшихся или обгорелых.

— Это то, чего мы с Веткой боялись, — уже не шипя, нормальным голосом сказала Альта. — Что прорвешься в храм, а внутренняя стража убьет тебя.

Я посмотрел на пепел лучников, лежавший в середине зала. Его было много.

— Вы спасли меня, девочки, — с чувством сказал я, отворачиваясь от пепла.

— А ты нас, — ответила Альта. Ветка кивнула.

— Кстати, по-честному: Веточка, я тоже чуть не обмочилась от страха и боли. Давай найдем мне что-нибудь надеть.

Ветка понимающе кивнула и, пошатываясь, встала. Нагнувшись, она без сомнений стащила черную хламиду с тела убитого жреца и завязала Альте вокруг пояса, как юбку.

— Грудь прикрыть нельзя, — спокойно пояснила она. — Примут за жреца сгоряча. Но самое важное закрыли. Ну, что дальше?

А дальше ко мне подошел Кирмон и встревоженно сказал:

— Сергер, у нас проблема. Мы ожидали пять или шесть детей, но около восьмидесяти привезли вчера и начали посылать под нож. Живых осталось больше шестидесяти. Мы их не вывезем.

— Почему? — не понял я.

— Сейчас мы уничтожим храм, пока никто не знает о нем. Ждать нельзя. Шестьдесят детей останутся на морозе, вдали от деревень и городов. И даже будь деревня рядом, мы бы не рискнули появиться там с детьми. Нельзя рисковать выдачей сведений об уничтожении храма. Надо куда-то их отвезти.

Задумавшись, я машинально пробормотал:

— Зачем им столько детей?

— Для жертвоприношений, — ответил Кирмон. — Для амулетов. Нам повезло. Через несколько дней все дети были бы мертвы.

Я оглянулся вокруг и впервые ясными глазами увидел, где мы находимся. Ничего страшнее я еще не видел в моей жизни, даже на войне.

В воздухе ещё пахло горелым мясом. Клубился дым, и свет от амулетов еле проходил сквозь него. На пьедесталах вокруг зала лежали кривые ножи, уже покрытые кровью. Обгоревшие и порубленные тела убитых жрецов валялись повсюду между скамей вперемешку с телами мертвых детей. Живые дети забились под скамьи и в углы, теряя сознания от страха. Маленькая белокурая девочка в красном балахоне и с черной стрелой в груди, полученной от охранников, смотрела на меня мертвыми глазами, сидя на скамье неподалеку. "Да это просто бойня" — подумал я.

Со стен, с фресок, на нас глядели великолепно выписанные лица богов-демонов храма, полные жестокости, похоти, злобы. Я физически почувствовал, что здесь были замучены в черных ритуалах и убиты сотни, может быть, тысячи детей.

В глазах у меня помутилось. Внезапно я заметил, что дёргаюсь и рычу от бешенства, а девушки железной хваткой держат меня за руки. "Спокойнее, спокойнее, уже все!" — шептали они мне в уши. Тяжело дыша, я начал успокаиваться. Не знаю, что это случилось со мной.

— Сейчас мы выйдем на холод и уничтожим храм, — продолжал Кирмон, спокойно переждав мою вспышку. — Ничего отсюда брать нельзя — опасно. У нас нет столько теплой одежды, и надо решить, куда отвезти детей.

В голове у меня прояснилось, как обычно бывает в бою после сильной встряски. Отупляющее влияние проклятых амулетов уже прошло. Я задумался.

— Послушайте, Кирмон, мы же на границе стран? Около Сартии?

— Мы в Сартии, рядом с границей. До Рорна, провинциального центра вашей страны, здесь час нашего полета.

— Рорн — настоящая дыра, но одежду там купить можно, — вздохнул я. — А карта с вами?

Мы сверились с картой, и мне пришла блестящая идея.

— Судя по карте, загородное имение маркиза Дорна находится у границы, в получасе лета отсюда. Маркиз, друг моего отца, был ранен в начале войны и сейчас отдыхает в имении. Он человек уже немолодой. Я сейчас свяжусь с ним.

— И что? — спросил Кирмон.

— Я знаю, что у него есть приют для сирот в имении. Он может взять детей. Главное — довезти. Знаете, Кирмон, дайте мне Альту и Кирдана, и очень скоро на поляне напротив храма будет тепло. Дети выйдут и будут ждать там. А я слетаю к маркизу.

— Забирай их, а мы приготовим детей к выходу.

Девочки потащили меня под руки наверх. Я еле волочил ноги. 'Тоже мне, герой — ещё лететь собрался!' — подумал я. Двести локтей бега, даже не под обстрелом, и не уже могу ходить!

Мы поднялись наверх, пройдя по туннелю, полному мертвых тел. Наверху свежий морозный воздух ударил нас в лицо. Мы радостно вдыхали его. Ветка сбросила меня на Альту и отошла в сторону: ее тошнило. Альта прочно держала меня, с беспокойством заглядывая в лицо.

Наконец, нам полегчало. Ветка отблевалась, прополоскала рот вином из фляги, отдала ее нам и пошла ловить лошадей, а мы перешли дорогу и остановились на поляне рядом с деревьями. Все еще тяжело дыша, я прикинул на глаз размер поляны.

— Альта, Кирдан, превращайтесь и валите деревья, — сказал я. — Складывайте несколькими кучами. Будем делать костры, а детей посадим между огней. Альта — дохни-ка здесь. Надо убрать снег и согреть землю.

Альта выдохнула раза три огонь так, что снег на полянке сто на сто шагов моментально сошел и земля стала сухой и горячей.

По поляне пошел оглушительный треск — Альта и Кирдан хвостами ломали деревья и укладывали их вокруг осушенного места. Кирдан расчистил для детей два прохода, затем оглянулся на меня.

— Зажигать?

Я прикинул на глаз кучу бревен с обеих сторон.

— На час должно хватить. Зажигайте, только тихонько, чтобы сразу не прогорело.

У Кирдана, должно быть, был опыт зажигания больших костров. Он прошелся на лапах вокруг полянки, понемногу дыша огнем на бревна. Скоро на середине площадки было тепло.

— Давай приведем детей сюда, — сказал я Ветке, принимая от нее пару попон и прочие вещи, годные для сидения на земле.

Не очень хотелось идти обратно в жуткое подземелье, но пришлось. Мы выводили детей цепью, и Кирмон проверял каждого из них перед выходом из храма. Одного из последних, белобрысого губастого мальчишку, он вдруг схватил за шею и бросил в сторону. Тот вскочил и, рыча, пригнулся, но был поздно: Кирмон уже накрыл его огнем. Когда пламя ударило в упор, мальчишка внезапно превратился во взрослого. Теперь он лежал, дымясь, раскинув в стороны длинные руки и ноги, обернутый обгоревшей черной хламидой, постепенно превращаясь в пепел.

— Жрец, — спокойно сказал Кирмон.

Мы переглянулись и продолжили выводить детей. Наверху они побежали босиком по снегу к кострам, трясясь от холода.

Я вытащил амулет связи, данный мне отцом при отъезде на фронт. Через него можно было связаться с несколькими его надежными друзьями.

— Маркиз Дорн, прошу вас ответить, — сказал я через амулет. — Это я, Сергер Альбер.

Почти сразу маркиз ответил. Я вспомнил, что он постоянно носит амулет с собой на шнурке.

— Сергер, здравствуй. Что случилось? Что-то с твоим отцом?

— Нет-нет, — поспешно ответил я. — Но мне нужна ваша помощь. Вы сейчас в поместье?

— Да. А ты рядом, не в армии?

— Я в получасе пути. У меня шестьдесят семь детей беженцев, без зимней одежды. Так получилось. Сейчас они в теплом месте (я оглянулся на костры), но их надо куда-то отвезти, и для этого нужна теплая зимняя одежда, можно даже очень старую. Лишь бы довезти.

— Понятно. Хотя, где ты взял здесь беженцев, непонятно. Ладно, мой мальчик, я могу устроить их в свой приют, там места хватит. Куда отвезти одежду?

— Я сам сейчас за ней приеду. Нам нужно шестьдесят семь старых тулупов, штанов и пар теплых носков, и столько же теплых шапок. И мешки — упаковать. Когда довезем, нужна будет обувь.

— Сейчас мой управляющий бегом всё соберет. Положим у главного входа. Подьезжай и забирай, мой мальчик.

— Я скоро буду, маркиз.

Кирмон быстро достал запасную сетку и послал одного дракона на базу: нужно было еще десять сеток, по семи детей на дракона. Надев сетку на Альту, тепло одевшись и завязав все шнуры на одежде, я полез наверх. Дети, сидя голыми между костров, с ужасом смотрели на нас. При виде их я вспомнил, о чем мы забыли в горячке боя.

— Кирмон, их же надо напоить и покормить? — Крикнул я сверху.

— Я позабочусь, — ответила снизу Ветка.

Я помахал ей рукой, и Альта взлетела.

Мы чуть не заблудились. К счастью, я додумался взять у Кирмона карту, мы нашли замерзшую реку и по ней вышли на поместье.

Сверху оно смотрелось очень непривычно. Дом маркиза выглядел малиновым игрушечным дворцом в окружении беленьких служебных зданий. У центрального входа был свален десяток мешков, рядом с ним переминались на холоде слуги и сам управляющий, которого я знал. Они испуганно пригнулись, когда Альта спикировала на них сверху и раскрыла крылья, мягко приземляясь.

— Это я, Альбер, — крикнул я, спрыгивая с Альты. Люди со страхом смотрели на нас.

В дверях появился сильно поседевший за последний год маркиз. Он все еще хромал после ранения.

— Умеешь удивить, мой мальчик, — спокойно сказал он. — Сколько лет здесь драконы не летали, а тут ты верхом. Э, да я этого дракончика знаю. Какая золотистая. Это случайно не дочка Кирмона?

Альта повернула голову к маркизу и вежливо поклонилась. Маркиз, хромая, подошел к Альте и поцеловал ее в огромную щеку. Слуги вздрогнули. Управляющий, человек старой школы, невозмутимо поклонился даме.

— Да, маркиз, это Альта. Счастливы вас видеть и благодарны за помощь.

— Ничего, Сергер, ничего. Здесь всего запрошенного по семьдесят, с запасом. Сейчас полетишь обратно? Когда привезешь детей, поговорим, а сейчас спеши. Небо ясное, ночью будет сильный мороз. Не опоздай.

Маркиз глянул на слуг. Те с опаской смотрели на Альту.

— А куда грузить? Наверх? — неуверенно спросил один из слуг.

— Вниз, в сетку под живот, — распорядился я.

— А он не укусит? — тихонько спросил боязливый слуга, как про пса.

Альта опять повернула голову и посмотрела на него своими глазами с вертикальными зрачками. Слуга задрожал, но в присутствии маркиза не двинулся с места.

— Во-первых, не он, а она. Во-вторых, не укусит, — спокойно сказала Альта нежным, хотя и шипящим голосом. Мы с маркизом переглянулись, сдерживая смех.

Ошеломленный слуга вежливо поклонился, как кланяются родовитым леди, и поднес первый мешок. Альта лениво поднялась на ногах. Через короткое время мешки были загружены, сетка завязана. Я опять залез наверх.

— Скоро прибудем! — сказал я маркизу, и мы круто взлетели.

Найти храм на обратном пути было уже легко. Когда мы прилетели, дети сидели у костров и доедали какую-то горячую еду по пятеро из одной миски. Ветка и Кирдан прогуливались между них, следя за порядком. 'Интересно, откуда миски?' — подумал я, слезая с Альты.

Я перекинулся парой слов с Кирмоном. Затем он ушел вниз, а мы вдвоем с Кирданом мы вытащили мешки, открыли и начали одевать голых детей. Кроме старых овчинных полушубков, шапок, ватных штанов и толстых носков, управляющий, человек опытный, подбросил в мешки также детское теплое белье — фланелевые майки и трусы. Маленьким детям большое для них белье подвязывали снизу. Ветка помогала девочкам, Кирдан и еще один молодой дракон — мальчикам. Остальные драконы вместе с Кирмоном были еще внизу и делали там что-то такое, что даже земля тряслась. Я не имел ни малейшего желания спускаться туда. Альта лежала у костра, не превращаясь в человека. Она задумчиво смотрела на меня, отблески пламени плясали в ее темно-зеленых глазах. Я подошел к ней и сел рядом, обняв за шею.

Наконец детей одели и построили. Кирмон вышел из подземелья (я сразу убрал руки подальше от Альты), и пошел еще раз ревизовать детей. Остальные драконы поднимались снизу по одному, грязные, но довольные.

Пока драконы готовились к отлету, я погладил Альту по гибкой шее и подошел к Ветке.

— Откуда еда? — спросил я.

— У нас кое-что было с собой, а я немного знаю бытовую магию. Согрела похлебку, размножила — сделала из десяти порций похлебки семьдесят. Миску я одну сама выгнула из дерева... Ну, приказала пню вогнуть верх, а Кирдан снизу спилил и зачистил края. Очень ловкий парень. А потом я ее размножила тоже. И ложку из дерева сделала тоже и размножила. На это моих скромных магических сил хватило.

— А драконы не помогли? — с интересом спросил я.

Ветка оглянулась на драконов.

— Драконы ни хрена не знают по части бытовой магии, — тихонько сказала она.

Я улыбнулся.

— Драконы! — так же тихо сказал я. — На кой им это?

Мы понимающе переглянулись, вспомнив анекдоты об этих крылатых ужасах неба.

Наконец прилетел с базы дракон с сетками. Надо было заканчивать. Кирмон вышел вперед, мы все построились за ним. Альта и прилетевший дракон встали по сторонам. Мы смотрели на детей и молчали. Они тоже молчали, с страхом глядя на нас.

Наконец, Кирмон начал.

— Дети, — сказал он. — Сегодня мы вывели вас из храма Черного Облака. Вы знаете, что вас там ждала смерть.

Дети зашевелились. Некоторые заплакали.

— Ваши беды позади, — продолжал Кирмон. — Вы находитесь не в своей стране. Мы не можем вернуть вас обратно. Сейчас мы отвезем вас по воздуху в детский приют, содержимый одним из благороднейших дворян королевства. Там вас приютят. Если ваши родители живы, и вы хотите их видеть — он найдет их. Если же нет, его поместье станет для вас новым домом.

Я с некоторым удивлением слушал его речь, похожую на сказку о добрых драконах и злых жрецах.

— Я хочу, чтобы вы помнили, кто хотел вас убить: жрецы Храма Черного Облака, — продолжал он. — Я хочу, чтобы вы помнили, кто вас спас: драконы, люди и эльфы. Великий Дракон послал меня и все остальных освободить вас и уничтожить этот проклятый Храм. Помните: драконы всегда на стороне добра, всегда борются со злом, и люди и эльфы рядом с ними в этом деле.

Он помолчал. Дети, открыв рты, смотрели на него, на меня и на Ветку. Мы стояли выпрямившись, как на официальном приеме. У меня почему-то пропала охота шутить. Я смотрел на детей, как представитель всех людей и как один из тех, кто спас их. С лица Ветки сошла ее вечная улыбка. Альта встала на лапы и тоже пристально глядела на детей.

Кирмон поднял руку вверх.

— Сейчас мы уничтожим этот проклятый храм, как уничтожим их все рано или поздно. Я, дракон, говорю голосом Великого Дракона: Будет так!

Он резко опустил руку. Сзади него вдруг забурлил огонь, вытекая из пещеры. Мы все повернулись, глядя на храм. Внезапно земля дрогнула. Огромный круг земли провалился вниз, и жидкий огонь закипел там. Затем столб огня поднялся вертикально вверх, освещая снизу облака, и пробил их.

Тучи собрались по мановению руки Кирмона, и начали проливать потоки воды в котловину с огнем. Огонь подсвечивал их снизу. Наконец, пламя начало уменьшаться.

— Пусть сгорят здесь муки жертв и грехи убийц! Пусть ничего черного не останется в этом месте! — громко сказал Кирмон.

Огонь уже затихал на месте храма, когда он повернулся к детям и сказал.

— Полезайте в сетки.

Драконы уже начали превращаться. Я, Ветка и Кирдан надевали на них сетки. Мы загоняли по семь детей в сетку, насильно застегивая на них одежду и завязывая шапки и веревки на поясе. Когда мы закончили, Альта одним вздохом потушила детские костры. Мы с Веткой подобрали и упаковали одежду, оружие и снаряжение драконов. Затем мы уселись на своих друзей и взлетели. Наши драконы сделали круг над потухающим пламенем на месте храма и встали в ряд.

Наш странный караван состоял из двенадцати драконов — десять с детьми, Кирдан с Веткой и Альта со мной. Мы с Альтой летели впереди, зная дорогу. Зрелище детей, висевших в сетках под драконами, было весьма необычным. Но, думаю, нас никто не видел — мы большей частью летели над заснеженным лесом. Испуганные дети начали успокаиваться и с интересом смотрели вниз, на землю. Впрочем, скоро многие стали от усталости и переживаний засыпать на лету.

Наконец, показалось поместье маркиза. Альта села перед домом и сразу отошла в сторону. Я слез, и она превратилась и надела одежду, которую я привез с собой. Первым делом мы раскрыли тюки с одеждой драконов. Вторым сел Кирдан, Ветка спрыгнула с него, и Кирдан тоже превратился и оделся. На крыльцо сразу выскочили управляющий, слуги, служанки. За ними вышли немолодой дворянин, в котором я узнал местного мага-врача, и сам маркиз.

Все было спланировано заранее. Драконы по очереди садились, очень мягко приземляясь на вытянутые лапы, и мы с Кирданом, Веткой и Альтой вытаскивали усталых, засыпающих детей и строили в ряд. Драконы отходили в сторону и превращались и одевались, чтобы не удивлять людей лишний раз. Все они, и Кирмон первый, подошли к маркизу и официально поздоровались с ним.

Наконец, детей вытащили и пересчитали, и управляющий и врач повели их, спотыкающихся от усталости, в уже подготовленный флигель с едой и постелями. Внезапно от колонны отделилась невысокая девочка в огромном тулупе, волочившимся за ней по чистой от снега дорожке. Она подошла ко мне с Альтой.

— Господин, — обратилась девочка на диалекте Торских островов. — Как я могу к вам обращаться?

— Называй меня: господин граф, — удивленно ответил я, медленно складывая фразы на полузабытом мной после школы языке.

— Господин граф, мы вам все очень благодарны. Но они не могут сказать этого, потому что не понимают. Они были под заклинаниями и даже не знали, что их сейчас убьют. А я знала.

Я внимательно слушал. Альта тоже смотрела на девочку. Краем глаза я заметил, что Ветка, маркиз, Кирдан и Кирмон приблизились, чтобы слышать разговор.

— Видите ли, господин граф, мама всегда говорила, что я не поддаюсь заклинаниям. Когда ее убили, а нас увели как рабов и усыпляли волшебством, одна я не спала, только притворялась. Я всегда знала, куда нас везут. И в храме я все видела и понимала. Мне было так страшно!

Слезы медленно потекли из ее глаз. Мы слушали, затаив дыхание.

— И когда вы пришли и все они забегали, только я понимала, что сейчас нас спасут, и боялась умереть до этого. Я знала, что это очень злые люди. Но вы не испугались их. Вы сделали невозможное, вы прошли сквозь огонь, чтобы нас спасти. Вы настоящие герои, как в сказках, которые читала мне мама. Господин граф, ведь вы человек?

— Да, — ответил я, стараясь, чтобы мой голос звучал твердо.

— А эта красивая леди — эльфесса? А эта красивая леди — дракон? А господа вокруг — тоже драконы? Я просто хотела сказать вам всем спасибо за то, что я жива. И за то, что я сейчас не боюсь. Я хочу сказать за себя и за всех других детей. Не сердитесь на них за то, что они неблагодарны сейчас. Они просто не понимают. Но они проснутся, и тогда поймут. А сейчас я говорю вам спасибо и за них тоже.

— Я так благодарна вам! Я никогда вас не забуду!

И она вдруг, плача, упала на колени и обняла мои ноги.

Я замер. У меня от неожиданности не нашлось, что сказать ей.

Она встала, подошла к Альте и обняла за пояс. Альта осторожно погладила ее по голове, и она подошла к Ветке и тоже обняла за пояс. Ветка подняла ее на руки, прижалась к ней щекой и поставила на землю. Девочка подошла к суровому лорду Кирмону и бесстрашно обняла его, и он тоже погладил ее по голове. Девочка подошла к Кирдану, и он поднял ее на руки и обнял. Затем он вытер ей слезы своим платком и повел за руку к управляющему, который молча ждал. По пути она поклонилась драконам, которые стояли сзади и тоже слушали, скрестив руки. Они тоже поклонились ей на прощанье. И, наконец, девочка со страхом глянула на маркиза и исчезла в двери флигеля вместе с остальными. Я был рад, что больше не вижу их. С меня было довольно детских рыданий.

Мы стояли на морозе, в надвигающейся темноте. Я не знал, что сказать. У Альты и Ветки в глазах были слезы, что было необычно для них. Кирмон и остальные драконы молчали, как каменные монументы. Молодой Кирдан тер себе лоб, пытаясь что-то додумать. Маркиз внимательно смотрел на нас и тоже молчал.

Внезапно я понял, о чем думаю. Я повернулся к Кирмону и сказал:

— Лорд Кирмон, очень благодарен вам за то, что вы дали мне возможность спасти этих детей. Если вам нужна будет помощь в подобном предприятии в будущем, с удовольствием приму в нем участие.

— Спасибо, граф Сергер, — стряхнув оцепенение, официально ответил Кирмон. — Я буду на вас рассчитывать.

Я почувствовал, как Альта прижалась горячей щекой к моему плечу. Ветка и Кирдан молчали. Тут маркиз сказал:

— Я как хозяин рад пригласить вас к столу. Я подозреваю, что вы очень устали сегодня. Более того, я не могу упустить случай иметь в гостях сразу двенадцать драконов. Прошу вас внутрь.

Драконы все разом посмотрели на Кирмона. Он кивнул им и сказал:

— Маркиз, мы будем счастливы пользоваться вашим гостеприимством. Только нам надо отмыться от золы.

Маркиз улыбнулся. Мы двинулись за ним внутрь, в туалетные комнаты и далее в банкетный зал.

Ветка прошла передо мной вместе с Кирданом. Вдруг она повернулась и спросила у меня:

— Сергер, что ты думаешь об этом? Как человек?

Я устало посмотрел на нее, на Альту и сказал:

— Если бы я был женатый человек с детьми, я бы приютил эту девочку. Вот настоящий путь спасать таких, как она.

— Нет, я имею в виду всю эту историю, — поправилась Ветка.

— Это гнусная история. Но, видишь ли, Ветка, у нас есть король, армия, дворянство, полиция. Есть я — офицер и дворянин. Взять ее в семью — это человеческая обязанность, а защищать семьи — это обязанность дворян. До тех пор пока в стране есть люди, которые усыновляют и удочеряют сирот, и есть армия, и люди в ней, и я в том числе, которые их защищают — страна не погибнет. А вот на Тарских островах кто-то не выполнил свой долг. Поэтому девочка здесь.

Ветка и Кирдан внимательно смотрели на меня. Рядом со мной Альта почему-то затаила дыхание. Наконец, Ветка сказала:

— Ты очень интересно рассуждаешь для офицера. По-моему, сегодня ты изменился.

— Да, согласен. А ты?

Ветка вздохнула и нехотя ответила:

— Не знаю. Наверное.

И мы прошли внутрь, к огромному накрытому столу с закусками и винами.

Сначала нам подали горячее. Мы свободно, без всякой чопорности разговаривали во время еды. Мы очень устали сегодня, и было не до условностей.

На столе стояло превосходное местное вино. Маркиз уже много лет сам разливал и закладывал его в своих погребах. Мы налегли на вино под жаркое.

Затем подали вкусный суп. За супом начались разговоры. К моему удивлению, Кирмон без всякого нажима со стороны маркиза рассказал, что произошло сегодня. Маркиз внимательно слушал, но ничего не сказал. Он заметил только:

— Я знал, что Сергер — отчаянная голова. Но ведь он на фронте?

— Послезавтра он вернется туда.

— Мой мальчик... — обратился ко мне маркиз. — тут неудобная для нас ситуация.

Я знал, что у него на уме, и ответил:

— Я был бы рад, маркиз, если бы вы секретным образом информировали отца об этой истории. Мне с фронта делать это неудобно.

— Прекрасно, — просиял маркиз, которому не хотелось ссориться с моим отцом. — Я, конечно, позабочусь о детях. И без шума наведу справки. Если у них не осталось родителей... что ж, я воспитаю преданных слуг для себя. За девочкой я присмотрю — она, очевидно, одарена магически. Возможно, со временем пошлем ее учиться магии.

— Вы всегда были для меня образцом благородства, маркиз, — искренне сказал я. — Но разрешите опять привлечь ваше внимание и внимание лорда Кирмона к рассказу девочки. Она не была под влиянием заклинаний по дороге сюда. Опросив ее, можно установить путь перевозки рабов.

Маркиз и остальные драконы замолчали и посмотрели на Кирмона.

— Да, это надо делать, — согласился Кирмон. — Но вот это то, что гнетет меня, несмотря на необыкновенно удачный день, несмотря на победу. Нам сегодня есть чем гордиться. Мы действовали очень хорошо, а Сергер, Ветка, Альта — просто великолепно. Для Альты сегодня вообще был первый бой (я удивленно глянул на Альту — она внимательно слушала отца). С посвящением в бойцы, Альта! С первым боем!

Мы все, и маркиз, старый солдат, вместе с нами, подняли бокалы с вином и повторили:

— С первым боем!

Альта покраснела от смущения, встала и раскланялась с боевыми товарищами. Тогда мы выпили бокалы до дна.

— Я, как отец, горд таким началом. Но продолжаю: вот мы, драконы, считаем себя величайшими в этом мире. Мы старше. Для нас — прошу извинить меня за прямоту, маркиз, граф и леди — остальные расы как дети. Люди — дети, эльфы — дети, гномы — дети... И мы, считающие себя взрослыми, допускаем, что у людей на Островах крадут детей, запросто перевозят за полмира и приносят в жертву, чтобы создать амулеты для угроз людям, эльфам, гномам, оркам... да и нам. Не слишком ли мы далеки от остальных рас? Почему мы позволяем кому-то проделывать такие мерзости? Я полностью поддерживаю политику его величества Великого Дракона в отношении Храмов Черного Облака: полностью уничтожить. От этого мир только очищается. Не пора ли сделать следующий шаг, и в сотрудничестве с секретными полициями всех стран раздавить работорговцев и продавцов наркотического зелья? На кой демон нам многовековая политика невмешательства, если вследствие ее мы видим мертвых детей на ступенях храмов?

Я никогда не слышал от драконов таких речей. У Ветки тоже полезли глаза на лоб. Один из драконов мрачно сказал:

— Полагаю, в ваших словах много правды, Кирмон. Я записал на амулет изображения всех мест этого Храма, и полагаю нужным представить эти материалы в Большой Совет Драконов. До этого мы имели на каждый храм две или три принесенные жертвы среди людей, несколько неудачных попыток захватить драконов и похитить эльфов, отдельные попытки заказать смертельные амулеты гномам, неудачные вербовки в племенах орков. Сегодня мы насчитали более ста детей, живых и мертвых. На мой взгляд, борьба с храмами переходит на новый уровень. Нам нужно не десять, а по меньшей мере пятьдесят драконов в группу, чтобы овладеть положением. Уверен, что Великий Дракон согласится с нами. Он тоже многое подозревает.

— Именно, — заметил другой, — и надо подумать, кто прячется за Храмами. Это безумные марионетки, и за ними стоит кукловод. И это не их бог. Наши боги сообщили нам, что давно уже нейтрализовали демонов, которым поклоняется Черное Облако. Но это, может быть, все-таки не человек.

Я слушал эти слова и ровно ничего не понимал.

— Старый спор, — сказал третий. — Мы помним случаи, когда подстрекатели действовали даже из другого мира. Надо провести специальное расследование. В случае необходимости — нанести удар в ту сторону и закрыть входные двери. Нельзя позволить загадить наш родной мир.

— И зачистить, прежде всего, концы в этом мире, — продолжил четвертый. — Надо держать под наблюдением не только рабовладельцев, но и пиратов, наемных убийц, контрабандистов, демонологов. Людские, оркские и эльфские владыки извлекают из них пользу в борьбе друг с другом, и потому мирволят им, но мы-то понимаем, к чему это приводит.

— Это — необходимый риск, — ответил Кирмон. — Политика невмешательства появилась не в пустом месте — она появилась после мировых войн. Я за вмешательство, но осторожное. Прямой атакой тут не решишь проблемы — только спугнешь кукловода. Я уверен, например, что, если кукловод существует, он настолько осторожен с нами, что у наших друзей Сергера и Ветки намного больше шансов найти его. От них он не будет скрываться, поскольку так же самоуверен, как и мы.

— А вот это хорошая мысль. Но давайте закончим спор сейчас и продолжим в Совете Драконов. Мы победили сегодня без потерь — отпразднуем! — сказал пятый голос.

— Празднуем победу и спасение детей! — хором сказали драконы, и мы вместе с ними, поднимая бокалы с вином.

Я не понял почти ничего сказанного драконами, и, поставив выпитый бокал, бросил взгляд на маркиза. Я был потрясен — маркиз, не участвовавший в разговоре, понял, судя по его лицу, всё сказанное, и сидел в раздумье, допивая свой бокал. Лицо его было суровым. Он как будто готовил себя к будущим боям рядом с драконами. Драться, скорее, придется мне — подумал я, и хмыкнул про себя.

Наконец, мы закончили пить превосходное вино маркиза и разошлись по комнатам спать.

На ночь Альта зашла ко мне поболтать. Я спросил, не компрометирую ли я ее.

— Чем? — искренне удивилась Альта. — Ты думаешь, что могут считать, что ты меня соблазнил? Да ведь мне всего двадцать лет!

— И что? — осторожно спросил я. — У нас фрейлины и в восемнадцать спят со всеми подряд.

— Да ты же не знаешь, — смутилась Альта. — Дай я скажу тебе на ухо. До двадцати двух лет девушку дракона не может соблазнить ни дракон, ни эльф, ни человек. Физически не удастся. Физиология не позволит.

— Как это? — с крайним удивлением спросил я.

— А так — к примеру, твой "жезл" не пройдет. Ведь мы же магические создания, — обьяснила Альта. — А вот года через два можешь начать за мной ухаживать. У меня к тебе слабость. Например, сегодня я восхищалась твоей храбростью. Не будучи защищен ничем, ты пошел напролом и пробился. А как я испугалась за тебя, знал бы ты! — вдруг сказала она. — Как правильно сказала Ветка, мы сегодня обе чуть не обмочились от страха.

И дрожащими от волнения руками начала поправлять волосы.

— У тебя с ней что-то было? — затем спросила Альта. — А то, мне кажется, Кирдан на нее с интересом смотрит, скоро начнет подъезжать.

— Нет, — честно ответил я. — Ветке, кажется, хотелось, но ее мать, как гостеприимная хозяйка, первой загнала меня в постель, чтобы я не жаловался, что в гостях скучно. Затем она, как женщина, занятая гостями, передала меня своей сестре, и та уже заняла все мои ночи. А до дочерей очередь так и не дошла. Ну... эльфы есть эльфы. Вот если я еще раз буду с визитом в Великом Лесу, то этого не избежать. Ведь теперь она — моя боевая подруга, не отвертишься. Но сейчас я на войне, не до визитов к эльфам.

Немного ревновавшая, судя по вопросам, Альта хихикнула, а я решил воспользоваться случаем и спросил:

— Слушай, а о чем это сейчас за столом говорил твой отец? Я никогда не слышал таких речей от драконов.

— Ну, ты о многом не слышал, — лениво сказала Альта. — Я сама не очень знакома с тем, что говорится на наших драконьих советах. Всякие теории мировых заговоров, подпольщики из других миров, предложения жестко контролировать разумные расы... Спроси у Кирдана, он этим интересуется. А я еще маленькая. Но вообще у драконов бывают самые разные дискуссии. Иногда слушаешь их и думаешь — да, виден огромный опыт, светлые идеи, ответственность за судьбы мира. Иногда слушаешь — думаешь: да это компания ворчунов и старых пердунов. А иногда уши вянут: а мы единственные разумные, а эльфы легкомысленны, а люди ни о чем ни думают, только воюют, а гномы спятили на деньгах и пещерах, а орки так вообще ведут себя как обезьяны!

Она вздохнула и махнула рукой.

— Ты мне вот что лучше скажи: что имела в виду Ветка, когда спрашивала, изменился ты или нет?

Я повернулся, обнимая ее за плечо.

— А ты сама изменилась сегодня?

— Думаю, что да, — огласилась Альта. — Но не знаю, в чем. А ты знаешь?

— Пытаюсь понять, — искренне сказал я. — Я воюю уже год. Видел много убитых, много раненых, много беженцев. Мы насмерть стояли в обороне в начале войны, шли прямо на огонь в атаках. Уже всякое повидали. Но такого дерьма, как сегодня, я еще не видел. Торговля рабами, принесение детей в жертву — вот с чем надо бороться. А тут империя лезет на нас, потому что внутри у нее плохо, и советники императора хотят отвлечь народ. Мы даем им по рогам, побеждаем. В результате захвачена абсолютно ненужная нам бедная провинция, тысячи погибших, сотни тысяч беженцев, миллионы золотых потрачены. А кто-то ловит рыбку в мутной воде, ворует детей у беженцев, грабит оставленные города вперед победителя, мародерствует... Мы, конечно, ловим таких и вешаем, расстреливаем, но, если не было бы войны — всего этого бы не было. Мы сражаемся, народы платят налоги на войну, короли недовольны, а кто-то делает деньги.

— То же говорила сейчас мне Ветка — есть видимость, а есть сущность. С виду война за славу, а по существу — разбой, и кто-то грабит обе стороны. Да, кстати, знаешь, что сказал Ветке сегодня Кирдан, когда успокоился и перестал ее лапать?

— Нет, конечно. А что это он так рано успокоился?

— А она обещала пустить ночью его к себе в спальню, вот и успокоился. Так вот, Кирдан сказал отцу, что хочет лет десять поработать воспитателем в человеческом приюте для одиноких детей.

Я посмотрел на Альту и медленно сказал:

— Я, пожалуй, понимаю его. Я бы и сам с полгода поработал, будь у меня время. Кое-что понял бы для себя. Но десять лет? Ах да, вы же драконы, вам это не срок. А что сказал Кирмон?

— Папа сказал: давай, если справишься. Наберешься опыта с людьми, вырастишь хорошую молодежь. Ну и пошпионишь немножко для нас. Полезное дело.

Я так удивился, что посмотрел на Альту. Она улыбалась. Разрешение отца сыну, очевидно, не казалось ей странным.

Я задумался, и, кажется, начал понимать суть ответа. Пошпионить. Ай да Кирмон!

Я повернулся к Альте, и тут она упала мне на грудь головой. Она спала. Я осторожно прислонил ее к спинке кровати, начал вставать, чтобы отнести — и тут сам внезапно заснул.

Проснулся я уже утром. Мы с Альтой так и сидели на кровати в обнимку. Проснулся я оттого, что Кирмон, нагнувшись, осторожно тронул меня за плечо.

Я поднял голову и у меня глаза полезли на лоб. То же было с Кирмоном.

— Прошу прощенья, Кирмон, — сказал я. — Мы с Альтой сидели и разговаривали — и вдруг уснули сидя. И проснулись сейчас сидя. Сам не понимаю, как это случилось.

Кирмон внезапно улыбнулся.

— Не вы одни, молодежь. Я, например, сел на стул чтобы снять сапоги, и проснулся сегодня утром в сапогах и лежа на полу. Думаю, что тоже заснул и упал со стула. А Кирдан лежит и спит под кроватью, на которой спит Дианель.

Я встряхнул головой, и ужасная мысль вдруг пришла в голову.

— А дети на месте?

Тут Кирмон стал очень серьезным.

— Сейчас посмотрю, — сказал он и быстро вышел из комнаты.

Я осторожно встал и пошел за ним. Мы, не одевшись, прошли по морозу ко флигелю. У входа сидел бодрствующий слуга. Он тихонько заглянул во флигель и подтвердил, что дети на месте и спят.

— Это не магическая атака, — облегченно сказал Кирмон. — Иначе слуга лежал бы без задних ног, как и мы. Но все-таки что-то в этом есть. Боюсь, что это влияние амулетов. В начале схватки они высосали у нас немало сил.

Я вспомнил, как лежал под дверью без сил после нескольких мгновений бега по коридору, и вынужден был согласиться. Только теперь я начал понимать, с какой мощью черной магии мы имели дело — она угнетающе действавала даже на драконов.

После завтрака мы, не увидев спящих детей, попрощались с маркизом и поскорее улетели.

На базе я забрал свои вещи, и мы с Альтой и Кирмоном поехали в обратном порядке: сначала полетели к лошадям, затем на лошадях вернулись в полк. По дороге я болтал с Альтой о пустяках: о подругах — людях, эльфессах и драконшах, об учебе, о странствиях в горах. Я пытался выбросить из сознания страшные картины Храма. За год войны я видел много ужасного — людей порубленных саблями, подстреленных, разорванных шрапнелью, изнасилованных беженок и умирающих от голода и болезней детей. Храм был страшнее всего. А когда я забывал о бойне в Храме, мне вспоминались странные речи драконов, так до конца и не понятые.

В полку в присутствии начальника разведки я официально заявил, что не хочу раскрывать детали операции посторонним, и дело было кончено.

Немедленно после этого Кирмон исчез до вечера, оставив Альту у меня в палатке — у него была встреча с генералом, командующим нашей дивизией. Мы разговаривали о всяких пустяках, сидя у меня в палатке. В какой-то момент я решился задать ей вопрос, не дававший мне покоя:

— Ты знаешь, Альта, я не могу кое-что понять. Мы участвовали в тайной операции, я увидел и услышал много важных для драконов вещей. Твой отец завербовал меня для войны против чернохрамников. Почему это произошло со мной так быстро? Ведь секреты драконов хранятся тысячелетиями, и за проникновение в них можно серьезно пострадать.

Альта улыбнулась.

— Но ведь ты не кто-то со стороны. Ты мой друг, и я и наша семья в любой момент могут поручиться за тебя Великому Дракону. Твой отец — старый друг нашей семьи. Помогает нам торговать с людьми и эльфами.

Лицо её стало серьезным.

— Кроме того, у папы не было выбора. Он не шутил, говоря о том, что мы с тобой — редчайшее явление. Поясню примером: ты помнишь, как лежал в дверях храма, а я прикрывала тебя телом?

— Трудно не помнить, — вздохнул я.

— Так вот, я прикрывала тебя не только от стрел, но и от драконов. Даже отец, сражаясь в храме, в боевом бешенстве не думал о тебе, а остальные так вообще вспомнили только после боя. Тебя могли попросту сжечь или раздавить. Поэтому я лезла в туннель как бешеная — чтобы не потерять тебя.

— А Ветка? — спросил я.

— А Ветка была готова, и сразу прилегла в угол туннеля, чтобы её не заметили. И потом, у неё есть эта врожденная эльфийская маскировка, такое волшебство, когда ты смотришь на эльфа — и не замечаешь. Открою тебе секрет — это действует даже на драконов. Главный риск достался тебе. А я в основном сдерживалась, чтобы не полезть в драку, и прикрыть тебя. Ну а после драки в храме, ты уже считаешься надежным Другом Драконов. И главное — моим личным другом. Объяснить, что это значит?

— Валяй, — легкомысленно сказал я. Для меня Альта всегда была другом.

— Это означает, что даже без разрешения Великого Дракона я могу прийти тебе на помощь в любом положении. Я имею право пустить в ход любое драконье оружие. Я могу сжечь толпу, войско, город, еси тебе угрожает опасность. Ограничений нет, если речь идет о личном друге дракона.

Я с ужасом посмотрел на серьезную Альту.

— И на что мне такая сила?

— Драконы хотят, чтобы ты уцелел на войне. И я хочу, чтобы ты уцелел. Любой ценой. Ты слишком нужен мне. Никто не вмешивается в твою жизнь, никто не дает тебе указаний. Я, как твой личный друг, могу только просить тебя, хотя по старинным законам я как бы владею тобой. Ну, времена изменились. Я не владею тобой, но готова помочь во всем. Даже если ты вздумаешь отделить свое графство от королевства — мы поможем. Кстати, это одна из причин, почему ваш канцлер подчеркнуто дружествен твоему отцу. Они, конечно, старые друзья, но, кроме того, старший граф Альбер — друг моего папы, Кирмона. И вообще лицо, близкое драконам. Поэтому твоему деду и отцу сошли с рук разгромы герцогских армий, когда вас хотели подчинить соседи.

Я задумался.

— Интересно, а король знает?

— Я уверена, что нет, — ответила Альта. — Даже канцлер только подозревает истину. Возможно, считает, что, когда граф состарится и передаст графство тебе, положение разрядится. Ну да, прямо сейчас! У старшего графа есть друг — мой папа, а у тебя есть друг в моем лице. Я тебя поддержу во всем, если это не будет откровенная глупость. А в этом случае я тебе отказывать не буду, а просто позову папу, он обсудит с тобой это дело.

Вечером Кирмон и Альта уехали. В ту же ночь мне приснился необыкновенно четкий и страшный сон. Я не запомнил его весь. В конце сна я летел на Альте сквозь черные клубы дыма, приближаясь к черным воротам. За ними, я знал, меня ждало что-то невозможно страшное, сводящее с ума. Бесстрашная Альта жалобно ревела, теряя силы, как в бою в Храме. Я не мог поднять головы и взглянуть в лицо врагу, но мы вдвоем все-таки продвигались вперед, к леденящему страху. Не знаю, чем бы кончилось там, во сне, но я внезапно проснулся с бешено бьющимся сердцем — как в бою. Пижама на мне была совершенно мокрая.

Еще через два дня, заполненных обычной армейской рутиной, я получил приказ, подписанный маршалом Нидаром. Я не испытал удовольствия от новостей, подозревая какую-то интригу против меня лично. Напротив, я пришел в бешенство. Вместо того, чтобы получить медаль за наступление и взять под командование эскадрон, я должен был сдать товарищу-лейтенанту свой отлично обученный, проверенный в боях взвод, прошедший огонь и снег. Возможное представление в капитаны можно было считать пролетевшим мимо, как пули, в меня не попавшие. Товарищу тоже будет неудобно передо мной: обычно молодой офицер после стажировки берет взвод совершенно зеленых новобранцев и сам обучает их и ведет в бой, добиваясь уважения и доверия сержантов и солдат. Сейчас же он получал опытных солдат, так сказать, задаром.

Далее, приказ сообщал, что после успешного участия в двух больших сражениях и нескольких удачных операциях за первый год войны я переводился на длительную стажировку на другой фронт, в тяжелую кавалерию, чего я, естественно, не просил.

Только кирасиров мне и не хватало! Интересно, а посылают ли перспективных кавалеристов в артиллерию, или, скажем, во флот — скакать на коне по морю? Я немедленно написал отцу, прося его узнать, что всё это значит.

Но приказ для офицера в строю есть закон, даже если это идиотский приказ. И я оставил свой полк, друзей-офицеров и солдат, и уехал на другой фронт. В следующий раз я увидел Альту только через год.

НАЕМНИКИ

— Копья упереть, линии уплотнить! — проревел я своему взводу приказ капитана, поправляя тяжелый шлем и затягивая ремень под подбородком. Четыре линии черных железных шлемов дрогнули и замерли в линиях. Четыре линии коричневых копий в два человеческих роста наклонились вперед, в лицо налетающим латникам. Концы солдаты прочно уперли в землю.

Латники неслись молча, с пиками наперевес, набирая скорость, гикая. Они выдержали залп из ружей в упор, сделанный пехотным прикрытием, и считали, что некому их остановить. Напрасно. Сегодня их ждал сюрприз — под копьями на земле лежали ещё пехотинцы, и притом отборные стрелки. Коннице оставалось пятьдесят шагов, когда под нами грохнуло, между копий вылетел огонь и дым, и вся передняя линия латников покатилась перед нашей линией в грязь кувырком — стрелки целили лошадям в грудь, и не могли промахнуться. Раздалось громкое ржание раненых коней, солдатский мат и крики боли. Это был хаос. Грохнуло ещё два залпа — из пистолетов, и стрелки быстро поползли назад, зарываясь в грязь. Мы напряглись — наступал наш миг.

Наконец, третья линия латников — с саблями в руках — прорвалась сквозь лежавших на замле, попросту растоптав их, и ударилась в наши копья. Сделанные из дуба, они не ломались даже от удара конской грудью. Стальные наконечники уперлись в бронированные лошадиные груди, часть попала во всадников, выбивая их из седла. 'Щиты вверх!' — заорали командиры, и я с ними. Грохот ударов и хриплые крики стояли по первой линии. Задняя линия прикрыла первых пикинеров щитами — от сабельных ударов и выстрелов. И верно — следующая линия латников на скаку подняла пистолеты, и снова раздался грохот. Мимо меня со свистом пролетело несколько пуль, вероятно, отбитых подаренным драконами амулетом. Ряды пикинеров опять заволокло дымом. Кое-кто упал, но линия выдержала залп. Начиналось самое трудное — устоять под напором лошадиной массы, в безумии давящей вперед.

'Держи крепче!' — пронеслось по рядам. Солдаты хрипели от напряжения, держа пики. Я вытащил свой палаш и ударил в щель между щитами — и спешенный латник с саблей в руке охнул, и упал под ноги лошадей. Пахло порохом, кровью, дерьмом — многим успели вспороть брюхо пикой в схватке. Уже два пикинера передо мной упали, раненые выстрелами. Второй был совсем молодой солдат с детским лицом, попавший во взвод только луну назад за широкие плечи и высокий рост. Я подхватил копье и встал в строй, не слушая его стонов: не время. 'Вторая, коли!' — повторил я команду капитана, и мимо меня с обоих сторон сзади высунулись жала пик второй линии. Они ударили в груди и животы лошадям с такой силой, что пробили их броню. Захрипевшие лошади забились, и всадники полетели с них на землю, роняя сабли. Линия атаки смешалась.

'Гранаты!' — послышалась команда сзади — значит, последняя линия латников подходит к нам. Они ещё могут сбить нас с позиции. Из-за наших спин через лошадей полетели гранаты, разрываясь перед свежими латниками. Даже из свалки в первой линии я видел, как они замешались. 'Третья, коли!' — раздалась команда, и снова высунулись жала пик. После их удара перед нами не осталось ни одного латника — все лежали на земле.

Где-то спереди раздался сигнал трубы. 'Уходят' — сказал себе я, тяжело дыша. Остатки латников убираются к себе. Это значит, мы выиграли сражение. Теперь будет наступление. А у нас, у пикинеров, должно быть, огромные потери. Но мы смогли остановить знаменитых имперских латников. Это победа.

После боя солдаты долго пошатывались от ужасного перенапряжения. Я проверил свой взвод. Двое убитых, пятнадцать тяжело раненых, шесть отделались царапинами и остались в строю. Семнадцать из тридцати — цена защиты первой линии пикинеров. Хорошо, сержанты уцелели, но у меня осталось только полвзвода.

Вечером убитых после общей молитвы увезла похоронная команда, а раненых забрали в госпиталь. Когда люди были покормлены и устроены на ночь, я подвел итоги дня. Атака отбита, сражение выиграно, половина полка вышла из строя. Дивизия тоже основательно получила от имперцев, и её отводят на отдых. В наступление, слава богам, пойдут другие части.

Я отметил, что в ходе сражения меня со взводом опять сунули в самое опасное место. Это наводило на размышления. Кому-то очевидно, хотелось бы избавиться от прыткого наследника чрезмерно богатого и влиятельного графства. Моя Альберия уже триста лет на радость королям стояла комом в горле соседних герцогств и регулярно надирала воинственным соседям задницу — не всем это нравилось. Пока что я уцелел, хотя треть лейтенантов полка была убита в сражении, и треть — тяжело ранена. Убитые, кстати, почти все стояли в передней линии. Остальные были ранены легко — все, но не я. Амулеты Альты сберегли меня в сражении.

На этом сражении, шестом на моей памяти, моя карьера лейтенанта пикинеров окончилась. Через три дня из армии пришел приказ о переводе в иррегулярные отряды наемников. Сделано это было очень вовремя — как раз, когда я должен был получить повышение после победного сражения.

Уже в третий раз капитанские шарф и знаки уплывали от меня. Я давно уже не сомневался, что это происходило неслучайно — кто-то наверху рушил мою военную карьеру. "Погодите, суки, мы с отцом ещё узнаем, кто за этим стоит!" — с армейской прямотой вслух сказал я, читая приказ. Отец, посвятивший жизнь успеху детей и усилению графства, имел хорошую память на тех, кто стоял на его пути. Кроме того, у него было много высокопоставленных друзей в столице, способных испортить карьеру кому угодно.

Война в рядах кирасиров и пикинеров многому меня научила. Воевать было везде тяжело, не только в легкой кавалерии.

Я понял, как трудно в отряде тяжелой кавалерии идти с пикой и пистолетами на сомкнутые ряды, ощетинившиеся стальными копьями и деревянными заграждениями. Пехота позади пикинеров встречала нас залповым огнем из ружей, а за их спинами могли скрываться пушки. Против картечи не помогала броня — тебя просто вышибали из седла, и ты падал на землю, под копыта коней. Легкая кавалерия в таких случаях моментально рассыпала строй, уходя из-под огня — а разогнавшиеся латники не успевали.

Я узнал, как страшно стоять с тяжелым копьем, врезанным задним упором в землю для устойчивости, и видеть накатывающуюся стальную стену всадников с пиками, палашами и пистолетами в руках. Я слышал выстрелы пехоты и свист пролетающих над головой пуль, нередко попадающих в своих же солдат. Видел, как у соседа, товарища по взводу, начинают трястись колени и дрожать в руках копье. Знал, что батарея сзади может со страха начать палить слишком рано, и угостить картечью в спину — такое бывало. Впрочем, как раз последнего я не боялся. Все три луны стояния в обороне нас поддерживала одна и та же батарея, которой командовал лейтенант Огюст Сарнон, дворянин, которого я знал еще до войны. Славный парень, ухаживавший за моей троюродной сестрой Беллерией, Огюст был храбр, педантичен, и в бою никогда не терял головы. Он не стал бы стрелять по мне, даже если ему приказали бы генерал и маршал вместе взятые.

А приказать могли. Война везде была беспощадной к людям — солдатам и гражданским. Чтобы выжить на войне — надо уметь многое. Уметь быть готовым на многое. Ни на миг не терять внимание и осторожность. И надо иметь чуточку удачи.

В этот раз меня переводили на другой фронт, к наемникам. В нашей армии они действовали в лесной и горной войне, когда пехота и кавалерия не могли пройти. Обычно, правда, это делали лесные егеря, но их всегда не хватало. На спокойные места, где не грозило наступление противника, нанимали опытных бойцов лесной войны — под командованием надежных командиров. Каждая страна имела наемников, и полагалась на них: правила Цеха Наемников были жесткими и исключали предательство. Я должен был стать наблюдателем при них от штаба дивизии. Занятие сугубо безопасное, если не лезть в огонь понапрасну. Вероятно, друзья отца обратили внимание на мою оригинальную военную карьеру, и приняли меры.

Помнится, когда-то в кавалерийской школе мой товарищ Гирон засомневался, существуют ли вообще леса или горы, непроходимые для конницы или пехоты. Он был родом с побережья. Я описал ему непроходимые леса на севере моего графства, смыкающиеся с одной стороны с Северным и Великим Лесами эльфов, а с другой — поднимающиеся в горы. Там леса переходили в горные ореховые рощи, которые кончались на высокогорных лугах. Пройти даже пешком в таком лесу можно было только по ручьям и речкам, или с топором в руках.

— А в горах можно пройти? — спросил поверивший мне Гирон. Я объяснил, что долины поднимаются к хребтам высотой в пятнадцать тысяч локтей. Те, в свою очередь, тянутся к непроходимым плоскогорьям и вулканам Страны Драконов. Оттуда падают потоки воды — высочайшие водопады континента — и ползут вниз ледники, иной раз с грохотом и облаками пара налезая на огненные реки лавы.

— Говорят о великолепных дворцах и изукрашенных золотом пещерах драконов, но это все легенды, — закончил я тогда свою речь. — А если кто поднимается в Страну Драконов без разрешения, тот ловится драконами и гремит на год в рудники. Возвращается он с заработанными денежками — драконы не скупы — но сильно измученный, и больше в горы ни ногой: второй срок будет уже пять лет, а третий — десять.

К счастью, на этот раз гор не было. Группа наемников, к которой меня приписали, служила на левом фланге фронта. Это был густой лес с заболоченными озерами, непроходимый для кавалерии, но очень удобный для заброски шпионов. Наемники наблюдали за разведкой противника и заодно за контрабандистами: те, несмотря на войну, не прекратили таскать запрещенные товары к нам и от нас.

Наемники стояли недалеко от опушки леса, рядом с деревней, где располагался полк пикинеров. Оттуда выходило по прямой десять стадий от штаба дивизии. Для себя наемники разбили палаточный лагерь с обозом и кухней. Каждый день оттуда в лес выходили дозоры — следить за противником. Телеги и тяговой скот — лошади и волы — располагались рядом. Никаких укреплений, кроме прочного деревянного частокола, воины по найму не построили, и были готовы сняться в любой момент.

Я и слуги прибыли на своих конях и с повозкой. Первым делом я представился командиру группы, здоровенному сержанту по кличке Медведь. Это был огромного роста человек лет тридцати пяти, с очень короткой шевелюрой, и, в отличие от остальных, чисто выбритый. Лицо в шрамах контрастировало со спокойными голубыми глазами. Несмотря на рост, двигался Медведь очень легко, и я догадывался, что командиром его поставили не зря.

После зачисления наблюдателем слуги разбили палатку для меня рядом с частоколом и палаткой Медведя. Коней я поставил в общей коновязи, и Адабан присматривал за ними. Слуги спали в соседней палатке, с другой от Медведя стороны, а в моей они, как всегда, создали офицерскую обстановку: походная кровать, походные стол и стулья, походные чемодан и сундук с вещами. Осенью, конечно, они притащат печку для тепла, а сейчас стояло лето, было даже жарковато в середине дня.

В штабе дивизии я получил кличку Конник. На вечерней поверке Медведь представил меня сотне наемников. Я с интересом смотрел на неулыбчивых, стоящих в вольных позах мужиков в полевой форме. Среди них был один высоченный орк с черной шкуркой на плече поверх мундира (знак одного из Кланов Охоты), и один щеголеватый эльф с зеленой повязкой на голове, прикрывающей уши. Остальные наемники были явно уроженцы нашего и других приморских королевств. Почти все они демонстрировали разные типы бород и холодных взглядов. Никого из них я не встречал раньше.

Наемники, в отличие от солдат, имели нешуточное чувство собственного достоинства. Они смотрели на меня без интереса, с полным равнодушием. Это было понятно: по уставу, наблюдатели от армии менялись у них каждые три луны.

Меня несколько удивил образ жизни наемников. В отличие от обычного военного лагеря, где вечно козыряли солдаты и приветствовал дежурный офицер, здесь было спокойно. Никто никому не козырял. За все отвечал сержант Медведь с помощником Лимаром — плотным улыбчивым бородачем среднего роста, с пронзительными, несмотря на улыбку, глазами. Проделав обязательное учение в первой половине дня, после обеда наемники или отдыхали, или принимали в палатках маркитанток и одиноких женщин из ближнего села. Днем пили воду и пиво. Крепкие напитки в умеренном количестве — только вечером. Маркитантку, принесшую в лагерь неразрешенный командиром самогон или "дурь", могли самое малое выпороть, а то и отправить в полевой трибунал.

После вечернего построения обьявляли зорю, тушили огни и ложились спать. Часовые (без ружей, но с мечами и пистолетами) по двое стояли на углах лагеря, меняясь шесть раз в сутки. Им вручались обычные амулеты против стрел и удара кинжалом — на случай неслышной атаки. Судя по всему, Медведь умел поддерживать дисциплину в своем маленьком лагере.

На следующий день я наблюдал за учением, проведенным толково и без послаблений. Начали на стрельбище, расположенном за палатками. После ежедневной обязательной стрельбы из пистолетов, ружей и луков (я в ней не участвовал) мы начали занятия в фехтовании затупленными саблями. Практически все были опытными фехтовальщиками, хотя мастеров меча в команде я не заметил. Не думаю, что мог ошибиться: еще перед офицерской школой отцовский учитель фехтования довел меня до мастерского уровня. За два года войны я встретил только двух или трех бойцов, сравнимых со мной по умению драться на саблях.

Я с интересом смотрел на бой мечами и саблями в линии, когда Медведь обратился ко мне:

— Конник, сможешь показать бой один на два и на три?

Это, конечно, была проверка. Я без лишних усмешек кивнул головой и молча вышел на линию с затупленными саблей и кинжалом в руках.

По кивку Медведя два наемника неожиданно бросились на меня. Я привычно шагнул налево, прикрывшись ближним бойцом от дальнего, отбил удар и сразу малоизвестным приемом обезоружил первого и выбил с линии ударом ноги в грудь, как обычно делают в рукопашной. Затем я отбил удар второго, зажал его саблю кинжалом на замахе и коснулся шеи саблей. Тот, не теряясь, нырнул под саблю, пытаясь ударить меня кинжалом, но заработал удар локтем сверху в шею и растянулся на земле.

— Ух ты! — одобрительно сказал Медведь. Второй поднялся, отряхиваясь от пыли, и бросил оружие: признал поражение. Первый поднял саблю и спросил:

— Еще?

Медведь кивнул, и боец атаковал. На четвертой схватке я опять выбил его саблю из рук, и наемник улыбнулся и поднял руку.

— Да, куда мне против тебя, — прямо сказал он.

— Теперь трое! — весело скомандовал Медведь: схватка ему понравилась. И три наемника кинулись на меня.

Некоторое время я крутился вокруг них, пользуясь своим преимуществом в быстроте, технике и уклонах. Тем не менее они были хорошо слажены в бою, и понадобилось некоторое время, чтобы разбить и по частям уничтожить тройку. Оживившиеся наемники оживленно комментировали схватку.

После фехтования начался бой дубинками, копьями и рукопашный бой. Как я и ожидал, многие наемники небольшого роста дрались руками и ногами получше здоровенных бойцов, демонстрируя неплохие гибкость и растяжку. У всех был хорошо поставленный удар — первое дело в рукопашной схватке. Опять-таки, я имел преимущество после многих лет тренировок с отцовским учителем боя, и свалил немало противников и бросками через голову и плечо, и ударами в голову руками и ногами. Особенно мне удавались подсечки, с которыми многие наемники были незнакомы. Неожиданной подсечкой я смог свалить даже огромного орка, и это ему очень понравилось. Выяснилось, что в племени он был чемпион борьбы, а здесь валял по пыли всех подряд, даже Медведя. В моем лице он наконец-то встретил достойного противника. В общем, после первого учения какой-то начальный авторитет среди бойцов я завоевал, как и полагалось кадровому офицеру.

— Да, ты мастер, — коротко подвел итоги выступления Медведь. Наемники одобрительно кивали, кое-кто попросил повторить показанные приемы. Я охотно помогал бойцам, выступая в привычной роли учителя, как и должно командиру, каковым я, правда, здесь уже не был.

Общее впечатление от бойцов Медведя было хорошее. Вообще, несмотря на вольное поведение, наемники были умелыми бойцами. Они твердо держались правил своего Цеха и никогда не бросали своих в бою. В массе своей наемники были тренированы для партизанской войны и разведки в лесу, и славились как стрелки и мечники. Война была только одним из занятий Цеха Наемников: они также нанимались в охрану караванов, торговых кораблей, обозов или путешествующих дворянских семей.

В этой группе была также женская партия: три наемницы, оставшиеся от взвода в восемь женщин после последнего наступления. Обычно женщины-наемницы отличались воинским искусством: иначе не выжить среди мужчин-солдат. По неписаным правилам, они держались подальше от наемников-мужчин, и все дела, в том числе и интимные, проворачивали в своем узком кругу. К этому давно привыкли за несколько веков существования Цеха Наемников, и даже не считали необычным. Как правило, женщин посылали на разведку.

Я встретил "наших" наемниц на третий день. Они вышли из небольшого рейда, грязные, оборванные, но целые. Как выяснилось, наемницы перед отходом обратно просидели на краю болота день и две ночи, наблюдая за противником.

Три женщины устало шли к палаткам. Впереди шагала широкоплечая и высокая, с мечом, за ней — тонкая и среднего роста, с луком на плече. Последней еле шла маленькая, с длинным кинжалом на поясе. Они были похожи на комы грязи и листьев. Я, стоя у своей палатки, внимательно рассматривал их, особенно тонкую с луком. Это была эльфийка.

В первые дни кое-кто из молодых наемников показали себя забияками и насмешниками, и я уже съездил одному из них по физиономии за наглость, а повар чуть не схлопотал по шее от опытного солдата Адабана за манеру общения. К моему удивлению, никто из наемников не смеялся над грязными девушками. Двое — какой-то невысокий остроносый наемник и эльф — тут же поставили греться воду девушкам для мытья на кухне, причем невежливый повар даже не пикнул.

Девушки доложились сержанту Медведю. Он, забрав донесение (кто-то из наемниц был грамотен), ушел в штаб полка. Тонкая и маленькая наемницы не обратили на меня внимания и тяжело уселись на землю у своей палатки, большая же, скользнув взглядом, тихо спросила эльфа:

— Колючка, это кто такой торчит?

— Новый наблюдатель от короля, — равнодушно ответил эльф, подбрасывая дров в огонь под чаном с водой. — Лейтенант, зовут Конником. Третий день здесь. Стреляет хорошо. На коне отлично сидит, но тут ему не скачки. С ребятами на учении рубился хорошо, это он умеет. В бою еще не видели. Пьет мало. Никодему уже свернул челюсть за хамство.

— Как это он? — не поверила наемница. — У Никодема кулак ого-го какой, и дракe он в цирке обучился, когда кулачным бойцом был.

— А этот уже третий год на фронте, и у пикинеров был, и с конниками наступал. Вежливый, но шуток не любит. Никодема он сначала в узел свернул, а потом так дал, что Дем полчаса лежал и трезвел. А дела этот хлыщ на Никодема не завел. Не оскорбился, значит.

Я и не ожидал, что наблюдательный эльф так быстро меня раскусит — за три дня.

Дел у меня, собственно, было немного: я знакомился у Медведя и его помощника Лимара с копиями донесений и с обстановкой, готовился выйти в дозор с патрулем. Обстановка была спокойная. Контрабандисты ползали со своими тюками где-то с краю леса, не в нашей зоне, нечастые патрули противника встречались огнем, опасности не замечалось. Я начал подозревать, что три луны у наемников будут скучными.

В первом донесении в дивизию я положительно оценил дисциплину и командование у наемников. Не стал писать, конечно, что по первому впечатлению Медведь был не так-то прост, только притворяясь деревенщиной. Это было типично для бывалых сержантов. Мой Наргон был таким же. Что касается Лимара, мне он показался опытным наемником, но очень себе на уме.

Через десять дней, когда наемницы в третий раз вернулись из дозора, эльфийка Лиана, еще не отмывшись, принесла донесение в наш маленький штаб в палатке Медведя. Медведь взял бумагу, внимательно прочитал, и, как обычно, направился в штаб полка, бросив мне на ходу:

— Конник, поговори с ней о разведке, если хочешь.

Эльфийка поправила грязные волосы, равнодушно посмотрела на меня и сказала:

— Вопросы будут, Конник?

Здесь все обращались ко мне на ты, как и принято у наемников.

— Возможно, — сказал я и посмотрел в щель палатки. С моей стороны никого рядом не было. Эльфийка тоже посмотрела в смотровые щели со своей стороны и кивнула: рядом никого не было.

— Какого хрена я не помылась, — капризно сказала она. — Сейчас бы трахнулись.

— Ты сначала скажи, Ветка, что здесь делаешь? — тихо спросил я.

— А ты что здесь делаешь? — так же тихо отпарировала Ветка-Лиана, усаживаясь верхом на стул сержанта.

— Я служу.

— Ну и я служу.

— Кому?

— Вам и нам. Мы сейчас союзники.

— А наши знают? — с интересом спросил я.

— Дивизионная разведка знает, — спокойно ответила Ветка. — Так что я здесь законно, только секретно. А что я здесь делаю, потом скажу как-нибудь, хорошо? Не здесь. У меня свое задание.

— А чего это ты такая кислая? — спросил я. — Я тебя не узнаю.

— Официально я изгнанница, живу без духовной поддержки Великого Леса, вот и депрессирую, — объяснила Ветка. — Режу врагов, крою матом друзей, сплю только с подругами. Они тебя интересуют?

— Как и все, связанное с тобой, — улыбнулся я. — Вы там очень необычные.

— Да уж, — тихо усмехнулась Ветка. — Я считаюсь изгнанницей — как убийца по неосторожности. Так официально, а в документах я как будто пришила там одного, а семья отмазала от казни. Только изгнание, мол, дали на пять лет. Гоблинша — большая такая — мечница, профессионалка, воюет всю жизнь. Правда, по поводу неё у меня в последнее время появляются разные мысли. Потом скажу. Гоби, то есть Гоблинша — хорошо бьется мечом, прилично стреляет и очень хорошо дерется в рукопашной, сильная и тренированная на всякие штучки. С мужиками вручную запросто управляется. Очень спокойная и деловая, даже в постели.

— Надежная? — спросил я.

— Очень надежная. Ещё Змея — наша главная разведчица. Ползает совершенно незаметно, отлично стреляет и работает ножами, может даже стоять с кинжалом против меча. С мечом работает средне. Бегает очень быстро, только я могу догнать её в лесу. Даже мужики не могут. Хорошо дерется. Отлично бросает ножи и отравленные стрелки. Она вынюхивает противника, я прикрываю её, а Гоби — нас обоих. Что еще? В постели горяча, как эльфийка.

— А это тут причем? — удивился я. Вечно наша Ветка о постели!

— По правилам, чтобы со мной дружить, надо дружить со всей командой, — ехидно объяснила неугомонная Ветка. — Но они тебе понравятся. Даже Змея — у ней острый характер, но если ее не доводить, она хороший друг. Она тоже будет твоей. Ну и Гоби — великовата, но нам это подходит. А вообще она спокойная, тебе не очень понравится.

— Нет, я так не хочу, — сказал я. — С наемниками перессорюсь. Не нужно общей любви. А по-другому?

— Кто-то идет, — тихо сказала Ветка. — Единственное место, где нас не замечают — болото, — равнодушным голосом сказала она. — Хочешь идти с нами — потом будешь отмываться.

— Не тяжело в грязи? — с интересом спросил я, подыгрывая.

— Плевать, — безучастно сказала она. — Отмываемся. Если хочешь идти с нами, заходи вечером, — добавила она, хладнокровно осматривая меня сверху донизу. — Дворянин?

— Да, — удивленно сказал я.

— Положим тебя на Змею, — холодно сказала она.

Медведь, как оказалось, уже стоял у входа, с удивлением слушая наши препирательства.

— О чем это ты? — прямо спросил он Ветку.

— Я так шучу, — издевательским тоном сказала она. — Хочет в лес на разведку с нами идти, вот и объясняю.

Я с интересом посмотрел на Медведя:

— Над тобой они тоже смеются?

— Иногда, — ухмыльнулся сержант.

Следующий день был церковным — день Богини Судьбы. С этой богиней наемники не шутили — себе дороже. С утра они молились и отдыхали.

Вечером я нанес визит наемницам — принес бутылку хорошего вина, привезенную из дома, и букет полевых цветов, собранный на опушке. Девушки уже помылись, поели и лежали на постелях, лениво разговаривая.

— Я новый наблюдатель, меня зовут Конник. Разрешите познакомиться, леди? — своим лучшим тоном сказал я. Это было несколько рискованно, но я надеялся на Ветку: по крайней мере, не вышвырнут из палатки сразу.

— Мы не леди, — отпарировала огромная, но довольно стройная Гоблинша. У нее было правильное лицо, но его выражение портила твердая складка губ.

— Ну, рано или поздно будете, — спокойно сказал я. — Разрешите войти?

Не успели Гоблинша и Змея послать меня куда подальше, как Ветка лениво ответила:

— Заходи, присаживайся. Я его видела вчера у Медведя, он мне понравился, — сказала она удивленным подругам.

Я поклонился совершенно спокойной Гоби и повернулся к Змее. У нее было узкое горбоносое лицо. Я только успел подумать о том, что Змея красива, как она села на кровати и подняла веки. Мы встретились глазами. Я замер.

Если бы сейчас удар грома раздался за спиной, я бы не заметил его. Это были не глаза, а бездонные темные озера. Там были и удивление, и боль, и безумие. Онемев, я упивался жаром этих глаз, после которых обычный женский взгляд казался тусклым. Она тоже не могла отвести от меня взора.

Неожиданно для себя я сообразил: разве так ведет себя дворянин с девушкой?! В голове у меня шумело, как у пьяного. Я выпрямился, поклонился как дворянин, и, не думая ни о чем, представился обычным образом, поднося руку к сердцу:

— К вашим услугам — граф Сергер. Рад пожелать вам здравствовать!

И она так же заученно ответила, вежливо наклонив голову, даже не успев подумать:

— Младшая леди Калила. Рада знакомству!

Мы снова уставились друг на друга, приоткрыв рты и соображая, кто и что сказал. Сердце мое билось как бешеное, и я не сомневался, то же самое было с ее сердцем. Сбоку кто-то кашлянул — Гоби с любопытством разглядывала нас. Ветка смотрела с другой стороны с веселым ужасом.

— Э-э... девочки, разрешите угостить вас хорошим вином, — сказал я, снова переходя на фамильярный тон. Я все еще не мог отвести глаз от Змеи, которая вдруг потрясла головой, закрыла глаза и снова открыла их.

— Конечно, — бодро сказала Ветка, хватая бутылку. — Гоби, где кружки? Змейка, давай закуску!

Змея с трудом отвела в сторону глаза, встала и начала накрывать на ящик, служивший у девушек столом. Не глядя на меня, она поставила миску, нарезала туда хлеб, копченое мясо, вытащила откуда-то соленые овощи в горшке и колбасу с чесноком.

— Неплохо живут наемники, — бодро сказал я, все так же не сводя глаз со Змеи. Сзади Ветка подставила под меня табурет и нажала на плечи, и я плюхнулся на него так неловко, что Ветка и Гоби хихикнули. Змея молча разлила вино и снова подняла на меня глаза со выражением застенчивости, очень странным для наемницы.

— Кто говорит тост? — весело спросила Ветка.

— Ты! — в один голос сказали я, Гоби и Змея.

— Ладно, — охотно согласилась Ветка. — За приятное знакомство дворянина и наемниц! И чтобы оно довело до горячих свиданий!

— Вечно ты о свиданиях! — пробурчала Гоби. Мы отпили вино и закусили мясом.

— Давно такого вина не пила, — заметила Ветка. — Вроде эльфийских!

Гоби ответила:

— А я такого и не пробовала. Какое вкусное!

— С семейных виноградников, — объяснил я. — У нас графство северное, но сладкие вина хорошо выходят, если на южных склонах. Отец сам любит разливать и закладывать в погреба, после выдержки продаем половину годового урожая, половину храним. Надо, вообще-то, конфетами закусывать, но их у меня нет с собой.

— Есть сотовый мед, — сказала Гоби, — у повара хранится, надо сходить.

— В следующий раз, — сказал я. — У меня еще вино есть. И из дома могут прислать, фронт-то не движется. Если кто выйдет за меня замуж, — ни с того ни с сего задумчиво сказал я, вертя в руках кружку и понимая, что несу какую-то дичь, — будет пить со мное такое вино каждый день и всю жизнь.

Эта глупость, казалось, проскочила неуслышанной, и девушки продолжали восхищаться вином, только Змея молчала, отпивая потихоньку из кружки и поглядывая на меня из-под ресниц.

Разговор ни о чем прервался на следующем замечании:

— Слушайте, — вспомнила Гоби, — сегодня первый церковный день Луны и день Богини Судьбы. Пикинеры устраивают танцы с маркитантками и местными, приглашают музыку из обоза. Можно прогуляться, потанцевать. С пикинерами наши уже давно не дрались, сейчас с ними мир. Сходим?

Это предложение внезапно вызвало сдержанный энтузиазм у Змеи (как я понял из намеков Ветки, именно Змея не ходила на церковные праздники, и они не ходили из солидарности с ней):

— Да, — вдруг сказала она неуверенным тоном, — почему бы нам не потанцевать?

Я поймал ее вопросительный взгляд и сразу поддержал, показывая несвойственное мне благочестие:

— Давайте сходим, все-таки церковный день, и жрецы там будут, и танцы!

Ветка с Гоби переглянулись.

— Я приглашу Медведя, — задумчиво сказала Гоби, — а ты?

— А я Колючку, — подхватила Ветка. — Сейчас сбегаю предупрежу их, и начнем одеваться. Ведь праздник же... — не особенно искренно закончила она.

— Отлично, я пошел одеваться, потом подойду, — немедленно поднялся я, пока никто не передумал.

Я подошел первым, одетый в чистый, не особенно нарядный штатский костюм, каковые обычно носили торговцы и обычная городская публика. Все же ввиду войны на поясе у меня был кинжал. Вторым прибыл остроносый и ушастый Колючка в новой белой рубашке и черных жилете и панталонах — и тоже с кинжалом на поясе. Мы вежливо поздоровались.

— Я вообще-то встречал вас... в Великом Лесу, — подумав, тихо сказал Колючка. Я ответил удивленным взглядом: не помнил его.

— Я стоял в охране, когда ваша семья прибыла на переговоры, — уточнил Колючка.

Я внимательно посмотрел на него и произнес на эльфийском языке старинную формулу бойцов Леса:

— Мы выстоим против всех в нашем Лесу.

— Да, мы выстоим, — сразу ответил Колючка. Это означало: мы можем положиться друг на друга по праву старого знакомства.

— Но близится гроза, — неопределенно заметил Колючка, и добавил в ответ на вопросительный взгляд:

— Она знает. Они уже приближаются.

Только потом мы узнали, что, несмотря на наши тихие голоса, девушки из палатки услышали и поняли почти все слова.

Последним подошел несколько озадаченный Медведь в новом мундире и опять-таки с кинжалом на поясе, и со влажной головой — как выяснилось, ему пришлось поставить вместо себя дежурного наемника и быстренько помыться. Мы с эльфом переглянулись, без слов поняв друг друга: Медведь очень удивился приглашению Гоби — и, похоже, обрадовался.

Как только подошел Медведь, девушки вышли из палатки. Они надели светлые сорочки с цветными жилетами и длинные юбки. На ногах у нас были хорошо начищенные сапоги, а вот девушки одели неформенные сапожки с небольшими каблуками, в которых было удобно танцевать. Мы двинулись в сторону полка, весело болтая — идти-то было всего несколько сот шагов. Было похоже на церковный праздник в деревне в мирное время, и мы совершенно забыли про войну.

В полку на площади уже собрались солдаты, офицеры, местные жители, торговцы и маркитантки из обоза. Я вежливо раскланялся с офицерами, но в разговоры пока не вступал — три луны впереди, успеем познакомиться. Полковой и местный священники произвели моление и воскурили благовония богам и богиням судьбы, мира, войны и плодородия. Затем они удалились, ласково благословив нас, и вперед для начала выдвинулся оркестрик из обоза — скрипка, флейта, бубен и гармоника. Полковой оркестр ждал своего часа позади.

Заиграли размеренный танец, и я пригласил Змею. Мы все выстроились в два ряда и начали танец. Я смотрел в глаза Змее — и она тоже смотрела в мои глаза, не отрываясь. Тем не менее, мы танцевали с удовольствием, без ошибок, поворачиваясь направо и налево на каждом шагу и улыбаясь друг другу. Рядом с нами ритмично двигались Медведь и Гоби, а эльфы, как наилучшие танцоры, встали с края и вели ряды. Большой танец выходил отлично, и когда он закончился, зрители радостно зашумели.

Следующий танец был посвящен богине любви. Медленная и нежная музыка охватила нас. Как и полагалось в танце, Змея закинула руки мне на шею, я обнял ее за тонкую талию, и мы пошли в медленном танце. И снова что-то случилось, как только я коснулся лицом волос, пахнущих травами. Ее глаза распахнулись, и мы медленно плыли вдвоем в стране нежности, не думая ни о ком и ни о чем, наслаждаясь музыкой, наслаждаясь легкими объятиями. Я с детства не испытывал такого счастья. Я чувствовал, что она понимает меня, согласна во всем, готова шагать за мной хоть на край света — и я видел в ее глазах слезы счастья. "Змейка, моя Змейка" — вдруг, не думая ни о чем, прошептал я. "Да" — шепнула она, и снова — "Да".

Когда танец закончился, мы пошатывались, и встали в сторонке, пока остальные весело подпрыгивали в следующем, быстром танце. Мы никак не могли перевести дух, хотя и не целовались.

Мы отвернулись друг от друга и полюбовались танцем эльфов — с ними, как и всегда, никто не мог сравниться. Затем мимо нас, громко топая, в танце ловко пропрыгали огромные Гоби и Медведь. Змея снова посмотрела на меня сияющими глазами, и я ответил смеющейся улыбкой.

Наконец, быстрый танец кончился, и мы снова поплыли в медленной музыке.

Уже трубили зорю в полку, когда праздник закончился, и мы пошли спать в лагерь. Оказывается, кроме нас на праздник и танцы пришли вразнобой еще человек тридцать наемников, и мы возвращались большой шумной группой, освещая путь факелами. Наемники весело шутили, довольные праздником. Рядом с нами Ветка и Колючка тихо разговаривали на эльфийском, причем на каком-то диалекте, так что я их не понимал. Сзади как-то смущенно переговаривались Гоби и Медведь. Перед нами скользил Адабан, а Горман шел позади. Мы со Змеей молчали, я держал ее за руку. Нам не нужны были слова — уже все было понятно.

Наконец, я без слов проводил Змею и вернулся со слугами в палатку.

— Видели ее? — без лишних слов спросил я.

— Конечно, господин, — так же коротко ответили они.

— В лагере присматривайте за ней. Снаружи я сам присмотрю. Вы знаете, что она дворянка?

Они улыбнулись, и Адабан ответил:

— Так по походке видно, господин граф.

Горман согласно кивнул.

— Помните, что она может стать вашей госпожой, — спокойно сказал я.

Адабан принял новость безо всякого удивления, а вот Горман слегка удивил меня — такая удовлетворенная улыбка проскользнула у него на лице.

— Да и время, господин, — спокойно сказал он. — А то, что солдат она — так это неплохо. Не придворная какая, и драться умеет. И цену жизни понимает, разрешите вам сказать. Вот только война кругом, для молодой семьи не больно хорошо. Вдвоем воевать хуже, чем одному, я по себе знаю. Моя первая жена наемница была, за нее я на той войне страху натерпелся.

— Я об этом и говорю, — сказал я. — Если дело сладится — один из вас дождется наших из столицы и отвезет ее к отцу. Я только вам доверяю.

Слуги, знавшие меня всю жизнь, закивали с полным пониманием.

— А пока... Горман, когда курьеры отца с почтой будут?

Горман вытащил, по своей старой солдатской привычке, палочку с зарубками на памятные даты, и бросил на нее взгляд:

— Уже через шесть дней, господин.

— Завтра достанешь мой амулет изображений, пошлем ее образы батюшке и матушке вместе с письмом.

"Посмотрим, что скажут" — радостно подумал я. Впрочем, у меня не было сомнений.

На следующий день с утра у нас было учение. Я с интересом смотрел, как ловко Змея бросает ножи в размеченную доску и как умело отбивает удары сабли кинжалами. Она легко устояла даже против необыкновенно сильных ударов орка. Я, в свою очередь, опять образцово провел групповые бои на саблях, и надавал товарищам наемникам кучу полезных советов. Так же и в рукопашной, чувствуя на себе ее восхищенный взгляд, я швырял на землю всех подряд из самых немыслимых положений. Наемники сдержанно улыбались — они прекрасно понимали, в чем дело. Против ожиданий, наши со Змеей чувства не вызвали недовольства — меня уже уважали за искусство боя.

Хотя мы со Змеей и с удовольствием следили друг за другом, но старались этим утром не встречаться взглядами — не знаю, как Змея, а у меня от ее глаз слабели колени.

После учения ко мне подошла Ветка. Ее беспокоили извечные житейские вопросы, о которых мы с Змеей еще и не думали.

— Надо прикинуть, как вам спать вместе, — хладнокровно сказала она. — Нечего терпеть, не школьники. Мы поговорили с Гоби, и решили так: каждый вечер оставляем вас на свидании в нашей палатке, и до вечерней зори идем в твою. Только ты скажи слугам об этом. Что мы делаем — уж это наше дело, а что вы делаете — ваше дело. Потом, когда привыкнете друг к другу, можно и в одной палатке делать дела, а пока не будем вас смущать.

Я посмотрел на нее, и неожиданно для себя сказал:

— Согласен. Но она-то знает?

— Уговорим, — уверенно сказала Ветка. — Еще одна вещь: ты, конечно, понимаешь, что мы с ней прямо-таки очень близки, как и все наемницы.

— Конечно, — сказал я, неожиданно чувствуя, что сейчас покраснею, что даже при нашем развеселом королевском дворе со мной случалось редко.

— Так вот, — продолжала эльфийка. — Она — редкая партнерша в постели. Нежная, понимающая. Но самое главное — не ошибись в ней. Она с тобой очень застенчивая, верит тебе, стесняется тебя. Помоги ей открыть свои чувства — и даже я тебе позавидую, такой будешь счастливчик.

Тут эльфийка заметила выражение моего лица и хихикнула.

— Понятно, — ответил я, не находя других слов.

Внезапно выражение лица Ветки стало озабоченным. Такой я видел ее крайне редко, в основном в бою.

— Слушай, а вообще-то дело плохо, — вдруг сказала она. — Если по традициям, ты бы нас всех таскал в постель по очереди, а сейчас Змея, знаешь, что сказала?

— Что? — спросил я.

— Она сказала: "Он мой. Вы можете с ним спать, но тогда я обижусь." За эти полгода мы ничего такого не слышали. Кажется, у нее от тебя ослабел разум.

— Ничего страшного, — ответил я, сдерживая радость. — Я человек молодой, неженатый, и у меня разум от нее тоже ослабел.

— Неженатый — значит, можешь погулять с ней? — с обманчивой лаской спросила Ветка.

Я усмехнулся — у меня был достойный ответ.

— Неженатый — значит, могу жениться. Она же дворянка, это сразу видно. А ну-ка рассказывай, что ты о ней знаешь, — серьезно сказал я. — Шутки кончились, мне это важно.

Ветка замялась.

— Видишь ли, я не имею права рассказать все, — очень серьезно сказала она, — но главное для тебя скажу. Она беженка из Родонии, последняя из уничтоженного тамошним королем рода.

Я припомнил все что слышал о конфликте нескольких родонийских дворянских семей с короле — лет пять назад. Причиной были, кажется, их старинные права. Дело кончилось кровью. Хотя до гражданской войны дело не дошло, но роды были уничтожены королем безо всякого суда, и с такой жестокостью, что дворянство возмутилось. Короля спасли, по слухам, только финансовые уступки лояльным родам и поддержка единственного архимага Родонии. Но недовольство осталось, и король, в отличие от архимага, вел теперь себя очень осторожно, и даже побоялся поддержать союзную себе Империю в войне с нами.

— Да, я припоминаю. Это были роды Тороно, Маркасо, Лорасо... — вспоминал я. При слове "Лорасо" Ветка моргнула, а затем решительно сказала в пространство:

— Заметь, я тебе не сказала никаких имен.

— Конечно, — подтвердил я. — Клятва есть клятва. А ты?

— А я — охраняю, — коротко сказала она. — Союзные гномы провели ее под горами, а до этого союзные эльфы, то есть мы — сквозь Туманный Лес. Есть еще троюродный брат, но он не прямой наследник. Тоже скрывается — за Ранийским морем.

Я понял все, что не было досказано. Бедная Змея, потерявшая родных в пятнадцать лет, пять лет странствовала по дальним от родины странам, скрываясь от убийц короля — как законная наследница рода.

— Итак, король не может наложить руку на банковские вклады рода без её разрешения? — спросил я.

— Попробуй, забери у гномов, — усмехнулась Ветка. — И с землями тоже неясно.

Напротив, ясно, подумал я. По родонийскому закону, король бессилен сделать это, даже назвав Лорасов изменниками, пока смерть наследников не доказана законниками и магами. Законы на владение дворянскими землями практически одинаковы на всем континенте. Дворянство любой страны просто взорвалось бы от негодования, усмотрев в этом действии грубое нарушение своих прав. Тогда королю ни гвардия, ни армия, ни архимаг не помогли бы. Такое уже бывало не раз в истории континента.

— А почему она не у вас? — с недоумением спросил я.

— По закону, человек не может жить у нас постоянно, только посещать, — сухо сказала Ветка. — Закону пять тысяч лет — как раз с тех времен, когда у людей появились города. Отменить его нельзя в принципе.

— Понятно, — сказал я. — А теперь слушай меня, и никому пока не говори. Я на ней женюсь, и укрою. Там, за границами графства, охраняемыми нашими людьми и вашей Стражей, никто не достанет.

— Было бы неплохо, — вздохнула Ветка. — Только сначала трахнись с ней, и если понравится — тогда уж делай предложение. И слушай мои советы — я на пятьдесят лет старше тебя.

Я усмехнулся и перебил ее:

— Ну, для вас это, можно сказать, школьные годы.

— Все равно, формально я старше, — усмехнулась она. — Кстати, ты знаешь, почему я здесь, на войне? Потому что ее охрана, поставленная друзьями рода, была уничтожена два раза. Оба раза она уцелела чудом, и тогда решила уйти на войну, думая, что здесь не достанут. Я просто заменила полгода назад нашу тогдашнюю охрану. Я и Колючка.

— А как она научилась воевать? — с интересом спросил я.

— А она уже умела, — ехидно сказала Ветка. — Ее отец был бывшим военным и на обучение детей имел свои взгляды. Очень похожие на взгляды твоего отца, кстати. Оно и понятно — они были знакомы. Владение оружием, рукопашный бой, конное дело, плавание, выживание в любой местности, лечение, приготовление пищи... Выживание она изучала у наших в Туманном Лесу. Боевую практику ее братья проходили в армии, а она — у егерей...

— Я понял, — остановил я Ветку. — А мать, сестры?

— Всех убили, и затем сообщили о самоубийстве.

— Скоты, — обронил я. — По этому королю могила плачет. Слушай, а архимаг — тот самый, что выжил после войны с драконами?

— Точно. Остальные погорели самым буквальным образом — в драконьем пламени. А он был самый молодой, и выкрутился. И после битвы забрал все амулеты, запасы магических энергий и стал архимагом. И с тех пор он никому не дает стать архимагом — хочет пожизненно быть самой большой лягушкой в болоте. По слухам, архимаги других стран с ним не общаются из-за плохой репутации... и так далее.

— А все-таки почему? — спросил я.

— Да знаешь... битва была, конечно, ужасной, погибло четыре дракона и одиннадцать чокнутых архимагов, поддержавших Верховного Мага... это который начал драконам угрожать... но и у этой битвы были наблюдатели. От нас был лазутчик, и от гномов. И Магические Коллегии тоже узнали кое-какие подробности. Например, что погибло не одиннадцать, а десять архимагов. Выжило двое, и младший маг ударил раненого старшего мага в спину, думая, что не видят. И стало тут одиннадцать погибших, и один выживший молодой герой.

— Однако! — сказал я. — И еще говорят, что у магов есть нерушимый моральный кодекс.

— Мораль-то у магов высока, — заверила Ветка, — не считая, конечно, пустяков, таких как небольшие растраты, или задрать юбку красивой девушке. Или приласкать симпатичного мальчика — дело житейское. Но в серьезном деле... Они этого архимага, Прекора, очень не любят. А он с ними общаться побаивается.

Я обдумал услышанное.

— Ладно, — сказал я, — как наблюдатель, я могу принимать участие в любых операциях наемников. Вот я с вами и буду ходить на разведку.

— Звучит глуповато, но... похоже, ты там не помешаешь, — медленно сказала Ветка. — Ты знаешь, у меня странное ощущение. Я чувствую, что за нами наблюдают и берут на прицел.

— Откуда берут? — спросил я, принимая ее слова совершенно серьезно. Ни один нормальный человек не станет пренебрегать предчувствиями эльфов. — Если из нашего тыла, то там можно почистить.

— Нет, не из тыла, а оттуда, — показала Ветка в сторону леса. — От противника. И еще я чувствую, что кто-то им отсюда поможет.

Вечером я помылся, приоделся и пошел в гости к девушкам, предварительно сказав Горману, что если в палатку придут Ветка и Гоби, то пусть сидят внутри и делают что хотят, хоть голыми бегают. Горман удивленно поднял брови. Сам, добавил я, буду в другой палатке. Горман переглянулся с непривычно молчаливым сегодня Адабаном и оба поклонились, скрывая улыбки.

— К вам можно, девушки? — дружески сказал я, снова внося букет полевых цветов перед собой.

— К нам можно, а вот к вам можно? — бодро ответила Ветка. Она и Гоби были, против ожиданий, прилично одеты.

— Да, — только и сказал я, чтобы избегнуть неловкости. — Слуги предупреждены. А что это вы так одеты?

— А у нас свидание сейчас, — спокойно ответила Ветка. — Только что я Гоби пригласила на него.

Она подняла руку и нахально пощупала грудь совершенно спокойной Гоби.

— Такая ты большая у меня, — наигранно вздохнула Ветка. — Ну, мы пошли.

И наемницы без лишних слов, не смущаясь, вышли из палатки и завязали вход.

Я проводил их благодарным взглядом и повернулся к Змее. Она сидела на большой кровати Гоби, сложив руки на коленях, как воспитанная девушка из пансиона для дворянских детей. Змея была одета в красную шерстяную блузку со шнуровкой на груди и короткую, до колен, черную обку. Я с восхищением рассматривал ее ноги.

— Так Лиана велела, чтобы ты видел мои колени, — со смущением сказала Змея, не зная настоящего имени Ветки.

Тут она подняла глаза, и мое дыхание сбилось. Я положил цветы на стол и сел рядом с ней. Она заглянула мне в глаза и вдруг осторожно прижалась к плечу. Мы замерли. Голова у меня закружилась. Наши сердца бешено колотились, казалось, друг о друга. Она закрыла глаза, и я на мгновенье пришел в себя и поймал ее губы.

Мы долго целовались, зажмурясь и гладя руками плечи друг друга. Затем она повернула голову, и губы раскрылись. Мы горячо толкались языками, я пил ее сладкую слюну. Она вдруг резко сдвинула рукой мою ладонь с плеча себе за пазуху, на маленькую крепкую грудь. Я и не заметил, что она уже расшнуровала вырез блузки.

Мы на миг оторвались друг от друга, тяжело дыша. Она быстро сняла блузку через голову, и я начал целовать ее обнаженные груди. Одной рукой она прижимала мою голову к груди, другой расстегивала сорочку. Я сжал ее колено, затем ладонь поползла наверх по бедру. "Да" — шепнула она.

Через некоторое время мы лежали в обнимку под одеялом, обнаженные, на длинной и широкой кровати Гоби. Нам было необыкновенно хорошо. Мы молчали, без слов понимая друг друга.

— Забыл принести вино, — вдруг вспомнил я.

— А у нас есть местное в кувшине, — сказала Змея. — Не особенно хорошее, у нас дома мы лучше пили.

— На войне сойдет, — сказал я, набрасывая сорочку и вставая, чтобы налить вина. — И вообще, я готов хоть всю жизнь пить плохое вино, лишь бы ты была со мной.

— Какая жертва это в вашей стране, — легко пошутила Змея. — А у нас все пьют финиковую водку, а вино — легкий напиток. А пиво пьют только моряки.

— Пиво — дешево и сердито, — ответил я, подавая кружку с вином и садясь рядом. — Лиана намекала, что ты с юга — но это и так видно по тебе. Но она не говорила, что я у тебя буду первый.

— А кто знает? — пожала плечами Змея. — Я не особенно откровенный человек. Но тебе должна сказать: хорошо, что я стала женщиной, хоть и больно, и просто необыкновенно хорошо, что это был ты. Я люблю тебя.

— И я тоже люблю тебя, и не хочу жить без тебя, — помолчав, сказал я.

Помолчав, Змея перевела разговор на другое.

Перед закатом вернулись довольные девочки. Мы со Змеей к этому времени уже привели себя в порядок и сидели в обнимку на ее кровати, заканчивая кувшин кисловатого вина.

— А почему не на моей? — только и спросила Гоби. Она казалась довольной свиданием.

— Там надо белье менять, — смущенно сказала Змея. — Я хотела вам показать...

— Молодцы, — сказала веселая Ветка-Лиана. — Прокололи нашу девочку. Уже можешь жить полноценной жизнью.

Они, не чинясь, содрали с постели простыню и замочили в тазу с водой.

— У тебя слуги — замечательные, — неожиданно сказала Ветка, наливая остаток вина в кружку. — Накрыли на стол деликатесы из твоих запасов, поставили отличное вино из ваших погребов, а самих и видно не было. Гоби говорит, что за таким столом в жизни не сидела.

И Гоби молча кивнула головой.

Уже прошло двадцать дней с начала нашего со Змеей романа. За это время я успел пять раз сходить с девочками в разведку. Это оказалось неопасным, но не особенно приятным делом. Мы маскировались в колючих кустах, прятались в болотцах. Каждый раз приходилось смывать с себя несколько фунтов грязи. Самое забавное было то, что мы и близко не видели противника — он затаился.

Несколько раз мы встречали контрабандистов, и заворачивали их обратно безо всяких разговоров. Словом, война здесь была скучной. Но лично я не скучал. Каждый вечер я проводил в палатке девушек, причем каждый второй вечер они бодро собирались и шли в мою палатку — "на свидание", оставляя меня со Змеей наедине. Эти вечера не проходили у нас попусту.

Как-то вечером, один на один, в постели, я вернулся к старому разговору, и опять повторил Змее истинную правду — я уже не мог жить без нее.

— Ладно, оставим пока эти разговоры, — устало ответила Змея. — Ты же не знаешь, кто я.

— Догадываюсь, — прямо сказал я. — Видишь ли, твоя манера танцевать показывает, что ты — дворянка. Манера драться говорит об отличной школе, скорее всего, имела домашнего учителя — мастера боя. У меня манера такая же, не считая общих приемов, изученных в офицерской школе и на войне. Ты из южных королевств, судя по внешности и акценту — он у тебя еще остался. Ты явно не в ладах со своим родом или королем, если воюешь здесь. Если бежала бы с кем-то из дома или была похищена, об этом говорило бы дворянство всего континента. Ты же знаешь, какие они сплетники.

— О да, это я знаю, — улыбнулась Змея, слушавшая с интересом.

— Значит, ты, то есть весь твой род, не в ладах с королем, что нечасто бывает. Я, как сын графа, хорошо знаю генеалогию дворянских семей континента...

— Я тоже, — прервала меня Змея, — и знаю твой род: Альберы.

— Именно, — сказал я. — и, перебирая историю континента последних двадцати лет... ты же явно не старше, чем двадцать два года... я могу найти только четыре случая настоящей войны дворян с королями и гибели рода. Там были пропавшие юные дворянки твоего возраста. Две из них уже замужем. Еще одна была захвачена пиратами и выкуплена другим королевством из политических соображений. И только одна из них считается пропавшей без вести: младшая дочь покойного Лораса, графа из королевства Родония. Помнится, ее звали Калила. И знаешь, когда мы знакомились — несколько смешались мыслями и назвали друг другу свои настоящие имена. Ты представилась младшей леди Калилой.

Я внимательно смотрел на нее во время этих слов, и она так же внимательно смотрела на меня.

— Так вот, я хочу, — закончил я, — чтобы пропавшая Калила Лорас из рода Лорасо стала младшей графиней Альбер. Рассматривай это как официальное предложение. Можешь думать над ответом сколько хочешь: это не династическое предложение. Это предложение по любви.

Она молчала, прикусив губу и со смятением глядя на меня. Я решил сказать еще кое-что.

— Кстати, ты знаешь, что наши отцы знакомы?

— Я слышала, но никогда не имела чести встретиться...

— Ты просто забыла, — ласково сказал я. — Я после наших первых танцев потратил полночи, просматривая изображения в моем семейном амулете образов, и нашел кое-что.

Я вытащил и оживил амулет, настраивая изображения.

— Этим изображениям тринадцать лет — дружеская семейная встреча на морском отдыхе на нашем побережье. Вот это — десятилетний я. Это — мой младший брат. А кто вот эта пухленькая семилетняя девочка на песке рядом с нами, как ты думаешь?

Змея вздохнула.

— Думаю, я знаю, кто это, — медленно сказала она, с нарастающим опасением — страхом перед прошлым — глядя на меня. — Я и не знала, что тогда вы делали мое изображение.

— А вот старшие, в летних костюмах и за ликером. Вот это — мой папа.

Она закивала, вглядываясь, тем не менее, не в веселое лицо моего отца, а в лицо его соседа. Это был приятный на вид дворянин, загорелый, худой, подтянутый, несомненный бывший военный. Он был одет в превосходный летний камзол и сидел за столом с полным бокалом вина в руке, дружески улыбаясь кому-то с амулетом. Я помнил, что тогда я держал амулет. Рядом с дворянином сидела узколицая темноволосая женщина. Горбоносая, очень привлекательная, с черными волосами, собранными в хвост по тогдашней моде, в легком светлом платье. Она смеялась, говоря что-то обернувшейся к ней красивой полной женщине в красном — моей матушке.

— Папа и мама, — прошептала Змея. В её глазах появились слезы.

— Я перевел их изображения на отдельный амулет, — сказал я. — Вот сюда. Он твой.

Я отдал ей маленький амулет образов на шнурке. Она прижала его к лицу и заплакала.

Я подождал, пока Змея успокоится, и продолжил:

— Я послал родителям твои изображения и написал о наших чувствах. Они ждут тебя как мою невесту, или как жену — в любом варианте. Они согласны.

Змея вытерла слезы и сжала руки.

— Ты знаешь, — со страхом в голосе сказала она, — я боюсь за тебя. Мне кажется, я проклята... Я могу принести несчастье.

Я даже не успел сказать что-нибудь по этому поводу, как она задала мне неожиданный вопрос:

— Сколько ты еще будешь здесь, у наемников?

— Две луны, потом переведут на море. Говорят, на Черный флот — там не хватает офицеров, — ответил я.

— Если мы выживем с тобой эти две луны, тогда я дам ответ, — твердо сказала она.

Я уже знал ее и понимал, что уговоры бесполезны.

— Хорошо, — сказал я.

НАЕМНИЦА

Прошла еще одна луна.

В тот непримечательный день мы вышли в разведку усиленным порядком. Это стоило скандала с Лимаром — он не хотел пускать меня с девушками. Под конец я невежливо посоветовал ему заткнуться и не лезть в обязанности наблюдателя. Когда Лимар убрался, очень недовольный, я посмотрел ему в спину и, по неясному подозрению, попросил Ветку без шума привести в группу еще и Колючку для огневой поддержки. Колючка, конечно, согласился, но из-за него мы вышли с некоторым опозданием. Возможно, это спасло нас.

Гоби, Змея и я шли впереди. В двадцати шагах сзади бесшумно двигалась в кустах Ветка, со стрелой на луке. Еще дальше, как последняя линия обороны, сквозь лес скользил Колючка.

Мы прошли легким шагом за первое озеро и подходили к полосе густого кустарника, когда мне стукнуло в виски: впереди кто-то есть. Это проснулось чутье леса, привитое мне нянькой-дриадой в детстве.

Я сделал знак нашей старшей, Гоби, и мы остановились. Все осторожно взвели курки пистолетов и начали выжидать. Опасность не проходила. Я, помня уроки моей дриады, прислушался к птичьему разговору, затем положил руку на ствол дерева и спросил лес. Он тихо, неслышно для других сказал мне: да, впереди чужие лесу существа — люди.

Мы шепотом посоветовались с Гоби и Змеей, и решили обойти по дуге опасное место и заглянуть ожидавшим за спину, но не успели. В тот момент, когда группа начала двигаться в сторону, семь человек в маскировочной одежде неожиданно для самих себя вышли из кустов. Судя по всему, нас не заметили на подходе. Когда кончилось терпение, враг решил перенести засаду вперед, причем двигались они не перебежками по двое-трое, а всей командой. Это была ошибка.

Двое были ближе к Гоби, и она без раздумий атаковала со своими короткими мечами. Сразу загремели клинки. Гоби немедленно начала давить, не давая взяться за пулевое оружие. Три противника от неожиданности остановились прямо перед нами, и еще двое, дернувшись, замерли сзади, вытаскивая пистолеты. Опытная Змея без раздумий бросила кинжал — он застрял у кого-то в горле — и метнулась влево, разводя нас в стороны по позиции.

К счастью, двуствольные пистолеты были у меня в руках. Я выстрелил два раза с правой руки — противник ушел от пули, сделав очень глубокий уклон в сторону, но один из стоявших сзади упал.

Я кинул второй пистолет Змее и, резко двинувшись в сторону, вытащил саблю. Змея нырнула за упавшим оружием вниз, и два выстрела от противника прошли над ней. Я нанес удар вперед, и противник слева отшатнулся от меня назад, удивительно быстро вынимая саблю. Справа раздался крик: "Есть!" — Гоби извещала, что свалила одного, но второй не отступал. Слышно было сзади, как Ветка ломится сквозь кусты, меняя позицию: из-за наших спин она не могла стрелять

Я начал смещаться вправо, прикрываясь крайним противником от остальных. С врагом в центре это сработало — его удар пришелся в пустоту. Но левый оказался самым настоящим мастером клинка. Он вытянулся вперед в немыслимой позе, садясь на левую ногу, и все-таки достал. Сабля распорола мой левый бок, к счастью, не очень глубоко.

Пока мастер менял ногу, я успел махнуть левого по носу, разрубив переносицу, и он замычал и упал на колени, захлебываясь кровью и болью. О нем можно было забыть. Падая на здоровый бок, я успел наклониться и рубанул центрального по колену так, что едва не отрубил ногу. Он взвыл и упал на мастера. Это спасло меня. В тот миг, когда мастер клинка, наконец, отбросил раненого, выпрямился и сделал шаг вперед, сбоку уже встала с земли Змея с пистолетом в руке. Грохнул показавшийся очень громким выстрел, из насквозь пробитой головы мастера вылетели брызги плоти, и он упал прямо на меня. Я еле успел отбить саблю, как локоть врага врезался в мой раненый бок. Я зарычал от боли, в глазах померкло.

Надо мной грохнул еще один выстрел — последний враг, стоя сзади, стрелял в стоящую Змею, но она ловко уклонилась от пули и выстрелила в него из пистолета. Пока противник приседал, уклоняясь от пули, Змея бросила разряженный пистолет, сунула палец в карман на рукаве куртки и вытянула за кольцо метательный нож. Стрелок не успел даже выстрелить из сидячего положения, как обмяк и рухнул на землю. Нож торчал у него в глазу.

Лежа, я видел, как тот, кто получил саблей по колену, со стоном сел и выдернул из-за пояса пистолет. Я не мог пошевелиться от сильной боли, и с ужасом понимал, что сейчас он убьет Змею. Но он сначала навел пистолет на меня. Я изо всех сил толкнулся правой рукой от земли и опять застонал от невыносимой боли, а Змея с необыкновенной быстротой встала между нами. Второй кинжал был уже у нее в руке.

Грохнул выстрел. Змея махнула рукой в бессмысленной попытке защитить меня. Пуля отбила в сторону кинжал в руке и пробила ладонь, но я уже успел чуть-чуть откатиться в сторону и уклониться от выстрела. Стрелок не успел нажать спуск второго пистолета, как свалился на землю: стрела Ветки пробила ему висок.

Снова свистнула стрела, и кто-то взвыл от боли: Ветка опять не промахнулась, теперь в противника Гоби. Схватка, как и обычно, заняла буквально несколько мгновений. За это время семь человек были убиты, а двое — ранено.

В заключение над нами пронесся в бесшумном прыжке эльф Колючка с натянутым лукам в руках, не успевший на стычку. Некоторое время он и Ветка стояли по-эльфийски — спиной к спине, пригнувшись, со стрелами на луках, но больше никто не появлялся. Гоби хрипло дышала за ними, укрывшись за деревом, держа мечи наготове.

— Убитые есть? — наконец, на эльфийском спросил Ветку эльф.

— Конник ранен — на него вышло трое, и слишком близко, — сказала, тоже на эльфийском, Ветка, не опуская лук со стрелой.

— Это засада — уходим! — приказала Гоблинша, старшая в группе.

Змея упала на колени и с тревогой заглянула мне в лицо.

— Зачем ты хотела прикрыть меня собой? — глупо спросил я.

— Помолчи, — сказала она, — не теряй силы. У тебя бок пробит.

— Небольшой порез, — сказал я. — А все-таки?

— Потом, — отрезала она. — Один на один. Без свидетелей.

Затем Змея осторожно положила свою здоровую ладонь на мою.

— Я думала, что сойду с ума, если тебя пристрелят на моих глазах, — вдруг сказала она. В темных глазах бесстрашной наемницы стоял ужас. — Может, ты меня заколдовал?

— Это по другому называется, моя змейка... Самая красивая змейка в мире, — вдруг неожиданно для себя сказал я. "О боги, ведь я уже называл так Альту" — как-то расслабленно подумал я. "Схожу с ума и путаю их". В голове мутилось от боли.

Змея вдруг стесненно улыбнулась.

— Не люблю зависеть от мужчин, — без обиняков сказала она. — Но теперь придется. Уж больно ты не похож на других.

— А может, я притворяюсь? — сказал я, с трудом улыбаясь: боль усиливалась. — Может, я такая же придворная скотина, как и все остальные?

Она холодно усмехнулась.

— Даже если и так — наплевать. Я сплю с тобой, и собираюсь спать дальше. Ты самый лучший, вот и все. Тебе не уйти от меня, мой самый лучший.

Она положила здоровую ладонь мне на лоб. Тем временем Гоби и эльф, не слушая, что за чушь несем друг другу, подошли и осторожно начали поднимать меня. Тут я, к сожалению, потерял сознание от боли, и не смог продолжать разговор.

Очнулся я уже в палатке, где маг-врач заговаривал и зашивал рану. Из злосчастной вылазки двое вернулись ранеными. Врач полдня залечивал Змее простреленную ладонь. Меня положили в полковой госпиталь зашивать распоротый саблей бок. На лечение слабыми госпитальными амулетами могло уйти дней десять — двенадцать. Я пока что считался раненым серьезно, и сестры-жрицы меня даже в туалет не выпускали из палаты, поднося ведро.

Лежа в госпитале, я пропустил разбор сражения, на котором девушки сильно поругались с Лимаром. Он послал группу на разведку в третий раз на одно и тоже место, чего опытные командиры никогда не делали. Кончилось тем, что наемницы пообещали вывести Лимара на суд отряда. Тот покинул разговор крайне недовольный обвинениями в неумении воевать. Жаль, на разборе не было меня. Обдумывая стычку, я пришел к выводу, что группа уцелела только потому, что выстрелы противника были нацелены не в Гоби и не в меня, а в Змею. Кроме того, в засаде нас ожидал мастер клинка, каких если и нанимают, то только в учителя или на дуэль. Это выглядело очень подозрительно. Я решил разузнать при случае все об этом убитом Змеей наемном клинке, а Лимару устроить после госпиталя допрос с пристрастием.

На второй день госпитальной жизни вместе со Змеей, Гоби и Веткой ко мне в огромную пустую палатку для раненых пришла... Альта.

Мне показалось, что у меня бред. Она, как всегда, была в черном платье и босиком.

— Ты настоящая? — спросил я. Она положила мне на плечо свою горячую руку и улыбнулась. Тут я поверил, что она настоящая, и действительно прилетела ко мне на фронт.

— Откуда ты взялась? — снова спросил я в крайнем удивлении.

— Почувствовала, что ты ранен, взяла лечебные амулеты и прилетела, — не вполне понятно объяснила Альта.

— А как нашла меня? — спросил я.

— А мы с папой следим, где ты служишь и как, — честно ответила Альта. — И мама твоя сообщает, и я кое-что чувствую по амулету. Кстати, как это мой амулет не помог?

— А я его Змее отдал, — признался я.

— Понятно, — сказала Альта. — Если бы она защищала тебя не рукой, а телом — амулет бы отбил пулю. Учти на будущее. И помни, что пока ты рядом со... Змеей... амулет всегда сообщит мне о ранении.

Я временно оставил расспросы о непонятном, и, кряхтя, протянул здоровую руку. Альта взяла её и неуверенно оглянулась на Змею. Похоже, юная драконесса была в курсе моей личной жизни. Змея молча улыбнулась. Она не собиралась ревновать любимого человека к высоко летающим драконам. Я уже перешел из любовников в возлюбленные, и был достоин доверия.

— Надо поговорить с врачом и показать ему мои бумаги и амулеты, — сказала Альта, отпустила руку и вышла из комнаты. Пользуясь ее отсутствием, я спросил Змею:

— Ты знаешь, кто она?

Моя наемница с улыбкой кивнула и оглянулась на Ветку.

— Тогда прошу тебя, не обижай ее, — попросил я. — Альта — совсем ещё девчонка, хоть и дракон.

— Хорошо, — только и сказала молчаливая Змея. Гоби и Ветка весело переглянулись, нисколько ни испугавшись прибывшую ко мне великую и ужасную драконессу.

Вернувшись после разговора с доктором, Альта начала вести себя очень естественно. Она нисколько не смущалась Змеи и сестер-жриц госпиталя. Позже, когда я спросил Альту, как дела на личном фронте, она откровенничала так, что девочки от души смеялись над ее смешными байками. Особенно нам понравился рассказ об одном юном драконе, ухаживавшим за Альтой. Сей модник зачем-то покрасил шкуру в крупную синюю клетку, а когти в серебряный цвет.

— ...и вот он подлетает и приглашает на танец в воздухе, — заканчивала Альта, — а серебряные когти на задних лапах пускают на нас зайчики. Меня такой смех разобрал, что не смогла ему ответить. Он обиделся. На этом ухаживание кончилось.

— Ну вы, драконы, даете! — искренне сказал я. — Серебряные ногти у мужика! Да это только в борделе для женщин можно встретить!

— Продвинутая раса и широкие художественные взгляды, — отпарировала, смеясь, Альта. — У нас молодые и не такое откалывают.

Тут от хохота у меня даже заболел раненый бок. Ветка чуть не упала от смеха под стол, за которым сидела. Змея тихо смеялась, в своей манере. Только Гоби неуверенно, но с достоинством улыбалась: ей, уроженке деревни, было непонятно, над чем веселятся горожане.

— Ну и что? — сказала она. — Вон у нас в селе на Холодном Берегу жрец Хорса себе зубы вызолотил, и ничего, всем очень нравилось.

— Понимаешь, Гоби, — начала вводить ее в курс дела Ветка, — в ихней столице серебряные ногти носят мужчины-шлюхи, которые с кем угодно спят за деньги — и с бабами, и с мужиками. Это цеховой обычай последние триста лет. Так тогдашний король приказал.

— Интересно, — удивилась Гоби. — У нас обычно молодой живет у старухи, или там одинокой бабы, и кормится-поится, подарки получает. Но чтобы отдельный цех бл

* * *

-мужиков, и за деньги?

— У вас на славянских Берегах жизнь патриархальная, — объяснила Ветка, — а у них современное общество. Всё организовано. Скажем, приедет купец на рынок в чужой город на пол луны или целую луну торговать, да без жены или там служанки. Вот они его и обслужат. В большом городе всё можно найти. Ты можешь себе заказать молодого парня, или даже женщину — позабавиться. И никто тебе слова не скажет, только плати.

— Конечно, свободные бабы купцам и солдатам нужны, но все равно, разврат это, старшие в роду не одобряли, — основательно, по-крестьянски сказала Гоби. — Только мне сейчас никто строгого слова не скажет, — как-то грустно продолжила она. — Некому. Батюшка с матушкой и братья давно в земле сырой лежат, и жениха кочевники тоже убили. Защита конная от наместника запоздала, кочевников порубила — а уж поздно, полсела сожгли.

Мы слушали с удивлением. Гоби никогда не рассказывала о прошлом.

— Я, как последняя в роду, не захотела остаться, чтобы силком замуж выдали и род кончился, — продолжала она. — Поучилась у нашего старого мастера боя, послала на

* * *

старосту — и ушла в наемники. Избу родня смотрит — троюродные сестры с мужьями, — а я в походе уж лет десять. И денег скопила, надо бы вернуться, да неохота. Какая теперь из меня рыбачка или землепашица? И кто там ждет?

После короткого молчания Ветка сказала:

— А здесь о тебе думают. Ты хоть замечаешь, как Медведь на тебя все время оглядывается?

— Медве-едь... — задумчиво протянула Гоби. — Да, этот мне по размеру.

Мы хмыкнули, соглашаясь, и на этом разговор о личной жизни Гоби кончился. Ветка проявила несвойственную ей деликатность и очень ловко перевела разговор на смешные случаи из жизни в эльфийском Лесу. Мы долго потешались над высокомерными эльфами и любвеобильными эльфийками.

С утра меня начали лечить амулетами Альты. Врач-маг с волнением наблюдал за ее действиями. Я хорошо понимал его: уже несколько сот лет драконы отказывались лечить кого бы то ни было, и тут вдруг какой-то лейтенант-наемник...

Как пациент, могу сказать только, что с момента, когда Альта положила мне горячий амулет на грудь, я почувствовал оцепенение, а затем потерял сознание. Когда пришел в себя, у врача были круглые глаза, Альта выглядела довольной, а я чувствовал себя намного лучше.

На следующий день меня выставили из госпиталя — как выздоровевшего, и я и Альта поехали к наемникам в попутной телеге. Подлеченная Змея и девочки уже ждали в лагере: Альта вчера сказала, что вылечит меня быстро, драконьими методами.

Колеса скрипели, нас потряхивало на неровной дороге, пахло сеном, подостланным нам в телеге. Мы молчали, переглядываясь и улыбаясь. Я был доволен, что увижу Змею, а Альта была довольна, что я здоров. Под конец я решил прояснить отношения.

— Знаешь, Альта... — начал я, но она без обиняков сказала:

— Не знаю, что хочешь сказать ты, но сначала я кое-что должна сказать. Я не ревную тебя к Калиле, и буду рада, если ваш роман пойдет дальше. Вы вдвоем мне очень нравитесь, и будете отлично выглядеть вместе. Ну, а если ты с ней поссоришься — помни, что на свете есть я.

Я тоже спросил без обиняков:

— А если мы с Калилой поженимся?

Альта вдруг рассмеялась:

— А если я выйду замуж за дракона с серебряными когтями? Все просто, — продолжала она. — Если вы поженитесь, и будут дети — я помогу их воспитать, и позабочусь о ваших наследниках. Даже через тысячу лет я о них не забуду.

Я обалдело смотрел на нее. Что нни говори, а дружба с драконами имеет свои особенности.

— Ты знаешь, — протянул я, — часто забываю, что ты дракон, и будешь жить самое малое десять тысяч лет.

— Именно, — подчеркнула Альта. — А то и больше. И тем больше у меня причин ценить ваше общество. А к вам буду заезжать в гости. Как я понимаю, Ветка там, в хозяйстве Змеи, вовсю действует, как обычно и делают наемницы?

— Действовала, — поправил я. — Сейчас я пиратствую в этих владениях, и хочу всё забрать себе по закону. Думаю, из меня выйдет неплохой муж.

— Ну что ж, как говорит Ветка, из этой маленькой убийцы выйдет хорошая жена и мать, — смеясь, сказала Альта. — Кстати, сегодня я посмотрю Змею через амулеты, как она себя чувствует.

Тут мы прибыли в лагерь, и девочки встретили нас — уже с кружками крепкого самогона в руках.

Альта пробыла с нами три дня. Все это время мы отдыхали и пьянствовали. При этом Медведь помаленьку выпивал с нами после службы, а Лимар не показывался на глаза. От меня не укрылось, однако, что каждый вечер Альта втихую накладывает на нас со Змеей какие-то заклинания.

— Для защиты, и для удачи, — коротко ответила она на прямой вопрос. — Ведь ты мне веришь?

Я ей верил, и разговор окончил.

Перед отлетом Альта решила навестить Кирдана. Он, оказывается, жил сейчас недалеко от столицы, в порту Панкара, работая воспитателем в приюте для одиноких детей. "Значит, разведывательная операция драконов началась, несмотря на войну" — подумал я, но ничего не сказал. Альта тоже промолчала о подробностях, видя, что я все понял. Улетая к Кирдану, она просветила нас со Змеей о ситуации.

— Мой амулет много что сообщает о вашем здоровье, — без обиняков сказала Альта. — Судя по его показаниям, ты, Змея, уже совершенно здорова, но на второй луне беременности.

Я был потрясен известием. Змея нисколько не удивилась. Она, конечно, уже знала. Что ж, я давно был готов к предложению.

— Леди Калила Лорас, — начал я, придя в себя, — я должен вам кое-что сказать. Я люблю вас и прошу стать моей женой.

Змея в этот момент стояла, как и я — и вдруг села на мой грубый деревянный стул. Она побледнела. Альта молчала, деликатно отвернувшись и отойдя ко входу в палатку. Очевидно, наша драконесса перекрыла вход, чтобы никто не мешал объясняться.

Оправившись от переживаний, Змея сказала слабым голосом:

— У меня ничего нет. Поместья конфискованы...

— Наплевать, — сказал я.

— Это опасно...

— Наплевать, — сказал я. — Я сумею защитить тебя.

— Твои родители...

— Они знают о тебе и готовы принять. Я уже послал твои изображения.

— Я принесу тебе несчастье, — таким же слабым голосом продолжала она.

— Ерунда, — сказал я. — Запомни: я без тебя жить не могу. Для меня вопрос решен — ты или никто. Неужели ты сделаешь меня несчастным на всю жизнь?

Эти дурацкие, напыщенные слова из великосветского романа стали вдруг для меня самыми правдивыми. Я действительно не мог жить без этой молчаливой девчонки.

— Хорошо, я согласна, — вдруг сказала Змея окрепшим голосом. — Это судьба. Бери меня, и будем счастливыми. Я сделаю для этого все, что смогу. Я постараюсь.

Я повернулся к Альте. Она через силу улыбалась, глядя на нас.

— Альта, милая, позови девочек: нам нужны свидетели. Я делаю официальное предложение, а Ветка, то есть Лиана, и ты — дворянки, и можете быть свидетелями.

— А что, Лиана тоже дворянка? — с недоумением спросила, приободряясь, Змея. — Я думала, она — охотница в изгнании, убила кого-то...

— Нет, она тут малость шпионит, — слегка покривил я душой. — А вообще-то она из дворян Великого Леса. И еще бывший офицер Стражи. Для свидетеля в самый раз.

Пользуясь тем, что Альта вышла, я обнял Змею и мы сладко поцеловались.

Альта моментально притащила "девочек", так что они одевались и завязывались на ходу. Лица Гоби и Ветки были удивленными. Я официально заявил, что женюсь на Калиле и забираю ее из армии. Они сразу расслабились и понимающе переглянулись.

— Давно пора, — сказала Ветка. — Я на твоем месте, Змейка, еще бы и залетела сразу. Война идет, надо делать детей, пока есть время.

— Уже, — сказала немногословная Калила.

— Та-ак, — протянула ехидная Ветка. — Значит, оттуда скоро сынок вылезет?

— Лун через семь с половиной появится, наверно, — поправила хладнокровная Гоби. — Только Змее надо уезжать сразу. Последнее время по ней часто стреляют.

— Вот именно, — мрачно сказал я.

Через несколько минут я уже входил в палатку сержанта. Он сидел, горбясь, за писарским столом, проверяя ведомость на жалование наемникам.

— Сержант Медведь, — начал я. — Сообщаю тебе для передачи в полк по команде.

Медведь поднялся и встал во весь свой немалый рост по стойке смирно, что было не вполне обычно для наемников. Мне пришлось задрать голову, чтобы продолжить разговор.

— Я сделал предложение Змее, и она его приняла, — продолжал я. — С этого момента Змея — моя невеста, то есть невеста графа, и по закону выходит из подчинения армии и подчиняется, по своему желанию, моему отцу и мне. То, что она иностранка, служит в армии, находится в районе боевых действий — наплевать на это дерьмо. Змея — моя, и война для неё окончена. Скоро мы отпразнуем это дело здесь, и я отвезу её в свое поместье.

— Понятно, господин граф, — четко ответил Медведь, в первый раз не назвав меня Конником. — А это ничего, что она не дворянка?

— Она — дворянка, просто из другой страны, — пояснил я.

Медведь повеселел. Дело уходило из его ответственности. Кроме того, Гоби оставалась сержанту, как приз.

— Я, пожалуй, тоже женюсь тогда, господин граф... На Еве, то есть на Гоблинше. Так-то они были такие подруги, что не влезешь между ними, а теперь можно. Но Гоби не уедет к моей матери, останется на войне. Скажите, господин граф, а вы уверены, что Змея уедет от вас, с фронта?

Медведь хорошо знал своих наемниц.

— Придется, — пояснил я, делая рукой округлое движение перед животом.

— Ну это другое дело! Тогда поедет. И правда, чего ждать? Война, надо спешить. Мало ли...

— Именно, — сказал я. — Помнишь, как девок послали под огонь? Если бы эльф и я за ними не вышли, не было бы у тебя наемниц.

— Вы думаете, это за ними была засада? — насторожился Медведь.

— Скорее всего. Надо бы зубы Лимару посчитать за это задание, но потом. Сейчас я хочу убрать ее отсюда побыстрее. Передай мое письмо вверх по команде в полк, а я от себя имею право обратиться в дивизию. У меня в связи с затишьем есть законный отпуск. Завтра, я надеюсь, мы подпишем бумаги и уберемся. С этого момента она не идет на службу. А тебе совет, как другу (при слове "друг" Медведь внимательно посмотрел на меня, но ничего не сказал): женись скорее. Подробностей сказать не могу. Но спеши. И присмотри пока за Змеей, прошу тебя. Мне все эти засады не нравятся.

— Ясно, — сказал Медведь. — Я присмотрю.

Уже выходя, я повернулся к нему с порога:

— А чего это ты Гоби Евой назвал?

— Так Гоби по-настоящему Евлалией зовут, господин граф, — весело ответил Медведь.

— Так она христианка, что ли? — удивился я.

— Христианка и венедка, господин граф, — пожал плечами сержант. — Или, как они говорят, славянка. Сам-то я Одину поклоняюсь, как все даны, но это не мешает.

— Не знал... Ну, пока, — сказал я и ушел. Мне надо было взять у Адабана коня и спешить в дивизию.

Когда я вечером вернулся, злой Медведь сидел с перевязанным плечом, а девушки, сидя рядом, поили его самогоном и ругались последними словами. Как оказалось, Лимар попытался послать их в дневной секрет за третью поляну. Змея отказалась, как уходящая в отставку. Он ни с того, ни с сего захотел вдруг пристрелить её за неповиновение, но Ветка нацелила на него стрелу, а Гоби железной хваткой взяла за руку. Лимар начал, как сказала Ветка, ругаться и довольно комично дергаться, но сделать с Гоблиншей ничего не смог — не хватило силы. Тут Медведь вышел на шум, и отпущенный Лимар сходу обвинил девиц в бунте. Медведь послушал, и, как старший по званию, приказал ему убраться. Лимар вдруг опять схватился за пистолеты и получил по морде от Медведя. Лежа на земле, Лимар все-таки смог выстрелить в Медведя, а затем в Змею.

Гоби толкнула Змею и пуля пролетела мимо, а Ветка вмиг пришпилила Лимару руку с пистолетом стрелой к земле. Его разоружили и немного побили ногами. Теперь перевязанного Лимара должны были везти в дивизию на дознание, и побыстрее, так как собравшиеся на выстрел наемники, послушав Медведя и девушек, пришли в бешенство и поговаривали о допросе с огоньком и о петле. По закону о наемных отрядах они могли сделать это, поскольку Лимар давал им клятву как член отряда.

— Теперь понимаешь? — спросил я Медведя.

— Теперь понимаю, господин граф, — мрачно ответил он. — Правы вы были. Сука Лимар продался. Завтра же потащу Гоби к полковому жрецу, пока есть время. Он с Одином не в ссоре, распишет в два счета.

Надо было спешить. Я официально заявил наемникам, что Змея выходит замуж за меня и уходит из отряда. На причитающееся ей жалование я завтра устраивал угощение. Отряд и Медведь официально сняли со Змеи клятву, и наемники спросили, как жертву покушения: не хочет ли она попечь пятки Лимару? Я объяснил, что за этим кто-то стоит, что Лимар — явный шпион, и что я, как офицер, должен передать дело военному следствию. В отряде огорчились, но от Лимара отвязались.

К вечеру из полка прибыли судейские с охраной, и Лимара увезли к прокурору дивизии. Я послал с конвоем письменное обьяснение с обвинениями. Теперь, что бы там за Лимаром не числилось, но в военное время за предательство и бунт на фронте его почти наверняка ожидала петля.

Назавтра засад и стычек с противником не было — спокойный день. Я сговорился с вечера с интендантом, а девочки — с маркитантками, и угощение вышло на славу. Никто особенно не удивился тому, что с утра, взявши пару ребят и Ветку в свидетели, мы с Змеей, Медведь и Гоби сходили к жрецу и договорились о вступлении в брак.

Праздновали по-солдатски. Собрались все наемники, кроме часовых, и все маркитантки из обоза. Полковой священник в два счета окрутил нас с Калилой и Медведя с Гоби. Он прочел молитвы и ткнул нам в лицо статуэтку богини любви для поцелуя. Затем подписал брачные свидетельства, получил плату и, улыбаясь, ушел, чтобы не мешать веселью. И свадьба зашумела.

Наемники ревели традиционные свадебные песни вроде "Пора в постель!" так громко, что на пьянку подтянулись пикинеры из соседнего полка. Я был готов к этому, и мы вскрыли запасную бочку "зимнего", вымороженного самогона особой крепости, уже купленного мной в обозе. Появилась все та же музыка — скрипка, флейта, гармоника и бубен — и солдаты начали танцевать с маркитантками.

Было очень весело. Мы со Змеей и Медведь с Гоби все время целовались на потеху публике, и чувствовали себя великолепно. Я уже хорошо знал обычаи наемников, и меня нисколько не удивило, что в дым пьяные ребята беспощадно следили за порядком и не допустили ни одной драки, даже с пикинерами.

Ночь после свадьбы была самой чудесной ночью в моей жизни. Наконец-то мы до утра были одни в постели, без подруг и сослуживцев вокруг. Мы были пьяны от счастья.

На следующий день Змея получила выходные документы от полка. Я уже имел отпуск на десять дней, и мы собрались ехать домой, представить Калилу родителям. Я собирался оставить ее там и на луну-две вернуться дослужить с наемниками. Затем меня неизвестно зачем переводили на море, на Черный флот, базирующийся на столичную гавань. Теперь я уже был рад этому: Калила могла жить с родителями в столице, а я — часто видеть её.

Перед отъездом я имел интересный разговор с Веткой.

— И что теперь? — спросил я.

— Ну, охрана моя кончена... Завтра подам на конец контракта, через луну освобожусь. Охранять теперь некого. А Гоби замуж вышла за Медведя. Её работа тоже кончилась. Теперь просто воевать будет, защищать-то уже не надо.

— Ты думаешь, она тоже охраняла? — задумчиво спросил я.

— Наверняка. Просто это не эльфы, а какие-то люди нанимали. Я думаю, у семьи Змеи были друзья, которые их не забыли... А меня сам понимаешь кто послал. Мы Лорасов тоже не забыли. А как тебе понравились маркитантки?

Я охотно поменял тему.

— А что с маркитантками? — спросил я.

— Ну, они же шлюхи шлюхами, а рыдали на свадьбе как подружки невесты. В три ручья.

— Ты, как эльфийка, плохо понимаешь людей, — ханжески сказал я. — Вы, как подруги, переживали за нее, а шлюхи — и за нее, и за свою несостоявшуюся судьбу.

— Ну, разве что так, — задумалась Ветка. — У нас такие слезы как-то не приняты. Слушай, вот такой больной вопрос... Ты только не бей меня за него по шее...

— Не буду, — удивленно дал слово я.

— Кстати, где сейчас Альта?

— Вчера к брату в порт Панкар улетела. Он там работает воспитателем в детском доме. Ночью она вернется.

— Так он уже работает? Я думала, лет через десять раскачается.

— Кирмон поднажал. Ему важно, что Кирдан сможет понимать психологию людей. Зачем — спроси сама.

— Спрошу. Надо будет съездить туда, когда освобожусь. Адрес есть?

— Я оставлю.

— Так вот, вопрос: а как Альта к свадьбе отнесется?

— Уже отнеслась положительно, — сказал я с удовлетворением. — Я уже давно спланировал женитьбу, и она знала. Видишь ли, Альта еще мала, год до совершеннолетия. И потом, замуж ей за человека нельзя, правила такие.

— Подумаешь, — небрежно сказала Ветка. — Да чихала Альта на все правила. Ты хоть раз видел, как она на тебя иногда смотрит?

— Ты не поняла, — объяснил я. — Это даже не запрет Великого Дракона — это закон. И потом, она, мне кажется, думает, что вот повзрослеет, а там посмотрим. Скажем, твои тискания с Калилой ее нисколько не удивили. Ну, немного ревнует Калилу ко мне, конечно. Но и думает, что Калила — красавица и теперь её подруга, и почему бы и нет? А я — муж Калилы — тоже лучший друг. Словом, драконы планируют вперед самое малое на тысячу лет, — повторил я старую шутку магов.

— Конечно, — хихикнула Ветка. — Честно скажу: Калила — это здорово. Ты счастливчик.

— Я знаю, — со вздохом сказал я. — Как бы только не сглазить теперь!

ЖЕНА

В день поминания погибших я был в увольнении с корабля, и молился в домашней церкви за деда, за погибших друзей, и заодно за своих погибших солдат. Калила молилась со мной за своих родных — все они погибли пять лет назад, в страшный день бегства. Она, уже с животиком, тяжело кланялась статуе Богини Памяти, служанка помогала разогнуться, и обе шептали молитву. Я вдруг подумал, глядя на все это, что никогда не спрашивал ее о бегстве от убийц, когда пятнадцатилетняя девочка пересекла эльфийский Туманный Лес, две страны и прошла под горным массивом гномьими дорогами.

На следующий день мы заговорили об этом. Причиной была просьба отца.

— Калила, отец спрашивает, — с некоторой неловкостью начал я, — как у тебя с документами и правами на владение? Он, как глава дома, должен напустить на Родонию наших стряпчих, а может, и коронного прокурора, чтобы потребовать от нашего короля уравнения твоих прав. И заодно — как с землями и банковскими счетами? Прихватил ли их уже этот мерзавец — твое бывшее величество, или имеет смысл побороться за права наших будущих детей?

— С документами на земли у меня очень просто, — сразу ответила Калила. — Они были у эльфов в Зеленом Лесу. И сейчас там. Как выяснилось потом, папа послал наши бумаги туда перед арестом. Это были документы на всех нас, но сейчас осталась одна я — остальные мертвы. Официально мертвы, как установили наши друзья. Я тоже была официально мертва, пока эльфы безо всяких экивоков не сообщили королю и банковскому сообществу, что я жива, и наши счета король хрен заберет, и земли тоже. И король утерся этим фактом. А земли под арестом до моей смерти — тогда они будут отчуждены в пользу короны, как оставшиеся без наследников. Есть еще, правда, мой троюродный брат, но он — наследник второй очереди. Скрывается на Юге. Он писал мне в армию,но писем что-то давно не было. Надо бы послать человека туда... я знаю секретные адреса, мы связывались через эльфов.

— И, кстати, — добавила она, осторожно поворачиваясь на боку, — папа сделал, когда мне было двенадцать лет, еще одну вещь. Он поехал со мной в гномий банк и открыл мой личный счет для денег на игрушки и тренировочное оружие... как предлог, конечно. При этом гномы взяли у нас пробы крови и магически записали в Континентальном Банковском Конвенте. И теперь любой крупный банк любой страны признает меня.

— А я думал, что вас ободрали как ягодный куст, — пожал плечами я. — Ладно, когда этого короля вынесут в усыпальницу, следующий вернет нашим детям земли и подтвердит титул. А пока у нас хватает денег.

— Если его вынесут... — как-то неопределенно сказала Калила. — Папа что-то знал, но нам не говорил. Какие-то слухи, что-то очень секретное... Вроде архимаг Прекор обещал продлить срок жизни королю каким-то загадочным образом... А деньги уже принадлежат мне. Эльфийская советница по финансам с удовольствием наплевала на протесты советников короля и перевела счета из Родонии в другие страны. После этого она начала выдавать мне наличные — сколько потребуется. Я и сейчас могу снять сколько хочешь золотых — но тогда сразу станет известно о моем местоположении. Как мне объяснили, все крупные банковские конторы континента, способные выдать больше, чем десять тысяч золотых, находятся под наблюдением родонийских агентов.

— Дорогое удовольствие, — усмехнулся я, еще не поняв её слов. — Так значит, десять тысяч у тебя есть. Вот и приданое дочке! Да и я добавлю.

— Тут игра намного больше, — возразила Калила. — Не сердись на меня, что не сказала сразу. Я сама об этом редко думала. Эльфы перевели из Родонии и положили мне на счета разных банков весь капитал семьи, накопленный за двести лет торговлей, военной добычей и королевскими дарами.

— Сколько? — спросил я, подняв брови.

— Семь с половиной миллионов золотых монет, — с удовольствием сказала Калила. — И я желаю, чтобы эти деньги ты перевел на свой счет. Так безопаснее.

Некоторое время я молчал, удивленно глядя на нее. Она не без ехидства смотрела на меня, изящно нанеся удар по моему мужскому самолюбию.

— На счетах нашего графства, пожалуй, мы имеем побольше, — наконец, вздохнул я, — но я, лично я, старший сын графа, имею только тысяч сто. Ну и тысяч пять добычи, награбленной на абордажах. Поздравляю, женушка — ты богаче меня. Скажи в столице — не поверят, и сочинят историю, будто мы были договорены родителями еще двадцать лет назад, а во фронтовом лесу у нас было просто очередное свидание.

— Теперь ты знаешь, — сказала Калила. — Но, возвращаясь к прошлому — я до сих пор не знаю, почему король решился на такое злодеяние. И эльфы не знали, только пообещали собрать сведения.

— Можно связаться с Веткой через посольство эльфов, — сказал я, — она имеет какое-то отношение к объединенной разведке всех шести Лесов. Теперь это может быть важным. Раз такой разговор, со временем потребуем и земли. Наши дети должны вернуть себе твое графство, или я поставлю вашу корону с ног на голову.

— Сам король не так страшен, — вдруг сказала Калила. — Страшны королевские советники. Особенно архимаг Прекор. Этот его Костяной Дракон — такой ужас... Я видела.

— Прекор, Костяной Дракон, Драконья война, — задумчиво повторял я. — Надо будет задать пару вопросов Кирмону. Это наш друг, отец Альты. Очень сведущий маг, и не чужд политики.

Я вдруг задумался на некоторое время. Калила не мешала мыслям — она с любовью смотрела на меня, вертя в руках амулет от тошноты при беременности, выданный врачом.

— Извини, любимая моя, у меня будет не очень приятный вопрос. Вот для тебя — с чего все это началось? — спросил я.

— С предупреждений от друзей, — ответила Калила. — В те дни мы жили в загородной усадьбе. За день до несчастья отец получил несколько секретных писем и сильно встревожился. Ночью он послал одного из самых доверенных слуг с какими-то бумагами, как потом я узнала, к эльфам. Утром ему доставили приглашение к королю. С папой должны были поехать все братья. Гвардейцы ждали у ворот, чтобы почетно сопроводить. По совету папы матушка выехала к знакомым с визитом, и взяла с собой моих сестер. Гвардейцы не возражали. Я осталась — болела болотной лихорадкой, подцепила на берегу болота на охоте с папой. Наш доктор лечил меня процедурами и магией три раза в день.

— Мама уехала утром, а днем приехал гвардеец с какой-то странной бумагой. В ней предписывалось всем слугам выехать в наш городской дом. Один из слуг, Дармон, секретно остался со мной. Гвардеец не знал, что я осталась в доме, все думали, что дом пуст. Нашего доктора увезли вместе со слугами, несмотря на его протесты. Он был умный и преданный нам человек, и не сказал, что я осталась в доме, и при мне запретил слугам говорить об этом. Он спас меня. Боюсь, что он тоже не выжил.

Она вздохнула.

— Я осталась одна в доме, поскольку никто не возвращался. Дармон, с моего разрешения, уехал к каким-то знакомым на ночь, чтобы не арестовали. Он боялся выпустить меня из дома — было ясно, что никто не знает, где я. Думаю, он все понял уже тогда.

Я слушал в крайнем удивлении. Даже аресты неугодных короне дворян не производились таким незаконным образом. В чем была цель короля?

— Когда матушка с сестрами не вернулись даже к утру, — продолжала Калила, — а слуги так и не появились в доме, я поняла, что дело плохо. Оставаться в доме было очень страшно. Идти было не к кому: и соседи, и дальние родственники еще не вернулись после вызовов в столицу, иначе я знала бы. В соседних поместьях даже слуг не было, кроме сторожей. Наш дом стоял пустым, он был как мертвый. Последний наш слуга-сторож, старик Дармон, не появлялся с вечера.

— Родители должны были еще быть у короля, и я начала собираться в столицу. По привычке, которую переняла у отца, я надела не придворную, а походную одежду. При этом сунула в сапоги два кинжала, и надела на шею знак младшей графини. Мне было нехорошо от болезни. Кроме того, я уже поняла, что все это не просто так, и что мы попали в немилость. Все же, несмотря на тяжелые мысли, я с трудом оседлала свою кобылу Ласку и вывела из конюшни. Пришлось бросить не напоенными остальных лошадей.

— Если бы я успела попасть на дорогу в столицу, со мной сделали то же, что и с мамой и сестрами. Но в воротах я услышала прямо-таки безумный топот копыт. Три всадника выскочили с дороги, ведущей к лесу, и понеслись ко мне через поляну во весь опор. Я нагнулась и вынула из сапожек мои кинжалы, но, распрямляясь, уже узнала скачущих. Впереди ехал старик Дармон с бешеным лицом. За ним неслись два эльфа в походных костюмах: знакомая нашей семьи госпожа Лаэтия и незнакомый мне эльф, выглядевший очень молодо. Я обрадовалась. Тетя Лаэтия любила меня, и ее семья дружила с нами, а муж торговал через наш торговый дом эльфийскими товарами с нашим, и многими другими королевствами.

— Успели! — крикнул Дармон. — Ваша светлость, мы за вами!

— Скорей уносим ноги отсюда! — решительно сказала тетя Лаэтия. — Люди короля уже на подходе. Скачи за мной, мы укроем тебя в нашем Лесу.

— А папа и мама? — жалко спросила я, ошеломленная их напором. — Это они — светлости, а я — младшая графиня...

— Теперь ты — старшая графиня, — сурово сказала Лаэтия. — Они были мертвы уже сегодня утром. Король казнил всех. Теперь ищут тебя. Сюда скачут отряд гвардии и два мага.

У меня перехватило дыхание. Эльфийка взяла под уздцы мою Ласку и добавила:

— И сестры, и братья тоже убиты. Они не успели бежать к нам, а мы не знали, что люди короля встали в засаду на них. С ружьями из засады на женщин и детей, залпами... Королевская гвардия, мать их повесить за ногу! Выродки обезьян, червяки королевские, без чести и совести...

Она злобно вдохнула воздух и оскалилась. И тут же обмякла, и добавила:

— Мне очень жаль...

— Я останусь, госпожа графиня, — вдруг сказал Дармон. — Присмотрю за домом, чтобы не пограбили, и вообще... Вам надо бежать, а я слишком стар, чтобы помогать на чужбине. Обузой вам буду. Мне бы сбросить лет десять хотя бы... Я лучше их здесь задержу, пошлю в другую сторону.

Он неопределенно повертел рукой в воздухе, ощупывая другой рукой пистолеты в кобурах при седле. Он посмотрел на меня и вдруг, не слезая с седла, поклонился, как кланялся папе: полным поклоном, как графу.

— Прощайте, ваша светлость. Мы, верно, нескоро увидимся. Прошу только, как старый слуга: найдите себе хорошего мужа и сохраните род и имя графов Лорас. Вы — последняя Лорасо, больше таких нет.

Он слез с коня и, не глядя на меня, хромая, тяжело пошел к дому. Только сейчас я поняла, что он скакал всю ночь к эльфийскому Туманному Лесу и обратно.

Мы уже неслись по лесу — эльф впереди с пистолетами наготове, Лаэтия — рядом со мной — когда я пришла в себя от удара, и от отчаяния сказала:

— Жаль, что я не подожгла дом!

— Ты еще можешь вернуться сюда и жить в нем, — сквозь зубы сказала Лаэтия. — Ты, или твои дети. Пусть дом будет замаран чужими сапогами — это можно отмыть и отчитать начисто правильными молитвами. Не спеши. По закону, пока ты жива, дом могут сжечь, но земли не заберут, иначе дворяне всей страны устроят королю войну. Ваши счета в банках неподвластны королевским чиновникам, особенно в Гномьем Банке. Гномы их всех вместе с королем пошлют очень далеко. Главная задача сейчас — остаться в живых. Сейчас ты — очень богатая девушка, и тебя могут убить, или насильно выдать замуж, и тогда наложить лапу на владения семьи. Мы поможем тебе скрыться.

— Спасибо, тетя Лаэтия, — глотая слезы, сказала я.

Она ответила, не повернув на скаку головы, следя за дорогой:

— Конечно, я сделаю для тебя все, что могу. Но это еще и приказ Владычицы. Твои родители были друзьями нашего Леса. Никакой отряд гвардии короля, никакие архимаги не заберут тебя у нас. Эльфы никогда не забывают ни добра, ни зла. Да и плевать мы хотели на армию этого мерзавца.

— Но вы же не будете воевать из-за меня? — с ужасом сказала я.

— Ты здесь уже не причем. С тобой или без тебя — никто не войдет за тобой в Лес без разрешения. Таков закон. Если ваш мерзавец король захочет из-за тебя уложить армию на границах нашего Леса — прекрасно. Давно пора преподать ему урок.

Я замолчала. Слезы лились у меня из глаз, ветер бил в лицо. Мы уже почти полдня неслись по лесной дороге во весь опор.

Наш маленький отряд уже был близок к стене необыкновенно высоких темно-зеленых деревьев, где, как я знала, начинался Туманный Лес. Внезапно сверху послышалось какое-то оглушающее карканье. Лаэтия посмотрела вверх и резко повернула коня влево, и я понеслась за ней. Эльф, скакавший впереди, кинулся на полном ходу с коня в траву и покатился по ней. Когда он вскочил, лук со стрелой на тетиве был у него в руках. Его чудесный эльфийский конь бился на земле с разорванной спиной. Что-то огромное с шумом пронеслось над нами, и дружный крик дюжины мужских глоток раздался с неба. Я повернула голову назад и обомлела.

Страшный белый дракон, составленный из костей, пронесся над нами в ту сторону, откуда мы уклонились. На драконе сидели какой-то маг в белой мантии, а за ним расселись, держась за костяные позвонки, восемь или девять королевских гвардейцев в полном вооружении, в броне и с мечами, пистолетами и арбалетами на ремнях, только без щитов. Все они, кроме мага, как мне показалось, были белые от страха.

Большой огненный шар, пущенный магом, с жужжанием пролетел над нашими головами.

— Не бойся огня, у меня амулеты, и мы уже на границе, — крикнула Лаэтия. Она почему-то смеялась, но я тряслась от ужаса. Вспомнив, что это бой, я вытащила отцовский кинжал, готовясь к тому, что мертвый Костяной Дракон архимага Прекора — вспомнила название — сейчас собьет меня с коня на траву.

Дракон сделал разворот и бросился на нас, но в этот момент он оказался ближе к Лесу. И тут я увидела, что такое граница эльфийского царства. Внезапно, когда дракон замедлился на повороте, небольшое зеленое деревце снизу подскочило вверх, как заяц или прыгающая змея, и вцепилось ему в брюхо, как детеныш обезьяны впивается в грудь матери. Дракон подскочил в воздухе, и длинная ветка дерева побольше развернулась как пружина и хлестнула по наездникам.

Лаэтия остановила лошадь, и я встала рядом. Мы молча смотрели, как пять или шесть деревьев-прыгунов облепили несчастный скелет дракона и оторвали ему лапу, как острые сучья на ветках ломали ребра и руки гвардейцам. Маг получил веткой по лицу и слетел с дракона. Встав, он поднял руки и с рычанием повернулся к нам, но холодно смотревшая на него Лаэтия даже не шевельнула бровью. И правда — ветка второй раз с размаха врезала магу, теперь по спине, и он упал на хребет извивавшегося в отчаянной борьбе дракона.

Казалось, все уже кончено, но вдруг послышался лихой свист, и на поляну ворвались последние участники боя — конные пограничники, два патруля по пять всадников. Это были стражи королевских границ, известные храбростью, отчаянной ездой и умением стрелять с седла на скаку. Я чуть было не крикнула: "На помощь!" — как крикнул бы в опасном положении любой житель королевства — и хорошо, что не успела. Эти прославленные бойцы, всегда готовые защитить мирных жителей, на этот раз, как ни странно, даже не попытались помочь нам, или гвардейцам, а бросились прямо на нас, поднимая луки и пистолеты. Лаэтия сбила меня с коня неожиданным толчком, и сама спрыгнула, укрываясь за лошадями. Несколько стрел свистнули над нами. Раздалось несколько невнятных криков, затем опять засвистели стрелы, и затем наступила тишина. Слышен был только сильный треск ветвей, ломающих скелет дракона.

Прячась за лошадью, Лаэтия холодно рассмеялась. Мы осторожно выглянули из-за коней как раз в тот момент, когда Костяной Дракон чудовищным усилием еле вырвался из цепкой хватки деревьев, и, с громким треском, подхватив мага со сломанной спиной, прыгнул вверх. Он чудом уклонился от ударов ветвей и взлетел в небо. Я даже не поняла, что это так трещало — ветки, или кости дракона?

На поляне стоящими оставались только наш эльф с луком и пустым колчаном — когда только он успел выстрелить все свои стрелы?! — и трое эльфов в зеленой одежде Лесных Воинов. Пограничники лежали на траве, утыканные черными и зелеными стрелами, по две-три на каждого. Их кони в страхе носились по поляне. Гвардейцев вообще не было видно под лениво шевелившимися ветвями, только обнаженные мечи лежали в траве здесь и там.

Я молчала. У меня не было слов.

— Леди Лаэтия, леди Лорас, — вежливо сказал нам один из зеленых эльфов, кланяясь, — враг отбит. Прошу вас вступить в великий Туманный Лес. Леди Лорас, вы входите в Лес по разрешению Владык, как наш друг. Мы счастливы быть в вашей свите.

— Когда он произнес слова "Ваша свита", я вдруг поняла, что спасена.

Калила опять осторожно повернулась, сберегая животик, и поцеловала меня в щеку.

— Не очень приятные воспоминания, ты прав, — вздохнула она. — Но с тобой я ничего не боюсь, даже не боюсь прошлого.

На следующий день короткий и важный гном, директор Столичного Гном-Банка, со свитой из секретарей и охраны, по приглашению отца посетил наш дом. Еще бы! Речь шла о сумме больше, чем в семь миллионов золотых орлов.

В очень короткое время личность Калилы была установлена по капле ее крови, взятой магом Банка, и все заграничные счета, кроме одного, завязанного на ее троюродного брата, были переведены в наше отделение на открытый немедленно совместный с Калилой счет, с условием наследия будущими детьми.

Отец сиял — его старший сын, можно сказать, герой войны, стал к тому же женатым дворянином и богачом. Это был решительный шаг к успеху в жизни. О том, что он и мама прекрасно помнили Калилу, и с удовольствием приняли моей женой сейчас — не стоило и говорить. Калила, надо сказать, слегка сбросила с себя сдержанность наемницы. Сначала она каждый день тренировалась со мной и братом (корнетом моего бывшего училища) в фехтовании, драке ногами и бросании острых предметов, и поговаривала об уходе на флот, на мой корабль. Но сейчас живот ее заметно вырос, а я бывал в нашем столичном особняке только раза два в луну, участвуя в вылазках Черного Флота против имперской блокирующей эскадры. Ввиду своего положения, Калила теперь проводила часы с мамой, рассуждая об уходе за детьми, о том, как вести дом дворянина, и о столичных замашках. "Война кончается, ты воюешь, а я ничего не делаю!" — капризно жаловалась она. Ну, а матушка предвкушала момент, когда она представит мою жену с ребенком, юную и прекрасную графиню Альбер-Лорас, столичному обществу.

Странные мысли, пришедшие в голову во время рассказа Калилы, не оставляли меня. Я решил задать несколько вопросов Кирмону, и выпросил для этого драконий амулет связи у отца.

— Скажите, Кирмон, — спросил я после приветствий, — я сейчас по необходимости интересуюсь историей Родонии. Вы что-нибудь знаете о причине, по которой их король уничтожил семью Калилы? Вроде бы, граф Лорас не был в оппозиции короне?

— Нет, насколько мы знаем, — ответил Кирмон. — Но он был когда-то связан с военной разведкой, и тайно наблюдал за магами страны. После долгого рассмотрения у нас осталось только одно не опровергнутое предположение: он что-то узнал.

Я задумался.

— Если он что-то знал, значит, стал опасным?

— Да, мы так думаем, — ответил Кирмон. — Возможно, сам король не имел причин и желания уничтожать Лораса. Этого хотел Прекор.

— Зачем? — с недоумением спросил я. — Какое дело единственному архимагу страны до одного из графских родов?

— Этого мы еще не знаем, — ответил Кирмон.

Поразмыслив, я перешел к следующему вопросу.

— Я помню, что вы сказали перед атакой на храм, что там имеются сосуды даже с драконьей кровью. Неужели им удалось захватить и обескровить дракона, как они пытались сделать с вами?

— Нет, — коротко ответил Кирмон.

— А как же тогда они получили кровь драконов? — удивился я. — Или у них её не было?

— Была — в амулетах, — сказал Кирмон. — Поэтому мы не могли войти в храм без тебя. Эту кровь им дали добровольно. И не будем больше говорить об этой позорной истории.

Я сделал чудовищное усилие, чтобы не показать удивления в голосе.

— Ещё один вопрос, — как ни в чем ни бывало, сказал я. — Вернемся к истории Родонии. Как я понял, девяносто лет назад их тогдашний архимаг возомнил, что он всемогущ, и бросил вызов драконам?

— Почти что так, — сдержанно ответил Кирмон. — Он заявил драконам в лицо, что имеет в руках новое могущество, и что драконам неплохо бы поделиться своей мощью с ним во избежание трений. В то время мы имели с ним неплохие отношения, и решили выяснить ситуацию, о чем потом долго жалели. Посланная для переговоров делегация — четверо драконов — подверглась неожиданному нападению группы сильнейших магов Родонии. Их короткая схватка и называется Драконьей Войной. Три дракона были убиты или оглушены неведомым оружием из засады. Четвертый, кажется, смертельно раненый, не бежал, а вступил в бой. В результате он забрал с собой десять архимагов. Из двенадцати магов остались в живых двое. Самый молодой маг, Прекор, по некоторым сведениям, прикончил своего выжившего учителя и забрал себе боевые амулеты драконов. Когда помощь от нас прибыла, он уже создал зону защиты, укрепленную нашими и неизвестными нам амулетами. Когда он научился пользоваться амулетами драконов — мы не знаем, но кто-то его научил. В битве погибли бы и он, и драконы второй группы, а заодно и вся столица — около миллиона жителей. То, что делегация уже уничтожена, было очевидно. Великий Дракон приказал временно отступить.

"Неужели драконы струсили?" — подумал я. Или Кирмон чего-то не договаривал. Впрочем, это было уже неважно. Пришло время главного вопроса.

— Скажите, Кирмон, — начал я, — ведь вы мне когда-то говорили, что Храмы Черного Облака долго влачили жалкое существование и ничего не значили, а затем внезапно активизировались и начали строиться и закупать людей для жертв. А когда это началось? До или после Драконьей Войны?

— Дай вспомнить, — ответил Кирмон. — Ты знаешь, это было в тот самый год.

— В год, когда архимаг Родонии получил в руки "новое могущество"? — переспросил я. — Интересное совпадение.

— Очень интересное, — поддержал меня Кирмон. — Я посмотрю архивы нашей разведки за эти годы. Но прямо сейчас я немного занят. Мы собрались слегка потрясти один Черный Храм на Юге, это займет дней двадцать со всей подготовкой, зачисткой и наказанием тамошнего королька. Тебя, как занятого на войне, не привлекаем — там дела попроще. Так ты думаешь, здесь есть связь?

— Они ведь тоже ищут могущество против драконов — через амулеты на людской крови, — напомнил я.

— Да, тут надо подумать, — согласился Кирмон. — Через луну я буду у вас, привезу кое-какие бумаги, поговорим, а заодно присмотрю за родами твоей девочки. И Альту возьму. Где десять врачей — там и дракон пригодится, как говорится. Не опоздаем, надеюсь.

— Договорились, — весело сказал я.

К сожалению, они опоздали.

СМЕРТЬ КАЛИЛЫ

В тот вечер я пораньше закончил дела в казармах в Гавани, где вместе со всем Черным Флотом базировался мой фрегат "Король Данир". Я подписал счета и еще раз проверил порядок в казарме. Отдав последние распоряжения дежурному мичману, оседлал коня и вывел из офицерской конюшни. Вечерняя погода была чудесной. Я выехал из ворот пропахшей рыбой, дымом и смолой Военной Гавани и двинулся по вечернему городу домой.

И порт, и городские улицы бурлили ночной жизнью, несмотря на войну. Никакие бомбардировки и никакие морские сражения не могли навести уныние на наших граждан. Напротив, снятие блокады и сожженная эскадра противника у Южного мыса столичной бухты вселили в них бесстрашие. Империя, былая владычица нашего океана, была отбита с огромными потерями и на суше, и на море. Я улыбнулся, вспомнив "черепашью" атаку брандеров на глазах у всей столицы, когда мы без особенных потерь в составе команды сожгли флагман и два последних крейсера, отступавших после пушечной баталии на юг. На этом разгром врага и закончился. Серебряную медаль "За храбрость" тогда получили все офицеры фрегата, бронзовую — все матросы, но еще по медали следовало, по совести, послать Кирмону и Альте. Секрет победы был прост: если бы не их "драконьи" амулеты, мой лидер-брандер не прорвался бы сквозь пушечный огонь и не провел бы остальные к остаткам вражеской эскадры.

В результате удачной операции мой гравюрный портрет опять появился в газете, как бывало раньше. Но не под обычным довоенным заголовком: "Корнет столичной школы граф Альбер снова проехал на пари сквозь шикарный ресторан "Цветок столицы" на лошади, не повредив ни одного столика, не запачкав полов и успев поцеловать певицу Сорену, не слезая с коня. Певице поцелуй понравился". Или под более подробным заголовком: "Корнеты Альбер и Гирон задержаны в ночное время в Королевском Дворце во время прыжка из окна покоев фрейлин. Дуэли с охраной не произошло, напротив, во время содержания в караульном помещении нарушители привели свою форму в порядок (если честно сказать, мы просто застегнули сорочки, камзолы и, главное, штаны), и выпили со сменившимися гвардейцами за короткое время восемнадцать бутылок арасского вина, заказанного в соседнем с Дворцом ресторане "Дворянская радость". Корнеты и сменившиеся офицеры были отнесены дежурными гвардейцами (каковые были совершенно трезвыми) в арестное помещение — проспаться до утра. Комендант Дворца, бывший кавалерист, сомневается, что будет приняты серьезные меры, кроме обычных дисциплинарных: "Если уж не легкой кавалерии, то кому же быть отчаянными головами?" — сказал он нашему корреспонденту".

Нет, на победной гравюре отчаянный лейтенант Альбер был изображен с закрученными по-морскому усами (которые я после ухода из кавалерии, вообще-то, сбрил), в образцово застегнутом мундире (я был тогда в нижней рубашке, чтобы легче плыть, бросив горящий брандер) и с форменной шляпой морской пехоты на голове (как всегда, спускаясь на брандер, я завязывал мамин теплый платок на голову, оставив шляпу на фрегате, чтобы не уплыла в море). Со знаменем в руках я вел брандер под смертельным огнем со всех сторон прямо под бортовой залп флагмана. Такой глупости не допустил бы самый тупой военный моряк, не только бывший кавалерист вроде меня. Содержание же статьи было таким, что обо мне говорили в обществе целую луну, а я боялся покинуть военную гавань и появиться в свете. Меня даже впервые в жизни начали узнавать на улице, что немного раздражало.

Сейчас, в вечернем свете, со шляпой на голове, я был неузнаваем, и никто не здоровался со мной. Я спешил домой: моя наемница была уже сильно на сносях, и собиралась осчастливить меня дней через десять. Наш маг-врач сказал, что будет девочка.

Я ожидал момента, когда смогу представить Калилу дворянству. Несколько дней назад мама сообщила, что в обществе говорят о том, что я внезапно женился. Звучало это приблизительно так: "Вы слышали, граф Альбер женился!" — "Когда, на ком?" — "Недавно, на офицере!" — "Что?!" — "На женщине офицере, иностранке!" — "А титул?" — "Она дворянка и красавица!" — и так далее. Откуда просочились сведения — боги ведают, а мама не знала. Итак, наступало время представления молодой графини Альбер двору. Я предвкушал танцы с Калилой на балах, любопытство высшего света — и долгое безоблачное счастье с любимой женщиной после победы.

Закат накатывался на город, заливая небо оранжевым цветом — признак хорошей погоды на завтра. Зажигались огни ресторанов и харчевен, еще были открыты лавки. Играла музыка, в тавернах пили и танцевали, на больших перекрестках выступали небольшие цирковые группы. Сотни разноцветных огней от разных фонарей освещали город. Несмотря на войну, столица сияла все ярче и ярче с каждым годом, не боясь бомбардировок. Мы побеждали.

Я ехал средней рысью по широким улицам, козыряя встречным офицерам и приветствуя поклоном малознакомых дворян и кареты с дамами. Настроение было чудесным. Но уже недалеко от нашего городского дома амулет связи с отцом вдруг задергался у меня на шее. Я взял его ладонью, сжал и спросил:

— Что случилось, папа?

Вместо отца ответила мама, причем сдавленным голосом:

— Сынок, роды начались, скорей домой! Все идет труднее, чем...

Я пустил коня в карьер, и быстро долетел до ворот дома. Слуга Адабан необыкновенно быстро открыл ворота прямо перед конем, и я влетел во двор и соскочил с седла. Адабан перехватил у меня повод, и я заметил, что он бледен. Во дворе стояло несколько карет со знаками Медицинской Коллегии. Я бросил на них взгляд, и сердце у меня внезапно похолодело. Сломя голову, обронив шляпу, я бросился вверх по лестнице.

В спальне вокруг постели быстро и собранно двигались несколько человек в мантиях. Отец с матерью стояли в стороне, сдерживая волнение на лице. Я не успел даже раскрыть рот и спросить что-то, как один из врачей-магов решительно повернулся и подал маме на чистое полотенце у нее на руках маленькое тельце. Она подхватила его. Маленький комок в руках вдруг закричал.

— Девочка, — громко, радостно сказала мама, заворачивая ребенка. Ее помощница подхватила пищащий сверток из рук и понесла в другую комнату, мама быстро пошла за ней — обмывать новорожденную.

Я, переводя дух, заглянул за спины врачей, и испугался. Лицо Калилы было черным и измученным, несмотря на сильный белый свет от амулетов. Лица врачей были тоже темные — и испуганные.

— Непонятно, что происходит, — тихо сказал наш семейный врач, наклоняясь над постелью.

— Ей все хуже, — ответил сильным голосом старик маг с белой бородой, завязанной медицинской салфеткой. — Она просит увидеть мужа. Он здесь?

— Я здесь, — чуть не крикнул я, продираясь между спинами магов. Калила протянула мне слабую руку.

— Я умираю, — слабо сказала она мне. — Помни... люблю... прошу... только ты...

Меня оттолкнули, и маги схватили Калилу с четырех сторон. "Начали вместе, поддерживать внутренние органы, очищать лимфу и кровь!" — скомандовал старик. Маги зарычали от напряжения. Слабый свет полился из их рук на Калилу, закрывшую глаза. "Не выходит, что-то ломает ей органы!" — сказал один из магов. "Накопители" — скомандовал старый маг. "Не хватает" — ответил один из магов. "Слишком сильное отравление. Это какое-то заклинание". Я с ужасом слушал, стоя сзади.

Вдруг Калила сильно захрипела, и кровать затряслась от конвульсий. Ее маленькое и сильное тело боролось с напастью. Она задергалась; я подошел ближе, и ее рука вцепилась в мою со страшной силой, и ослабла. Я похолодел, понимая, что это значит.

Маги отпустили Калилу и медленно убрали руки. За их спинами стояли мой отец со страшным выражением лица, и мать, с платком, прижатым ко рту. Глаза ее были полны ужаса. Лицо моей жены было искажено в муке.

Кажется, я заплакал, и не стыдился этого. Все молчали. На лицах у магов были растерянность, безнадежность, усталость.

Внезапно сильный порыв ветра пронесся за открытым окном, и тяжелый удар о землю потряс дом так, что стекла в окнах зазвенели. За ним еще один порыв ветра, с треском ломающихся ветвей — и еще один удар потряс землю. Мама сразу поняла, кто это, и выскочила в дверь в какой-то безумной надежде. Мы с папой подняли головы от кровати, в которой лежало тело Калилы, и переглянулись. И правда — через несколько мгновений дверь в спальню снова распахнулась, и к нам вбежала все еще плачущая мама, и за ней вошли, застегивая одежду, Кирмон и Альта. Их лица были встревожены.

Без лишних слов они с двух сторон подошли в постели. Кирмон взял Калилу за руку — и сразу отпустил, опустив голову. Альта положила обе ладони на живот Калилы — и сразу убрала, и с ужасом посмотрела на меня. Всё было понятно без слов.

— Опоздали, — наконец, с хрипением в голосе сказала Альта. Она повернулась ко мне и со своей чудовищной силой схватила за плечи и притянула к себе. Бесполезно было с ней бороться. Её глаза с вертикальными зрачками, полные слез, заглянули в мои.

— Зачем ты не вызвал меня луну назад?! — с тоской прошептала Альта. — Я бы смогла бы что-нибудь сделать. А теперь мы одни с тобой остались. Ну почему вы так мало живете?

Она прижала мою голову к своему твердому как камень плечу и заплакала.

Утром за нашим траурным столом сидели отец, я, мой брат-корнет, прискакавший утром из кавалерийского училища, наш семейный врач, лучшие врачи страны — архимаги Саброз и Деларюс, и два дракона — Кирмон и Альта. Священник Дома Альберов прочел последнюю молитву за душу усопшей, мы выпили вина — и он покинул нас, уйдя молиться над телом Калилы. Нам же предстоял тяжелый разговор.

— Что, собственно, произошло? — устало спросил мой отец.

— Все шло очень хорошо, — растерянно сказал наш врач, — и вдруг всё сразу словно взорвалось во внутренних органах. Они были словно моментально отравлены. Ее тело оказалось под атакой неизвестного мне заклинания.

— В ней было заложено заклинание отдаленного действия, — сказал Деларюс. — Я уже видел такие вещи. В решительный момент родов оно должно было убить ее и ребенка. А вот откуда оно — я еще не знаю. Спасти ребенка мы смогли чудом. Судя по всему, на девушке было сильное заклинание общего здоровья, замедлившее процесс умирания. Так ведь?

Он посмотрел на нашего врача, но тут раздался голос Альты:

— Я наложила его несколько лун назад, когда увидела, что она беременна. Это драконье заклинание, очень сильное. Но оно не справилось.

— Потому что смертельное заклинание тоже было драконье, — холодно сказал Кирмон. — Его накладывали из драконьего амулета. Но это делали не драконы.

— И кто же это делал? — нервно дернув головой, спросил отец.

— Во всем мире сейчас драконьи амулеты есть у пяти человек, — продолжал Кирмон. — Четверо носят их по разрешению Великого Дракона — это вы, Сергер и еще двое близких нам людей на Южном континенте. Эти амулеты защитные. И только у архимага Прекора есть наступательные амулеты, захваченные им во время Драконьей войны, точнее, снятые с убитых магов и драконов. Могу добавить, что заклинание, судя по остаточным эманациям, было наложено шесть лет назад.

— Насколько я знаю, Калила бежала в изгнание пять лет назад, — устало сказал я.

— Значит, Прекор обрек твою жену на будущую смерть за год до начала гонений на ее семью, — сказал Кирмон. — Многозначительный факт. Если об этом узнают дворяне Родонии... Интересно, он сделал это по приказу короля, или сам решил?

— Иностранная политика, — проворчал старый архимаг Саброз, снимая ткань со своей белой бороды. — Казни дворян, тайные убийства наследников, отравления их жен и детей, грабеж имущества родов... Бедная девочка... А Прекор — ничтожество с драконьими амулетами, позор магов.

— Прекор — один из самых опасных людей на континенте, — сказал Деларюс. — Без него король Родонии не смог бы так давить на свое дворянство. Он и сам-то не образец порядочного политика, а на пару с Прекором... Мы расположены далеко от них, но Родония сейчас в союзе с Империей. Формально — он наш противник.

— Кстати, — вдруг сказал Кирмон, — мы прилетели, потому что Альта заметила колебания её заклинания. Так-то мы собирались прибыть дней через десять, когда у леди Калилы наступали срока. Очевидно, заклинание Прекора должно было начать действовать за несколько дней перед родами, чтобы нанести неожиданный удар по будущей матери. Какая подлая выдумка! Запомним это.

Некоторое время отец молчал, затем поднял голову, как всегда, когда он должен был принять решение.

— Так кто отвечает за смерть моей невестки — король или архимаг? — сурово спросил он.

Все молчали. Ответ на вопрос указал бы, кого мы возьмем на прицел нашей мести. Но я уже все решил за себя.

— Сейчас это неважно, — спокойно сказал я. — Они умрут оба.

Архимаги переглянулись. Отец с беспокойством посмотрел на меня, а Кирмон поспешно сказал:

— Только не спеши, прошу тебя. Надо дождаться конца войны, еще выждать какое-то время... Удар должен быть неожиданным и успешным. Ваши кладбища полны молодыми смельчаками, которые атаковали без подготовки и плана. Главное — уничтожить Прекора. Мы сами не можем сделать это. Война с ним может стоить жизней драконов, и много, очень много жизней людей, чего мы не желаем. Столица Родонии сгорит в этой войне. Но если Прекора не станет, тогда король тоже не устоит. Поскольку Родония — союзник империи, ваш король охотно закроет глаза на твое участие в этом деле. С вашей стороны это будет просто семейная месть. Все будет законно.

Альта при этих словах подняла голову и посмотрела прямо на меня. Я прекрасно понял ее взгляд.

— Не забывай, — продолжал Кирмон, — как воин ты хорош, но этого мало. Нужна магия. Ты должен стать для этой мести сильным магом.

Отец нахмурился — он всегда хотел, чтобы я остался наследником графства. Но я сказал:

— Да, я стану магом.

Альта накрыла мою ладонь своей горячей ладонью.

— Я буду с тобой, — шепнула она. — Я научу тебя всему, что знаю.

Я погладил ее по руке. Слезы стояли у меня в горле. "Она так любила Калилу" — подумал я.

— Я поддержу тебя во всем, — с другой стороны сказал ломающимся юношеским баском все время молчавший брат. — Не беспокойся — я буду стоять за тобой.

Он обнял меня за плечи. Меня тронул его порыв. Брат еще не понял, что такое решение семьи сделает его человеком, отвечающим за графство всю свою жизнь. Веселая военная жизнь, карьера при дворе — такие мечты не смогут исполниться.

Мой отец молчал. Невозможно было прочесть мысли на его усталом, угрюмом лице. Я понял, что он примет решение позже, чтобы не втягивать посторонних в наши дела. Но я мог бы предсказать это решение.

СНОВА В ШКОЛУ

Мы прибыли на парадное построение в центр столицы за час до начала.

В новых мундирах, выбритые и увешанные медалями, мои абордажники выглядели молодцами. Стоя за их рядами, принявшими команду 'Вольно', я не без ехидства улыбался, вспоминая подробности уголовных дел этих героев. Разбойники, убийцы, отчаянные буяны — кого только не было в моей команде! Только насильников не было — этих мы не брали в бой.

Но в конце концов высшие командиры оказались правы. Рискованное предприятие удалось: из уголовников сделали военных моряков. Все негодные к службе просто попали обратно в камеру смертников.

В дальнейших сражениях в живых остались те, кто поняли, что только бой плечом к плечу с товарищем спасает от смерти. Теперь, после полугода войны, на каждого из них в бою можно было положиться. Они стали настоящими морскими пехотинцами.

Мои бывшие уголовники сильно изменились. Например, в кубрике никто не воровал даже по мелочам. Это было им не к лицу. Кто воровал — тому приходилось плохо.

Мне было грустно. Я вспомнил о наемниках, о копейщиках, о взводе легкой кавалерии, с которым я начинал войну. Где-то они сейчас?

Мой бывший полк, оказалось, тоже был на параде.

— Сергер! — в полный голос заорал проезжавший сзади к своему полку кавалерийский офицер.

Я обернулся и радостно ответил:

— Ростан! Ты здесь, на параде! А полк?

— Полк строится за пехотой и моряками, — улыбаясь во весь рот, сказал Дерек, мой бывший товарищ по эскадрону. Он изменился — обмороженное лицо, пара сабельных шрамов на лице. Первый лейтенант Дерек Ростан соскочил с коня и двинулся ко мне, привычно вытягивая плоскую бутылку из кармана кавалерийских панталон. У меня уже была в руках фляжка с 'отмороженной' виноградной водкой отцовского производства. Мы обнялись.

— Ты жив и вроде здоров, Сер, — простодушно грохотал Дерек. — А мы думали, что тебя уже в океане утопили! А тебя хрен утопишь!

— Топили не нас, а топили мы, — весело поправил его я. — Я, господа офицеры флота и мои бандиты. Прошу вас, господа. Рекомендую — мой боевой товарищ, храбрейший кавалерист шевалье Ростан.

Дерек моментально принял дворянский вид и по-товарищески раскланялся с моряками. На параде традиционная неприязнь между армией и флотом, разумеется, не считалась.

Оглядевшись, мы пока что спрятали спиртное — оказалось, начальство было рядом. Дерек глянул на моих матросов глазом опытного командира и сказал:

— Отличные солдаты! Мне бы таких в эскадрон! Настоящие звери, хоть сейчас в резню!

Морские пехотинцы сдержанно заулыбались: 'звери' и 'резня' им понравились. Жаль, Дерек спешил.

— Твой бывший взвод сейчас в моем эскадроне, — сообщил он мне, картинно взлетая на коня, — после парада заходи в казармы, увидимся, выпьем. Твои головорезы тебя не забыли, как ты с ними имперцам кровь пускал от плеча до седла. Ох и порубились мы тогда рядом! Помнишь, как ты знаменосца и капитана срубил, а пока полковник радовался, твои скоты полковую казну имперцев у моих сперли?!

— Да, были дела, — рассмеялся я, потирая правую руку, зачесавшуюся при воспоминании о бешеных рубках. — Уж помахали саблями. Ну, на флоте тоже были сундучки с денежками противника, попользовались. Себя не переделаешь! — пошутил я.

— Точно! — согласился простодушный Дерек, выдвигаясь к краю построения. — У тебя нюх на трофеи, карманы всегда были полны! Ну, надеюсь, скоро увидимся! Я скажу нашим, что ты здесь — обрадуются!

И он унесся под сдержанный гогот моих бойцов, вспомнивших удачные в смысле денег абордажи и, главное, честную дележку.

— Что, Альбер, коннице тоже удавалось подработать в бою? — с интересом спросил деликатный капитан-лейтенант Март, командовавший ротой, в которую входила моя парадная команда.

— В кавалерии похожие порядки, — объяснил я. — Один раз мы даже пушку трофейную увезли и артиллерии продали. Кавалерийские правила твердые: если взял в бою — твое, но делись чем можешь с командой; если стоишь в постое — не грабишь, никого не обижаешь, но оставляешь вдвое больше детей, чем было. Если не спишь с хозяйкой безмужней — ты дурак, если невовремя хватаешь добычу в бою — получишь по морде от командира и тоже дурак, но, если не взял добычу после боя — ты не кавалерист, а растяпа и дважды дурак. В общем, как и у нас на флоте, главное — не зевать. Один раз канониры за нами увязались трофеи собирать, так мои обормоты у них ящики с порохом с батареи сперли и обратно на собранное хотели выменять. Я им пригрозил перевести в пехоту за обман боевых товарищей — моментально отдали порох. А офицер канониров нам бадью гномьего самогона за это поставил из личного запаса. У них на зарядных повозках много что хранилось. Хорошо упились тогда мои обалдуи.

— В общем, как и везде, — кивнул Март. — Вот, только у вас, Альбер, особенно хорошие трофеи всегда попадаются, как я слышал.

— Места знаю, господин капитан-лейтенант, — отшутился я. — Вы же слышали, нюх у меня на них. Прошу прощения, господин капитан, скоро пойдем, а я должен что-то зачитать своим молодцам.

Тот факт, что половина бойцов моей команды еще считалась под судом за тяжелые преступления в мирное время, мы не афишировали. Под праздник адмирал Масена выбил из Главной Прокуратуры Флота условное помилование им всем. Учитывая, что они перед войной еле отвертелись от веревки, я считал решение большим успехом. Командир бригады посоветовал объявить о решении перед парадом — для поднятия духа.

Я достал из кармана драгоценную бумагу с печатями и скомандовал:

— Мои бойцы — два шага вперед. Потише, не в бою. Это для вас, а не для посторонних.

Я и не заметил, что сзади нас постепенно собралась толпа штатских обывателей. Они внимательно разглядывали нас, победителей в войне, лучших из лучших, и, к сожалению, ловили каждое наше слово. Я же, не видя их, слов не выбирал, а говорил, как на корабле.

— ... затем письмо пошло в канцелярию Флота, — распинался я, — а оттуда в Королевскую Канцелярию. Его Величество, в своей милости, согласился с предложением командиров эскадры...

— А точнее, с вашим предложением, граф, — внезапно сказал справедливый капитан-лейтенант Март так громко, что слышали все мои бойцы.

— Ну... и с моим тоже, господин капитан, — на мгновение замявшись, продолжил я. — Короче, орлы: вот этот приказ. Зачитаем официально мы его в казармах, а вот содержание я вам сообщу, чтобы поднять, мерзавцы, настроение перед парадом. Слушайте внимательно: вы прощены и избавляетесь от веревки.

Ряды моих бойцов резко дернулись и снова замерли. Все смотрели на меня, набычившись. Они еще не поняли.

— Для этого вы зачисляетесь на десять обязательных лет в морскую пехоту, где вы есть сейчас, — продолжал я. — Все получаете медали 'За храбрую войну на море' третьей степени. Я всех вас, козлов, лично беру на поруки. Для этого я ввожу круговую поруку. Вас тридцать рыл — сделаем три десятка. Если из десятка кто напроказит — убьет там кого или ограбит — его на каторгу по закону, а остальных из его десятка плетьми обработают. Так что будете держать друг друга за яйца.

Сзади захихикали, но я, к сожалению, не обратил на это внимания.

— Кто сбежит, — сурово продолжал я, — найдем и голову отрубим, и повесим напротив Главного Морского Штаба. А жить будете как имеющие условный срок. Да, кстати: Морской Прокурор требует, чтобы в первый год все женились и детей завели. Чтобы не было разврата. Он очень по этому поводу беспокоится.

Сзади опять захихикали.

— Жить будете при казарме — для гарантии хорошего поведения. Кто себе жены за год не найдет — сами ему найдем, в гавани шлюх хватает, — продолжал я. — Через десять лет — получите королевскую пенсию и катитесь на волю, кто хочет. Кто недоволен — милости просим на каторгу на двадцать лет, туда ворота всегда открыты.

Тут меня, как всегда, понесло. Вероятно, повлияло недоверчивое выражение лиц помилованных.

— Кстати, мои бандиты, — дружески обратился я к абордажникам, — кому море надоест, помните: я — граф Альбер. И у моего отца есть графство Альбер у Драконьих Гор. Там у нас сто шестьдесят тысяч человек живет, но это нам мало. Нам всегда нужны надежные, работящие люди. А ветераны войны, опытные солдаты — тем более. А кто воевал со мной — те особо нужны. В вас я уверен. В ком не был уверен — те в море с акулами купаются, и вы сами их туда отправили...

Тут за моей спиной кто-то тихо охнул. Я продолжал:

— ... и правильно сделали. Так вот, вас я теперь, после войны, считаю за своих людей. Потому в графстве мой бывший солдат найдет приют, работу, хороший заработок. Чем больше семьи привезете с собой — тем лучше. Не нашли работы — ко мне. Есть враги — ко мне, вас там легко не достанут. Скажем, неудачный поединок — ко мне, укроем, если не от закона. Стал инвалидом — ко мне. Графство своих обеспечит.

Мои моряки смотрели на меня с какими-то неживыми лицами. Они уже начали понимать. Я перевел дух и спросил:

— Все ясно, негодяи, а теперь герои? Вопросы есть?

— Разрешите спросить, господин первый лейтенант, — строго по уставу обратился Марен, один из самых тихих по поведению уголовников, попавший под суд за убийство соперника в любви, и еще трех мужиков, сопернику помогавших. Он пришел в себя раньше всех. — Так значит, нас не будут казнить?

Я хотел сказать еще что-нибудь бравурное, но вдруг выпустил воздух из груди и нормальным голосом ответил:

— Нет, не будут. Вы будете жить. Король считает, что вы в бою заслужили жизнь и медали, а вместо тюрьмы — строгую морскую службу. И я тоже так считаю.

И, снимая свою парадную морскую шляпу с жесткими полями и вытирая взмокший от речи лоб, добавил:

— Я рад, что воевал с вами, ребята.

Ребята — убийцы, грабители, бандиты — молчали, открыв рты. Они, очевидно, долго пытались забыть о заслуженной веревке, ждавшей их в конце отсрочки. Отсрочка называлась войной.

Моряки, стоявшие в рядах позади моих уголовников, начали улыбаться во все лицо, поняв, что происходит. Сзади одобрительно зашумели. Я обернулся и обомлел. Человек пятьсот штатских, в том числе женщин и детей, стояли сзади и внимали каждому моему грубому слову. Надо было выходить из положения. Я повернулся к толпе штатских и, поклонившись, вежливо сказал тоном воспитанного дворянина:

— Прошу прощения, господа, за мой несдержанный язык. Война, знаете ли... и флотские традиции.

В толпе понятливо закивали, зашумели и замахали руками. Но мои моряки так обалдели от неожиданно подаренной жизни, что даже не засмеялись, как обычно делали в ответ на мои шуточки. Я повернулся к ним, и — счастливая мысль — вытянув вперед руку со шляпой, громко провозгласил:

— Да здравствует его величество король!

И они рявкнули, подчиняясь приказу и мигом придя в себя:

— Слава королю! Слава королю! Слава королю!

Слава богам — парад начинался. 'Что стоите, обезьяны? Стройсь!' — привычно рявкнули мичманы, зажимая собой строй с обеих сторон. 'Становись!' — гаркнули офицеры, и я среди них. Мы выровнялись. Запела труба — и пехота впереди нас пошла маршем: сначала мечники, потом пикинеры, за ними тяжелая пехота — гренадеры.

Выглянуло из-за облака солнце, и парадные мундиры засияли шитьем. Ритмично загрохотали барабаны. Это был парад по случаю победы в тяжелой трехлетней войне, так что войск было собрано много. Грянули оркестры, сегодня, в виде исключения, игравшие очень слаженно. Значит, первые ряды уже проходили мимо королевской семьи, принцев крови, герцогов, графов и баронов.

Мы вышли на марш. Я шагал на левом фланге моего сводного взвода сразу за отрядом матросов с лучших крейсеров. Я чувствовал себя победителем, спасителем страны от имперцев. Мои солдаты шли со слезами на глазах, подозреваю, не от парада, а от новостей, но держали они строй и шаг очень хорошо. Не хватало после стольких боев опозориться на парадной площади столицы — подумал я, и сразу с волнением начал уверять себя — не опозоримся, пройдем молодцами. И впрямь, когда первый ряд под музыку флотского марша начал проходить мимо короля, мы шагали ровными рядами, точно в ногу, по-флотски вразвалочку. Под ноги нам бросали цветы. При виде трибун я стал вдруг совершенно спокоен. Я снял правой рукой, как полагалось, форменную шляпу и приложил ее к груди, положив левую руку на парадный палаш. Маршируя, я подчеркнуто твердо, как полагалось офицеру флота, глядел на его величество. Он приветствовал нас рукой, увидев штандарт Черного Флота, наилучшего из флотов, как мы говорили друг другу. 'Слава королю!' — по взмаху моей руки зарычали мои моряки. Лица их стали восторженными — действовал душевный подъем парада.

Вокруг нашей колонны повсюду сияли золотые трубы оркестров. В громе музыки, буханье барабанов и общем реве мы шли мимо усыпанных драгоценностями рядов высшего дворянства. Отец, дядя и знакомые нашей семьи замахали, узнав меня. 'Сергер!' — закричали мама и сестры. Я отвел шляпу от груди и на ходу помахал ею маме. Она, кажется, плакала, видя сына в рядах героев.

Даже сейчас я иногда вижу во сне, как я медленно иду мимо отца, мамы, сестер, гордясь победой, гордясь своими отчаянными моряками, машу маме шляпой, а она со слезами на глазах кричит мне 'Сынок!' и бросает цветы под ноги. Я, всегда ироничный, в этот момент чувствовал себя на короткое время — на вершине счастья.

После парада мы маршем шли по городу. Оркестры морской пехоты и флота шагали перед нами, ведя в порт. Толпа ревела, бросала цветы, матери поднимали детей — показать защитников Родины, идущих на корабли с парада. Тяжелая трехлетняя война кончилась.

В казармах я еще раз построил мокрых от парадного марша матросов и официально зачитал им приказ. Затем командир бригады капитан-полковник Латор и я дали положенный по закону час на размышление и собрали письменные согласия. Согласились, конечно, все.

После оформления списка помилованных я выдал матросам 'от себя' денег на праздничную выпивку в казарме, отпросился у Латора к семье до утра и ушел из казарм. Мой слуга Адабан уже ждал с лошадьми у ворот гавани. Я привычно прыгнул в седло, и мы поехали домой.

Морская жизнь кончалась. Осталось только сдать дела и устроить сослуживцам и матросам прощальную пьянку. Два дня назад прошение об отставке из флота было подписано адмиралом Масена, и послезавтра вступало в силу.

С концом войны кончалась и служба. У меня были свои планы на будущее.

Я не буду описывать визит в казармы кавалерийского полка на следующий день. Скажу только, что впервые в жизни меня принесли домой совершенно пьяным. Последующие десять дней в нашем столичном доме были так же тяжелы. К потоку родных и друзей, празднующих конец войны, добавились два обязательных бала в королевском дворце. Там мне пришлось уклоняться от танцев, для чего верные друзья-офицеры умело изображали, что они напаивают меня вдрызг. После потери жены мне не хотелось изощряться в комплиментах фрейлинам, или придумывать вежливый отказ на прямой вопрос какой-нибудь придворной дамы, не могу ли я, герой войны, встретиться с ней в городе — обсудить сердечные вопросы. Я-то знал, что это обсуждение проходит в лежачем положении и безо всякой одежды. На эти шалости у меня сейчас не было настроения. Словом, я не оправдывал ожиданий общества, полагавшего, по моей старой репутации, что сейчас я перетрахаю всю женскую половину двора, а затем женюсь на дочке герцога, или начну подбивать клинья одной из принцесс крови. После потери Калилы все эти шалости казались мне глупейшими занятиями.

Положение спас верный друг Гирон, замысливший некую интригу. Дело в том, что его еще нестарая и привлекательная тетя Далла, дважды вдова, ведущая самый сдержанный образ жизни, была первым браком замужем за герцогом Арнатским, погибшим задолго до войны на охоте. Она сохранила титул мужа-герцога, и была лакомым кусочком для родовитых и небогатых дворян, отчего не любила появляться при дворе.

Я не знаю, какие аргументы пустил в ход Гирон, верный друг и отчаянный фантазер, но леди Далла согласилась подыграть мне, тем более что она и так должна была, как герцогиня, появиться на бале в честь победы над Империей.

Помощь леди Даллы понадобилась немедленно с открытием бала. После первого же танца партнерша, одна из фрейлин, прямо спросила, не провожу ли я ее в комнату в крыле фрейлин.

— Я бы и рад, — замялся с ответом я, — но я уже обещал одной леди, что посвящу ей вечер.

При этом я как бы невзначай бросил взгляд на леди Даллу, стоявшую неподалеку и внимательно смотревшую холодными глазами, как бы стараясь услышать разговор. Она была великолепно одета и причесана, и сияла фамильными драгоценностями. Мало кто из фрейлин мог сравниться с ней на этом балу — сами понимаете, герцогиня!

Фрейлина проследила мой взгляд и прямо спросила:

— Ах, вот оно что, господин Сергер? Вы, значит, все так же по герцогиням, как и до войны?

— Увы, дорогая, имея такую репутацию, мне ничего более не остается, — лицемерно вздохнул я. — Какое юное создание поверит в мое одинокое сердце? И, к тому же, с некоторой военной славой у меня нет недостатка в женском внимании, особенно у зрелых красивых женщин!

— А на принцесс не думали перейти? — спокойно, но не без яда спросила фрейлина. Похоже, она умна — привычно отметил я.

— Наши принцессы еще малы, милая моя, а других нет, — отбил я ее выпад.

— А владетельные особы соседних стран? — нанесла удар фрейлина. — Я слышала, что перед войной вы имели интрижку с тарентской принцессой Нарой?

"А ты-то откуда знаешь, что я поднял Наре юбку, и даже более?" — с удивлением подумал я, и ласково, но решительно ответил:

— Увы, я наследный граф НАШЕГО королевства, и за границу в консорты не собираюсь.

При этом я намеренно сделал решительный жест против позиции консорта, каковой был понят наблюдателями, как отрицательный по отношению к желаниям фрейлины. Леди Далла, отлично играя свою роль, отвернулась с довольным выражением на лице.

Фрейлина сочла за лучшее прервать разговор, и, условившись о будущем танце, убежала к подругам сообщить горячую новость: Альбер продолжает атаки на герцогинь, начатые еще до войны! На этой позиции мы дождались конца бала, и с тем же успехом провели следующий бал. При этом я ни разу не танцевал с леди Даллой, что было воспринято обществом как хитрая уловка — мол, танцевал-то он с фрейлинами, а уехал с герцогиней Даллой, и сами понимаете, чем с ней ночью занимался.

Я был по гроб жизни благодарен леди Далле, не позволившей испортить мне балы. Сама же она приняла все эти интриги с большим чувством юмора. По-моему, она прекрасно провела время на балах под завистливыми взглядами фрейлин, портя им кровь. Когда-то давно Гирон под большим секретом сообщил мне, что его тетя холодна по натуре, интимом ни с мужчинами, ни с женщинами не интересуется, но умна, начитанна, любит пошутить и поставить придворных на место. Я сам сейчас в этом убедился.

Отделавшись от придворных интриг, через десять дней после второго бала я сидел с отцом в кабинете и делился планами. Мама после тщательного допроса о моем якобы романе с тетей Гирона успокоилась и отказалась участвовать в нашем мужском, как она сказала, разговоре.

— Я ушел из армии и флота не для того, чтобы изображать дипломата, или препираться с банкирами в казначействе, папа, — сказал я отцу. — Я рассказывал тебе о встречах с Кирмоном в первый год войны.

— Помню, — ответил отец. Он не любил тратить слов попусту. — А что мне сказать знакомым генералам? Они хотят тебя в Военную Академию.

— Намекни, что я оскорблен тем, что меня за три года три раза обошли по службе и не дали капитана, — усмехнулся я. — Кто-то же стоит за этим. Мне, правда, уже все равно, но все же...

— Кто-то из соседей герцогов копал, наверное, — мрачно буркнул отец. Провал военной карьеры сына сильно задел его. — Сейчас ты уже был бы майором и ждал подполковника. Ладно, я наведу справки. Им ещё не поздоровится, слово Альбера!

— Конечно, надо им ответить, — согласился я. — Но вернемся к Кирмону. Тогда он сказал, что оценивает мои магические способности как большие, и советовал учиться. И я хочу учиться, и стать магом.

Несколько минут отец смотрел на меня в упор, как редко делал.

— Ты хочешь мстить? — прямо спросил он.

— Не сейчас, но хочу, если обстоятельства позволят, — прямо ответил я. — Я верю, что придет время. Даже когда я буду архимагом, то есть лет через пятьдесят. Даже когда женюсь и воспитаю детей. Отец, я — твой сын. Мы, Альберы, не забываем обид. Я не забуду убийство жены. Рано или поздно боги дадут возможность, и мы посчитаемся.

— Ну а кроме того, — честно добавил я, — мне интересно заняться магией.

— Делай что хочешь, я тебя поддержу. Но не ставь месть превыше всего. Это хорошая вещь, но жизнь ради мести опустошает. У тебя впереди — долгая жизнь, — сказал отец. — Твоя матушка заранее сказала, что ты теперь взрослый, и она оставляет за собой только помощь в выборе невесты. Где ты будешь учиться? У драконов? Кирмон был раньше учителем магии в Стране Драконов. Я могу поговорить с ним.

— Я не знал, — удивился я. — Какие возможности! Нет, у драконов — потом. Я начну в нашей Магической Школе. Я хочу стать магом широкого профиля — как ты знаешь, такие становятся архимагами. Вдобавок, я хочу стать боевым магом и врачом.

— А врачом зачем? — мрачно спросил папа.

— Чтобы спасать родных при случае, — хмуро ответил я.

Некоторое время отец молчал.

— Хорошо, — наконец, сказал он. — После училища я начну готовить твоего брата к управлению графством. Ведь теперь ему придется стать наследником?

— Так надо, отец, — грустно ответил я. — Пожалуй, я должен признаться тебе. Когда я потерял Калилу, что-то случилось со мной. Во мне словно завернулась тугая пружина. Я больше не могу бегать по фрейлинам и делать придворную карьеру. Я изменился, и не могу бездумно веселиться. Мне нужно что-то большее. Месть, конечно, но и ещё что-то. Я должен идти вперед, ломая стены, как шла преследуемая страшными врагами Калила. Хочу всем показать, кто я такой Я хочу быть достойным моей жены.

— Я тебя понимаю, — сказал отец, как-то странно, хищно улыбнувшись. — Я отказался от политики, магии, войны ради графства и ради твоей мамы. Ты не успел пойти по моему пути. Ну что ж... Я вполне поддерживаю тебя. Покажи им, кто ты такой, и кто мы такие.

Мы встали. Отец вдруг обнял меня.

— Только прошу тебя, — сдержанно сказал он. — Будь осторожней. Мне нужно, чтобы ты женился и имел ещё детей.

— Лет через пять, папа, — ответил я. — Пойдем к маме?

— Да, — сказал отец. — Пойдем к родне.

И мы пошли к маме, брату и сестрам, с волнением ждавшим нас в гостиной для серьезного разговора. Там я сообщил всей озадаченной семье, что решил учиться магии.

Важный разговор окончился на неожиданной ноте.

— Как глава семьи, — тяжело сказал отец, — я должен сообщить вам неприятное известие. Я секретно навел справки. Дочь Сергера и графини Калилы, моя внучка Лилиана, может подвергнуться серьезной опасности. В прошлом году последний представитель рода Лорас, троюродный кузен Калилы, был убит на улице в столице Тарента. Он не оставил потомства. В настоящий момент Лилиана — единственная наследница конфискованных королем их страны земель графства Лорасо и вложений золотом и драгоценностями в гномьих банках. Не считая Сергера, конечно. Король Таронии забрал земли и согнал с них людей Лорасов, но денег от гномов не добился. Графиня Калила перевела их на счет мужа. Кроме того, пока Лилиана жива — мы всегда сможем судиться за земли Лорасо. Это — большое состояние, за такие богатства раньше начинали войны. Поэтому слушайте мой приказ, приказ отца: в разговорах о Лилиане — ни слова. Не отвечайте даже на прямые вопросы. Не говорить ни с кем, даже с мужем, даже с любовницей или любовником. Уклоняться от разговоров под каким хотите предлогом. О любом вопросе о Лилиане, даже самом невинном, сообщайте мне. О любом! Лилиану будут окружать только наши старые слуги и няньки. Никаких новых людей. Из поместья она не выезжает никуда, даже к отцу — только со мной в столицу и обратно. Рядом с ней всегда будут маг и вооруженная охрана. Поместье будет постоянно окружено моими егерями. Все это — до замужества и возвращения земель, даже если они вернутся через двадцать лет.

И отец окончил разговор, без церемоний приказав подавать на стол.

Через два дня мы с отцом сели на коней и поехали в огромный комплекс Магической Школы, занимавший целый квартал в центре столицы. Огромные старинные здания учебных зданий, Мастерских, Госпиталя, жилых зданий и общежитий были окружены высокой каменной стеной. За нее могли заходить только маги, их слуги и гости.

В Главном здании мы встретились с другом отца, архимагом Деларюсом. Выяснилось, что наш и его старый друг дракон Кирмон уже разговаривал с ним, и дал высокую оценку моим способностям. Деларюс быстренько 'посмотрел' меня, то есть приложил ладони к моим вискам. Он почти сразу сказал: 'Ого!', и добавил: 'Берем'. И с этого момента я стал студентом Магической и Врачебной Школ.

Занятия по магии начались уже через пол-луны. Я, с моим военным опытом, легко встроился в учебу и жизнь в Школе.

Студентам полагалось жить на территории Школы — и в первый же день я переехал туда из нашего большого столичного дома.

Я жил в студенческом крыле, в своей комнате, как все студенты возрастом постарше (студенты помоложе делили комнаты на двоих). Комната была бедно обставлена — стол, два стула, светильник и узкая кровать (как будто из ночлежки), и мои слуги притащили туда кое-какую дополнительную мебель — книжные полки, кресло и кровать пошире. Работники Школы, проверенные магией и годами верной службы, увешанные служебными амулетами, еженедельно стирали постельное белье и прибирали комнату. Персональных слуг в Школе не было — каждый заботился о себе сам. Мои личные слуги жили в соседнем со Школой трактире, они не могли войти в Школу.

Все мы питались вместе в таверне Школы три раза в день. Кормили хорошо, а кто хотел еды получше, тот мог вечером после занятий пройти сквозь ворота в город и поужинать в ближайшем приличном ресторане.

Учеба занимала весь день: лекции профессоров магии, практические занятия, беседы с руководителем. Моим учителем стал архимаг Деларюс, один из самых сильных магов страны. Как выяснилось позднее, во время вступительной проверки он, кроме хороших способностей к лечебной и боевой магии, нашел во мне не очень сильно выраженную способность чувствовать все живое на несколько сот шагов вокруг. До сих пор это могли в основном эльфы (в лесу, на сотни шагов) и драконы (в полете, на несколько тысяч шагов), в людях же это свойство встречалось крайне редко. Вкупе с моими склонностью к анализу, как он называл привитое отцом старание понять проблему поглубже, и горячим желанием всё прочитать и всё изучить я ему понравился, и Деларюс решил сделать из меня великого мага.

Педагог он был великолепный, и я продвигался вперед в магическом искусстве со скоростью летящего дракона. Мы учились подряд две Большие Луны, то есть семьдесят пять дней, сдавали экзамены, затем десять дней перерыва и снова две луны. Раз в десять дней мы имели свободный день, и я виделся с родными и друзьями. Летом две Маленькие Луны (шестьдесят два дня) у нас были каникулы.

Для себя и двух слуг, приставленных ко мне отцом, я снял две комнаты в приличном трактире 'У Лога' на площади недалеко от Школы. По десятым дням я появлялся там выпить две-три кружки крепкого красного или черного пива (еще армейская привычка). Одна комната была моя, на всякий случай — я там изредка ночевал.

Трактир стоял на площади в двухстах шагах от ворот Магический Школы. Там также имелись большой фонтан с бассейном — двухсот шагов в окружности, два десятка мелких лавочек, и ещё четыре трактира. "У Лога" был самый приличный. Я обошел другие трактиры на площади, и они мне не понравились: шумом, или посетителями, или запахами, или удобствами. Последним был трактир Лога Палора Тихого, предназначенный для приличных людей, а не для голытьбы, как выражались в столице.

Двухэтажный каменный дом с харчевней и кухней на первом этаже, жилыми комнатами на втором этаже, конюшней и задним двором — с угольным и дровяным сараями и с отхожими местами — был построен лет пятьдесят назад прадедом хозяина. В харчевне было тихо. На стенах висели картины из истории — битвы, схватки с орками, эльфами, акулами, левиафанами и драконами. В ненастные дни свет давали магические светильники. Огромный старинный амулет, подаренный отцу Лога каким-то магом, с силой продувал помещение, делая воздух свежим. В окнах со ставнями, но без стекол, стояли кованые в старинном стиле решетки. Стекла вставляли зимой, когда было холодно. На первом этаже пахло жареным мясом, подливками, соусами, пивом. Кроме большой кухни, в трактире имелись два камина, так что зимой не было холодно.

Через дней десять с моего вселения в трактире произошла одна из нечастых заварушек. Какой-то пьяница приставал с оскорблениями к здоровенному орку, закусывавшему вместе с двумя людьми. Орк легко, одной рукой выбросил хама в дверь, и тот попозже вернулся искать мщения — с десятком распаленных громил позади. Я как раз пришел с Адабаном из Школы, когда начиналась свалка. Хозяин, Лог Палор, уже вытащил из-под стойки ружье, один из слуг помчался в соседний квартал за полицией, а подавальщицы кинулись назад, на кухню, как Горман, по моему сигналу, выстрелил в пол из пистолета.

Все замерли, и я громко сказал:

— Я — лейтенант морской пехоты граф Сергер. Всем стоять на месте! Кто шевельнется — пристрелю!

Я и Адабан тоже вытащили по паре трехствольных пистолетов и нацелили на зачинщиков. Всего у нас имелось на троих шесть пистолетов и семнадцать выстрелов — хватило бы на драчунов с лихвой, не считая моей сабли. У драчунов отвалились челюсти, и только один пьяный храбрец не растерялся и с кличем "Бей!" кинулся на нас. Я выстрелил ему в колено, и он с воем упал на чистый пол трактира, истекая кровью.

Все охнули от неожиданности. "Ложись на пол, суки е

* * *

ые!" — гаркнул я морским голосом. Как дворянин под нападением, я имел полное право перестрелять всю толпу, но не хотел проливать лишней крови.

Зачинщики рухнули на пол, поняв, что драка кончилась, и теперь будет стрельба. К этому трактирные буяны не были готовы. Горман начал перевязывать ногу стонавшего идиота. Тут вышибалы открыли двери настежь, и в трактир вломились несколько полицейских с палашами наголо.

Когда я показал офицеру свой знак графа, а невозмутимый орк — браслет охранника посольства орков, все уладилось. Дебоширов сковали цепью и увели, раненого унесли в участок, я подписал бумагу, составленную полицейскими, и потасовка окончилась.

После драки я решил оставить слуг в трактире Лога. Мне понравились там не только еда и чистота, но и поведение хозяина, бывшего солдата. С этого дня Горман и Адабан считались наемниками на постоянной службе у меня, высокого ранга дворянина, и быстро вошли в постоянное общество трактира.

Горман, хмурый, молчаливый вдовец лет пятидесяти, служил у отца тридцать лет — он начал воевать еще в отцовской пехотной роте. Он был опытный солдат (стрелял из ружья и пистолета, как призовой стрелок), умелый телохранитель и умный человек с большим жизненным опытом. В случае необходимости он мог дешево купить и дорого продать на рынке что угодно. Как известно, у любого, даже самого сдержанного слуги, есть свое мнение о хозяине. Я еще до войны присмотрелся к Горману, и пришел к выводу, что ему не очень нравится большое количество женщин вокруг меня, в основном в смысле безопасности, но очень нравится мой, по его мнению, основательный подход к жизни. Горман навидался в своей жизни вертопрахов, пьяниц и дуэлистов из числа сыновей знатных родов. Моя карьера, участие в войне, звание капитана в отставке, учеба в Школе Магии и полезные знакомства с военными, придворными, артистами, магами, эльфами и даже драконами означали для него службу достойным господам.

Адабан, расторопный красавец моего возраста, был из семьи, служившей нашему дому несколько сотен лет. Он был одним из слуг, ушедших со мной на войну. Нарочито развязная манера поведения и склонность волочиться за соседками, а при случае и помахать кулаками, скрывали тот факт, что веселый и несерьезный бабник Адабан — отличный фехтовальщик и опытный солдат. Кроме сражений, молодой слуга разбирался во многом, в том числе в женщинах, в лошадях, в драгоценностях, а главное, в шпионаже. По приказу отца он прошел специальное обучение в службе безопасности Королевского Двора, и мог бы по моему указанию запросто соблазнить какую-нибудь служанку, выведать у людей что угодно, или незаметно и без следов прикончить кого угодно. Адабан был молод, и мои успехи у женщин, отчаянные рубки на фронте и известность при дворе его восхищали. Притом он еще не видел, как я жег брандерами корабли на флоте — это дело ему бы еще больше понравилось. Адабан считал, что такого блестящего господина, как я, при дворе не найти. Это он, конечно, перехватывал: в свете были задиры погорячее меня, и бабники понастойчивее меня. Мой приятель граф Гиран, скажем, не пропускал при дворе ни одной женщины, от немолодой вдовы герцога Макора до юной служанки Синты из королевской кухни — и с неизменным успехом. С другой стороны, при дворе никто, кроме меня, не имел интимных связей в эльфийском лесу и друзей в Стране Драконов, так что в чем-то Адабан был прав.

Старый и молодой слуги отлично ладили и понимали друг друга без слов. Они должны были защитить меня от неприятностей во время выходов из Школы в город, и прикрыть в случае бегства. Кроме того, Горман хранил амулеты связи с отцом — на случай, если мои будут блокированы. Я знал, что отец прислал в охрану столичного дома еще несколько опытных, хорошо вооруженных слуг — так, подкрепление на всякий случай. Думаю, что я и сам бы так сделал, помня о своем горьком опыте потерь и измен.

Только сейчас я начал понимать, как сильно я, юный корнет, изменился за войну.

Я упорно учился. За первые две луны я научился врачевать простые раны и усыплять больных, а также создавать начальные защитные иллюзии и вырабатывать небольшие молнии. За последующие две луны — лечить раны средней тяжести, легкие лихорадки, укрываться за щитом невидимости и стрелять молниями побольше, могущими временно парализовать человека. К концу первого года, кроме знания теории магии, рун и алхимии, я мог убить человека молнией на месте, отвести глаза любому, кроме сильных магов, лечить все болезни средней тяжести и составлять заклинания средней трудности. Через год я прошел (без отрыва от учебы) практику в Королевском Госпитале, где многому научился. Это были нелегкие три луны, особенно в палатах тяжелобольных — даже мне, офицеру с боевым опытом и небоязнью крови.

После периода трудностей в первую луну мне необыкновенно понравилось в Школе. Сравнивая с кавалерийской школой, здесь было еще больше зубрежки: правила, заклинания, названия костей человеческого тела, руны, древние магические языки — но все это было интересным. Я понимал, что делаю важные для себя шаги в познании мира.

День за днем я втягивался в учебу. Ум мой дисциплинировался, умение рассуждать улучшалось, умение размышлять росло. Любовь к чтению позволяла без напряжения за несколько вечеров изучить и конспектировать, разумеется, кратко, и безопасными, не магическими рунами, целый трактат. Как я понял с некоторым удивлением, я был по натуре еще и книжник.

Возраст и жизненный опыт разделяли меня с товарищами по учебе. Это были, как в таких случаях говаривал мой бывший вахмистр, дубово штатские, то есть способные к магии молодые парни и девушки с образованием, полученным в торговых училищах и в общедоступных школах при храмах. Среди них почти не было дворян, и они явно стеснялись меня, быстро узнав, что я граф и бывший офицер кавалерии.

Узнали они также о моих довоенных любовных подвигах в высшем обществе, как всегда, раздутых слухами. Это приводило их в стеснение. Девушки, конечно, строили глазки, но знакомиться поближе пока что побаивались. Мы были взаимно вежливы, но не более того. Магессы тоже с интересом поглядывали на меня, но по правилам не могли входить в близкие отношения со студентами.

Меня это не очень беспокоило. Я был не особенно в духе — тосковал по Калиле. Раз в две луны удавалось навестить в графстве родителей и дочку — тогда мое настроение слегка повышалось.

Два раза в год в столицу с концертами приезжала певица Гордия. Она инкогнито, стараясь, чтобы никто не заметил, проникала по вечерам после концертов в наш семейный особняк, где у нас случались чудесные вечера. Но это могло быть только два или три дня, затем газетчики разнюхивали подробности, и мы прекращали свидания во избежание скандала. Страдали слуги Гордии: газетчики подкупали наиболее нестойких, и после расследования Гордия их увольняла к демоновой матери. Я от этого не страдал, поскольку пройти на территорию Школы газетчики не могли, а ко двору я не был обязан являться, как перешедший в студенты.

С визитами Гордии был связан, как я узнал у старого товарища из гвардии, служившего в охране короля, один неприятный момент: второй наследный принц, обожавший пение Гордии, поинтересовался у отца, как это простой граф завоевал сердце великой певицы. Король сходу послал его к... нет, не к демонам, а к распорядителю церемоний и искусств двора лорду Сереру, знавшему об артистах все. Тот почтительным шепотом сообщил принцу, как великую тайну, что я спас Гордию в бою на корабле.

Были живо обрисованы грандиозный пожар на палубе и я, продирающийся сквозь огонь в целях спасения певицы. Злобные пираты, прыжки с палубы на палубу с певицей на руках — хватило бы на приключенческий роман. Под конец верная команда изрешетила огнем из ружей всех, кто там был — и пиратов, и торговцев, затем раздались чудовищные взрывы на кораблях, и прочее в том же духе.

Опытный придворный поднес все это настолько убедительно, что принц только и спросил: а взрывы, мол, откуда взялись? Распорядитель напомнил ему, что я служил на брандерах, и мне взорвать корабль, так сказать, раз плюнуть. Принц переспросил: на брандерах? Однако! И после этого его отношение ко мне улучшилось: сам он воевал в пехоте, флота не знал, и атаки брандеров казались ему чем-то возвышенно героическим и отчаянным, как и мне когда-то.

К счастью, он не слышал моих матросов, выражавшихся в следующем духе — просто и меркантильно: по их мнению, командир абордажа граф Альбер, как всегда, нацелился на казну врага. Для этого порубил и пострелял охрану, вдобавок утащил на плече красотку, годную на выкуп. Запер ее в каюте попользоваться, и чтобы не мешала делить деньги с командой (чистая правда!), а вражеское корыто для тайности сжег, чтобы никто ничего не знал. Вследствие честной дележки добытых призов не только абордажники, но и вся корабельная команда меня уважала и хорошо отзывалась, правда, выражая это по-своему — считая как бы пиратом по закону.

Однако отношения с Гордией не давали счастья. Я не мог забыть покойную жену, а Гордия не могла остаться со мной. Мы оба понимали это.

Один раз меня навестила моя старая знакомая Дианэль, приехавшая с эльфийской делегацией по торговым делам. Я думал, что она состояла в переговорщиках, но Ветка, хоть и дальняя родственница принцесс, была зачислена в охрану. Я прямо спросил: шпионаж? Она честно ответила, что да, но не за нами, а за конкурентами — гномами и орками. Дело шло к перезаключению довоенного торгового договора. На кону были большие деньги. Стороны готовились к тихому, но жестокому дипломатическому бою.

Ветка с делегацией пробыла в столице десять дней. Она не ночевала в посольстве под понятным для эльфов предлогом: романтическая связь со мной. Вот только появлялась госпожа эльфесса в трактире поздно ночью, перемазанная пылью и грязью после таинственных блужданий в торговых складах и доках, и немедленно шла мыться горячей водой, согретой моими слугами. Когда Ветка раздевалась перед купанием, из ее одежды вечно сыпались боевые амулеты и кинжалы разных размеров.

Впрочем, Ветка никого не обманывала — все десять ночей она заканчивала в моей постели, утешая меня в одиночестве изо всех сил. Конечно, спали мы очень мало. По утрам пили горячее вино с булочками, и, полусонные, довольные, пошатываясь, расходились: я — в Школу, она — к делегации, в особняк эльфийского посла. За все десять дней у Ветки не нашлось времени даже попозироватьдля рисунка — она сразу прыгала в постель и не давала спать до утра.

После гибели Калилы боевая подруга Ветка стала относиться ко мне намного мягче. Когда я делал предложение будущей жене, Ветка была с ней очень близка, как частенько бывает у женщин-наемниц в армии. Ей нравилась Калила, и ей нравился я. После нашего последнего разговора я почувствовал, что Ветка очень тяжело пережила смерть Калилы.

В эти десять дней мне иногда казалось, что, если я сделаю предложение руки и сердца язвительной эльфийке, она согласится, и в два счета вышибет согласие из своего рода и из эльфийской Владычицы. Но я не имел желания жениться сейчас, и не собирался разрушать карьеру Ветки при эльфийских Дворах. Я, мне казалось, понял эльфийку: она, хотя и была похожа на эротоманку, как все эльфы, но ни на миг не забывала интересы друзей. Кроме того, я чувствовал, что, будучи близкой к принцессам крови, Ветка хочет сделать карьеру у эльфов в разведке или в торговле, очевидно, стараясь что-то доказать. Не стоило мешать её растущему честолюбию.

Кроме того, я всё чаще и чаще думал о девушке рода Кир, любившей ходить босиком по снегу и жившей сейчас далеко от нас, в горах Серебряного Предела.

В предпоследний день визита Ветка спросила меня:

— Как ты считаешь, для чего люди женятся? Для хороших ночей или хороших дней?

— Что за странный вопрос? — с удивлением спросил я. — И для того, и для другого.

— Видишь ли, с эльфессой все ночи хороши. Вопрос, может ли она сделать счастливыми дни партнера? — продолжила задумчивая Ветка. — Я вот подумала об этом, и позавчера спросила нашего посла, а не могу ли я задержаться с тобой лет на сто или двести — выйти замуж, родить. Воспитать детей и внуков, и вернуться к карьере. Как ты знаешь, мы несвободны покидать лес. Это может разрешить только Владычица. И посол пообещала связаться с Лесом — неофициально запросить по амулету Великую.

Я заглянул в её нежные глаза в крайнем изумлении, а она поцеловала меня в плечо. Лицо Ветки было грустным.

— Сегодня пришел ответ. Владычица полагает, что в ближайшие двадцать лет, учитывая важность моей работы, это невозможно. А я собиралась сегодня сделать тебе предложение, и пожить графиней в человеческом обществе. Жаль упускать такого жениха, но придется.

Она обняла меня и закрыла глаза. Я молчал, гладя её по голове.

В последний день Ветка вдруг заговорила об Альте. Оказывается, полгода назад моя драконесса прилетала к ним в Лес повидаться с Веткой.

— И как она выглядит? — почему-то волнуясь, спросил я.

Ветка странно улыбнулась.

— Плохо Альта выглядит, — без обиняков высказалась она. — Все время вспоминает о Калиле и о тебе. Кажется, боится, что потеряет и тебя. По-моему, она будет устраивать встречу с тобой. Если хочешь знать мое мнение, — безапелляционно продолжила Ветка, — наша подружка с крыльями в сто шагов размаха врезалась в тебя по уши. Наверняка она скоро прилетит, или просто приедет: уж очень скучает по тебе.

— У ней крылья шириной только в семьдесят шагов, — не споря, сказал я.

— Я думаю, достаточно для женитьбы, — спокойно сказала Ветка. — Или для долгого, пылкого романа.

Я только вздохнул. Надо было переводить разговор.

— Ты успешно поработала здесь? — спросил я.

— Да. Добилась всего, что было возможно в этой ситуации. Попросту говоря, обыграла орков и договорилась с гномами.

— И значит, договор будет выгодный?

— Конечно. Великая... то есть Владычица — будет очень довольна, — грустно сказала эльфийка. — И ты тоже жди от нее слова благодарности за помощь. Я изложу дело так, что ты дал мне базу и укрытие, и поэтому я успела провернуть всё, что планировала. Ну, это же правда. А учитывая факт, что мы торгуем с драконами через твоего отца, ты тянешь на звание Друга Эльфов. Тогда сможешь спать не только со мной и с моими тетушками, а с кое-кем познатнее... Впрочем, если Альта приедет... Ты будешь только с ней.

— Лишь бы приехала, — задумчиво сказал я. Острая на язык эльфийка посмотрела на меня — и промолчала. Мы поцеловались на прощанье, и она лихо, сидя в седле по-эльфийски, унеслась на одной из моих лошадей в посольство, а Адабан гордо скакал за ней, чтобы привести лошадь обратно.

Кроме Ветки, раз в луну появлялись фронтовые друзья: офицеры нашего кавалерийского полка, пикинеры, офицеры флота. Это выливалось в хорошую попойку в трактире или в каком-нибудь шикарном ресторане, но без своеобычного битья посуды или дуэлей с офицерами других родов войск: студенческое звание не позволяло. А вот знакомых наемников я не видел ни разу — они не бывали в столице.

Я просил знакомого офицера в Военном Министерстве навести справки о Медведе и Гоби. Это требовало времени. Пока что я узнал только, что через полгода после моего ухода на флот их рота наемников была переброшена на другой фронт. Там они попали под последнюю безумную контатаку имперцев в этой войне, так называемое "Наступление Чести". Наши потеряли там половину состава, а из имперской элитной дивизии не вернулся почти никто. Поиски Медведя и Гоби продолжались.

На концерты, на представления и праздники и в театры я не ходил, на официальные дворцовые праздники появлялся только по королевскому приглашению — как представитель своего отца. Изредка с друзьями посещал скачки и гребные соревнования в порту, но сам не участвовал. Вот так в учебе, без придворной жизни и без счастья, в нечастых встречах с родными и с боевыми товарищами прошло два года учебы.

И тут приехала Альта.

ДРАКОНЫ НА УЧЕБЕ

Я стоял на пороге учебного здания, и смотрел на карету со знаками моего графства, подъезжавшую от ворот. Несколько магов, преподавателей Школы, стояли рядом со мной, со скрытым волнением буровя глазами завешенные окна кареты. Карета встала у крыльца, слуга в ливрее нашего дома соскочил со своей скамеечки сзади и открыл дверцу. Нога в женском сапожке показалась из кареты, и девушка в желтом платье, с бесстрастным выражением лица встала на подножку и холодно осмотрелась вокруг. Маги за мной, люди немолодые, затаили дыхание. Альта сошла с подножки кареты и вдруг улыбнулась мне нежной улыбкой, совершенно изменившей ее лицо. Она протянула мне руку и сказала:

— Здравствуй, Сергер. Я так рада видеть тебя.

Ничего не говоря, я прижал ее ладонь к губам в старинном приветствии. Затем повернулся к стоявшим на крыльце Школы, и сказал:

— Господа, разрешите мне представить вам мою троюродную сестру, леди Алтейю!

Маги, знавшие, кто такая леди Алтейа, приветливо улыбнулись и искренне приветствовали первого дракона за последнюю тысячу лет, решившего пожить в человеческом городе. Мои слуги, Горман и Адабан, хорошо знавшие Альту, одновременно поклонились. Кучер отца махнул им на чемоданы, привязанные к задней стенке кареты, и Горман сразу начал их отвязывать и передавать Адабану. Я взял гостью под руку и повел на запись о приезде, ни говоря ничего, боясь, что голос задрожит от волнения.

Альта совсем не изменилась за два года, только зеленые глаза из вертикальных змеиных стали человеческими: магическая маскировка. Я с удовольствием смотрел на её широкие талию и плечи, плотную фигуру, резкие правильные черты лица. Мы шли в канцелярию, держась за руки, глядя друг другу в глаза, и молчали.

Собственно, эта история началась с того, что я получил письмо от отца. В нем говорилось, что Великий Дракон послал Альту, с разрешения нашего короля, учиться в Магическую Школу на полгода. Отец предлагал мне помочь ей разместиться в Школе, познакомить с порядочными людьми. Ну и вообще присмотреть за девушкой в столице — 'как старый друг'. Он напомнил мне, что Альта никогда не бывала в больших городах, и тут нужна помощь.

Я был несколько озадачен. Во-первых, драконы уже несколько сот лет не жили рядом с людьми, избегая конфликтов. Во-вторых, всегда считалось, что драконья магия есть сильнейшая магия под тремя лунами с незапамятных времен, и людская, гномья, эльфийская и орковская магии с драконьей сравниться не могут. Так чему же она будет у нас в Школе учиться?

Я пошел к учителю Деларюсу. Он был уже в курсе дела и развеял мои сомнения.

— Во-первых, мой мальчик, — сказал учитель в своей обычной манере, — драконам есть что изучать у нас. Их интересуют последние продвижения в магии артефактов, в чем мы традиционно сильны. Также они сейчас стали больше общаться с нами — помнишь себя верхом на Алтейе? Поэтому их начала интересовать людская медицинская магия. Да и ознакомиться с нашими новыми боевыми заклинаниями им интересно.

— Так мы что, планируем начать союзнические отношения с драконами? — не подумав, спросил я.

— Возможно, — хитро улыбнулся Деларюс. — Спроси его величество.

Я извинился, поняв, что сболтнул лишнее.

— Второе, — продолжал Деларюс. — Да, драконы не живут в человеческом обществе. Не нравится им. Говорят, что люди их бессознательно раздражают. Нас слишком много, все время болтаем... и так далее. Вот ты когда-то целую луну был в гостях у эльфов, в самой глубине Великого Леса. Их было много, ты один. Эльфы тебя сильно напрягали?

— Да, — честно ответил я. — Они делали все, чтобы я чувствовал себя там как дома, но... Их очень было трудно понять, и это утомляло. С орками, и то легче.

— Вот видишь! С драконами — точно так же. Но сейчас у них появился молодой дракон, точнее — леди-дракон, которая комфортно чувствует себя среди людей, даже стремится их изучать, общаться с ними. И что немаловажно — у нее есть близкие друзья из числа людей. Она их очень ценит. Эти друзья помогут ей прожить полгода в людском окружении.

Сейчас я сообразил, что под друзьями Деларюс имеет в виду меня.

— Ясно, — сказал я. — Ну что ж, здорово будет увидеть Альту.

И внезапно настроение мое улучшилось.

Я тогда еще не знал, во что выльется её тихое и скромное проживание в Школе.

Решено было не рекламировать пребывание дракона в столице. Альта была просто девушкой-студентом. Конечно, опытных магов невозможно обмануть, но всех их архимаги и Коллегия Магов попросили держать язык за зубами.

И через две недели карета с нашими гербами со скрипом въехала в ворота Школы.

Устроить Альту было легче легкого: радостные Горман и Адабан занесли вещи, и одна из немолодых служительниц помогла распаковаться. Затем слуги принесли со склада заранее заказанную мной новую мебель и расставили в комнате.

Альта была счастлива моей заботой, как она ласково сказала. Драконесса провела рукой по деревянной стене, открыла окно. Затем присела на достаточно мягкую, по моему мнению кровать, не без иронии посмотрев на печку (я сразу вспомнил, как она шагала босиком по снегу), и довольно хмыкнула. Только сейчас я сообразил, что никогда не был в доме Кирмона в Драконьих Горах и даже не знаю, как выглядят комнаты Альты там.

Я присел на кровать рядом с Альтой и ласково погладил её руку. Она положила мне голову на плечо, и сказала, словно угадывая мысли:

— А вот ты никогда не был у меня дома. Вообще-то это запрещено, но придет время — я выбью у Великого Дракона для тебя разрешение на визит.

— Стоит ли нарываться на неприятности, если это не дозволено? — спросил я. — Я бы, конечно, с удовольствием погостил бы у твоего отца, но если нельзя...

— Я все для тебя сделаю, — сказала Альта. — А если Великий Дракон откажет — я с ним десять тысяч лет не буду разговаривать. Ты ведь знаешь, что такое драконье слово.

— И ты думаешь, это подействует? — с сомнением спросил я. — Если, скажем, я завтра поругаюсь с королем, ему будет наплевать на мои обиды. Придется восстание поднимать и отделяться, или его дочку соблазнять, чтобы он посчитал, что не стоило ссориться с нашим родом.

— Подействует, — спокойно сказала Альта. — Он не будет из-за пустяков приводить меня в бешенство, и заодно вызывать недовольство моей семьи. Через две тысячи лет будет моя очередь становиться временным канцлером драконов. Если я откажусь, все будут очень недовольны. А я откажусь, если буду зла на них. Да пошли они все! — сказала она, постепенно расходясь. — Еще будут мне обьяснять, с кем дружить! Да и сделать визит легко. Дашь магическую клятву о том, что не будешь рассказывать о том, что увидел, и все дела. А то, видите ли, мы к вам в поместье на праздник залетать можем по десять драконов зараз, танцевать, угощаться вашим отличным вином можем, а ответный визит принять, видите ли, нельзя! Замшелые правила пятидесяти-тысячелетней давности! Драться за нас ты можешь, бежать без защиты на стрелы там, где мы не можем пройти — пожалуйста, жечь чернохрамовников и сидеть с детьми в снегу на морозе — будьте любезны, а в гости прийти родом не вышел? А где обычная благодарность?! Старые задницы!

Я успокоил вспышку гнева, в общем, обычную для драконов, но не для нее, девушки очень хладнокровной. Тогда я ещё не знал, насколько её недовольство драконьими законами справедливо.

Затем мы занялись дальнейшими делами. Весь первый день Альта потратила на подбор расписания классов и знакомство с преподавателями. Я дождался ее вечером из канцелярии, показал, где расположена моя комната, и спросил:

— Сильно устала?

— Нет, ничего, — улыбнулась Альта. — Поужинаем?

Чтобы сразу ввести в студенческую жизнь, я повел драконессу в школьную таверну. Как ни странно, еда ей понравилась. Выяснилось также, что когда она находится в человеческой форме, то ест мало, как человек, если же обернулась и летала весь день над горами, тогда может съесть и с половину быка. Денег на жизнь семья выделила достаточно, да и сама Альта, по драконьей традиции, уже собрала себе в казну там и здесь пару бочек золота. Я тоже мог ей накупить быков, но отцы дальновидно предупредили нас, что лучше бы не мельтешить в небе каждый день, а тихо учиться в человеческой форме. Я, конечно, поддержал намерение вести себя скромно. Я и не подозревал тогда, как быстро улетучится это самое намерение.

Мы с Альтой как-то сами собой начали встречаться каждый вечер после классов за ужином. Нам это нравилось. Оказывается, мы скучали друг без друга.

После ужина гуляли в парках, пили пиво или вино в харчевнях. Заказывали травяные чаи с пирожными в дамских закусочных и наслаждались ими, разговаривая обо всем. Мы любовались на луны и считали звезды. Во всех садах и парках нам было хорошо друг с другом... кроме, пожалуй, Королевского Зверинца.

Туда мы зашли в день отдыха, из интереса, а точнее, не подумавши хорошенько. Сюрпризы для меня начались немедленно, когда у входа мы проходили мимо клеток с обезьянами. Огромный человекообразный морола, дремавший рядом с тремя самками и пятью детенышами, весело игравшими на солнышке, вдруг проснулся и уставился прямо в глаза Альте. Та удивленно ответила взглядом, и морола вдруг поклонился ей, что-то бурча. Затем он схватил ближайшую самку и толкнул к убежищу — искусственной пещере позади клетки. В одно мгновение без всяких криков самки загнали назад детенышей и скрылись сами. Морола осторожно, стараясь не оборачиваться спиной к Альте, отступил последним и исчез в пешере. В клетке воцарилось неестественное молчание. Никого не было видно, только в полумраке убежища светились несколько пар настороженных глаз.

Мы с Альтой недоуменно переглянулись и двинулись дальше. Мы шли мимо рядов пустых клеток, где должны были сидеть семьи маленьких обезьян, волчья стая, медведи, мороги, пумы, горные козлы и прочие крупные животные. Все они попрятались в своих убежищах. Мы снова переглянулись, начиная понимать истину.

— Чутье зверей не обманешь магией! — сказала, вздохнув, Альта.

Мы решили проверить отдел птиц. Путь к нему шел мимо вольера с белым трехрогим носорогом, присланным королю в подарок из одного заморского королевства. Носорог был известен буйным поведением и плохим зрением. Я был потрясен, когда Альта подозвала его и почесала толстую шкуру сквозь решетку. Если бы носорог был котом, наверное, замурлыкал бы — так он приласкивался к моей драконессе. Её железные пальчики с легкостью проминали его шкуру.

В шумном отделе птиц, полном гортанных криков и беспорядочного свиста, все было спокойнее. Когда мы зашли внутрь, щум немедленно прекратился. Птицы взлетели наверх, на деревья, и с непривычным молчанием рассматривали нас оттуда.

— Пойдем к рептилиям, — сказала заинтересовавшаяся Альта. Это было мудрое решение, так как рептилии и не думали убегать. Напротив, змеи — и большие удавы, в десять локтей длиной и с ногу толщиной, и маленькие змейки со смертельным ядом — подползли к стеклам за сетками и уставились на Альту, как бы ожидая приказа. Стоявшая рядом многодетная семья, судя по одежде, из ремесленников, с удивлением уставилась на нас — не хуже змей. Неожиданно Альте, как она потом призналась, захотелось пошутить. Она сняла маскировку и посмотрела на детей глазами с вертикальным зрачком. У них открылись рты от удивления. Отец семейства, невысокий, мужчина лет сорока, положительного и трезвого вида, посмотрел на нас и сразу что-то сообразил.

— Прошу прощения, благородный господин, — вежливо обратился он к нам, — не знаю вашего звания...

— Граф Альбер, — вежливо отозвался я, не проявляя дворянской спеси. — Что вам угодно, любезный?

— Господин граф, — продолжил отец семейства. — Мои дети умоляют вас сообщить им, почему змеи так смотрят на вашу спутницу? Они очень, очень удивлены...

Я вздохнул, решив не морочить голову честному труженику и отцу большого семейства.

— Леди — дракон, гостящий в Магической Школе, — вежливо обьяснил я. — Все животные боятся драконов, и все змеи слушаются их. Так создан мир.

Дети уставились на нас с такой силой, что могли бы протереть дыры своими взглядами. Самая маленькая девочка, лет семи, вдруг пропищала с непосредственностью ребенка:

— А леди-дракон может показать свой хвостик?

Родители чуть не подскочили от неожиданности. Я посмотрел на Альту, сдерживая приступ смеха. Она мягко улыбнулась девочке и ответила:

— Здесь — нет. Места мало. Но кое-что я тебе покажу.

Она протянула руку и подхватила девочку (мать семейства еле сдержала крик, но побледневший отец жестом остановил её). Посадив ребенка на ладонь и с легкостью подняв повыше, Альта повернулась к вольерам с крупными змеями и что-то прошипела. Удавы свернулись в спирали, подняли свои головы и приветствовали девочку кивками. Затем они закачались направо-налево, направо-налево — как в танце. Затем они стремительно развернулись, как пружины, прыгнули снизу, как молнии, на ветки деревьев в своих застекленных вольерах и скрылись в зелени, только головы угрожающе торчали наружу.

— Как тебе танец удавов? — лукаво спросила Альта. — Понравилось?

— Очень! — с энтузиазмом сказала покрасневшая от волнения девочка.

— Тогда на сегодня хватит, — ласково сказала драконесса, отдавая ребенка бледному родителю. — Драконы не могут часто разговаривать с детьми, у них слишком много дел.

— А это правда, что драконы держат Малую Луну, чтобы она не упала на Землю? — не унималась любопытная кроха даже на руках отца.

— Правда, — не обманула Альта ожиданий. — Это наши работа. Мой черед будет через десять лет. Тебе сейчас семь? Тогда будет семнадцать. Тебя, наверно, уже будут выдавать замуж, но детей ещё не будет. Ты не сможешь показать им полную Малую Луну и сказать: "Вон, видите дракона на Луне? Вон там, слева, где большие трещины? Так это моя знакомая, леди Алтейа. В этом году она бережет Малую Луну, чтобы та не упала на Землю и не разбила её на двадцать четыре с половиной куска".

Я слушал все это с серьезным выражением лица, солидно кивая сказанному.

— А почему двадцать четыре с половиной куска? — пропищала девочка, из последних сил вырываясь из рук отца и залезая ему на плечо.

— А это — великая тайна природы, и разгадку знают только драконы! — важно сказала Альта, поднимая указательный палец вверх. — Другим этой тайны не понять. Но ты теперь знаешь по крайней мере, сколько будет осколков. Я разрешаю тебе рассказать своим друзьям об этом. И добавь, что пока на свете есть драконы — Луна не упадет. Так что можешь не выбирать себе кусочек для житья — этого не случится ещё пару миллионов лет.

Последние две фразы она произнесла так серьезно, что дети замерли. Мы раскланялись с удивленной семьей, и ушли к клеткам с крокодилами. Те моментально нырнули в воду и замерли, притворяясь мертвыми.

В общем, прогулка в Королевском Зверинце была признана неудачной. Больше мы там не появлялись, и предпочитали парки и сады.

Через луну таких прогулок мы сильно привыкли к обществу друг друга. Студенты сплетничали по поводу нашей дружбы: "Что нашел наш верзила граф в этой наивной девице из сельских дворян?" Слух, пущенный мной, что она — дальняя родственница, не имел успеха. Во-первых, уж очень нежно смотрела Альта на меня, и уж с очень большим удовольствием мы разговаривали друг с другом. Во-вторых, дворяне в Школе прекрасно, как и полагается дворянам, знали генеалогию всех графских семейств континента. Они живо довели до ушей наших коллег по Школе, что если мы с Альтой и родня, то очень дальняя. Маги-профессоры с интересом наблюдали за нами, но в обсуждение отношений не вдавались.

В один прекрасный вечер мы с Альтой просидели четыре часа на крыльце нашего общежития, обсуждая последнюю поэму великого Наваррана, появившуюся в печати на прошлой неделе и купленную мной немедленно (люблю поэзию, ничего не поделаешь).

Повествование описывало несчастную любовь молодого человека к вдовой женщине вдвое старше его. Она не могла ответить на искреннее чувство ввиду препятствий — как не остывшей любви к почившему супругу, так и силе общественного мнения. Имелось также и недовольство короны, связанное с обстоятельством, что он был беден, а она — уж очень богата. Любовная коллизия была изложена в необыкновенно гармоничных стихах и вызывала слезы. Интимные сцены были описаны с приличиями, но с жарким чувством. Как сказал мой приятель граф Гиран по прочтении шедевра, члены сами восставали. Он рекомендовал мне читать эту поэму перед каждым любовным свиданием. Мастер тонких описаний, Наварран так описал немолодую маркизу — героиню поэмы, что взрослый мужчина легко представлял при чтении высокую грудь и плечи, гордую осанку, чудной формы талию, горячие глаза. Это было волшебство, созданное мастером!

Хорошо спрятанные намеки на твердые соски и лапидарное описание темного треугольника в низу живота героини, а также намеки на юношескую крепость мужских статей юного героя не нарушали приличий — ничего не было сказано прямо, но возбуждало. Решающее свидание, где герой с уговорами добивается своего, было описано полным высоких чувств и дающим счастье героям. Из намеков было понятно, что герой выполнил желаемое не меньше, чем три раза, а героиня, хоть и в слезах, была вполне удовлетворена молодым партнером.

В конце поэмы горная гроза накрывала бегущих друг от друга любовников на границе королевства. После смелого спасения юным любовником своей немолодой возлюбленной они расставались. Он уезжал в другую страну забыть обо всем. Она же намеревалась закончить жизнь в одиночестве и добрых делах.

Мы долго декламировали действительно хорошие стихи. Выяснилось, что описание грозы очень понравилось горной жительнице Альте — она нашла его живым и правдивым. А вот содержание поэмы она встретила со скептицизмом.

— Неужели она могла от него отказаться? — спросила Альта меня. — Она же его так хотела!

— Так случается у порядочных людей, — ответил я. — Условности ещё так сильны! Но вот на моей памяти каждый такой случай заканчивался к взаимному удовлетворению. Богатые вдовы охотно забывали о мужьях и годами сливались в удовольствиях с молодыми любовниками. Но об этом не напишешь любовной поэмы, только сатирическую. Кстати, вторая цель поэмы, после несчастной любви — показать реакцию общества, непонимание, предрассудки. А главное — какие стихи!

— Стихи хорошие, — согласилась Альта. — А у тебя не было любовных историй такого рода?

И она заглянула мне в глаза.

— Все мои истории такого рода очень быстро начинались и заканчивались, и я, как юный корнет, играл в них пассивную роль, — дипломатично ответил я, моментально вспомнив некую герцогиню, одну жену богатого торговца, а также официальное лицо — статс-даму королевы, всё женщин немолодых, но энергичных. — Забудем об этом.

— Забудем, — согласилась Альта, не отводя глаз. Ее вертикальные зрачки приводили людей в ужас, но я давно уже привык к ним. Сегодня, после прочтения поэмы, они вызывали во мне совсем другое чувство.

— Осторожно, не упади, — тихо сказал я, не отводя глаз от ее змеиных зрачков, и протянул руку — поддержать. Моя ладонь при этом попала прямо на ее грудь.

— Я не упаду, но ты поддерживай меня, — так же тихо шепнула она. — Можешь даже поддерживать сильнее.

Я сжал ладонь, и её зрачки раскрылись. В них была сладкая расслабленность.

— Я забыла сказать, — шепнула она. — Я уже год как совершеннолетняя. Меня можно соблазнять. Конечно, тому, кому я очень доверяю. Ты можешь меня поцеловать? Я хочу быть твоей летающей ящеркой, как ты говорил в детстве.

— Здесь не могу, — опомнился я. — Пойдем-ка в мою комнату.

— Не надо. Не хочу, чтобы ты убрал руку, — слабо сказала она.

Мы сидели чуть ли не в обнимку до заката, перечитывая вслух стихи. Это, конечно, не осталось незамеченным.

На следующий день вечером, после обсуждения новых магических щитов от пуль, мой мудрый учитель Деларюс внезапно сказал:

— Мой мальчик, у меня есть кое-что для тебя. Но сначала скажи мне вот что. Я знаю, что вы с Алтейей старые знакомые. Я слышал, что вы все время проводите вместе. Как вы близки?

Я замялся: мой учитель был приблизительно в восемь раз старше меня, и отмолчаться я не желал из уважения к нему.

— Мы просто друзья, близкие друзья, — сформулировал я.

— Друзья, — повторил архимаг задумчиво. — И ваша дружба развивается, так ведь?

— Да, — честно ответил я.

— Понятно. Скажи пожалуйста, а мог бы ты прямо сейчас безболезненно отказаться от этой дружбы?

Несколько минут я пытался понять его вопрос, потом искренне ответил:

— Нет.

— Я так и думал. Я должен сказать тебе кое-что серьезное.

Я посмотрел на него. Он был очень серьезен.

— Во-первых, о вас ходят разные слухи... но все это пустяки. Твою репутацию сердцееда уже не испортят, а драконесса к репутации среди людей, конечно, равнодушна.

Тут он ошибался, как я понял позднее. Кстати, это у меня он подхватил отцовскую манеру говорить "во-первых, во-вторых", и так далее.

— Во-вторых, ваши дружеские отношения рано или поздно зайдут очень далеко. Таковы законы богов и природы, и я в этом ничего особенного не вижу. Ты же имел романы с эльфийками? Будет роман и с драконессой. Но будущего у этого романа нет. Помни, что драконы в любом случае будут против брака с Алтейей.

Я слушал его и не верил своим ушам.

— ... но самое главное, не должно быть разочарования между вами. Поэтому я, как друг твоего отца, не собираюсь запрещать вам встречаться...

У меня отлегло от сердца. Мне не хотелось нарушать прямой приказ Деларюса о встречах с Альтой, но я бы, безусловно, нарушил его.

— ... но кое-что я тебе должен сказать. Будь очень терпим, мой мальчик. Драконы — существа прямые. Они одновременно сдержанны и гневны. Твоя девочка — молодой, не закончивший обучение дракон, но она не только пряма, а еще умна и эмоциональна. Не доводи её до бешенства — она слишком легко может впасть в него. Помни, что Алтейа, судя по всему, влюбилась в тебя, а это делает её зависимой от тебя. О тебе я не так беспокоюсь, как о тех, кто ей подвернется под руку. Ведь ты понимаешь, что в гневе она может сжечь дом за мгновение, а улицу — за несколько мгновений. И еще...

Тут я с удивлением увидел, что он смутился.

— ... из моего личного опыта... помни, что в человеческом теле драконы — все же не вполне люди. Тело твоей девочки очень тяжелое и имеет твердые мышцы, не боящиеся пули, огня или меча. Если ты хочешь чего-то от нее добиться в интимном смысле...

Тут он вдруг улыбнулся.

— ... будь очень терпелив и попытайся расслабить ее осторожными ласками хотя бы несколько минут. Тебе будет трудно, но добиться наслаждения для обоих вполне возможно. Мне, во всяком случае, удалось, когда я был моложе. И я получил в свое время опыт близких отношений с драконессой.

Я смотрел на него круглыми глазами. Он улыбнулся и сказал:

— Иди, мой мальчик, она ждет тебя.

Я вывалился из дверей лабораторного здания и зашагал к зданию общежития, несколько ошарашенный услышанным. Альта ждала меня на крыльце, по своей привычке начав собирать волосы в конский хвост при моем приближении. Она уже научилась у наших магинь постоянно следить за волосами в школьных мастерских, чтобы не попали куда не надо.

— Что с тобой? — удивилась она. — Тебе что, угрожали?

И её лицо стало твердым.

— Если тебе угрожают, — медленно сказала она, — им не поздоровится. Помни, что мне ничего не будет, я дракон. А тебя я не хочу потерять.

— Нет-нет, — поспешно сказал я, — ничего подобного, никаких угроз. Просто у меня был разговор о тебе с учителем.

— Та-ак, — протянула Альта. Она переняла у меня эту привычку.

— Он спросил меня, как я отношусь к тебе. Я ответил, что только о тебе и думаю.

Она вдруг покраснела.

— Он спросил, как ты относишься ко мне. Я ответил, что очень хорошо.

— Ты сказал неправильно, Сергер, — каким-то странным, шипящим голосом перебила меня Альта. — А должен был сказать, что я тоже только о тебе и думаю.

Я ошарашенно посмотрел на нее. Она робко улыбалась, как Змея когда-то. "Как много у них общего!" — потрясенно подумал я.

— Это правда, — добавила она, поняв мой взгляд.

— Подожди, я закончу. И он сказал: не бойтесь ничего. У него уже был роман с драконессой, и вполне успешный.

Прелестные брови Альты вдруг полезли на лоб.

— Ах, так вот с каким магом сто лет назад встречалась моя тетя!

С минуту мы смотрели друг на друга круглыми глазами. Затем расхохотались, и снова почувствовали себя свободно друг с другом.

— Знаешь... в честь такого разговора можно бы и поцеловаться, — намекнула она.

— Ну не здесь же, на глазах у всех, — резонно возразил я.

— Странно. Ну, ты у нас знаток человеческого поведения. Так где же? — нежно спросила она. — Я сегодня такая доверчивая, что, если ты мною не займешься, меня, такую беззащитную, обольстит какой-нибудь мерзавец.

Она начиталась женских любовных романов в последнюю луну, и регулярно их цитировала.

— Я этого не позволю, — по-рыцарски заявил я. — Кстати, есть отцовский особняк...

— Он слишком большой, и в нем слишком много слуг.

— И комната в трактире "У Лога" на площади недалеко от Школы.

— А, это куда ты водишь своих женщин? Меня тут уже осведомили, что у тебя было много человеческих женщин, и много эльфиек...

— Ложь, всего три эльфийки! — храбро объявил я, приготовившись к тому, что она скусит мне голову. — И давно, еще до войны.

Тут я малость покривил душой, не желая напоминать о Ветке сейчас.

— Это у эльфов в Лесу, что ли?

— Две в Лесу. А две здесь, в их посольстве. Одну ты знаешь, это Ветка. Третья — из дипломатов, добывала сведения, ну а в постель они всегда тащат, если близко знакомы. И семья моя дружит с эльфами, а в таком случае они это считают прямо-таки обязанностью.

— Нимфоманки, — пустила в ход Альта недавно вычитанный термин. — Но два и два равны четырем. Ладно. А как насчет гоблинок?

— Ложь. Была одна наемница по кличке Гоблинша, но она была не моя любовница, а Ветки. Да ты же её видела на фронте.

— А, это та самая, здоровенная? Ну, на такую ты бы не клюнул. А троллихи?

— Ложь.

— Верю. Троллей ни в твоем графстве, ни на фронте не было. Ну, тогда пойдем целоваться в твой трактир.

Мы встали и двинулись в направлении трактира "У Лога". Я думал, что это будет спокойный любовный вечер, но немного ошибался.

Мы вошли в трактир и подошли к стойке. Там сидел хозяин, огромный и вежливый мужик по имени Лог Палор. Он был сын старого трактирщика и умел вести дело. К тому же он успел повоевать и дослужился до сержанта (что, вообще-то, было нелегко для сына трактирщика). В трактире всегда сидели военные, которым он благоволил. Палор был прозван Тихим Логом за любовь к порядку и стремление погасить любую драку в начале. Он говорил: "Ко мне приходите поесть и выпить, а не драться". За такую политику он пользовался большим уважением в местном отделении охраны порядка.

За все время я помнил только одну драку в трактире Палора, когда Горман стрелял в пол. Буяны здесь не задерживались, а прямиком вылетали на улицу, или их уносили в полицию. Дубинка под прилавком и пара крепких вышибал у входа живо приводили шумных посетителей в чувство.

Мне нравилось у Лога. Готовили в трактире просто, но вкусно — и сам Лог, и его жена были отличными поварами. Пиво было всегда свежее, вино и гномий самогон тоже имелись. Ко мне, как к бывшему офицеру, Тихий Лог относился с большим уважением, а мои слуги помогали ему в трактире с порядком или переноской тяжестей, естественно, за лишнюю кружку пива. Я полагал, что Лог давно раскусил моих слуг, так что можно было его просить о помощи в случае нужды.

Я сам на всякий случай, с его разрешения, положил под стойку с заклинанием невидимости свой армейский четырехствольный пистолет — два ствола были заряжены магическими пулями и два — крупной картечью. Никто, кроме меня и моих слуг, не мог коснуться или увидеть его. Между прочим, в процессе подкладывания я обнаружил у него под стойкой обрезанное двуствольное егерское ружье, разрешенное для охоты. Тихий Лог тоже был осторожным человеком.

— Это мой друг, магесса леди Альта, — представил я спутницу. — А это хозяин, лучший трактирщик в столице, Лог Палор Тихий.

Альта улыбнулась и поздоровалась с Логом. Он поклонился и рассыпался в любезностях. Я заказал две кружки красного пива с соленой закуской и стал взглядом искать свободный стол. Альта в это время с интересом рассматривала картину на стене, изображавшую битву огромного как гора дракона с крохотными крыльями и неустрашимого рыцаря в серебряных латах. Губы её изгибались в ехидной улыбочке.

Мы были настроены, можно сказать, любовно, и поэтому Альта держалась свободно, не так чопорно, как обычно держатся драконы, или, скажем, дворянки общаются с простым народом. Возможно, поэтому из-за стола, где сидели какие-то основательно набравшиеся мужики в старой военной форме, числом с десяток, вдруг донеслось:

— А ничего у него шлюха, одета хорошо, и держится без гонора.

Все мысли о губах Альты и о нежных чувствах моментально исчезли из моей головы. Мы с Логом глянули друг на друга и одновременно повернулись к невежливой компании. Краем глаза я заметил, что вышибалы за столиком у входа тоже повернулись к гостям, а мои слуги, скромно сидевшие напротив нас, спокойно, без спешки встали и подхватили за ножки тяжелые табуреты, которыми они обычно орудовали в редких стычках в трактире. Поскольку они были за спиной у кампании грубиянов, все могло кончиться очень быстро. Я оглянулся на Лога — он медленно вытягивал дубинку из-за стойки. Я посмотрел вокруг — посетители все насторожились и приготовились уклоняться от тарелок и стульев, а девушки-подавальщицы привычно отступили ближе к двери на кухню. Только двое за столом слева от стойки, по одежде флотские офицеры, услышав такие отзывы о леди, а значит — о дворянке, тоже встали и взялись за кувшины, недобро поглядывая на пьяных хамов.

Перевес был на нашей стороне, и любой человек, опытный в трактирных драках, понял бы, что оскорбителям не устоять. Увы, грубияны были пьяны хуже, чем сапожники или безработные наемники. Я собрался предъявить им пару крепких слов и заставить их извиниться, или вышвырнуть их из трактира. К сожалению, я не успел. Альта тоже слышала их слова, и, повернувшись, вежливо спросила:

— А это ты о ком, дружок? Ты, выродок старой прогнившей обезьяны!

От ее ласкового голоса у меня холод прошел по коже. Я сразу представил себе, что сейчас произойдет. Все другие, даже и не зная Альты, тоже прониклись ее голосом. Горман и Адабан бросили на меня отчаянные взгляды: они-то знали, что такое моя девушка. Я сделал движение руками в стороны, и слуги, а также вышибалы, поняв меня, быстро сдвинулись в стороны от линии между Альтой и грубиянами, а остальные в том направлении полезли под столы, думая, что я сейчас буду стрелять. К сожалению, пьяные идиоты еще ничего не поняли, и тот же голос нагло произнес:

— А она горячая сучка, хоть и не ученая. Сейчас мы её научим! Верно, ребята?

Остальные бодро поддержали: да, мол, сейчас поучим. О боги, подумал я, это она сейчас вас поучит! Тут Альта сделала короткое движение плечом, и её кружка полетела и со звоном разбилась о голову грубияна. Он свалился на пол, а остальные взревели и начали подниматься из-за стола, но не успели. Альта резким движением молниеносно прошла к их столу и, встав перед ними и оперевшись руками на спинку стула, сказала низким голосом:

— Вы что, недоноски, сгореть решили? Вот я вас сейчас, рожденные из тухлых яиц!

Двое из них успели встать из-за стола, выпрямились, и вдруг их лица побелели от страха. Альта сбросила маскировку, и смотрела на них змеиными глазами; она широко открыла рот, и из него увиделись ряды острых зубов. Она тихо зарычала. От этого рычания все посетители оцепенели от страха — так оно было страшно.

Моряки растерянно посмотрели на меня. Люди явно бывалые, услышав о рожденных из яйца, они моментально поняли, кто перед ними, и что сейчас произойдет. Изо рта у Альты уже медленно пошел дым, когда я преодолел одним прыжком расстояние между нами и ласково сказал:

— Подожди, Альта, милая. Я тоже хочу кое-что сказать.

Альта от неожиданности замолчала и закрыла рот. У меня было несколько мгновений, и я знал, как их использовать. Я набрал воздух в грудь и, используя свой флотский опыт, гаркнул во весь голос:

— Ну вы, дерьмо корабельных котов! Вы что, о

* * *

рели, не видите с кем собачитесь! Сгореть захотели, ж

* * *

лизы сраные?

Несчастные грубияны уже стояли навытяжку с бледными лицами. Их всех пробрало, как только они посмотрели Альте в лицо. Альта задергалась у меня под рукой, но я задвинул ее себе за спину и продолжал:

— Якорь вам в ж

* * *

и осьминог в глотку! Жить надоело, козлы сухопутные? Драконов не видали? А ну, скоты, плати за стол и пошли отсюда на

* * *

, пока леди вас выпускает! Выб**дки портовых шлюх, хотите — чтобы она вас съела?! Ты, парусный подсосник, е

* * *

вымбовкой, плати, сука, моча гнилой каракатицы!

И я ткнул пальцем в грудь ближайшего грубияна. Тот сразу ожил, вытряхнул деньги из карманов и отскочил назад от Альты, трясясь от страха. Я услышал сзади одобрительное покряхтывание моряков, воодушевленных знакомыми выражениями.

— Теперь ты, ж**а краба! Клади деньги, медузожуй! — продолжал я, обнимая Альту. — Дорогая, ты успокоилась?

В этот момент выражение лица Альты быстро менялось обратно, от драконьего до человеческого. Наконец, она стала обычной, прижалась к моему плечу и... захихикала: ей явно понравились морские выражения, пущенные мной в ход. Опасность миновала.

Слуги и вышибалы быстро облегчили карманы перепуганных пьяниц и выбросили их за двери, пока я вел Альту обратно к стойке. Там Палор бережно укладывал дубинку обратно под прилавок.

— Еще кружку красного, Лог, — спокойно, словно ничего не случилось, сказал я. — Леди не успела попробовать пива.

Пока Лог наливал, а слуги чистили стол, моряки подошли и осторожно приветствовали Альту.

— А вы не с флота, сэр? — обратились затем они ко мне. — Вы сейчас так разговаривали с этими... приятно было слушать.

— Черный флот, отряд брандеров, лейтенант в отставке Альбер, — привычно представился я.

— А, слышали о вас! Мы с Красного флота, лейтенанты Хуго и Тарвор, тоже морская пехота. Рады быть знакомы.

— Выпьете гномьего, товарищи? — по традиции спросил я. — Морской водки здесь не держат.

— Понемногу, товарищ... понимаем, вы не один.

Лог разлил нам по пол кружки самогону, и мы опрокинули на скорую руку за знакомство, закусив солеными овощами и холодным мясом с перцем. Тарвор выдал какой-то обычный комплимент Альте, и она засмеялась, чокнувшись с ним кружкой пива, в то время как за ее спиной Хуго сделал глазами знак, поведя ими вверх: летающая? Я незаметно кивнул, и моряки с уважением попрощались и уселись ужинать дальше.

Альта пересела со мной за стол, и мы начали пить пиво под соленую закуску. Трактирное общество успокоилось и продолжало понемногу веселиться, поглядывая на Альту с опаской. Пожалуй, почти никто не понял, что все они могли сгореть вместе с трактиром за компанию с пьяными хамами.

Лог с опасливым уважением сказал Альте:

— Госпожа так решительно действовала...

Она правильно поняла и ответила спокойным голосом, который был слышен всем:

— Не беспокойтесь, мастер Палор. Я вижу, что вы друг Сергера, и я не буду создавать вам трудностей. В следующий раз я не буду сердиться в трактире, а просто выведу грубиянов на площадь и сожгу их там. Тем более, — она оглядела трактир, — мне здесь нравится.

— Милости просим к нам, — облегченно ответил Лог. — Друзьям графа мы всегда рады, а вам — тем более.

Альта рассмеялась. Трактирное общество продолжало беседовать, чутко прислушиваясь к нашим словам. Никто не проявлял видимого страха, хотя они все теперь, конечно, поняли, кто эта леди такая.

Следующий час мы с удовольствием пили свежее пиво, затем поднялись наверх в мою комнату отдохнуть. Идя по лестнице, я чувствовал спиною уважительные взгляды публики. Я очень хорошо понимал их мысли. Даже Лог бросил на меня бледный взгляд: а вдруг? Я сделал ему знак: не беспокойся, мол, все будет в порядке. Знак был с вниманием встречен публикой, причем все благовоспитанно сделали вид, что ничего не видели. Я подумал не без ехидства, что трактир Лога получил себе что-то необыкновенное — настоящего дракона.

Все эти мысли выскочили у меня из головы, когда мы зашли в комнату и закрыли дверь. Обычно бесстрашная Альта нерешительно смотрела на меня. Я схватил ее за плечи и прижал к себе. Драконесса сладко улыбнулась и неумело подставила губы. Она была, как всегда, горячей, от нее пахло цветочными духами и накаленным металлом, как в полете. "Нежная моя" — прошептал я, сильно целуя ее губы. Они раскрылись, и мы обожгли друг друга языками. Довольно долго мы стояли в обнимку, целовались, и как подростки, жадно сжимали друг друга. Наконец я опомнился, и, теряя голову от желания, попытался положить Альту на кровать. Это было нелегко сделать: девушка-дракон была намного сильнее и тяжелее меня, но она поняла, что я хочу сделать, и сама села на кровать. Затем она вдруг встала, и, сняв платье, снова легла, прижимаясь ко мне обжигающим телом. "Милый, сладкий" — сладко, музыкально шипела Альта. Я одним движением руки погасил светильник и прижал мою возлюбленную к постели.