Кордон

Ковальский кивнул и умчался — только сухая трава захрустела.

Ногу отпустило через пару минут. Все это время Анджей напряженно ждал выстрелов, криков и прочего 'боевого' шума. Ничего. Лишь играла рыба, да ветер перебирал ивовые листья.

Морщась и стараясь ругаться не слишком громко, Подолянский забрался на наблюдательный пункт — обильно поросший терном и всякими ивами холм, шагах в двадцати от Бараньего лба. Где и нашел спутников.

Унтер-офицеры отбирали друг у друга бинокль, тихо переругиваясь. Хмурый Маслопуп меланхолично сковыривал веточкой грязь с подошвы растоптанного сапога. Увидев прапорщика, отставной големогренадер поднял голову:

— Орки. Много. И оружные все, — добавил с лютой тоской в голове, — пушку бы сюда. Или картечницу. Чтоб очередью как уебать...

— И монитор по реке пустить. С Канэ на десять дюймов.

— Можно и монитор, — не стал спорить Ежи. — От мониторов тоже польза бывает. Помню, 'Олька' уебала как-то, и по штабу бригады попала. Ух, сколько мудаков закопали... А всего-то, квадрат на карте спросонья перепутали.

— Извини, не подготовились, нема мониторов, — бросил Подолянский и протянул руку, — бинокль, господа!

Оптику тут же вложили в ладонь.

— Вы туда глядите, где вербы рядком, — подсказал Штурмреску, для понятности, ткнув пальцем.

— Спасибо, Франта...

Видимость была, конечно, не в пример хуже, чем днем — мелкие детали терялись в предсумрачной серости. Найдя выстроившиеся в линию вербы, Подолянский присмотрелся. Точно, мельтешат. Сколько именно, Анджей сосчитать и не пытался — ветви и листва загораживали занавесом. Но много, больше дюжины.

— Как думаете, господа, — спросил прапорщик у более опытных соратников, — что нам ждать от зеленокожих соседей?

— Темрявы дождутся, да через реку махнут, — пожал плечами Франтишек. — Тут вариантов немного.

— Вон, следы на песке, видите? — заговорил Ковальский. — Или примерялись, или прошлой ночью к нам уже плавали.

— Именно вчера? — уточнил Анджей.

— Позавчера задувало, волна хорошая шла, смыло бы все до крошечки. А тут следы есть, до уреза не доходят совсем чуточку.

— А не могли они на рыбалку, к примеру, собраться? Вона рыба как ходит! — осторожно предположил Маслопуп. Судя по тону, не особо веря в сказанное.

— Порыбачить? — фыркнул Анджей. — Вы, пан Ежи, конечно, местный, и даже тут родились, а я человек городской и столичный. Но вот подскажите, на рыбалку в доспехах ходить — это как, в местных обычаях?

— Если по дурости, то всякое бывает, — дипломатично произнес граничар.

— Ежи, не ломайся! — нервно засмеялся Штрумреску, — расскажи лучше, как мы големом невод таскали.

— Это когда геологи свой ящик утопили, вытащили — там две лягушки сидело? — Оживился Гюнтер. Еще этого студента-народоходца вытаскивать пришлось, который в водорослях запутался?

— Да не. Утопили они, когда профессор с Бганами закусился. Мне еще тогда топку волной захлестнуло.

— Точно! Помню-помню! Ты еще потом за кочегаром с топором гонялся... Жижка из-за племянника, ой, как сильно ругался!

— Ну так я ж его и пальцем не тронул. Руки. Так... Пнул слегка.

— Да много там мальчишке надо...

— Народоходцы? — удивился Анджей. — Что за звери?

— Сущие звери, — подтвердил Маслопуп. Оторвался от винтовки, покрутил пальцем у виска. — Столицу бросили, ученые дети! Решили нам, грязным дикарям, свет просвещенья принести.

Судя по жесту, действий загадочных экс-круковян отставник не одобрял.

— Это все хорошо, но вот...

Анджей сделал мысленную зарубку, расспросить Темлецкого о народоходцах поподробнее, вновь приник к окулярам бинокля. Именно что 'вот'. Пока на 'литвинском' берегу предавались спорам и сладостным воспоминаниям, на 'орочьем' всё пришло в движение.

Зеленошкурые выволокли на берег три бесформенные груды материи, похожие на маленьких, давно сдохших китов. Завозились вокруг, переругиваясь на своем лающе-гортанном наречии. Из под материи показалось что-то механическое, в переплетении рычагов и цилиндров. Орки ритмично задергали ручками на цилиндрах диковинных насосов. Воздушные шары, что ли?!.

Чуть в стороне от загадочных груд орки нагромоздили неаккуратную стопку ящиков серо-зеленого цвета. Анджей протер глаза — цвет и оттенок один-в-один совпадали с окраской военного снаряжения Герцогства йормландского, прямо как в методичке.

Возле ящиков мелькала фигура, удивительно низкорослая для орков. Приглядевшись, Анджей чертыхнулся. На самом деле кожа орков не ограничивается оттенками зеленого. Некоторые из ублюдков, если тщательно отдраить от толстого слоя ритуальных красок и сменить диету, кожей вполне совпадали с людьми. Но вот ярко-рыжие, буквально огненные волосы... Да в сочетании с ростом?.. Загадка, завернутые в тайну.

Прапорщик кивнул Ковальскому, передал бинокль, ткнул в сторону ящиков. Гюнтер долго изучал незнакомца, хмыкал, сопел. Наконец, признал поражение, шумно шмыгнув носом:

— Зуб даю, что из вольных старателей, но хоть убейте, в жисть не скажу, кто такой. Рожа незнакомая совершенно.

— А ну дай сюда, слепошарый! — вслед за гауптфебелем начал изучать странного человека Штурмреску. Вернул бинокль Анджею, кивнул грустно:

— Залетный мазурик.

— Господа унтер-офицеры, внимание! Я задам глупый вопрос, а вы мне на него честно ответите.

— Если оркам деньгу посулить, — перебил прапорщика Ковальский, ответив на недосказанный вопрос, — то они топоры закопают в самую глубокую кротовью нору. И в десны лупиться будут с кем угодно. Хоть с контрабандьерами, хоть с революсенарьос.

— Никаких принципов, — разочарованно цыкнул зубом Анджей. Прапорщик представил на миг блицшквадрон из орков, с картечницами, которые те могут таскать как ружья. Эх... — Ситуацию я понял, господа унтер-офицеры. И она хреновая.

Унтера переглянулись. Маслопуп кивнул.

— Соответственно, панове, слушай мою команду! Гюнтер и Ежи летят сейчас, будто птицы, на заставу. Оповещаете, что мол, и как. А мы с паном Франтой остаемся здесь. Ибо рыжий этот, со своими ящиками, чувствую, нужен нам как воздух. Предчувствие мое смутное, но верное.

— Слушаюсь, господин прапорщик! — кивнул гауптфебель и начал расстегивать портупею с подсумками. — Я себе пару обойм оставлю. Вам остальные нужнее будут.

— Простите, господин прапорщик, вот только Ковальский пусть сам скачет, — невпопад заявил Маслопуп. Огладил бороду. — Поморская бригада от задрыпанных орков не бегали.

— Так вы ж с ними и не дрались ни разу, — подколол Франта, — вы ж на то и Поморская, чтоб по берегу ракушку собирать.

— Довелось бы драться — не сбежали бы. Йормландцы всяко позлее будут. — Ежи нахмурился. — И вообще, господин прапорщик, я человек гражданский. На приказы ваши могу и хрен положить.

По всем правилам, писанным и неписанным, Подолянский должен был наглецу если не голову прострелить, то хотя бы половину зубов выхлестнуть.

Анджей поморщился — плоды прогресса, чтоб их в душу, тёмное мужичье себя гражданами считает — осторожно положил бинокль на камень, расстегнул портупею. Кинул ее отставнику:

— В спину только не пальни, гренадер! А то от твоего самопала дальше двадцати шагов толку — ноль.

Маслопуп аж подпрыгнул, щелкнув каблуками растоптанных коротких сапог.

Анджей повернулся к Гюнтеру:

— Мою лошадку бери, она и посвежее. И вообще.

Ковальский кивнул, скалясь в подобии улыбки:

— Вы их только встретьте, как положено.

— Не бойся, встретим. И от тебя персональный гран респект передадим, — покровительственного самодовольства в голосе Ежи хватило бы на пару Круковских салонов, поаристократичнее. Граничар ловко застегнул портупею под дохой, и примерялся, как револьвер сидит в руке. Выходило ловко.Ну да, у командиров големов табельный тоже 'Марс', хоть и меньший по калибру — человек, он не орк, убойность нужна куда меньшая.

Анджей проследил за убежавшим Ковальским, расстегнул все клеванты и разложил чехол от винтовки перед собой, внутренностью наружу. Один край сложил втрое, положил на него, как наимпровизированный упор, винтовку. Справа легли два барабана. В запасе, учитывая боеприпас Ковальского, еще дюжина. Но все выкладывать смысла не было. После первых выстрелов, впадинку, выбранную для огневой позиции, затянет дымом. Никакой ветер, кроме ураганного, не поможет, придется менять дислокацию. И, скорее всего, не один раз.

По правую руку, шагах в сорока, в густом чагарнике, залег Франта. Маслопуп, чье оружие пока годилось только на шумовые эффекты — ну не бьет 'Марс' на сто пятьдесят шагов, чтобы там в рекламе не писали — расположился у прапорщика за спиной. Ветерана назначили подвижным резервом.

Прапорщик хмыкнул. Надо будет ходатайствовать перед Темлецким, чтоб наградили бравого ветерана. Очень вовремя поморянин на заставу зашел — а то иначе так бы и прозевали рыжего чужака с армейскими ящиками, явно не пустыми. Оружие для революсенарьос с южного берега? Проделки разведки Стального Города? Гадать можно до бесконечности.

Анджей молился всем богам, которых мог вспомнить, чтобы зеленые начали переправу как можно скорее, пока солнце еще цепляется за горизонт. Орки, напротив, не спешили. Плохо — обладая зрением, сродни кошачьему, или совиному, зеленошкурые могли видеть в абсолютной темноте, в которой человек становится заложником слепоты и паники...

Боги, прямо как орки, не торопились с помощью. То ли были заняты, то ли обиделись на прошлое неуважительное отношение к вопросам веры.

Наконец, когда от солнечного диска остался крохотный кусочек над частой гребенкой леса, орки столкнули загадочные шкуры в воду. Шкуры оказались новомодными надувными лодками — Анджей хоть был человеком сугубо сухопутным и в веяниях 'водяного' прогресса не разбирался, но о такой новинке не услышать не мог.

Орки сноровисто, по ящику на брата, погрузили всё в лодки, залезли сами, разобрали весла. В одну из лодок сел загадочный рыжий. Одну из 'надувашек' орки не нагрузили ничем — и сейчас лодка, с четырьмя воронами на борту, вырвалась вперед. Течение пыталось снести надувашку, но орки работали короткими веслами с такой скоростью и мощью, что лодка казалась крохотным пароходом, со снятыми с колес чехлами. Остальные три ползли не спеша. Их забили под завязку, борта опустились почти вровень с водой — малейшая волна могла захлестнуть. Но ветер, как назло, стих с полчаса назад, Лаба обратилась рябящим зеркалом.

Анджей прикинул курс головной лодки, выругался. Разведчики, если не станут корректировать направление, высадятся как раз напротив засады Франтишека. Может шагов на десять в сторону. Самое то швырнуть зеленым ручную бомбу на головы! Но бомбы в оружейное довольствие Корпуса не входят, а личный запас прапорщика сейчас скакал вместе с Ковальским к заставе, в одном из седельных вьюков. Оставалось только материться.

Угрюмо заматерился Маслопуп. Бывший големо-гранедер не дурак, тоже рассчитал. Ничего сделать нельзя, пока орки на огневую дистанцию не выйдут. Одна надежда, что Штрумреску не дремлет и тоже разведчиков видит.

Будущего боя Подолянский не боялся. Наверное, опыта не хватало. По оркам первый раз в жизни стрелять придется. Не считать же торопливое опустошение барабана в 'расстрельнике', где зеленый надежно прикован и безоружен. Там-то курсант в полнейшей безопасности.

По людям, впрочем, прапорщик тоже особо не стрелял, за исключением дурацкой дуэли с аранийским студентом-врачом и пары стычек с грабителями на темных задворках Крукова.

Страха не было в помине — но и спокойствия тоже. Гулко бухало сердце в груди, руки потряхивал легкий мандраж.

— Что, господин прапорщик, победим?

Подолянский повернулся, улыбнулся граничару:

— Всенепременно, пан Ежи. Иначе и быть не может!

— Ну вот и замечательно, — довольно ответил Маслопуп, словно для обретения полнейшего душевного спокойствия, ему именно этих слов и не хватало.

Стрелять прапорщик начал, когда первая из груженых лодок оказалась саженях в пятидесяти от него. Отдельные фигуры уже не различались, поэтому Анджей бил в силуэт.

Первую обойму Подолянский расстрелял в одиночестве. Пока менял барабан, подключился Штурмреску. Франта оставил головную лодку командиру, врезал по второй.

Орки попытались ответить — на лодках расцвели огоньками ответные выстрелы. Но зеленошкурые никогда не славились меткой стрельбой. А уж под градом пуль хитроумных засадников, укрывшихся за кустами, да в темноту, когда опора так и норовит выскользнуть из под ног...

Расстреляв третий барабан, Подолянский, кашляя от порохового дыма, сменил позицию, отбежав в сторону. Рухнул на землю, хрустнув сучком под животом и всеми костями сразу. Расстрелял еще две обоймы по замыкающей лодке — орки развернули её посреди потока и погребли обратно к своему берегу.

Еще несколько выстрелов по реке, суматошная перезарядка, пустой барабан под ноги. Вражеская пуля звонко щелкает по камушку в двух шагах, брызгает пылью в лицо. Рывок от повисшей дымной завесы, ноги скользят по раскисшей земле. Но устоял, побежал дальше.

Сзади топал Маслопуп, изощренно ругался. Ветеран голову не терял — прапорщик не слышал ни одного револьверного выстрела. Сразу видно — опытный! Сам Анджей хоть раз, да пальнул бы, не удержавшись.

Справа время от времени доносились выстрелы Штурмреску. Ландфебель тоже на месте не сидел — серые клочья дыма висели несколькими большими комками вдоль зарослей.

Еще один барабан по теням на воде. Орки ответили парой выстрелов, ушедших куда-то в небо.

Анджей зашелся в приступе кашля — чуть горло не выплюнул. Сменил на ощупь обойму, вжал приклад в плечо... Для хорошего стрелка тридцать саженей не расстояние, особенно когда в руках не допотопная пищаль, а хорошо пристрелянная 'Крнка-Мосин'. Семь зарядов в обойме-барабане, калибр шесть линий, специально для Корпуса клепают.... Если б еще не лягалась так — Подолянский в азарте боя тяжеловесных пинков не ощущал, но по прошлому опыту знал, что плечо наутро будет одним сплошным синяком.

Бух-бух-бух — сердце, винтовка, ответные выстрелы... Глаз залило едким потом.

В голову полезли не слишком уместные в бою мысли. Если верить наставлению, практическая скорострельность литвинско-русинской винтовки — двадцать выстрелов в минуту. Сколько получалось у Анджея? Стрелком-трюкачом, а именно по таким ребятам выставляются цифры расчетов, прапорщик не был. Но, наверное, скорость не намного меньшей выходила — заряженные обоймы кончались ужасно быстро.

Орки, впрочем, кончались еще быстрее — в тесноту лодок промазать было сложно, пуля часто поражала двоих-троих. Прапорщик порадовался, что у него не обычная армейская винтовка-четырехлинейка...

Головная лодка перевернулась в саженях десяти от берега. Два орка, хромая и вопя что-то злобное, побрели, по грудь в воде. Оружие держали на вытянутых руках, над головами. Анджей развеселился. Орочьи головы были видны буквально как на ладони. Хорошие головы, в чудесных боевых шлемах! Отличное украшение для кабинета будет! ('будет свой кабинет, будет! Не хуже, чем у Цмока! И чтобы три в ряд! Ворон, Медведь и Бобер! И винтовку трофейную под них на медные гвоздики!')