— Хорошо.
— Тебе под силу разгадать эту загадку. А мне — уже нет. И все, что останется после меня, теперь твое. В кабинете ты найдешь мой дневник, записи, наблюдения, используй, как считаешь нужным. Боюсь, что после этого и львиная доля моей силы достанется тебе, и твоя рука не побеспокоит тебя более. Используй мою силу мудро.
Сознание дернулось. Откуда-то пришла усталость и сонливость. Что-то старалось вогнать Женекерса в сон, который сотрет из памяти все, что произошло, и, скорее всего, убьет ее. Только сейчас он осознал, что любит хозяйку пустыни больше всего на свете, и сама мысль, казалась жуткой. И это заставило его сражаться с собой.
— Нет... Нельзя засыпать, я не должен… Это убьет тебя, — в душе творилось что-то жуткое, словно сами собой потекли слезы.
"Евклид, мы этому можем помешать? Евклид! Твою ж... Долбаный неблагодарный кусок кремния! Евклид!"
Тишина, его собственное творение не будет с ним разговаривать, пока он не станет прежним. Его собственные правила, которым тот следует. Проклятие! Хорошо еще, если запишет все произошедшее.
— Не стоит, Женекерс. Все правильно, — Гвивелла осторожно коснулась его руки и улыбнулась. — Все хорошо, родной, не плачь. Ты союзник Центральному королевству и опора хранительнице ровно до тех пор, пока ты помнишь, кто ты.
Он смог остаться в сознании. И это все, что он смог, не более. Сознание металось, ища выхода из ловушки, которую он сам создал для себя и не находило. Наверное, он слишком хорошо знал себя.
Женекерс почувствовал, как путаются мысли, забывается и теряет смысл то, что было секунды назад. Словно ему отказывает разум. Впрочем, так оно и было.
Гвивелла чуть отошла, все так же с улыбкой глядя на плохо держащегося на ногах человека.
— Вот и все, теперь и я это чувствую. Наша встреча — подарок судьбы, помни это. Если сможешь запомнить.
Но он более даже не мог понять слов. Чувство. Искусственно вызванная чарами любовь к повелительнице пустыни была, наверное, последним, что еще оставалось от уходящей в небытие личности.
Ее тело замерло, начало превращаться в песок. Последнее, что Женекерс смог — удержал песчинки, не дав им рассыпаться. И тут же сплавил вместе, глядя на великую хозяйку пустыни, ставшую вмиг стеклянной статуей.
За окном прямо на глазах высыхало озеро, вода стремительно уходила. Деревья рассыпались, становясь трухой, только дом оставался стоять, как и облаченная в белые одежды статуя Гвивеллы.
А спустя несколько секунд он вернулся. Быстро проверил целостность воспоминаний, и наткнулся на отсутствующий кусок. С интересом отметил факт наличия следов слез на щеках, и позвал своего помощника.
— Евклид!
— Да.
— Я отсутствовал тридцать одну минуту восемнадцать секунд. Что тут было?
— Имеется запись произошедших событий.
— Это то, что осталось от Гвивеллы? — он указал на статую.
— Да.
— Печально, — в ровном голосе не было слышно ни сожаления, ни скорби. — Покажи запись.
Это породило вопросы, появились новые теории, и возникла еще одна задача, которую надо было решить… Но самое главное, он теперь знал.
Человек — это прежде всего то, что он помнит. Память составляет большую часть личности, потому заставить человека любить против его воли невозможно без вмешательства в его память. Это Женекерс знал. Как знал и то, что человеческая память ненадежна. Но одно дело подсунуть лживые воспоминания о бурном романе, и заставить забыть то, что было вчера.
На это способны даже редкие самородки сантаринской выучки, что пару раз демонстрировали и даже бывали биты за такие шуточки. Но сила Гвивеллы действовала тоньше. Лезла куда-то в самые глубины его разума, меняла едва заметные детали. На такое мастерство не способен был никто из живущих ныне.
Но что самое главное, спроси у Гвивеллы как она это делает — и она лишь пожала бы плечами. Она сама не понимала своей силы.
Хотя Женекерс, как ему казалось, и имел полный контроль над своим разумом и мог менять его так, как ему заблагорассудится, никто не давал ему инструкции, и не говорил что менять можно, а что смертельно опасно. Потому здесь он предпочитал быть как можно осторожнее и старался не лезть в дебри, которых не понимал. Слишком была велика цена ошибки.
Но как не бился Женекерс, как не изучал себя последовавшие четыре сотни лет заточения, так он и не смог понять, что именно сделала Гвивелла, чтобы на короткое время вернуть ему то, что он когда-то потерял. А когда заточение кончилось, он уже всерьез думал, что этого более и не следует искать. Интересно, осталось ли внутри него горе от утраты Гвивеллы, Илейн...
— Мне жаль, что тебе пришлось через это пройти, — тихо сказал Фекларт, когда маг завершил рассказ. — Но ты этим спас множество жизней в той войне.
— Да, за все надо платить, и цена здесь была вполне приемлема. — Женекерс окончательно отложил подальше эти воспоминания, переключившись на настоящее.
— Ну да... Я и забыл, что ты у нас теперь не веселее отреченного. Я могу узнать более подробно кем... чем я стал?
— У Кикароса, и то не факт что расскажет. Сам знаешь, как коротышки охраняют свои тайны. Мне пора, а вот ты пройдешься по пустыне самостоятельно, чтобы суметь оценить новые возможности тела. С тобой на связи всегда будет Евклид, так что не заскучаешь. Когда пройдешь намеченный маршрут, тебя подберут и доставят на Висящие Острова, где тебе предстоит встретиться с хранительницей.
— Приказ ясен.
С какой-то стороны Фекларт был рад возможности вновь почувствовать себя живым и прогуляться. Хотя живым ли? Тело выглядело очень странно. Как если бы он весь был одним большим уродливым протезом коротышек. И даже потолстел. А уж ощущалось все это хозяйство еще страннее. Половины привычных ощущений не было, зато добавилась куча других. И со всем этим предстояло разбираться.
Так что как только остался в одиночестве, он позвал помощника.
— Евклид?
— Добрый день. Для вас приготовлено несколько испытаний на пути к границе пустыни.
— Разберемся. Скажи... что я?
— Технически — нежить, воскрешенная по "походному заклинаннику некромантов"...
— Во имя колодца, ну и пакостью же я стал. Хуже тех кровавых сектантов, что мы истребляли по молодости. Помесь нежити и гадости, которую творит Женекерс на пару со своим полоумным коротышкой, нажравшимся своего подгорного пойла.
Евклид этого высказывания, казалось, не заметил. Кикарос же, высказывание «полоумный коротышка» давно воспринимал как комплимент, иногда недвусмысленно напоминая, что все гении должны быть немножечко безумны. А уж его гениальность признавали даже соотечественники, среди которых как количество гениев, так и безумцев всегда зашкаливало.
— ...в случае попадания в плен предусмотрена возможность саморазрушения, при этом взрыв эквивалентен по мощности взрыву снаряда малой осадной грохоталки коротышек.
— Ну, все предусмотрел! — восхитился Фекларт, — главное чтобы я с тоски этим не воспользовался.
— Вы не рады новой обретенной жизни?
— Поговори мне тут... Рад, конечно!
— Так же тело снабжено прямой связью со мной и Женекерсом в пределах покрытия. Это весь юг континента, и большая часть Королевства, исключая крайний север и некоторые приграничные с лесами лисоухих территории. Стоит так же отметить, что хотя большую часть Вашего тела составляет «костюм», созданный Кикаросом, технически Вы — нежить, которую подняли, воспользовавшись некромантией. Это дает основания предположить, что Вы будете обладать некоторыми уязвимостями, свойственными нежити. В частности, в случае повреждения внешней оболочки солнечный свет может нанести непоправимый вред Вашим костям.
— Разберемся.
Фекларт захотел вздохнуть, да не смог. Надобность в дыхании теперь отпала. Вспоминались рейды армии королевства против культов некромантов, которые он лично возглавлял, и жаркие бои с их нежитью. То, чем он был сейчас, отличалось от виденных тогда гниющих тварей в корне. Радоваться этому или нет — он пока не знал.
Испытания оказались не такими уж сложными. Оставив в пустыне восемь убитых гигантских змей, он двинулся на север. Рядом, видимая только для него, плавала карта близлежащих земель. Евклид и ее поддерживал в актуальном состоянии. Теперь заблудиться не получилось бы и при всем желании.
Фекларт до сих пор не мог для себя решить, кто он. Человек? Нет. Нежить? Едва ли. Ушло все, и даже те несколько недель счастья с Гвивеллой казались исключительно тенью, далеким прошлым. Осталось только спокойствие... И долг. Перед королевством и хранительницей. Да и старая клятва, принесенная Женекерсу.
Пожалуй, это и есть то немногое, ради чего он обязан существовать.
Голова Артелайл с самого утра была занята лишь мыслями о предстоящем возвращении в Сантарин. Она безумно любила столичный остров и благодарила султана за приют, но здесь ее душа была спокойна лишь в годы далекого детства, когда на плечи не было возложено ответственности за все королевство и судьбы людей.
Тогда будущее скрывала дымка блаженного неведения, ее дар еще не засиял и не рассеял тот сладкий туман. Куда все подевалось?
Артелайл подставила руку и досчитала до трех. Прямо в руку с дерева, под которым она сейчас сидела, упало яблоко. Хранительница свыклась с силой, не мыслила себя без нее. Хотя с пробуждением Женекерса многое пошло не так. До сих пор было непонятно, как он смог изменить будущее, убрав видения. Нет, это была не магия. Дар хранительницы сильнее любого дурмана, это знает каждый. Женекерс изменил собственное будущее, и ее. Но как он смог сотворить подобное? Все книги гласили, что лишь хранительница способна менять грядущее своими действиями.
Загадка.
Было в нем что-то располагающее, несмотря на весь страх, который он вызывал. Его методы, силы, отсутствие ненужных чувств... Все делало его опасным, способным на большие разрушения. В нем пугал холодный расчет, когда человек идет к цели не сдерживаемый моралью, этикой. Подобием человека его делают лишь воспоминания о том, каким он был и кого любил. Правила, которые не оспариваются, которые держат в плену существо, способное изничтожить все.
Это жутко и одновременно вызывает восхищение. Он доверял Илейн, позволил себя пленить, когда мог противостоять и бороться. И даже теперь продолжает следовать своим правилам и принципам, спасать хранительницу.
— Я рада, что у тебя получилось исполнить то, что ты хотел, — она даже не стала оборачиваться, прекрасно зная, что Женекерс уже идет к ней.
— Если ты твердо решила вернуться в столицу, тебе нужна охрана, и надо кому-то ее муштровать. Кто-то, кому бы я доверял. Поэтому я хочу тебя кое с кем познакомить.
Артелайл поднялась и отряхнула платья, глядя на мужчину одетого в такой же невзрачный серый мундир, пришедшего вместе с магом. Впрочем, приглядевшись она увидела, что его кожа — все тот же паучий шелк.
— Это Фекларт, думаю, ты многое о нем слышала.
— Тот самый? Он же...
Этого хранительница в своих видениях не заметила. Упущение с ее стороны, но после бегства так хотелось дать своему разуму отдых.
— Да, тот самый Фекларт, — подтвердил Женекерс. — Который имел высокую честь войти в книги по истории, как легендарный полководец Центрального королевства.
— Разве что теперь я без главной своей гордости — без усов, — поклонился старый военный. — Женекерс про них изволил забыть.
— Так вот зачем тебе потребовалась книга по некромантии... Но кого ты принес в жертву, чтобы вернуть его? — Артелайл взволнованно смотрела на мага, обычно в такие минуты она не сразу могла совладать с даром.
— Не обязательно приносить жертву. Можно поделиться собственной силой. Обычно так не поступают, но я могу себе такое позволить. Да и ритуал с жертвоприношением для меня слишком сложен. Остальное — работа Кикароса.
— В общем, Ваша Светлость, как я понял, я помесь голема коротышек, злокозенного упыря и еще колодец знает какой чертовщины, причем сугубо экспериментальной, — подвел итог Фекларт, — Но это не меняет того факта, что я... это вроде бы... я.
Хранительница на секунду закрыла глаза, всматриваясь в грядущее, после резко оборвала заготовленную речь бывшего военного.
— Генерал Фекларт, не стоит.
— Какой я теперь генерал, хранительница, время мое прошло.
— К сожалению после нападения многие солдаты погибли, поэтому для меня будет честью, если вы возглавите мою личную гвардию. Предвидя ваш вопрос, да, теперь охраной дворца и хранительницы занимаются не старшие офицеры армии, а отдельная структура. Вы вольны это поменять, если посчитаете неэффективным.
— Благодарю, хранительница.
Фекларт кивнул и отошел, а Женекерс спокойно продолжил разговор.
— Когда он будет рядом, вероятность, что тебя убьют, будет ниже. Я смогу появляться в Сантарине только инкогнито, если люди узнают о нашем союзе, пострадает твоя репутация. Обо мне и так ходят страшные сказки, не будем усугублять.
— У тебя ведь нет дара, как ты так уверенно прогнозируешь будущее? — вдруг спросила Артелайл.
— Видеть будущее судьба хранительницы. Я могу только высчитать, оперируя известными мне фактами. Смотри, вот монета. Какова вероятность, что выпадет хранительница, а не колодец?
— Выпадет колодец.
— Ты знаешь точно, что произойдет. А я не знаю. Зато я знаю, что монета отлита неравномерно. Вероятность выпадения хранительницы немного больше, чем колодца. Потому если от моего решения будет зависеть жизнь, я выберу "хранительницу".
Женекерс перебросил монету в другую руку и кинул ее. Выпал колодец.
— Я говорила.
— Да, ты права. Я ошибся. Но ведь я все равно могу сделать предположение. Евклид собирает данные. Чем больше, тем лучше. Из них мы делаем выводы и предположения.
— Фактически, мы абсолютно разными путями можем делать практически одно и то же, — решила хранительница. — Это интересно. Но меня волнует, что я никак не могу в видениях различить, кто именно желает моей смерти. Словно фигура скрыта туманом, а такого никогда еще не было с моим даром. Даже та атака на Сантарин. Она висела над нами тенью неделями, а я не могла понять что случиться, покуда не было слишком поздно.
— Разберемся, — успокоил ее маг. — Обязательно, только дай нам еще немного времени и постарайся себя беречь.
— Постой. Женекерс, послушай меня. Никому еще никогда не удавалось ускользнуть от дара Хранительниц.
— Я знаю это, — спокойно произнес маг, — и постараюсь найти объяснение. И то, как я внезапно для себя по твоим словам изменил свою судьбу — это одна из главных зацепок. А пока будем работать с тем, что есть.
Артелайл улыбнулась, теперь ее не так пугала мысль о возвращении в Сантарин и возможной угрозе. Она все еще боялась неизвестности, но ее не могло не радовать, что рядом будет помощь и защита. Или хотя бы тот, кто согласно легендам как нельзя лучше умеет работать неизвестностью. А значит, у этого мира есть шанс выжить…
Глава 4
Дорога вилась между холмов. То и дело на горизонте мелькал далекий кусочек морской глади. Отсюда вода касалась бирюзовой и практически не отличалась от цвета неба.
