Репетиция (Тень Командора)

Когда Лагранж окончательно выгнал всех и единолично стал возиться с Колло, тот еле сидеть мог... А сейчас он — ох уж две заразы, рассчитали эффект! — стоял, как прежде, в дверях их комнаты, и насмешливо глядел на всех...

— А Франсуа куда дели?.. Мсье Гюбер! Уволили? Не прощу.

В молчании Флери и Аннет кинулись за дверь. Не было их больше минуты, но все же где-то нашли и как-то притащили зареванного Фабра... и подтащили его к Колло.

Обнявшись с Франсуа до хруста, Колло подмигнул всем и утащил его в их с Лагранжем комнату. Что означало, что ночевать Лагранжу в кресле. Впрочем, его это нисколько не волновало...

На "Дон Жуана" ломился весь город. Спекуляция местами в зале процветала — притом что спекулянтам было отлично известно, что они торгуют уже не креслами и стульями — а пространством зала как таковым — дают кому-то постоять. Остальным — если пробьются — придется летать. Или лежать на головах — но это уж непозволительно.

...После генеральной репетиции Папаша Гюбер задумался — с чего бы это Лагранж попросил у него ключи от театра. Что делать там, коли репетиция прошла блестяще?.. Но морды Лагранжа, Колло, Фабра и Лино, да и Руэ, как-то настораживали...

— Не пойму, что вам не так, но нате...

Лагранж на лету словил ключи.

А дальше они ни черта не репетировали... они делали совсем другую работу.

Из записок Лагранжа

Спектакль шел как тот, после коего и случился ужас. Только лучше.

И снова зал неслышно — а иногда и слышно — стонал, реагируя на происходящее на сцене душою, сердцем и пахом, и все это вместе — кто же виноват, что мало кто осознает — человек не делится на душу и тело, пах и все остальное... Человек существо цельное... по образу и подобию Божьему.

И если наш спектакль волнует — он волнует не отдельную часть человека. Он беспокоит, тревожит и будит чувства у образа и подобия Божьего...А уж какие чувства — не наша забота. Наши пареньки играют хорошо, и играют они о любви...

— Делай, что я тебе говорю. — Колло.

— Что за фантазия! Сеньор Командор... (В сторону, — так написано у Мольера, но Франсуа произнес следующий текст глумливо).

— Мне стыыдно за мою глупость, но... так велит мой хозяин!..

(Мольерова ремарка — "Громко", Франсуа и до того говорил громко — а текст далее произнес громко, сильно и без насмешки. Твердо и честно)

— Сеньор Командор! Господин мой, дон Жуан, спрашивает у вас, соблаговолите ли вы сделать ему честь и отужинать у него?..

И вот весь зал устремляет глаза на статую Командора...

А статуя у нас — Руэ. Мы долго спорили с ним. И сейчас он решает судьбу спектакля. Мы доиграем, конечно... если что...

Ура. Он с нами.

Статуя Командора НЕ кивает.

Зал начинает беспокоиться.

Конечно. Ну что такое? Статуя Командора должна кивнуть.

Не кивает.

Дон Жуан и Сганарель, не дождавшись этого кивка, молча обнимаются и смотрят в зал. Выглядит это достаточно вызывающе — тем более что Лино пилит на скрипке страшную, визгливую, бесовскую темку, и городские два музыканта, нищие, на все готовые, поддерживают ее.

Мы придумали этот ход все вместе.

И меркнущий свет — мы с Фабром и Лино рассчитали, а уж потом впятером сидели и обрезали свечи...

Два обнявшихся паренька смотрят в зал. Да, говорят их взгляды, да. Это то, что вы думаете. Ну и?..

Свет меркнет.

Свет гаснет.

А завтра нас не будет здесь. Гюбер не сможет иначе.