— В каком смысле? — не поняла я, попутно изучая крепление на ошейнике. Несложное вроде. У нас в деревнях собак на такие сажали. Механизм простой совсем — даже ребенок открыть сможет. Только и делов, что одну петельку приметную с крючка снять, а дальше ошейник сам слезет.

"Чтобы жить, мне нужны силы, — кротко пояснил дракон. — Свои давно закончились, поэтому я тяну твои".

— Что?!

Моя рука тревожно замерла на петельке.

"Тебе холодно, потому что я забираю твои силы, — тяжело уронил он, даже не думая увиливать или приукрашивать правду. — Сперва помногу, поэтому ты и испугалась. Но я учел прошлые ошибки и сейчас беру совсем чуть-чуть, хотя и этого достаточно, чтобы ты почувствовала. Когда мои резервы восстановятся, ты перестанешь мерзнуть. Обещаю. Но это долгий процесс. И его очень трудно контролировать. Поэтому будь осторожней и, пожалуйста, не прикасайся к коже".

— Это как, интересно?! — внезапно разозлилась я, восседая на чужом загривке, как на шипастом заборе. — Взлететь, что ли?! Крылышками помахать, как у тебя?! Так спешу сообщить — не обзавелась еще! Не отрастила, знаешь ли! Тьфу!

Тугая петля, наконец, соскочила с круто загнутого крючка, замок оглушительно щелкнул и раскрылся неопрятным стальным цветком, продемонстрировав моему сердитому взору натертую до глубоких ран драконью шкуру. А следом за ошейником с драконьей холки со звоном соскользнули и цепи. Вместе со мной, едва успевшей соскользнуть вниз и отпрыгнуть, чтобы не зашибло.

Но если я полагала, что на этом все и закончится, а крылатый пленник вдруг радостно воспарит под самый потолок, то меня ждало жестокое разочарование. Потому что дракон, оказавшись на свободе, просто бессильно обмяк, перестав, кажется, даже дышать. Зияющая обширной раной грудь скрылась за безвольно упавшим крылом, да и мерное биение сердца на какое-то время оборвалось. Причем так резко, что наступившая тишина показалась мне оглушительной.

— Эй, ты чего? — забеспокоилась я, когда из натертых ошейником ран щедро выступила кровь. — Помирать, что ли, собрался? Э-эй! Не смей! Я же еще не все спросила!

Тяжелое крыло легонько дрогнуло и медленно, словно бы нехотя укрыло неподвижного дракона серебристым покрывалом практически полностью.

"Мое имя... — он проурчал какой-то нечленораздельный набор шипящих и рычащих согласных, среди которых явно выделялись "р", "х" и "ш", а потом со вздохом добавил: — Можно просто Рэн. Но сейчас тебе пора, Хейли... если ты останешься здесь, когда я усну, то можешь погибнуть. А я обещал тебе не вредить".

— Даже так? — неприятно удивилась я. — Ладно. Принимается за "спасибо". Счастливо оставаться, Рэн.

Из-под крыла появились широкие ноздри с застывшими кровяными дорожками на чешуе, а затем и крупный зеленый глаз с вертикальным зрачком. Дракон внимательно взглянул на меня, при этом узкая полоска зрачка растеклась широкой кляксой на всю радужку, затем снова собралась в щелку. После чего, наконец, виновато спряталась за кожаным веком.

"Прости. Я очень тебе благодарен. Но если ты не уйдешь, моей выдержки может не хватить. Тебе известно, что такое голод?"

Я только махнула рукой и отвернулась. Такого разочарования мне уже давно не доводилось испытывать.

"А чувство, когда ты висишь над пропастью, держась лишь на одной воле, и видишь протянутую руку, но при этом понимаешь, что любым неосторожным движением можешь утянуть спасителя за собой?"

— Все-все, поняла! — сдалась я и попятилась подальше от сонного ящера. — Больше на рожон не лезу! ДОМОЙ!

"Я буду ждать тебя завтра, Хейли, — тихо проурчал дракон, когда вокруг меня задрожали и начали стремительно расплываться стены мрачного подземелья. — Как ждал все двадцать шесть лет со дня твоего рождения"...

Я охнула и, не удержав равновесие, все-таки свалилась на злополучные табуретки. Укололась, конечно, больно ударилась, порвала перчатку на левой руке. Хотела было засыпать проклятого дракона стремительно набегающими вопросами, но спрашивать оказалось не у кого — нарисованный зверь уже ничего не слышал. Свернувшись клубком, он безмятежно спал, засунув морду под крыло. А рядом с ним, посверкивая стальными краями, лежал расстегнутый ошейник, и неопрятной грудой валялась тяжелая цепь, при виде которой я зябко передернула плечами и, недолго поразмыслив, все-таки решила не рисковать.

Глава 7

Следующим утром я впервые проснулась сама, без понуканий. И с приятным удивлением обнаружила, что чувствую себя гораздо лучше, чем накануне. Надо же. Всего одна ночь без сновидений, а какой результат...

Шустро умывшись и собравшись, я даже завтрак проглотила с аппетитом. Более того, не наелась, впервые за несколько дней. И приятно удивилась во второй раз, когда, мимолетно подумав о добавке, тут же получила в свое распоряжение второй поднос. С горячей, еще дымящейся кашей, большим куском свежего хлеба и внушительной кружкой парного молока, приведшего меня в полный восторг.

В класс я на этот раз явилась первой и уже с порога вдруг обратила внимание на некоторые детали. В частности, на недавно вымытый пол. На витающий в воздухе аромат свежей хвои. Неровно расставленные в три одинаковых ряда парты числом аж в целых девять штук, при том что учеников было всего пятеро. На два узких зарешеченных окна, при беглом взгляде на которые удавалось рассмотреть лишь громаду соседнего корпуса и медленно кружащиеся в воздухе снежинки. Семь ассиметрично повешенных полок по правую руку от входа, где цвело и пахло зеленое изобилие... уделив им всего несколько секунд своего резко обострившегося внимания, я как-то неожиданно поняла, что в горшках ласковых рук садовника ожидали целых двадцать семь видов разнообразных растений. Причем ни одного из них я прежде не видела, а разницу уловила лишь по строению листьев и форме бутонов.

Озадачившись недавно сделанными открытиями, я в некоторой растерянности поправила неровно стоящий столик, чтобы он образовал идеальную прямую с остальным рядом, и села, чувствуя себя так, будто зашла сюда в первый раз.

Все в этом классе казалось знакомым и незнакомым одновременно. Я все это раньше уже видела, но почему-то не замечала мелочей. Вот и сейчас вдруг обнаружила, что из всех парт моя была самая новая. Та, что стояла между мной и столиком лорда Риера, напротив, выглядела потертой, а на ее столешнице, в углу, куда особо не смотрят, чья-то дерзкая рука нацарапала слово "дурак", правда позабыв указать, к кому именно это относится. На спинке стула Тиссы какой-то шутник нарисовал чернилами веселую рожицу. А рядом с преподавательским столом нашелся не только стул, но и приземистый шкафчик с закрытыми на ключ стеклянными дверцами, и, оказывается, даже укрытый листьями какого-то пышного растения сундук...

Когда за спиной послышался легкий хлопок, я все в той же растерянности оглянулась и с каким-то новым чувством уставилась на подходящего паренька. Матиас шел к своему месту размашистым шагом, двигаясь между партами, как лось среди хрупких кустов. Куртка на его груди была небрежно распахнута, на лацканах висело несколько хлебных крошек, небрежно приглаженные волосы топорщились в разные стороны, а хитро прищуренные карие глаза смотрели на мир с вызовом.

Появившаяся мгновением Тисса выглядела, напротив, неловкой и затюканной. Теплый костюм явно был для нее непривычен, она без конца теребила меховой воротник и пыталась одернуть куртку, а походка девочки смотрелась столь неуверенной и даже неуклюжей, что я впервые подумала о том, что бедняжка, возможно, родилась в теплых краях и ни разу в жизни не носила ничего тяжелее сандалий. Так что тяжелые сапоги, наверное, казались ей самой неудобной обувкой на свете.

Риер и последний мальчик... кажется, его звали Иридан... появились из ТУСа с небольшим опозданием. Они вышли друг за другом, едва не столкнувшись и явно этому не обрадовавшись. Причем, если темноволосый паренек с неизвестного мне мира все еще что-то дожевывал на ходу, попутно пытаясь застегнуться, то юный лорд, как всегда, выглядел безупречно. Брюки разглажены, куртка вычищена, сапоги блестят так, что смотреть больно... волосы причесаны, пробор сделан идеально, а на породистом лице снова — выражение надменной скуки и тщательно укрываемое презрение к простолюдинам.

— Доброе утро, арре, — как почувствовав, что все собрались, вынырнул из ТУСа господин Дабош и, не дав нам времени даже поприветствовать друг друга, тут же указал молодым людям на парты. — Занимайте свои места, мы начинаем...

Кстати, я только теперь заметила, что мы, не сговариваясь, сели так, чтобы оказаться на максимально возможном удалении друг от друга: я и Риер — на двух крайних стульях в последнем ряду, рыжеволосая кроха с Дирана — на втором ряду точно по центру, а оставшиеся мальчишки — зеркально повторяя наши с Риером попытки отдалиться. Только на первом ряду, словно им не хотелось иметь с нами ничего общего.

Еще одна странность заключалась в том, что мастер Дабош начал урок сразу, вместо того, чтобы сперва по обыкновению зажечь светильники. В зимнее время светает поздно, поэтому в классе царил полумрак, но учителя это, кажется, не смущало. Вот только если слушать в темноте еще было можно, то когда в ход пошли артефакты с изображением Веера, дело стало совсем плохо. Я, потерпев несколько минут, в конце концов не сдержалась и, мельком покосившись наверх, позволила себе маленькую вольность — мысленно заставила загореться пару крохотных светильников у себя над головой.

Мастер Дабош никак не отреагировал на эту дерзость, а вот мальчишки все-таки обернулись. И, обменявшись быстрыми взглядами, один за другим последовали моему примеру, сумев осветить класс на весьма приличном уровне.

Учитель на это едва заметно улыбнулся и, наконец, одобрительно кивнул, из чего я заключила, что эта провокация была продумана заранее, а наше обучение, по-видимому, будет не только постоянным, но и всеобъемлющим.

Другая непонятность случилась со мной ближе к концу занятия, когда мастер Дабош, заметив мой рассеянный вид, неожиданно соизволил поинтересоваться прошлым материалом и как бы между делом спросил, почему жители мира Грож никогда не выходят на поверхность. Я, занятая в тот момент больше анализом собственных ощущений, чем лекцией, сперва растерялась, но потом нашла в себе силы сосредоточиться и, все еще смутно понимая, к чему нас ведут, сумела припомнить несколько ключевых моментов его рассказа. В частности то, что из-за слишком высокой активности местного светила жизнь на поверхности этого мира оказалась невозможной — в полдень там вода в котелке закипала за пару минут! Без всякого огня! Поэтому местные жители благоразумно перебрались туда, где попрохладнее, и построили свои города под землей. Причем построили так здорово, что их самый большой город — Ирредобоор — вошел в список чудес Веера. И вот этот-то факт я очень хорошо запомнила.

Но по мере того, как я заставляла себя вспоминать дальше, детали всплывали в голове все легче и четче. Я словно заново пережила учебный день, во второй раз прослушав ту самую лекцию. И это было настолько необычно, что, даже ответив на вопрос, я еще долго пыталась сообразить, каким образом это сделала.

После урока, будучи все еще в глубокой задумчивости, я вернулась в комнату и, перекусив, тут же отправилась на крышу — сперва забрать у одного дракона недочитанную книгу, а потом навестить второго. Нарисованного. Чтобы спросить у него все, что не успела вчера.

Книга, к счастью, никуда не исчезла, а то возникла у меня такая мысль по дороге наверх. Но за сутки на нее никто не позарился, да и магия Школы не стала ее отбирать, как другие учебники. Вот было бы скверно, если бы забытый мной томик всплыл потом в кабинете директора, а после бы выяснилось, что я бросила его, не читая... бр-р... не хочу о таком даже думать. А мне еще зачет по Круолу сдавать... и уже скоро.

"Ты выглядишь гораздо лучше", — заметил Рэн, едва я нырнула в картину.

— Ты тоже, — хмыкнула я, удовлетворенно его оглядев. Серебристый ящер заметно оживился, чешуя на его боках снова стала поблескивать, раны на груди и на шее закрылись, из-под носа исчезла засохшая кровь, да и встряхнулся он при моем появлении очень даже бодро. Встать, правда, не рискнул — для него потолок оказался слишком низким, — зато вытянулся всем телом, повернул ко мне громадную морду и, положив ее на скрещенные передние лапы, испытующе посмотрел.

"Не боишься?"

Я медленно покачала головой. Беспокойство, конечно, еще было, но какое-то вялое. А вот страх куда-то ушел. И дракон это тоже почувствовал.

"Хорошо-о, — его губы растянулись в некоем подобии улыбки. — Вопросы задавать будешь?"

— Сколько угодно, — улыбнулась я в ответ и, ощутив легкий сквознячок, зябко поежилась. — Опять с меня силы тянешь?

"Это неизбежно. Но я рад, что ты так быстро восстанавливаешься".

— Сколько тебе требуется времени, чтобы поправиться?

"Зависит от тебя, — дернул плечом Рэн, и от этого излишне резкого движения со стены позади него сорвалось несколько мелких камушков. — Как будешь меня подпитывать, так и взлечу".

— А ты разве умеешь? — задала я самый дурацкий вопрос в мире.

Рэн негромко хмыкнул.

"Когда-то умел".

— А теперь?

"Теперь я — призрак, заключенный в темницу собственного разума. Плохо быть зависимым от постороннего предмета... — он тяжело вздохнул. — Но на ближайшую вечность ничего иного мне, увы, не светит".

Я озадаченно помолчала, а потом осторожно уточнила:

— Так ты... не настоящий дракон, что ли?

"Настоящий. Был. А сейчас — просто дух, привязанный к этой треклятой картине".

— А кто тебя к ней привязал?

У дракона недобро блеснули глаза.

"Тот, кто вызвал. Только он напрасно старался — драконы не подчиняются никому. Даже если они призрачные".

Я снова поежилась.

— И давно ты тут... э-э... сидишь?

"Давно. Но это — долгая история. Не думаю, что ты захочешь потратить все свои вопросы на нее".

— Разве у меня мало времени? — насторожилась я, исподволь рассматривая неяркие блики на серебристой чешуе.

Дракон шумно выдохнул.

"Где-то с полчаса. Дольше здесь находиться небезопасно".

— Хорошо, — сразу поверила я. — Не буду тебя искушать. Но мне все равно нужно выяснить, откуда ты узнал мое имя? И почему я так долго видела тебя во снах?

"Дракон всегда чувствует, когда рождается его Пламя. А ты — мое Пламя, Хейли. Поэтому я тебя и позвал".

— Прости, я что-то плохо сегодня соображаю...

"Рождение Пламени — как яркий росчерк искр в вечернем небе, — печально улыбнулся Рэн, подтягивая крылья ближе. — Как озарение. Вспышка... однажды ты вдруг просыпаешься и видишь перед собой Цель. Новый путь. И вступаешь на этот путь в надежде не ошибиться. С нами такое бывает лишь раз в жизни, Хейли. Но я сразу почувствовал, что в Веере появилось что-то родное. Почувствовал тебя. Ровно двадцать шесть лет и семьдесят четыре дня назад. И с тех пор искал, надеясь, что ты услышишь и все-таки придешь".