Непосланный посланник

«Вот, он этот момент!». У меня ойкнуло в сердце. «Сейчас или никогда»!

Я наклонился вперед, почти ложась на столешницу, и глухим (насколько только мог) голосом произнес, сверля его глазами:

— Прекрати ныть, комиссар! Ты же мужик, а не баба! Что ты скулишь, как побитая собака!

Раньше я всегда считал, что выражение «трезветь на глазах» это всего лишь такая фигура речи. Однако, в то самое мгновение, когда я произнес первые слова, с лицом Фомина прямо на глазах стали происходить удивительные вещи.

Его квадратная челюсть медленно поползла вниз. Лицо же с выпученными от дикого удивления глазами начало то бледнеть, то краснеть.

— Что? — он попытался встать со стула, но у него ничего не получилось. — Что … ты сказал? — рукой комиссар вцепился в край стола, попутно сметая на пол бутылку и стакан. — Допился… Кто ты?

Усмехнувшись, я оскалился словно пес.

— Это не важно, — продолжал давить я. — Совершенно не важно. Главное другое, комиссар. Для тебя главное это время! — ошарашенный мужик совершенно ничего не понимал. — Время до первых артиллерийских залпов по крепости! Время до того, как ты, Ефимушка, вместе с оставшимися в живых защитниками крепости попадешь в плен! Время до твоего расстрела…

Глаза комиссара при слове «плен» сверкнули огнем, и он заскрипел зубами.

— Врешь, паскуда! Врешь! — шипел Ефим, вставая с места. — В крепости больше дивизии бойцов, почти батальон танков и две гаубичные батареи. Любой… любой, кто сунется к нам, получит такой удар, что не соберет зубов!

Честно говоря, в эти несколько мгновений, пока Фомин разъяренным медведем нависал надо мною, я чуть было не обделался. Уж больно жутким было выражение его лица: перекошенный рот, бешенные глаза.

— Ты головой-то подумай, — я отстранился чуть назад; когда перед тобой такое пышущее злостью лицо, лучше быть от него на расстоянии. — Крепость — это каменный мешок, из которого лишь несколько выходов. До границы здесь жалкие километры. Для орудий — это раз плюнуть!

Я торопился рассказать ему все, что знал. Нутром чувствовал, что комиссар вот-вот потеряет терпение.

— Немец же здесь каждый камешек знает! Они с 39-го года тут каждый сантиметр зарисовали, каждое здание. А немецкая разведка? Сколько вы непонятных личностей за последнее время ловили? А? — Фомин уже не хватался за стол, а тихо сопел; видимо, что-то из моего рассказа его все-таки зацепило. — А самолеты с крестами не летали? Все ваши склады, все объекты инфраструктуры, — я уже шпарил как по написанному в проспектах Брестского музея, в котором был несколько месяцев назад. — Нанесены на немецкие карты и будут разрушены первыми же залпами орудий. Вы же как на ладони! Полчаса артподготовки, и дом комсостава, склады с продовольствием, оружие и бронетехникой, превратятся в руины! — я говорил и говорил, быстро, захлебываясь; а перед моими глазами стояли живые картинки кино, где полураздетые красноармейцы с безумными перекошенными лицами бежали в сторону врага. — О чем вообще говорить, если у вас в крепости даже колодца нет! А когда взорвут водопровод, что пить будете? Из речки? Так туда не подойти, все просматривается и простреливается..., — выдохнувшись я замолчал. — ...

Что думал в эти мгновения комиссар, я не знал и не мог знать. Не знал я и того, насколько он поверил в мои предупреждения. Однако, я видел, как с него спала вся злость, как опустились его плечи и потухли глаза. «Давай, давай, Ефим, шевели мозгами! Ты же командир, а не пенек с глазами! Думай, думай, крепко думай...».

Так молча, мы сидели где-то минут пять — семь. Я буравил глазами стол,. Он все пытался закурить, но непослушные пальцы никак не могли зажечь спичку. С каждым очередным движением спичка ломалась.

— Так, вот что я решил, — наконец, комиссар что-то для себя решил. — Завтра, я договорюсь с теткой, чтобы вы еще на денек задержались. Чтобы вскоре не случилось, ехать к границе вам нельзя. Я попробую уговорить ее ехать обратно... И еще, — он внимательно посмотрел на меня. — Завтра я пришлю за тобой машину. Тетке скажу, что обещал тебе экскурсию. Ей ни слова! Понял?! Завтра решим, что с тобой делать. Если все правда, то я должен доложить наверх... А сейчас, иди спать. Мне надо подумать. Давай, вперед.

Не чего не говоря, я сполз со стула и, шаркая ножками, пошел к коридору. Уже на выходе из кухни я обернулся и заметил, как комиссар что-то быстро — быстро строчил в своем блокноте...

Добравшись до своего места, я тут же вырубился и проснулся лишь тогда, когда меня кто-то начал сильно трясти.

— Вставай, соня. Быстрее. Время уж скоро к обеду, а ты все дрыхнешь, — оказалось, это Настюха меня трясла меня за плечо. — Там машина из крепости пришла. Боец такой ушастенький внизу стоит. Говорит, его командир тебе экскурсию в крепость обещал. Быстрее поднимайся.

После таких слов я буквально подпрыгнул над постелью. Правда, потом пришлось еще минут десять сражаться с детской одеждой. Какие-то колготы, то ли брюки то ли шорты, словно деревянные ботинки...

— Ну, здравствуй, — внизу меня, действительно, ждал лопоухий красноармеец, улыбающийся во все свои зубы. — А, товарищ полковник, говорит племянника моего встретить надо. Ух, руку-то как жмешь! Силен! — рассмеялся боец, когда я с серьезным видом протянул ему свою ладошку. — Давай-ка, залазь в кабину. Чай не ездил еще на таком! Машина зверь! Полторы тонны берет, — не унимался паренек, продолжая болтать. — Держись, сейчас поедем... А что молчишь? Машина не понравилась? А товарищ полковник, рассказывал поговорить ты силен...

В пути мне все же пришлось что-то пищать одними междометиями. Детское горло все равно надо было тренировать, а таким болтуном делать это было лучше всего.

И все же, я вздохнул с облечением, когда мы добрались до ворот. Судя по характерным башенкам это были Тереспольские ворота.

Сильный руки красноармейца спустили меня с кабины, и я оказался в нескольких шагах от дощатой поверхности моста, ведущей к краснокаменной твердыне… Брестская крепость.

Словно возникла из средневековья часть крепостной стены вместе с высокой двух этажной башней. Массивная, приземистая, таращившая во все стороны амбразурами окон, она смотрелась грозной преградой на пути любого врага.

— Сильно?! А то! Крэпасц, она матушка, така, кого хочь напугает, — рассмеялся боец, замечая мой ступор. — Пошли, малец, товарищ комиссар, ждет наверное уже.

Его голос доносился ко мне словно из тумана. Он был ватным, не четким. «Что он там гундосит? Бог мой, это же Холмские ворота…». Я шел, еле передвигая ноги, и не мигающими глазами всматривался в красную громадину. «Они же совершенно целые!». Было совершенно дико видеть все это целым, совершенно неповрежденным!

Я же прекрасно помнил другими эти ворота и стены, в моем времени покрытые, словно сыр трещинами, выемками, зазубринами, выщерблинами.

— Отстаешь, малыш! — не унимался смеющийся боец, протягивавший ко мне руки. — Давай, быстрее.

Сейчас крепость казалось картинкой, сверкающей новизной и прилизанностью. Кирпичная кладка и брусчатка под ногами блестела после дождя, контуры бойниц и окон были ярко подведенные белой краской. И даже нависавшие над воротами две башенки казались изящными и игрушечными.

— Давай-ка мне руку. Вот, так, — потерявший терпение боец схватил меня за руку и потащил, словно на буксире. — Молодец.

Вот таким живым прицепом я и оказался на внутри крепости — там, где уже завтра должен был начаться огненный ад.

-Вот здеся постой, — мой усатый нянька доел меня до какого-то двух этажного здания и, оставив одного на крыльце, исчез в здании. — Я мигом!

«Мигом он… Иди, иди, а я пока осмотрюсь». Я с любопытством таращился по сторонам, с трудом узнавая здания и постройки крепости. Многое, что в моем времени просто не сохранилось, сейчас возвышалось во всей красе. «Казармы… Все блестит, покрашено, побелено, подметено… А это что за здание? Его я что-то не помню. Это же будущая церковь! А сейчас это клуб и сегодня в нем, вроде, должны кино про Чкалова показывать… А эти красавцы куда еще собрались?».

Мимо меня залихватской песней вышагивала колонна красноармейцев. Четко печатая шаг, улыбаясь.

— Митька! Митька, твою за ногу! — раздался вопль позади меня, когда колонна начала исчезать в воротах. — Куды это вас? — мой нянька сломя голову слетел с крыльца и подбежал к конопатому бойцу, маршировавшему последним. — Мы же сегодня Чкалова должны смотреть.

Я тоже подошел к ним ближе.

— В полевой лагерь выводят нас, — огорченно махнул рукой конопатый боец. — Эх-ма, все люди как люди, а мы в поле сидеть будем, комаров кормить. И нагрузили ведь как верблюдов. Лейтенант приказал по четыре боекомплекта на руки выдать.

Ремень его, действительно, оттягивали не две, как обычно, а четыре поясные сумки с боеприпасами.

— Неделю назад ведь уже выводил нас в полевой лагерь. Теперь вообще очередь второго батальона, — прокричал конопатый и бросился догонять своих, которые уже были на середине моста. — …

— Да, дела…, — задумчиво проговорил мой сопровождавший, встречая глазами направлявшуюся к воротам еще одну колонну бойцов. — Суббота ведь, а тут такое… Да и в штабе какой-то бедлам. Все носятся как наскипедаренные! — пробормотал бормотать он, ни к кому не обращаясь; видимо, любил он поговорить сам с собой. — Я у них спрашиваю, начальство что ли какое к нам в гости едет? А они только руками как кочеты машут… Ух, вот ты где! — его взгляд, наконец, выцепил меня. — Товарищ комиссар занят. Сказал, чтобы я тебя тут поводил по крепости и все показал. Мол племяш мой пусть погуляет… Слышал? Погуляем?

Я сразу же ожесточенно замахал головой. Побродить по крепости в компании такого говорливого сопровождающего, это было именно то, что мне нужно. «Видимо, вчерашняя беседа с Фоминым прошла не напрасно и он начал суетиться. Вон из крепости часть войск выводит… Интересно, что все-таки он задумал? Чтобы выводить войска нужен приказ, а его никто не отдаст, пока снаряды не начнут падать им всем на головы!».

— Тама! — сразу же начал я рулить, раз уж представилась такая возможность; пальцем я ткнул в сторону видневшихся казематов, в которых, насколько я помнил, были устроены склады с продовольствием. — Хочу! Тама посмотреть.

Повернув туда, мы медленно пошли мимо кольцевой казармы. Старинное здание даже внешне внушало к себе уважение. А если в добавок знать толщину его несущих стен, то уважение к крепости взлетало просто на недосягаемую высоту.

— И чего там смотреть? Казематы они и есть казематы, — боец, державший меня за руку, с явным интересом смотрел то ли в сторону столовой то ли в сторону клуба. — Вон туда лучше посмотри! Видишь какой красивый дом.

«Емеля! Какой это тебе дом?! — я повернул голову влево и увидел местный клуб, бывший Свято-Николаевский храм; это было массивное, приземистое здание с широким чуть обрубленным куполом. — Это клуб! И чего это его туда тянет? А! Кино... Понятно. Но нам надо поглядеть на склады».

Подходя к углубленным в землю казематам, от которых лишь кирпичные входы-морды выглядывали на белый свет, я заметил какое-то странное шевеление. «А комиссар, действительно, не робкого десятка оказался... Смотри-ка». Я тут же сильно (насколько мог) дернул за руку лопоухого бойца, пытаясь тянуть его в сторону склада, откуда доносились голоса на повышенных тонах.

— Ну, не могу, товарищ капитан! Не могу! Не положено. Бумагу треба с печатями. Чтоб все чина чинарем! — чуть не плакал полный мужчина в мятой гимнастерке, висевшей на нем мешком. — А сейчас никак... Я же говорю, начсклада уехал еще вчера, — спиной он стоял к металлическим воротам, закрытым на здоровенный замок. — Будет только завтра. Завтра, товарищ капитан, и получите продукты. Суббота ведь.

Напротив него стоял высокий плотный капитан, в окружении двух бойцов. А в паре метров от них стояла полуторка, из полураскрытой двери которого выглядывало удивленное лицо бойца.

— Один упорол куда-то, второй бумага нужна. Бл-ть, все через задницу! Ладно сейчас будет тебе отдельный приказ..., — капитан рубанул рукой воздух и повернулся к стоявшим сзади него бойцам. — Вы двое стойте здесь и следите, чтобы этот боров никуда не делся. А то спрячется, снова будем его искать. Понятно? А я в штаб приказ выковыривать.

Проводив взглядом удалявшегося командира, я повернулся в другую сторону. Здесь уже смотреть было нечего.

— Какой непоседа, — боец послушно повернулся вслед за мной, видимо, понимая, что со мною до столовой он так и не дойдет. — Ладно, пошли дальше...

Я же в сотне шагов от нас заметил еще один грузовик, из которого десятка два красноармейцев что-то разгружали. Это были какие-то ящики, кажется. Небольшие ящики, в которых вряд ли хранились винтовки или автоматы. А судя по тому, как пригибались бойцы, ящики в добавок были и тяжелые.

— Туда, — затыкал яростно я пальцем в ту сторону. — Хочу.

С шумным вздохом за моей спиной мы побрели вперед, к грузовику.

— Эй, славяне, чего в казарму тащим? — проводник мой наконец заинтересовался такой активностью возле своей казармы. — Уж не монпасье ли? — засмеялся он, кивая стоявшим в кузове бойцам. — Угостите?

— Монпасье... Ха-ха-ха, — из кузова тут же раздалось ржание дву или трех здоровых глоток. — Угостим. Так угостим, что без зубов останешься.

— А он, братцы, взрывчатку заместо сахару в чай класть будет, — добавил кто-то снизу, и ржание стало еще сильнее. — Иди сюды, насыпем тебе кулечек.

Обидевшийся боец, повернулся к штабу, и не обращая внимания на мой недовольный скулеж, потащил меня за собой. У того самого двухэтажного здания с крыльцом он вновь на несколько минут исчез и почти сразу же появился.

— Давай, брат, пошли. Ждут тебе уже, — он подхватил меня, и перенес через высокие ступеньки. — ...

Едва войдя в кабинет, я аж присвистнул. Фомин, видит Бог, выглядел как загнанная лошадь. Прямо без слез и не взглянешь. Красный как у вампира глаза, мешки под ними, ввалившиеся щеки. «А мы ведь виделись с ним только вчера. Он получается всю ночь не спал, а потом еще днем носился...».

— Садись, племяш, — усмехнулся он одними губами; остальное же лицо как было так и осталось неподвижной каменной маской. — Наконец-то, нам с тобой удалось поговорить... Видел, как все закрутилось? — я кивнул головой; к чему этот вопрос, если кутерьма в крепости видна даже невооруженным глазом. — Думаю, без особых вопросов мне удастся вывести из цитадели два стрелковых полка и все бронемашины. С танками же засада, — с досадой продолжил комиссар. — . Командир уперся как бык. Видите-ли ему особый приказ нужен... А остальным, что приказ не нужен? А мне? — закипал Фомин. — А то, что я без приказа вывожу из места дислокации целые соединения, это хвост собачий?! Это трибунал! Хорошо, пока еще волна не поднялась. Лишь слух гуляют среди бойцов и командиров...