Коловрат. Отмщение

Искать зимой камень на проезжей дороге, занятие проблематичное и утомительное. Однако столько силы было в голосе рязанца, что увесистый камень быстро разыскали и торопливо поднесли его.

Взяв в руки камень, Коловрат сошел с груди умирающего сотника и, приподняв над головой, с силой бросил его на грудь Берке. Воитель вложил в этот бросок всю злость и ненависть, что накопилась у него в душе с того давнего декабря, когда судьба свела их вместе. Послышался глухой треск ломающихся ребер, ноги несчастного сотника дернулись и он затих.

Убедившись, что джагун-бек умер, Коловрат подошел к единственному оставшемуся в живых кипчаку и схватив того за горло заговорил.

— Слушай меня внимательно и запоминай, собака! Сейчас тебе дадут коня и отпустят на все четыре стороны. Скачи к моему названному брату Аргасуну и скажи. Если он не хочет, чтобы останки его славных воинов обглодали волки и обклевали вороны, пусть спешит их похоронить. Иди! — Коловрат презрительно отшвырнул от себя пленника в руки ватажников.

Гонец был скор. Он успел нагнать беглецов из отряда Берке и уже к вечеру, все они достигли окрестности Торони, где находилась ставка Аргасуна. Увидав кипчака, он подбоченился, принял важный вид в ожидании услышать радостную весть о падении Вжецка, однако вестник расстроил его.

Гнев залил алым цветом лицо Аргасуна, когда он услышал, что отряд Берке разгромлен урусами. Этот факт во стократ больше задел его, чем известие о том, что урусами руководил восставший из мертвых Коловрат.

— Я его уже один раз отправил в страну мрака, отправлю и второй! — гневно выкрикнул Аргасун. — Эй, Менгу, собирай войско, выступаем на врага немедленно!

— Чтобы погрузить на коней все захваченные нами запасы нужно время, светлейший хан. А скоро наступит ночь — попытался возразить ему тысячник, чем ещё больше рассердил Аргасуна.

— С каких пор монгол стал бояться ездить ночью!? Как давно в твоем сердце поселилась женская робость и пугливость!? — насмешливо вопрошал воитель, но Менгу-Темир твердо стоял на своем.

— С тех пор как ожили мертвецы и на воинов начали падать деревья, господин. Если ты решись вставить свою ногу в стремя, я немедленно последую за тобой куда угодно и когда угодно, — тысячник преданно склонил голову. — Но противостоящий тебя враг хитер и опасен. Если он сумел обрушить на воинов Берке деревья, то наверняка может устроить нечто подобное ночью на дороге. Ведь это самый удобный момент нанести удар в спину, когда зрячими бывают только совы и волки.

Казалось, сама судьба устами благоразумного сотника предостерегала Аргасуна от необдуманных действий, но тот упорно не хотел прислушиваться к голосу разума. Гнев, от нанесенного оскорбления ударил ему в голову и Аргасун стремился как можно быстрее смыть свой позор кровью врага.

— Оставайся грузить запасы, Менгу. Я оставляю тебе для охраны две сотни воинов. Остальных я забираю с собой, чтобы наказать урусов, посмевших поднять на монголов руку. Выступаем немедленно! А ты... — Аргасун повернулся к кипчаку. — Отправляйся к Субудаю и расскажи об ожившем мертвеце. Старый мерин очень любит слушать подобные сказки!

Вскоре, большая часть тумена ускакала в ночь навстречу судьбе, а кипчак поскакал в ставку Субудая. Всю дорогу сердце неприятно увещевало его душу, но он ничего не мог поделать. Страх и преклонение перед монголами было крепко вбито в его ум, и он покорно шел навстречу своей смерти.

Известие о смерти Берке мало задело сердце старого воителя. Сколько воинов подобно Берке было брошено в пламя войны ради одержания победы в очередном завоевательном походе. Одним больше, одним меньше — не в этом суть. Его гораздо больше взволновало имя Коловрата произнесенное кипчаком. Восставший из мертвых опасен не только своими деяниями, но и самим фактом своего поведения.

Требовательно вперив в кипчака мутный взгляд своего ока, он стал переспрашивать того о событиях на лесной дороге стараясь либо поймать рассказчика на лжи, либо проникнуть в истинную суть столь необычного события. Пройдя кровавое горнило не одной войны, Субудай твердо знал, что мертвые не возвращаются к живым. Ибо это противоречит самому смысла бытия.

С самого начала он заподозрил в появлении Коловрата какую-то хитрость. Однако кипчак столь страстно говорил об ожившем мертвеце, так истово доказывал, что перед ним был именно убитый три месяца назад воин, что Субудай не смог разгадать эту загадку. Полностью понять всю хитрость покойного Баяна ему мешала одна маленькая, но очень важная единственная деталь.

Он сразу понял, что выступающий под маской Коловрата человек принимал участие в том бою, когда погиб шурин Батые Хостоврул. Был в лагере монголов и хорошо знает особенности их быта. Однако богатур никак не мог понять, кто играет роль ожившего мертвеца, ибо он не допускал мысли, что беглый раб посмеет объявить себя высоким человеком. Подобного самозванства у монголов никогда не было и потому, загадка Баяна осталась нераскрытой.

Это впрочем, не помешало Субудаю принять эффективные действия против неё. Не мудрствуя лукаво, он приказал начальнику стражи придушить кипчака, чтобы тот не смущал умы воинов ненужными рассказами.

Приказ богатура был немедленно выполнен, однако, опасный джинн уже вылетел на свободу. Пока кипчак ехал к Субудаю, он рассказал о Коловрате сопровождавшим его воинам, а те в свою очередь поведали другим и эта новость, к вечеру расползлась по лагерю богатура. Сидя у огня вечно голодные и усталые воины охотно прислушивались к подобным историям, тем более, что некоторые сами были участниками схватки со "злым урусом" Коловратом чудным образом оказавшимся живым.

Если под Новгородом удивлялись воскрешению из мертвых, то в Торжке горько горевали, а во Владимире радовались. Радовались обретению нового великого князя и радовались истово. Когда Ярослав с дружиной приблизился к тому, что осталось от Владимира, из всех развалин и пепелищ к нему устремились чудом спасшиеся горожане.

Обступив князя со всех сторон, они громко плакали, кричали и норовили либо поцеловать ему руку, либо дотронуться до его стремени.

— Жив! Слава Богу, жив наш князь заступник! — радостно неслось со всех сторон, и не успел Ярослав доехать до Золотых ворот, как ликующая толпа обступила его.

— Князь батюшка, Ярослав Всеволодович! Спаси и защити нас от окаянных агарян нехристей! Брат твой Юрий не смог, теперь на тебя одна надежда! — кричали горожане, пока дружинники пытались оттеснить их в сторону и дать князю дорогу.

Въехав в свою родовую столицу, Ярослав сразу показал себя действенным властителем. Первым делом он приказал хоронить не погребенные ещё тела владимирцев, ремонтировать сожженные монголами храмы и, собрав совет Владимирской земли, объявил себя великим князем, не дожидаясь приезда брата Святослава.

Тот принимал участие в битве на реке Сити и со слав очевидцев благополучно избег смерти от вражеского меча. Ходили слухи, что он укрылся в одном из монастырей под Ярославлем.

Совсем по-иному встречали новоторы воеводу Еремея Кучку, когда он подъехал к руинам Торжка. Вместо радостных приветствий в адрес воеводы неслись горькие упреки со стороны чудом уцелевших погорельцев.

— Где вы были, когда нас монголы осаждали!? Что не пришли и не помогли!? По лесам прятались!? Пережидали!? Защитнички, слуги князевы! — гневно кричали они, совершенно не обращая внимания на щиты дружинников, что рачительно отличались от щитов владимирцев и новгородцев. Обозленным людям было все равно на кого вылить праведный гнев человека брошенного на произвол судьбы.

Главное перед ними были свои, обличенные властью военные люди, основная задача которых как раз и заключалась в их защите.

С большим трудом Еремею удалось перекричать толпу, доказать, что их сюда прислал князь киевский Ярослав и идет отряд к Новгороду.

— Понятно! Ясное дело — за сынка своего беспокоится! А мы, что, мы люди простые, торговые, не княжеские! Нас можно не спасать! — неслось воеводе в ответ и тот, посчитав за лучшее не задерживаться в разоренном городе, двинулся дальше.

Глава VII. Рождение легенды.

Урусу, что построил стены крепости, Субудай бы милостиво подарил жизнь, справедливо отрубив при этом руки. Ворота и примыкающие к ним стены были заметно выдвинуты вперед. Это было удобно для обстрела из лука и стрелометов, идущих на штурм воинов противника и защиты стен но, ни как, ни для самих ворот. За всю свою жизнь Субудай взял несколько десятков крепостей, разбивая их ворота, своими стенобитными машинами вдребезги, как гнилые орехи. Главное было защитить людей, бьющих тараном от стрел и копий осажденных, и вовремя бросить на штурм воинов. Что подобно неудержимой реке врывались внутрь крепости, не дав её защитникам завалить пролом подручными средствами. Большое число воинов, брошенное на штурм крепости, обычно решало исход боя в пользу монголов. Как правило, число укрывшихся за стенами крепости солдат противника было меньше, числа осадившего их войска. В противном случае, они бы попытались разгромить врага в чистом поле.

Впрочем, имелась у богатура и другая отмычка крепостных стен, что как правило, безотказно срабатывала при правильном применении. Вся хитрость заключалась в том, что пробив ворота или стены и завязав отчаянную схватку в проломе, в один прекрасный момент монголы вдруг обращались в паническое бегство. Охваченные азартом боя защитники крепости, как правило, бросались преследовать врага, желая раз и навсегда устранить нависшую над их городом угрозу, и попадали в хорошо подготовленную противником ловушку.

Уведя своих преследователей на приличное расстояние от стен, монголы неожиданно останавливались и с яростью обрушивались на утративших бдительность врагов. Одновременно с этим на поле битвы появлялись спрятанные в засаде воины. Они окружали защитников города и, пользуясь численным превосходством, уничтожали их. После чего, без особого труда брали осиротевший город.

При осаде городов врага, монголы выбирали или тот или иной вариант осады, но Субудай решил применить сразу оба. Богатура поджимало время и природа. Все больше темных и серых проталин появлялось на снегу вокруг лагеря монголов. Лед на реке стал предательски темнеть, и самое главное, подходили к концу имеющиеся запасы еды и фуража. Пришла пора брать город урусов и чем быстрее, тем лучше.

Кузни по производству наконечников для стрел и копий работали исправно, ежедневно множа и укрепляя мощь осадившего Новгород войска. Теперь каждый из воинов Субудая имел по два полных стрел колчана, исправный лук и пару копий.

Одновременно пленные урусы добывали и дробили камни для метательных машин, созданных китайцами, а также сколачивали большие защитные щиты для них.

Особая забота была к тарану, чья окованная железом голова должна была разнести в щепки ворота новгородцев. Для него было сооружено особое прикрытие, способное выдержать попадание не только стрел и копий, но и крупных камней.

Март уже подходил к концу, когда Субудай начал свой штурм крепости северных урусов. Первыми по ней ударили метательные машины, что было полной неожиданностью для новгородцев. Для них осада в основном заключалась в перестрелках с воинами противника со стен, в отражении приступов их штурмовых отрядов и в смелых вылазках из крепости.

Последнее действие было особо популярным среди новгородцев, так как именно таким образом они смогли снять осаду Новгорода войска Андрея Боголюбского. Тогда, смелая и неожиданная вылазка обратила врагов в бегство. Паника была столь сильной, что спасаясь от мечей новгородцев, солдаты великого князя бросались в воды Волхва и тонули.

То, с чем столкнулись новгородцы на этот раз, повергло их в шок. С самого утра на ворота и примыкающим к ним стенам стали падать камни, которые поражали стоявших на стенах воинов. Храбрым защитникам Новгорода негде было укрыться от несущихся в их сторону с огромной силой камней, ибо на крепостных стенах не было специальных зубцов. Верхний гребень стен доходил им до колен, в лучшем случае до пояса, так как был специально рассчитан для отражения поднимающихся на стену воинов противника.

За считанные минуты, попавшие под обстрел вражеских осадных машин стены, опустели, а установленные на них стрелометы были либо убраны новгородцами, либо уничтожены врагом. Дружинники быстро спустились со стен вниз, оставив на них одних наблюдателей. Скорчившись в три погибели, они наблюдали за действиями противника, ежеминутно рискуя быть убитыми.

Кроме гребня крепостной стены, выпущенные врагом камни, громили ледяной панцирь самих стен Новгорода. Возможно в зимнее время, такая бомбардировка имела бы меньший успех, однако на дворе был конец марта и подточенный солнцем лед значительно хуже держал сыплющиеся по нему удары. Каждый попавший в лед камень порождал множество осколков, а особо удачно ударивший снаряд приводил к возникновению каверны или обрушение фрагмента ледовой защиты.

Поднятый по тревоге Ратибор срочно прибыл к воротам и через маленькое окошечко в них, стал наблюдать за действиями противника. Вид метательных машин для него был в диковинку, но не испугал и поразил его.

— Далеко собаки стоят! Из лука не достанешь, а достать надо! Иначе они всю стену нам снесут! — воскликнул воевода, оценивая расстояние до вражеских машин. Утверждение, что монголы смогут снести своими метательными машинами он, конечно, сказал в пылу, для красного словца. Однако то, что враг сможет полностью оголить стены крепости, Ратибор понял сразу.

— Да, пробовали бить из луков, не достают — зло махнул рукой командир новгородских лучников Данила. Имеющиеся у них длинные составные луки славились своей дальностью и били почти до двухсот метров.

— А самострелы, пробовали? Позовите, самострельщиков, пусть попробуют свои диковинки — приказал Ратибор.

— Да, послали уже за ними — недовольно буркнул Данила. Между лучниками и владельцами самострелов шла негласная борьба за первенство в стрельбе и первыми очень часто были владельцы заморских игрушек. Ратибор, хотел что-то сказать и этот момент, в створ ворот угодила тяжелая стрела. Вызвав град осколков, она упала на площадку перед воротами не в силах пробить их ледяной покров.

— Стрелами стреляют, — воевода ткнул пальцем во вражеский подарок и быстро окинул взором машины противника. — Стоят все на одной линии, но одни по размерам меньше другие больше. Значит те, которые больше мечут камни, а поменьше стрелы и нам в первую очередь надо выбить камнеметы.

— Не достанут, самострельщики. До камнемета шагов триста, если не больше, а они бьют чуть дальше наших луков — уверенно заявил Данила, на глаз определив расстояние до осадных машин.

— Мой достанет! — гордо заявил Рача подошедший к воротам вместе с арбалетом. Он жил недалеко и первым откликнулся на призыв воеводы.

— Достанет, как же! — воскликнул Данила.

— Отойди, — Рача подошел к окошку и застыл, оценивая обстановку.

— Достанет, да?

— Не мешай ему Данила, — одернул лучника воевода, — что скажешь Рача?

— Попробовать надо — коротко ответил тот и, скинув с плеча арбалет, стал целиться через оконце во врага.