Подмастерья подкатили форму — толстую каменную плиту, установленную на платформе с тележными колесами. В плите с равномерным шагом были вырезаны глубокие желоба прямоугольного сечения. Друзья, вместе с мастером Шломо, повернули конвертер и раскаленный поток, брызгая искрами, полился из горла, заполняя форму.

— Хорош, давай следующую, — крикнул Николаев, приостанавливая разливку.

Подмастерья убрали заполненную форму и подкатили следующую. Всего с этой плавки заполнили четыре формы, получив шесть десятков полутораметровых стальных брусков.

Когда, слив шлак из конвертера в отдельную, разъемную каменную лохань, Константин отдал последние распоряжения подмастерьям и присоединился к Борису и мастеру бен Ашеру. Последний внимательно слушал Гальперина, вертя в клещах уже затвердевший, но еще пышущий жаром слиток.

— Нет, так прямо клинки отливать нельзя, — пояснял тот, — вернее отливать то можно, но ничего хорошего не получится. Наконечники пик, алебарды — это пожалуйста, там однородность металла только на пользу. А вот шпагу, меч или кавалерийский палаш все равно ковать придется. Там же не только твердость, но и гибкость нужна, потому надо более твердые слои с более мягкими чередовать. Ну ты это лучше меня знаешь.

Мастер Шломо понимающе кивнул.

— Ну какой-нибудь цвайхандер отлить можно попробовать, — влез в разговор Костя, — хотя проковывать, цементировать и закаливать его все равно надо будет.

— Так это и с алебардой надо делать, — пожал плечами Борис, — но и в двуручнике хотя бы хвостовик необходимо отпустить, а то мечник без рук останется.

Обсуждение технологии продолжалось еще какое-то время, пока подмастерья не закончили приборку и погрузили отливки в тележку, запряжённую мулом.

— Считай полторы тысячи либр отличного железа получили из ничего, из мусора, который мы на свалку выкидывали, — сказал Бен Ашер ни к кому не обращаясь, когда они тронулись в обратный путь, — честно говоря, я до конца не верил, что получится.

— Ну и зря не верил, — усмехнулся Гальперин, — мы тебя вроде пока не обманывали. Вот клинки, что мы с тобой на прошлой неделе сделали, тоже небось лучше обычной продукции получились?

— Безусловно лучше, — согласился кузнец, — ко мне уже от трех грандов посланцы с заказами приходили, включая самого герцога Альба.

Едва они прошли в городские ворота, как им навстречу из-за угла выскочила служанка.

— Дон Шломо, дон Шломо, — с ходу затараторила она, — меня донна Хава послала за вами. Идемте скорее, там сваха пришла, сеньориту Шошанну сватают за внука старейшины гильдии.

Услышав эту новость, Костя почувствовал, как у него внезапно ослабли колени и отлила кровь от лица. Гальперин, глянув на резко побледневшего друга, матерно выругался по-русски. Мастер Бен Ашер остался с виду невозмутим, лишь, запустив пятерню под кипу, почесал в затылке. Тем не менее от него ничего не укрылось.

— Ну пришла, так пришла, — флегматично ответил он. — Подождет, невелика птица. Беги назад, скажи, что приду, как только освобожусь. У меня еще одно срочное дело есть.

Подождав, пока служанка скрылась, он отдал распоряжения подмастерьям отвести и разгрузить слитки на подворье, а сам подхватив обеих друзей под руки, потянул их в переулок. Пройдя вдоль него с сотню шагов, он втолкнул друзей в крохотную харчевню, пустовавшую по раннему часу. Хозяин харчевни, скучавший за стойкой, бросился им навстречу.

— Шломо, дорогой, совсем ты меня забыл, — радушно распахивая руки вскричал он, — с самой Хануки ко мне не заглядывал.

— Прости Микаэл, занят был очень, — кузнец хлопнул трактирщика по плечу, — принеси-ка нам бутылку того белого вина из Эстремадуры и сыра на закуску, вон за тот столик в углу и посмотри, чтобы нам не мешали.

— Какие помехи, — удивленно развел руками тот, — у меня еще часа два никого не будет. Но уже бегу.

Не успели они усесться за стол, как трактирщик вернулся. В одной руке он нес деревянную тарелку с двумя сортами сыра, в другой — три глиняные кружки, ножи и двузубые вилки, а подмышкой у него была зажата запыленная бутылка вина. П оставив все на стол, он протер бутылку своим фартуком, сноровисто срезал воск с горлышка и вытащил пробку. Разлив вино по кружкам он поставил бутылку на стол и вопросительно глянул на Шломо. Кузнец ничего не сказал, но обменявшись с ним взглядом, трактирщик понимающе кивнул и скрылся в двери за стойкой.

— Рассказывайте, — потребовал Бен Ашер, подняв кружку и сделав маленький глоток вина, — неужто вы думаете, что я такой дурной и ничего не вижу. Видел я, как Шошанна на тебя смотрит, и ты на нее.

— Помнишь, что ты сказал в первый день, как мы встретились, — начал издалека Борис, — что ты отдашь все, что мы ни попросим за секрет переделки чугуна в сталь. Вот мы тебе секрет отдали и не только его, но и много других секретов и знаний. Согласен?

— Я люблю твою дочь, — перебил друга Константин, — отдай ее мне в жены.

Он схватил свою кружку и залпом высосал ее до дна.

Мастер Шломо улыбнулся, сделал еще глоток вина и слегка прищурился.

— То есть, в оплату всех ваших секретов ты просишь только ее руки? — иронично спросил он. — А как насчет ее сердца? Учти, что Шошанна моя любимица и я хочу только ее счастья.

— Я уверен, — усмехнулся Борис, — что сердце Шошанны уже принадлежит моему другу. Но мы можем спросить ее саму.

— Обязательно спрошу, но дело не только в этом, — кузнец сделал еще один глоток, поставил кружку на стол, отрезал кусочек сыра и, подцепив его вилкой закинул в рот. Улыбка сбежала с его лица.

— Если ты беспокоишься о финансовом состоянии своего будущего зятя, — заполнил паузу Гальперин, — то это зря. Денег у нас больше, чем достаточно.

— Я не сомневаюсь в вашей состоятельности, — мастер Шломо покачал головой, — проблемы совсем в другом.

— В чем же эти проблемы? — вскинулся Николаев.

— Во-первых, — Шломо выставил левую руку и загнул большой палец, — ты — христианин. Ты ходишь в церковь и якшаешься с настоятелем. Значит моя дочь должна креститься, чтобы выйти за тебя замуж. В последние годы, смешанные браки довольно часты, но я от этого не в восторге и не думаю, что этого хочет Шошанна, хотя она об этом пока просто не задумывалась. Но в Иисуса вашего она не верит. Кроме того, вся моя семья будет против, а отец мой так вообще проклянет. Хотя старейшина гильдии также маран и, если я предпочту его внука, крестится Шошанне все равно придется.

Слушая его, Костя немного успокоился, слушая его, налил себе еще вина, выпил глоток и закусил сыром.

— Во-вторых, — продолжил Бен Ашер, загибая указательный палец, — вы оба чужаки. Пройдет еще пару месяцев, и вы уедете обратно в Малагу, а потом еще неизвестно куда. Ты, — он ткнул пальцем в Бориса, — родом из Хайфы, а ты, — повернулся он к Константину, — вообще из каких-то диких мест, о которых никто и не слышал. Я не хочу отпускать свою дочь неизвестно куда.

— Ну и наконец, — кузнец загнул третий палец, — я слишком мало о тебе знаю. Ты намного старше Шошанны. Как так получилось, что ты не женат? Или ты вдовец? Поскольку ты христианин, развестись ты не мог.

— Это все или есть еще причины? — ухмыльнулся Борис, пригубив вина.

— Ну, если я откажу старейшине гильдии, это может нехорошо сказаться на будущих заказах, но это не та причина, чтобы становиться на пути счастья Шошанны.

— Позволь я тебе отвечу, — Николаев еще раз глотнул вина, закусил сыром и отложив вилку сложил руки в замок. — По первому вопросу ты совершенно не прав. Я не слишком религиозен, несмотря на то что общаюсь с настоятелем. Я бы не настаивал на венчании в церкви, но не желаю привлекать к твоей семье внимание инквизиции. Она может креститься лишь понарошку. Настаивать на том, чтобы она регулярно ходила в церковь и соблюдала все обряды, я не буду. Кроме того, я согласен на еврейский обряд под хупой. Я просто люблю твою дочь и хочу прожить с ней всю оставшуюся жизнь. Более того, я не буду настаивать на крещении наших детей, если Шошанна будет против. Что касается третьего вопроса, то тут ты прав. Я более чем вдвое старше твоей дочери, но это не мешает мне любить ее всем сердцем. Да я был женат, но, к сожалению, моей жены более нет в этом мире. Шошанна очень похожа на нее. Может быть поэтому я полюбил ее и клянусь — я жизнь положу, чтобы сделать ее счастливой.

— Позволь мне ответить на второй вопрос, — Борис положил другу руку на плечо. Дождавшись одобрительного кивка, он повернулся к Бен Ашеру.

— Кое в чем ты прав, но многого не знаешь. Я расскажу тебе, но дальше твоих ушей это уйти не должно. На самом деле я родом не из Хайфы. Мы оба родились за тысячу лье оттуда, в городе на границе между Валахией и Великим Княжеством Литовским. Просто последние дюжину лет я жил в Хайфе. Константина я знаю с раннего детства. В юности судьба развела нас и вновь мы встретились не так давно. Наш родной город сейчас не существует. В тех местах кочевники-татары воюют с подданными Валашского, Литовского и Московского князей. Ты вряд ли слышал об этих местах, но, наверное, знаешь о рабах, привозимых турками из Кафы. Люди эти, в основном, были захвачены татарами в набегах на эти земли.

— Это не суть важно, — Гальперин сделал глоток вина и продолжил. — Просто я хочу сказать, что обратно, в родные края мы возвращаться не собираемся. Да, мы вскоре вернемся в Малагу, а еще через некоторое время отправимся в плавание. А тебе и всему твоему семейству мы предлагаем ехать с нами.

— Мне отправляться в плавание, — от удивления мастер Шломо выронил нож, которым в тот момент резал сыр.

— Нет, — засмеялся Борис, — в плавание я тебе пока идти не предлагаю. Я предлагаю вам всем переехать в Малагу. Всей твоей семье и подмастерьев с семьями можешь тоже взять. Заказов у тебя будет очень много. Может быть не совсем привычных, но уверяю тебя, не менее интересных.

— Зачем мне это нужно? Мне и в Толедо неплохо живется. В гильдии меня уважают, — он усмехнулся, — вон даже старейшина хочет со мной породниться.

— Затем, что мы хотим спасти тебя и твою семью — смех исчез из глаз Бориса. Он допил вино и стукнул кружкой по столу. — Затем, что евреев Испании ожидают очень тяжелые времена. Законы против них ужесточаются, инквизиция свирепствует, но это только начало. Можешь считать меня пророком как Элиаху, но я знаю, что вскоре произойдет. Меньше, чем через три года Гранадский халифат падет, и реконкиста закончится. А через три месяца после этого всех евреев из Испании изгонят. Вот тогда и придет время в плавание уходить. Только тогда придется бежать, бросив все нажитое.

— Не может этого быть, — Бен Ашер помотал головой, — евреи здесь почитай две тысячи лет живут, сотня поколений наших предков в этой земле похоронена. Да и вообще, без нас они не справятся с управлением. Про простых людей я вообще молчу, но даже из кабальерос половина неграмотных, а вторая половина еле-еле может свое имя написать. Почитай три четверти писцов и делопроизводителей в королевской канцелярии и казначействе — евреи. И еще...

— Может, — резко оборвал его Гальперин, хлопнув ладонью по столу. — Триста с небольшим лет назад евреев изгнали из Британии, где они жили со времен Римской империи, в начале этого века их изгнали из Франции. Испанских евреев ждет то же самое. Им дадут три месяца — либо перейти в христианство, либо убираться вон. Из дюжины синагог Толедо останутся две, и те будут конвертированы в христианские церкви, остальные снесут. Та синагога, куда мы с тобой ходили, будет называться Санта Мария ла Бланка. Еврейское кладбище, на котором, как ты сказал, похоронена сотня поколений ваших предков, будет перепахано.

Костя смотрел на друга с изумлением. Он как-то не ожидал от него такой экспрессии. Глаза Бориса горели мрачным огнем, на лбу собралась складка, на скулах вздулись желваки. Константин успокаивающе положил ладонь на предплечье Бориса.

— Мы не пытаемся тебя пугать, — примирительно сказал он, обращаясь к кузнецу, — но ты уже убедился, что мы многое знаем. Поверь, что в этом мы тебя тоже не обманываем.

Мастер Шломо надолго задумался, всей пятерней теребя свою курчавую бородку. Друзья молча наблюдали за ним. Костя разлил остатки вина по кружкам, и они неспеша потягивали его. Борис успокоился, складки на лбу у него разгладились, хотя настороженность во взгляде осталась. Наконец Бен Ашер поднял глаза, но едва он открыл рот, чтобы что-то сказать, как хлопнула входная дверь и в харчевню зашла пара посетителей из ранних. Хозяин мгновенно появился в зале и захлопотал вокруг них усаживая гостей в противоположном углу. Мастер Шломо недовольно поморщился и поднялся из-за стола.

— Пойдем, нас все-таки дома ждут, — сказал он севшим голосом, бросил на стол пару серебряных монет и не оглядываясь направился к двери.

Борис с Костей последовали за ним.

— Страшные вещи ты рассказываешь, — молвил он, когда они дошли до угла, — Я должен все это хорошо обдумать. Не мешало бы с женой посоветоваться, но я же обещал никому не рассказывать.

— Можешь посоветоваться с женой, и даже с рабби, — ответил Борис, — только не говори откуда ты это узнал.

— Договорились, — кузнец усмехнулся в бороду, — ну и с дочерью, конечно, поговорить надо.

Однако, едва они вошли во двор, навстречу им метнулась Шошанна, которая видимо поджидала их у ворот. Не обращая внимания ни на отца, ни на спешащую от дома мать, она бросилась Косте на шею и, заливая его лицо слезами, запричитала, что ни за кого, кроме него замуж не пойдет.

— По-моему, разговор с дочерью тебе не особо уже и нужен, — улыбнулся Борис, пихнув локтем мастера Шломо.

— Никому тебя не отдам, моя ласточка, — успокаивал девушку Константин, покрывая заплаканное лицо поцелуями, — на следующей же неделе мы с тобой поженимся.

Он достал из-за пазухи маленький замшевый мешочек и вытащил из него обручальное кольцо. Кольцо это он заказал по секрету от всех и таскал с собой уже третью неделю. Ювелир, которому он проел плешь, объясняя какую форму он хочет придать камню и как его надо огранить, в конце концов не взял с него денег за работу. Взамен он обговорил себе право использовать идеи. Но кольцо получилось великолепное. Нежно поцеловав ладошку любимой, Костя одел его на тонкий девичий палец. Шошанна от удивления перестала плакать и уставилась на золотой ободок с приличного размера бриллиантом в окружении сапфиров. У донны Хавы в изумлении отвисла челюсть, но она тут же прикрыла рот ладонью. Даже Борис присвистнул от восхищения. Шошанна взглянула на отца и, увидев, что тот улыбается, бухнулась перед ним на колени, потянув за собой Костю.

— Благословите батюшка, — подняла она глаза на дона Шломо.

Бен Ашер, взглянул в лучащиеся счастьем глаза дочери и положил руки на головы молодых людей. Николаев не понял ни слова из произнесенного на иврите благословения, но не успел он поднялся на ноги, как попал в объятия своей будущей тещи, которая чмокнула его куда-то в висок. Судя по их лицам, они совсем были не против выбора своей дочери.