История железного лорда

Голый наместник с оружием в руках, вернулся обратно в спальню над своим кабинетом, не обратив внимания на удивленный взгляд телохранителя. Вложив меч обратно в ножны, он забрался в постель, не выпуская их из рук, и наконец-то, уснул глубоким сном без сновидений.

* * *

*

Привычка подниматься с рассветом, все еще имела большую власть над недавним выпускником военной академии. Умывшись холодной водой и распорядившись о завтраке, Гайрон подумал о том, что за все время пути в Цвергберг ни разу не упражнялся. Вспомнил вчерашний вечер и как ему повезло, что заставшие их врасплох незнакомцы оказались городской стражей. Неизвестно, что могло бы получиться в случае вынужденной схватки.

Сожалениям о минувшем, Гайрон предпочел действия — способные повлиять на грядущее. С помощью гимнастики он разогрел мышцы. Тело немного отвыкло от физических упражнений, и тяжело дышащий наместник принялся растягивать сухожилия по особой системе, которой его научил дядя.

Отец и старшие братья уделяли Гайрону мало внимания. В основном его воспитывала мама. В детстве он больше всего любил, когда его дядя старший брат матери, в честь которого он получил свое имя, возвращался из походов или надолго приезжал в столицу по делам. У Гайрона Тирта не было собственных детей, но имелось острое желание передать знания и опыт, накопленные за долгую наполненную событиями жизнь. У подрастающего племянника были все шансы возглавить, со временем, дом Тэрт, но судьба распорядилась иначе.

Потянув сухожилия, наместник перешел к практике их укрепления. Он уперся ногами в пол, а руками в стену и что есть силы, попытался сдвинуть каменную кладку. Камни дрогнули, и Гайрон на мгновение испугался, что старая стена не устоит, но опасения оказались напрасными. В висках пульсировала кровь, тело тряслось от напряжения, но он упорно продолжал прилагать максимальное усилие, стараясь преодолеть сопротивление кладки, превозмогая желание ослабить натиск.

Стена устояла, но наместник остался доволен собой. Пружинистым шагом он подошел к дорожному сундуку и достал из него толстый стальной прут. Длиной примерно с предплечье, слегка погнутый. Этот прут ему подарил дядя. На глазах у племянника, худощавый, седеющий Гайрон Тирт немного согнул этот нехитрый тренировочный снаряд и отдал его Гаю со славами, что при постоянной практике, когда-нибудь, тот сможет это повторить.

До сих пор молодому Гайрону не удалось согнуть прут хоть на толику больше, чем это удалось старшему родственнику, но еще тогда в детстве он пообещал себе, что обязательно это сделает и с тех пор ни разу не поддался мысли бросить это занятие, даже несмотря на отсутствие прогресса.

Прут, как и стена — поддаваться не собирался. Полностью сосредоточившись на действии, стараясь выжать из себя максимум, на который он способен, Гайрон боролся до конца, до тех пор, пока руки не начали слабеть, не взирая, на усилия воли.

Немного передохнув, наместник перешел к заключающему этапу тренировки. Легким отточенным движением он выхватил меч из ножен и нанес удар с максимально возможной для него скоростью. Вернулся в исходное, естественное положение: ноги на ширине плеч, руки опущены вдоль тела, расслабился и снова стараясь превзойти себя, поразил условного противника.

Под конец тренировки в дверь постучали.

— Войдите,— сказал Гайрон, пряча клинок в ножны.

На пороге появился Слай. Натянув улыбку на усталое, слегка припухшее лицо, советник протянул свиток, скрепленный императорской печатью.

— Мне поручили передать это вам,— тихо произнес Слай,— после того как вы заимеете знакомство с местным самоуправлением. Думаю это важно, поэтому побеспокоил вас до того, как вы занялись текущими заботами.

— Ты что-нибудь об этом знаешь?— в тон советнику, заговорщицки прошептал Гайрон.

— Абсолютно ничего,— отрицательно покачал головой Слай,— Мне поручено, только передать послание.

Наместник взял свиток и дождался, пока советник закроет за собой дверь.

Из послания императора Идана Седьмого наместнику Цвергберга Гайрону из дома Рэм:

"...настоятельно советую не вмешиваться в текущие дела Цвергберга, для вас это может представлять смертельную опасность. Я хочу от вас, дорогой Гайрон, совсем другого. Вы должны сообщать мне обо всем, что происходит в этом месте. Особенно о делах так называемого городского совета. Никто, я повторяю, и обратите на это особое внимание, никто не должен знать ни про это письмо, ни про миссию, которую я на вас возлагаю.

Даю вам свое полное разрешение на то, чтобы принимать любые подношения и увеличивать свое благосостояние любыми возможными путями. Хотя от чиновников, под страхом казни, я требую иного поведения, будьте уверены, что поступая таким образом, вы оказываете империи и мне лично неоценимую услугу. И совершенно определенно, после истечения срока вашего назначения, вы сможете просить меня, в разумных пределах, разумеется, любого отвечающего вашим стремлениям назначения.

Подробные отчеты о происходящем в Цвергберге и его окрестностях, вам следует передавать через Клавдия Ориона, владельца винного погреба в Галате. Его вина считаются лучшими в этой провинции, и ни у кого не возникнет подозрений, если время от времени, вы будете навещать этот погреб с целью пополнить свои запасы, но будьте благоразумны и не злоупотребляйте этим воистину чудесным даром богов...".

Гайрон сидел на кровати, пытаясь разобраться в смешанных чувствах. На одной чаше весов лежали бездействие и бесчестное поведение, с заманчивой наградой в итоге, на другой страстное отрицание подобных вещей. Гайрон в очередной раз вспомнил вопрос Луки.

— Что вами двигало в тот момент, когда вы согласились?— спросил Вирт накануне вечером.

— Что двигало?— сидя на кровати, сквозь сжатые зубы повторил Гайрон.

Наместник вскочил на ноги, схватил стальной прут и, зарычав как дикий зверь, в неистовом порыве, попытался согнуть его в подкову.

Глава 11

Пробуждение

Стоило солнцу опуститься за Скверный лес, как на границе Бескрайних болот и Долины полумесяца начал подниматься туман. Постепенно полупрозрачная дымка превратилась в густое, молочного цвета марево, полностью поглотившее подножие Восточной. Там у самого края твердой земли, возле коварной трясины ютилась небольшая деревушка. В тринадцати домах, сложенных из бревен, с почти плоскими, присыпанными землей крышами жили последние представители народа породившего когда-то немало великих магов и мастеров.

Коварные, упорные в достижении цели и невероятно искусные в магии цверги проиграли в длительном противостоянии более хитрому Врагу, изощренному в методах изматывания соперника.

Однажды полновластные хозяева трехгорья и Долины полумесяца, простирающейся у его подножья, обнаружили, что лес на западе поразила неведомая болезнь. Ни маги, ни лекари колдуны не смогли выяснить, что случилось. Распространявшаяся среди деревьев хворь меняла их форму, заставляя навсегда сбрасывать листья.

Постепенно среди уродливых фигур, в которые превратились стволы и ветви появились странные опасные создания. Никто толком не видел этих скрытных, смертоносных тварей. Те, кому доводилось сталкиваться с ними нос к носу из леса не возвращались.

Древесная хворь проникла и в корни, окутавшие веками создававшиеся цвергами тоннели, протянувшиеся к берегам Западного моря. Всего за несколько лет короткий торговый путь, позволявший торговать с царствами, расположенными вдоль береговой линии, был отрезан.

Призвав на помощь лесных альвов, что жили за Горбатым хребтом цвергам все же удалось сдержать разрастание Скверного леса, но победить древесную хворь полностью и справится с ее последствиями им так и не удалось.

Перевозить товары по дорогам вокруг Скверного леса, через Галат и другие города империи было неудобно, долго и дорого, а цена на уникальные товары, которую пыталась навязать имперская торговая гильдия не соответствовала сумме потраченных усилий. К тому же подобное отношение сильно уязвляло гордость производивших товары мастеров и пытавшихся их продать торговцев.

Пока лесные альвы помогали цвергам по одну сторону Горного хребта, по другую в их собственные владения прокралась страшная беда. Земля на которой стояли массивные вечно зеленые деревья перестала питать их корни. Деревья быстро истощались, высыхали. Небывалой силы пожары огненным ураганом слизывали всю растительность, превращая некогда трудно проходимые чащи в мертвую, пепельную пустошь.

В это же время веками сдерживаемый Враг усилил натиск и цверги не смогли прийти на помощь альвам, а без свои верных союзников, альвы в быстро потеряли то, что считали вечным и незыблемым. Лес, который давал им силу, кров и пищу исчез быстрее, чем они успели понять, что на самом деле происходит. Позже, отступив в глубь Бескрайних болот они узнали, что причина всему козни неведомого Врага и его эмиссаров, но было уже поздно.

Бескрайние болота с восточной стороны, Скверный лес с западной, Мертвая пустошь с южной, глупые люди с северной и неведомый Враг прямо у ворот. Перед самым крахом цверги сбывали невообразимого качества оружие, доспехи инструменты и даже некоторые секреты мастерства почти за бесценок.

Стоило цвергам раскрыть Идану Четвертому тайну неведомого Врага, как император, вместо помощи выдвинул на юг лучшие легионы и приказал полководцу Лароссу воздвигнуть защитный вал, полностью отрезавший цвергов от остального мира. Немного выждав Враг нанес сокрушительный удар, от которого цверги уже не смогли оправиться.

Враг попытался продвинуться дальше в сторону Галата, но Ларосс с помощью лучших легионов и законченного к тому времени валу смог его остановить. Тогда Враг снова затаился. Подготовил новый план и незаметно принялся его осуществлять.

Эмиссары обосновались в опустевшем Цвергберге, неустанно работая над подготовкой почвы, чтобы в один прекрасный день опрокинуть династию Идав и развалить созданную ей империю, сокрушив последнюю преграду перед достижением цели поставленной Врагом.

Последние цверги, к которым Враг потерял всякий интерес укрылись на окраине Долины полумесяца, у подножия Восточной, на границе твердой земли и бездонной трясины, тщательно разведав пути отступления в глубь Бескрайних болот, в том случае если Враг снова обратит на них внимание.

Сойдя с тропинок из аккуратно выложенного булыжника, протянувшихся вдоль бревенчатых домов, двое невысоких жилистых цвергов, одетых в кожаные доспехи, остановились у болотной жижи, постоянно пускающей зловонные пузыри.

— Туман пришел надолго,— недовольно проворчал бородатый цверг с кучерявыми зачесанными назад черными волосами.— Надо заправить лампы.

— Похоже ты прав,— вздохнул его давно поседевший товарищ.

Кучерявый снял лампу, прикрепленную у самого топорища его длинной секиры и поставил ее на землю недалеко от болотной жижи, вздувшейся сразу десятком пузырей. Его седой напарник, отстегнул свою лампу от пояса и скривив сухое морщинистое лицо, опустился на одно колено бережно уложив на землю свой двусторонний топор.

— Сдается мне альвы теперь выжимают масло для ламп из чистого золота,— кряхтя предположил морщинистый цверг.

— Хм... Из чистого золота,— призадумался кучерявый,— Интересно, я еще никогда о таком не слышал. Возможно если они помещают его в раствор из...

— Это метафора! Деревянная твоя башка,— повысил голос старший напарник.— Альвы повысили цены на масло и если дело пойдет так и дальше, то скоро наши запасы серебра окончательно истощатся.

— Так и скажи, что альвы подняли цены,— обиженно проворчал кучерявый,— А метафоры оставь для магов и летописцев.

Цвеги заправили лампы и продолжили прохаживаться вдоль пузырящегося болота из одного конца деревушки в другой. Где-то в середине пути повторяющегося для них до тех пор, пока не явится смена караула, кучерявый остановился и поводив фонарем вокруг тихо сказал:

— Лодри говорит, что теперь нет смысла торчать здесь всем вместе...

— Это ты о чем толкуешь?— нахмурился старший напарник.

— Вот ты, например,— тихо произнес кучерявый,— Когда последний раз делал кожаный доспех?

Старший насупился и не ответил.

— А за каждый доспех такого качества любой удачливый охотник расплатится чистым золотом. Это ни какая-нибудь твоя метафора, если я говорю про чистое золото, то это на самом деле чистое золото и есть.

— Да, понял я,— отмахнулся старший.

— Так я и говорю,— продолжил кучерявый,— что Лодри правильно все растолковал. Каждый из нас с его умением, поселившись среди имперцев заработает столько денег, что сможет купить себе собственную гору и нанять для работ этих никчемных людишек.

— ХА!— воскликнул старший, разгоняя сгустившийся туман и стоявшую в деревушке тишину.— Из них никогда не выйдет толковых копателей.

— Шахтера, хозяйничающего в наших подземельях это не останавливает,— в полголоса заметил кучерявый.

— Знаешь что?!— зло прошипел старший,— Держал бы ты лучше свой язык за зубами, заметь, это я прямо говорю, без метафор. Если бы ты не поставил нашу смену у широкого дуба на кон, то сейчас пили бы сидр с Таллом и Кабри у костра.

— Да, ладно не бурчи,— начал оправдываться кучерявый,— Зато с этой стороны ничего страшного не проползет, разве что какой-нибудь заблудившийся альв. Так можно даже прикорнуть опершись на секиру.

— Не приползет, говоришь?— с угрозой прошептал старший.— Твой дед за такие слова тебе бы язык отрезал!

— Да шучу я, шучу...— отвернувшись пробубнил кучерявый.

К счастью для него из тумана, со стороны широкого дуба, послышалось блеяние овец и громкий голос подгонявшего их крепкой бранью пастуха.

— Ни как Судри к нам пожаловал!— радостно воскликнул старший, тут же забыв про слова напарника.

— Чего это он?— удивился кучерявый,— С тех пор как они в пух и прах разругались с Сидри о нем и слуху не было, а тут вдруг явился...

Налившимися кровью глазами старший глянул на напарника так, что тот внезапно подавился — толи необыкновенно густым туманом, толи словами, застрявшими в горле. Откашлявшись кучерявый цверг последовал совету и спрятал приносящий немало проблем язык за рядом зубов, мастерски выполненных из цвергской стали.

Двенадцать одинаковых по размеру домов окружали тринадцатый. Жилище предводителя последней общины цвергов было чуть больше остальных. Двенадцать широких ступеней вели к широкой двустворчатой двери, а высокая треугольная крыша, утепленная зеленым мхом, представительно возвышалась над всей деревушкой.

Одноглазый Сидри хозяин высокого дома сидел в просторном зале за длинным массивным столом. Вокруг на четырех столбах, поддерживающих крышу, горели факелы. У стен напротив двустворчатой двери в открытой каменной печи потрескивали поленья. Юная девушка, с длинными заплетенными в косу каштановыми волосами поставила на стол котелок с мясом и грибами. Разливая по вытесанным из камня кубкам шипучий сидр, она разглядывала грязного, со спутавшимися волосами гостя. Ее большие карие глаза светились радостью, а тонкие губы растянулись в теплой дружелюбной улыбке.