На захваченной земле

— Жаль, — ответил Семен, — Ненавижу ублюдков, которые людей мучат... Ну да придет время — со всеми поквитаемся, а затем добавил, обращаясь к Диману, — Развяжи и выведи в соседнюю комнату.

Девчонку увели, а за стол посадили ее брата — после чего допрос повторился.

— Кто такой?

— Прокофьев Александр Ильич.

— Год и место рождения?

— 1930 год, деревня Павловка.

— Кто донес на Анастасию Андрееву?

— Сестра моя, Ольга. Тварь!

— Где она сейчас?

— В сарае у старосты. Три дня назад суд был. Теперь ее в рабство продать должны.

— Когда и за что ее арестовали?

— На следующий день после побега Андреевых. Подозревали, что она знает, куда они побежали.

— К чему пришло следствие?

— Установили, что наврала она много. Сказали, что за это и судить будут.

— За что вас арестовывали?

— Подозревали, что что-то знаем, но ничего не выяснили.

— Пытали?

— А бывает иначе? — ехидно усмехнулся парень.

— Кто?

— Немец его Федором звал. Но он не наш, не из деревни. С ним, наверное, приезжал.

— Понятно, — закончил Семен и добавил, вновь обращаясь к Диману, — Развяжи.

Через пять минут мы сидели за столом и думали, что делать дальше. Что Петр с Настей бежали — с одной стороны это хорошо. Все лучше, чем если б они к немцам в лапы попали. Оставалось надеяться, что они смогли надежно укрыться — что найти их не смогут.

А вот с другой стороны было все плохо. Искать их теперь было бесполезно, а ведь других источников информации у нас не было. Мы внезапно остались без малейших связей в этом мире и что делать дальше было непонятно. Хотя, с другой стороны, все равно ведь весной двинемся дальше, на Урал...

— Давайте, я вам поесть что-нибудь дам? — спросила вдруг Катя.

Услышанный вопрос меня немало удивил. После всего произошедшего она так спокойно нам поесть предлагала — будто ничего и не случилось?

— И ты не в обиде на нас? — не смог сдержать удивления я.

— За что? — удивилась Катя.

— Ну как что... Ворвались в дом, связали, допрашивали...

— Допрашивали? — удивление в голосе, а затем неожиданно звонкий смех, — Да разве ж это допрос?

Повернувшись спиной, девчонка резко задрала рубаху, показывая избитую спину.

— Немцы вон как нас с Сашей допрашивали, а сестрице и того больше досталось. Нас-то лишь один раз на допрос водили.

— И не жалко сестру? — спросил Диман.

— Там я отжалелась свое, — ответила Катя, — По заслугам и награда...

Потом мы сидели за столом и ели вареную картошку и домашний хлеб — и казалось, что во всем мире нет ничего вкуснее. По крайней мере, это была нормальная еда, с солью, а не то непонятно что, чем мы питались у себя в деревне. Пусть к тому 'непонятно чему' мы и успели уже привыкнуть.

— Возьмите на с собой, — попросил нас перед уходом парень.

Как же знакомо... Точно также Настя нас просила с собой взять. Не стали. Может быть, зря? Не знаю.

— Куда мы вас возьмем-то? — спросил было Диман, он хотел было еще что-то добавить, но его прервал Семен.

— Стоп. А этот, кого мы вчера брали, не сдаст их?

— Кто??? — испуганный голос Кати.

— Не знаю, — ответил Серега, — Имя-отчества не спрашивали. Мы тогда ведь думали за наших друзей отомстить.

— Тогда нам надо бежать! В деревне полно трусов — сдадут за милую душу!

— Сбежите — искать будут, — логично рассудил Серега.

— Значит, надо чтобы не нашли! Я к немцам снова не хочу! — практически крикнула Катя.

Вот так раз... Это что же нам делать теперь?

— Хорошо, — согласился Семен, — Собирайте все, что нужно, и сегодня же ночью уходим...

Ушли уже под утро. С собой взяли некоторые запасы продуктов и совсем малость инструмента, при этом нагрузившись по полной. Предыдущего нашего пленника новые члены отряда опознали как соседа через два дома. Насколько можно быть уверенным в его благонадежности они не знали, потому его решили отпустить у дороги в нескольких километрах от деревни. Пока он доберется до деревни — времени уже немало пройдет, и мы успеем запутать следы...

— — — — — — — — — — — — — — —

7 ноября 1952 года. Рейхскоммисариат Московия, деревня Пантелеевка.

— Кстати, не забыли, что сегодня у нас праздник? — во время утреннего обеда с усмешкой спросила Алена.

— Какой? — синхронно удивились Вася, Даша, Ленка, Света и наше 'новое пополнение' — Сашка и Катя.

— Как какой? День Великой Октябрьской Социалистической революции!

— У нас его давно не празднуют, — помотала головой Вася.

— А мы празднуем, — ответил на это Серега.

— Ну вы же коммунисты, — усмехнулась Вася.

— А у нас коммунистическую партию в 1938 году запретили, — сказал вдруг Сашка, — Тухачевский тогда заявил, что коммунисты разрушили экономику и армию и потому ВКП(б) — партия врагов народа.

— И что же с коммунистами стало? — спросил я.

— Да с кем как. В основном, потребовали публично покаяться.

— И многие согласились??? — Семен был буквально в шоке.

— Да большинство. А кто не согласился — тех на Колыму отправили, — ответил Сашок.

— Теперь понятно, как у вас до такого докатились, — помотал головой Семен, — Значит, у вас еще в 1930-е партия выродилась в банду карьеристов и приспособленцев.

— Как у нас в позднем Союзе, — добавил Леха.

— Вот это да, — только и смогла сказать Аленка.

'Что ж такое произойти должно было, чтобы уже в эти годы в партии так много перерожденцев стало?' — подумал я. Да, история этого мира уже не в первый раз поражала — причем, не только меня, но даже наших товарищей из мира развалившегося СССР. Как же так могло выйти? В какой миг история пошла иным, каким-то совершенно неправильным, путем? Увы, информации было чрезвычайно мало чтобы делать конкретные выводы. А вот настроение эта новость мне снова испортила... Выходит, нету больше в этом мире коммунистов. Кто-то оказался перерожденцем и отрекся, кого-то, наверное, уже на Колыме угробили...

Остаток завтрака прошел в полной тишине. Все сидели о чем-то задумавшиеся. Потом практически в такой же тишине отправились делами заниматься. На улице все холоднело, по ночам появились первые заморозки, а мы еще не закончили приготовления к зиме. А нас еще и прибавилось, теперь уже шестнадцать человек было. А тех же запасов еды пока маловато было — и в основном это были желуди да различные травы и корни. Было еще немного картошки — почти три мешка, которые от наших новых товарищей забрали, но как же это мало... К счастью, хоть с ловушками дело на лад пошло, успели поднабраться опыта — теперь почти каждый день без добычи не обходились. То заяц, то птица какая, то еще какой мелкий зверек... Кстати, к некоторому моему удивлению местную деревенскую кошку 'одомашнили' — теперь она ходила к нам и даже в руки давалась. Может оказаться полезной, если вдруг мыши появятся... Прежде-то им здесь делать нечего было, а теперь тут еда появилась, могут позариться...

Однако о том, что вопрос питания зимой полностью решен, говорить было нельзя, поэтому на вечерних обсуждениях мы уже несколько раз задумывались над идеей о том, как бы нам к фрицам на довольствие встать. В конце концов, экспроприация оккупантов — дело всегда хорошее... Вот только такими вещами с бухты-барахты заниматься чревато... Нужно все тщательно обдумать, просчитать — и лишь потом приступать к действию. А для этого что нужно? Правильно, информация! Эх, был бы у нас аусвайс немецкий, чтобы можно было в город с ним наведаться... Мечты, мечты... Кстати, образцы аусвайсов-то у нас были от наших новых товарищей... Только вот попробуй теперь их копии сделать... Нечем. Да и, к тому же, здесь еще и район приписки указывался — дальше которого выезжать нельзя. Проще говоря, дальше райцентра дороги нет. Вот и приходилось выживать на манер первобытных людей...

— У нас еще одна проблема есть, — сказала за обедом Маша, — Серьезная. Лекарств никаких практически нет. Только травы кое-какие собрали, но если кто всерьез заболеет — лечиться нечем будет.

— У нас в деревнях не лучше, — ответила на это Катя, — А дохтаров вообще нету. У нас в деревне только бабка Петровна кое-что в травах понимает.

— Да, проблема, — согласился Семен.

Да, как порой резко жизнь меняется. Еще недавно никто из нас и подумать не мог, что скоро из будущих инженеров мы превратимся в непонятно кого, без работы, без дома, без нормальной еды и одежды — да и вообще без своей страны. Заброшенные в какой-то жуткий параллельный мир, где половина нашей страны захвачена фашистами!

— А будут ли нам там, за Уралом, рады? — внезапно спросил Серега, — Если здесь ВКП(б) под запретом? А мы ведь комсомольцы. И комсомольских билетов выбрасывать не собираемся.

— Не знаю, — ответил Семен, — Но ты можешь что-то иное предложить?

И опять тишина в ответ. Услышанная утром новость всех нас из колеи выбила. СССР без коммунистов — это казалось полным абсурдом... Потом на улице пошел дождь — и в результате мы в конечном счете никуда не пошли.

— Может быть, фильм какой посмотрим? — предложила Маша.

Поставив на стол портативку, мы сели на скамейку и стали смотреть фильм 'Киев' — про Киевскую битву 1942 года, закончившуюся грандиозным 'котлом', в котором оказалось почти двадцать немецких дивизий.

— Похоже на наш Сталинград, — прокомментировал Леха, когда фильм закончился.

— Возможно, — согласился я.

Я особо подробно про Сталинград их мира не знал, только то, что сам Леха и рассказывал. Хоть и была у него на планшетке кое-какая информация историческая, но изучать ее особо некогда было. Тем более, что планшетки ихние заряжать надо, а для этого топливо нужно. Впрочем, наибольшее впечатление фильм произвел на наших новых товарищей — Сашка с Катей просто сидели и с восхищением смотрели на то, как советский войска бьют фашистов. В какой-то момент, взглянув на девчонку, я даже заметил, что по щекам у нее текут слезы. Но, к моему удивлению, никаких вопросов от новых членов нашего отряда не последовало.

— Жалко, что у нас в мире все не так было, — сказала вдруг Вася.

— Вам-то что жаловаться? — удивилась Катя, — Вы ведь тоже победители. Чего бы вам это не стоило.

— 'А нынче нам нужна одна победа. Одна на всех — мы за ценой не постоим!' — задумчиво произнесла Маша.

— Откуда слова? — поинтересовался я.

— Песня такая, — ответила девушка.

— У нас такой нет...

— У вас многих нет, наверное, — сказал Леха, — Не было событий, с которыми они связаны. Взять вон хоть 'Марш защитников Москвы'...

— Не было, конечно, — согласился я, — У нас под Москвой не воевали. За то и у вас наверняка многих наших песен нет.

— А про Западную войну есть песни? — спросила вдруг Ксения.

— Не знаю, — ответил я.

— Нет, скорее всего, — добавил Семен, — У нас вообще не любят ту войну вспоминать... Хоть 9 сентября до сих пор у нас каждый год и отмечают как 'День памяти жертв ядерных бомбардировок'.

Потом сидели и слушали музыку — в основном, 'мирную'. И тут Леха отметил, что многие из наших песен и в их мире были. Несмотря на то, что история пошла иным путем, в этом отношении и в их мире оказалось на удивление много общего. А потом по предложению Васи даже устроили что-то вроде танцев — хорошо, что комната в нашем доме достаточно просторной была. Мешались, правда, деревянные кровати и стол, но их мы быстро вытащили и свалили в соседнюю комнату.

Вообще, когда Вася вдруг такое предложение выдвинула — первой мыслью было что-то вроде: 'Она спятила что ли? Какие тут танцы еще?' Я уже хотел было высказать вслух что-то в этом роде, только более культурно, но тут неожиданно согласился Семен:

— Пусть девчонки повеселятся малость, развеются, — когда мы вытаскивали из помещенья кровати, шепнул он мне, — Хоть настроение малость поднимется.

Странное это было впечатление... В комнатушке этак в двадцать пять квадратов, в рассеиваемой лишь светом трех подвешенных в углах фонариков полутьме и под звук из плохеньких колонок портативки мы пытались изобразить что-то вроде танцев... Почему пытались изобразить? Да потому, что танцоры из нас были, мягко говоря, не очень. Но Семен был прав, это хоть как-то отвлекало от неприглядной реальности, в которой мы оказались. Впрочем, всего нас оказалось три пары — Семен с Васей, Диман с Ксенией и я с Машей. Собственно говоря, приглашали девчонки нас— этим и определялось количество. Остальные ж просто сидели на двух поставленных у стены скамейках и смотрели на нас. Маша полушепотом спрашивала что-то про жизнь в нашем мире, я что-то отвечал, а когда музыка кончилась то Семен стал собираться на пост — сменить дежурившего там Вована, а мы с Машей вышли на улицу — дождь, как оказалось, давно закончился. С темного неба на улице ярко светила Луна и было холодно:

— Похолодание идет, — заметил Семен, — Хорошо, что хоть какую-то одежку приготовить успели. Иначе сейчас бы отморозили себе все.

После этого он пошел на пост, а мы шли вдоль по улице мертвой деревни и смотрели на звездное небо. Такое же, как в наших двух мирах — да и с чего ему быть другим? Вселенной не было дела до того, что история какой-то захудалой планетки в галактике Млечный Путь пошла здесь каким-то совершенно неправильным путем — для нее само человеческое существование было лишь кратким мигом в эволюции...

— Красиво, — тихо произнесла Маша.

— Красиво, — согласился я.

— Интересно, увидим ли мы когда-то звезды вблизи? — мечтательно произнесла девушка.

— Мы точно нет... А вот наши потомки... Они должны.

— Если у нас будут эти потомки, — грустно усмехнулась Маша.

'Все верно. Если будут, — подумал я, — А в этом мире шанс остаться без потомков куда больше, чем наоборот'.

— Надо верить в лучшее, — уклончиво ответил я

Опять идем в тишине, думая каждый о чем-то своем. Мне почему-то вдруг вспоминался оставленный в моем мире дом, родители, друзья, однокурсники... Будь проклята эта аномальщина! Если вдруг выберусь оттуда — больше и не попытаюсь ни во что подобное лезть! Вот уж когда скажешь, что правду люди говорят: меньше знаешь — крепче спишь! Гулял бы сейчас на каникулах, на рыбалку с друзьями ездил, на велике катался, книжки читал... А теперь приходится тут из себя героя-выживальщика изображать!

— Вань, — прервал мои размышления явно смущенный голос Маши, — А у тебя там была... девушка?

— Не было, — честно ответил я, — В школе еще первая любовь была... А потом не довелось как-то...

— И у меня тоже никого...

'И к чему все это? — думал я, шагая дальше, — Влюбилась что ли?' По правде говоря, Маша мне нравилась. Я пока еще не знал, любовь ли это, но симпатия точно. Встретились бы мы дома, в Союзе, — может быть, даже попытался бы познакомиться. Но тут, в этом жутком мире, на оккупированной земле? Какая тут может быть любовь? Не время и не место... Это я и постарался объяснить.

— Знаешь, Маш, — старательно подбирая слова, начал я, — Скажу прямо, как коммунист... Ты мне нравишься. Ты хорошая девушка... Умная, добрая, симпатичная... Только не время сейчас для чувств. Сама ж понимаешь...