Разговор с Таиром Федосеевичем затянулся далеко за полночь. Слушая живую легенду отечественной ксенологии, Светлана вспоминала натруженные руки Прасковьи Вениаминовны. Обычные, казалось бы, руки женщины, знавшей и тяжёлый крестьянский труд, и ежедневный труд хозяйки городской квартиры, городского дома. Но это были руки женщины, вплотную приблизившейся к предельному сроку человеческой жизни. И сохранившей поистине юношескую остроту ума и цепкость памяти, здравость рассудка и жажду к познанию.
Наверное, встреча с прапрадедом и подвигла Светлану на то, чтобы несколько месяцев посвятить освоению игры на рояле и фортепиано. Она достаточно быстро нашла себе преподавателя — строгую и требовательную Таисию Петровну Ривберг, согласившуюся уделять новой ученице по три-четыре часа в день. И уже через декаду смогла убедить свою наставницу, что её желание овладеть роялем на вполне профессиональном уровне — не блажь вроде бы мающейся от безделья выпускницы старшей школы.
Когда подошло время, Светлана облачилась в курсантскую форму слушательницы пилотского факультета военной астроразведки Российской Звёздной Академии. И приступила к реализации своего основного плана: в кратчайшие сроки достичь командирского статуса и занять командирское кресло на борту большого дальнего боевого военного разведкорабля. Как минимум фрегата, а желательно — крейсера.
В силу специфики факультета, военную форму и знаки различия слушатели надевали крайне редко. Поэтому мало кто мог бы узнать в стройной и подтянутой девушке сначала старшину, а потом — лейтенанта Стрельцову. Слушатели факультета друг-друга знали прекрасно — зрительная память у всех была развита на высочайшем уровне. А для преподавателей и подавно каждый слушатель был хорошо известен и знаком.
Светлана пропадала в спортгородке, часами "качалась" на тренажёрах, бегала кроссы, преодолевала всё более усложнявшиеся комплексы полос препятствий, развивала гибкость и скорость реакции. Она практически забыла, что такое ничегонеделание. И почти не знала, что такое свободное время. Уже в конце первого курса она выдвинулась в число самых лучших слушательниц Академии. Когда её попытались поощрить, она написала рапорт с категорическим отказом от любых поощрений, выходящих за рамки простых словесных благодарностей. Уточнив, что учится и служит не ради поощрений и наград, а для того, чтобы разведастрофлот Империи стал лучшим на Земле.
'Проглотив' и не 'отметив' некоторый юношеский максимализм, который вполне мог быть свойственен первокурснице, командование удовлетворило её рапорт. И количество словесных благодарностей, фиксируемых между тем в официальных письменных приказах, стало расти едва ли не в геометрической прогрессии.
Наступил день, когда дневальный, разыскавший второкурсницу Стрельцову, успевшую уже получить звание старшего сержанта, на обычной для неё усложнённой полосе препятствий, передал распоряжение начальника Внутреннего Факультета Кондратьева явиться к нему в кабинет, обозначаемый тремя четвёрками.
Спрыгнув с трёхметровой высоты, Светлана внимательно посмотрела на дневального, убеждаясь, что он не шутит. Затем откозыряла курсанту, дав ему понять, что приняла информацию к сведению и к исполнению. Переоделась в приполосной раздевалке в обычное гражданское платье. И почти бегом направилась к неприметной двери со столь говорящим номером. Кабинет Кондратьева располагался на третьем подземном этаже городка Пилотского факультета Астроразведки Российской Звёздной Академии. Светлана, пока шла, терялась в догадках, зачем именно она понадобилась легендарному в узких кругах генерал-полковнику Кондратьеву.
Наверное, у каждого человека в жизни бывают — и неоднократно — минуты, когда он перебирает в памяти события, связанные с определёнными обстоятельствами. Вот и сейчас, переступая порог подземного контура городка Академии, Стрельцова вспоминала своё поступление в этот прославленный имперский вуз. Вспоминала первые месяцы учёбы. Она понимала, что по-прежнему уделяла огромное внимание именно поиску, изучению и обработке самых разнообразных данных. Может быть, она стала слишком закрытой для мужчин-сокурсников и согруппников? Может быть. Тем не менее, она не собиралась тратить время на реализацию ни к чему приемлемому не приводящих сценариев межличностных взаимоотношений. Она любила читать старинные бумажные книги, а потом многие часы размышлять над прочитанным. Для неё это было лучше, чем участвовать в бесконечных обменах репликами и дежурными фразами.
Она вспомнила, как дед впервые рассказал ей, маленькой девочке о том, как человечество выходило в космос. Не только рассказал, но и показал несколько видеороликов и несколько десятков снимков на своём настольном инструментроне. Тогда она впервые приехала с мамой к деду на дачу, которую он именовал усадьбой. Это действительно была усадьба. Светлана тогда, после разговора с дедом, была непривычно даже для самой себя тиха, немногословна и задумчива. Вероятно, основные силы она тогда направила на осмысление сказанного дедом. А он был уверен в том, что она, его внучка, сможет стать не последним человеком в имперском астрофлоте. Нет, конечно же, он не пытался предсказывать её личное будущее, не пытался убедить её в том, что профессия астронавта — единственный разумный выбор. Он дал ей информацию для размышлений. Долгих, напряжённых размышлений.
С тех пор она изменилась. Стала больше читать, увлеклась историей земной и российской космонавтики. Далеко не сразу она ощутила, что это ей очень близко, дорого, важно. Далеко не сразу она приняла решение стать астронавтом. Многое она осваивала в играх, многое — нагружая своё воображение после чтения книг из дедовой библиотеки.
Теперь Светлана Стрельцова хорошо понимала своего деда. Он хотел дать внучке возможность ощутить прелесть, силу, совершенство наибольшего возможного выбора. Этот выбор она сделала совершенно самостоятельно: стала ориентироваться на то, чтобы не просто отслужить в имперских вооружённых силах, а стать кадровым офицером Астрофлота России. Командиром большого дальнего военного корабля.
Третий подземный этаж. Откозыряв охранникам, Светлана свернула в тихий коридор, скользя взглядом по номерным табличкам на дверях. Вот и нужная дверь:
— ... прибыла по вашему приказанию, — отрапортовав о прибытии, Светлана взглянула на сидевшего за столом мужчину.
Если бы она встретила его на улице, никогда, пожалуй, не подумала, что он — генерал-полковник ВКС Империи и начальник засекреченного Внутреннего факультета, на котором учились самые подготовленные слушатели Академии. Учились так, что об их учёбе никто ничего точно не знал.
Вячеслав Сергеевич и в своём служебном, без сомнения — секретном кабинете не изменял правилам конспирации. Он был в гражданском костюме, белой рубашке и строгом галстуке, а его глаза скрывались за старомодными очками. Всем своим внешним видом он напоминал финансиста, может быть — инженера. Светлана отметила в его облике и то, что обычно было свойственно очень знающим медикам.
— Рад вас видеть, Светлана Васильевна. Присаживайтесь. — Кондратьев привстал, простёр руку, указывая на стоявшее у стола кресло.
Кабинет начальника Внутреннего факультета был не слишком большим, но обставленным со вкусом, хотя и скромно.
Усевшись в кресло, Светлана вопросительно посмотрела на хозяина кабинета. И он не стал испытывать её терпение.
Разговор с Кондратьевым продолжался более двух с половиной часов. На два ближайших года Стрельцова получила возможность параллельно учиться в одной из групп Внутреннего факультета Академии. Ей эта возможность понравилась.
— Познакомитесь с вашими одногруппниками, Светлана Васильевна. Пятый подземный уровень, зал шестнадцать. Они уже в курсе, что вы вливаетесь в их коллектив, ждут вас. Установочную информацию об учёбе вы получите на свой инструментрон. А сейчас идите, знакомьтесь со своими новыми коллегами, — усмехнулся едва заметно Кондратьев. — И — не удивляйтесь, здесь, в подземельях, мы почти всегда ходим в гражданском. В вашей комнате приготовлены полные комплекты гражданской одежды. Если что не так — скажете сотрудникам Службы обеспечения, они помогут.
— Разрешите идти? — Светлана встала.
— Идите. С завтрашнего дня у вас начинается новая дорога. Успехов. — Кондратьев включил настольный инструментрон, показывая собеседнице, что встреча подошла к концу.
В названном начальником Внутреннего факультета зале её ждал сюрприз: вместо строгой аудитории там Светлана обнаружила весьма крутой ресторан. Вокруг стола собрались пятнадцать слушателей, все, как и предупреждал Кондратьев, были в гражданском. Никакого особого дресс-кода — рубашки, свитера, жилетки, платья, сорочки.
Подойдя к столу, вокруг которого сгрудились её новые коллеги, Светлана обрадовалась: сначала она подумала, что в группе одни парни. Оказалось, что три девушки уже сидели возле стола, а парни — почти все, за исключением двоих — стояли. Один из парней быстро и чётко сервировал стол, его глаза были надёжно закрыты шарфом. Слышался смех, подначивающие сервировщика возгласы.
Немного удивившись — она не ожидала такое увидеть во владениях Внутреннего факультета Академии — Светлана приблизилась к столу и через несколько секунд уже сидела на мягком стуле рядом с черноволосой девушкой, в которой она бы никогда не опознала слушательницу Внутреннего факультета Звёздной Академии. Ею и оказалась Алла Кирилловна Селезнева — слушатель Медицинского факультета Звёздной Академии.
Эти пятнадцать слушателей стали её лучшими друзьями и впоследствии — одними из самых ценных коллег и сослуживцев. Со временем она познакомилась и со старшекурсниками Внутреннего факультета, благодаря поддержке и помощи которых, уже после окончания учёбы в Академии, смогла справиться со многими задачами и проблемами.
Первый год совмещённого обучения пролетел для Стрельцовой как одно мгновение. Так интенсивно и полно она ещё никогда не училась и не работала. Преподаватели и сотрудники Внутреннего факультета её очаровали и потрясли своей компетентностью и профессионализмом.
В свой очередной отпуск Светлана уехала в село, перегруженная впечатлениями и темами для размышлений. Потому она часто вечерами приходила на берег реки, усаживалась на деревянный помост старого 'пешеходного' моста и думала. Незаметно вечер передавал свои права ночи, но Стрельцова редко когда возвращалась домой раньше полуночи. Да и засыпая, она старалась многое додумать, доразмыслить, допонять. Ей нравилось, что в сельской тишине, в сельском покое она столько времени может провести наедине с собой. Своей сутью, своими мыслями, своим внутренним миром.
Недалеко от околицы села была Маковая поляна — из года в год там пламенело целое море красных маков . Изредка, когда ей хотелось остаться одной и не думать ни о чём, связанном с учёбой и работой, Светлана уходила на эту поляну, садилась, осторожно срывала один цветок и, поднеся его лепестки к губам, замирала на несколько часов.
Возвращаясь под вечер, Стрельцова часто сворачивала к зданию сельского клуба. Входила в зрительный зал, поднималась на сцену, подходила к роялю, открывала крышку. Садилась на табурет и играла. Тихо, только для себя одной, всегда с благодарностью вспоминая свою строгую и очень знающую наставницу.
Рояль её очаровывал своими возможностями, своей мощью. Бывало, конечно, что приходилось играть и на фортепиано, но Светлана старалась больше играть именно на рояле. Тем более что наставница дала ей возможность подготовиться к взятию новой высоты: освоению игры на органе. Далеко не сразу этот огромный, сложный и требовательный инструмент признал Светлану, стал слушаться её. Стрельцова не отступала, училась, тренировалась, изучала доступные в Интернете материалы по устройству, характеристикам и возможностям самых разных органов. Благодаря знакомым наставницы она смогла на несколько дней получить доступ к пультам самых известных европейских органов.
Ей нравилась мощь и строгость этого инструмента. Она старалась не садиться за его пульты в обычном современном платье, костюме или комбинезоне, чувствуя, что орган требует 'соответствия эпохе'. Роскошные платья из семнадцатого и восемнадцатого столетий стали привычны для Стрельцовой именно благодаря общению с органом. Тем более что в Европе тогда был бум интереса к древним временам и снимались десятки и даже сотни художественных игровых и полудокументальных фильмов, где практически никогда не приветствовались малейшие детали 'из современности'.
В архиве семьи Стрельцовых хранились многие тысячи снимков, запечатлевших Светлану за пультами органов во время съёмок таких лент. Но самой важной и ценной фотографией Светлана считала ту, где она стоит рядом с сидящей за пультом своей наставницей — требовалось вовремя перелистнуть бумажные страницы нотного сборника произведений, чтобы дать возможность солистке не сбиться с темпа, не 'скомкать' мелодию. И Светлана, и её наставница запечатлены были на фотографии в платьях восемнадцатого столетия и с причёсками, полностью соответствующими нормам того времени. Полное погружение в древность. Светлана странным образом не уставала после таких съёмок. Она наоборот чувствовала себя отдохнувшей и восстановившей не только физические, но и душевные силы.
Вместе со своими друзьями и коллегами с обоих факультетов — Внутреннего и Пилотского — Светлана объездила почти всю Россию, совмещая службу, работу и отдых, но отдавая преимущество работе и службе. Да, она любила преодолевать пешком десятки километров, довольствуясь только тем, что несла с собой в рюкзаке. Да, палатка и костёр стали ей предельно привычны. Но она по-прежнему даже в таких походах старалась всё же больше учиться и работать, чем отдыхать и развлекаться.
Возвращаясь из поездок и походов по стране, Светлана неизменно несколько дней проводила рядом с мамой. Наедине с ней. Они тогда много и долго тихо говорили между собой. Особенно Светлана любила быть рядом с мамой в селе ранним утром, на берегу озера. Там у них было своё, достаточно уединённое место.
Мама многое знала о Светлане, её учёбе и работе, но никогда не пыталась ею слишком уж плотно руководить и чрезмерно её контролировать. Хотя почти всегда она задавала дочери один и тот же немой вопрос — когда же она представит семье своего избранника? Светлана грустно молчала, понимая, что её мама прочтёт всё в её душе и не нужно будет ничего говорить вслух.
У мамы были две сестры: старшая Альбина и младшая — Рената. Когда сестёр видели вместе, почти никто бы не сказал, что изящная тоненькая Альбина — старшая сестра, а более ширококостная и склонная к небольшой полноте Рената — младшая. Сёстры, в очередной раз узнавая, что окружающие опять спутали порядок их старшинства, только улыбались. Иногда — смеялись, но никогда не пытались оспорить своё старшинство между собой.
С ранних лет они занимались пением, музыкой, танцами, шили себе самые разные наряды — преимущественно старинные, богато украшенные, которые старались носить и в обычной жизни, а не только на сцене, съёмочной площадке или подиуме.
