Единственный с Земли

Нет, нервничать больше не стоит, нужно целиком сосредоточиться на цели. В рощу зантров идти нет смысла — слишком часто бывал там раньше, и тамошние деревья научились не только сопротивляться воздействию, но и выбрасывать вверх корни, оплетая ими имевшего несчастье забраться в их владения. Лучше наведаться к двухголовому утёсу — там заросли колючих вурслов, по которым, даже если и засохнут, никто плакать не станет.

Подумав так, Пулсок перенёсся прямиком к фонтану. Эх, жаль, рыбок в нём нет, как красиво плавали бы кверху брюхом. А к зарослям путь неблизкий, мелькнула даже мысль кликнуть призраков — с ними как-то спокойнее. Но, подумав немного, гоблин решил не звать их — пусть лучше патрулируют школу. Вряд ли он наткнётся на кого-либо из воспитанников — тех давно отучили шастать ночью по лесу. Ему самому ночная тьма нисколько не мешала — будучи из числа подземных гоблинов, при свете звёзд он ориентировался ничуть не хуже, чем днём. И часа не прошло, как он оказался у входа в лощину, где росли вурслы. Согласно местному поверью, если пройти по дну оврага до конца, то наткнёшься на расщелину, выводящую на другую сторону, откуда можно спуститься к подножию гор. Но никто не ходил этим путём — попробуй-ка продерись сквозь ощетинившиеся иглами кусты. Да и зачем — чтобы, случайно оступившись, свалиться с обрыва? Незачем испытывать судьбу, тех кустов, что растут на склонах лощины, хватит за глаза.

Выбрав из них те, что казались погуще, гоблин подвесил на одну из ветвей амулет и нажал на чёрный камень в самом его центре. Внутри камня зажёгся багровый огонь, неспособный стать путеводным светом, ибо сердцем его являлась тьма. И такая же тьма расползалась теперь во все стороны, заставляя увядать едва распустившиеся цветы, делая листья сухими, а ветви — жёсткими и ломкими. Так продолжалось, пока она не насытилась и не втянулась обратно в камень, ставший в результате малиново-красным. И едва гоблин коснулся его, как почувствовал небывалый прилив сил — словно заново родился. Он вновь ощущал себя молодым и сильным, а камень потускнел и вновь стал чёрным.

Теперь можно и возвращаться — ещё есть время урвать кусочек сна перед началом турнира. Первое выступление учеников он пропустил, не видя для себя особого интереса присутствовать на нём, но на второе придётся идти. И отмечать наиболее продвинутых в волшебстве — таково повеление хозяина. Тот, кажется, был ещё чем-то расстроен... нет, скорее встревожен, упомянув о странной магии. Надо бы выписать парочку новых маг-детекторов — вдруг старые вышли из строя, хотя на колдовство Мастеров они откликаются, а ученические заклинания попросту слишком слабы для них. В колдовских делах Пулсок разбирался настолько, насколько от него требовалось — его собственный запас маны был настолько ничтожен, что не позволил бы сдвинуть с места даже пылинку. Когда-то он пытался его увеличить, но ни кристаллы, ни медитации не помогали. Гоблины по своей природе существа немагические, и тут уже ничего не поделаешь. Скорей уж гном станет волшебником, чем гоблин, про эльфов и орков и говорить нечего. Длинноухие ещё куда ни шло, но орки! Грубые и невежественные существа, ничуть не лучше гоблинов, а в чём-то даже хуже — и им даётся магический дар! Столь вопиющую несправедливость Пулсок всегда принимал близко к сердцу и по мере сил вставлял оркам-школярам палки в колёса. Будь его воля, ни один из них даже на порог школы не попал бы, но увы — набором учеников заведует Иксоар, а тому всё равно, кого отбирать, лишь бы дар присутствовал. В последний раз и вовсе обмишулился, пригласив неизвестно откуда человека, у которого даже дара нет. И целых четыре орка — явный перебор для школы! Самая противная среди них девчонка — с характером, такую согнёшь только магией, да и то ненадолго. Ну ничего, если не образумится, получит 'особое приглашение', тем более что со способностями у неё всё в порядке — изо всех сил старается настоящей колдуньей стать. Спасибо дружинникам — информация, поставляемая ими, иногда оказывается поистине бесценной. Добровольные информаторы были у него и раньше — желающие выслужиться перед начальством найдутся всегда. Другое дело, они редко самоорганизовывались, предпочитая действовать каждый на свой страх и риск; в этом отношении нынешняя дружина явление достаточно уникальное. Но тем проще следить за порядком — где призраки недоглядят, там активисты подсуетятся. Побольше бы таких сознательных учеников, насколько облегчилась бы жизнь школьного руководства! Ведь дети непослушны, своенравны, а подчас и злокозненны — хлебом не корми, дай что-нибудь разрушить или напакостить. И дети-волшебники не исключение; хуже того, владение магией позволяет им изобретать такие 'шалости', до которых обычные мальчишки и девчонки сроду не додумались бы. Вот бы кто из Мастеров изобрёл заклятие, под действием которого дети были бы абсолютно послушны, отменно вежливы и даже в мыслях не имели бы сделать что-то не так, как положено. С подобным предложением он, помнится, уже обращался к Нарайе, предшественнику Искитта. Но тот категорически отказался создавать нужную формулу — мол, тогда школяры потеряют всякий интерес к жизни и вообще перестанут существовать как личности. Кому интересны их личности, раздражённо подумал он тогда, но спорить не стал. Впрочем, если осталось немного, нет смысла менять что-либо. А теперь можно и на боковую — хотя с таким запасом энергии он запросто мог бы бодрствовать до конца следующего дня.

Однако нет, ещё одно дело осталось не сделанным — давненько не заглядывал он в музей. В принципе, никакой особой необходимости в этом пока нет — попытайся кто вломиться туда через парадную, магические сторожа тут же подняли бы тревогу. Да и в самом музее есть ловушки — на случай, если кто-либо из воспитанников умудриться телепортироваться внутрь. Хотя такого не случалось ни разу за всё время после того, как вход был опечатан, а прошло с той поры без малого двести лет. Почему хозяин отдал приказ закрыть его, Пулсок и сам не знал, но приказ был строжайшим: внутрь никого не пускать, даже учителей, поставить надёжную защиту от 'нелегальных проникновений' и регулярно следить за сохранностью музейных экспонатов. Хотя те и так находились в безопасности внутри стеклянных витрин, запертых как обычными, так и магическими засовами. Правда, в истории школы бывали случаи, когда кое-кому из учеников удавалось преодолеть защиту и похитить или сломать тот или иной артефакт — но вряд ли из-за этого закрыли музей, причина в чём-то ином. Как жаль, что хозяин не до конца доверяет ему! Ведь он ни разу не дал повод усомниться в собственной преданности и никогда, даже в мыслях, не помышлял идти наперекор. Ладно пусть так, хотя немного обидно. Вдобавок пришлось выдумывать причину для закрытия музея — хозяина подобные 'мелочи' никогда не заботили. Однако и ему приходилось время от времени вмешиваться — например, когда Мастер Тайкью решил собственноручно обследовать 'магическую аномалию', ни с того ни с сего возникшую в музее. В результате пришлось в срочном порядке подыскивать ему замену — среди тех, кто не суёт свой нос, куда не следует.

А ведь в самом музее есть на что посмотреть, подумал гоблин, перенёсшись прямиком в Выставочный Зал. Слева собраны образцы оружия, на каждое из которых наложены колдовские чары — меч, при ударе обжигающий огнём; кинжал, способный резать камень словно масло; булава, вес которой магически уменьшен во много раз — даже ребёнок смог бы размахивать ею, сокрушая всё на своём пути; лук, стрелы которого всегда попадают в цель. А напротив — секция защиты от них, и в первую очередь комплект доспехов из мифрила, мечта любого воина. Есть и броня попроще, 'всего лишь' из выдубленной кожи, зато при ударе по ней любое оружие соскальзывает, не причиняя особого вреда. Здесь же присутствует и небоевое облачение, к примеру, шляпа Иллюзорного Ужаса — надевший её приобретает настолько устрашающий облик, что мало кто решится подойти поближе, даже сознавая, что это всего лишь иллюзия. Или сапоги Бесшумного Бега — в них любой сможет передвигаться не только быстро, но и очень тихо. Или серебряная корона, от которой во все времена ученики приходили в восторг — ещё бы, ведь пока она на голове, никто тебя не увидит! Есть и экспонаты попроще, такие, как Белоснежное Платье — его невозможно испачкать, даже вывалявшись в грязи, оно остаётся ослепительно-белым.

Чуть дальше выставлены предметы, имеющие большее отношение к магическим искусствам. Посох, когда-то принадлежавший Наэргину, основателю и первому директору школы; его навершие до сих пор светится мягким голубоватым светом, но какое колдовство заключено в нём, теперь уже не скажет никто. Или жезл архидруида Квиэллеса, который, если верить легендам, любую пустыню мог превратить в цветущий сад. А рядом — целая коллекция колец и амулетов, составившая бы честь любому ювелирному магазину, поскольку в большинстве своём они были сделаны из золота и серебра, вдобавок украшены драгоценными камнями. В зависимости от вида и огранки камня их можно было зачаровывать на защиту от огня, холода, проклятий и ментального воздействия, на создание магических преград, ловушек и иллюзий, на гипноз, ослепление или устрашение противника — в общем, почти любым заклятием. Вдобавок их можно носить сразу несколько — неизвестно ведь, как может сложиться ситуация! Правда, представленные в Выставочном Зале образцы давно уже не несут в себе никакого волшебства и имеют лишь историческую ценность. Хотя нет — в качестве ювелирных изделий они ещё могут представлять интерес, и когда его служба здесь, на Фалшахе, подойдёт к концу, он обязательно прихватит некоторые в качестве 'сувениров на память' — на Галлаэри за них отвалят целый мешок золота.

С трудом удержавшись от искушения сразу же засунуть в карман самые красивые 'побрякушки', гоблин начал обход Зала. Дальняя его часть представляла собой выставку вещей, сконструированных чаще всего ради забавы. Как, например, игрушечная мельница с лодочкой под мельничным колесом — стоило налить в неё воды, как колесо начинало вращаться, а мельник делать вид, будто перемалывает зерно. И никто не крутил ручку, приводя механизм в действие! На самом деле внутри колеса обитал воздушный элементаль, а сигналом к началу его работы служило появление воды в лодочке. По соседству с мельницей располагались чернильница и пузырёк с чернилами — сделанная ими надпись вскоре исчезала, и прочесть её можно было лишь смочив бумагу молоком. Или набор кеглей для жонглирования — каким бы неловким ты ни был, они не упадут на землю и всегда возвратятся в твои руки. Наличие в музее столь странного экспоната объяснялось тем, что в былые времена многие молодые маги подрабатывали в цирках — позором для профессии это не считалось. Но ещё более странным казалось присутствие здесь корзины с набором мётел, на которых якобы когда-то можно было летать. Какая чушь! Более неудобного летательного аппарата сложно даже представить, особенно для представителей мужского пола. Да и зачем перемещаться куда-то по воздуху, если можно просто телепортироваться? Всё-таки среди чародеев немало тех, кто с головой не дружит. Они ещё на стульях отправлялись бы в полёт!

Дальше всего остального, в самом конце Зала, располагалась выполненная из розового мрамора статуя странного существа, подобных которому гоблину никогда встречать не приходилось — четырёхрукого, вдобавок трёхглазого (третий глаз располагался прямо посреди лба, и в него был вставлен огромный рубин). Одной парой своих рук существо держало на весу медную жаровню, две другие руки были разведены в разные стороны. Полустёртая надпись 'Оракул' на постаменте, сделанная на древнеэльфийском, не давала никаких подсказок тому, откуда могло взяться столь странное создание. Вернее, его мраморное изваяние — однако неведомый мастер, вырезавший статую из куска мрамора, явно делал это, имея перед глазами оригинал. Откуда она взялась здесь, никто уже не помнил; вроде бы когда-то умела предсказывать будущее, но тонкости ритуала со временем забылись и за ненадобностью её отправили в музей. Где она благополучно покрывалась пылью — как и всё остальное. За всё время после закрытия здесь ни разу не проводилась уборка — да и зачем? Самому гоблину пыль нисколько не мешала, более того — появись здесь посторонний, остались бы отпечатки следов на полу.

Убедившись, что ничьих иных следов, кроме его собственных, в Зале нет, гоблин слегка успокоился. Проверив на всякий случай ловушки, предназначенные для непрошенных гостей, он перенёсся обратно в свои апартаменты, в которых когда-то проживал Великий Мастер Шупуш в свою бытность директором школы. О прежнем постояльце, правда, уже ничто здесь не напоминало: книги и прочие ненужные вещи Пулксок собственноручно отправил в камин, а посреди комнаты приказал установить трон из позолоченного дерева, сидя на котором, он ощущал своё превосходство даже над учителями школы. А скоро у него будет трон из чистого золота, и он станет повелителем всех гоблинов — так обещал хозяин.

Глава 41.

Появление в Главном зале 'господина Пулсока' стало для Тима неприятным сюрпризом. Пусть он и не прошёл во второй тур, но всё же явился поболеть за своих более удачливых товарищей. Аналогичным образом поступило большинство проигравших, так что почти весь класс был в сборе. Хорошо ещё, Агыга забыли позвать — вот кому на состязаниях магии совсем не место. Хотя и Пулсоку по большому счёту здесь тоже делать нечего — колдун из него никакой, одни понты на голом месте. Вот и сейчас — делает вид, будто он тут главный: занял центральное место за столом, оттеснив учителей к краям. И почему они позволяют ему так себя вести!? Этот вопрос занимал Тима чуть ли не с момента прибытия в школу, и он никак не мог найти на него ответ.

Более того, перед самым началом состязания, к учительскому столу подошёл Гермехт и с подобострастной улыбкой подал гоблину какую-то бумагу. Тот одобрительно кивнул в ответ, сразу же углубившись в её изучение. Вот бы хоть краешком глаза увидеть, что там написано! Но можно ставить сто против одного — Пулсок никому её не покажет. Даже если очень вежливо попросить.

Вновь 'бабочка' и шар со светлячками внутри, но теперь их количество вдвое меньше. И Флуффи сменил окраску с розовой на бледно-зелёную. А напутственное слово взял на себя Мастер Сааг-Коф, от всей души пожелавший всяческих успехов участникам состязания. Заодно огласив новые условия для победы в нём, а беспристрастный жребий свёл меж собой Юмиаль и Алкитми.

Теперь на постаменте посреди Зала находились две чашки, доверху наполненные водой, и нужно было превратить воду в лёд — ну или хотя бы охладить её сильнее, нежели соперник. В следующем раунде места чашек занимали округлые деревянные бруски: требовалось, вооружившись Сверхсилой, сломать любой из них. И, наконец, на постаменте появлялись уже знакомые по первому туру пирамидки, но теперь предлагалось не разрушать их иллюзорные копии, а, напротив, создавать их — кто больше наплодит, тот и выиграл.

И если в умении разжигания огня мало кто может поспорить с пэйротом, то точно так же в искусстве заморозки мало кому удастся оставить позади юсму. Вот и у Юмиаль не получилось — Алкитми заморозил вначале свою, а потом и её воду. Со Сверхсилой, правда, не задалось у обоих — то ли бруски оказались слишком крепкими, то ли ошиблись в формуле. Те, кому предстояло сегодня выступать, схватились за гримуары — никто не предполагал, что выдадут задание из Белой магии, поэтому штудировали в основном учебники по Жёлтой и Красной. Зато в третьем раунде Алкитми однозначно взял верх: ему удалось создать целых три иллюзорные копии, а Юмиаль — всего одну, да и то едва различимую.