Теория Фокса

Тайфун настиг их, едва они обогнули Корею. Шторм ворвался без предупреждения, взметнув столбы воды, похожие на стальные небоскребы, до самого неба. Неистовый ветер срывал их верхушки, завывая и унося вдаль водную пыль.

Катер безжалостно кидало из стороны в сторону — он был лишь щепкой в игре стихии, раз за разом взбираясь на очередную волну лишь затем, чтобы мгновение спустя сорваться с нее в отчаянном пике.

Все смешалось — больше не было верха и низа. Забившись в угол на носу катера, прижавшись к борту, Джим кожей чувствовал беснующуюся мощь по ту сторону тонкого слоя металла, готовую смять, сокрушить и обратить в забвение всё на своём пути. Каждый вал казался последним — катер кренился всё больше и больше. Было трудно представить более отчаянное положение, и Джим лишь вглядывался в лицо капитана, ожидая увидеть признаки надвигающегося конца. Но тот был сосредоточенно спокоен, как самурай во время битвы.

Наступила ночь, и в полной темноте они прорывались вперед, искали путь сквозь стихию, лишь часы на руке Джима кроваво мерцали.

Вдруг катер сбросил скорость, и вой двигателей затих. Джим осторожно высунулся — перед ними, тяжело проваливаясь после каждой волны, стоял сторожевой корабль. С расчехленной носовой пушкой, темный, без единого огня на палубе, он был похож на летучего голландца, унесенного бурей, и лишь вращающаяся планка радара говорила о том, что эта машина смерти жива.

Внезапно на рубке мигнул сигнальный фонарь. Капитан словно ожидал его — двигатели снова взревели, и катер рванулся вперед, пройдя вплотную к сторожевику, глухо отразившись воем двигателей от серого борта с красной звездой. Ещё мгновение — и сторожевик исчез позади во мгле.

Почти сразу же они вошли в русло реки, и ветер, как по приказанию, стих, вода сразу помутнела и успокоилась. Усилием воли Джим заставил себя разжать руки и отпустить фальшборт.

Еще несколько минут, и они очутились в удушливом облаке. Впереди ползла вереница крохотных барж, гуськом пробирающихся вверх по течению, источая вокруг себя гарь, видимую даже в ночи. Виляя в их бесконечной веренице, капитан одновременно пытался огибать скопления мусора, тенями мелькающие за бортом.

В промозглой мгле по сторонам проплывали мрачные силуэты портовых кранов, походившие на скелеты древних животных, выброшенных на берег умирать. Все было серо, и лишь впереди полоса красных и зеленых огоньков на кормах барж указывала путь.

Пройдя под очередным исполинским мостом, капитан вдруг резко взял право руля и проскочил между двумя обшарпанными буксирами. Едва не зацепившись за уходящий в воду трос, он резко сбросил газ, и уже через мгновение стоял на носу, целясь канатом куда-то в сумрак причала. Еще до того, как швартовый был закреплен, вынырнувшие из ночи тени стали через борт перегружать деревянные ящики с быстро портящимся драгоценным товаром.

Джим уже привык, что в плотной дымке всё появлялось из ниоткуда и исчезало в никуда. Но когда у самого борта, в двух шагах от него, возник силуэт в форме, он вздрогнул. Однако, тот появился лишь для того, чтобы чуть заметно кивнуть капитану и пропасть обратно в ночи. За все это время никто не проронил ни слова.

"Сюда, очевидно, карантин пока не дошел. Горы высоки, император далеко".

Капитан отряхнул плечо, и Джим, получив оговоренный сигнал, нацепил очки и маску, поднял капюшон и перелез через борт, едва не поскользнувшись на мокром бетоне. Тени были слишком заняты разгрузкой, чтобы отвлекаться — сквозь тишину доносились лишь их мягкие, семенящие шаги.

Шатаясь и спотыкаясь в кромешной тьме, Джим брел вдоль грубой кирпичной стены прочь от причала в поиске дверного проёма. Сердце дрогнуло, когда он носом чуть было не уткнулся в глухой угол. Но рука всё же судорожно нащупала обещанную дверь и, мельком оглянувшись, Джим проскользнул внутрь.

Боясь каким-нибудь звуком выдать себя, он крался по узкому коридору, вытянув вперед руки. Его качало — пол уходил из-под ног. Каждое неловкое движение отзывалось гулким эхом, но он постепенно продвигался вперед, и вскоре коридор выбросил его наружу. Стараясь не дышать, он прикрыл за собой дверь и медленно оглянулся.

Улица была пуста. Через дорогу угадывались ещё спящие дома, и лишь где-то вдали маячили редкие молчаливые уличные продавцы на велосипедах с прицепами. Сладкий запах печеного картофеля и едкого дыма просачивался даже через маску.

"Шанхай!"

И тут вспыхнул таймер, отбросив на стену красные блики:

0 дней, 6 часов, 00 минут.

"До поезда час. Не мешкай, Джим".

Карантин означал, что как только первый прохожий распознает в нем иностранца, ему конец. Весь расчет Джима был на смог. В середине осени ветер менялся с восточного на западный, и на место свежего морского бриза приходил удушающий холодный дым бесчисленных фабрик. Всё окружающее погружалось в блеклую, разъедающую глаза пелену, и люди стирались в безликие силуэты в масках. Сплошного капюшона и пары изменений в походке было достаточно, чтобы смешаться с толпой. Никому не было дела до закутанного до макушки прохожего.

Первым делом нужно было выбраться подальше от порта. Как только слухи о просочившемся иностранце начнут расползаться, выезды перекроют. Нетвердой походкой он зашагал вдоль кажущейся бесконечной стены, стараясь не высовываться из её тени — в дремлющем субботнем городе одинокая фигура наверняка привлекла бы ненужное внимание.

Дойдя, наконец, до перекрестка, он прислонился к облезлому стволу уже сбросившего листву платана, стараясь слиться с ним в одно целое. Не успел Джим толком осмотреться, как вдали показался мерцающий зеленый огонек. Слегка притормаживая на перекрестках, в плотной дымке такси летело, похожее на комету. Джим выбросил руку вперед.

Водитель машинально повторил адрес, кивнул и сонно уставился на дорогу, лишь время от времени отрывисто зажимая клаксон большим пальцем, притормаживая на очередном перекрестке. Он клевал носом.

"Конец смены. Удачно", — подумал Джим.

Сквозь лобовое стекло, увешанное планшетами и какими-то перемигивающимися устройствами, дорога была едва видна. Автоматический голос без остановки бубнил какие-то адреса.

Несколько раз повернув, такси быстро выбралось из лабиринта жилых домов и выехало на эстакаду хайвея, набирая скорость. Джим обернулся — сзади было темно. Пока они неслись над крышами домов по все ещё пустынному шоссе, он, наконец, выдохнул и поправил громоздкие, больно давящие на переносицу очки с выдавленными линзами. По сторонам сливались в бесконечную полосу рекламы машин, рисовой водки и маленькой пухленькой девочки, присевшей в задумчивости рядом с лозунгом "Мечта Китая".

Конечно, можно было сразу поехать на вокзал, но, как бы ни поджимало время, оставлять столь очевидный след было опасно — они наверняка будут опрашивать водителей.

Такси приближалось к центру, и в дымке, как привидения, начали проступать колонны офисных зданий. Ракетой, нацеленной в небо, справа показался шпиль русского дома, и водитель свернул с хайвея. Он молча взял деньги, так ни разу и не посмотрев назад.

Перебежав дорогу, Джим подошел к очереди из зеленых такси, томящихся перед ещё спящим отелем "Ритц-Карлтон". Нового водителя его персона также не заинтересовала, и уже через десять минут они нырнули в подземную парковку вокзала.

— Покажи свою карточку, — устало потребовал человек в форме сразу при выходе из парковки.

"Патруль! Черт побери! Надо было выйти за несколько кварталов до вокзала! Идиот!"

Патруль стоял в засаде за углом. Джим загнанно оглянулся, но пути назад не было.

— Покажи мне свою карточку, — уже раздраженным тоном на шанхайском диалекте повторил патрульный. Не поворачивая головы, Джим ещё раз огляделся по сторонам — они были почти одни. Лишь метрах в тридцати другой патрульный в точно такой же форме проверял входящих.

"Думай. Думай быстрее. Это не полицейский, а просто какой-то помощник, дружинник. Клерк"

Сквозь бутафорские очки он видел усталые, печальные и распухшие глаза с набухшими синяками под глазами. Перед Джимом стоял измотанный, больной и несчастный человек, застрявший на осточертевшей ему тупиковой работе. Джим мог представить его отчаявшуюся жену, каждый вечер пилящую его от безысходности . Все, на что ему оставалось надеяться, это ранняя пенсия.

"Пока никого нет, действуй"

— Пожалуйста, отпустите меня, я иностранец, — приспустив маску, жалостливо сказал Джим на ломаном пекинском диалекте, чтобы походить на корпоративного лаовая, одного из иностранцев, которых западные компании массово засылали сюда работать. — Завтра утром я лечу домой. Мне нужно лишь забрать семью. Пожалуйста!

Глаза патрульного расширились, а рука потянулась к рации на поясе. Краем глаза Джим следил за его напарником, погруженным в проверку пары беспокойных уйгуров с целой телегой замызганных сумок.

— Пожалуйста, — Джим взял дружинника за рукав и тот, заморгав, уставился на золотой слиток в своей руке. Слиток тускло поблескивал. Джим говорил быстрым шепотом, пытаясь подыскивать правильные слова и одновременно просчитывать варианты:

— Это золото, почти триста тысяч юаней.

"Это две или три его годовых зарплаты. Нас никто не видел, так что он может взять золото и завтра выйти на пенсию, к радости жены. Если же он поднимет тревогу, то все, что он получит, это похлопывание по плечу. Ну и, может быть, грамоту... И ад дома, когда узнает жена. Шансы на моей стороне"

— Пожалуйста, отпустите. Это чистое золото. Никто нас не видит. Я просто лаовай.

Патрульный нервно оглянулся назад, и Джим увидел, как его глаза забегали. По-видимому, их расчеты привели к одинаковому выводу. Как только патрульный начал колебаться в нерешительности, Джим перехватил инициативу.

— Спасибо! — шепотом сказал он, нацепил маску и двинулся вперед по лестнице, на каждой ступеньке ожидая окрика сзади... Кровь стучала в висках.

"Не побежать... Не сорваться..." — приказывал себе Джим.

Уже почти наверху. Вот, вот уже она — спасительная ступенька, за которой начинается привокзальная площадь. Уже виднелись часы на крыше и очередь, змеёй уходящая внутрь вокзала. Оставалось лишь перешагнуть порог...

Сзади раздался резкий крик и шум толкотни. Сердце замерло, и Джим в ужасе обернулся.

Уйгуры пытались поймать вырвавшийся чемодан, покатившийся вниз по лестнице. Патрульный смотрел в противоположную сторону. До Джима никому не было дела.

Уже через минуту, смешавшись с толпой, он пробирался через турникеты. Внизу длинными поленьями, как крокодилы на берегу, лежали скоростные поезда. Джим дважды пробежал сквозь хаос зала посадки, пока, наконец, не нашел шестичасовый экспресс на Пекин. Быстрым шагом он спустился по эскалатору и очутился на перроне. Толпа уже почти вся растворилась, лишь опаздывающие неслись с чемоданами за спиной да перед дверями вагонов, сжавшись на холодном ветру, небольшие группки торопливо докуривали.

Заскочив внутрь, Джим нашел место у окна и сразу же отвернулся к темному стеклу, с головой закутавшись в куртку, прикинувшись спящим. На него никто не обратил ни малейшего внимания. В вагоне стоял аромат лапши быстрого приготовления, табачного дыма и специй — где-то впереди увлеченно чавкали.

Наконец, раздался сигнал и двери захлопнулись.

0 дней, 5 часов, 1 минута.

До Нанкина был почти час пути, и, пока поезд бесшумно набирал скорость, плавно скользя через бесконечные ряды жилых башен с верхушками, скрывающимися где-то высоко в ноябрьском смоге, Джим ещё раз проверил телефон. Его вместе с очками передал Джиму капитан. Он же сунул ему пачку красных денежных знаков с изображением председателя Мао, многозначительно смотрящего в сторону на что-то, видимое ему одному. Джим снова мысленно поблагодарил Джулию.

Сигнал был сильным и устойчивым, синяя надпись China Mobile обнадеживающе переливалась в углу экрана, и Джим выключил его, чтобы не тратить заряд. Немного переведя дыхание, прикрывшись курткой, Джим открыл папку и, стараясь не шелестеть бумагой, в который раз стал перебирать дело Ли, ища какие-нибудь упущенные зацепки.

Оказалось, что Эйдан всё это время тайно изучал Ли. Как и у любого коллекционера, у Эйдана была мечта заполучить наиболее редкий, желанный и ценный экземпляр. Ли — единственный когда-либо обнаруженный китайский Планк — был бы вершиной коллекции любого синтезатора. В своих руках Джим держал всё, что было собрано на него за последние сорок лет. Всё это уместилось в одну тонкую папку.

Ли был неуловим. Если до конца восьмидесятых отрывочные, косвенные следы ещё изредка намекали на его существование, то затем они пропали окончательно. Единственное, что напоминало о нём, была его сестра, ставшая местной знаменитостью — газеты Нанкина регулярно публиковали трогательную историю её привязанности к умершей дочери. Каждую субботу в парке она ждала её. Это был единственный мостик, ведущий к Ли.

Время от времени Джим поднимал голову, но в окне лишь беспрерывно мелькал серый калейдоскоп однотипных домов, фабрик, и ТЭЦ. Сосед достал прозрачный термос, отвинтил крышку и наполнил её чаем — в воздухе разнесся тонкий, сладкий аромат. Вагон беззвучно нёсся по бесконечной эстакаде, кресла качались в такт.

Сам не заметив того, Джим прикрыл глаза и вдруг погрузился в забытье... Свернувшись в кресле, он прижал колени, обхватив их руками...

Он закричал, когда сосед не выпил ещё и половины крышки. Он подскочил, схватившись за подлокотники, тяжело дыша ртом. Его сердце стучало, даже под маской проступала гримаса отчаяния. Несколько секунд он сидел, уставившись перед собой, затем в ужасе посмотрел на часы и вскочил, пытаясь разглядеть на мониторе следующую станцию. Сосед, отклонившись в сторону, с опаской наблюдал за ним. Наконец, совладав в собой, Джим снова уткнулся в сторону, и до самого Нанкина уже не двигался.

Выскочив из вокзала, Джим на мгновение замер. Перед ним раскинулись озёра и покрытые лесом холмы, подернутые розовым предрассветным туманом. Внезапно не в силах сдвинуться с места, он смотрел на этот осколок природы, зажатый в тисках цивилизации.

"Вперед!"

0 дней, 4 часа, 05 минут.

Парк уже был полон людей. Одни занимались тайчи, другие играли в шахматы. Метнувшись зигзагом из одной стороны в другую, Джим скоро нашел место, столь знакомое по газетным фотографиям. Бордюрный камень углом врезался в гладь озера. Прямо на холодном камне, в стороне от людей, сидела женщина в истрепанной блеклой шляпке с полями. Лицо было отрешенным, как если бы оно было проекцией из какой-то параллельной Вселенной. Глаза были закрыты, и лишь колебания иссохших цветов лотоса за её спиной напоминали о ходе времени.

"Она!"

Сняв очки, Джим присел невдалеке, время от времени поглядывая на неё. В какой-то момент она, словно почувствовав его взгляд, искоса посмотрела в его сторону, едва уловимо, не поднимая глаз. Затем, медленно поднявшись, она плавно направилась в сторону ворот. Никто вокруг не обратил на её уход внимания, и только шахматист под деревом напротив машинально проводил её задумчивым, отсутствующим взглядом.