Материк Сибирь

— Какие новости, Степан Ильич?

— Дмитрий Алексеевич, я назначен самими Каппелем чрезвычайным инспектором железных дорог, — на ходу торопливо глотая звуки, пояснил Семашко, забираясь в броневик и запуская двигатель. Мотор зарычал, выстрелив выхлопными газами. — Отправляйтесь на станцию, Семен вас доставит. А мне надо заскочить домой. Времени на разговоры нет...

— Вы что же один собрались ехать?

— Да, — уже разворачиваясь, крикнул в открытый передний люк Семашко.

— Нет, так дело не пойдет. Мы с вами. — И обернувшись к своим бойцам, распорядился, — Колесов, в броневик, к пулеметам в башне, остальные в кузов, Семен, следуй за броней. Поехали!

Добрались очень быстро, Степан гнал по пустым, ночным улицам, выжимая все из машины и совершенно позабыв об остальных. Время стремительно утекало, заставляя всегда рассудительного и в целом очень выдержанного машиниста накручивать себя все больше и больше. Одна мысль, что цель так близка и ужас от ожидания катастрофы буквально раскалывали его бедную голову на части, заставляя полностью сосредоточиться на управлении машиной и гнать дурные мысли.

Сёме, за несколько минут бешеной гонки, точно прибавилось седины в буйной шевелюре — опыта вождения у него почти не было и в попытке не отстать от своего напарника, он выкладывался на двести процентов. И все равно не успевал. Оказавшись у ворот своего дома, Степан уже совсем потеряв голову, просто бросил броневик и бегом кинулся к родному крыльцу.

Дверь оказалась закрыта. Не в силах больше сдерживаться, он начал бить в нее кулаками, совершенно лишившись здравого разумения и не отдавая себе отчета в своих действиях. Он принялся выкрикивать имена жены и детей, требовать открыть дверь, ему почудилось, что дом пуст и что он больше никогда не увидит свою семью. Это наполнило сердце Степана таким лютым ужасом, что в тот момент он мог бы совершить любую крайность совсем позабыв и о задании Каппеля, и о своем обещании, и что важнее всего — о Боге.

Только появление Семена и Соколовского остановили этот бардак. Они буквально повисли на руках машиниста и принялись успокаивать его:

— Степан, ты чего, в самом деле. Успокойся. Перепугал тут всех. Сам подумай, ну чего ты? Рази ж так можно? Не дури, Степан Ильич, не порядок это. Не хорошо.

Наконец, слова Сёмы стали проникать в затуманенный разум Семашко и он прекратил рваться из рук товарищей. И в тот самый миг, когда он уже выдохнул, и собрался было сказать, мол, всё, отпустите, я в порядке, как дверь отворилась и на пороге показалась Софья с керосиновой лампой в руке.

Вид родного и любимого лица внезапно лишил Степана сил, и он просто осел на колени перед женой, обхватив ее ноги и вжавшись лицом в юбку, разрыдался. Впрочем, продолжалось это совсем недолго. Прикосновение к жене окончательно восстановило разум нашего героя. По сути, эти слезы и были от огромности облегчения и радости обретения заново любимой и семьи. Унтер и Семен, проявив тактичность, отошли к машинам, ожидая Семашко.

— Родная, прости меня. Я на минуту, скажи, дети в порядке?

— Да, Степушка, с детьми всё слава Богу. Я отправила их на половину Алексея Сергеевича. — Дом, в котором жила с некоторых пор семья Семашко, состоял из двух квартир с паровым отоплением. Вторую часть занимал хирург Владимиров, хороший знакомый Степана. Вот к нему и отослала Софья детей по-соседски и по-дружески, — А здесь оставалась одна вместе с господами из ЧеКа. Когда они скрутили тебя, то засаду с дома сняли и уехали все на той машине, приказав мне оставаться на месте и никуда не уезжать.

— Власть красных кончилась, Соня. А те чекисты уже мертвы. Все до одного. Послушай, родная, мне поручено важное дело. Думаю, вам пока не надо никуда уезжать, ждите меня дома. Если город будут оставлять — тогда уплывайте на пароходе, с красными нам лучше дела больше не иметь... Прости, — он принялся осыпать ее руки, шею, губы и глаза поцелуями, — прости, надо ехать.

— С богом, любимый. Возвращайся скорее.

— Обязательно, Соня.

С трудом заставив себя оторваться от жены, Степан решительно развернулся и снова уселся за руль броневика. Но прежде чем машина тронулась с места, из-за спины раздался голос унтера Соколовского.

— Степан Ильич, я тут успел пообщаться с одним из пленных бронеходчиков. Их гараж тут — не так, чтобы далеко. Давайте заскочим, по его словам там и запас горючего, и масел, и резины, и патронов имеется. Согласитесь, лишним все это не будет.

— Да, так и сделаем. Обязательно. Какой адрес? — Отжав сцепление и дав газу, уже на ходу продолжил Семашко разговор.

— Угол Ляминской и Мостовой. Большой дом с сараем...

— Знаю, где это. Как раз по пути, Даже крюка делать не придется.

За последние дни жизнь железной дороги почти замерла. На востоке, по Тоболу — линия фронта, на западе — рельсы заканчиваются за Тугулымом. И куда прикажете ехать? Поэтому значительную часть путейцев оказалась в вынужденном отпуске. Искать сейчас, посреди ночи, людей не было никакого смысла. Главное — машинист и помощник в наличии, загрузить полный тендер дровами, благо запасы на станции еще имелись, и заправить баки водой из красного хобота гидроколонки — дело привычное и не мудреное.

Кочегара и смазчика Семашко надумал прихватить из числа дежурной команды по станции. За размышлениями они чуть было не проскочили указанный пленником угловой дом. Высокие деревянные ворота были закрыты. Вовремя успев затормозить, Степан медленно подъехал, светя уцелевшей фарой, и прикинул, может, лучше просто протаранить и въехать внутрь, не дожидаясь ничего?

Но тут события и сами подсказали, каким будет решение. Калитка приоткрылась и оттуда, прикрывая глаза от слепящего света, вышел красноармеец с винтовкой. Он махнул рукой, что-то неразборчиво за шумом двигателя, проговорил и, повернувшись спиной к броневику, повесил мосинку с примкнутым штыком на плечо, уже двумя руками принялся открывать створки тяжелых ворот.

Дальше оставалось только въехать на двор. Соколовский давно уже занял место у пулемета, заранее убедившись в его исправной работе и наличии заправленной и снаряженной ленты. Оставшиеся бойцы выпрыгнули из кузова грузовика и без лишних слов отоварили сонного охранника прикладом по голове, заодно забрав винтовку. Семашко не глуша мотор, перекинул рычаг на нейтралку и поставил машину на ручной тормоз, а сам, ухватив 'Льюис', полез наружу.

— Эй, чего тут деется, мужики? — На крыльцо дома вышел человек в одном нижнем белье и босиком, зато с маузером через плечо и с горящей керосинкой в руке. Не успел Семашко ничего предпринять, как из броневика оглушительно грянула короткая — на несколько выстрелов — очередь, буквально снесшая противника с ног. 'Что же ты делаешь, Соколовский?!' мысленно выругался Степан. 'Надо было его вязать, а не стрелять, но теперь уж поздно'. Лампа на удивление не разбилась при падении и не погасла, вот только воспользоваться ей машинист не мог — обе руки были прочно заняты тяжелым пулеметом.

Оставалось только в несколько шагов добежать до крыльца и, проявляя разумную осторожность, аккуратно заглянуть внутрь, прячась за косяк. В сенях было пусто.

За спиной протопали сапоги, и в дверной проем проскочил с винтовкой наперевес один из стрелков. Дверь в следующую комнату оставалась открытой.

— Боец, не спеши, подними и поставь лампу на пол. А сам стой здесь. — Распорядился Семашко.

— Эй, кто там остался в доме, слышите меня? Город взят войсками генерала Каппеля, сложите оружие, сопротивление бесполезно. В ответ из темноты оглушительно грохнул выстрел, так что Семашко просто оглох на несколько секунд. Но это не помешало ему ответить с не меньшей, чем противники решимостью. Нажав спусковой крючок, он дал порядочную, на десяток патронов, очередь вглубь дома.

Установилась тишина.

— Если не сдадитесь, кину гранату. — Срывая голос, прокричал, добавляя аргументов Степан. — Ну!

— Не нукай, не запрягал, — раздался из темноты злой, но какой-то обессиленный голос.

Почуяв, что противник дает слабину, Семашко на звук выдал еще одну короткую очередь прямо сквозь внутреннюю стену, от чего во все стороны полетели фонтаном щепки.

— Разговоры окончены, немедленно сдавайтесь или будете уничтожены.

— Всё, не стреляй, выходим. — Раздался другой, сильно напуганный голос.

— По одному, руки в гору, оружие бросайте в сенях и выходите во двор.

На свет лампы изнутри дальней комнаты начали появляться один за другим красноармейцы. Их оказалось шестеро. Бойцы ловко вязали каждого, найденной ту же бечевкой.

— Все вышли?

— Ефим остался, ранетый лежит.

Соколовский успел выбраться из броневика и взять на себя командование, в башню к пулемету он загнал Черного, который пусть и не умел толком стрелять, все же нажать на спуск был способен.

— Тозинцев, иди, посмотри, кто остался в доме.

— Есть.

Спустя несколько секунд из комнаты раздался голос солдата.

— Раненый, отходит уже, грудь пробита, крови натекло много. Больше никого не видать.

— Хорошо, стой там, я сейчас подойду. — Унтер стащил с первого убитого кобуру с маузером и накинул на себя, вынул пистолет и проверил обойму, патроны были на месте. Вооружившись им, Соколовский взял лампу и прошел в дом.

— Оставайтесь здесь, Степан Ильич, присмотрите за пленниками и двором.

— Хорошо. — Совсем не по уставу отозвался машинист. Мысль, что совсем рядом, в нескольких шагах от него сейчас умирает убитый им человек, радости не доставляла, и он был благодарен Соколовскому, что избежал необходимости лично видеть застреленного им красноармейца.

Спустя несколько минут на пороге появились унтер с рядовым, неся в руках груду разнообразного имущества. Оружие, вещевые мешки, патронташи, скатки с шинелями, даже сапоги.

— Чисто. Больше никого в доме нет. А у вас как, тишина?

— Да, все в порядке.

— Тогда давайте осмотрим двор и сарай, всего скорее там главные припасы для броневика, а мы пока закинем в кузов трофеи.

— Что будем с пленными делать?

— В расход пустим, — Увидев, как побледнел Семашко, Соколовский подавился смешком и коротко ответил, — шучу я, Степан Ильич, шучу. Кто же пленных убивает без суда? За это самому под расстрел попасть раз плюнуть.

— Эй, краснопузые, кто из вас в технике соображает? Есть механики, водители?

— Есть, — ответил один из лежащих на земле пленников.

— Подними его, Строев и тащи сюда. Семен, выбирайся из броневика и перегони грузовик во двор, все ближе таскать придется. Игнатьев, закроешь потом ворота.

Крепкий боец без труда поднял пленного, невысокого чернявого парня с щегольскими усиками и подтолкнув, представил пред 'ясные очи' отцов-командиров.

— Кто таков? — Коротко спросил унтер.

— Алексей Фомич Будич, второй механик-водитель этого броневика. — Вытянувшись по стойке смирно, четко ответил пленный красноармеец. — Из самарских мещан. Одна тысяча восемьсот девяносто шестого года рождения. Воевал с пятнадцатого года на Юго-Западном фронте в составе Двадцатого автопулеметного взвода капитана Дзугаева, на 'Горомобое' — артиллерийском Гарфорде с орудием 76мм под командой подпоручика Бушуева. Награжден двумя георгиевскими крестами и медалью, младший унтер-офицер. В 1917 выбыл по ранению, год по госпиталям. В июле 1918 мобилизован в Красную Армию.

— Большевик, сочувствующий?

— Никак нет, господин старший унтер-офицер. Беспартийный, я за прочную власть и порядок в стране.

— Строев, ну ка возьми пару пленников и оттащи за машину, да расспроси про этого Будича толком, потом доложишь.

— Так точно. Все сделаю.

— Давай. — И повернувшись к механику, продолжил, — документы, форма, награды твои где?

— В доме остались, среди вещей, которые выносили, моих вроде не было.

— Ну, пошли, покажешь.

Спустя несколько минут на крыльцо вышел преобразившийся и полностью одетый Алексей Будич. Кожаные куртка и бриджи, высокие шнурованные ботинки с крагами, кожаную фуражку с очками и даже легкий шарф на шее, чтобы прикрывать лицо от пыли, в руках у него черный кожаный саквояж. Красной звезды на околыше уже не было, зато на груди сверкали награды царских времен.

'Как же быстро меняется жизнь у людей в Гражданскую войну...' Мекнула в голове Семашко залетная мысль.

— Я так понимаю, вы теперь с нами, младший унтер-офицер? — Задал он вопрос механику.

— Да, — спокойно и решительно отозвался Будич.

— Тогда за вами грузовик, я останусь в броневике и заберу к себе Семена, — повернувшись к Соколовскому, озвучил свои планы Семашко. — А теперь самое время загружаться, времени мало.

Оружия новому водителю выдавать пока никто не спешил — все же присяги он еще не принимал, да и зачем оружие тому, кто крутит баранку? Для погрузки задействовали несколько пленников, развязав им руки. Залили полные баки топливом, проверили масло, перетаскали в броневик ящики с патронами, закидали несколько запасных покрышек и прочего полезного имущества. Пока шла эта работа, с улицы заскочил оставленный на посту Игнатьев.

— Господин старший унтер офицер, там большой отряд идет, не меньше роты. Идут с центра города в нашу сторону

— Наши?

— Вроде да, только в темноте не поймешь.

— Степан Ильич, со своим пулеметом, если что, поднимитесь на крышу сарая и поддержите огнем?

— Понял.

— Будич, за руль броневика, я к пулемету, Игнатьев, окликни их, пусть отзовутся.

'А момент и в самом деле нервный, если там сотня штыков, обойдут и хана. Только откуда в Тюмени сейчас колонна красных?'

К счастью ситуация быстро разрешилась. Возглавлявший роту капитан сообщил, что их направили на вокзал для погрузки в эшелон. 'То есть Каппель действует и очень решительно. Значит, и нам стоит поспешить, а то застряли тут...' сформулировал сам себе Семашко.

Пленных они оставили под надзором капитана, а сами лихо рванули вдоль по улице прямиком на станцию. Там их уже ждал, изнывая от беспокойства, Чекменев.

Коротко доложив о поставленных задачах и своем новом статусе, Семашко развил бурную деятельность. Следовало срочно формировать эшелон, для чего раскочегарив топку, он вывел свой паровоз на маневровые пути и принялся собирать вагоны, заодно распорядившись загрузить тендер отборными дровами — да какими дровами — полноценными двухметровыми, хорошо просушенными березовыми бревнами.

Кроме того, он озадачил Будича и Соколовского подготовкой платформы для броневика, который предстояло обложить со всех сторон мешками с песком и шпалами, поставив машину кормой по ходу движения. Вперед и назад поставить контрольные платформы, загрузив их запасом рельсов и шпал. Все это делалось в самом спешном порядке, с привлечением прибывающих ежеминутно солдат.

Когда большая часть работы была завершена, на станцию прибыл сам Каппель. За несколько минут до этого, ушлый Сёма разжился где-то несколькими свежими, только из печи, пирогами с капустой и парой сочных огурцов, которыми не замедлил поделиться с изголодавшимся товарищем. Ими они и хрустели сейчас, стоя на перроне и наблюдая за погрузкой. Увидев Верховного, подъезжающего прямо к ним в открытом автомобиле, верно, только что реквизированным у красных, Степан торопливо проглотил недожеванный кусок и едва не подавился, закашлявшись.