Левой рукой я беру со стола нож, и...
... и тут царящую за столом тишину нарушает взрыв всеобщего ликования! Нож от неожиданности выпадает у меня из рук и со звоном падает на стол. Я недоуменно оглядываюсь.
Еще недавно так нетерпеливо и напряженно ожидавшие чего-то люди теперь расслаблены и беззаботны. Они откровенно веселятся, не скрывая своих радостных чувств. Кое-кто из персонажей откровенно тычет в меня пальцем и смеется, кажется, прямо мне в лицо.
Что случилось, что произошло?
И тут на первый план выходит Герольд. Неспешно, с достоинством, встает со своего места, поднимая руку, как знак к всеобщему вниманию. Тут же спокойствие за обеденным столом восстанавливается.
Герольд, явно наслаждаясь торжественностью момента, еще некоторое время возвышается над столом, держа многозначительную паузу. Наконец, торжественно произносит:
— Уважаемые дамы! Досточтимые господа! Сегодняшний штраф получает тот, кто первым возьмет в руки нож!
Это сообщение вновь вызывает у присутствующих бурю самых положительных эмоций. Которые, впрочем, скоро гаснут по той простой причине, что завтрак, начало которого и так было отложено чуть ли не на четверть часа, продолжает стремительно остывать.
Все с заметным оживлением набрасываются на еду, и только я сижу со знакомым мне уже ощущением полной растерянности и недоумения. Что бы это могло все значить? Что за "штраф"? По всему видно, что этот самый "штраф" достался мне. И, насколько я могу судить, ничего почетного в этом факте нет. Опять я попал в какое-то неприятное положение, и все из-за незнания здешних установлений!
После завтрака ко мне подходит Барон. Подходит с довольно смущенным видом, и тут же начинает передо мной извиняться. Проклинает свою рассеянность, по причине которой он, оказывается, просто забыл предупредить меня о такой штуке, как "застольный конкурс".
И тут же, хотя бы и с очевидным опозданием, разъясняет мне его суть.
Как оказалось, только что я стал участником одного из популярных местных развлечений, именуемого "застольным конкурсом". Традиции этого мероприятия, по словам Барона, уходили в самую глубь времен. Начало проведению этих конкурсов было положено чуть ли не в самом начале Пьесы.
Тогда они, эти "конкурсы", носили сугубо практическую направленность. Актеры тех далеких времен, оказывается, были куда как менее просвещены в вопросах этикета, в том числе и застольного. Во внесценной жизни это, конечно, было не особенно важно, если бы актеры не тащили свои невежественные манеры прямо туда, на Сцену. На Сцене же все должны были вести себя более, как выразился Барон, "куртуазно".
Герольд — один из тех самых, доживших до наших времен, актеров, собственно говоря, чуть ли не единственный во всем мире знал, как подобает вести себя за столом, и вообще в приличной компании. Он и возглавил движение культурного просвещения остального миронаселения. Преподавал актерам культуру поведения, основы общественного этикета, обучал изящным манерам и разным другим важным правилам маньеризма. А для пущей эффективности такого рода мероприятий было внедрено такое мероприятие, как "застольные конкурсы".
На таких "конкурсах" всякое отступление его участников от строгих требований застольного этикета каралось системой так называемых "штрафов". За каждое неверное движение или жест виновник должен был расплатиться известным количеством принадлежащих ему "понтов".
— Из этих-то штрафных "понтов" и возникла Общественная Касса! — ввернул Барон.
За короткое время "застольные конкурсы" снискали себе всеобщую популярность. Оно и не удивительно, если учесть, что тогда у актеров и не было, по сути, никаких других развлечений. Обидно, конечно, было платить "понты" за свои неловкие действия, зато как весело было наблюдать чужие промахи!
Да и с практической стороны идея "застольных конкурсов" себя полностью оправдала. За довольно непродолжительное время их существования были достигнуты впечатляющие результаты. Актеры в короткое время оказались способными в совершенстве овладеть многочисленными и многосложными правилами столового этикета. Научились виртуозно владеть вилками, держа при этом нож в надлежащей руке. Штрафовать стало некого, и пополнение Общественной Кассы заметно снизилось.
Самое время было прекращать всю эту кампанию, однако большинство актеров высказались за сохранение такой славной и веселой традиции. Теперь "конкурсы" существовали уже не для воспитательных целей, и не для пополнения Общественной Кассы, а просто ради развлечения.
Правила "конкурса" с тех пор тоже заметно изменились, и ныне заключаются в следующем. Раз в неделю Герольд, выступающий как хранитель этой самой древней из существующих местных традиций, загадывает про себя условие очередного "конкурса". Обычно условием этим является не совершать за столом какого-либо действия. Соответственно, первый из участников общей трапезы, который это "запретное" действие произведет, объявляется проигравшим и обязан уплатить "штраф".
— К примеру, сегодня, — поясняет мне Барон на конкретном примере, — таким условием было не брать в руку нож. В былые бы времена тебя оштрафовали бы за то, что ты взял нож в левую руку. Но сейчас на это уже никто не смотрит. Сейчас оказалось важным то, что ты взял нож первым!
Теперь мне становится понятным странное поведение актеров за столом, их неестественная неподвижность. Но тут же возникает вопрос — неужели так происходит всегда? В таком случае, завтрак вообще рискует быть сорванным!
— Сегодня, конечно же, было не так, как обычно, — разъясняет Барон. — Сегодня за столом присутствовал новичок — то есть ты! И, конечно, все остальные ждали проигрыша именно от тебя! Ты же совсем еще не искушен в этих конкурсах — кому же было проигрывать, кроме тебя? Не советую тебе слишком сильно переживать по этому поводу. Считай, что ты совершил еще один важный шаг в процессе своего вхождения в наш актерский социум!
Эти разъяснения по-своему интересны, но настроения поднять мне не могут. Подобного рода развлечения не кажутся мне такими уж веселыми. Снова окружающий меня мир продемонстрировал мне, что он вовсе не наполнен по отношению ко мне сплошной доброжелательностью. В мире этом полно скрытых коварств и каверз. И, что характерно, я с завидной регулярностью попадаюсь на них. Ну, ладно, этот розыгрыш с яблоком — пусть! Но сегодняшний конкурс... Ведь я, проиграв его, заработал некий "штраф"! Теперь я должен в эту самую Общественную Кассу какое-то количество "понтов", которых у меня еще и нет!
— Не расстраивайся! — продолжает успокаивать меня Барон. — Не переживай! Ничего страшного не произошло! Да и "штраф" этот смехотворный.
— Совершенно справедливое замечание! — подтверждает его слова неожиданно оказавшийся рядом Канцлер. — Тем более что мы склонны гибко подходить к этой проблеме! Никто не покушается на Ваши еще не заработанные "понты". Вполне можно дождаться, когда они у Вас появятся!
И, оставив меня наедине с моими внутренними переживаниями, Барон и Канцлер покидают мое общество, чтобы присоединиться к другому, находящемуся у противоположной стены Центрального Зала, возле входа в Актовый Зал. "Репетиция!" — вспоминаю я.
Все чего-то стоящие в этом мире актеры начинают свой рабочий день. Подняв свой жизненный тонус за завтраком, от души повеселившись над незадачливым новичком, в бодром расположении духа, они уже готовятся приступить к священному акту своего участия в таинстве подготовки нового Акта Пьесы.
А что остается делать незадачливому новичку?
В моем лице незадачливый новичок не находит ничего лучше, чем удалиться в свою комнату, чтобы там, в тишине и одиночестве, продолжить острое переживание своего недавнего позора.
Подумать только, я только появился в этом мире, не успел еще освоиться в нем по-настоящему, еще не принял участие в Пьесе, и даже не знаю толком, что она собой представляет, — а уже выступаю в роли всеобщего посмешища, и, кроме того, уже всем вокруг должен!
Неприятное ощущение! Кажется, что я тут специально для того, чтобы служить объектом для чьих-то глупых шуток и публичных издевательств!
И как это Барон забыл меня предупредить о существовании "застольных конкурсов"? Рассеянность, видите ли...
Вот так я лежу на своей кровати, и гляжу в зеркальный потолок, с обидой на окружающий меня мир, и жалостью к самому себе. Переживаю.
И вдруг, слышу — в дверь мою кто-то стучит. Тихонько так стучит — едва слышно.
Мне не хочется, чтобы сейчас кто-то меня беспокоил. Мне не хочется делиться ни с кем своими обидами и переживаниями.
А кто-то там за дверью, деликатно, но настойчиво, просится вовнутрь.
Сев на кровати и придав, по возможности, своему лицу беспечальное выражение, я приготовился к приему нежданного и незваного посетителя.
— Войдите! — приглашаю я того, кто находится за дверью.
Дверь открывается, и на пороге своей комнаты я вижу Маркизу. Она стоит, не решаясь сделать шаг вперед, и просто с любопытством заглядывает в мою комнату.
— Мне можно войти? — наконец, спрашивает она.
— Можно, — отвечаю я Маркизе.
Она входит в комнату, аккуратно закрывает за собою дверь, и останавливается все там же, на пороге. И просто смотрит — то на меня, то на обстановку моей комнаты.
Я предлагаю Маркизе сесть на стул, и она садится, продолжая участливо смотреть на меня своими сияющими, пронзительными глазами. А потом осторожно берет меня за руку.
— Мне очень жаль, что Вы, Рыцарь Макмагон, попались на этот жестокий розыгрыш! — говорит она мне проникновенным таким голосом. — Вы не слишком расстроились?
Как бы то ни было на самом деле, своего расстройства я не намерен демонстрировать никому.
— Нет, не слишком, — отвечаю я Маркизе, стараясь придать своему голосу побольше беспечности.
— А я первый раз так переживала! — весело рассмеялась она, всплеснув руками. — Глупо, конечно, но, верите ли, плакала целый день напролет! На обед не пошла. Мне даже казалось тогда, что у меня уже никогда аппетита не появится!
Говоря все это, она смотрит прямо мне в глаза, и весело, искристо улыбается. И я просто не могу удержаться от того, чтобы не улыбнуться ей в ответ.
— А потом, — продолжает свой рассказ Маркиза. — Ко мне в комнату пришли, меня успокоили, и даже извинились!
Я продолжаю ее слушать. Чудесный у нее голос, у этой девушки. И глаза — необычайные какие-то...
— Вот и я решила прийти к вам, специально за тем, чтобы успокоить! — звенит голос Маркизы, и глаза ее продолжают искристо блестеть. — Так всех новичков разыгрывают! Но Вы поверьте, ничего страшного в этом нет — посмеются, и забудут! Сильно переживать не стоит!
И я смотрю на ее такое задорное лицо, и действительно чувствую, что переживать по такому, в сущности, пустячному поводу — не надо!
— Обещаете? — почти серьезно спрашивает меня Маркиза.
— Обещаю! — почти торжественно объявляю я.
Славная какая девушка — эта Маркиза! Такая она приветливая, участливая, добрая. И уходить она явно не хочет. Мне, может быть, тоже хотелось бы с ней еще поболтать о чем-нибудь. Однако тут (не знаю, вовремя ли) я вспоминаю о том, что обещал Барону вплотную приступить к изучению классической литературы. Мельком мой взгляд падает на книги, лежащие на письменном столе. Маркиза, проследив направление моего взгляда, тоже обращает на них свое внимание.
— Ах, так Вы занимаетесь! — восклицает она. — Читаете пьесы? Шекспира?
— Да, — отвечаю я. — Занимаюсь. Читаю пьесы.
Она издает возглас восхищения. И тут же восторженно добавляет:
— Шекспир мне тоже очень нравится! Вы читали "Ромео и Джульетта"?
— Нет, — отвечаю я ей. — Еще не читал.
— Обязательно прочтите! — настоятельно рекомендует мне она. — Я уверена, что и Вам очень понравится!
Я обещаю ей, что обязательно прочту.
— Хорошо! — говорит она. — Тогда я не буду Вам мешать!
И, мило улыбнувшись мне на прощание, уже спешит к двери, чтобы покинуть мою комнату и оставить меня в одиночестве.
И я, разумеется, остаюсь. Наедине с книгами.
Честное слово, пережив такое неприятное утреннее приключение, мне казалось, что у меня никакого настроения не будет взяться за изучение этих самых книг. Но обещание, данное мною Барону, а еще больше — посещение Маркизы, внесло свой позитивный вклад в дело обеспечения моего душевного равновесия.
И даже обижаться на Барона теперь мне представляется глупым. Главным образом, потому, что тогда весь окружающий меня мир вообще будет выглядеть сплошным издевательством. А я не хочу в это верить.
Вполне даже Барон мог забыть сообщить мне об этом самом "застольном конкурсе"! Ведь для него такого рода развлечения являются обыденными. Может быть, пока он преподавал мне гораздо более важные премудрости, он просто в нужный момент времени не сообразил, что для меня-то этот самый "конкурс" — вещь абсолютно неожиданная. Может быть, и я на его месте бы просто не посчитал бы это за какое-то важное событие.
"Ну и пусть!" — подумал я про всякие конкурсы. Вполне вероятно, что подобного рода розыгрыши ждут меня тут на каждом шагу. И, вполне возможно, что если я решу расстраиваться по поводу каждого из них, мне не хватит времени ни на что остальное.
С такими мыслями я берусь за книги.
Вчера я пытался прочесть одну пьесу, которая называлась "Сон в летнюю ночь". Мне понравилось, несмотря на то, что я так ничего в ней и не смог понять. Может быть, стоит начать сначала?
После минутного раздумья, именно так я и решаю поступить.
Только ближе у вечеру ко мне в комнату приходит Барон. И прямо с порога меня спрашивает:
— Ну, что же ты на обед-то не ходил?
Что ему на это ответить?
— Занят был, — отвечаю ему, демонстрируя книгу, которую держу в руках. — Увлекся.
— А я думал, обиделся на всех по поводу утреннего розыгрыша.
Вообще-то это правда, я действительно обиделся на местных обитателей. Вернее, хотя и решил не обижаться, но все-таки немного обиделся. К тому же, аппетит у меня, действительно, на какое-то время и впрямь пропал. Поэтому и на обед не пошел. "Пускай, — подумал я, — заметят мое отсутствие, пускай придут ко мне с извинениями, как к той же Маркизе!" Но никто ко мне так и не пришел, хотя я долго лежал, прислушиваясь к шумам в коридоре и к урчанию собственного желудка.
Барон извлекает меня из воспоминаний о прожитом дне.
— Пошли ужинать! Не бойся, на этот раз никаких розыгрышей за столом не будет!
Только сейчас я, наконец, осознаю, что я действительно голоден. В этой связи, даже опасения по поводу возможности снова стать объектом чьего-то розыгрыша, можно отодвинуть на второй план.
Мы выходим в коридор. По пути Барон задает мне вопрос, который я и ожидал от него услышать:
— Много сегодня прочел?
— Прочел "Сон в летнюю ночь", — сообщаю я ему. — Три раза.
Он с нескрываемым любопытством смотрит на меня.
— Ну, и как? — проявляет интерес. — Понял что-нибудь?
Я мнусь с ответом.
— Не все, — говорю я честно. — Много непонятного.
— Я так и думал! — констатирует Барон. — В таком случае, отложим обсуждение на потом.
