Прекрасный из ночи

Возбуждение нарастало. Время медленно стекало в бездну прошлого смолой по стволу дерева, твердеющей под лучами палящего солнца. Ожидание становилось невыносимым, сердце рвалось из груди, кровь пульсировала в висках, и холод неизвестности разливался по всему телу. Сознание немело, предвкушая неизбежное.

Но вот он, долгожданный миг! Ветер доносит ее опьяняющий запах, шорохом листвы шуршит каласирис, облегающий стройное тело, тихая улыбка застыла на прекрасном лице...

Весь остаток дня они провели вместе, найдя приют в роще сикомор у берега благословенного Хапи. Забыв о еде и питье, они отдали себя друг другу. Беседы, поцелуи, объятия... Казалось, этому не будет конца. Чарующие мгновения превращались в бесконечность, в жемчуг цветов и сладко пахнущие травы. Стройные дары реки пели им незамысловатые песни, а Выходящий из мрака ласкал слух нежным плеском вод.

Ра вступал, и Ладья Миллионов Лет уже коснулась горизонта, зачав ночь во чреве Туата. Запад пылал, словно залитый кровью. Властелин правды пролил божественное пиво, окрашенное камнем диди в царственные цвета Атума. Нут, огромная мать звезд, бездонным темнеющим небом распласталась над землей. День умирал. На смену ему приходили другие, прекрасные и счастливые.

Но время неумолимо. Все проходит, и всякому счастью настает конец. Час разлуки приближался. Отчаяние и боль душили Ихетнефрета, и тогда он решился.

Последний вечер перед отплытием на север он, как обычно, проводил с Мафдет. Прощальные лучи солнца играли дрожащими бликами на поверхности реки. Хранитель свитков молчал, глядя вдаль, вспоминая ушедшее.

— Мафдет! — заговорил первым Ихетнефрет. — Настал месяц хат-хор. Ветры ослабли, ночи стали длиннее. Власть света уменьшается и кажется побежденной силами мрака. Жрецы совершают тайные магические обряды...

— Неужто ты владеешь секретами служителей богов?

— Сегодня наш последний день и я должен многое сказать тебе!

— Я люблю тебя, а ты любишь меня. Разве этим не все сказано?

— Да, это так, но я не хочу покидать тебя. Быть всегда с тобой моя единственная мечта!

— Что же мешает тебе? Я с радостью брошу дом, и отправлюсь с тобой, куда прикажешь. Мы будем вместе, и даже боги не смогут разлучить нас. Клянусь, я не расстанусь с тобой, до тех пор, пока не наскучу тебе...

— Есть ли на свете большее счастье? Я не смел даже думать об этом!

— Тогда отчего ты смущен? Или боишься моих родственников? Хотя, как я глупа! С твоими высокими покровителями...

— Нас разделяет не мой страх, а нечто большее, — дрожащим голосом перебил ее Ихетнефрет.

— Ты говоришь загадками, я не пойму тебя. Не разлюбил ли ты меня?

— О нет, не думай так. Прости глупца, неискушенного в речениях. Не в них моя сила.

— Так что же ты хотел сказать?

— Посмотри на другой берег, что видишь там?

— Зелень пальм да темно-голубую гладь реки.

— А за ними?

— Дальше начинается пустыня, царство Сетха...

— И?

— Страна Заката, город мертвых...

— Прекрасно!

— Неужели нам нужно умереть?..

— Только не это!

— Тогда что же?

— В зарослях папируса я спрятал маленькую барку. Отправимся на запад, и там я открою тайну, которая объединит нас навеки.

Девушка с удивлением и страхом взглянула на любимого, не имея сил перечить.

— Сделай всего лишь шаг, — настаивал Ихетнефрет.

— О, боги, какие речи произносишь ты? Не знаю, что и думать! Если хочешь моей любви, останься здесь, зачем плыть в такую даль. Время уже позднее. Я слышала много страшных историй об этом кладбище. Говорят, по ночам мертвецы выходят из гробниц и охотятся за запоздалыми путниками. От воя шакалов у людей разрываются сердца, а крокодилы растерзают любого, кто попадется им на пути!

— Не бойся, — Ихетнефрет взял ее за руку, усадил в тростниковую лодку, веслом оттолкнулся от берега, и мерный плеск воды далеко разнесся в вечернем застывшем воздухе.

Мафдет руками крепко вцепилась в борта барки, глаза ее были полны любви и страха. У нее и в мыслях не было, что возлюбленный способен совершить что-либо дурное. Онабольше опасаясь тварей Себека и тишины города мертвых.

Вскоре влюбленные оказались в густых зарослях папируса. С трудом двигаясь, утопая ногами в вязком иле, ломая изящные стебли, нервно дрожавшие под напором течения, они оказались на твердой поверхности у рощи акаций, закрывавших кронами почти все небо. Поблизости, не далее ста локтей, начинался некрополь, где царствовали праведноголосые, покинувшие землю. Надгробия на фоне темнеющего неба казались окаменевшими душами усопших. Где-то выла гиена, и ночная птица жалобно кричала в сгущающемся мраке.

— Долго ли нам еще? — холодея от ужаса, спросила Мафдет.

— Нет, мы почти у цели. Остановимся здесь, — он наклонился к упавшему могильному камню, провел по нему рукой, словно пытаясь на ощупь прочесть высеченные письмена.

— Подойди сюда, — продолжал он, — посмотри на эту плиту. Кто покоится под ней? Жрецы давно не проводят по нему заупокойных служб, а родственники не совершают жертвоприношений. Да живы ли они? Возможно, лежат где-то рядом? Жизнь коротка и здесь понимаешь это гораздо острее. Она промелькнет одним мгновением. Камень треснет, и надпись сотрется под напором песка, принесенного западным ветром. То же может статься с тобою... Молодость и любовь проходят как сон, смерть и забвение воцарятся кругом... Подними голову, взгляни на небо. Блещут на нем неумирающие звезды. Они никогда не касаются горизонта. Вот Бегемотиха, там, в стороне — Бычья нога, а рядом — центр Мира, вокруг которого вращается небосвод. Бессмертны они, и ты можешь уподобиться им.

Ихетнефрет склонился над кожаным мешком, достал стеклянный кубок и вылил в него содержимое небольшого золотого флакона.

— Выпей, — резко приказал он, протягивая сосуд Мафдет.

— Что это? — испуганно спросила она.

— Пей! — Ихетнефрет уподобился южной пантере в гневе.

Девушка, дрожа от страха, сделала несколько глотков, осушив до дна протянутый сосуд, и выронила его из онемевших рук.

— Теперь ты не умрешь смертью смертных, — вздох облегчения вырвался из груди мужчины. — Не будет у тебя гробницы, и не войдешь ты в царство Усири, Есит не омоет твое тело, а Инну не упеленает тебя погребальными лентами. Равная богам, ты пронзишь небеса цаплей, будешь их лобзать соколом. Теперь ты бессмертна!

Мафдет ошарашенно глядела на Ихетнефрета, не понимая ни единого слова из сказанного. Она широко раскрыла глаза, а ртом беспомощно заглатывала воздух, как выброшенная на берег рыба. Руки обхватили горло, издававшее едва слышные глухие хрипы. Борясь с удушьем, она разорвала на себе каласирис, обнажив грудь, подрагивавшую в конвульсиях. В одно мгновение девушка рухнула на землю, и замерла. Ихетнефрет упал перед ней на колени, приложил ухо к левой груди, ощутив едва слышное биение сердца.

— О, боги, — воскликнул он, обратив взор к небу, — молю вас вернуть любимую, даровать ей вечность, не имеющую конца! Пусть поднимется она, и новая жизнь наполнит тело, как жертвенное пиво наполняет глиняный сосуд. Не направляйте ее по путям Запада, дайте ей крылья коршуна, и да не увидит она врат Шакала!

Легкий ветерок, набирая силу, пролетел над равниной, неся множество колючих песчинок. Воздух полнился отвратительными скрипящими звуками. Кромешная тьма опустилась на землю, звезды исчезли, а от заката не осталось следа. И первого огненного змея родили небеса. Дикий, оглушительный треск пронзил все вокруг.

Ихетнефрет, прижимаемый ураганным ветром к земле, с трудом нащупал кинжал. Молнии, одна за другой, поражали полусонную пустыню, освещая зловещим мерцанием массивное лезвие.

— Время пришло, — вторя раскатам грома закричал сын Имтес и что есть силы нанес удар в сердце возлюбленной. — Я сделал это! Теперь ты моя! — огромные глаза хранителя свитков сверкали двумя рубинами, рот разрывали исторгаемые вопли, а кровь черными струйками стекала по рукам. Ему показалось, будто Мафдет жалобно застонала, но в тот же миг небеса рухнули, ослепили писца миллионами факелов божественного пламени и швырнули в сторону на добрый десяток локтей. Исполинская молния поразила девушку, подбросила ее в воздух. Земля дрогнула, уходя из-под одеревеневших ног. Казалось, все силы преисподней вырвались наружу из мрачных подземелий. Огненные языки, подобно изощренным любовникам, сладострастно лобзали женское тело, трепетавшее в немыслимом адском экстазе.

Миллиарды искр осыпали город мертвых. Надгробия сдвинулись с мест. Молнии отвратительными гигантскими червями расползались от терзаемой плоти, поражая все вокруг, с легкостью ломая деревья, словно стебли тростника, превращая в пар воду застывшего в ужасе Хапи.

Избранник Тота упал навзничь, боясь поднять глаза. Все кругом сверкало, пылало и грохотало. Земная твердь ожила, разрушая горы смертоносным дыханием. Помутившийся разум на какое-то время впал в забытье, окутанный густым туманом непроглядной тьмы.

Когда Ихетнефрет пришел в себя, все кончилось. Вновь сияли звезды, буря утихла, и раскаты грома растворились в ночном небе. Встав на ослабевшие ноги, он увидел Мафдет. Одежда, разорванная в клочья, едва прикрывала юное тело, а волосы беспорядочно торчали в разные стороны. Перевернув ее, писец увидел мертвенно-бледное лицо, покрытое песком и грязью. Едва слышный стон сорвался с уст.

— Слава богам! — крик радости разнесся над пристанищем усопших. — Теперь на тебе есть отпечаток Владыки времени!

— Что это было? — едва слышно произнесла Мафдет. Силы постепенно возвращались к ней.

— Начало Вечной Жизни!

Ихетнефрет поднял кинжал, нежно взял девушку на руки и, медленно, шатаясь, направился к реке, где у городской пристани стояли корабли, готовые отплыть с рассветом к водам Зеленого моря.

Часть 2. Верховный жрец Кулаба.

И когда Он снял вторую печать,

я слышал второе животное

говорящее: иди и смотри.

И вышел другой конь рыжий; и сидящему

на нем дано взять мир с земли, и чтобы

убивали друг друга; и дан ему большой меч.

(Откровение Святого Иоанна Богослова.

Глава 6).

Солнце кровавым померанцем неторопливо клонилось к закату. Ослы, флегматично качая мордами, все чаще кричали в ожидании воды и отдыха. Медленно умирал очередной день путешествия, казавшегося бесконечным.

Повсюду, насколько хватало глаз, простирался желто-зеленый ковер низкорослых степных трав. Однообразие, лишь иногда оживляемое легким дуновением ветра, гипнотизировало, туманило взор, погружая усталых путников в дремоту, притупляя чувство опасности. Им не было уже дела до стад слонов, иногда попадавшихся на пути, свирепых и беспощадных львов или разбойничьих банд воинственных южных кочевников. Равнодушие охватило людей. Погонщики, вяло ругаясь, лениво стегали плетьми утомленных животных. Ихетнефрет пытался бороться со сном, но усталость делала свое дело. Колышущиеся травы напоминали берега благословенного Хапи. Легкий шорох врывался в уши плеском Приносящего пищу, и в памяти всплывали картины недавнего прошлого.

Сын Имтес вновь видел волнение Зеленого моря. С тех пор, как корабли Херихора вышли из дельты на бескрайние морские просторы, прошло уже много времени, но величие увиденного не оставляло в покое. Ожидание необыкновенного томило целый день. Когда же заросли тростника отступили, и перед Ихетнефретом раскинулась сине-зеленая даль, где воды Рожденного во мраке растворялись щепоткой соли, брошенной в медный котел, удивлению не было предела. Все внутри сжималось от неожиданного восторга, воскрешая ощущения давно минувшего детства, когда отец дарил новую игрушку или брал с собой на охоту.

Ревущая масса воды, увенчанная пятнами белой пены, словно Священная река цветами лотоса, навсегда пленила хранителя свитков мощью и силой. Корабль безжалостно бросало из стороны в сторону, и мастера паруса были бессильны перед стихией.

Два дня Ихетнефрет не сходил с палубы, любуясь незабываемым зрелищем, и только крик чаек возвращал его к действительности, напоминая о цели и задаче путешествия, вселяя в душу волнение и трепет перед неизбежным.

Но волнам, катившимся в бесконечность, нет дела до людских сомнений. Приходя из будущего, они исчезали в бездне прошлого, не думая о настоящем, твердо уверовав в вечность собственного существования. Все ныне живущее исчезнет с лика земного, а они так же равнодушно будут нестись в неизвестность.

Огромные дивные рыбы преследовали корабли. Остроносые существа грациозно разрезали воду, подставляя солнцу скользкие черные спины и высокие плавники. Выходцы из морских глубин издавали странные чирикающие и щелкающие звуки, подобно птицам, прилетевшим зимовать на берега Хапи.

Появление диковинных созданий забавляло и успокаивало корабельщиков, поскольку считалось хорошим предзнаменованием и проявлением милости со стороны богов. Знамения и гадания также говорили о благоприятном исходе плавания. Ихетнефрет верил в это, пытался уловить знаки судьбы, надеясь на благосклонность Властелина Божественных Слов.

К середине третьего дня на востоке показалась серо-коричневая дымка далекого берега. Корабли все больше забирали вправо, взяв курс на неведомую сушу. Вскоре можно было уже различить очертания невысоких гор, скрывавшихся в дрожащем мареве дневного воздуха.

Паруса наполнялись соленым ветром, и суда в веселом задоре мчались наперегонки с волнами. Незнакомая земля приближалась, маня желто-зелеными пятнами отмелей и прибрежной растительности. Горы пологими склонами, изрезанными морщинами серо-коричневых уступов и скальных обрывов, спускались к ласковым водам моря.

— Гублу! Гублу! — внезапно раздался крик одного из корабельщиков. Все члены команды устремили взгляды на северо-восток, туда, где в тумане водных испарений бледно-серыми полосами показались крепостные стены.

Город постепенно увеличивался, обрастая деталями. В центре Ихетнефрет заметил крупное здание, видимо, храм или резиденцию правителя. Вокруг сиротливо ютились скромные жилища горожан.

Светлое пятно распадалось на части, открывая взору довольно широкие улицы. Теперь уже видны базарная площадь, отдельные строения и порт, где у пристани стояло несколько крошечных суденышек.

Херихор приказал спустить парус цвета вечерней зари, и гребцы дружно налегли на весла. С каждым криком надсмотрщика, с каждым взмахом могучих рук таинственный берег становился ближе. Напряжение в душе Ихетнефрета нарастало. Любопытство и страх пытались перебороть друг друга. Что откроет он для себя в чужой стране? Какие сюрпризы приготовила судьба? Пытаясь отвлечься от тревожных мыслей, Ихетнефрет спустился в трюм и позвал Мафдет вместе с Ихи.

Старая рабыня, одолеваемая неосознанными страхами, почти все путешествие провела внутри судна. Ее пугало свидание с утраченным в далекой молодости отечеством, ставшим абсолютно чужим. Как-то оно встретит свою блудную дочь? Выйдя на палубу, Ихи с тревогой всматривалась в приближающийся город, и сердце ее забилось в такт ударам весел, а лицо окаменело от ужаса. Она боялась изменившегося Гублу и живших в нем людей, боялась, что не сможет произнести ни одного слова на родном для нее когда-то языке, боялась остаться наедине с собственной опустошенностью.