Романтические линии из Кл2

Вилка припадочно задергалась в моей руке. Невероятно сильно хотелось изо всей силы вогнать ее в глаз, с размаху, на всю глубину, чтоб воткнулась изнутри в затылочную кость... Я крутанул ее, перехватив в кулак.

Видимо, это желание отчетливо нарисовалось на моем лице: он протяжно заскулил, засучил здоровой ногой, затем позади многозначительно хлюпнуло.

Я недовольно повернул голову, принюхиваясь. Вот же ж... засранец.

Ладно, надо доводить партию до конца. Я снова нагнулся и зарычал в ухо:

— За Томку! — он дернулся подо мной. — Ты, мразь! Да по тебе сто семнадцатая рыдает горько! От пяти до пятнашки! И ты, зуб даю, по верхнему пределу пойдешь! Ых... — не сдержавшись, я коротко размахнулся, проткнул вилкой щеку и потянул вверх.

— Ааа!!! — раздался горловой вскрик.

— Молчи, ублюдок! — окровавленная вилка опять замаячила над выпученным глазом.

Я пару раз глубоко вдохнул, пытаясь хоть чуть успокоиться. Главное — не убить и не покалечить... сильно. Нельзя, нужен опекун.

— Да и пятнашка не самое страшное... — я опять зашипел в ухо. — Таких, как ты на зоне не любят. Очень. Девочкой будешь... Для всего отряда. Все пятнадцать лет будешь сидеть на параше и обслуживать мужиков... Это тебе повезет, если сразу порежут...

Я отклонился и попытался посмотреть ему в глаза. Он их тут же закатил. Я резко вогнал вилку в подбородок и потянул, задирая голову, а затем захрипел, бешено брызгая слюной:

— В глаза, смотри, падаль, в глаза! Убью!!

"Похоже, клиент созрел для конструктивного разговора", — оценил я его состояние.

— Назови мне! Хоть одну причину! Хоть одну! Почему! Я! Не должен! Прямо сейчас! Намотать! Твои кишки! На люстру?! Ну?!

— Не было ничего! — заскулило из-под меня.

Я опустил большие пальцы на глазные яблоки и надавил. Так, теперь чуть посильнее... Отпустил.

Подвывая, он торопливо рассказывал то, что я и так уже знал или о чем догадывался.

Да, или в койку, или детский дом. Нет, не бил, пальцем не тронул. Честно! Ну, почти... Для ее же пользы! Кормил, одевал. Сапожки прошлой осенью в комке купил! Клянусь, черт попутал! Да ты пойми, парень, она ж взрослая уже девица... Нет! Нет, только не глаза! Ааа...

Я с трудом оторвался от извивающегося подо мной тела. Сделал пару глубоких вдохов. Обтер окровавленную вилку о майку.

— Значит так, — веско начал подводить итоги, — убивать я тебя не буду. Пока не буду! — с размаху врезал костяшками кулака по грудине, выбив глухой стон. — Побудешь отчимом до совершеннолетия. Запомни: побудешь формально! — Еще один удар для закрепления сказанного. — Тому забираю. Пойдешь в милицию или еще куда — не забудь, сто семнадцатая, от пяти до пятнадцати. И знай — ты живешь, пока я о тебе не помню. И не дай бог... — я многозначительно помахал вилкой перед глазами, а потом надколол под скулой. — Не дай бог ты как-то проявишься у меня или Томы на горизонте... Да хоть даже случайно... Ты понял?! Или тебе для большей понятливости вилку в задницу воткнуть?!

— Ыыыы... — он затряс головой, ошалело лупая глазами.

— Согласный, значитца?

Он торопливо закивал.

Я поднялся. Ну и вонища...

— Лежать.

Пнул для профилактики по ребрам и пошел в комнату собирать вещи Мелкой. Портфель и сменка. Учебники и тетрадки. Фотоальбом... Открыл и посмотрел последние страницы. Томка с мамой. Красивая женщина была, восточный такой типаж... Что ж она за такую гнусь пошла?! Ага, вот и свидетельство о рождении. Скромная стопка одежды. Пофиг, купим...

Все?

Все!

Проходя, еще раз, уже лениво, пнул и осведомился:

— Вопросы? Замечания? Предложения? Нет? Ну и славно, — перехватил чемодан в другую руку и, наклонившись, прошипел, — следующая наша встреча будет для тебя последней! Мразь! Убил бы прямо сейчас, да пока живой нужен!

Хлопнула за спиной дверь парадной, и я омыл лицо в свежем воздухе. Пошел отходняк, мелко задрожали руки. Добрел до сквера и буквально упал на скамейку.

"Ух! По краю прошел... Как не вогнал вилку в глаз? Как удержался? Чудо, натуральное чудо..."

Я откинул голову и, вяло наблюдая за облаками, медленно приходил в себя. Надеюсь, я его качественно запугал. Теперь еще один шаг.

Втиснулся с чемоданом в телефонную будку, нарыл в кармане две копейки и набрал знакомый номер:

— Привет, Гагарин... Это хорошо, что ты на месте. Срочный заказ есть. Не... Да отстань ты со шмотками, не до того сейчас. Маклер есть знакомый какой? По квартирам? ... Ага, хорошо. Смотри, что надо: снимаешь квартиру, желательно, двушку... Да погоди, дай договорю. Дослушай до конца. Так, двушку, приличную, с обстановкой, в квадрате между Московским, Лермонтовским, Обводным и Фонтанкой. Представил? Если не найдешь там, ищи вдоль по ветке Техноложка — Витебский — Владимирская. Квартира нужна срочно, въехать надо до среды. Два дня на все про все. Снимаешь на себя, говори, что студент, жить будешь с младшей сестрой... Нет, ты там жить не будешь... Сестру я тебе потом представлю... Ну... Ну и ладно, вот дальше так же похабно и думай, а мне сейчас не до смехуечков. Тебе с меня четвертак за съем, десять сверху каждый месяц за встречу с хозяевами квартиры. Деньги там отдать или какие вопросы порешать. Берешься? Ага, ну и славно. Только квартиру сам внимательно посмотри, как для себя, без клопов и тараканов... Гут, я тебе завтра вечером перезвоню. Спасибо, Гагарин, выручил. Давай, пока.

Уф... Я опустил трубку на рычаг и тряхнул головой. Надеюсь, она согласится. Иначе даже не знаю, что и делать.

Чуть позже,

Ленинград, Измайловский пр.

Когда я приоткрыл дверь в квартиру, Мелкая уже нервно переминалась в прихожей.

"Не отходила от двери, что ли?" — мелькнуло в голове.

Она открыла рот, порываясь что-то спросить, потом увидела в моей руке знакомый чемодан, и промолчала, но вопрос на ее лице остался.

— Все в порядке, — хрипло сказал я, опуская ношу на пол. Прокашлялся и добавил, — все в полном порядке. Мы договорились.

— У тебя кровь... — она испугано смотрела на меня.

— Где? — спросил я недоуменно.

— На лице... — Мелкая взволнованно схватила меня за руку. — Где у вас вата? Я сбегаю, принесу.

— Не надо. Сейчас умоюсь, и не будет крови, — бодро пообещал я, — хм... Это не моя.

Стереть несколько темных капель, попавших на левую скулу было не сложно, но я продолжал всей кожей ощущать пакостную атмосферу той квартиры, с ее темными, пропитанными болью углами и застоялым запахом на десять раз пережаренного масла. Поэтому, запершись в ванной, долго плескался в раковине, старательно промывая лицо и глаза, полоща рот. Гадливость уменьшилась, но не до конца. Впервые за год захотелось махнуть внутрь чего-нибудь крепкого, грамм так пятьдесят. Я даже мысленно представил себе папин бар и стоящую в нем початую бутылку с пятью звездочками на коричневато-желтой этикетке.

Выходя из ванной, чуть не пришиб Мелкую, что со встревоженным видом маялась под дверью.

— Так, — сказал я, опершись ладонями в стену вокруг ее головы и пристально заглядывая в темно-карие глаза, — ты, вообще, как?

Она обхватила себя руками и посмотрела в сторону, словно не хотела дать мне увидеть что-то в своих глазах. Маленькие ноздри опять начали обиженно трепетать.

Я обругал себя последними словами за очередную глупость и быстро сменил тему:

— Пошли, расскажу, как дальше жить будем.

Это помогло — хоть в глазах ее уже успела блеснуть влага, но она моментально переключилась, устремившись за мной.

— Так... — я нарезал кружок по комнате, собираясь с мыслями, и посмотрел на Мелкую, примостившуюся на краюшке тахты.

Она сидела, напряженно вытянувшись, и провожала меня глазами. На скулах выступили белые пятна, а пальцы намертво вцепились в матрац.

— Так. Об отчиме забудь, его в твоей жизни больше не будет. Нет, нет, жив он, — успокоил я взметнувшуюся в ее глазах тревогу, — и, даже, местами здоров... В общем... — я запинался и все никак не мог подобрать слов, — в общем я тебя у него забрал, вот. Он... ммм... согласился с этим. Считай, что теперь я за него.

— Так разве бывает? — тихо-тихо спросила она.

Я сел на ковер у ее ног и посмотрел снизу-вверх:

— Иногда. Как в нашем случае.

— И... И где я буду жить? Твои родители разве разрешат?

Я чуть улыбнулся, разглядывая ее. Недоверие, надежда и вера — вот что я увидел в ее глазах.

— Нет, — покачал головой, — они, у меня, конечно, молодцы, но не настолько, чтобы поселить тебя со мной в мою комнату...

Она отчаянно покраснела, и я хихикнул.

— А... как тогда? — она непонимающе смотрела на меня. Ну да, с ее точки зрения, больше вариантов нет.

— Поэтому мы пойдем другим путем, — объявил я решительно и слегка закартавил, — явочная квартира, товарищи, — вот что требуется нам сейчас в первую очередь. Мосты, вокзалы и телеграф — будем брать потом!

Удалось выжать из Мелкой скудную улыбку, но глаза ее остались серьезными.

Я покивал и продолжил:

— В общем, получилось так, что денег у меня — как у дурака махорки. Видишь, вон машинка швейная и заготовки? Я одежду шью.

— Да, — кивнула она, — девчонки у нас это любят обсуждать.

— Потом расскажешь подробнее, — ухмыльнулся я. — Часть сшитой одежды продаю. Получается хорошо. Очень хорошо. Так что у меня есть определенные финансовые возможности... Мы просто снимем тебе квартиру недалеко от школы, — и я замолчал, давая ей время оценить решение.

— А... Но... А, как же... — забормотала она растеряно, и её и так не маленькие глаза распахнулись вообще на пол-лица.

— Остальное тоже купим, — я уверенно отмахнулся, — еду, одежду. К счастью, это — не проблема.

— Я... — она, вспыхнув надеждой, подалась вперед, — я буду очень экономно есть... И помогать тебе шить...

— Ох... — длинно выдохнул я и горько улыбнулся, теребя ее пальцы, — горе ты мое, тощее...

Встал, потянулся и уселся в кресло. Вслушался в себя, взвешивая все в последний раз — нет, это не жалость, — и похлопал рядом ладонью:

— Иди сюда.

Притянул подошедшую Мелкую и разместил ее у себя на коленях.

— Давай, Томка, определимся в самом главном, — и проговорил в ухо, выделяя каждое слово, — я тебя усестряю.

Она сильно дернулась, потом застыла. Я тихо уточнил:

— Если, ты, конечно, не против...

Мелкая изогнулась и с изумлением заглянула мне в глаза.

— Да, — кивнул я, — привет, сестренка.

Она негромко всхлипнула и обхватила мою шею. Я сидел, прижавшись щекой к ее горячему лбу, поглаживал ей спину, и моя многострадальная футболка опять мокла, но на лице у меня гуляла широченная улыбка — из Мелкой сейчас лились очистительные слезы радости. Потом улыбка моя язвительно искривилась: "так вот он какой, подарок на годовщину". Я скосил глаза на тяжелую волну черных волос и хмыкнул с иронией.

— Что? — испуганно вздрогнув, она подняла зареванные глаза.

— Да так, мысли всякие бродят, не волнуйся, — я успокаивающе улыбнулся и чмокнул ее в лоб. — Знаешь... А ну-ка...

Я снял ее с со своих колен и опустил рядом в кресло, а затем шагнул к батарее и пощупал безнадежно мокрое пальто.

— Все, объявляю до понедельника каникулы. Завтра в школу не идем.

Мелкая принялась стирать сырость из-под засиявших глаз.

— А что в школе потом скажем?

— Справки от врача будут. Есть возможность, — пояснил я туманно, — у тебя же в квартире телефона не было? Звонить никто из подружек не будет?

— Нет, — качнула она головой.

— Так-так, — я продолжил верстать план, — а в гости никто не зайдет проведать?

Она ненадолго задумалась.

— Маринка отчима боится... А больше никто не пойдет. Я от тебя ей позвоню, предупрежу, что слегка заболела. Я иногда от соседки ей звоню.

— Ну вот, все складывается, — я в воодушевлении прошелся по комнате, мысленно прикидывая, чем еще можно срочно перекрасить сегодняшний день в ее воспоминаниях. — Ты в цирке была? В театре комедии? Вот, значит, сходим. Плюс сам переезд, да и обувь с одеждой тебе надо подкупить.

В ее глазах было восхищение, и я в нем купался. Это было лучшим подарком для меня в тот день.

Пятница, 24 марта 1978, день,

Ленинград, Измайловский пр.

Дуло вдоль проспекта немилосердно. По-северному злой ветер свирепствовал, вымораживая скулы и пригибая пешеходов к земле. Я вырвался из его обжигающе-студеных объятий, нырнув в долгожданную подворотню. Смахнул со щек невольные слезы, а затем заторопился дальше, в свой темный подъезд. Пусть в нем воняет плесневелым подвалом, зато от пузатой батареи щедро расходится жар, а за это сейчас я готов многое простить.

Взлетел, постепенно отогреваясь, на три с половиной лестничных пролета вверх и замер на полушаге, ошарашенный открывшейся картиной. На уровне моих глаз на фоне той самой пышущей жаром батареи ярким пятном выделялись знакомые финские сапожки с ярко-красным кантом — их-то я и заприметил первыми. Поднял недоуменный взгляд выше. На облупившемся подоконнике сидела, нахохлившись, Софья и остановившимся взглядом смотрела куда-то сквозь стену дома напротив. На полу в углу стояла средних размеров ободранная клетчатая сумка.

— Эй! — я крадучись поднялся по оставшимся ступенькам и осторожно пощелкал пальцами перед ее лицом.

Она медленно повернула голову и без всякого выражения посмотрела на меня.

Я наклонился к ней, разглядывая.

"Да она, похоже, больна!" — сообразил, увидев влажный лоб и покрасневшие склеры.

— Ты это что? — пробормотал растерянно и положил ладонь на лоб.

Ну точно, горячий. А пальцы — холодные как у лягушки.

— Эй, Софи, — сказал громче, разминая ее ладонь, — ты почему не в кровати?

Она посмотрела на меня, шмыгнула носом и просипела:

— А нету кровати. Уж три дня как.

— Не понял... Как нету? А в общаге?

— Выгнали, — мрачно ответила она и отвернулась.

— Че?! — вырвалось из меня потрясенно, — как выгнали? За что?

— За что, за что, — забормотала она, недовольно щурясь вдаль, — да какая теперь разница за что?! Ну, предположим, за дебош...

— О, мать, да ты буйна во хмелю... — растерянно проговорил я.

Она только злобно зыркнула и опять отвернулась, нахохлившись.

— Снимать комнату теперь придется? — предположил я неуверенно.

— На что?! — почти простонала она.

— Понятно, прогулеванила все, — протянул я, и был награжден за это еще одним недовольным взглядом.

— Иди уж, — сказала она тускло, — я случайно именно в твою парадную зашла согреться.

— Угу, — промычал я, быстро прокручивая в уме варианты, — а с работы вас, сударыня, не турнули?

— Тебе-то какое дело? — сумрачно спросила она.

— Да... Привык уже к лечащему врачу, — развел руками, улыбаясь.

— Не знаю... — она обхватила себя руками и начала раскачиваться, — ничего не знаю... Паспорт еще потеряла... Дура...

— О, — я удивленно почесал затылок, — да у тебя талантище! Слушай, Софи... Софи! Ну-ка, золотце, посмотри мне в глаза. Ты, вообще, можешь себя прилично вести? Держать себя в рамках? Или это дохлый номер?