В мире животных

— Да, не знаю, что это за чудища, но одно можно сказать точно, не нечисть волчьих волхвов убивала, — задумчиво сказал Михал завершив круг. — Насмотрелась? Потому как оставлять их, я не намерен.

Лисичка кивнула, с некоторым сожалением. Твари были интересные, но и медведь был прав. Михал медленно в развалку подошел к копавшему в стороне от остальных мертвому друиду и точным ударом отсек голову. На его глазах вьюнок оплетавший тело начал усыхать. Остальная нежить не отреагировала на упокоение собрата. Михал довольно хмыкнул и начал работу.

Через четверть часа все было кончено. Двадцать один обезглавленный волчий труп лежал на поляне. Ярко полыхал потухший было костер. Лисичка, склонившись над одним из друидов пристально рассматривала растения, оплетающие труп. На всякий случай Михал прибил его останки к земле несколькими кольями, и Азерия с удивлением смотрела как на глазах недавно срубленные палки, пронзившие тело, выпускают почки.

— Теперь хоть ясно, почему их хоронить не положено, — сказал медведь, подвешивая котелок над костром. — Иди, перекуси, Рыжая. До утра еще долго, а спать нам не стоит.

* * *

Волки начали возвращаться только на рассвете. Вид у них был побитый и пристыженный. Еще бы, так опозориться и перед кем! Ладно, еще медведь, но показать свою трусость перед малахольной лисичкой... Это был нестерпимо. Они бросали тяжелые взгляды на ряд тел, лежащих на поляне, и старались держаться подальше, в отличие от Азерии, которая провозилась с трупами почти всю ночь. Она даже вылила большую часть своих эликсиров, чтобы распихать по склянкам препараты, использовав, за неимением лучшего консерванта, медвежий самогон.

Михал же не спешил — перекусил кашей с медом и орехами, дождался, когда из леса покажется полусотник Атаульф. Волк набросился на медведя с вопросами и вот тут медведь дал волю злости.

— Ты за кого нас тут держишь, шавка серая, — ревел Шатун, — Трус! Да еще и врун! А ну говори мне как на духу, все как тут было! Думали утаить от нас? Думали мы только нечисть искать будем, а про ваши темные делишки не узнаем? Или вы и князю не доложили?!

Волк горбился, шерсть его стояла дыбом, хвост дрожал между ног. Пара легионеров даже схватились за оружие, уж больно страшно нависал огромный гневный медведь над их командиром. Азерия про себя улыбнулась, она знала, что Михал совсем не злится, а просто притворяется.

— Вам правда лучше рассказать как есть, — сказала лисичка, продолжая их любимую игру в доброго и злого храмовника. — Раз уж князь нам это дело доверил, значит и вам таить ничего не стоит.

Волк отвернулся, глубоко вздохнул.

— Простите. Мы не думали, что все так обернется. Надо было, конечно, вам все сразу сказать, как Согне приказал. Но, сами понимаете, тут дело о святом для нас идет, а вы чужаки... Думал вам и так сведений хватит... То, что друидов поубивали, это еще не самое страшное. — Волк замолк, сглотнул, было видно, что говорить ему тяжело, — Там, под землей убитый Хранитель леса похоронен. И вот его-то точно нечисть...

* * *

Вечерело. Громко потрескивал погребальный костер. Над поляной плыл тяжелый цветочный аромат сгоравших трупов. Хоронить по второму разу друидов никто не хотел. Слышалось угрюмое боязливое сопение и редкие ругательства волков, раскапывавших курган. Азерия вертелась рядом с ними, глядя как из-под земли медленно проступают очертания Хранителя леса.

Древнее существо походило на огромную, в полтора роста медведя толщиной, гусеницу. Шкура его состояла из шершавых металлических чешуек, местами покрытых мхом и лишайником. С одной стороны это заставляло думать лисичку, что существо может быть родственно людям, с другой стороны, по словам Михала, Хранители никогда не творили зла. Ушки ее стояли на макушке — она прислушивалась к беседе, которую вел Шатун и Атаульф.

— И зачем же вы его закопали? — недовольно спросил медведь.

— Так, понимаешь, Шатун, и нас в Нойебурге все сложно. Земля лесным стаям вся принадлежит. Они Хранителя леса чтят. А князь мой, он хотя и в Зверя Всевышнего верит, но и лесных братьев должен уважить, иначе они землю под город выделенную заберут.

— Да как же они это сделают? — усмехнулся Михал, — вон стены какие Согне отгрохал...

— Дык две трети гарнизона городского из лесных, остальные из разного зверья. Не воины они, а так... Нам, легионерам в городе стоять запрещено, кроме личной сотни князя. А теперь представь, что случится, если кто из них пронюхает, что друидов убила не нечисть, а бандиты какие пришлые. Тут Согне ответ держать придется, да и всем остальным жителям. Ну да друиды, это плохо, но терпимо. Можно еще оправдаться, особенно когда сейчас стаи между собой власть делить начнут. Перебили то не всех лесных колдунов. Добрая половина осталась. Теперь те стаи, что своих друидов потеряли заодно и влияния лишаться, а другие возвысятся.

Но вот если кто узнает, что Хранителя леса убили пришлые, то тут такое будет! О! Как когда Предатель Калаба убил. После этого же южане озверели и святую войну объявили. Вот и тут такое же началось бы, одними погромами мы бы не отделались. Резня бы была, точно тебе говорю. Много крови... Надо скрыть это. Хоть время выгадать.

Михал задумчиво кивнул, резон в этом был, а волк продолжал.

— Нам повезло еще, князь давно узнать хотел, что на сходках конклава происходит, поэтому заранее соглядатаев разослал. Но видишь, не успели они. Поздно добрались, когда уже кончилось все. Согне тогда нас собрал, самых верных, и сюда поскакал сразу. Успели мы, видишь, прикопать всех, вроде как по Звериному обычаю похоронили. Сам видел, нельзя их было на растерзание лесных жителей оставлять. Раны явно от оружия. Тогда вожаки стай сразу бы смекнули, что к чему. И тушу эту спрятать невозможно было по-другому...

А тут вроде традиция нарушена, но все же уважение оказано. Побрезговали они могилы ворошить на наше счастье, оставили как есть. Мы между тем окрестности обыскивали, на предмет следов. Увы, убийцы умные были, травами запахи отбили, по ручью ушли, а дальше на лодках, по реке.

А главное нечисть, Шатун, она тут точно была. Колдуны с людьми и их порождениями яшкающиеся это по вашей, церковной части. Вот, гляди, такое ни мечом, ни топором не сотворишь!

Тут Атаульф показал на останки Хранителя. Рана нанесенная ему была явно не делом рук звериных. В боку зияло отверстие почти в рост лисички, с рваной бахромой шкуры по бокам. Выглядело это так, словно кто-то в ярости сначала полосовал толстую чешую необычайно острыми когтями, а потом просто вломился внутрь тела.

Азерия сняла с пояса кинжал и попробовала одну из отчалившихся чешуек на твердость. Клинок из булатной стали не оставил даже царапины на легком матово-сером металле. Кто бы ни напал на Хранителя, когти его были из чего-то вроде человеческих костей заключила лисичка.

Земля у ее лап зашевелилась. Азерия испуганно отпрянула, когда из нее показался большой металлический паук. Мелкая нечисть, однако, не обратила на лисичку никакого внимания. Таща в своих жвалах кусочек шкуры, паук, мельтеша лапками, подобрался к краю раны, сверкнула искра, запахло грозой, и раскаленная чешуйка встала на свое место. Паук спрыгнул на землю и начал закапываться. И вскоре снова появился с обрывком провода.

— Похоже, рано вы его похоронили, — через плечо бросила Азерия Атаульфу и бесстрашно засунула свою любопытную мордочку внутрь Хранителя леса.

Глаза лисички быстро привыкли к полумраку рассеиваемому прозрачно-голубоватой кровью лесного создания, светившейся на полу. Мерцали загадочные красные огоньки. На зеленых пластинах ветвились металлические прожилки, к ним приросли квадратные серые паучки. Порванные металлические сосуды, связки и нервы свисали по сторонам раны. Тонкая металлическая змейка высунулась из обломков. Азерия отпрянула, но та не стала атаковать — лизнула язычком огня две медные проволочки, так что те мгновенно спаялись, и снова спряталась в обломках. Нападавший явно знал, что он ищет во внутренностях Хранителя и шел к цели напролом, решила про себя лисичка, зачерпывая во флакон сияющей голубой крови. Михал подошел ближе и засунул голову внутрь, чтобы оглядеться.

— Мне кажется он забрал сердце хранителя. Посмотри туда, — указала лапкой Азерия Михалу, на место, куда сходились толстые, в лапу медведя, медные жилы и зиял пролом в стенке небольшого металлического ящика.

— Может и сердце... — протянул Михал, глядя на то, как паучок пытается приладить на место очередную чешуйку. — А может и печень... Одно я тебе скажу точно, рыжая. Хранитель жив.

— Жив!?... — за их спинами выдохнул Атаульф.

— Жив, — обернулись к нему Азерия и Михал, — и постепенно восстанавливается от ран.

На морде волка пробежала вся гамма чувств. Удивление, облегчение, радость, которая, в прочем быстро сменилась озабоченностью.

— Надеюсь, когда он придет в себя, то не будет мстить всем направо и налево, — сказал волк.

— Ну, от этой опасности мы можем избавиться. Сейчас он совершенно беспомощен. — Михал взял в лапу свой бердыш и кивнул на рану. — Думаю, добить его у меня сил хватит.

— Нет, — почти хором протявкал Атаульф и пара подошедших к ним сержантов-волков. — Ну, вы поймите, я конечно истинный сын святой церкви, но... — смущенно продолжил полусотник.

— Да понимаю, в церковь то ты ходил. Но сказки мамкины про Хранителя слушал, — ухмыльнулся медведь.

Волк кивнул.

— К тому же, может он тогда сам отсюда уползет, — продолжил Атаульф, — и друиды не узнают ничего.

— Тогда нам надо как можно скорее решить это дело, — вмешалась в беседу лисичка, — вернуть то, что было похищено. Понять бы только кем.

— Эх, жаль он нам рассказать не может, — вздохнул полусотник, поглаживая чешую на боку Хранителя. Тут Азерия с Михалом переглянулись.

— А почему собственно не может? — задумчиво протянула лисичка. — Волхвы и друиды с ними же как-то договаривались, Шатун?

— Ага, рыжая.

— Ну, значит, и мы попробовать можем! — Азерия хлопнула лапами.

Медведь понимающе кивнул в ответ и поспешил к их палатке. Вернулся он через пару минут со всем необходимым для обрядов изгнания. Волки перестали копать и столпились неподалеку, чтобы посмотреть на редкое в их краях зрелище.

Азерия же времени не теряла, Михал слышал, как она поет псалом 'Повиновение':

— ... во славу Зверя всевышнего заклинаю тебя, ибо имя мне Админ и число мое тысяча двести тридцать четыре! Аминь, — закончила молитвословие лисичка-сестричка и с ожиданием уставилась в мертвые стеклянные глаза Хранителя. Но молчание было ей ответом. Впрочем, от этого псалма она много и не ожидала. Он действовал лишь изредка на низшую нечисть, но попробовать все равно стоило.

Азерия начала следующую песнь, а медведь тем временем расставлял вокруг благовонные свечи, расстелил на земле несколько листов тонко выделанного пергамента покрытых волшебными знаками. На одних из них были нарисованы параллельные штрихи. Толстые, с палец, линии чередовались с тонкими, как волос. Другие же были покрыты хаотичным мельтешением одинаковых черных квадратов. Это были более мощные знамения — святые куэры. Одни знаки были предназначены для того, чтобы усыпить нечисть, другие были способны обратить ее в бегство, а то и во все заставить исполнять волю колдуна. Вознося молитвы Зверю один за одним поднимала Азерия листы пред очи Хранителя.

Час тянулся за часом, голос лисички-сестрички охрип от нескончаемого потока псалмов и литаний. Заскучавшие волки занялись своими делами, готовили лагерь к ночи, готовили ужин. Азерия же устав от чтения благовеста, прервалась чтобы выпить воды и подготовить обряд Айардиэя — положила в маленький открытый только с одной стороны фонарь уголек от костра, раздула его до известной лишь лисам-экзорцисткам температуры и начала, выстукивая лапой рваный ритм, открывать и закрывать глухую заслонку перед глазами Хранителя.

Увы, и это не принесло никакого эффекта.

— Отдохнула бы ты, Рыжая, — тяжелая лапа Михала упала на плечо Азерии.

— Да, госпожа, поешь, поспи. Утро вечера мудренее, — стоявшему рядом с медведем Атаульфу было жалко выбившуюся из сил лисичку.

— Ну почему не получается ничего?... — воздохнула устало она. — Даже если бы это человек был, и то бы он давно сбежал. А тут, никакой реакции...

— Может, не слышит Хранитель тебя. Тяжко ему пришлось. А может, и не имеет молитва святая силы над ним. Сама знаешь, они тут были задолго до прихода посланника Зверя всевышнего и появления людей. Тут что-то более древнее требуется, шаманские или друидские наговоры, — задумчиво произнес Михал.

Азерия в ответ повернулась назад, привстала на цыпочки и лизнула Михала в нос.

— Какой же ты умница, Шатун! — воскликнула она, но тут же посмурнела, — Атаульф, прикажи своим волкам отойти подальше в лес. Те силы, к которым я сейчас обращусь... Лучше вам не видеть их.

Полусотник нервно облизнул пасть, но пререкаться не стал. С волков хватило ужасов прошлой ночи и еще раз испытывать свои души на прочность неведомыми колдовскими угрозами они не спешили. Михал же удивленно приподнял бровь.

— Мне просто вспомнить надо. А я не могу, когда шумно и на меня смотрят, — шепнула тихо ему лисичка, когда Атаульф отошел. — Да и без лукавства, Шатун, не стоит им видеть, как к темному колдовству прибегаю.

— Уверена, что стоит, Рыжая? — медведь насупился.

— Нет. Но это последнее, что я не пробовала. Сказала лисичка и присела, скрестив лапы на землю.

Чтобы вспомнить заклятье ей надо было прибегнуть к лисьей головологии. Азерия начала погружаться в транс, чтобы пробудить потайные воспоминания из самой глубины души.

* * *

За тяжелой дубовой дверью ругались кардинал и Михал. Раздраженное тявканье старого лиса, прерывалось короткими взрыкиваниями медведя. Слов слышно не было, но Азерия и так знала, что говорят об очередном ее проступке. Что поделать в семинарии она не прижилась. Несильно школа для изгоняющих отличалась от монастыря, где лисичка провела детство. Здесь меньше заставляли работать на кухне, зато приходилось больше зубрить.

Знания, заученные без понимания никогда лисичку не привлекали. Вопросы ее ставили преподавателей в тупик. Нет, конечно, пожилые лисы, зайцы и ученые коты с золотыми епископальными цепями на шеях с умным видом говорили о неисповедимости тропы Зверя всевышнего... Но было ли это ответом, почему если поменять местами два квадрата в святом куэре он перестает работать или почему магнит двигающийся через свернутую как пружина медную проволоку отпугивает подземную нечисть? Конечно, нет! И очень быстро за Азерией закрепилась все та же репутация несносной чертовки, что и в монастыре. А то, что зачастую она после нескольких бессонных ночей знала предмет, о котором спрашивала, лучше чем преподаватель, лишь усугубляло раздражение учителей, плавно переходящее в ненависть.

Правда тот поступок, из-за которого за дверью сейчас спорил глава семинарии и ее покровитель, действительно был серьезным. Азерия заслужила наказание, она сама знала это. Любопытство опять подвело ее.