Злодеями не рождаются

Резко и быстро узкий клинок вонзился в сердце женщины, как хотелось верить Луи, не успевшей понять, что произошло. Он поцеловал ее, впитав последний вздох. Затем, орудуя клинком и когтями перчаток, чернокнижник вырезал сердце мертвой возлюбленной и впился зубами в твердую, неподатливую плоть. Сердце было теплым. Кровь текла по подбородку и заливалась под доспешный ворот. Луи тошнило, но он продолжал есть. Прерываясь на шепот заклинания. Жертва была принесена. С каждым куском плоти раны каннибала зарастали, выпали стрелы, с мощным толчком и алыми брызгами вылетел стилет, жизнь неведомым, колдовским способом возвращалась.

— Мэтр! Мастер! Я вернулся.

Из-за спины разнесся слабый голос, пошатываясь от усталости, в изодранной кольчуге, весь в синяках, кровавых ранах и ссадинах, к командиру несуществующего отряда последней надежды приближался Патрик. Оруженосец выжил и вернулся. Прошел сквозь ад и прибыл во тьму.

— Мэтр, я сражался до последнего, — парень продолжал подходить, щурясь в темноте, — Меня топтали, били, резали, но я выжил. Скрылся под убитой лошадью, и вот я здесь. Мастер, что вы...

Ни сил, ни времени. И никакой надежды. Широким взмахом мизерикорд распорол горло оруженосца. "Тебе стоило умереть там, мой друг, это была бы славная смерть", подумал де Люмино.

Патрик упал, его забили конвульсии, удивленным взором он впился в окровавленное лицо наставника. И в последний момент все понял.

— Прок... — кровь бурным потоком с хрипами рвалась наружу, но он сумел договорить, — наю.. Пре... тель.

Командир горстки мертвецов сам закрыл глаза ученика, которого смог пережить. Оставалось совсем мало времени. Из недр сторожевой башни Луи вывел своего верного вороного скакуна. И вскоре был далеко от Форта Последней надежды. Он оставлял за спиной медленно поднимающихся мертвецов, с начертанными на лице кровавыми знаками, свою любовь без сердца, своих друзей, которых предал, и свой плащ кругоносца. Унося лишь проклятье, в которое не верил и позор, о котором никто не узнает.

Хмааларцы были известными колдунами, познавшими таинства темных наук, но Рашид не терпел ворожбы в своей армии и не взял с собой адептов мрачных искусств. Еще день воинство гневного эмира штурмовало форт наполненным оскверненными мертвецами, которых нужно было разрубить на куски, чтобы повергнуть. Бегущие кругоносцы получили большую фору.

Вороной Луи пал в пустыне, за час до лагеря герцога. Его кровь и плоть позволили чернокнижнику закончить путь по холодным пескам.

На борт галиота "Надежда" — флагмана герцога Люзона всходил уже не кругоносец и командир отряда последней надежды, но маркиз де Люмино. Названый брат властителя и жених его сестры.

Бывший барон ехал в святую землю не беднеть и умирать. Вернувшись в Шваркарас, он приказал основать богатый особняк на утесе озера Плевро, куда ввел молодую супругу. Остаток жизни рыцарь прожил в неге и комфорте, почивая на лаврах героя и победителя. И только слуги, тайком, вдалеке от глаз хозяина, обсуждали, как страшно их владыка кричит по ночам, а оставаясь один, почему-то мечется по комнатам внутренних покоев и спорит сам собою на разные голоса, умоляя оставить его в покое.

Умирая, маркиз приказал основать на месте своего старого, баронского родового гнезда, кладбище. И сам оставил макет гробницы и памятника. А в библиотеке нового особняка сохранил свой дневник, текст которого был понятен лишь для посвященного и рассказывал о том, как вернуть к жизни силу чернокнижника, не уточняя, что вернется не только сила.Слепой финал.

Иоганн ванн Роттенхерц не умел унывать. Каждый раз, получая удар от жизни, он вставал и бил в ответ. Страдать, переживать, ныть о прошедшей несправедливости. Для человека, которого с детства мешали с грязью, это не было способом жить. Проблемы он предпочитал решать, а не переживать.

Карл Луи де Люмино лишил мэтра охоты на чудовищ почти всего. На магические зелья, декокты, колдовские принадлежности и постоянные разъезды ушли почти все накопления алмарца. Удар когтей погрузил его в вечную тьму, недолеченная нога ныла вместе со свежей раной на месте лица. В обычных обстоятельствах он применил бы зелье-регенератор, способное решить такую проблему за сутки. Но денег не было.

Удары судьбы сыпались один за другим. Сразу после бегства вампира, семейство де Люмино изгнало "шарлатана" из своего дома. Охотнику и его верному помощнику пришлось поселиться в скромной таверне на перепутье дорог.

Через три дня хальст, меняя повязки на лице напарника, рассказал, что Миа, дочь лесника, самая несчастная жертва двенадцатилетнего чудовища, покончила с собой. Возможно, девушка просто не выдержала морального гнета издевательств. А может — ее убил страх. Вампир обещал вернуться за ней и сделать своей наложницей. Теперь ее тело на старой осине качал зимний ветер фиратонакреша, самоубийц запрещалось трогать пять дней.

Затем начали приходить новости из Люзона — столичного города области. Появились мрачные истории о маленьком чудовище, посещающем трущобы. Сначала монстр питался мусором и уличными животными. Что ни день, жители бедняцких районов находили в переулках обескровленных крыс и разорванных, полусъеденных собак. Затем начали пропадать люди — нищие, сироты, случайные прохожие. Некоторых находили полностью лишенных крови, других лишь частями. Даже священная братия города не могла поймать мелкого ублюдка.

"Конечно" — говорил Иоганн, — "Это колдовская тварь совсем необычный вампир, он впитал силу предка и получил становление кровавой луны. Он сумеет скрыться даже от охотника на нежить".

Последней каплей стала новость об уничтожении детского приюта в трущобах. Тела оттуда вывозили несколько дней. Место пришлось сжечь — его не могли отмыть от крови.

Получая удар судьбы, Иоганн поднимался и бил в ответ. Он никогда не сдавался. Тем же вечером Гиттемшпиц отправился в особняк де Люмино с письмом.

"Злодеями не рождаются. Зло в человеческой душе начинает преобладать, когда ему потворствуют. Воспитание, окружение, пренебрежение моральными нормами. Всю свою жизнь, ваш покорный слуга Иоганн ванн Роттенхерц боролся со злом. В себе и в окружающих. Очевидно, в традициях вашего благородного дома борьба со злом не значится. Не стоит отрицать или отказываться. Грехи отцов неизменно влияют на детей. Грехи дедов и матерей — сообразно. Сокрыв от меня истинное положение дел, вы — род де Люмино обрекли своего самого любимого отпрыска на вечные муки и существование в виде проклятой нежити. Отпираться будет глупо и бессмысленно. Ибо поверить в целое семейство умалишенных, тщательно не замечавших эпизоды с котятами и чтением запрещенной литературы, я не смогу. Равно не сможет Тайная Канцелярия и инквизиция Шваркараса. Не закроет глаза король. Род де Люмино слишком важен и значим. Я, ванн Роттенхерц, потратил слишком много времени, сил и средств, пытаясь исцелить пациента, истинную болезнь которого от меня скрывали. Теперь я требую возмещения, дабы закончить дело".

Через два дня в комнату Иоганна внесли три сундука, доверху наполненных золотыми орами (валютой Шваркараса). Днем ранее Гиттемшпиц без труда управился с группой хорошо вооруженных людей, демонстрировавших намерение сделать из слепого немного.

— И знаешь, в чем состоит наибольшая мерзость, мой друг? — поинтересовался Иоганн у хальста, уже получив возмещение за свои труды, — Они только что продемонстрировали нам, что все знали. Знали о его наклонностях, о привычках и стремлениях. Покрывали его. Защищали и пестовали. Теперь я понимаю, почему мой папаша когда-то выбрал именно этот род. К сожалению, в мире они далеко не единственные. И, Гиттемшпиц...

— Да? — хальст подозрительно прищурился.

— Я стал больше ценить твою интуицию. Мои глаза застили ложь и лесть. Ты оставался объективен. Если будет следующий раз, разрешаю оглушить меня, связать и заставить выслушать свое мнение хоть силой.

— Всенепременно! — важно кивнул напарник и запечатал Иоганну такую оплеуху, что у того чуть голову не оторвало. — Это задаток.

И все же, несмотря на средства и готовность действовать, в тот раз вампир ускользнул. Ванн Роттенхерц был вынужден потратить несколько драгоценных недель, восстанавливая зрение колдовством. На что ушла большая часть денег компенсации. Процесс был долгим и болезненным. Опытный колдун татуировки, длинной и невероятно острой иглой наносил рисунок новых глаз прямо поверх незаживших шрамов и вскоре новые глазные яблоки заменили кровавую мешанину в глазницах ванн Роттенхерца. Но боль от осознания, что он медлит и теряет цель, не шла ни в какое сравнение с болью телесной.

Он потерял ублюдочного вампира на улицах Люзона, средь гари костров, скрежета докторских колокольчиков и скрипа труповозок. В город пришла чума, пробираясь сквозь опустевшие улицы, заваленные трупами бедняков, не имевших средств найти лекарство от страшного недуга. Алмарец понял — тварь ускользнула, завершив свои дела в городе владыки, возвысившего его предка.

Романтическое послесловие.

Минуло время, года, десятилетия, из сильного мужчины совершающего ошибки Иоганн ванн Роттенхерц превратился в согбенного старца с сухими руками и мудрым взглядом, по-прежнему совершающего ошибки.

Алмарская опера всегда блистала великолепием — многосвечные люстры, блеск изысканного общества, шелест просвещенных голосов знати, потрясающие строгостью и совершенством наряды, ордена, веера, тяжелый занавес. Золото, атлас и голубая кровь.

Иоганн сидел в отдельной ложе, которую вручил ему граф-генерал столичного гарнизона за избавление от призрака умершей жены, не называвшей своего высокородного супруга никак иначе, чем "блядуном", один раз даже во время визита Императора. Сам граф-генерал тоже находился в опере — в партере, среди сливок общества.

Ванн Роттенхерцу уже много лет не требовалось собственное кресло в театре ли, опере, или таверне. С ним всегда было его инвалидное кресло, снабженное множеством средств охоты на монстров и верный Гиттемшпиц, ослепший на три глаза, державшийся за ручки средства передвижения охотника. Отказавшие ноги Иоганна скрывал клетчатый плед, а к постаревшим глазам он прикладывал театральный бинокль.

— Там, — жилистая рука указала напарнику на угловую ложу.

Мимо ложи хозяина театра графа ванн Вандрайка, мимо ложи Императора, где скучал эрцгерцог с любовницей, мимо множества других элитных балкончиков для особо благородных снобов, тешащих свой статус. Самое крайнее место, драпированное алым бархатом, темным шелком и белым ситцем. В окружении толпы друзей и пары любовниц там сидел Карл Луи де Люмино. Ныне — барон Теодор Карл ванн Лихт. Облаченный в кремовый мундир без знаков различия, он являл образец аристократизма и благородного великолепия. На пухлых губах играла надменная улыбка, глаза горели льдистым высокомерием, левая половина лица была закрыта маской из лакированной кожи — единственным черным пятном в белом многоцветии туалета барона. Когда он откидывал эффектным жестом свои золотистые, чуть завитые по моде, волосы, рукав мундира чуть задрался, стало видно стильное украшение — браслеты из невероятно дорогого холодного серебра, будто враставшие в руку. Ах! Какой эффект и признак благочестия!

Барон теперь выглядел слегка за тридцать, ровные зубы, приятная улыбка, гладкая кожа, отменное телосложение — восторг дам, зависть мужчин. Что? Вампиры застывают в возрасте обращения? Это моветон. Неужели для существа, способного обратиться летучей мышью или туманом, существует проблема изменить свое тело, заставив его похорошеть и немного вырасти. Нисколько не беда.

Барон был окружен толпой восторженных обожателей, прихлебателей и поклонниц, ловивших каждое его насмешливое слово о знатных посетителях оперы. К его досаде, в зале не было ни одного священника — аристократия и клир в Алмарской Империи враждовали, иначе он поглумился бы всласть. Однако, только это позволило вампиру сделать такую блестящую карьеру в Империи. Он занимал важный пост при дворе, имел чин в нескольких министерствах, заведовал рядом колониальных предприятий, обретал немалый вес. Ранее, на протяжении долгой жизни ванн Роттенхерца, он еще несколько раз успел встретиться с ошибкой рода де Люмино. И его собственной. Вампир всегда ускользал. Порой, даже почти побеждал. Не в этот раз. Иоганн собирался закончить это дело. Он собирался закрыть долг и уничтожить злодея, которого породил. Их ждал достойный оперной постановки финал. Но это уже другая история.

Чуринов Владимир Андреевич. Август-сентябрь 2012.