Андрей молча сидел, и наблюдал за юными барышнями, старательно теребящими нитки из лоскутов ткани. Изредка они отрывали взгляд от своего занятия и бросали на него любопытные взоры. Он был единственным из приглашенных в гражданском платье, хотя, несомненно, для данной ситуации больше подходил черный мундир полковника ополчения. Тогда бы юные девы провожали будущего героя, оставившего гражданские труды ради защиты отечества. Так, наверное, и предполагалось, к тому же мундир у него был. Либхер постарался.

Иосиф Либхер, а сейчас уже Иосиф Самуилович неплохо устроился в столице после первого визита к наместнику престола. Сшитый по моде князя Львова сюртук Александру Николаевичу понравился, а после понравился и двору. Особенно тем, кто по должности не мог блеснуть на светских приемах военным мундиром или шитым золотом мундиром высокого гражданского чина. Чтобы быть ближе к новым клиентам он оставил свое дело в Калуге на попечение братьев, а сам снял небольшое помещение во дворе особняка на Невском проспекте, почти напротив Зимнего дворца. Здесь и принимал своих клиентов, а ко многим приходил сам. Особенно к таким важным как канцлер Нессельроде. Новая мода дошла даже до таких верхов. Ее уже подхватили многочисленные петербургские портные, и пытались развивать по своему разумению. Андрей часто встречал на улицах вариации на тему своего костюма и на многие не мог смотреть без улыбки. Пиджак будущего в исполнении петербургских кутюрье выглядел как помесь фрака и крестьянского зипуна. И вот здесь Иосиф Либхер осознал, что титулованный клиент и законодатель новой моды князь Львов ему нужен как воздух. Мало шить популярную модную одежду, мода должна развиваться, а развивал ее один человек — князь Андрей Львов.

Так что Иосиф Самуилович был связан с князем не только благодарностью за представление наследнику престола, а теперь уже императору, но и деловыми отношениями. Потому что только у Иосифа Либхера можно было заказать сюртук, который недавно сшил себе князь Львов. Кроме того, теперь многие стриглись как князь Львов, носили такие же галстуки и многое другое. В качестве благодарности Андрей получал практически бесплатное и скорое исполнение своих заказов, а также новости о жизни петербургского общества, причем самых разных классов. А знал портной много. Особенно удивил Андрея их недавний разговор, состоявшийся при получении им полковничьего мундира.

Иосиф Самуилович долго смотрел, как князь примеряет перед зеркалом ладно сшитый мундир, который самому князю казался нелепым, и решившись, спросил.

— Ваше сиятельство отправляется на войну?

— На войну, господин Либхер.

Портной вздохнул.

— Очень жаль Ваше сиятельство. Боюсь, эта война не сулит победы.

Андрей заинтересовался.

— Вы сомневаетесь в победе русского оружия?

— Не сомневался, если бы все решало оружие. Но здесь все решают деньги. Вы и не представляете, сколько люди с деньгами заплатили за победу наших врагов в этой войне. Там — он махнул в сторону Финского залива, показывая, что разговор идет о загранице.

Андрей был озадачен. Либхер что-то знал, или может, знала еврейская община, но сейчас выпытывать из него сведения он не стал, вопрос требовал предварительного осмысления. Поэтому он просто напомнил Иосифу.

— И все-таки я еду не просто воевать, а попытаться победить в войне, поэтому если есть что-то очень важное для победы, мне надо это знать. В том числе, если это касается денег. Я надеюсь, вы найдете способ мне сообщить.

Либхер посмотрел на него задумчиво и покачал головой.

— Непременно, Ваше сиятельство.

Молодая фрейлина, которая была представлена как Екатерина Чижова, бросила на него любопытный похотливый взгляд, и Андрей оторвался от воспоминаний. Однако, нагловато для двора, особенно для двора Марии Александровны. Взгляд ему что-то напомнил из далекой, уже почти забытой прошлой жизни. Такими взглядами его часто одаривала вторая жена, Елена в начале их бурного романа. Сразу стало как-то нехорошо на душе и дискомфортно. Он, конечно, предполагал, что все это представление ко двору устроено не случайно. Императрица и фрейлины хотят принять участие в устройстве его личной жизни. Здесь это обычное дело, а сам факт такого участия открывал большие перспективы для выгодной женитьбы, поскольку ставил на женихе своеобразный знак качества. Но неужели этих соплюшек пригласили на смотрины, чтобы они могли лицезреть здесь своего будущего мужа. Только этого не хватало. Он еще раз бросил взгляд на невинные лица юных фрейлин и на короткий миг ощутил себя развратником-педофилом. Нет, все это выглядело несерьезно. Фрейлины слишком молоды, а их лица в локонах и завитушках навевали воспоминания из какого-то детского фильма. Буратино, например. Хотя, та, что Чижова, похоже, не так уж невинна, к тому же вторые браки здесь очень часто заключаются между мужем в возрасте и молоденькой женой. Ох, не хорошо все это.

Подошли фрейлины Анна Тютчева и Александра Долгорукова, с которыми он уже был знаком, сели за стол и завели соответствующий обстановке разговор.

— Вы отбываете в действующую армию князь? Это так возвышенно, когда лучшие люди в трудный для отчества час отставляют гражданское поприще и идут на войну — начала беседу Анна Федоровна.

— Это наш долг перед Россией и государем. Любой поступил бы также.

— Скромность вас украшает князь, однако, все-таки не все сейчас в Крыму и на Кавказе.

— Поэтому я несказанно рад возможности послужить отчеству.

В таком духе беседа продолжалась еще некоторое время, но постепенно обмен высокопарными славословиями закончился, а вслед за этим закончились и светские посиделки. Уходящие на войну убедились, что высочайший двор трудится для фронта, для победы, и удалились из комнаты.

Андрей вышел в парк слегка озадаченный приемом и беседой. За всем этим скрывалось нечто ему непонятное, на что он за последними делами не обратил внимания. Только сейчас он озадачился вопросом — а что вообще думают в обществе и при дворе об интимной жизни князя Львова? Петербург не такой уж и большой город и при нужде о человеке здесь можно все выяснить в короткие сроки. Внешне его жизнь выглядела вроде бы благопристойно. Любящий муж, скорбящий по умершей жене, но так он думал до этого приема. Сейчас же появились сомнения. А что если придворные дамы узнали о его близком общении с крепостными девками? То, что для калужского помещика было делом вполне обычным, для высшего света могло выглядеть по-другому. Узнать же о таком не сложно. Та же Анна Тютчева могла написать письмо своей родне в Москву, а там и до Калуги не далеко. Он чертыхнулся. Только этого не хватало.

За такими размышлениями его и застала Анна Федоровна. Андрей издали увидел, как к нему по аллее приближается невысокая фигурка в пышном платье. Лицо у фрейлины серьезное и можно даже сказать хмурое. Здесь считали, что не красивое лицо, но Андрей так не думал. Возможно, оно не соответствовало канонам красоты светского Петербурга, но лицо было милое, одухотворенное, и на нем без труда читались ум и прямой характер его обладательницы. Этот характер, а также острый язык, многих раздражали, но только не князя Львова. Он то как раз был рад возможности поговорить с женским полом без иносказаний и недомолвок, почти как в двадцать первом веке.

А на счет красоты... По канонам времени, откуда от пришел, здесь мало кого можно было считать красивым. В том числе местных записных красавиц.

— Рада поздравить вас с назначением, Андрей Дмитриевич. Зная ваши таланты, уверена, что вы принесете пользу отечеству — она еще раз напомнила их разговор в комнате.

Андрей улыбнулся.

— Полноте, Анна Федоровна. Мы одни и больше нет нужды для высокопарных славословий. Я и так прекрасно знаю, что иду на войну.

Тютчева вскинула голову и ответила прямым взглядом. Вот опять он начинает разговор в вызывающем тоне и в конце они опять поругаются. Она уйдет сердитой на себя и на князя, а его это лишь позабавит. Необычный человек. Самый необычный из всех, кого она знала, и несмотря на колкости разговаривать с ним было очень интересно.

— Вы так не любите условностей, что я уже сейчас вижу, как вам будет скучно при дворе.

Андрей хмыкнул.

— Зачем же вы настояли на моем представлении?

Анна Федоровна на короткий миг смутилась.

— Не я. Государыня великодушно изволила принять участие в вашей судьбе. Полно скорбеть Андрей Дмитриевич, мы тоже печалимся о вашей покойной супруге, хотя ее и не знали, но нужно продолжать жить дальше.

Андрей про себя усмехнулся. Так я и поверил, что императрица затеет такое. Скромной и флегматичной Марии Александровне подобные вещи были чужды, в отличие от ее предприимчивых фрейлин.

— И кто же мне предназначен в будущие супруги? Эта востроглазая Чижова?

На этот раз Анна Тютчева вспылила. Глаза ее метнули молнии, и голос зазвенел искренним возмущением.

— Уж всяко она не хуже девок, с которыми вы живете в преступной связи.

Вот оно что. Значит, угадал, попал в точку. Действительно выясняли и все выяснили.

— В моей связи нет ничего преступного. А девки, можете мне поверить, в одежде Евы ничем не отличаются от титулованных дам — при этом он скользнул взглядом по ее фигуре, чего делать не следовало, потому что Анна Федоровна на короткий миг потеряла дар речи.

Некоторое время она сверлила его взглядом, гадая что бы такого сказать обидного, но видимо ничего подходящего не нашла и лишь печально вздохнула.

— Как грустна несправедливость судьбы, когда умные люди в некоторых важных делах бывают так глупы и недалеки. Вы и не понимаете, как вас компрометирует эта связь. Государь питает насчет вас большие надежды, но даже он не сможет вас защитить от пересуд в обществе, когда все прознают, что такое важное лицо, каким вы возможно станете, живет такой низкой жизнью. Вам нужно это изменить, хотя бы ради государя и государыни, которые искренне к вам благосклонны.

Андрей выматерился про себя. Только этого не хватало. Похоже ситуация была действительно щекотливой, если уж в дело вмешались такие люди. Он обернулся к Тютчевой и смотрел на нее без раздражения и насмешки.

— Благодарю вас Анна Федоровна за откровенность. Я действительно видел все по-другому, и был глуп. Спасибо что предупредили — он помолчал немного — мне нужно спешить. Государь ждет в Гатчине — потом губы снова расплылись в хитрой улыбке — и давайте договоримся, чтобы больше не было представлений разных Чижовых. С такими делами я сам разберусь, а если увижу, что мне опять кого-то прочат в жены, на всех светских приемах стану волочиться за вами. Представьте себе такое.

Она представила, и ее лицо стало вмиг пунцовым от смущения. Когда Андрей быстро уходил по алее, на его губах блуждала улыбка. Такой растерянной Тютчеву он не видел.

* * *

Весенний закат над Гатчиной окрасил темнеющее небо неровной малиновой полосой, словно кто-то мазнул по небосклону кистью. Было ветрено и свежо, листья деревьев в дворцовом парке мелко дрожали, а птицы заливались причудливым многоголосьем. Все говорило о том, что завтра предстоял погожий солнечный день, и это было замечательно. Хотя, согласно примете, начинать путешествие в дождь к удаче, Андрей предпочитал хорошую погоду. Камердинер проводил его в кабинет, где князь Львов еще некоторое время сидел за столом в ожидании императора и наблюдал в окно за разводом караула на плаце. Привычное, и вместе с тем волнительное зрелище для всякого военного.

Александр Николаевич не заставил себя долго ждать и вскоре они сидели в креслах за столом и обсуждали предстоящую миссию князя Львова в южную армию. Как обычно подали кофе и сигары. Император закурил, а Андрей сделал несколько глотков ароматного напитка и приступил к рассказу о прошедших приготовлениях. А рассказать было о чем. Остаток недели оказался чрезвычайно насыщенным.

Полковник Росляковский уложился в срок и лично привез образцы винтовок, а также некоторые детали пулемета. Андрей все с интересом осмотрел и остался доволен. Винтовки, изготовленные промышленным способом, были более массивны, добротны, но вместе с тем удобны и производили впечатление законченной вещи, чего нельзя было сказать о его образцах. Умельцам частных мастерских в Каретной части было далеко до мастеровых Сестрорецкого завода. Подарочный вариант изготовили выше всяких похвал, и сейчас он стоял в императорском кабинете у окна. Александр Николаевич уже несколько раз с интересом осматривал винтовку, пробовал работу механизмов, и с видимым сожалением снова ставил ее к окну. Императору не терпелось опробовать подарок в действии, что навевало князю Львову некоторые опасения насчет вопросов секретности. Хотя, может, обойдется? Лишь бы не на охоте в присутствии представителей дипломатического корпуса.

Самого Семена Васильевича Росляковского интересовало мнение своего титулованного компаньона-изобретателя о деталях пулемета. Изготовлено было немного. Короб, в котором двигался замок с замочным рычагом. Как это будет соотноситься с остальными деталями пулемета пока представить было сложно, но механизм походил на знакомый Андрею, и он одобрил. Семен Васильевич воодушевился.

— Что же, раз считаете, что детали верны, тогда продолжу. Право, Андрей Дмитриевич, мне и самому интересно. Бывает, ночью не сплю, гадаю, как все должно работать — он достал из папки письма — Это лично передадите начальству Тульского завода. Там мои знакомцы служат, так что вашим заказом займутся без промедления. В Ижевск образцы пойдут с курьером, письма я с ним отправил.

Некоторое время полковник Росляковский молчал, смотрел на князя Львова и теребил бородку, потом пожал Андрею руку.

— Желаю удачи и победы, Ваше сиятельство. Бейте супостата крепко и себя берегите — на этом они простились.

Андрей положил письма в походный сундучок, и добавил к тем, что дал военный министр Долгоруков. В тот же день он снова посетил ведомство графа Орлова. Здесь писем не было. Все, что нужно, полковник князь Львов услышал на словах. Здесь же ему представили старшего над выделенными для сопровождения сотрудниками третьего отделения. Дородный благообразный господин звался Тихоном Андреевичем Шептуновым. Был он в цилиндре и сюртуке, так что определить чин не представлялось возможным. Господин Шептунов снял цилиндр и совершенно по-штатски раскланялся.

— Премного рад знакомству Ваше Сиятельство.

Алексей Федорович Орлов при этом смотрел на Андрея хитрым взглядом, пряча улыбку в пышных усах. Момент общения титулованной особы с чином из третьего отделения вызывал у него интерес щепетильностью момента. Но князь Львов удивил его в очередной раз. Улыбнулся и склонил в приветствии голову.

— Тоже премного рад, Тихон Андреевич, простите, не знаю вашего чина.

— Коллежский асессор, Ваше сиятельство.

Андрей кивнул.

— Будут ли готовы люди к отъезду?

Господин Шептунов сразу стал серьезен.

— Непременно. Нужные люди уже отобраны. К отъезду все будет готово.

Эта короткая беседа озадачила Андрея, а особенно озадачила личность самого Тихона Шептунова. Интересный тип. По виду и повадкам типичный чинуша средней руки. Во время поездок по России, Андрей встречал таких предостаточно. Однако на благообразном улыбчивом лице изредка появлялся спокойный внимательный взгляд хладнокровного убийцы. Этот взгляд Тихон Андреевич старательно прятал, но Андрей заметил. Опасный человек, нужно будет присматривать за ним очень внимательно. Кто знает, какие поручения в третьем отделении он выполнял?