Еретик. Книга 2

— Ты не оскорбил меня, — ответил Ансель после долгого молчания. Гийом непонимающе воззрился на него, и в уголках губ учителя мелькнула дружественная улыбка. — Я ведь сказал: дело не в том, как ты меня назвал, а в том, что во время боя ты потерял над собой контроль.

Гийом непонимающе приподнял одну бровь.

— Ну я… упал, — растерянно пробормотал он.

Ансель вздохнул и снисходительно улыбнулся.

— Упал ты, потому что у тебя мало опыта, и ты плохо держишь равновесие. Пока что. А вот неконтролируемая ругань, которая последовала после — признак потери концентрации. Ты потратил лишние мгновения на то, чтобы выплеснуть свое раздражение, и сконцентрировался на эмоциях. Если б я был твоим настоящим противником, ты был бы уже мертв. — Ансель едва заметно поморщился, но быстро овладел собой и продолжил: — Эмоции бывают подспорьем в боях, где приходится полагаться на удачу и грубую силу. Они уместны, если подкреплены мощью и весом нападающего. Ты видел когда-нибудь, как захмелевшие посетители трактиров бездумно машут кулаками, задевая каждого, кто попадется им под руку? — Он посмотрел на ученика, и тот молча покачал головой. Ансель кивнул. — Что ж, тогда попытайся представить себе мужчину, выше меня примерно на полголовы и шире примерно вдвое. Представь, как, захмелев, он переворачивает стол, заходится почти звериным воплем и начинает бешено размахивать кулаками, сметая все на своем пути. Представил?

Гийом прерывисто вздохнул, глаза его сверкнули. Ансель понял, что воображение у него развито хорошо, и снова кивнул.

— Так вот, в таких боях — если это вообще можно так назвать — эмоции даже помогают. Но для этого надо обладать определенным телосложением и манерой движения. А это — совсем не твой случай.

Гийом опустил взгляд на свои руки. Длинные, изящные пальцы, тонкие кости и бледная кожа. Его руки неумолимо выдавали в нем знатную особу, которой не требовалось много и усердно работать. Возможно, это могло бы впечатлить какого-нибудь скульптора, но уж точно не противника в битве. Ансель был прав — физическая сила не была его преимуществом. Тяжело вздохнув, Гийом покорно кивнул, признавая очевидное.

— Ясно. Вы хотите сказать, что я слабый, и бои меня ждут только тренировочные для удовлетворения моей блажи…

Ансель предпочел проигнорировать, с каким отчаянием ученик это произнес.

— Прошу тебя, Гийом, не делай за меня выводы. Особенно, когда они настолько неверные. — Он одарил ученика теплой улыбкой, и в глазах юноши загорелась неподдельная надежда. Ансель вновь сосредоточился на уроке. — У тебя есть другие сильные стороны, и тебе стоит сосредоточиться на них. К примеру, у тебя достаточно хорошая реакция.

Вместо того чтобы бросаться голословными комплиментами, Ансель потянулся к убранному за пояс оружию. Гийом тут же заметил это, среагировал и дотянулся до утерянного меча, после чего замер в боевой стойке. Ансель в это время успел лишь достать меч.

— Хорошая реакция, — повторил он, одобрительно улыбнувшись ученику.

Гийом в ответ тоже расплылся в широкой улыбке. Испорченное настроение сразу улучшилось.

— Скорость. Легкость движений.

Ансель сделал несколько выпадов мечом не в полную силу, позволяя графу их отразить. Лицо Гийома сделалось напряженным и сосредоточенным. Казалось, он вот-вот раздует щеки от чрезмерного старания. И все же результат стоил того: задача была выполнена.

— Ловкость, которую ты сможешь развить, если постараешься. — Сделав сложное движение клинком, Ансель все же выбил оружие из рук ученика и показательно приставил меч к его плечу, чтобы показать, где оказалось бы ранение, будь это настоящее сражение. Гийом недовольно сощурился, но на этот раз промолчал.

— Порою перечисленные качества гораздо больше помогают в бою, нежели крупное телосложение и физическая сила, — наставническим тоном возвестил Ансель. — Что до твоего своеобразного… остроумия, — он прищурился, — прибереги его для тех случаев, когда у твоих противников будет не слишком много оружия. А лучше — никакого. Иначе ты рискуешь сполна ответить за свои слова.

— Я всегда готов отвечать за свои слова! — вскинулся юноша.

Ансель недоверчиво приподнял бровь.

— Кровью? Жизнью?

— Если нужно, — Гийом приподнял голову, с вызовом взглянув на своего учителя. — А иначе это трусость!

— Или благоразумие.

— К чертям благоразумие, если оно делает тебя трусом!

Ансель вздохнул, отступая на шаг и вновь убирая оружие. Он понял, что для этого разговора еще не пришло время.

— Что ж, этот вопрос мы еще обсудим. Весьма вероятно, что не раз. — Он окинул Гийома с мечом в руке, удерживаемым неправильно, но очень картинно. — И не два, — закончил Ансель, утвердившись в своей мысли.

Собрав немногочисленное снаряжение, они направились в сторону особняка, покидая небольшой участок, который выбрали для тренировок.

— Умираю с голоду. — Гийом с воодушевлением бросил взгляд на окна на нижнем этаже здания, где располагалась кухня.

Ансель безразлично пожал плечами.

— Кстати, — юноша с любопытством взглянул на него, — уже некоторое время хотел спросить. Отчего ты... вы не едите мясо и птиц? Отказываетесь от блюд, когда их подают к столу, набирая себе чего-то другого. После охоты пару недель назад, когда устроили пир для гостей, вы и вовсе ушли, не захотев присутствовать. Я замечал! Почему? Дичь такая вкусная! У нас дома отличные повара. И, — он попытался рассуждать, слегка подражая учителю, — мясо быстро восстанавливает силы и...

Ансель кивнул, давая понять, что понял вопрос, и остановился в задумчивости.

— Боюсь, в двух словах я этого не объясню. Но готов рассказать подробнее, если ты, конечно, захочешь слушать. Настаивать не буду.

— Я же спросил! — с жаром отозвался Гийом. — Конечно, я готов слушать!

— Ты, вроде, умирал с голоду.

— Потерплю.

Ансель снова кивнул, погрузившись в свои мысли. Он не рассчитывал так скоро начинать этот разговор и теперь боялся, что недостаточно подготовился. Он не мог с точностью определить, как Гийом отреагирует на его рассуждения. А если реакция будет слишком воинственной и резкой, из Кантелё придется спешно бежать. Граф был любознателен, схватывал все на лету, но многие его действия были непредсказуемыми, что затрудняло любое объяснение.

И все же Ансель решил рискнуть. Преисполнившись серьезности, он спросил:

— Как ты считаешь, что происходит с душой человека после смерти?

Ансель ожидал, что рожденный и воспитанный в католической семье мальчик начнет уверенно воспроизводить то, что слышал на мессах, однако ответ Гийома его удивил.

— Считается, что она попадает в рай или ад навсегда. Или сначала в чистилище. Но лично я думаю, что после Суда Господь вновь отправляет душу человека на землю, чтобы дать ей возможность искупить грехи. Потому что где же еще можно искупать грехи, если не там же, где их совершил? Так что я думаю, души перерождаются в новые тела. Может, не сразу, но…

Гийом осекся, видя ошеломленный взгляд Анселя. Поняв, что сильно впечатлил учителя, юноша расплылся в самодовольной улыбке.

— Понятно. — Ансель моргнул, пытаясь сообразить, как реагировать на такой неожиданный поворот событий. — А почему ты так думаешь?

— Элиза, моя подруга, рассказывала про перерождения. Я верю в Бога, верю в то, что говорят священники, но то, что рассказывала Элиза, мне понравилось, и я… совместил. — Гийом небрежно развел руками, не переставая улыбаться. Он очень гордился своей необычной теорией. То, что она звучала вызывающе, лишь прибавляло ей ценности в его глазах. Однако графу не с кем было ею поделиться. Элиза, когда он предложил совместить ее взгляды с его вероисповеданием, не проявила интереса к этой идее, а ее сестра Рени вовсе не стала с ним это обсуждать. Других собеседников у Гийома толком не было — никто не интересовал его настолько, чтобы делиться подобными мыслями. До Анселя.

— Вот, значит, как, — все еще с удивлением проговорил учитель. — А твоя подруга, она… христианка?

Гийом напрягся. Он уже знал, что таких, как Элиза могут преследовать, что рассказы о ее взглядах могут навредить ей и даже навлечь на нее гнев инквизиции. Но почему-то он решил, что Анселю — можно сказать.

— Она язычница, — прошептал Гийом и тут же замахал руками. — Только не говорите никому, ладно? Она хорошая! Я не хочу, чтобы ее обижали за это.

— Я никому не скажу, можешь мне поверить, — спокойно отозвался Ансель. Затем нахмурился: его явно посетили неприятные мысли. — Скажи, ты… многим рассказывал о своих… гм… воззрениях?

— Нет. Только вам, Элизе и ее сестре, — качнул головой Гийом. — Сестра у нее тоже язычница, и я подумал, что…

— Вот больше никому и не говори, — с неожиданной резкостью велел Ансель, не дослушав.

Гийом немного растерялся.

— Почему?

Ансель помрачнел.

— Ты знаешь, что такое ересь, Гийом?

— Ну, я…

— Ересь — это предательство истинной веры. Отступничество. То, что считается очень серьезным преступлением. И то, что ты мне сейчас рассказал, большинство воспримет именно так.

Юноша призадумался.

— Может быть, — неуверенно произнес он. — Но ведь…

— Это очень опасно.

— Это же просто мысль!

«Ты и вправду не понимаешь?» — внутренне поразился Ансель, вглядываясь в лицо ученика, который смотрел на него в ответ и недоуменно хмурился.

— Ты знаешь, что может случиться, если кто-нибудь, сочтя тебя еретиком, доложит о твоей мысли инквизиции?

— Они меня сожгут? — Граф презрительно приподнял одну бровь. — Пусть сначала поймают. И вообще, это же глупо! Я ведь христианин. Я не... не спорю ни с чем! — Он прикрыл глаза, сжав в руке висящий на шее серебряный нательный крест, инкрустированный сверкающими синими камнями. Матушка лично заказывала крест у ювелира, когда крестили сына, и подбирала камни под цвет его глаз. Гийом носил его, не снимая. — Я лишь думаю, что вечно жить в раю было бы скучно, а ад... куда честнее потом отправить человека снова на землю, чтобы дать ему исправиться, осчастливить его или наказать. Разве нет? Если Бог любит всех людей, наверное, он так и делает. Я просто так подумал. Вот и все. Я же не язычник, не отступник, я…

Казалось, Ансель вот-вот не выдержит этой пламенной речи — лицо его исказилось гримасой неприкрытой муки, и Гийому стало невыносимо на это смотреть. Он примирительно поднял руки, энергично покачал головой и прервал свою тираду.

— Ладно, ладно, Боже, да не скажу я никому! Клянусь.

«Не надо», — отозвался про себя Ансель, но вслух этого не произнес. Он продолжал смотреть на юношу убийственно-серьезным взглядом, почти не мигая. Наконец, уверившись в том, что на Гийома снизошла крупица благоразумия, Ансель вздохнул и сказал:

— Хорошо.

Некоторое время они молча смотрели друг на друга. Затем Гийом вдруг заговорщицки прищурился.

— Постойте, — протянул он, — вы сказали, что большинство сочтет мои взгляды ересью. Большинство, но не вы? Почему?

Ансель вздохнул, собираясь с мыслями.

«Даст Бог, однажды я научу тебя говорить о своих мыслях людям. Покажу, как. И кому. Но не сразу».

— Потому что, возвращаясь к твоему изначальному вопросу, — он вернул ученику заговорщическую улыбку, — я тоже верю в перерождения. И меня тоже могут счесть еретиком.

— Вот как! — почти восторженно воскликнул Гийом, искренне радуясь, что учитель разделяет его взгляды. Он вдруг почувствовал, что теперь их связывает нечто большее, чем просто тренировки. Общая тайна. Общая опасность быть названными словом «еретик», обращающая их одних, стоящих плечом к плечу, против всего мира. Это была почти что дружба — по крайней мере, Гийом верил, что это нечто, почти настолько же крепкое.

— Да, — тихо сказал Ансель. — И об этом я бы попросил тебя...

— ... никому не рассказывать.

— Быстро схватываешь.

Ансель кивком указал в сторону разбитого за особняком сада, приглашая ученика пройти туда. Разговор, который он собирался продолжить, видя желание молодого графа, требовал полного отсутствия свидетелей — иначе это было слишком опасно.

— Раз уж мысль о том, что человеческие души возвращаются на землю вновь, не вызывает у тебя ни отторжения, ни удивления, — Ансель махнул рукой, привлекая внимание ученика, прислонившегося спиной к дереву, — то ответ на твой вопрос будет прост: я не ем мясо и птиц, потому что в убитом животном может оказаться человеческая душа.

Гийом всеми силами постарался не рассмеяться, представляя, какими животными могли бы родиться его знакомые и какие курьезы это могло бы вызвать. Мысль о том, что Ансель всерьез опасается съесть человека, запертого в теле утки или курицы, казалась и того нелепее, но Гийом понимал, что смех оскорбит Анселя гораздо сильнее, чем недавно брошенное ругательство.

— Да? — переспросил он, подавляя веселье. — А я думал, человек может вернуться назад только человеком.

— Не только, — покачал головой Ансель. — Понимаешь, чтобы душа вновь воплотилась на земле, она должна родиться. То есть, стать последствием… гм… — он замялся, — плодом того, что делают живые существа, чтобы родить ребенка. Этого не делают только рыбы и растения, потому что у них нет пола.

Теперь Гийом не удержался и рассмеялся в голос.

— Мне нравится такой подход! — коварно улыбаясь, проговорил он. — Выходит, где, когда и кем бы ты ни родился, предаваться порокам все равно можно. И даже неизбежно. Отличная новость, как по мне!

Ансель его веселья не разделил, а лишь устало вздохнул. Тем временем Гийом воодушевленно продолжал рассуждать:

— Никаких вечных мук в аду, а вместо этого просто новый, — он задумался, подбирая нужное слово, — этап здесь, на земле. Нет, воистину! Если выбирать между вечными муками, положенными за грехи, и тем, чтобы пожить животным — пусть даже каким-нибудь бараном или индюком — я бы выбрал второе. Тем более, если одно из условий...

— Это не так хорошо, как может показаться.

— Бросьте, Ансель! Вы же не монах, в конце концов! — юноша развел руками. Ансель неуютно передернул плечами и поморщился. Гийом уставился на него с подозрительным прищуром. — Каждый раз, когда я начинаю этот разговор, на вас уже миг спустя лица нет! Готов поклясться, вам было бы легче смотреть на проявление жестокости, чем четверть часа слушать о занятии любовью, влечении и разных забавах, которые я…