И опять Пожарский 4

Сейчас он снова управляющий монетного двора. Пьер ещё полгода назад послал письмо родным, чтобы те продавали всё движимое и недвижимое имущество и ехали в Париж, а там уже с помощью банка "Взаимопомощь" их переправят в Россию. Быстрее бы. В Вершилово он чеканил монеты и читал книги по математике. Всё, как и дома. Только монеты были другие. И книги были другие. И люди были другие.

Свою рукопись книги "Traités de l"artillérie" он показал Петру Пожарскому. Книга естественна была на латыни. Князь поморщился и попросил по-немецки коротко рассказать ему суть. Потом покачал головой и сказал, что отдаст её переводить на русский, а там посмотрим. И книгу напечатали на этой бесподобной белоснежной бумаге. Правда, кое-что в ней исправил Симон Стивен, он и перевёл книгу на русский, а кое-что сам князь. Затем книгу снова перевели на латынь и дополнили схемами, которые тоже князь начертил. Напечатали. Вернье прочитал якобы свою книгу и понял, что он был простым любителем. Эти двое сделали настоящее чудо. Теперь это был настоящий учебник, а не умствования самоучки.

Сегодня, впервые после возвращения из плавания, монетный двор посетил князь Пожарский. Пьер видел его на оглушительной лекции по математике, видел на открытии новой шоколадной фабрики и даже сидел в одном вагончике в первом рейсе по железной дороге, но пообщаться всё не удавалось. Князь был занят. И сейчас он пришёл не поговорить о погоде. Пётр Дмитриевич принёс эскизы новых монет.

Первыми были листки с серебряными монетами. На монете в пятьдесят копеек был изображён патриарх Филарет.

— Пристало ли служителю церкви свой лик изображать на деньгах? — усомнился в правильности решения Пожарского Вернье.

— Наши монеты будут гулять по всей Европе, да и по Азии тоже, вот пусть и знают, кто руководит русской православной церковью, — пояснил свою идею Пётр.

Монета была чуть больше половины веса рубля. Зачем? Ведь это лишняя трата серебра.

— Нужно чтобы русские деньги пользовались популярностью, тогда их номинал при обмене вырастет, и может, этот полтинник будут менять на талер, — развеял его сомнения Пожарский.

Да, ситуация возможная, ведь говорят, что монету в сто рублей уже и не купишь за двести талеров. Следующая монета весила шесть граммов и была достоинством в двадцать копеек. На ней был изображён святой Георгий, поражающий змея копьём. Последней серебряной монетой был гривенник или десять копеек. Монета весила три грамма, и на реверсе был медведь, вставший на задние лапы, такой, как на въезде в Вершилово.

А вот дальше были листки с совершенно непонятными монетами. Начать хотя бы с того, что материалом для изготовления новинок должна стать бронза. Пьер знал, что многие правители пытались выпускать медные деньги, это всегда заканчивалось плохо. Сначала обесценивание, а потом и бунт населения. Второе, вообще не вписывалось ни в какие догмы по изготовлению денег. Монеты были достоинством от одной копейки до девяти. Без всяких пропусков. Более того была монета и в двенадцать копеек и тоже из бронзы. Зачем нужна монета в девять копеек, ведь можно эту сумму набрать, скажем, пятаком, тремя копейками и копейкой. Это и сказал князю Пётр Иванович.

— Из-за чего были бунты и обесценивание монеты? — спросил его Пожарский.

— Думаю, что никто не хотел менять серебро на медь, продавцы товара опасались связывать с неблагородным металлом, — пожал плечами Пьер.

— Точно. Всё дело в уважении к монете. Ведь в нашей золотой монете в сто рублей далеко не триста граммов золота. Пусть ещё камешки в глаза императора. Всё равно себестоимость намного ниже ста рублей, а её покупают за двести талеров. Потому, что есть спрос, и все верят, что на эту монету дадут товара на сто рублей, — Пётр отделил рисунки с однокопеечной, трёхкопеечной монетами и пятаком, и протянул их Вернье.

— Вот эти монеты мы будем печатать массово. А остальные очень небольшим тиражом.

Пьер посмотрел внимательно на предлагаемые князем эскизы, все монеты кроме двенадцати копеек на реверсе были с животными. На копейке был изображён конь, на двушке корова, на алтыне верблюд. Четырёхкопеечную монету украшал павлин с распущенным хвостом. На пятачке был зубр. С шести копеек на Вернье смотрела гривастая львиная голова. Семь копеек почтил своим присутствием филин. Восемь копеек оскалились собачьей мордой. Последним животным на девятикопеечной монете был слон. А вот реверс двенадцати копеек поверг Вернье в очередной ступор. Там была изображена фига. Не фрукт, а комбинация из трёх пальцев.

— У русских есть выражение "фиг вам". Вот мне и захотелось, чтобы этот "фиг вам" был весомым, — рассмеялся Пётр Дмитриевич.

Монета и правда была не маленькая, а значит и не лёгкая.

— Но ведь соотношение цены серебра и бронзы другое, чем вес этих монет к весу того же серебра? — продолжал сомневаться Вернье.

Хотя по виду монет уже понимал, те монеты, которые выпустят маленьким тиражом, разойдутся за большие деньги по коллекциям. За очень большие деньги, та же "фига" будет стоить гораздо дороже рубля. Как это удаётся этому мальчишке? Он из чего угодно делает огромную прибыль. Вернье больше десяти лет руководил монетным двором в Бургундии и ничего подобного ему и в голову не пришло. А ведь он таким способом мог заработать для своей страны целую кучу денег. Но нет! А вот князь додумался. Додумался до банка, до этих монет. Из денег делает деньги, уму непостижимо.

— Вес здесь совершенно ни при чём. Главное это вера людей в эти монеты. Китайцы одно время вообще выпускали деньги из бумаги и ничего.

— Из бумаги? — Пьер не верил в услышанное.

— И мы начнём. Ну, может, не завтра. Сейчас главное напечатать разменную монету, а то скоро рубли резать на кусочки начнут.

Событие двадцать второе

Княгиня Мария Владимировна Пожарская стояла у большого до самого пола окна и смотрела на заметаемую снегом площадь. За её спиной тихо почти про себя читал молитву отец Матвей. А слышно было, будто в полный голос. Такая стояла тишина. Перед дворцом на площади стояли люди. Много. Даже не так. Вся площадь была запружена народам, да, наверное, ещё и в подходящих к площади улицах стояли. Второй день. И второй день шёл снег. Время от времени кто-нибудь осенял себя крестным знаменьем, и тогда вся толпа как один повторяла это движение.

Началось всё тоже со снега. Вечером семнадцатого октября ударил сильный мороз, небо было ясное, и к утру Волга встала. И словно в насмешку над людьми тут же всё небо заволокло тучами, и пошёл мелкий снежок. Петруша выглянул в окно, и, не допив свой кофе, наскоро одевшись, помчался на пристань. Он всё надеялся, что вернутся суда с Каспийского моря. Пришёл он через два часа. Смурной. Позавтракал. Поносил на руках хнычущего Димочку, и хотел было идти в Академию Наук, но тут примчался гонец и, ворвавшись в кабинет к Петру, словно к себе домой, завопил на весь дворец:

— Наши в лёд вмёрзли, в пяти верстах не доходя до Нижнего!

— Поднимай полк, — тоже на весь дворец закричал в ответ муж и, что-то надев на себя, бросился на улицу.

Как себя корила сейчас княгиня Пожарская. Ведь могла бы остановить и упросить одеться потеплее. Но не остановила. Тоже обрадовалась долгожданному возвращению экспедиции, побежала отца оповестить. Владимир Тимофеевич Долгорукий тоже перебрался во дворец. Только в восточное крыло. Дворец-то огромный, всем места хватило. Петруша даже бывших басурманок переселил в него. Ну и правильно, куда им с малыми детьми и без мужей деваться. Все трое овдовели уже. Мария их жалела, но и осуждала, нечего было за стариков выходить. Ну, да что уж теперь. Да и кто их спрашивал.

Ей потом батюшка рассказал, что весь полк вершиловский на конях прискакал к месту, где корабли в лёд вмёрзли, и пытались люди лёд тот сломать и корабли на берег вытащить. Только сильно гружённые были лодьи. Пришлось разгружать сначала. Петруша вместе со всеми бегал по деревянным мосткам, да по колено в воде и мешки с солью на себе таскал. Корабли разгрузили и сообща на берег вытянули. Отправляли-то три новых корабля, а назад вернулось семь. Оказалось, что несколько раз на них разбойники нападали и пытались наши лодьи захватить и все три раза наоборот получилось. Да ещё один корабль был с родственниками Бицоева. Батюшка тогда радостный прибежал и сказал, что куда там казакам да басурманам с нашими вершиловцами тягаться. Больше сорока пленных Афанасий Борода с Бебезяком и Бицоевым привезли.

Петруша пришёл тогда под утро, довольный и уставший, улёгся рядом. А утром и не проснулся. Мария потрогала лоб ему, а он горит, как печка. Доктор ван Бодль старший прибежал, послушал дыхание у Пети и за травницами сразу послал.

— Простыл сильно Пётр Дмитриевич, жар у него.

И началось. И никто помочь не может. Травницы все прибежали, отвары ему пытаются в рот влить, доктора тоже помогают им и компрессы с уксусом прикладывают, а Петенька лежит без чувств и ни как не реагирует на всю эту суету. Третий день уже. На второй-то день вспотел сильно, аж постель мокрая стала, доктора обрадовались, сказали теперь на поправку пойдёт, но уже сутки прошли, а ничего не меняется.

Весть, что занемог сильно князь, распространилась мгновенно, сначала все во дворец бросились, но доктор всех выгнал и стрельцов велел в оцепление поставить. А народ уже всю площадь заполонил. Всем узнать хочется, не пошёл ли Пётр Дмитриевич на поправку. А хороших вестей нет. Люди в храмы, свечки ставить и молить Всевышнего о выздоровлении князюшки. А сегодня утром отец Матвей сам пришёл, и молиться у изголовья кровати стал, молится, а слёзы так и текут по щёкам и по бороде вниз стекают, на ковры капают.

Мария и сама сколько раз плакала, да молилась. Неужели Господь решил забрать Петрушу к себе. На кого же он нас всех оставит. Нет! Не должно такое случиться. Выздоровеет Петенька. Вон сколько народу за него молятся, переживают. От тысячи людей одновременно должна молитва до бога дойти. Должен он её услышать.

Княгиня отошла от окна села в кресло и сама не заметила, как задремала, сказались две бессонные ночи. А проснулась от воплей. Аж, сердце остановилось. Думала всё! Но не допустил Господь, наоборот, очнулся Петенька. Оттого и заголосили все.

— Слава тебе Господи, услышал нас сирых, — донёсся до Марии голос отца Матвея, и она сама погрузилась в темноту.

Событие двадцать третье

Фёдор Пожарский неожиданно для себя стал самым старшим в Вершилово. Нет, не по возрасту, конечно. И не по чину. Ему только вчера грамотку от Государя вручили, что он теперь не княжич, а маркиз, как Пётр раньше. В Вершилово князей целых три: Долгоруков, Пушкин и Шуйский. Главным Фёдор стал по должности. Назначил его главным сам Пётр, когда из забытья вынырнул ненадолго. Сказал: "Федя, ты теперь главный", и снова в беспамятство провалился.

Они потом с князем Владимиром Тимофеевичем Долгоруким отошли в его покои и обговорили это назначение.

— Не робей, Фёдор Дмитриевич, поможем.

— А вы? — стушевался Фёдор, — Вы — боярин.

— А я тебе, если что, подсоблю. Правильно Петруша решил, Вершилово твоего отца вотчина, а я здесь пришлый, Государем поставлен за обучением войска смотреть, да учиться, вот я этим и буду заниматься. Ещё раз говорю, не робей, да и сам Пётр Дмитриевич скоро поправится.

Чем должен "главный" в Вершилово заниматься Фёдор не представлял. Пётр-то всюду бегал и всем подсказывал, что и как надо делать, а он, Фёдор, что математикам будет подсказывать, как учебник новый писать. Он сам ещё только в третий класс вечерней школы ходит для взрослых. Всем строительством в Вершилово руководит Вацлав Крчмар, производством заведует Онисим Петрович Зотов, сельским хозяйством вполне успешно "рулит" (Петра словечко) Василий Петрович Полуяров, животноводством занимается Иван Охлобыстин с помощником Костей Фоминым. У учёных есть президент Академии Наук Михаэль Мёстлин, у художников свой президент Пётр Павлович Рубенс. Есть воевода Ян Михайлович Заброжский, да ещё вот тесть будущий князь Долгоруков ему помогает. Чем же он Фёдор должен заниматься?

Оказалось, есть чем. В первый же день оказалось. Из Англии прибыл обоз с переселенцами. Ну, вроде, Игнатий Коровин есть. Только староста Вершиловский глаза потупил:

— Ты, Фёдор Дмитриевич с англами сам разберись сначала, а я потом, как ты скажешь всё и исполню.

Пришлось Фёдору идти искать толмача. Не нашёл. Никто в Вершилово островной язык хорошо не знает, не было ещё переселенцев из этой страны. Хорошо хоть среди них оказался один француз — Джеймс Юм. Правда потом оказалось, что он из Скотландии, а просто живёт во Франции. Ну и ладно, главное, что и англитский и французский знает хорошо и латынь к тому же. А уж толмача знающего латынь и французский нашли быстро. С учёными, а их четверо было поступили просто, выделили им по терему новому, как раз только что достроили Жёлтую улицу, так её назвали из-за тротуаров из жёлтого кирпича и жёлто-рыжей черепицы на крышах. Специально, такую сделали. Теперь каждую новую улицу будут в разные цвета разукрашивать. А вот с актёрсами намучились. Их почти двадцать человек и ни одного семейного. Может у них есть желающие пожениться спросил Фёдор через двух толмачей и через минуту осознал, почему Коровин на него это дело спихнул. Вместе захотели жить почти все. Благо женщин среди них было почти столько же, сколько и мужчин. Хоть актёрами они и не были. А вот кем, не очень было Фёдору понятно. Только вот Аббигейл хотела жить в одном доме с Ричардом, а Ричард как раз не хотел жить с Аббигейл, а хотел жить с Латишой. Джордж же хотел поселиться с Томасом и Томас этот не возражал.

— Вы родственники? — спросил обрадованный хоть одной понятной ситуацией Фёдор.

Те засмущались, и Фёдор с ужасом понял, что не родственники они, а содомиты. Он переспросил через Юма и охринел просто. Нет, в библии он читал про такое, но вот увидеть живых настоящих содомитов.

В результате Фёдор приказал, разозлившись на старосту, выделить каждому англу по дому и найти каждому женщину, которая первое время будет заниматься хозяйством этих актёрсов. Как только Петру в голову пришло пригласить этих уродов в Вершилово.

Общаясь с этими актёрами, узнал Фёдор и их историю. Оказывается, они давали представление про своего короля Ричарда, и там должна была стрелять пушка, приветствуя появление короля. Пушка выстрелила, и начался пожар, люди почти не пострадали, а вот театр их сгорел дотла. Его потом восстановили, но успех не вернулся. Так, перебивались с хлеба на пиво, вот и приняли всей труппой предложение переехать в Пурецкую волость.

Следующий раз пришлось вмешиваться в жизнь Вершилово со всей серьёзностью. Был футбольный матч, "Рыси" играли против "Медведей" и проигрывали. В перерыве между "таймами" на трибуне начался скандал, который чуть не закончился смертоубийством. Рядом оказались итальянский гвардеец, что приехал с папским послом и испанский наёмник, живущий в Вершилово уже почти год. Болели они за одну команду "Рыси", а повздорили, предсказывая результат. Испанец был уверен, что немцы отыграются, а итальянец, который всего-то вторую игру видел, в этом ну очень сильно усомнился. Их, конечно, разняли и отвели в милицию. По закону обоим надо было резать уши, Итальянец Пьетро Герра оскорбил испанца, а испанец Анселио Диас Армандо пришёл на игру с кинжалом и чуть не пустил его в дело. Только вот итальянец был как бы в составе посольства, а оставить без уха одного Анселио было не справедливо, испанцы и так держались немного обособленно.