— Да хватит меня трясти! Я до письма не могу дотянуться! — не знаю, то ли мой крик подействовал, то ли победило благоразумие, но тряска прекратилась, и я аккуратно достал из внутреннего карман клочок бумаги, который утонул в руках слуги моего деда, а то, что это именно он я уже не сомневался.
— Всё верно, — громила начал читать текст, перед этим бросив меня на землю, словно мешок с картошкой, не капельки не заботясь о моей сохранности. — Тебя ждут.
— Если там будет такой же приём, как и здесь, то остаётся только надеяться, что уж в Портовых районах ещё осталось хоть немного уважения к гостям, — хмыкнул я, представляя себе это уважение, которым обделяют каждого неосторожного, зашедшего туда ночью. И если уж сломают пару рёбер, то можно сказать, что ты удачно провёл вечер. Не особо важно и то, что твой кошель куда-то пропал. Главное, что сердце бьётся и стилет в бок не вогнали от скуки.
— Не говори о том, чего не знаешь, — буркнул шедший впереди громила. Меня просто выворачивало от желания высказать всё, что я о нём думаю, но мне вновь пришлось сдержаться. Закончу все свои дела, вот тогда-то и выскажу этой ходячей груде мышц всё, что во мне накопилось с момента нашего знакомства.
Диалог прекратился, так и не начавшись. Всю оставшуюся дорогу я рассматривал сад, хоть и довольно маленький, но особенно ухоженный. Казалось, что пока ты смотришь на одно деревце, садовник подстригает листву у другого. Обогнув огромный куст, вырезанный в форме рыцаря, я вышел к дому, который был скромненьким по сравнению с теми, что мне удалось разглядеть пока я шёл сюда. Но если сравнит его с домами на моей родной улице, то получалось, что я попал прямиком в двухэтажный дворец с огромным балконом, которые удерживали две колонны, которые придавали дому особенный шарм. Некий налёт старины что ли.
Как только я пресёк стеклянную дверцу, то начал всё рассматривать, но ничего необычного заметить не удалось. Обычные деревянный двери, картины и вазы, стоящие на маленьких столиках.Детально ничего рассмотреть не удалось, потому что приходилось поспевать за широкими шагами слуги деда.
Немного плутания по старой усадьбе увенчались успехом, потому что мы остановились возле деревянной двери на втором этаже. Сам дом меня не впечатлил. Никто не скажет, что он бедно обставлен или не убран, но пока я прошёл по нескольким коридорам и поднялся по лестнице, появилось ощущение пустоты, которая появляется тогда, когда дом долго пустует. В нём не раздаются человеческие голоса, никто не шныряет из комнаты в комнату, а единственным спутником такого дома остаётся одна лишь пыль, которая медленно, но верно покрывает всё от маленьких столиков до обивки мебели.
Ничем иным кроме как кабинета дверь не могла скрывать, поэтому я безбоязненно открыл её, чтобы тут же споткнуться о край ковра. Хорошо хоть равновесие смог удержать и не упасть.
— Не очень ты торопился, бездарь, — встретил меня довольно скрипучий голос деда, казалось, что этот звук может по соперничать с треском льдин в Северном Море. Так я его себе и представлял: до ужаса монотонный скрип, который усиливается, доходит до своего пика и постепенно опадает.
— Хоть бы поздоровался, старый пень, или хотя бы предложил сесть, — примерно такого приёма я и ожидал, поэтому ответил в тон деду, прыгнув в кресло напротив стола. Его густые брови взлетели вверх и на меня посмотрели карие почти чёрные глаза, в которых любой может прочитать насколько наши отношения натянуты.
Большой любви между мной и дедом никогда не было, да и вряд ли когда-нибудь будет. Поэтому мне не хотелось затягивать наше с ним общение неправдивыми словами про то, что я рад видеть его в добром здравии и всё тому подобное. Лучше бы он дальше гнил в своем поместье возле Нигре. Если быть совсем честным, то мне неважно, где он будет, главное, что бы он был подальше от меня.
— Уважение тебе так никто и не привил, мальчишка, — пророкотал дед и откинулся на спинку кресла, в котором сидел. Сейчас он был похож больше на какого-нибудь наёмника, чем на благочестивого торговца, коим и являлся. Волосы, только-только тронутые первыми серебряными волосами, собраны в хвост, а морщинистое лицо немного искривлено в подобие ухмылки, которую «украшает» шрам от ожога на левой щеке.
— Уважение? — я прищурился и усмехнулся. Следующие слова, которые я сказал, были откровенной ложью. Этого человека я уважал, хоть иногда было трудно признаться в этом даже самому себе. Было за что. Маг Первого Внешнего Круга Огня. Сравнивая с отцом ничего особенного, но меня он в бараний рог скрутит и даже не почешется. Бывший крестьянин, который вырвался из такой дыры, что я не упомню её названия. Край света, где нога торговца бывает раз в пять лет. Но причины для уважения были помимо этих. И их как не погляди было больше, чем причин относится ко мне с какой-нибудь добротой, но следующие слова вырвались помимо моей воли. — К тебе?
— К отцу твоего отца для начала! — Рыкнул дед. — К тому, кто поднял все связи, чтобы тебя не выперли из Академии, и ты её закончил, получив диплом, — выдавил он и ткнул на выпирающий у меня из куртки свиток. — Маг Третьего Внешнего Круга Сферы Воды.
— Я тебя об этом просил?! — не успев толком обдумать всё сказанное, я взорвался. — Я тебя хоть о чём-нибудь просил? Какое к тебе может быть уважение? Ты обо мне и вспомнил только потому, что тебе от меня что-то надо и помог мне, поэтому же. Не так ли? Не утруждайся. Не отвечай. Я знаю, что это так. В твоем манере поступать так, как тебе надо.
— Ты заблуждаешься, — не хмурясь, произнёс дед, но лицо неуловимо изменилось. Совсем капельку, которой мне хватило, чтобы понять, что я попал в точку.
— Да? Заблуждаюсь? — я чуть было не зарычал, но продолжил говорить довольно спокойно. — Вспомни, что ты подарил Гарету на совершеннолетие?
Из меня полилась какая-то детская обида. Я хоть и понимал, что это глупо, но остановиться не смог. Очень уж давно хотел высказать ему все, что о нем думаю.
— Коня, — немного заторможено, ответил дед. Видимо я слишком резко сменил тему, но я не хотел останавливаться и давать ему возможность всё обдумать.
— Нет, — я чуть было не решил встать с кресла и выйти, но удержался, — не просто коня. Реверский жеребец — прекрасный подарок для любого мальчишки. Да что там мальчишки!? Даже какой-нибудь благородный трижды подумает, чтобы отказаться от такого подарка!
Как только я увидел этого коня, чуть было дар речи не потерял. Вороной красавец. Реверская порода славилась своей скоростью и выносливостью, но самое главное, за что ценились верность хозяину. Безграничная верность. Такая лошадь никогда не оставит тебя на поле боя и не сбежит от шума взрывов заклинаний и останется с тобой до конца. Поэтому за представителей данной породы просили совсем уж баснословные цены. Из-за этого коня я ждал дня своего совершеннолетия с того памятного вечера. Надеялся, что дед не будет заморачиваться и тоже подарит мне коня, но его подарок был таким же, как и на все мои предыдущие дни рождения. Хотя это не удивительно. На что я надеялся? Думал, что он изменит себе хоть в день совершеннолетия? Возможно. Но это была просто глупая надежда, лелеемая мной и разбившаяся очень быстро, оставив после себя неприятный осадок, который сейчас выливался на голову деду.
— Теперь вспомни, что за подарок достался Гвен, — я чуть зубами не заскрежетал, настолько яркими были воспоминания. Это был последний момент, когда я связывал с дедом хоть какие-либо надежды. — Точно такая же лошадь и сто граммовый слиток оди. Тут всё понятно. Она всегда была твоей любимицей, поэтому не удивительно, что ты расщедрился.
Если коня я с горем пополам мог простить, то слиток оди заставил меня взвыть и идти просить у сестрице хоть немного металл на свои нужды. Всего десять каких-то грамм. При помощи них я бы уже давно закончил бы свое кольцо. Не просто закончил, но бы и поднял заклинание, находящиеся в драгоценности, на совершенно иной уровень. Но эта дрянь мало того, что не дала мне ни грамма, так и сам слиток был передарен какой-то её подруги. Глупая девица, что не ценит хорошие подарки. Вот тут меня окончательно оставили все тёплые чувства, испытываемые к сестрице. Первые две недели после этого хотелось её только придушить. И сейчас не отказался бы это сделать, но весь магический металл пропал, а мне осталось лишь вспоминать, как он красиво блестел на солнце на ее столе.
— Скорее всего, ты не понимаешь к чему я подвожу, но осталось чуть-чуть, — я глубоко выдохнул. Захотелось выпить вина. — Какой подарок ты сделал на моё совершеннолетие?
— Не помню, — дед совершенно не выглядел потерянным и расстроенным. Его эмоции были скрыты где-то глубоко в его черствой душе. Ту слабость, которую он себе позволил, теперь казалась какой-то далёкой. Сказанной давным-давно. — Это не важно. Я тебя не за этим позвал.